Текст книги "Через семь гробов 2 (СИ)"

Автор книги: Михаил Казьмин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 24 страниц)

Глава 19

Ни Бейкера, ни Стоун, ни Хаксли на втором завтраке в салоне не было, зато были Недвицки. Немного подумав, пока не принесли заказанное, Корнев решил считать это подтверждением своих умозаключений. По идее, Хаксли сейчас всячески пытается контролировать обратный переход «Звезды счастья» из параллельного мира, Бейкер и Стоун ему помогают, а вот заказчики проекта могут и позавтракать в салоне – от них в данный момент все равно ничего не зависит. Интересно, а как выглядит то, чем занят Хаксли? И как вообще это происходит?

Кстати, Недвицки имели вид, вполне довольный и ничуть не встревоженный. Как известно, в ситуации близкой к кризисной, мало кто может сохранять хладнокровие просто так, исключительно из-за свойств характера. Большая часть людей, спокойных в таких случаях, не испытывают тревоги либо в силу наличия у них необходимых в данной обстановке знаний и навыков, либо, наоборот, в силу полного неведения относительно предстоящих неприятностей. Так вот, в нынешнем облике мумифицированных финансистов Корнев прочитал как раз-таки информированность. То есть, как идут дела у Хаксли, они знают, и именно это знание позволяет им иметь довольный вид. Что ж, Роману это внушало некоторый оптимизм.

А что с остальными пассажирами? Дюбуа с отрешенным выражением лица демонстрировал полную покорность своей судьбе, какой бы тяжкой она ни оказалась. М-да, нервный какой, ненадолго ему хватило вчерашнего заряда оптимизма. Его молодая супруга, напротив, прямо-таки светилась умиротворенностью. Хм, должно быть, она сильно переживает, когда муж нервничает, и сейчас тихо наслаждается тем, что он сидит тихо и мирно. Да уж, недалекого ума дамочка, раз путает спокойствие и обреченность.

Вителли на этом фоне смотрелись куда лучше. Тезка, наклонившись к жене, что-то тихо ей рассказывал, а Моника смотрела на него сияющими влюбленными глазами. Ну да, этим, похоже, лишь бы вместе, а в нормальном мире или в параллельном – все равно.

В общем, смотреть тут было не на кого и не на что. И по-хорошему спокойные Недвицки, и по-плохому спокойные Дюбуа, и влюбленные Вителли сидели тихо, если говорили, то вполголоса, звуковым фоном шла тихая музыка в исполнении Джины Корби, короче, вся обстановка в салоне была тихой, мирной, и, по большому счету, совершенно не интересной.

Закончив с едой, Корневы еще постояли на открытой палубе, поболтав на нейтральные темы с итальянцами и французами, потом Дюбуа ушли, потом как-то сама собой затухла беседа с Вителли, и тезка со своей Моникой отправились к себе. Оставшись в обществе одного лишь молодого парня из экипажа, старательно делавшего вид, что его тут нет, Роман и Хайди заказали себе, в соответствии со своими привычками, чай и кофе. Хорошо… Попиваешь небольшими глотками ароматный крепкий чай, любуешься буйством зелени, простирающимся внизу, рядом любимая жена – ну что еще надо? Да, неопределенность, да, где-то на заднем плане сознания живет и страх, но прекрасный вид, вкусный чай и самая лучшая на свете женщина создают настроение тихого и мягкого блаженства. И мало-помалу все стало настолько хорошо, что обоим захотелось большего. Взявшись за руки и переплетая пальцы, Роман и Хайди, весело переглядываясь и многозначительно перемигиваясь, скорым шагом отправились в каюту.

Любви много не бывает, так что на обед Корневы слегка опоздали. Ну так, самую малость. Зато получилось даже удобно – едва войдя в салон и окинув его быстрым взглядом, Роман отметил присутствие Бейкера и Стоун. А вот Хаксли не было. Интересно, почему он решил отпустить подручных поесть – настолько все хорошо или, наоборот, все очень плохо? Впрочем, скорее, хорошо – Бейкер вон аж сияет, чтоб его…

Поначалу Корнев не столько вкушал всяческие сытные вкусности, сколько наблюдал за тем, как Бейкер и Стоун красовались и выделывались перед Недвицки. Что ж, значит, и правда, все у них идет как надо. Ишь как стараются, прямо как дрессированные зверушки, выпрашивающие лакомство. Тьфу, противно даже! Отравили своего же подельника и сидят, все такие довольные… Интересно, кстати, что ни Вителли, ни Дюбуа пока никак не реагировали на отсутствие Саммера. Да, за несколько лет постоянных рейсов на Фронтире Корнев успел привыкнуть к тому, что частная жизнь тут неприкосновенна. В том смысле, что никому до тебя нет никакого дела, пока ты и твои поступки не затрагивают других. В общем-то, тоже вполне допустимый подход, но для русского человека диковатый. Человек не появляется – и никто им не интересуется. Чтобы такое случилось на русском корабле, среди русских пассажиров, Роман себе и представить не мог.

– Милый, перестань смотреть на этих уродов. Мы же едим, – Хайди словно прочитала его мысли и подсказала верное решение. И то правда – шли бы они по общеизвестному и широко распространенному адресу!

Но не вышло. Стоило Корневу только-только сосредоточиться на еде, как в салоне нарисовался мистер Хаксли и сразу же привлек к себе внимание своим донельзя довольным видом. Что, все сложилось удачно? Или пока только складывается, но настолько хорошо, что господин профессор позволил себе отвлечься от дел и пообедать? Хотелось бы верить…

Перебросившись несколькими словами с Недвицки и Бейкером, Хаксли уселся отдельно. Тут же возле него нарисовалась стюардесса, принимая заказ, и уже через пару минут профессор с видимым удовольствием потягивал вино в ожидании собственно обеда. Вот только, оставшись один, да еще и сев так, чтобы подельники не видели его лица, Хаксли, хоть и оставался довольным, но все же о чем-то задумался. Не поймешь их, этих ученых, мать их не скажем куда!

Под неодобрительным взглядом супруги Роман все же снова перенес свое внимание от Хаксли и прочих к тарелке с густым супом-пюре. Даже при перемене блюд лишь окинул салон беглым взглядом, убедившись, что никаких изменений нет. Зато когда подали десерт, взгляд зацепился за нечто, в данной ситуации куда более интересное, чем выражения лиц все той же компании – в боковом проходе, незаметная для большинства пассажиров, но хорошо видная Корневу, стояла стюардесса Кэтти. Убедившись, что Роман ее видит, она едва заметно кивнула прелестной головкой и тут же сделала успокоительный жест ладошкой – торопиться не надо.

Ну не надо, так не надо. Специально затянув с десертом, чтобы дать другим пассажирам время покинуть салон, Корнев дождался пока Недвицки, Хаксли, Бейкер и Стоун направятся в коридор, ведущий к каютам, а Вителли и Дюбуа выйдут на открытую палубу. Туда же отправилась и Хайди, а Роман двинулся в сторону бокового прохода, где Кэтти, похоже, уже заждалась.

На мостике, куда привела его Кэтти, присутствовали те же, что и в прошлый раз – капитан Ферри, его помощник Джексон и штурман Бэнкс. И, как и в прошлый раз, все трое выглядели весьма озадаченными, едва ли даже не больше, чем двое суток назад. Двое суток? Надо же, а кажется, что гораздо больше…

– Мистер Корнев, – поздоровавшись за руку, капитан сразу перешел к делу. – С одной стороны, нас всех можно поздравить. Где бы ни находилась «Звезда счастья» последние двое с половиной суток, к настоящему моменту мы уже как минимум час пребываем в привычном мире. Связь со всеми навигационными маяками и наземными объектами восстановлена, предметы искусственного происхождения на местности наблюдаются как визуально, так и с помощью локаторов. Более того, благодаря мастерству мистера Бэнкса мы по счислению вышли с минимальной ошибкой по сравнению с данными маяков.

– С одной стороны? – переспросил Корнев.

– Да. А с другой… – капитан замялся, явно подбирая нужные слова. – С другой стороны, мой доклад руководству компании о… – он снова замялся, даже рукой повертел, помогая себе найти слова, которые считал правильными – …о недавних событиях вызвал откровенное и сильное недоумение сначала у диспетчеров, затем и у нас.

Джексон и Бэнкс синхронно отвернулись, подчеркнуто занявшись каждый своим делом. Хм, должно быть, там было что-то посильнее, как выразился капитан, недоумения, пусть даже откровенного и сильного.

– В общем, – тяжело вздохнув, продолжил капитан, – диспетчеры утверждают, что все это время они связь с нами не теряли.

Ферри сделал паузу, чтобы Корнев прочувствовал. Роман прочувствовал. Он честно пытался осознать сказанное капитаном – не получалось.

– Это как? – на более умный вопрос его не хватило.

– Вот так. Мы, оказывается, никуда не пропадали, наш маршрут отслеживался спутниками, связь поддерживали. Все было в штатном режиме.

Все. Приехали … Кажется, Корнев начинал понимать, каково это – быть сумасшедшим.

– Но… но это невозможно! – Роман не удержался от наиболее нейтрального в данных обстоятельствах комментария, все же добавив короткую фразу по-русски, до крайности эмоциональную и совершенно непечатную. Кажется, его все-таки поняли, хоть и на подсознательном уровне – уж больно зверски ухмыльнулся капитан, а штурман Бэнкс даже отвлекся от компьютера, явно пытаясь запомнить на слух корневскую тираду.

– Мы все тоже считали, что невозможно. Но сейчас уже не уверены в этом. Дело в том, что после очень, хм, эмоционального обмена мнениями мы решили переслать им запись с компьютера… Хорошо, что предварительно просмотрели файлы. Потому что записи разговоров с диспетчерами компании за последние двое суток в нашем бортовом компьютере есть.

Что на это сказать, Корнев даже не представлял. Однако на лице, надо полагать, было написано многое, потому что капитан попытался разъяснить:

– Мы сами не понимаем, откуда они взялись. Сегодня утром запускалась плановая проверка компьютера и этих файлов там не было, черт бы их побрал! Но самое главное, запись всех действий и операций по управлению кораблем за эти чертовы двое с половиной суток существует в двух видах – в том, который был на самом деле, и в том, где мы якобы переговаривались с диспетчерами.

Ага, разъяснил, называется. Только еще больше запутал. Впрочем, оснований не верить словам Ферри у Корнева не было никаких, так что пришлось кое-как, с силой и старанием, впихивать полученную информацию в мозг.

– В общем, дело уже дошло до руководства компании. Оно получило подписанный нами всеми, здесь присутствующими, протокол и требует разъяснений.

– Каких и от кого? – Корнев начал приходить в себя и задавать более-менее осмысленные вопросы.

– Таких, чтобы это чертово руководство хоть что-то поняло! – раздраженно ответил капитан, но тут же снова взял себя в руки. – В общем, ждем большую шишку, чуть ли не одного из директоров. Эти умники хотели еще с пассажирами побеседовать, но я с большим трудом отбился.

А капитан – молодец… Не хватало еще пассажирам этими загадками головы морочить. Особенно, если учесть, что половина этих пассажиров в этом замешана. И что рядом со всеми этих долбанными экспериментами уже два трупа.

– Впрочем, с одним пассажиром я им все-таки позволю поговорить, – усмехнулся Ферри.

– Я так понимаю, со мной? – в ответ Корнев тоже изобразил усмешку.

– Правильно понимаете, мистер Корнев. Раз уж вы подписали наш протокол, прошу вас взять на себя миссию от имени всех наших пассажиров успокоить этих… – он не стал уточнять, кого именно. Понятно, что представителей компании, но вот как капитан хотел их обозвать, для Корнева так и осталось загадкой.

– Нет вопроса, – согласился Роман. – Кстати, капитан, а когда вы собираетесь объявить радостную весть пассажирам?

– Вообще-то мне передали пожелание руководства компании не объявлять ничего до прибытия их человека…

– Но лучше все же объявить, причем именно до прибытия? – с пониманием спросил Корнев. Такой шаг хоть и подпортит отношения капитана с директорами «Корел скайшипс», зато начисто отсечет им возможность приставать с расспросами к пассажирам. По крайней мере, до конца круиза. И, кстати, по всем принятым что в России, что на Западе, правилам и обычаям капитан будет в своем праве. В конце концов на корабле главный именно он. Да и ему, Корневу, так будет, пожалуй что лучше. Точно, лучше. Потому что эти хреновы экспериментаторы будут чувствовать себя спокойнее, а он наконец-то придумал, что именно надо потребовать от капитана, обещавшего свою помощь в благом деле устроения пакостей супругам Недвицки.

– Именно так, – согласился капитан. – Я сделаю объявление, как только мне сообщат о вылете к нам флайера с представителем директората.

У Романа оставалось еще два вопроса к капитану. Один из них – про судьбу расследования смерти Саммера – он, понятное дело, при Джексоне и Бэнксе задавать не будет, а вот второй…

– Капитан Ферри, – Корневу действительно было интересно, – а ведь при обратном переходе в нормальный мир никакого толчка, как при…

Ферри кивнул, не давая Корневу подобрать слово – все, мол, понятно, может не стараться.

– Не было, – подтвердил он. – Но на самом деле это не так и важно. Я, может быть, и ошибаюсь, но… Извините, я сейчас.

Вытащив из кармана попискивающий коммуникатор, капитан поднес его к уху.

– Капитан слушает. Что?! Да. Да. Ждите меня там, я буду сейчас же. Мистер Корнев, – Ферри убрал коммуникатор, секунду помолчал, чтобы явным усилием воли убрать с лица ошарашенное выражение, и когда ему это удалось, продолжил: – Прошу вас, отправляйтесь к себе в каюту. Примите мои извинения, я свяжусь с вами позже.

Теперь справляться с непроизвольным построением на лице полнейшего недоумения пришлось Роману. Однако делать нечего – капитан тут главный, извольте выполнять, господин пассажир.

Покинув мостик, Корнев заглянул на открытую палубу. Хайди все еще болтала с Вителли и Дюбуа.

– Хайди, я в каюту, все подробности потом. Но вроде бы у нас дела идут, – куда именно, Роман уточнять не стал, потому что и сам этого не понимал. – Продолжай трепаться, чуть позже приходи тоже. Будут спрашивать обо мне – соври что-нибудь, самому некогда. Потом расскажешь.

Жена сообразила, что задавать сейчас мужу какие-то вопросы просто неуместно, обдала Романа взглядом, от которого тот аж поежился, но тут же чмокнула его в щеку.

– Все сделаю, любимый.

Ладно, что бы там ни случилось, а жена у него – настоящее чудо! Впрочем, куда больше Корнева занимали совсем другие мысли. Но и они пока подождут, есть кое-что поважнее…

Запершись в каюте (ключ-карта у Хайди есть, если что), Корнев первым делом отправил наконец ротмистру Сергееву запрос насчет жильцов гостиницы, где убили Уизлера. Раз уж вовремя отправить не смог из-за провала в параллельный мир, то сейчас мешкать не стоит. Убедившись, что отправка прошла должным образом, начал надиктовывать отчет о событиях этих идиотских двух с половиной суток. Некогда думать сейчас, некогда, надо зарядить Лозинцева на это дело, чтобы он проникся как следует!

Ого, почти сорок минут говорил! Ну, справедливости ради, это был не просто отчет, а со сделанными предварительными выводами и прогнозами, перечнем крайне желательных, на взгляд Корнева, действий, запросом необходимых ему сведений и все это с должной аргументацией. На славу постарался, нечего сказать, аж сам себе позавидовал. Вот теперь хорошо было бы, чтобы и любимая жена вернулась.

Глава 20

Что ни говори, исправно работающая техника – это ужасно интересно. Ну, если вдуматься, конечно. Работает какое-нибудь такое изделие, облегчает людям жизнь, большинство пользователей тем и ограничивается, не вдаваясь в подробности, как и почему оно работает. А вот если была бы возможность заглянуть внутрь… Завораживающая картина открылась бы нашим глазам. Можно было бы долго любоваться, насколько четко, ритмично и неуклонно в своей выверенной неотвратимости движутся и взаимодействуют детали, нас охватило бы преклонение перед мощью разума, придумавшего этот механизм и вдохнувшего жизнь в мертвое бездушное железо.

С электронными приборами все сложнее. Но если бы мы могли проникнуть взглядом в целую вселенную, где вместо звезд и планет электроны и ионы, нас бы ожидало зрелище столь же восхитительное.

Вот и Роман Корнев, будь у него сейчас такая возможность, мог бы видеть, как надиктованное им сообщение в недрах коммуникатора преобразуется в набор цифр, как под воздействием запустившейся программы цифры в этом наборе меняют свои места, как потом зашифрованная цифровая запись сжимается и наконец уходит в эфир. А если бы вместе с проникновением в глубины микромира Корнев имел бы дар видеть на космические расстояния, так бы и проследил весь путь перемещения его мыслей, выраженных сначала живым, великим и могучим русским языком, а затем, хоть и совершенно неживым, но никак не менее великим и могучим языком цифр, вплоть до конечного получателя.

Получатель, подполковник Отдельного корпуса жандармов Лозинцев, посмотрев, кто именно заставил настойчиво пищать его коммуникатор, недовольно хмыкнул и проворчал что-то нелестное о привычке отправителя обращаться к нему напрямую, минуя промежуточную инстанцию в лице ротмистра Сергеева, однако тут же запустил прослушивание сообщения. Запустил, как положено, предварительно включив защищенный режим, хотя и находился в кабинете один.

Прослушав запись рапорта штабс-ротмистра Корнева, подполковник до невозможности грубо, хотя и с известной витиеватостью, выругался, затем вывел сообщение на объемный экран в текстовом режиме, поскольку относился к людям, лучше воспринимающим информацию при чтении, а не на слух. Читал он медленно, по нескольку раз перечитывая отдельные фрагменты, и реакцию его на читаемый текст вполне можно было посчитать слишком эмоциональной для человека такого возраста и положения. Но, раз уж кроме него, никто больше в кабинете не присутствовал, то господин подполковник вполне мог себе позволить не только усмехаться, ругаться, кривить губы или морщить лоб, но даже иногда присвистывать, а то и вовсе держать рот раскрытым от удивления целых две секунды.

Потратив еще несколько минут на переваривание полученной информации, Лозинцев начал действовать. Для начала он надиктовал адъютанту приказ для ротмистра Сергеева и озадачил порученца немедленно этот приказ отправить. Отныне и до особого распоряжения для Сергеева становились приоритетными ответы на любые запросы штабс-ротмистра Корнева. Более того, Сергеев должен был немедленно переправить на Корел имевшуюся в его распоряжении резервную спецгруппу из пятерых опытных агентов. Одновременно русскому вице-консулу на Кореле (а на самом деле жандармскому штабс-ротмистру) Филидису был отправлен приказ подготовить базу для размещения этой самой спецгруппы, а также поставлена задача обеспечивать ее работу.

Затем подполковник потратил часа три на составление двух документов, используя текст отчета штабс-ротмистра Корнева и кое-какие собственные мысли, буквально только что пришедшие ему в голову, после чего спустя недолгое время положил тот из документов, который по объему был поменьше, на стол своего непосредственного начальника в Отдельном корпусе жандармов – генерал-майора Гудеева. Генерал Гудеев, ознакомившись с рапортом, нажал на доступные ему рычаги влияния в сложном механизме взаимодействия отечественных спецслужб, и в тот же день, хотя и ближе к его концу, подполковник Лозинцев, переодевшись в мундир офицера Генерального штаба и именуясь уже подполковником Фоминым, явился в здание Главного разведуправления Генштаба пред светлые очи генерал-лейтенанта Николаева. Генералу Николаеву на стол лег другой составленный Лозинцевым-Фоминым документ, который по объему был значительно побольше. А раз документ побольше, то и воздействие его на начальство оказалось посильнее.

Подполковник Лозинцев, то есть, простите, Фомин, осторожно разглядывал читающего генерала. Почему осторожно? Потому что, хотя господин генерал-лейтенант и не требовал, чтобы подчиненные смотрели на него иначе, как поедая глазами, но ему было бы неудобно сознавать, что в данный момент он выглядел перед своим подчиненным, как бы это поточнее выразиться, глуповато. Он хоть и помнил, что напротив сидит офицер тремя званиями ниже, а потому и старательно сдерживал эмоции, но полностью контролировать их проявление генералу не давало содержание рапорта.

– Вы хоть понимаете, что этот ваш Корнев накопал? – все-таки генерал не нашел ничего лучше, как поставить подчиненного в положение если и не оправдывающегося, то хотя бы отвечающего.

– Я понимаю, как это можно использовать, – подполковник рискнул показать, что и сам не лыком шит.

– Не вы один, – буркнул генерал, еще раз зацепившись взглядом за какое-то особо впечатлившее его место в рапорте, – план ваш давайте.

Ну да. Явиться к генералу Николаеву с любой проблемой без плана ее решения можно было всего один раз. После этого офицер либо исправлялся, либо его переводили на какую-нибудь не шибко обременительную должность. Как правило, куда подальше и с очень туманными перспективами служебного роста. Соответственно, раз подполковник явился с большой проблемой, то и важность наличия плана действий, хотя бы и набросанного вчерне, понимал.

– Так… хм… Мне не очень нравится, что весь ваш план построен вокруг штабс-ротмистра Корнева, – недовольно произнес генерал. – Вы уверены, что он справится?

– У нас нет особого выбора, – вопрос генерала оказался для подполковника предсказуемым, так что аргументы он приготовил заранее. – Корнев – единственный наш человек, находящийся вблизи обнаруженного…, – здесь подполковник на секунду замялся, – …явления и фигурантов. Поэтому даже после установления контакта между Корневым и спецгруппой Корневу придется многое делать самостоятельно. Что же касается оценки возможностей Корнева… Я думаю, справится. Он склонен к самостоятельным действиям, инициативен, умеет видеть открывающиеся возможности и пользоваться ими.

– Ну да, – слегка оттаял генерал-лейтенант, – я помню. Тогда так…

Дальше началось так называемое уточнение плана, то есть внесение в него начальственных правок. Стоило признать, по большей части вполне дельных. Что еще нравилось подполковнику, так это готовность генерала Николаева признавать, что действовать на месте придется не ему, а подчиненным, поэтому загонять их в какие-то рамки нет смысла. В конце концов, его задача, как начальника, поставить задачу, то есть обозначить необходимый результат. Как этого результата достичь – в большинстве случаев виднее как раз подчиненным.

Выйдя от генерала, подполковник Фомин, он же Лозинцев, развернул кипучую деятельность, пусть на вид это и было сидение в собственном кабинете (был у подполковника такой и в ГРУ) да переговоры по защищенной спецсвязи или просто рассылка сообщений. Зато в результате пришла в действие невидимая, но чрезвычайно эффективная машина тайных операций во всех своих трех составляющих на Фронтире – дипломатов из консульств, работающих под дипломатическим или иным прикрытием офицеров Отдельного корпуса жандармов и мастеров по окончательным решениям любых вопросов из спецназа ГРУ. А на следующий день неприметный грузовичок все того же типа «север» перед вылетом на Тринидад принял пассажира, узнать в котором подполковника Фомина (или Лозинцева, кто его разберет!) было невозможно – специалисты по изменению внешности поработали на славу.

Выбрался из штаб-квартиры ГРУ и генерал-лейтенант Николаев. Ему, в отличие от своего подчиненного, внешность менять не пришлось – разве только переодеться из формы служебной вне строя в строевую. Потому что именно в таком виде надлежало являться на аудиенцию по служебным вопросам к государю императору.

Короткий, но насыщенный доклад генерала его величество Константин Четвертый Владимирович выслушал с неподдельным интересом. С минуту обдумав услышанное, император поделился с докладчиком первоначальным выводом:

– А вот смотрите, Олег Анатольевич, как интересно! Запад, что бы у нас о нем ни говорили, талантами никак не оскудел. Уж как ни печально, а явление это они открыли раньше нас. Вот только этот, как его…

– Хаксли, – подсказал генерал.

– Спасибо. Так вот, этот Хаксли вынужден был обратиться к частным финансистам, да еще и с определенной, хм, репутацией. У нас бы такой гений мог с самого начала рассчитывать на государственную поддержку своих исследований.

В общем-то, этот вопрос к компетенции генерал-лейтенанта не относился, однако же, имея некоторое представление о системе организации научной работы в Империи, генерал правоту его величества понимал. Что ж, у каждого своя служба – государь император правит всей державой, потому и охватывает все стороны в ней происходящего, а он, генерал-лейтенант Николаев, занимается работой по обеспечению интересов России в ее извечном противостоянии с Западом. И вот, привыкнув как-то к некоторым западным реалиям, генерал уже не всегда сопоставлял их с отечественными – недосуг было. Что ж, наука на будущее – не забывать сравнивать. Для дела, кстати, полезнее будет. Вот сейчас, например, будь на Западе такая же система, как в России, так бы они и вырвались вперед в этом самом параллельном мире…

– Садитесь, Олег Анатольевич, – император указал генералу на место за приставным столом. – Вы меня заинтересовали.

Генерал-лейтенант сел, перед этим положив на стол императора папку с докладом. Его величество предпочитал читать с бумаги, а не с экранов, будь они обычными или объемными. Пробежав доклад глазами, император несколько раз цеплялся за те или иные фрагменты, показавшиеся ему наиболее интересными.

– Штабс-ротмистр Корнев… – Константин Четвертый на секунду остановился. – Я подписывал наградной лист на поручика Корнева. Орден святого Георгия за подвиг при штурме Муллафара.

– Так точно, государь, – раз уж император обратился по имени-отчеству, титуловать его полагалось государем, – тот самый Корнев.

– Вот как? – его величество благосклонно кивнул. – А как он к вам попал?

– Вышел в отставку из-за запрета на пилотирование истребителя. Количество имплантов после ранения превысило допустимые нормы. По программе поддержки бывших военнослужащих прошел обучение пилотированию универсального грузопассажирского транспорта типа «север». Работал на Фронтире. Втемную был задействован в операции «Конверт». Показал себя блестяще, после чего была предложена служба в ГРУ. До командировки на «Звезду счастья» занимался работой на Фронтире под прикрытием независимого навигатора.

– Операция «Конверт»? – вопросительно поднял бровь его величество.

– Выявление и пресечение канала утечки информации о совместных действиях с немцами на Фронтире. В ходе операции обнаружены и впоследствии частично взяты под контроль связи западных спецслужб с криминалом на Фронтире.

– Да, помню, вы же и докладывали. Что ж, достойный офицер, – император был откровенно доволен. – Жена у него, я смотрю, Аделаида Генриховна – немка?

– Так точно, бывшая гражданка Райха. После замужества получила русское гражданство. Преподает немецкий язык в гимназии.

– Хм, интересно.

– Они познакомились как раз при осложнениях, возникших в операции «Конверт», – раз уж его величеству интересно, пусть послушает. – Корнев был похищен азиатскими пиратами для передачи западным агентам, а Адельхайд Бюттгер, впоследствии его жена, для продажи в Исламский космос. Корнев сумел перебить пиратов и вырваться с их базы, заодно освободив немку.

– Даже так? – удивился император. – А почему вы не докладывали? Такой герой, надо же! И остался без заслуженной награды! Я недоволен, генерал-лейтенант.

– Виноват, ваше императорское величество! – генерал вскочил со стула и вытянулся по стойке смирно.

– Впредь о таких подвигах мне хотя бы две строчки, но с обязательным указанием имен! – велел император. – Немцы-то хоть наградили его?

– Так точно, ваше императорское величество!

– Так точно, так точно…, – недовольно проворчал Константин Четвертый. – Не дело это, когда русского офицера, пусть и отставного, немцы награждают, а мы нет. Сядьте, Олег Анатольевич, – государь сменил гнев на милость. – А жену Корнева вы в этот раз для чего привлекли?

– Мы не привлекали ее. Упоминание о «Звезде счастья» случайно всплыло при гибели завербованного агента на Фронтире, что именно там должно было произойти, мы не представляли. Поэтому штабс-ротмистр Корнев был направлен с задачей наблюдать. Ему рекомендовали взять с собой жену, чтобы их совместное путешествие выглядело естественно.

– Вот как? – удивился император. – Вы что же, всерьез верите в то, что жена, живущая вместе с мужем в замкнутом объеме корабля, прямо понятия не имеет, чем занят ее супруг? Вы не слишком наивны для вашей должности?

Смеющиеся глаза его величества подсказали генерал-лейтенанту, что вставать смирно и признавать неполное служебное соответствие или, наоборот, доказывать свою правоту нет никакой необходимости – государь изволил пошутить.

– Я, Олег Анатольевич, готов с вами поспорить на любую сумму, что к наблюдению за пассажирами штабс-ротмистр ее привлек. Уж не знаю, как он ей это объяснил, но привлек, это даже не обсуждается. Вы, разумеется, отчет с него потом спросите, но помните: наказывать Корнева за это я вам запрещаю.

– Слушаюсь, государь.

– Вот и хорошо. Дело о параллельном мире я беру на контроль. Я знаю, что вы делаете все, что необходимо, но держать меня в курсе будете при каждом докладе. Слишком много тут открывается возможностей. Да каких возможностей… Что и как делать, вы, Олег Анатольевич, знаете лучше меня. У меня к вам только два пожелания, – император сделал паузу, чтобы генерал как следует проникся важностью его следующих слов, генерал-лейтенант всем своим видом показывал, что проникся в должной степени, тем более, так оно и было. Если уж государь император признает его профессионализм и облекает свою монаршую волю в виде пожелания…

– Первое. Что хотите делайте, но ротмистр Корнев должен остаться живым и здоровым. У меня нет ни малейшего желания терять таких людей. Как, разумеется, должна быть обеспечена безопасность его супруги, раз уж вы и ее в это дело вовлекли. И второе. Перешлите мне личное дело Корнева. Почитаю на досуге, что еще вы мне не рассказали об этом замечательном офицере…