Текст книги "Двуглавый. Книга первая (СИ)"
Автор книги: Михаил Казьмин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
– Но… – тут Греков этак хитро улыбнулся и, дождавшись общего внимания, продолжил: – Но ведь удерживали Виктора Михайловича против его воли то ли в самой Москве, то ли где-то поблизости, не так ли?
Кажется, я начал соображать, к чему клонит Греков. Как оказалось, не ошибся.
– Значит, во Владимир о том докладывать и смысла нет! – торжествующе закончил титулярный советник.
Ну да, не ошибся. Солидную теоретическую базу под своё нежелание связываться с делом титулярный советник подвёл исключительно грамотно, можно даже сказать, безупречно. Да ещё и себя, любимого, выставил при этом перед подполковником Елисеевым в самом что ни на есть выгодном свете – и за домом присмотреть готов, и предательницу Фокину окоротить, и сына от нежелательного внимания губернского начальства уберечь. Вот она, бессмертная классика служебной интриги!
– Учись, студент, пока есть у кого! – посоветовал я тёзке, растолковав ему не так уж сильно скрытый смысл грековских логических построений.
– А толку? – безрадостно ответил он. – Мне же теперь тут сидеть аж до морковкина заговенья! Или вообще в армию поступить, раз ходу отсюда всё равно никуда не будет⁈
Я уже хотел ответить тёзке, что рано ещё нас хоронить что в прямом, что в переносном смыслах, как Греков заговорил снова.
– Но вот московским сыщикам делом этим заняться сам Бог велел, – ого! Недооценил я титулярного советника, ох и недооценил… – Поговорю я с известным вам, Виктор Михайлович, коллежским секретарём Воронковым, да вам и самому с ним побеседовать не мешало бы, прежде чем официальный ход делу давать, – нет, определённо, недооценил!
Да и в самом же деле, положение, которое обозначил себе начальник сыскной части Покровского уездного полицейского управления, выглядело совершенно беспроигрышным. Получится у московских размотать дело и довести его до суда – хорошо, причастных к столь значимому событию наградами не обойдут, и что-то мне подсказывало, что план, как среди этих самых причастных оказаться, у Грекова на всякий случай приготовлен, хотя бы в черновом виде. Не получится – он, титулярный советник Фёдор Сергеевич Греков, тут вообще как бы и ни при чём. Замнут дело на самом верху – Греков опять-таки ничего не теряет. Прямо какой-то интригений, если можно так выразиться…
На сей раз все смыслы слов Грекова тёзка ухватил сам, без моих подсказок, и признал, что поучиться у Фёдора Сергеевича всё-таки следует. И правильно, юристу такие навыки в его нелёгком деле лишними никогда не будут.
– Только, Михаил Андреевич, – обратился Греков к старшему Елисееву, – давайте с вами так договоримся. Московского своего коллегу по сыскной части я приглашу в Покров сегодня же, но пока мы все – я, вы, Виктор Михайлович и сыщик из Москвы – не обговорим предварительно все наши обстоятельства, прежде чем мой московский коллега даст делу официальный ход («или не даст», – подумал я), вы супруге, дочерям и зятю ничего не скажете. Так и вам в семье спокойнее будет, и нам следствие вести сподручнее.
– Не буду спорить, Фёдор Сергеевич, – согласился подполковник. – Только вы уж постарайтесь, чтобы этот московский сыщик прибыл к нам поскорее.
– Непременно, Михаил Андреевич, непременно, – заверил Греков тёзкиного отца. – К вам, Виктор Михайлович, у меня та же самая просьба.
Откладывать не то что в долгий ящик, но и просто до утра звонок Воронкову Греков не стал, и с позволения подполковника Елисеева позвонил в Москву прямо из батальона. Дело, как я предполагал, было не только в ускорении прибытия московского сыщика и даже не в том, чтобы показать подполковнику Елисееву своё усердие в помощи его сыну, но и в том, что этот звонок оставался неизвестным сослуживцам Грекова. Что ж, излишняя это предосторожность или нет, время, как говорится, покажет, но сам факт примечателен…
Глава 25
Военный совет
Отцовский разнос на сон грядущий тёзка, как мы с ним и ожидали, получил. Однако же оттяжка времени от узнавания Елисеевым-старшим некоторых подробностей о приключениях младшего сына до возможности высказать потомку своё по этому поводу мнение сделала разнос не таким уж и строгим, чего, не буду скрывать, мы ожидали тоже. Да, тёзкино поведение господин подполковник обозначил как неосмотрительное, но исключительно в том лишь, что сын сразу не доложил отцу, к действиям же сына по освобождению из плена у отца претензий не нашлось, он даже в общем и целом остался ими довольным. Оно, конечно, там и моя заслуга была немалой, но мы с тёзкой обошлись без особых подробностей, исходя всё из того же нежелания раскрывать нашу, так сказать, «двуглавость». Завершился сеанс отцовской критики тоже более чем ожидаемо – договорённостью матери и сёстрам по возможности не рассказывать, чтобы не волновались излишне, дело-то уже прошлое. Им полагалось считать, что младший Елисеев приехал из Москвы не на машине, а поездом.
В ожидании прибытия московского сыщика подполковник Елисеев устроил так, что на стрельбы его сын вышел одним из первых, чтобы поскорее освободиться. Отстрелялся тёзка неплохо, и хотя в число лучших стрелков не попадал, но и оказаться среди худших ему тоже не грозило. Свободного времени у тёзки в итоге появился избыток, и мы даже немножко поспорили, чем его занять – дворянин Елисеев горел желанием посмотреть на продолжение стрельб, мне же было куда более интересно познакомиться со здешней армией.
Победила, как это раньше говорили в моём мире, дружба. Армия есть армия, и посторонние могли свободно перемещаться только в зоне отдыха и между ней и стрельбищем, шляться по самому военному городку участникам стрельб не позволяли, так что с удовлетворением моего интереса не заладилось. Тёзке же быстро наскучило смотреть, как стреляют другие, он было переместился в ту часть стрельбища, где своими умениями и нарядами мерились дамы и барышни, но тягой к прекрасному отличался не он один, и зрителей там более чем хватало – о том, чтобы протолкнуться в первые ряды и разглядывать стреляющих красавиц во всех подробностях, не было и речи. В итоге тёзка отправился в ту самую зону отдыха, чтобы перекусить, а я получил возможность вблизи рассмотреть армейские автомобили, полевые кухни и самих солдат с офицерами.
Солдатики меня, сказать по совести, не особо впечатлили. Мало чем отличались они от тех парней, с которыми я делил тяготы службы в далёкой уже юности, разве что меньше среди них было таких, что смотрелись откровенными балбесами – жизнь здесь другая и взрослеть головой молодняку приходится раньше, чем у нас. А так, повторюсь, такие же, каких я, было дело, два года каждый день видел вокруг себя. Впрочем, такие, да не очень – обмундированы они тут несколько иначе. Первое, что бросалось в глаза – пилотки. Тоже вроде и те же, но не совсем. Здешние, в отличие от тех, что носили в армии в мои годы, больше походили на сербские, не помню уже, как они там называются [1] – заметно пошире привычных мне и выраженно седловатые сверху. Гимнастёрки, если чем и отличались от тех, что у нас носили в войну, то я этих отличий не заметил – тот же цвет и тот же фасон с низким стоячим воротом и нагрудными карманами, пуговицы только не металлические, а не знаю уж из чего, в тон самой гимнастёрке, обычные, с четырьмя дырками для пришивания. Ремень с латунной бляхой тоже памятный по армейским временам, но на бляхе, понятно, орёл, а не звезда.
Что поразило, так это сапоги. У нас, если я ничего не путал, пропитку кирзы более-менее отладили только к сорок первому году, а здесь сапоги у солдатиков выглядели прямо такими, какие носил в армии я сам – юфтевые нос с пяткой и кирзовые голенища. Тёзка подтвердил, что это у меня не обман зрения, а достижение здешней обувной промышленности, вот уже несколько лет позволяющее казне экономить на содержании армии. Впрочем, унтера, сержанты, выражаясь привычным мне языком, щёголяли в настоящих кожаных сапогах, яловых и юфтевых, как объяснил тёзка, донашивая накопленные в армии запасы.
Внешний же вид господ офицеров, в отличие от нижних чинов (это я у тёзки здешней терминологии нахватался), мне лично представлялся куда более старорежимным и мало чем отличался от того, в котором я впервые увидел тёзкиного отца, разве что тут, в расположении своей части, офицеры носили ремни с портупеями и кобурами, а некоторые – ещё и шашки. Из тёзкиных объяснений, кому и при каких обстоятельствах ношение шашки обязательно, а кому нет, я мало что понял, кроме того лишь, что зарегламентировано это у них тут по самое не знаю что. Хотя для человека, в этой среде пребывающего постоянно, так, пожалуй, даже удобно – глянул на офицера и сразу видишь, какую именно обязанность он в данный момент исполняет, чего от него ждать можно и нужно, а чего и совсем нельзя.
Из армейской техники я увидел только автомобили и полевые кухни. Ну, кухни, когда я служил, примерно такие и были, хотя, конечно, более навороченные, чем здесь, но и местные смотрелись прилично. Не знаю, какими были у нас полевые кухни в тридцать втором году, но уж всяко не лучше этих. Посмотреть вблизи на автомобили оказалось интереснее, хотя бы уже потому, что представлены они были несколькими моделями.
Вообще, когда мы с дворянином Елисеевым мотались на его «Яузе» между Покровом и Москвой, местные грузовики мне на глаза попадались, и что они, как и здешние легковушки, тоже выглядят более продвинутыми, чем «ГАЗы» и «ЗиСы», знакомые мне по фотографиям и кинохронике, заметить успел, но разглядеть их близко и подробно возможности не было. Теперь же такая возможность появилась, и если с «тереками» в легковом и грузовом вариантах я уже познакомился, то более серьёзные грузовики оставались для меня новинками. Ярославские трёхтонные «лоси» о трёх же осях радовали глаз угловатыми формами и сильно напоминали памятные по детским и юношеским годам «КрАЗы», только что уменьшенные в размерах. Здесь они присутствовали аж в двух разновидностях – стандартного грузовика и штабного автобуса, последний, впрочем, в единственном экземпляре. Машина как машина, ничего такого особенного, но для тридцать второго года моей реальности просто-таки невероятно передовая техника. Но в общем «лоси» какими-то прямо военными машинами не выглядели, если бы не характерная грязно-зелёная окраска. Зато полуторатонные нижегородские «кабаны» смотрелись очень даже по-военному, а по сравнению с продукцией отечественного автопрома «моего» тридцать второго – ещё и прямо-таки невероятным хайтеком. Больше всего они походили на хорошо знакомые мне «шишиги» ГАЗ-66 – такие же компактные, с кабиной над движком, ладные и приятные глазу, надёжные и крепкие даже на вид. Ещё и с полным приводом, да. Особый шик «кабанам» придавали пулемётные турели на крышах кабин, правда, без самих пулемётов. Если я правильно понимал, именно «кабаны» привезли сюда кухни, но помимо обычных грузовиков эти машины стояли тут ещё и в вариантах с кузовами-фургонами, назначение одного из которых осталось мне непонятным, а вот со вторым всё было ясно – его борта украшали большие белые круги с красными крестами.
Уминая бутерброд с жёсткой армейской копчёной колбасой и запивая очередной прожёванный кусок чаем, тёзка познакомил меня с состоянием здешнего отечественного автопрома в части грузовиков и автобусов. С его слов выходило, что с этим в здешней России всё обстоит даже лучше, чем с автомобилями легковыми, в том смысле, что производство перекрывает внутренний спрос, и часть выпуска идёт на экспорт. Правда, тёзка тут же посетовал, что по объёмам автомобильного экспорта Россия значительно уступает Германии, Италии, Франции и даже (даже!) Северо-Американским Соединённым штатам.
Так за мысленными разговорами дотянули до обеда, как раз во время которого снова появился уехавший ещё вчера к ночи Греков, на сей раз вместе с Воронковым. От армейских щедрот досталось и им, однако за стол со своей семьёй подполковник Елисеев сыщиков не пригласил, чтобы у женской части той самой семьи не возникли ненужные вопросы. Но уклоняться от исполнения долга гостеприимства господин подполковник тоже не стал, и после обеда пригласил обоих полицейских на чай, уже без присутствия дам.
– Фёдор Сергеевич, Дмитрий Антонович, – после представления Воронкова и взаимных приветствий начал на правах старшего за столом и хозяина тёзкин отец, – пусть мы с вами служим по разным ведомствам, предлагаю провести наше совещание, как это установлено Петром Великим для военных советов. – Видя, что Греков с Воронковым его не вполне понимают, старший Елисеев тут же и пояснил: – Высказываться, начиная с младшего по чину. Прошу вас, Дмитрий Антонович.
А неплохо, очень неплохо зашёл Михаил Андреевич… Решил сразу заставить московского сыщика себя показать. Ну да, оно и понятно – роль Воронкова в этом деле сейчас для нас главная, и чего от него ждать, лучше бы узнать побыстрее да поточнее.
– Кхм, – кажется, для коллежского секретаря заход оказался неожиданным, но надо отдать Дмитрию Антоновичу должное, сориентировался он моментально. – Фёдор Сергеевич посвятил меня в суть дела, как и в то, что обеспечение и защита законных интересов Виктора Михайловича для покровской полиции представляются безусловно обязательными. Возражений по существу у меня против такого требования нет, поскольку Виктор Михайлович зарекомендовал себя с самой лучшей стороны, отказавшись применять свои способности в незаконных целях.
Слова московского визитёра подполковник Елисеев и титулярный советник Греков встретили благосклонными кивками-поклонами, но мы с тёзкой, уже будучи знакомыми с въедливостью и дотошностью коллежского секретаря, ждали, куда и как он вывернет дальше. Ждать, впрочем, пришлось недолго…
– Однако же предметно высказать свои соображения я смогу лишь после беседы с самим Виктором Михайловичем, – похоже, Воронков решил с самого начала показать, что он, хоть и младший тут в чине, но в расследовании из присутствующих будет главным. – Беседы краткой, но, прошу прощения, приватной. – Ну да, вы, мол, думайте себе что хотите, а работать с делом мне, поэтому правила устанавливать я и буду.
Не скажу, что этакая прыть московского сыщика тёзкиному отцу и Грекову сильно понравилась, но условие Воронкова, не особо умело замаскированное под просьбу, они приняли. Старший Елисеев проводил нас с Воронковым в тесную комнатку по соседству, где и оставил одних.
– Виктор Михайлович, чтобы между нами не оставалось ненужных недомолвок… – ничего себе начало! – … под именем Александра Александровича Тихонова ведь вы же сами и укрывались?
А Дмитрий Антонович времени зря не терял! Но если он раскрыл истинное лицо Тихонова, да и вообще в своё время эта фамилия ему на глаза попалась, получается, он уже копал под доктора Брянцева и его заведение? И продолжает копать? Или не он сам, а полиция вообще? Но раз так, то и сам факт наличия у тёзки пресловутых способностей, и уровень того наличия Воронкову прекрасно известны, но по какой-то неведомой причине он пока о том не говорит. Интересно, интересно и непонятно. Вот чего теперь ждать нам от этого въедливого сыщика дальше?
Тёзка молодец, догадался состроить виноватое лицо и признал, что да, мол, было дело. Похоже, подтверждение своей догадки или, как минимум, признание дворянина Елисеева для Воронкова было важным, потому что порицать тёзку за прежние ложные показания он не стал, лишь удовлетворённо кивнул и предложил вернуться к тёзкиному отцу и Грекову.
– Михаил Андреевич, – начал Воронков, усевшись за стол и дождавшись, пока усядется тёзка, – поправьте, если я ошибаюсь, но у меня сложилось впечатление, что вы не вполне представляете себе порядок розыска по делам, фигуранты которых, будь то подозреваемые, свидетели либо потерпевшие, проявляют способности, подобные тем, что столь блестяще показал Виктор Михайлович?
– Верно, Дмитрий Антонович, – согласился подполковник Елисеев, и Воронков продолжил:
– В таком случае позвольте вкратце вам таковой порядок изложить, благо, никаких секретов я тут не выдам. Как только полиции становится доподлинно известно о проявлении в деле тех самых способностей, полицейский чин, ведущий розыск, обязан доложить своему начальству, а оно, в свою очередь, сообщить о том жандармам. Обычно жандармы ведут розыск вместе с полицией, но вправе и вовсе забрать дело себе. К чести жандармов следует сказать, что в розыске они показывают похвальное старание и все обстоятельства изучают с должной тщательностью, но… – Воронков поморщился, тёзка напрягся, похоже, отец его тоже, – но очень уж предвзято относятся они к людям с такими способностями. Показания их проверяют, а иногда и перепроверяют с особой дотошностью, причём почти всегда держат при том свидетелей и потерпевших у себя. Не обязательно прямо-таки в камерах, могут и во вполне приличных условиях. Потом, когда во всём разберутся, обязательно отпустят и официальные извинения должным порядком принесут, но вы же понимаете…
Вот уж не знаю, как подполковник Елисеев, а мы с тёзкой понимали. Понимали, что это очень и очень плохо. Да нет, просто никуда не годится! Попадать под арест и само-то по себе неприятно в любых условиях, только что от такого избавились, а с учётом того, что вокруг Михайловского института и всего этого бизнеса на способностях наверняка выросла целая паутина коррупционных связей, ещё и опасно для жизни. Кстати, а ведь получается, что если со старшей сестрой тёзкиной таких неприятностей не случилось, то Греков, а возможно, и его начальство попросту не дали поступившему доносу официального хода, и всё порешали в рамках уездного дворянского собрания…
– Дмитрий Антонович, есть способ избежать такого оборота? – спросил Греков.
– Да, Дмитрий Антонович, мне всё это тоже более чем не нравится, – в голосе тёзкиного отца звучали недовольство и озабоченность.
– Показания Виктора Михайловича в том виде, в каком изложил их мне Фёдор Сергеевич, – Воронков обозначил поклон в сторону Грекова, – позволяют предположить, что похитители готовят какое-то особо грандиозное преступление, возможно, даже злоумышление против… – он многозначительно воздел кверху палец. – А потому… – тут Воронков выдержал прямо-таки театральную паузу, – потому я имею полное право просить моё начальство обратиться в дворцовую полицию!
Я устроил тёзке экспресс-допрос и узнал, что дворцовой полицией тут именуют службу охраны государя императора. Судя по неподдельному удовлетворению, читавшемуся на лице Грекова и исчезновению даже следов недовольства с лица Елисеева-старшего, такой вариант и правда был намного лучше, чем попасть к жандармам. Что ж, лучше так лучше…
– После нашего чаепития, за которое вам, Михаил Андреевич, большое спасибо, я помогу Виктору Михайловичу составить официальное заявление, на основании коего буду докладывать начальству, – откладывать исполнение своего плана Воронков не собирался.
– Непременно, Дмитрий Антонович, непременно! – повеселел подполковник Елисеев. Тёзке общее приподнятое настроение тоже передалось, и он уже предвкушал будущую свою причастность к заоблачным вершинам Российской Империи, ну, так он себе это представлял.
Я, конечно, за тёзку тоже порадовался, но не сильно и ненадолго. Куда больше занимал меня вопрос: а с чего это коллежский секретарь Воронков так заботится о простом студенте, пусть даже и дворянине?
[1] Шайкача – принятый в сербской, затем и в югославской армии традиционный народный головной убор, напоминающий позднейшую пилотку. Именно шайкача стала прототипом русской «пилотской шапки» Первой Мировой, которая, в отличие от оригинала, была сильнее заужена к верху. (см. вкладку Доп. материалы)
Глава 26
В Москву!
Затребованное Воронковым заявление мы с тёзкой сочиняли часа два, ещё почти столько же ушло на его доводку и переписывание после уточняющих вопросов сыщика и наших с тёзкой ответов. Всё это время меня так и продолжал занимать вопрос о причинах внезапного благоволения московского гостя к дворянину Елисееву, но какого-то внятного ответа я пока так и не находил. С тёзкой я своим недоумением поделился, и мы, немного посовещавшись, решили самого Воронкова пока не спрашивать – во-первых, далеко не факт, что он вообще ответит, а, во-вторых, тем более не факт, что ответит правдиво. Ладно, будем к поведению Дмитрия Антоновича внимательно присматриваться, глядишь, так со временем и найдётся если не сам ответ, то как минимум ведущая к нему ниточка.
Писанина в итоге вышла у нас знатная – и тёзка на летних каникулах успел соскучиться по умственному труду, и я давненько всяческих бумаг не сочинял, и Воронков со своими вопросами нашим с тёзкой творческим успехам немало поспособствовал. Да, толком мы даже не представляли, что именно замышляли тёзкины похитители, но отрабатывавшиеся на занятиях с Александром Ивановичем упражнения описали настолько детально, что у любого розыскника разыгралось бы профессиональное воображение, подсказывая ему самые невероятные по замыслу и опасные по своим последствиям преступления, которые могут совершить владеющие такими навыками люди. В любом случае там затевалось что-то уж очень грандиозное, так что мы с тёзкой если и сгущали краски, то не особо и сильно. В общем, будет чем заинтересоваться дворцовой полиции, ох и будет…
Получив наконец на руки тёзкин опус, Воронков прямо на ночь глядя отбыл в Москву, обещав вернуться в самом скором времени. Не знаю уж, что это означало в его понимании, но ждать возвращения московского гостя пришлось аж три полных дня. Однако же, нам с тёзкой в эти дни было не до скуки.
Первый день ожидания совпал с последним днём сборов, тёзка выразил желание поучаствовать в стрельбе из карабина, причём из всех трёх доступных образцов. Я уже говорил, что армейский самозарядный карабин Феоктистова мне понравился, повторю эти свои слова ещё раз – вполне удобная и эффективная машинка. Тёзка рассказал, что в войска поступать эти самозарядки стали четыре года назад, так что большая часть пехоты всё ещё вооружена не только магазинными карабинами Самойлова, но и его же длинными винтовками, да и в тех частях, куда пошли первые самозарядки, артиллеристы, сапёры и тыловики по-прежнему таскают старые добрые магазинки. Кстати, да, добрыми дворянин Елисеев обозвал их не зря – карабин оказался ухватистым, не шибко тяжёлым, и меткая стрельба из него давалась тёзке без каких-то затруднений. Для меня, конечно, передёргивать затвор вручную после каждого выстрела было жутко непривычно, но заботу конструктора о том, чтобы у стрелка это получалось более-менее удобно, я заметил и оценил. По словам тёзки, карабин приняли на вооружение аж в девяносто третьем году как укороченную разновидность длинной пехотной винтовки, но с появлением феоктистовских самозарядок выпуск винтовки прекратили вообще, и карабин должен был со временем сменить её в войсках, а уже затем полностью уступить место изделиям господина Феоктистова.
Про самозарядный карабин Юргенса под пистолетный патрон я тоже уже говорил, поэтому снова должен повториться – очень, очень и очень он мне понравился. Как по мне, для гражданского домашнего владения оружие практически идеальное – лёгкий, с малой отдачей, обеспечивающий при не сильно изнурительных тренировках высокую точность стрельбы, этот карабин даже в руках женщины или подростка мог быстро и уверенно привести любого матёрого уголовника к признанию своей неправоты или к наказанию за её непризнание. Полиция, как растолковал мне тёзка, тоже любила «юргенсы» именно за их точность. Дальностью эти изящные машинки похвастаться не могли, но в городских условиях не особо она и нужна.
Да, любил дворянин Елисеев пострелять и делал это с искренним удовольствием, которое в какой-то мере передалось и мне. Ну что поделать, так уж мы, мужчины, устроены, что оставаться равнодушными к оружию не можем. Так что когда сборы закончились и их благородия разъехались по домам, а результаты стрельб были переданы уездному предводителю дворянства для приняти мер к тем, кто не показал приемлемого уровня владения своим оружием, тёзке даже взгрустнулось, но ненадолго. Уж не знаю, решил подполковник Елисеев компенсировать младшему сыну моральный ущерб, нанесённый неведомыми похитителями и коварной изменщицей, или же по какой иной причине расщедрился, но наконец-то дал отпрыску пострелять из автомата – пистолета-пулемёта, конечно же. Тёзка и раньше отца о такой милости просил, и не раз, но без успеха, а тут старший Елисеев сам и предложил, получив в ответ добрую порцию восторженной сыновней благодарности.
Официально полученный тёзкой образец именовался пистолетом-пулемётом Шпагина образца тысяча девятьсот тридцатого года. Тот самый это Шпагин, что был у нас, или нет, я, к стыду своему, сказать не возьмусь, потому как кроме фамилии ничего о нашем Шпагине не знаю, но, наверное, всё-таки тот. Правда, на хрестоматийный для меня ППШ автомат не особо-то и походил, больше напоминая американский «томпсон» гангстерских времён – с магазином-бубном и рукояткой под стволом, разве что не со столь массивным прикладом, и в целом намного более изящного вида. Но всё равно тот ещё монстр, тяжёлый, зараза, хоть и неожиданно ухватистый. Одиночными бил довольно точно, но при автоматическом огне прицельность становилась чисто лотерейной, что при ёмкости бубна в аж девяносто штук девятимиллиметровых парабеллумовских патронов особой проблемой не являлось. Накоротке совершенно жуткое оружие, в общем. Тёзка, разумеется, был доволен как слон и искренне переживал, что второй магазин отец ему не выдал. Что отец велел ему самолично вычистить автомат после стрельбы, на фоне такой принудительной умеренности стало для тёзки не так уже и обидно.
Но если кто думает, что для дворянина Елисеева ожидание возвращения Воронкова прошло в сплошных пострелушках, то напрасно. Отец постоянно выгонял сына заниматься вместе с солдатиками гимнастическими упражнениями, которые тут пока никто не догадался обозвать утренней зарядкой, хотя самому тёзке такой речевой оборот понравился. Ну да, ещё бы не понравиться – на фоне своих ровесников-солдат дворянин Елисеев в этом плане не терялся, а в некоторых упражнениях, например, на турнике или брусьях, ещё и выделялся в лучшую сторону. Впрочем, и в неурочное время тёзка охотно нагружал наше общее тело на гимнастической площадке. Я его, понятно, не подкалывал, но потерю Анечки товарищ заметно переживал, вот, должно быть, и усердствовал, чтобы легче было забыть предательницу. Ничего, дело молодое, скоро уже и позабудет…
Однако же главным, как мне представлялось, событием этих дней стала для тёзки беседа со старшей сестрой в последний день сборов.
– Кажется, у тебя неприятности с твоими способностями? – беседу Ольга начала с самого главного.
– Есть немножко, – всяческих уклончивых формулировок тёзка успел от меня нахвататься. – Ты-то как догадалась?
– Сама не знаю, – не стала напускать на себя важность Ольга. – Просто само собой как-то подумалось… Хотя, догадаться могла бы и так.
– Это почему же? – стало интересно нам обоим.
– Я даже представить не могу, что должно было случиться, чтобы ты не на своей «Яузе» приехал, а поездом, – она виновато улыбнулась. – Но уж наверное что-то из ряда вон выходящее.
Надо же, и снова, как в прошлый раз, она что-то такое почуяла… Опасения, что такое может случиться и при общении с другими носителями всё тех же способностей, вспыхнули у нас с тёзкой с новой силой. Хотя, например, того же Александра Ивановича нам держать в неведении как-то удавалось. Или у Ольги это так родство проявляется?
– Не хочешь говорить? – по-своему оценила она подзатянувшуюся паузу.
– Прости, Лёль, – тёзка отзеркалил сестре такую же виноватую улыбку. Надо же, попалось в какой-то книге, что раньше был такой уменьшительный вариант Ольги – Лёля, а вживую только от тёзки и услышал. – Прости. Как говорят некоторые умные люди, меньше знаешь – крепче спишь. Ну, сейчас уж точно. Потом расскажу… Если позволят, – добавил тёзка через пару секунд.
– Ох, Витя, неправ ты. Не буду я теперь так уж крепко спать, – встревожилась сестра. – Понимаю, что не обо всём рассказывать можно, но… Фёдор Сергеевич поэтому с отцом и с тобой беседовал?
– Поэтому, – признался тёзка. – А с тобой он тогда не беседовал?
– Нет, – ответила сестра. Кажется, нежелание брата откровенничать для неё особо существенным не представлялось. – А что, он тебя чем-то пугал?
– Лёль, у меня не по его части неприятности, – ответил тёзка. – И довольно о том, хорошо? Да и нашим никому не говори.
– Я понимаю, – Ольга с тяжким вздохом приняла своё поражение в битве за удовлетворение женского любопытства. – Но смотри, Витя, если что, приходи. Мне почему-то кажется, что я ещё смогу тебе помочь, – надежда умирает последней и Ольга оставила за собой плацдарм для очередного наступления когда-нибудь потом.
– Хорошо, Лёля, – тёзка сделал вид, что хитрости сестры не заметил. – Если что, то как только, так сразу, – блеснул он очередным подхваченным у меня оборотом.
– Ты где таких словечек набрался-то? – хихикнула Ольга. – «Как только, так сразу», надо же!
М-да, вот так шпиёны и палятся на ровном месте… Надо, что называется, следить за базаром, не сказать бы такое вслух. Тьфу ты, подумал и тёзка меня мысленно услышал! Пришлось старательно внушать ему, что не все мои выражения подлежат цитированию. Вроде бы, он понял.
…Как бы там ни было, прибытия коллежского секретаря Воронкова мы наконец дождались. И не его одного – после утряски всяческих формальностей в расположение учебного батальона въехала аж целая колонна из четырёх автомобилей, а спустя несколько минут господин Воронков представил подполковнику Елисееву коллежского асессора [1] Карла Фёдоровича Денневитца из дворцовой полиции.
– Господин полковник! – начал Денневитц официальным тоном, опустив, однако, понижающую приставку в обращении к тёзкиному отцу [2]. Надо же, гражданский чин, а офицерский этикет соблюдает… – Я получил указание самым тщательным образом расследовать дело о похищении вашего сына и попытке вовлечения его в преступную деятельность. Мне также приказано принять любые необходимые меры для обеспечения безопасности Виктора Михайловича как чрезвычайно важного свидетеля. Поэтому в Москву мы вывезем вас, Виктор Михайлович, под надёжной охраной. Обе «яузы» у нас защищены бронёй, кроме того, никто из посторонних не будет знать, в какой из них поедете вы. А в «кабанах» поедут солдаты лейб-гвардии Сводного Кремлёвского полка.
– Вы что же, Карл Фёдорович, полагаете возможным нападение злоумышленников? – встревожился подполковник Елисеев.
– Лучше быть готовыми к любому развитию событий, – дипломатично ответил Денневитц. – Тот случай, когда никакая предосторожность лишней не станет.
