Текст книги "Весеннее равноденствие"

Автор книги: Михаил Барышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)

Глава 17. Муки творчества

– Принадлежность для черчения… Начинается на «р».

– Рейсшина.

– Не подходит. Нужно шесть букв.

– Рейсфедер.

– Привет, Ниночка. Тут же восемь и оканчиваться должно на «а». Нет, в Заборске твоя столичная эрудиция явно деградирует. Это тебе не стыки считать. Здесь нужен широкий диапазон мышления.

– Процесс деградации наблюдается, между прочим, не только у меня, – задиристо откликнулась Нина Пажура, гибкая, миниатюрная и изящная, похожая на статуэтку севрского фарфора, изображавшую придворных дам. Это сходство усиливалось роскошной копной волос, которую природа назначила нескольким особям женского пола, но по неизвестной причине наградила ею одну Пажуру. Волосы Нина скручивала в замысловатый тюрбан, утыканный заколками-невидимками.

– Ты, Шевлягин, осуществляешь у нас общее руководство? Раз ты власть на местах, так и разгрызай кроссвордик для поддержания авторитета. Авторитет, Васенька, штука серьезная. Он, как фотопленка, засветишь – и конец… Кроме того, с подчиненными требуется обращаться вежливо и не отвлекать их в служебное время посторонними занятиями.

Нина поливала цветы. Из длинногорлой пластмассовой лейки старательно орошала горшки, расставленные на подоконнике. Окончив работу, она поправила заколки-невидимки, вечно вылезающие из роскошного тюрбана, и возвратилась на рабочее место.

– Что дальше? – с явным вызовом спросила она.

– Дальше, дальше, – отвлеченно забормотал Шевлягин, тыкая шариковой ручкой в кроссворд «Огонька». – Чем дальше, тем больше… А дальше вот что. Принадлежность для черчения на букву «р», товарищ Пажура, именуется «резинка». Пора бы знать такие элементарные вещи. Все-таки институт кончили, имеете трехлетний стаж работы в головном ОКБ.

– Кое-кто и побольше моего имеет стаж работы.

Наверняка разгорелась бы очередная перепалка, но в комнату вошел Кичигин.

– Кроссвордиками занимаетесь, господа командированные? – усмешливо спросил директор, приметив «Огонек», лежащий перед Шевлягиным. – На скрипке бы лучше взялись обучаться играть. Что нового?

Руководитель конструкторской бригады сунул журнал в ящик стола и задвинул его с таким ожесточением, что едва не покачнулся ближайший кульман.

– Все старое, Виктор Валентинович, – сказал он, подойдя к директору, внимательно рассматривавшему чертеж общего вида узла. – Лепим дополнительные датчики со всех сторон.

– Вижу. Скоро за вашими датчиками и узел потеряется.

– Нельзя новые датчики лепить… Я говорю – нельзя! – протестующе откликнулся горбоносый, с черными хищными бровями конструктор Муканов. – Схема совсем запутывается, надежность летит.

– А что другое делать?

– Не знаю, – признался специалист по автоматике. – Знаю, что дополнительные датчики нельзя лепить, а что другое делать, совсем не знаю… Отправляй меня, Шевлягин, обратно в Москву. Я днем думаю, вечером думаю, ночью тоже не сплю – думаю. Голова стала, как пустой горшок. Не хватает моих мозгов. Разреши обратно уехать, зачем мне зря командировочные платить…

– Да, насочиняли вы основательно, – задумчиво сказал Кичигин. – К такому узлу наладчиком нужно приспосабливать доктора физматнаук. Значит, так, товарищи столичные Ньютоны. Будете сидеть и ждать, пока вас яблоко по башке стукнет, или все-таки работу двинете?.. Думать надо, а не кроссвордиками развлекаться. Когда же сообразите, как вам мост строить, вдоль или поперек?

– Анекдотец, между прочим, с бородой.

– Ничего, Василий Анатольевич, нам, провинциалам, такое простительно. Чем еще похвастаетесь?

– Герань у нас распустилась, товарищ директор, – откликнулась Нина Пажура. – Глядите, какие симпатичные цветочки!.. Не можем мы ничего придумать… Не можем, и все тут!

Как отлично начиналось. Идеальная летная погода сопутствовала бригаде конструкторов по всей трассе полета в Заборск. В аэропорту командированных встречал лично директор завода. Шевлягин и Пажура были усажены в «Волгу», а остальным был предоставлен новенький «рафик». В гостинице были заботливо приготовлены номера, в помещении заводоуправления ожидали просторные рабочие комнаты, на дверях которых висели строгие трафаретки с надписями «Московская группа». В проходах между кульманами были расстелены ковровые дорожки и на подоконниках расставлены горшки с геранью, фуксиями и другими представителями светолюбивой домашней флоры.

Основная идея проекта модернизации расточного участка родилась уже на третий день, была такой удачной по замыслу и надежной по простоте исполнения, что Виктор Валентинович пригласил Шевлягина на традиционный ужин с хариусами. Перемен блюд на этом ужине было меньше обычного. То ли клев хариусов поубавился с того времени, как в Заборске побывал начальник ОКБ, то ли у Кичигина была собственная ранжировка ужинов с хариусами, и Шевлягин шел в ней по иной категории, чем Готовцев.

Рабочие чертежи опытного узла Кичигин сразу запустил в производство и обеспечил заказу такой режим, что уже через две недели механическая часть его была готова. Наскоро пристроив комплектующую электрику, Шевлягин вместе с дружной группой заборских монтажников произвел в вечернюю смену опробование собственной конструкции на ручном управлении. Оно, как и полагалось, прошло с нормальным для первоначальной наладки скрипом. После двухкратных разборок, замены некоторых деталей, дополнительной шлифовки поверхностей и смены пары редукторов, оказавшихся маловатыми по мощности, узел, поставленный на ручное управление, заработал – к великой радости автора и к удовлетворению всех остальных, кто был причастен или сопричастен к его созданию.

В любимое ОКБ тут же была направлена победоносная телеграмма-«молния» чуть не в сотню слов, а кроме того, у Шевлягина состоялся рекордный по длительности для местного узла связи разговор с Готовцевым и Веретенниковым. Столь убедительный, что Павел Станиславович попросил срочно скопировать уточненные рабочие чертежи опытного образца, чтобы немедленно использовать в проекте станочной линии, над которой работало ОКБ.

Затем на узел была поставлена автоматика, и все пошло вверх тормашками. Узел категорически отказывался подчиняться автоматическим командам. То не откликался ни единым движением, будто окаменев, то вдруг, словно сорвавшийся с цепи злющий дворовый пес, взбрыкивал с такой осатанелостью, что по всему цеху раздавался натужный скрежет, и Шевлягин, бледнея, вырубал к чертовой матушке автоматику, бессильно опускал руки, набрасывался очередной раз на растерянного Муканова и высказывал оценку его работы в таких выражениях, что Нина Пажура предусмотрительно отходила подальше, искренне не понимая, почему бедный Джангир еще ни разу не кинулся на Шевлягина хотя бы с гаечным ключом, раз теперь мужчинам не положено носить кинжалы или засапожные, остроотточенные ножи. Более того, к ее великому изумлению, насмерть разругавшиеся Шевлягин и Муканов также бурно мирились, уходили в комнату с трафареткой на двери, закрывались там и в гостиницу возвращались далеко за полночь.

Но твердый орешек, подкинутый коварной автоматикой, разгрызть не удавалось. Работа над проектом модернизации расточного участка катилась как хорошо смазанная тележка по асфальту, а доводка автоматики опытного узла неожиданно застряла в болотистой ухабине, и вытащить ее на ровное место никак не удавалось. Всплески злости, которыми Шевлягин пытался одолеть забастовавшую автоматику, походили на ту шоферскую ругань, которая вроде и к месту, хотя знаешь, что ругань не вытащила еще ни одной забуксовавшей машины.

– Я пошел, – сказал Шевлягин.

Нина и Муканов согласно кивнули и пожалели руководителя группы, которому предстояло делать очередной доклад руководству ОКБ о достижениях командированных в Заборск конструкторов. Проектом модернизации расточного участка последнее время руководство ОКБ почти не интересовалось, а достижения по опытному образцу с каждым прошедшим днем обретали все более и более жирный минус. Подковырки Кичигина, внутренние распри при очередной неудаче и даже комплекс кусачих эмоций, которые спускал Шевлягин с цепи на многотерпеливого Муканова, не могли равняться с теми убийственно вежливыми словами, какие приходилось слышать руководителю группы от московского начальства.

– Как же не усложнять, Андрей Алексеевич, если она сама усложняется… Понимаю, что само собой ничего не делается… Всю технологию просмотрели еще раз, на ощупь уже каждую операцию проверили. Торчали и у станков с утра до вечера… Работает же узел на ручном управлении и нормально работает… Конечно, вся изюминка в автоматике. Понимаю, что надо расчленить управление по операциям. Но тогда увеличивается число управляемых команд и резко снижается надежность прохождения сигналов. Да, получается такой заколдованный круг… Без начала и без конца… Не тяну я… И Муканов не тянет… Такие уж у нас головы… Значит, с дырками. Пришлите хоть на недельку Якубовского. Я понимаю, что он в полном замоте, но без него мы не управимся… Ну и выкидывайте узел из проекта! Не полысею… В конце концов я, Андрей Алексеевич, человек, а не счетно-решающее устройство… Не устройство, говорю!.. А я, между прочим, совершенно спокойно говорю… Это вы считаете, что мы три недели попусту профукали… Сегодня тоже работали… Да… Сегодня мы кроссворд разгадывали… Кросс-во-рд… Почему непонятно? За отсутствием озарения разгадывали кроссворд из «Огонька»… Кичигин заходил. Советовал начинать учиться играть на скрипке…

Доклад начальству кончился тем, что Шевлягин зло кинул на рычаги неповинную телефонную трубку и, в полном несоответствии со сказанным, подумал, что узел из проекта линии он выкинуть не даст и с проклятой автоматикой все равно управится. Кончится срок командировки, он за свой счет останется в Заборске, очередного отпуска не пожалеет. Должно же быть решение. Значит, его можно найти. И не нашли они потому, что плохо искали.

Все же яснее ясного.

Еще Шевлягин думал, что по возвращении в ОКБ, если начальство не выпрет его с работы за несоответствие мыслительных способностей занимаемому служебному положению, он перевернет работу бюро перспективного проектирования. Всех этих перспективных мыслителей начнет нещадно гонять по рабочим проектам. Прекрасную жизнь обеспечили себе теоретические деятели. Намалюют на ватмане эскизик с пустяковой идейкой, сунут на подпись доброму начальнику бюро, а тот очередной раз лопухнется, удостоверит недопеченный пирог личным факсимиле, а потом ватман свернут в трубку и положат на дальнюю полку. И никаких больше им заботушек. Зарплата идет нормально, «прогрессивка» тоже раз в квартал капает, нервного расстройства не случается, сверхурочного труда не требуется.

Нет, дорогие подчиненные, кончится скоро ваша спокойная жизнь. Выдал предложение, вытащил на ватман что-нибудь сто́ящее, сам его и доведи до конца, до натуры, до воплощения в металл. Сам послушай, как в металле, твоя идея заскрипит и заскрежещет, собственными глазами полюбуйся, как одна несуразность будет налезать на другую, как застопорится все вдруг из-за какой-нибудь пустяковины, о которой твоя голова не захотела подумать.

Вот так вас, линей-теоретиков, будет воспитывать начальник бюро перспективного проектирования, возвратившись из Заборска. Потому что только так можно стать настоящим конструктором, настоящим перспективщиком.

Совсем, понимаешь, закостенели в активной деятельности.

– Не пройдет сигнал, – сказал Муканов, стоявший по другую сторону узла. Из-за станины была видна лишь его взлохмаченная, давно не стриженная голова. – Я тебе говорю, что не пройдет… Здесь датчик, там датчик. Он же такой маленький, сигнал. Он же как маленький мальчик. А мы ему тут забор поставили, здесь забор поставили. Не умеет он через наши заборы перелезать… И сил у него не хватает… Не будет надежности.

– А как обеспечить надежность?

– Два гвоздика и проволочка – самые надежные… Не пройдет сигнал.

– Ниночка, прикинь еще раз наш расчет.

Пажура, тщательно оберегавшая новенькие джинсы на роскошных «молниях», послушно вытащила из кармана логарифмическую линейку и принялась считать, поглядывая на схему автоматики.

– Чепуха получается, – вскинулся Муканов, услышав результат счета. – Я вчера три раза считал. Совсем никакой чепухи не получалось. Все хорошо получалось.

– Вчера, может быть, Джангирушка, у тебя и хорошо получалось, – рассудительно ответила Нина. – А сегодня получается расхождение на целый порядок. Нолик у тебя выпал. Маленький такой нолик. Даже без палочки.

– Значит, опять взяли неверную базу для отсчета. Не может быть здесь расхождения на целый порядок. Теоретически нельзя допустить такую нелепость… Будем раскручивать с другого конца.

Шевлягин говорил строго и солидно, а внутри не было ни строгости, ни капли солидности. Внутри были неразбериха и хаос. Как в новой квартире после разгрузки фургона с домашними вещами, когда кастрюли оказываются рядом с книгами, а в глаза лезет прабабушкино ватное одеяло, о существовании которого в собственном имуществе ты не подозревал, а позарез нужные молоток и коробка с гвоздями, предусмотрительно припасенными к первым минутам обустройства на новом месте, оказываются упакованными в самую глубину этого одеяла, туго скатанного в узел и перетянутого древними багажными ремнями с точеной деревянной ручкой.

– Ну, что на меня уставились, как на слона из зоопарка! – зло сказал Шевлягин верным помощникам. – Работать надо, а мы собак пасем. Сочи вам здесь. Побаловались кроссвордиками, и хватит. Попробуем заново всю логику рассчитать. Вопрос, как говорится, встал теперь ребрышком.

Опять шли дни и головы пухли от расчетов и перерасчетов. Были междугородные разговоры с начальством, после которых Шевлягин стал появляться в комнате с трафареткой на двери таким мрачным, что Нина Пажура держалась поближе к Джангиру, проявлявшему к ней давнюю и устойчивую симпатию, зная, что он встанет грудью на ее защиту от физических действий руководителя группы.

Заново все было обсчитано вдоль, поперек и по диагонали. Кроме злополучного «нолика», опрометчиво забытого Мукановым, не найдено ни одной ошибки. Автоматика должна была работать, а она не работала. Сигналы либо дохли, не достигая управляющих реле, либо начинали давать такие сбои, что узел скрежетал, трясся, как в лихорадочном ознобе, и грозил развалиться на глазах испытателей.

Кичигин, то ли подобревший от успешной работы над проектом модернизации расточного участка, где все уже подходило к концу, то ли тронутый мучениями перспективщиков с опытным узлом, предложил в помощь Шевлягину группу заводских наладчиков. Василий Анатольевич гордо отказался, будучи убежденным, что проблемы решаются не числом, а исключительно умением.

У руководителя группы возникла и стала крепнуть мысль, что Джангир Муканов не виноват, и Нина Пажура тоже не виновата. Что расчеты сделаны правильно, что лепить дополнительные датчики к узлу нет необходимости, что исходную базу для решения в самом деле нужно искать совершенно другую. Цифры врать не могут. Формулы выдают абсолютно точные результаты. Следовательно, ошибка лежит в иной области.

Джинсы небесно-голубого цвета с первого же взгляда каждый относил к классу «экстра». Простроченные ярко-желтой нитью, с блестящими хромированными скрепами на углах и пересечениях швов, благородно шуршащей «молнией» и фирменной нашивкой, где была изображена пальма, джинсы навевали мечты о дальних странах, ковбоях, босоногих танцорах и синкопических звуках оркестров на верандах приморских кафе. Сколько стран проехали джинсы, сколько миновали таможенных контролей, чтобы законным путем оказаться под прилавком комиссионного магазина, где работала многоопытная Мария Эдуардовна, отлично знающая конъюнктуру цен на внутреннем «джинсовом» рынке. Добрая душа ее откликалась на зовы о помощи тех клиентов «комиссионки», которые досконально были проверены на умение сохранять скромные торговые тайны. Почти месячная зарплата инженера-конструктора Нины Пажуры перешла в руки Марии Эдуардовны в обмен на «джинсовую» мечту. Джинсы довели природную стройность Пажуры до подлинного совершенства, так умело оттенили все особенности ее фигуры, что ни один мужской взгляд не мог равнодушно скользнуть по рыжеволосому, старательному, хрупкому и подвижному инженеру-конструктору. К искреннему негодованию Джангира Муканова, мужские сердца на Заборском станкозаводе до наглости откровенно трепетали при виде Нины Пажуры, щеголявшей по механическому цеху в роскошных джинсах.

Теперь на джинсах красовалось мазутное пятно. Темное и уродливое, некрасиво расползшееся по правой штанине вдоль округлого девичьего бедра.

Пятно посадил Шевлягин. Это он заставил Нину, как рядового электромонтажника, лазить вокруг проклятого узла с отверткой и плоскогубцами в руках. И кончилось все тем, что на пятый, а может быть, на седьмой раз усталая и разнервничавшаяся Нина утратила бдительность и мазнула небесно-голубую ткань о ролик, заляпанный, мазутом. От такой напасти Нина едва не расплакалась и хотела тут же кинуться в ближайшую химчистку, но бессердечный Шевлягин, затеявший проверку монтажа автоматики в натуре, пригвоздил ее к месту очередной зычной командой:

– Включай третий канал на проверку… Так… Врубай тромблерчик. Ну, что там логика пишет?

– Ноль пишет, – зло откликнулась Пажура, разглядывая пятно на голубой нарядной ткани. – Ноль! Ноль! Ноль!

– Вот, дьявольщина! Почему же не проходит сигнал? Ладно, сейчас проверю подключение. Может, опять эти ухари клеммы перепутали или плохо припаяли наконечники.

Шевлягин схватил отвертку и методически стал проверять подключения разноцветных проводников, контакты реле и тумблеров.

О чистоте собственных штанов руководитель группы не заботился. За три дня фактической проверки монтажа управляющей автоматики на штанах Шевлягина оказалось столько пятен, что спасти их не могла ни одна химчистка. Но это Шевлягина совершенно не печалило, потому что его штаны были рядовым изделием отечественного производства. Из тех, что продаются с серой картонной этикеткой и наименованием «бр. муж.», что расшифровывается «брюки мужские» и охлаждает, даже при самом беглом и снисходительном осмотре, желание обзавестись обновкой, хотя цена подобного изделия обычно не превышает суммы трехдневного заработка, исчисленного из среднего уровня заработной платы в народном хозяйстве.

Тяжкие творческие муки и безрезультатные попытки разобраться в причине неожиданного бунта управляющей автоматики явились, как ни странно, следствием излишнего теоретического опыта, обретенного Шевлягиным и его коллегами за время сидения над разработкой перспективных конструкторских идей. Этот опыт подавил разумный практицизм и связанный с этим элементарный здравый смысл. Привычная односторонность восприятия и оценки, и фактов слишком долго не позволяла Шевлягину спуститься с теоретической высоты на густонаселенную, истоптанную многими поколениями землю. Он считал и пересчитывал теоретические выкладки вместо того, чтобы поинтересоваться, как эти выкладки претворены на практике рядовыми монтажниками, работающими по сдельным нарядам и потому старающимися выполнить рабочее задание в минимально краткий срок.

Когда такая догадка посетила наконец Василия Анатольевича, она немедленно принесла реальные плоды. При первой же проверке было выявлено, что один из датчиков поставлен наоборот, в двух реле перепутаны присоединения, а с контактов никто и не подумал убрать смазку, предохраняющую аппарат автоматического управления при длительных транспортировках и нахождении на складах.

Причины помех обнаруживались столь элементарные и до анекдотичности простые, что Шевлягин, спасая авторитет и достоинство ОКБ, решил сохранить их в тайне от общественного мнения и проверку произвести за счет мобилизации имеющихся внутренних ресурсов в лице себя, Пажуры и Муканова.

– Вчера же проходил сигнал, – раздраженно ворчал Шевлягин, тщательно проверяя злополучный третий канал, отлично работавший и вдруг забастовавший. – Кто сегодня трогал третий?

– Я утром смотрела, – призналась Пажура, подавленная катастрофой с джинсами. – Только я ничего не трогала. Просто посмотрела и все… Может, схему выбило?

Шевлягин подобрался к очередному реле и увидел на нем что-то маленькое и блестящее. Оно ровненько лежало на контактах, замыкая их напрямую. С трудом просунув пальцы в узкую щель, Василий Анатольевич вытащил что-то блестящее и с минуту обалдело глядел на него. Затем прыжком перемахнул на другую сторону узла, оказался возле Пажуры и сунул ей под нос раскрытую ладонь, на которой лежала женская заколка-невидимка.

Нина отпрянула назад с таким испугом, словно над головой ее вскинули увесистую дубину.

Но никто ее не собирался тронуть и пальцем. Василий Шевлягин опустился на выступ станины и захохотал. Весело и безудержно, трясясь от неудержимого смеха и вытирая глаза тыльной стороной измазанной ладони.

– Ну, помеха!.. Ну, учудили, работники! – говорил он сквозь смех с таким непосредственным удивлением, что Пажура не выдержала, забыла об испачканных джинсах, улыбнулась и подумала, что Шевлягин не такой уж злой. Это он злым снаружи кажется, а внутри он добрый. Будь на его месте, она смеяться бы не стала. На его месте… Что бы сделала на месте Шевлягина, Нина придумать не могла и потому улыбнулась еще шире.

– Возьми, Ниночка! – Шевлягин с галантным поклоном отдал найденную помеху третьего канала. – Сколько их у тебя в голове натыкано?

– Не знаю.

– Утром сосчитаешь, и мы возьмем их на контроль. Зачем нам с отвертками к каждому реле лазить, когда можно проверку производить более рациональным способом… Джангир, тебе поручаю заколками заниматься. Будешь контролировать, чтобы утренний счет сходился с вечерним… Включай напряжение!

Порозовевший от смущения и радости, Джангир охотно врубил рубильник.

К вечеру автоматика заработала. Управляющие сигналы потекли по проводам так, как им было положено, без сбоев и нолей, обозначавших неожиданные заторы, без дополнительных датчиков и прочей ненужной мути, которую неделю назад старательно пытались лепить на узел. Устойчивым зеленоватым светом налился экран головного пункта управления, замерцали осциллографы, негромко и слаженно защелкали реле.

Потом был приглашен Кичигин и остальное заводское начальство. Кинув самовольно работу над проектом модернизации расточного участка, примчались табуном члены командированной бригады, пришли любопытствующие заводчане.

Василий Шевлягин, горделиво оглядев собравшихся возле узла, щелкнул тумблером, и тут же родился могучий гул моторов. Словно умная рука, выдвинулась зубастая фреза, крутнулась, набрала обороты и примерилась к стальной заготовке. Пыхнув легким дымком, взяла «базу» и выровняла шершавую поверхность заготовки, обнажив стальной блеск металла, отошла в исходное положение, неуловимо сместилась и принялась выбирать продольный паз.

– Пошла, – радостно сказала Нина Пажура стоявшему рядом с ней директору Кичигину. – Пошла ведь, Виктор Валентинович. А вы говорили…

– Разве я говорил, что не пойдет? Я был уверен, что обязательно пойдет, – весело ответил Кичигин. – Глядите, как пишет. По самому же оптимуму ведет обработку…