Текст книги "Миткалевая метель"

Автор книги: Михаил Кочнев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Царь-Петровы паруса

Стала ткачиха Марья собирать сына Ивана в солдаты служить. Подала ему холщовый мешочек с двумя лямками. В мешке – хлеба каравай, полотенце да ниток клубок.

Мать наказывает:

– С похвалой домой приходи, с наградой, с почестью. Пуще сумку храни: в ней тебе будет и огонек и поводырек. Ежели грусть-тоска сердце затуманит, на клубочек погляди – и светлее станет. Если сильный на пути недруг-ворог будет, на клубочек погляди – удали прибудет. Если шибко ранят, если тяжко станет, на клубочек погляди – рану-боль затянет.

Перекинул Иван сумку-котомку за плечи, простился с матерью и пошел на службу.

В ту пору время было неспокойное: шла война со шведом. Захотелось шведскому королю Карлу, чтобы русские ему землю отдали чуть не по самую Москву. А царь Петр не из таких был.

– Исконная, – говорит, – русская земля не про их честь.

И двинул навстречу шведам свою армию. Наши пешочком идут к морю, а те на кораблях плывут. Подобрались поближе да и остановились: боятся. Наши тоже привал устроили; к делу готовятся, амуницию чистят, пушки заряжают.

Шведы хвастают:

– Где вам с нами совладать? Вы не только корабли, а и ворота вытесать не можете.

Про ворота шведы, конечно, набрехали, а кораблей хороших и взаправду у нас в то время мало было. А без кораблей война – не война. Немного было и корабельных мастеров, особо приметных. Задумался царь Петр. Но горевать, однако, не стал. По первому снегу разослал гонцов во все концы земли русской, строго-настрого приказал:

– Люди, кои плотницкому ремеслу обучены, от мала до велика с пилами и топорами чтобы к Питеру шли корабли строить.

Собралось народу видимо-невидимо, словно лес на берегу вырос. Все слободки заселили, а народ все подваливает и подваливает, как плотину прорвало – рекой течет. Войска в тех местах немало стояло, Петр поднялся на пенек высокий, поглядел на солдат да на владимирских плотников (владимирских особенно много пришло), улыбнулся и как гаркнет на всю округу:

– Что, ребятушки, призадумались? Али испугались моря синего?

А плотники ему в ответ:

– Моря синего николи мы не пугались. А боимся – дела всем не достанется. Эвон сколько нас собралось…

Петру ответ такой понравился:

– Не горюйте, дела всем хватит. Да с таким народом, ребятушки, горы своротить, все моря-океаны перейти можно! Построим корабли получше шведа, а по весне я со своими лебедями к морю выплыву.

Засучил рукава, сам первый за топор взялся и пошел тесать бревна. Закипела работа. Только лес трещит, только топоры звенят да пилы воют. На улице мороз, а Петр в одной рубашке орудует. Глядя на него, и остальные налегают. На крещенской неделе начали, а к посту все дело закончили. Петр последний гвоздь вбил и говорит:

– Корабли сладили. Дело за парусами.

Стал Петр думать, где бы парусины достать. Подзывает он к себе генерала Фемера, приказывает:

– Возьми из моей казны денег, купи парусов получше, да с делом этим не тяни.

Фемер был из немцев. Такой высокоплюй был: Петр с топором корабли строит, а он с тросточкой хмуро похаживает, солдат пошугивает, на плотников покрикивает.

Как услышал Фемер, что ему государева казна доверяется на покупку парусины, сразу повеселел. Приказывает солдату Ивану:

– Заложи тройку, будем ехать за парусами. Ты знаешь, где у вас хорошую парусину ткут?

Иван был родом из села Иванова. Говорит генералу:

– Лучших полотен, чем у нас в Иванове, нигде не сыщешь.

В Иваново так в Иваново. Покатили. Ванюха за кучера сидит, кнутом помахивает, песенки распевает. Радуется побывке: в Иванове у него ладушка осталась, ткачиха, первостатейная красавица.

Приехали, к купцу Павлу Веретенникову заявились: у того своя полотная фабричонка, да еще в избах на него мужики и бабы работали.

Фемер с купцом беседу ведет, а солдат к ладушке отправился, к своей, стало быть, красавице задушевной. Фемер тому и рад: лишнего глаза не стало.

Решил Фемер все склады обследовать. Пришли они в первый склад – большой-пребольшой сарай. Полотна до крыши выложены. Товар отменный. Лучших и искать не надо, увидел бы Петр – обрадовался.

– Посмотри, – говорит Веретенников, – кусок – словно свинцовый, а плотность – иглой не проколешь, гвоздем не пробьешь. Для кораблей самые наиподходящие паруса. Бери. Вестимо, цена на это полотно высоконька. Но коли такое дело, я на уступку пойду: по пятиалтынному с каждого куска сброшу. Забирай чохом, что на складе припасено.

Фемер что-то прикинул, призадумался. Взять эти полотна – ни копеечки из казенных денег не останется. Подумал, подумал и ну пыль в глаза купцу пускать:

– Хорошо. Но это есть не тот размер, не погодится, для корабля брать не приказано.

Пошли во второй склад; здесь полотна тоже добротные, да всё ж пожиже первых. Веретенников советует:

– Эта марка тоже выдержит, корабли поднимет, но прочность не та. Цена на такой товар, конечно, пониже.

Фемер прикидывает: «Если на этой марке остановиться, то от царевых денег в моем кармане останется четверть…»

– Идем, – говорит, – дальше…

Пришли они в третий склад, где полотна штабелями сложены. Веретенников объясняет:

– Эта марка похуже прочих. На паруса не годится, напора не выдержит. Для меня-то беда невелика: пойдет на портки, на сарафаны, мужики с бабенками износят. Цена на такое полотно дешева.

Фемер свое говорит:

– Ты, купец, мало смыслишь в корабельном деле. Эта парусина как раз на царь-Петровы паруса подходяща.

Да так и приник к этой парусине.

– Отсчитывай, – говорит, – этот сорт.

У Веретенникова – глаза на лоб. Он было урезонивать покупателя начал. Знает, что царская покупка, тут не шути.

– Зачем брать такой дешевый товар? На войне люди не в бабки играют, да и царю не полюбится.

Фемер и слушать не хочет. Закупил товар, какой ему надобно, с купцом рассчитался. Люди парусину на воза складывают, а плутяга отошел к забору и себе за пазуху какой-то сверток сует. Ан, как раз и подошел его кучер, наш-то ивановский солдат. Встал перед своим начальником и, как полагается, отбарабанил:

– Ваше превосходительство, явился по вашему приказанию! Чем служить могу? Что делать прикажете? Что тревожит вас?

– В мою шубу Блоха прыгала. Я ловлю ее, – говорит Фемер, а сам сверток подальше сует.

– Блоха?.. Ах она окаянная! Из армяка да в генеральскую шубу угодила. Дозвольте, я ее, негодницу, изловлю в два счета. Не марайте рук, ваше превосходительство.

Да было и сунулся к генералу за пазуху. Фемер так это свирепо глянул да как крикнет на солдата:

– Стоять смирно, блоха ушла!

– Ах, вон она! Вижу, вижу, к полотным амбарам скачет. И что только за блоха, на золотых ножках, – тихонько, как бы сам себе, говорит солдат.

Вроде он и плохого не сказал и проступка никакого перед немцем не сделал, а Фемер пошел всякие страхи нагонять на него:

– Почему одну половину часа прогулял? Из-за тебя мы можем войну проиграть, опоздаем паруса поднять!

Видишь, какую статью подогнал…

Тронулись возы. Веретенников выбегает без шапки, кричит:

– Постойте! Мою лепту возьмите – десять подвод со своим полотном снаряжаю в подарок, на царев корабль пусть паруса из этого полотна поднимут.

Коли в подарок – платить не надо. Фемер не отказался.

А полотна те были самые лучшие.

Доехали до одного города, остановились. Фемер к какому-то купцу, дружку своему, в гости наведался. Иван у крыльца дожидается, возы стережет.

Тут выкатываются из дому двое и давай с десяти подвод царевы полотна к себе в амбар убирать. Иван не дает. А те силой норовят взять. Убить Ивана грозят. Говорят, что не по своей воле, а по указу Фемера парусину в амбар убирают. Иван в драку полез. Набежали тут еще люди. Одному всех не одолеть. Он – к Фемеру. А тот сидит на сундуке, переобувается, торопится, руки у него трясутся, словно кур воровал, а из голенища-то на пол ассигнации сыплются.

Как гаркнет Иван:

– Ваше превосходительство, царевы паруса с возов тащат!

– Ступай, я сейчас выйду, разберусь.

Вышел Фемер и велит Ивану на козлы лезть, дальше ехать. В спину-то шашкой постукивает, поторапливает.

Вот едут они, а Иван нет-нет да на обоз и оглянется, все ли полотна в целости. Оглянулся Иван в первый раз, обеспокоился, докладывает Фемеру:

– Ваше превосходительство, вроде и возов-то меньше стало.

Обернулся Фемер, пересчитал возы, обругал Ивана:

– Два да два сложить не умеешь! Все в целости. Сколько нужно, столько и везем.

Опять едут. Иван думает: «Неужто обсчитался?» Еще раз сосчитал; не утерпел, опять Фемеру докладывает:

– Ваше превосходительство, ей-богу, возов недостача.

Фемер пихнул его в спину:

– Сиди на месте смирно! Не ты покупал, не тебе и возы считать. Ты не возы считай, а дуги. Дуг не убавилось.

Сидит Иван и думает: «Дивное диво: считает этот, считает тот; у одного – нечет, у другого – чет».

Дальше едут. Иван не стерпел да и говорит Фемеру:

– Приеду я и скажу государю: где, мол, мне воевать, когда и до ста не умею считать? Не выучит ли он меня… Начнем с азов, пройдем вдоль возов…

Фемер побаивается: еще и вправду к царю полезет.

«Надо, – думает, – упрятать его куда ни на есть. Солдата не упечешь – сам в беду попадешь».

На том и порешил Фемер.

Ударил Фемер Ивана шашкой и в сугроб бросил. «Ну, – думает, – мертвый ничего про меня не скажет».

Уже далеко обоз. Стонет Иван в сугробе. А кругом все как вымерло. Ни огонька не видно. Одна сумка с Иваном под шинелью. Кое-как встал он на колени, снял ее, говорит:

– Ну, сумка-котомка, на тебя одну вся надежда. Выручай, а то замерзну в поле. Я еще свое дело не сделал – мало послужил родной земле.

Вспомнил, как мать провожала его в солдаты… Вот будто она рядом стоит и опять говорит: «Приходи домой с похвалой, с почестью».

Смертельная рана валит Ивана с ног.

– Сумка-котомка, подыми солдата снова на ноги!

Вдруг сумка раскрывается, белый клубок появляется… Приложил Иван клубочек к ране… Стало рану затягивать, стала боль утихать. Скоро он и на ноги встал.

– Спасибо тебе, сумка-котомка! А куда мне идти сейчас? Все дороги замело…

Волки в лесу завыли, к Ивану подбираются.

– Сумка-котомка, дай мне огонька, отпугни волков от солдата!

Сумка-котомка открывается, клубок появляется, стал он уже не клубок, а огонек. А может быть, это Иванова кровь засветилась… Убежали волки.

Пошел Иван – не назад, а все вперед. «Нет, плут Фемер, не уйдешь ты от расплаты!» – думает Иван.

Шел, шел, сбился с дороги. Хоть умирай в поле. Снимает с плеч сумку:

– Сумка-котомка, что в тебе тонко? Помоги солдату дорогу найти.

Сумка открывается, клубок появляется. Стал клубок – солдату поводырек. Катится он полем, путь пробивает, снега, сугробы в стороны раздвигает. Шагает Иван, торопится, только земля звенит под его сапогами.

Всю дорогу материнский клубок помогал Ивану – и согревал его, и поил, и кормил.

На седьмые сутки нагнал Иван обоз.

– Ваше превосходительство! Что же вы меня среди поля бросили? – будто ни в чем не бывало спрашивает Иван.

Удивился генерал. У самого глаза стали как ложки…

Уже к месту подъезжают. Поневоле пришлось снова посадить Ивана за кучера.

А царь Петр по берегу похаживает, в подзорную трубу на дорогу поглядывает – все ждет, не покажется ли обоз из Иванова. Солнце стало по-весеннему припекать. Того и гляди, реки вскроются.

Наконец дождался. Обрадовался, навстречу выехал. Солдату так хочется слово сказать Петру, да не знает, как подступиться, – вокруг генералы толпой, да и Фемер с Ивана глаз не сводит, говорит своим помощникам:

– Солдат Иван был хороший кучер, – юлит генерал. – За это даю ему отдых целый месяц. Отведите его в отдельную каморку, у дверей караул выставить! Без моего приказа Ивана не выпускать, пусть отдыхает.

И посадили солдата в каталажку.

Петр узнал про это, спрашивает Фемера:

– За что ты на своего кучера прогневался?

– За то, ваше величество, – отвечает Фемер, – что он в Иванове-селе надолго отлучился, обоз задержал. За это ему наказание. А за то, что хорошо правил, отдых даю. Заодно он и отдохнет и провинность искупит.

Петр поверил генералу и молвил:

– За самовольную отлучку наказать, да не забывать, что солдат был исправный и в ратном деле ревностный.

Дали приказ корабли снастить. Утром чуть свет обошел Петр все возы, все полотна самолично обследовал. Крикнул корабельных мастеров и так хитренько разговор повел:

– Один в поле не воин. А бывает, что без одного и не выйдет ничего. Что вы, мастеровые люди, на это скажете?

– Так точно, ваше величество! – корабельные мастера в один голос отзываются.

– Я сам люблю работать до седьмого пота. Сам бы напрял и полотен наткал, да других дел много, а мне вот, спасибо им, ткачи на подмогу. Пойдет ли такая парусина на паруса? И будут ли они прочнее парусов шведских? Посоветуйте! Ум хорошо, а два лучше.

Говорит-то царь слова вроде и веселые, а в глазах его корабельщики веселости не видят. Осмотрели парусину, один и говорит царю:

– Оно, конечно, и это будут паруса, только под одними годы проплаваешь, а под другими полчаса!

Петр нахмурился, помолчал, к Фемеру обращается:

– Что молчишь, словно воды набрал в рот? Слышишь, что говорит народ?

Фемер и давай раскланиваться перед царем, что-то лепечет, а царь его вроде и не слушает, свою речь ведет:

– Слышал я, народ говорит, наши тульские кузнецы блоху подковали, а шуйские да ивановские ткачи, я знаю, той блохе платье смастерить могут. Понять не пойму: ткать полотна они разучились, что ли? Или ты вместо Иванова-села невесть куда забрел?

– Там, там и покупал, ваше величество, хоть солдата спросите! – выкручивается Фемер.

– А что ты думал, когда покупал?

– Думал, государь, как лучше… Я рассудил…

– Рассудил, говоришь? – чуть глазом повел Петр. – Я сам люблю семь раз отмерить, один отрезать. – И вдруг царь выходит на середину и с такими словами к корабельщикам обращается: – Может, и не плохие полотна, да для парусов сотканы неплотно. Такие паруса поднимать подождем, – может, получше найдем.

– Как не найти, – отзываются корабельщики.

Фемер и сунулся:

– Пошлите за парусами в Силезию. Что там за мастера, что за хитроумные затейники! Вот будет хорошо!

– Хорошо-то хорошо, да не дюже, – говорит Петр, и улыбка, словно солнце из-за тучи, на лице его заиграла. – Вот ты толкуешь, что народ у вас хитроумный, а вдруг да ваши купцы паруса не за серебро да золото продавать вздумают, а за хитрость какую-нибудь? Сумеешь ли тогда полотна закупить?

– А как же! – отвечает Фемер. – Я самого царя Соломона на разных загадках перехитрил бы.

– Вон как! Что за генерал у меня! – говорит Петр, и задает он Фемеру три загадки, вроде провера решил устроить. Первая загадка такова: в чем человек нуждается, когда на свет появляется?

Фемер в ответ:

– А это ясно: человек нуждается в повивальной бабке.

Петр усмехнулся:

– Нет, не то.

Вторую загадку задает:

– Чем солдат запасается, когда в поход собирается?

Фемер опять попал пальцем в небо:

– Деньгами, ваше величество, солдат запасается.

Третья загадка:

– Без чего на тот свет не пускают?

– Без креста и ладана, ваше величество! – гаркнул немец.

– Это по-твоему. А по-моему, не больно ты горазд на отгадки, – говорит Петр и велит страже: – Отведите-ка моего верного слугу на покой куда следует. Пусть немного подумает, а потом уж в Силезию поедет. Устал он, видно, в дороге.

Повели Фемера, куда приказано. А там солдат Иван похаживает, с тоски-кручины песенки про ткачей – земляков своих – распевает. Парень он был веселый, никогда не унывал. Достал бумажку, написал на ней:

 
Простой солдат.
Даю совет.
Умом богат,
А денег нет.
 

Высунул руку сквозь решетку, приклеил ту грамоту над острожным окном: пусть-де люди читают.

Вот в ту же каталажку, где сидел Иван, и привели его начальника.

Посадили и Фемера на хлеб, на горох да на воду. Фемер, что ни дадут, тут же сжует и все не сыт. А солдат Иван горошины три в рот бросит – и тем доволен. Остальное кладет в сумку-котомку, приберегает.

– Что это ты горох не ешь? – спрашивает Фемер.

– Я и так сыт. Мало работаю – мало и ем. А вот в наступление пойду, запасец мне понадобится.

Легли спать. Фемер у Ивана из сумки-котомки весь горох и высыпал себе. Лежит и жует. Всю ночь жевал, да еще полных два кармана осталось.

Утром Иван за сумку, а в ней пусто. Спрашивает Фемера.

– Я ничего не знаю. Я спал. Мыши, наверно, это…

– Вот так мыши завелись! И мешок завязали и объедков не оставили.

Смотрит Иван – живот у Фемера стал как гора.

– Не подумай, что с твоего гороха… У меня своего девать некуда. Вот целых два кармана…

– Тогда дай мне горстку!

Хоть и жаден был Фемер, а горстку все-таки дал. Глядит Иван, а в горохе остаток моточка пряжи, которую мать когда-то дала.

– Эх, чужой горох сначала надо было хоть провеять! А то мои нитки видны.

– Это у меня карман расшился.

– Карман расшился, а горох не провалился! Что за горох такой?

…Сидит Фемер в углу на соломе, думает: «Как же мне царевы загадки разгадать, своим умом царя удивить, богатства своего не лишиться, украденной казной попользоваться?» И ничего-то он придумать не может.

Наутро царь к себе Фемера требует:

– Ну, разгадал мои загадки?

Фемер новый ответ припас. Думает: «Угожу царю».

– Когда человек на свет появляется, он в добром государе нуждается, таком, как вы, ваше величество.

Ответа на другие загадки Петр и слушать не захотел.

Опять Фемера в каталажку отвели. Совсем он раскис, в глазах намыленная петля мерещится. Не пьет, не ест, сидит, как воробей, нахохлившись.

А Ивану и горя мало. Он откусит хлебца, запьет водицей и похаживает себе по каталажке; с утра до ночи то песни распевает, то притчи сказывает.

Немец Ивану про свое горе плачется:

– Сгубили меня царевы загадки!

– Какие такие загадки?

Послушал Иван их да и говорит:

– Загадки – как загадки. Кто голову на плечах не только для шапки носит, тот отгадает.

– Отгадай! – просит Фемер. – Деньги пополам делить буду. Только молчи…

Иван согласья не дает:

– На что мне деньги? Хлеб да вода – солдатская еда. А еду эту мне и без денег приносят!

Так и не стал отгадывать.

На второе утро немца опять к царю зовут. И на этот раз Фемер ничего не отгадал. Снова его в каталажку втолкнули. Последние сутки остаются на размышление.

Иван похаживает, в окошко поглядывает, над Фемером потешается:

– День да ночь – сутки прочь, а там и галстук крученый наденут.

На третье утро повели к царю Фемера: как он ни мудрил, как ни вертелся, загадок не разгадал. Привели его караульные обратно да на корабельную мачту указывают.

Иван похаживает по каталажке, нет-нет да и скажет:

– Столб вкопают, галстучек сплетут и за тобой придут.

Фемера в озноб бросает. Краденому богатству не рад, своя-то шкура дороже.

Иван советует:

– Хоть бы завещание написал, кому добро отказываешь.

Тут Фемер как бухнется в ноги солдату и ну сапоги лизать! Спасти просит, золотые горы сулит.

Иван смекает: после Фемера пропадет золото невесть где. Не лучше ли то золото заполучить до последнего рубля да и вернуть отечеству на пользу?

– Ладно, – говорит солдат, – так и быть, постараюсь, хоть и хотел ты меня с белого света сжить. Сколько заплатишь?

Фемер сулит тысячу. Иван без запроса свою цену выставляет, а если, мол, дорого – не обессудь.

– За первую загадку все земли, все дома твои.

Думать некогда, петля по Фемере скучает.

– Согласен! – кричит.

– Не больно слову-то верю. Пиши о том грамоту.

Написал Фемер. Иван прочитал – не сплутовал ли немец – и стал отгадывать первую загадку. А немец его слова в точности записывает и себя утешает: «Хорошо еще, что деньги не потребовал…»

Однако прежде времени обрадовался. За вторую загадку Иван их и запросил:

– Все твои деньги отдашь – золото, что в подвалах хранишь, камни самоцветные да брильянты.

Опять Фемеру делать нечего.

– Бери! – говорит.

Иван и вторую отгадку сказал.

Фемеру не терпится, торопит он солдата.

– Говори третью отгадку. Какая цена?

Иван в ответ:

– Давай поменяемся шинелями – ты наденешь мою, а я твою. И в третьей грамоте собственноручно напиши, что отдаешь ты мне свое звание, а мое себе берешь.

Подумал-подумал немец, да делать нечего. Подмахнул и эту бумагу.

Убрал Иван все грамоты в картуз, сказал Фемеру третью отгадку.

Только успел немец эту отгадку записать, как видит: царь Петр мимо каталажки едет.

А Петр ничего мимо глаз зря не пропускал.

Заметил он над окном Иванову бумажку, прочитал, любопытно ему стало. Приказал солдата к себе привесть. Скоренько привели Ивана.

Царь на его грамотку и указывает:

– Ты писал?

– В точности, ваше императорское величество.

– А почему ты думаешь, что у тебя ума много?

Отвечает Иван:

– Так что я из мастерового села, а мы там всем миром думаем. С темна до темна в светелках ткем. Чтобы челнок веселей летал, сказки сказываем, загадки загадываем, кто во что горазд. К примеру сказать: окунек прыткий, ныряет с ниткой, не живет в воде, не бывает на сковороде.

Улыбнулся Петр и черный ус покрутил.

Иван стоит, руки по швам, ждет, что дальше будет Царь и дает ему те же самые загадки, на которых Фемер прогорел.

– Подумай. Коли не хватит ума, сразу откажись. Не люблю того, кто не по своей силе кладь поднять хочет.

Иван на попятную не пошел и прямо ответ выкладывает:

– Когда рубашка рождается, она в старательных руках нуждается, идет в мялку, на прялку, на стан да в чан. Когда человек на свет появляется, прежде всего в пеленках нуждается. А пеленки, кроме ткача, выткать некому.

– Пожалуй, верно, – усмехнулся царь.

– Как ткач без челнока – не ткач, так и солдат без хорошей амуниции – не солдат. Без челнока и золотые руки полотен не наткут, без добротной парусины и ладные корабли не поплывут. Когда солдат в поход собирается, рубахой да портками запасается. Выходит, и на войне без ткача не обойтись.

Царь и за второй ответ похвалил солдата.

– А скажи-ка, без чего на тот свет не пускают? – дает он третью загадку.

Иван и тут нашел, что сказать:

– Ваше величество, ясно дело: как без пряжи холсты не соткешь, так и без савана на тот свет не попадешь – не берут. А кто саван может соткать, сами ведаете: ткач.

– Ладно ты, Иван, смекнул. Вижу, что и народ и свою сторону любишь. – И спрашивает царь его: – Теперь скажи ты мне, где полотно хорошее на паруса раздобыть и кого послать за ним?

Иван отвечает:

– Лучшее полотно в селе Иванове, а рядом с ним село Кохма есть, ваше величество. А за парусиной пошли меня.

– Много ли тебе денег на полотно дать? – спрашивает царь.

– Пять рублей.

Взял Иван из государевой казны пять рублей, чтобы щей в трактирах по дороге похлебать, и погнал в Иваново. А уж снега почернели, грачи прилетели, весна, скоро и корабли на воду спускать.

Как закатился солдат в Иваново, перво-наперво созвал всех ткачей. Встал на возок, снял шапку, поклонился честному народу и такую речь повел:

– Швед на нас обозлился, хочет все земли у нас отнять. В море выплыл, силой похваляется, в Питер завтракать собирается, в Москву к обеду поспеть хочет и все наши города огню предать. Царь Петр корабли снастит – плыть навстречу недругу, а парусов нет. Вся надежда на вас, ткачи – ивановцы, кохомчане. Соткем хорошие полотна – поможем врага выгнать с земли русской, не соткем – останутся Петровы корабли без парусов, а мы пропадем!

Все ткачи знали Ивана. Зашевелился народ. Понесли к Ивану полотна наилучшие, что иглой не проколешь, гвоздем не проткнешь. Дают и ни копейки не спрашивают.

Погнал Иван возы к Питеру, да по дороге смекнул и завернул к тому самому купцу, где парусину добротную Фемер сбыл. Строгонько повел себя Иван с этим купцом. Петровым указом припугнул: как ни вертелся купец, а пришлось уступить Ивану и эту парусину. Иван выехал из ворот да кнутом на прощанье купцу погрозил: смотри, мол, шельма, другой раз не попадайся.

Ну и привез добреца обоз неисчислимый. А полотна – лучше не сыщешь. Тысячу человек засадил Петр паруса шить. Сшили – сразу и подняли. Как раз угодили: лед на реке только-только сошел.

Тут Петр про Фемера вспомнил, велел его привести да и говорит ему:

– Ездил ты за полотнами, царю радел, да не в ту сторону глядел. Вот и не нашел то, что нужно. Глянь-ка на эта паруса! Без твоей Силезии обошлись!

А Фемер – свое: царю грамотку сует.

– Это, – говорит, – три отгадки. Пока сидел, все твои загадки разгадал.

Петр прочитал бумажку и обратно немцу отдал:

– Береги, это тебе на память. Хорош ответ, да не тобой придуман.

И никакого снисхожденья не дал Фемеру за эту плутню.

А шведов так тогда наши пуганули с новых-то кораблей, что те еле ноги унесли.

Иван много благодарностей получил за верную службу отечеству. Сказывают, так и оставил его Петр в генералах.