Текст книги "Миткалевая метель"
Автор книги: Михаил Кочнев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Мимо окон мелькнула знакомая фигурка в ситцевом, цветочками, платье.
Стрела лежал за перегородкой, слушал, затаив дыхание, разговор Арсения с Тасей.
Девушка шла на свидание с незнакомым человеком взволнованная. Если бы не удивительное умение Арсения находить в разговоре со всяким человеком задушевные, простые слова, то, пожалуй, ушла бы девушка приконфуженной. И только.
По ее робкому, застенчивому, но привлекательному голосу Стрела поспешно заключил: все ж таки от этой девушки толку мало для рабочего дела. Но роль Стрелы на этом и закончилась, поэтому он лежал, не проронив ни слова. Юная посетительница, очевидно, полагала, что говорит с молодым квартирантом с глазу на глаз. После небольших заминок Стрела не без удивления услышал, что разговор наладился и потек своим чередом.
– Куда это вы, Тася, всегда так торопитесь? – спросил Арсений.
– Знаете, торопиться не будешь – ничего не успеешь сделать, что задумано…
– А вы многое задумали?
– Многое… Даже сказать страшно…
– Вы молодая, у вас сил хватит, – подбодрил Арсений девушку.
– Сил-то, может, и хватило бы, да… – Тася, не договорив, замолкла.
– Да что?
– Эх, жизнь у нас больно плохая, беспросветная!
– Тася, а какая, по-вашему, жизнь хорошая?
– Нет, сначала вы скажите: откуда вы мое имя знаете?
– Я уж такой звездочет, по глазам узнал.
– Но все-таки?
– Заметил – вы идете мимо окон, сразу вижу, что это идет Тася, – засмеялся Арсений.
Тася улыбнулась.
– Очень вы задушевный, но, кажется, скрытный, правда ведь?
– При первом знакомстве всегда человек кажется немножко скрытным. Но все-таки какая же жизнь, по-вашему, хорошая?
– Да ведь вы сами, поди, лучше меня представляете.
– Разбогатеть? Накопить большое приданое – шлафроки, капоты, броши с бриллиантами, с бурмицким жемчугом, богатый жених?..
– Ой, нет, нет! – горячо запротестовала Тася. – Что красивого, что разумного в жизни наших расфуфыренных купчих, их дочек? Все они тупые, чопорные, скучные. Это тоже типа, болото.
– Что же тогда вас увлекает, манит?
– Меня тяготит эта полускотская, бесправная жизнь кабальной ткачихи! Порой мне кажется, что все брошу и убегу куда глаза глядят, на край света, где нет ожиревших хозяев, воров и подлецов служащих. Где люди вольны, где всяк трудится по своей воле, никто никого не угнетает, не обманывает, не притесняет.
– А вы думаете, есть где-нибудь такая благодатная земля? – осторожно, но уверенно проникал Арсений в тайники души рабочей девушки.
– Когда мне было лет семь-восемь, то бабушка часто мне рассказывала сказку «Про серебряный клен и про семь веретен». Тогда я от души верила, что есть такой ладный край, только через семь гор перевалить, семь морей-океанов переплыть. Я раз даже в детстве пошла искать этот край, зашла за село, заблудилась. Ехали наши мужики из Шуи, подобрали меня, домой привезли, с тех пор я больше не ходила искать то сказочное царство.
Стрела полеживает, слушает да на ус мотает: «Ничего себе девушка, с понятием, с фантазией, молодая, а зубастенькая».
– Так как же, Тася, быть-то? Я вот тоже, как вы, мечтатель, тоже в детстве от пастухов и охотников красивых сказок наслушался, думал, что есть местечко, где живется привольно, вольготно, весело на Руси человеку. А пошел искать по селам и городам царской империи – оказывается, нет его, такого-то привольного уголка, в нашем николаевском, кровью залитом царстве. Знать, уж так и будем маяться по гроб? Или как? – спросил Арсений.
Тася вздохнула и не сразу ответила.
– Ой, как я не люблю людей, особенно молодых, покорных судьбе! Человек должен искать свое счастье. Счастье само не приходит, надо пострадать, потрудиться, тогда, может быть, чего-нибудь добьешься!
– Я тоже так думаю, – согласился Арсений и сел рядом с Тасей на скамью.
– Счастье – не солнце, не всем поровну. Каждому своя доля. – У Таси, очевидно, был свой взгляд на распределение счастья между людьми на земле.
– О какой же доле вы мечтаете?
– Моя мечта с детства – стать сельской учительницей!
– А там?
– Поехать работать.
– Куда?
– На Север, подальше от всей этой городской грязи, от городских людей.
– Вы не любите город?
– Такой, каков он есть сейчас, не люблю, – откровенно созналась Тася.
– Какой же вы любите город?
– Какой у Чернышевского. Вы, конечно, читали…
Арсений после короткой паузы продолжал:
– Да, читал… Значит, вы скоро станете учительницей, уедете, например, на Север, будете счастливы, а о других несчастных забудете? Так я вас понял? Счастья только для себя?
– Зачем! Что вы! Я затем и поеду, чтобы жить светлой, разумной жизнью и других учить этому. В работе я вижу свое счастье.
Еще долго журчал звонкий голос Таси. Долго они беседовали. Наконец сказал Арсений:
– Тасенька, желание ваше чистое, благородное, но, может быть, вам приходилось слышать: лет тридцать тому назад то тут, то там на бескрайних просторах России во мраке царизма вспыхивали яркие огоньки. Революционная молодежь, подобно вам, так же вот бежала из университетов в далекие деревни, в глухие села, чтобы сеять там семена знания, культуры, просвещения, помаленьку строить светлую, разумную жизнь. Но скоро эти благородные мечтатели и обреченные фантазеры разочаровались в своей затее. Лучшие из них были выловлены и погибли в ссылках, острогах, заживо погребены в подземельях, на каторжных работах. Часть же – никчемных, малодушных, «рыцарей на час» – растворилась среди сельских прасолов, богатеев, кулаков, переменила личину и стала вместе с другими мучителями, тунеядцами сосать кровь из народа. Были такие люди, народовольцы. Лучшие из них погибли недаром.
У Таси круглели глаза от удивления. Она, очевидно, не ожидала, что молодой квартирант, с виду рабочий, в синей ластиковой рубашке, в смазных сапогах, так хорошо знает жизнь.
– А так жить нельзя, без большой радости, без настоящей любви к делу, к людям… Если так всю жизнь без радости прозябать, то лучше не жить, – печально заключила Тася; тоска слышалась в этих словах.
– Вся радость жизни – в борьбе, – подсказал Арсений.
– Лишь когда книжку возьмешь, только и забудешься на время.
– Что же вы читаете?
– Чернышевского… Некрасова… – Тася сразу стала говорить сдержанно и осторожно.
– Где берете книги?
– У одной подружки.
– А в библиотеке?
– Там только про «Еруслана Лазаревича» да про «Прекрасную кабардинку, умирающую на гробе своего мужа». А серьезного ничего нет.
Арсению ее ответ очень понравился.
– Правильно, Тася, царь держит народ в невежестве, в темноте, науку-знание прячет от народа под пудовым железным замком. Но надо сломать этот замок.
Тася, конечно, пока не знала, с кем говорит, и многое, что было ясно для Арсения, для нее казалось лишь смелой, но несбыточной мечтой.
– Не хватит сил… дорогой.
– Да ведь народные силы, как трава после дождичка, незаметно растут.
Тасе хотелось хоть кому-нибудь высказать наболевшую печаль до дна.
– Сколько горя-то приняла, всё из-за книг. Отец ругает меня. Но все равно не брошу, все равно буду учиться, выйду в учительницы. Сдам экзамен!
– Где будете держать экзамен? – заинтересовался Арсений.
– При епархиальном, во Владимире.
Арсений покачал головой:
– При епархиальном училище экзаменуется духовенство. Вы же не духовного звания, вы крестьянка, а сейчас ткачиха, и только поэтому вас привалят. Учительницей вам не бывать в царской России. Я, конечно, не оракул, но так думаю. Мое же пожелание вам от души – чтобы все у вас на экзаменах прошло удачно.
Тася закусила ноготь, призадумалась.
– Нет, нет, вы прежде времени не опускайте руки. Добивайтесь своего, требуйте, вырывайте у жизни право на счастье, – напутствовал Арсений.
– Провалят – что тогда? Куда деваться? Отец меня сживет со света! – запечалилась Тася. – Если провалит, значит, я горько ошиблась во всех своих расчетах. Впереди никакого проблеска, просвета – вот какая жизнь… Вот вижу, что вы умный, отзывчивый, но и вы не хотите понять меня…
– Я понимаю вас, Тася, – сказал Арсений, – вас тянет к свету, к знанию, к свободной, культурной жизни…
– Как же жить? Научите, скажите! – это был не вопрос, а мольба девушки.
– Вступайте в нашу рабочую партию социал-демократов большевиков. Давайте вместе бороться за наши права, за свободу для всех рабочих и крестьян. Когда вместе своего добьемся, тогда и простая ткачиха и забитая крестьянка сможет стать учительницей.
– А разве есть такая рабочая партия? – удивилась Тася.
– Да, есть! – твердо ответил Арсений.
– Кто же ее возглавляет? – И боязнь и горячий интерес были в вопросе девушки.
– Ленин и лучшие люди из рабочего класса.
– Вы тоже в рабочей партии?
Арсений чуть помедлил, не сводя взора с ясных глаз Таси.
– Да… Я хочу быть всегда вместе с рабочими.
– За что же я мучилась? Столько вложила упорного труда – и всё бросить? Нет, будь что будет, на экзамен я поеду!.. Программу я знаю назубок…
На прощание Арсений пожал руку Тасе, напутствовал:
– Вы настойчивы, неуступчивы. Это хорошо. Лучшее качество каждого человека – это его непреклонная воля, твердое убеждение. Но если в будущем вас постигнет неудача, приходите к нам, у нас вы всегда найдете поддержку.
4
Тася ушла. Стрела ухмылялся: дескать, сбылось его «предсказание».
– Ну, кто прав? Вильнула подолом и была такова. Мыслимо ли таким доверять нашу тайну! Вот скажет куму, а кум без ума – свахе, а та – соседке-пряхе, пряха – свату-бражнику, а сват – стражнику.
Прямо чуть ли не выговор выносит Стрела Арсению за нарушение конспирации.
– Ты не беспокойся, у нее еще глазки разбегаются, еще на сердце лежит у нее страница последней прочитанной книги, но она инстинктом рабочей души ищет на ощупь ту же самую дорогу, на которой стоим мы.
Но Стрелу скоро не убедишь.
– Ничего из нее не выйдет! Но навредить она может… по наивности. Вся ее дорога не дальше мужнина порога. Уедет учительницей в село, выйдет за поповского сына и будет жевать малину да варить варенье из смородины.
Пророк ты, Стрела!
– Пророк не пророк, но предчувствую. Впрочем, тебе виднее.
Арсений после ухода девушки был озабочен чем-то, хотя и старался не показать виду.
Однажды Арсений сказал Стреле:
– Мне жаль Тасю. Я вижу ее характер, понимаю ее натуру, честную, смелую. В ученье она вложила все силы своей молодой души. Надо ее держать в поле нашего зрения. Если постигнет неудача, она окажется на печальном распутье. Нужно вовремя подать ей руку, поддержать, помочь…
5
Пришел срок. Тасе надо ехать на экзамены. Пошла она к управляющему фабрикой:
– Дайте отпуск на две недели.
Управляющий спрашивает:
– Зачем?
– На экзамен ехать.
Захохотал управляющий:
– Ткать умеешь и без экзаменов! Мы даем отпуск подчистую! Забирай книжку и уходи на все четыре стороны. Вот тебе и экзамен!
Пуще прежнего загорюнилась Тася. Наведалась к хозяину.
– С каких пор мои ткачихи вздумали ездить по экзаменам? Никуда не поедешь. Нет моего дозволения! – И дверь захлопнул хозяин.
Пришла заплаканная Тася к родителям на совет. Отец не хочет и слушать:
– Сорвешься с места – что тогда? Один-то я всех не прокормлю. Кроме тебя, вон пятеро. Выбрось все глупости из головы!
Мать осторожно поддержала дочь:
– Полно, отец, может, сдаст! Хватит ли, дочка, ученья-то твоего?
– Хватит, мама! Сдам…
Отец насупил реденькие брови.
– Поезжай, да помни: не сдашь ученье – лучше домой не показывайся…
Поверила твердо Тася в свои силы, понадеялась на то, что среди ученых людей правда есть. Извелась она только от одних дум печальных.
Решила ехать. Пришла, полный расчет заявила.
Долго ее мытарили, гоняли по конторе от стола к столу, потом выбросили ей из оконца рабочий билет, а в нем пометка: «Уволена за непослушание!» В чем же ее непослушание?
Вскоре, слышно, приехала Тася с экзаменов и бледна и печальна. Как ни хорошо она отвечала, но крестьянскую дочь, ткачиху шуйскую не допустили до учительниц. Там и своей белой кости, поповской да купеческой, в достатке.
Отец под горячую руку у Таси чемодан в окно выбросил и самое Тасю вон выгнал.
Пришла она ночевать к тете Кате. В сумерках за столом Арсений хотел было завести беседу, а она закрыла глаза, вылезла из-за стола, ушла в сенцы, так больше и не вошла. Ночевала в сенцах на полу.
Арсений, конечно, понял чужую боль.
Вдруг пропала Тася. День, другой, третий – Таси нет и нет…
– Где же наша Тася? – спрашивает Арсений у тети Кати.
Поведала тетя Катя:
– Места ищет. Ходит от ворот к воротам. Нигде не берут… И народ вроде нужен, а как глянут в книжку – и поворот от ворот: не нужна, ослушлива. Помаран билет-то, вот оно что. Извелась, бедняга. Правда ли не правда ли – ноне приткнули ее в ширилку.
– Ты бы позвала ее, – просит Арсений.
– Сама она собиралась забежать, какое-то дело у нее есть к вам.
6
Тася не заставила долго ждать себя. Снова села она на сундучок рядом с Арсением, и Стрела с ними. За эти несколько дней Тася изменилась – не узнать. Первые морщинки легли под ясными глазами. И вся она стала какая-то другая. И, видно, пришла она к Арсению в такую тяжелую минуту, когда хоть голову клади под колесо.
Не ошибся Арсений, юная горячая натура ее, переборов горечь неудачи, запросилась туда, куда звал Арсений.
– Обо всем, что случилось с тобой, Тася, я знаю, – начал он. – Расскажи, как ты теперь живешь? Как думаешь дальше жить?
Невеселая речь полилась из девичьих уст:
– Известна наша жизнь. Снова мрачные корпуса, снова притеснения, насмешки. Башмаки сносила, пока нашла себе место. Взяли, но, как узнали, что я ездила на экзамен, теперь, как чуть что, все кому не лень попрекают меня на каждом шагу…
Тася откровенно рассказала о всех своих горестях.
– Как сама не своя бродила я эти дни. Все мне стало немило. На фабрике – укоры, дома – упреки, ругань отца, слезы матери. Мечты, надежды мои рухнули. Все жертвы мои напрасны, стремления лучшие мои оплеваны. Что дальше сулит мне жизнь? Какую радость?
Слезы навернулись у Таси на глазах. Она говорила, смахивала их ладошкой, но они вновь и вновь сверкали на ее густых ресницах.
– Стыдно признаваться в этом, но скажу: бродила я около железнодорожного полотна, глядела на холодные, страшные, змеящиеся рельсы… Обмирало мое сердце. Не страх пугал меня. Не страшно чугунное колесо, только бы не видеть больше мучений. И тут же брало такое неуемное зло: меня не будет, а улучшит ли моя смерть жизнь хотя бы моих родителей и подруг? И еще стыдно мне было самой за себя. Значит, я обманулась сама в себе? Где же те мои силы, на которые я так надеялась?..
И Тася припала лбом к плечу Арсения.
– Хорошо, Тася, что ты вспомнила о нас… Хорошо, что пришла к нам…
Уже звезды начали меркнуть над городом. Заря занялась, а беседа в домике ткачихи все еще продолжалась.
7
С того вечера Тася все чаще забегала в дом к тете Кате. Забегала с книгами, расспрашивала Арсения о многом, о том, что ей непонятно в прочитанных книгах.
Арсений терпеливо, настойчиво, убедительно открывал перед девушкой безвестный для нее новый мир революционного подполья. И Тася поняла всей душой, что есть на свете великое, благородное дело, ради которого можно отдать все свои силы, все горение юного сердца.
К знанию, к свету Тася пошла вместе с большевиками нелегкой дорогой – дорогой лишений, испытаний. Вскоре, по поручению Арсения, Тася тайно организовала первый кружок девушек-ткачих. В нем занимались сначала всего семь девушек. С каким же интересом, с какой жадностью набросились они на изучение программы партии!
Занятия кружка проводил больше Арсений, иногда заменяли его другие подпольщики.
Умел Арсений среди множества дел, часто очень ответственных и непредвиденных, для всего находить время. С первого же занятия в кружке водворился образцовый порядок, настоящая дисциплина. Люди приходили на занятия вовремя. Примером для учеников был сам Арсений. Какая бы забота ни тяготила его, он поспевал на занятия к своей минуте.
Но однажды перед самым занятием Арсения спешно вызвали на одну фабрику – там назревало горячее дело. Арсений решил идти на фабрику, а через полчаса должны собраться ученицы.
– Стрела, тебе сегодня придется провести занятие в кружке, – наказал Арсений.
– Мне?
– Да, тебе.
Стрела всячески отказывался. Но попробуй отвертеться! Арсений сказал – значит, твердо решено и продумано.
– Ты расскажи им просто о том, что узнал из прочитанной брошюры. Страшного ничего нет.
Так и пришлось Стреле идти в кружок.
Почитали. Споры пошли прегорячие. Вопросы посыпались.
– Как будет это при социализме? Как будет то при коммунизме?
– Будут ли свадьбы?
– Как понять равенство мужчины с женщиной?
А ведь Стрела-то при социализме еще не жил. Если бы они спросили, как боевые пикеты на митинге расставлять, засады против астраханцев, тут-то бы он рассказал!
Не забыть Стреле то занятие.
Девушки стали появляться на массовках, летучках. И уж объединилось вокруг Таси больше трех десятков работниц. Тася в строгой тайне от родителей посещала кружок и массовки. Может быть, сама того не замечая, она все увереннее и тверже становилась в ряды революционных рабочих.
И вот настал день, когда Арсений дал новое поручение Тасе:
– Сегодня на вашей фабрике летучка. Перед концом смены оповести своих ткачих.
Тася с подругами незаметно обошли в тот день почти всю фабрику. Кончилась смена. Арсений и другие подпольщики были неподалеку от фабричных ворот. Они слышали голос Таси, обращенный к выходящим из ворот ткачихам:
– Не расходитесь, товарищи!..
На шум прилетели трое городовых. Они разгоняют, ревут, но бессильны рассеять рабочих.
– Разойдись! Не грудься!
– По домам!
Арсений уже у ворот. Плечи Стрелы и плечи другого товарища – вместо подмостков. Вот уже взметнулась над толпой смелая рука молодого Арсения, твердый голос разносится по всей улице. Останавливаются прохожие; некоторые, недоверчиво, опасливо озираясь, подходят ближе к воротам, сливаются с рабочими, другие слушают в отдалении. Мчатся со всех сторон загорелые, чумазые ребятишки. Полицейские беснуются. Один метнулся в управу.
Вскоре из-за угла с гиком и свистом вылетел отряд конной полиции.
Но у ворот фабрики стоят, почесываясь, сторож и двое городовых. Рабочие уже разошлись, и вместе с рабочими, незамеченные, исчезли Арсений, Стрела, Тася и другие подпольщики.
Какой же радостью сияла Тася, когда на другой день Арсений от души поблагодарил ее:
– Спасибо тебе, Тася! Славный наш товарищ!
В те годы массовки, летучки были одной из форм революционной борьбы и агитации в рабочих массах. Через массовку и летучку лежала дорога к всеобщей политической стачке, к которой настойчиво готовила рабочих городская партийная организация.
8
На массовку в лес за Мельничново Тася повела всю рабочую молодежь со своей фабрики. Боевики-дружинники на своих местах. Тася с сияющими глазами рядом с Арсением. Вот он поднялся на высокий пень. С виду обычный молодой рабочий, в сапогах, в синей рубашке, опоясанной ремешком. Едва он начал говорить, вдруг народ смятенно заволновался. По рядам прокатилась тревога, кто-то крикнул:
– Казаки, спасайтесь!
И уже было испуганные люди качнулись и бросились в разные стороны, ясно не представляя себе, откуда грозит опасность. Но твердый голос Арсения остановил их:
– Товарищи, ни с места!
– Ни с места, товарищи! – раздался звонкий оклик Таси.
Люди остановились и, смущенно переглядываясь, вновь сомкнулись вокруг Арсения.
– Если мы разбежимся, нас переловят поодиночке. Но если мы все вместе, нас никто не решится тронуть. Казаки боятся боевой дружины.
Арсений был прав. Казаки постояли на опушке леса, но не рискнули забиваться в чащу. Поехали назад. Массовка шла своим чередом. Боевые патрули зорко несли свою вахту.
– Опасность миновала, – доложил Стрела Арсению.
Рабочие спокойно разошлись из лесу.
Сколько этих массовок собиралось в те годы на лугах, в лесах, в поймищах, урочищах, на берегах речек, вокруг Иванова, Шуи, Вичуги, Кохмы, Лежнева! И все они были организованы усилиями Арсения и других большевиков-подпольщиков.
Но вскоре Стрела был очень удивлен неожиданным событием. Самая дисциплинированная девушка не пришла на собрание, потом на другое. Перестала бывать у тети Кати.
– Что с Тасей? – не понимал Стрела, не понимал и Арсений.
Однажды Стрела с Арсением встретили Тасю в воскресный день за городом. Она шла в лес с матерью.
– Тася, ты почему забыла нас?
– Вы моего отца плохо знаете. Я тайно от него ходила в кружок и на массовки. Когда я привела молодежь с фабрики, в конторе узнали об этом. Мастер сказал отцу: «Больно умна у тебя дочь, Митрич, выросла. Поглядим-поглядим, да придется, видно, отправить ее за решетку». Отец дома избил мать и меня.
Тася говорила истинную правду. Мать начала умолять Стрелу и Арсения, чтобы они оставили ее дочь в покое. Тася с матерью ушли.
9
Арсений и Стрела лежали в густой, высокой траве над речкой. Арсений рассказывал Стреле о политической экономии, учил его и сам в то же время готовился к экзамену, который предстояло сдавать экстерном.
Небо было голубое. Щебетали, звенели в кустах пташки. От цветов пахло медом. Жужжали над головой неустанные пчелы.
Вечерело. Арсений и Стрела возвращались в Шую.
– Все же я схожу к отцу Таси, – твердо заявил Арсений.
И действительно, вскоре Арсений пошел в гости к Тасе, вернее – к ее отцу. Возвратился он в тот вечер поздно и невесел. Потом пошел во второй раз.
После третьего посещения с облегчением заявил:
– Тасин отец – человек как человек, ничего в нем нет страшного. От того, что никто с ним всю жизнь по-человечески ни разу не поговорил, он и очерствел.
Стрела и Арсений улеглись в сенцах. Не сразу они заснули. Луна заглядывала в оконце. Тетя Катя работала в ночную смену.
Вдруг послышался стук в крыльцо. Арсений и Стрела проснулись вместе. Стрела сунул руку под подушку. Арсений сел, прислушиваясь. Стук повторился настойчиво.
– Наверно, полиция, – шепнул Стрела.
– Иди открой, – тихо сказал Арсентий.
Стрела подошел к двери:
– Кто тут?
– Это я, Тася. Мне товарища Арсения… – Голос Таси прерывался: или она плакала, или чем-то была смертельно напугана.
Арсений встал и тоже подошел к двери. «Наверное, отец избил», – с этой невеселой думой Стрела открыл дверь.
Лунный свет упал в сенцы и осветил лицо Арсения.
Перед ним на пороге стояла Тася, повязанная шалью, в черной курточке и сапожках. Она на минуту словно оцепенела, не решалась переступить через порог, как удивленная чем-то необычным, смотрела в блестящие при лунном свете глаза Арсения и плакала.
– Тася, что с тобой? – спросил он.
Тася шагнула и обняла его плечи. Она говорила и плакала от радости:
– Спасибо, спасибо тебе, дорогой товарищ Арсений! Ты открыл глаза отцу… Отец сказал мне: «Отныне я не буду тебе мешать в твоем деле». Дайте, дайте мне теперь большое поручение, я его выполню. Выполню, если бы даже это стоило моей жизни!
– Поручение будет! – Арсений крепко пожал руку Тасе.
Они стояли трое, держась крепко за руки, – Арсений, Стрела и между ними Тася.
