Текст книги "Толстой-Американец"
Автор книги: Михаил Филин
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
Аттестовавшись приятелю (на тот момент обер-квартирмейстеру 6-го пехотного полка) «начальником дружины ополчения» (то есть командиром батальона 8-го пешего полка), граф Фёдор ввечеру 25 августа уже примеривался к первой, смертельно опасной линии войск. На аванпостах он, привстав в стременах, попытался разглядеть располагавшегося за речкой и перелеском своего завтрашнего, уже начинавшего ликовать, противника.
Упомянутая Иваном Липранди «центральная батарея» (в итоге так до конца, видимо, и не достроенная) имела и другие названия: Большой редут, Курганная батарея, Центральный люнет, позднее – батарея Раевского… Спустя несколько часов неистово штурмовавшие укрепление французы и прочие «языки» назвали батарею «адской пастью» [417]417
Смирнов А. А. Батарея Раевского//ОВ. С. 51.
[Закрыть].
Немудрено, что 26 августа 1812 года, в понедельник, подполковник граф Фёдор Толстой очутился на «большом поле» именно там, где ему и подобало очутиться.
Его однодневныйполк имел белое знамя и пять цветных, с тёмно-коричневым крестом. Углы этих знамён образца 1797 года были также тёмно-коричневыми, но с селадоновым (светло-зелёным), или просто селадоновыми.
Зато древки оказались чёрными [418]418
Подмазо А. А. Ладожский пехотный полк // ОВ. С. 395.
[Закрыть]– совсем как глаза у Американца.
На рассвете, около 6 часов утра, когда ещё не рассеялся туман над полем, Великая армия всей своей мощью обрушилась на оборонительные рубежи русского воинства, одновременно атакуя Семёновские флеши и село Бородино.
И задрожала земля, заржали кони, загрохотали орудия, тут и там завязались ожесточённые схватки. Сразу же появилось множество убитых и раненых.
В то же время в русском лагере, в третьей шеренге войск, происходило удивительное движение,чем-то напоминающее броуновское, – движение, имеющее самое непосредственное отношение к нашему повествованию. Его, это снование, нельзя исчерпывающе объяснить ни свойственной всякому сражению сумятице, ни сбивчивостью приказов командиров, ни какими-либо оплошностями растерявшихся служивых.
Оно имело совершенно иную природу.
С одной стороны, указанное возвратно-поступательное движение было вполне осязаемо, массово. Ополченцы и «специально наряженные команды» нижних чинов, приседая и крестясь, бросились, с носилками и без оных, уносить в тыл получивших увечья офицеров и солдат. По словам очевидца, это происходило примерно так: «Русские мужики с пиками и без пик, с топором за поясом <…> втесняются в толпу вооружённых, ходят под бурею картечи, и – вы видели – они нагибались, что-то подымали, уносили… <…> Кутузов приказал смоленскому ополчению уносить раненых из-под пуль сражающихся, из-под копыт и колёс конницы и артиллерии. <…> У французов этого не было; зато их раненые задыхались под мёртвыми, – и трупы их были растоптаны копытами, раздавлены колёсами артиллерии» [419]419
Глинка Ф. Н. Письма русского офицера. М., 1985. С. 55.
[Закрыть].
Спасённых и доставленных в третью шеренгу окровавленных воинов принимали другие ополченцы, клали их на заготовленные подводы и отправляли в сторону Новой Смоленской дороги, а оттуда к Можайску. Один из ополченцев позднее назвал такую работу «самой неприятной на свете должностью», которую, безусловно, лучше «променять на потеряние самой <…> жизни» [420]420
Цит. по: Ивченко Л. Л. Повседневная жизнь русского офицера эпохи 1812 года. М., 2008. С. 464.
[Закрыть].
Другая же составляющая движения в войсках была практически незаметна наблюдателю, однако её значимость – военную и моральную – трудно переоценить. Сведения о ней имеются, в частности, в донесении начальника Московской военной силы генерал-лейтенанта И. И. Моркова, отправленном 20 января 1813 года в Главный штаб действующих армий. Докладывая о распределении ополченцев и их начальников по корпусам 1-й и 2-й армий перед Бородинским сражением, граф И. И. Морков сообщал: «С тех пор не имел я ни малейшего сведения о вверенной мне Московской военной силе и не мог оного иметь по причине той, что полковые, баталионные и сотенные начальники при своих командах не находились, а были раскомандированы к разным должностям…» [421]421
Архангельская-1. С. 386.
[Закрыть]
В переводе с диалекта воинских артикулов на обиходный, всем понятный язык сие означает вот что. Большинство кадровых офицеров – по приказу армейского командования, полностью совпавшему с их собственным неуёмным желанием, – в тот или иной момент покинули вверенных им ранее безоружных дилетантов, выдвинулись вперёд, примкнули к дерущимся русским полкам и сшиблись с неприятелем.
Словом, когда ободняло, последние стали первыми, одними из первых.
Наш Американец был «прикомандирован» к Ладожскому пехотному полку, который состоял в 1-й бригаде 26-й пехотной дивизии генерал-майора И. Ф. Паскевича [422]422
О том, что Американец находился на Бородинском поле «в числе стрелков при 26-й дивизии», поведал и Денис Давыдов (Давыдов Д. В. Сочинения. М., 1962. С. 530).
[Закрыть]. Шефом полка значился тогда полковник Е. Я. Савоини. Дивизия же входила в состав 7-го пехотного корпуса генерал-лейтенанта Н. Н. Раевского, «полного дарований и неустрашимости военачальника» (Д. В. Давыдов).
Этот корпус оборонял первенствующий участок русской позиции – и опорным пунктом обороны, её «ключом», являлся редут на Курганной высоте.
Спустя столетие историограф Ладожского полка подполковник Николаев констатировал: «26-го августа, в Бородинском сражении, полк находился на важнейшей позиции – центральной батарее, названной впоследствии батареей Раевского, на которую обрушился главный удар неприятеля» [423]423
Николаев, подполковник. Краткие сведения о боевой жизни 16-го пех<отного> Ладожского полка (С 5 января 1708 года по 1 декабря 1910 года). Варшава, 1911. С. 9.
[Закрыть]. К сожалению, полковой летописец не сообщил нам никаких подробностей о действиях отважных ладожцев в тот исторический день.
Ещё при жизни графа Фёдора Толстого, в 1839 году, на месте исчезнувшей батареи установили памятник [424]424
Памятник работы архитектора А. Адамини (главный бородинский монумент) был уничтожен в 1932 году; однако в 1987 году его восстановили. Тогда же, в 1970–1980-е годы, воссоздана и часть левого фаса редута.
[Закрыть]. Благодарные соотечественники воздали должное поразительному мужеству защитников люнета и прочих русских воинов, проявленному в сражении «столь жестоком, какого примера не было» [425]425
1812–1814: Секретная переписка генерала П. И. Багратиона; Личные письма генерала Н. Н. Раевского; Записки генерала М. С. Воронцова; Дневники офицеров русской армии. М., 1992. С. 218 (письмо Н. Н. Раевского А. Н. Самойлову от 7 сентября 1812 года).
[Закрыть].
Хвала вам будет оживлять
И поздних лет беседы.
«От них учитесь умирать!» —
Так скажут внукам деды;
При вашем имени вскипит
В вожде ретивом пламя;
Он на твердыню с ним взлетит
И водрузит там знамя.
Думается, было бы справедливо воспринимать этот бородинский монумент и как памятник нашему герою.
Сохранившиеся военно-оперативные документы, мемуары участников сражения и исследования учёных (в том числе представителей новейших историографических школ) позволяют нам рассказать об эпизодах брани в районе Большого редута, имеющих определённое отношение к подполковнику графу Фёдору Толстому. Далее вниманию читателей предлагается подкреплённая отдельными документами и хронометрическими выкладками версияповедения Американца в «великий день Бородина» (III, 273).
Итак, «погода стояла чистая и ясная, с небольшим ветром» [426]426
Отечественная война 1812 г. в воспоминаниях современников. М., 2008. С. 248 (из мемуаров Н. Е. Митаревского).
[Закрыть]. Массированное наступление противника (под предводительством вице-короля Италии Э. Р. Богарне) на Большой редут началось около 9.00. «Неприятель, устроив в глазах наших все свои армии, так сказать, в одну колонну, шёл прямо на фронт наш, – писал Н. Н. Раевский генералу от инфантерии Д. С. Дох-турову 11 сентября 1812 года из Луковны, – подойдя же к оному, сильные колонны отделились с левого его фланга, пошли прямо на редут и, несмотря на сильный картечный огонь моих орудий, без выстрела головы оных перелезли через брустьер…» [427]427
Отечественная война 1812 года. Т. XVIII. СПб., 1911. С. 59–60.
[Закрыть]
Довольно быстро войскам первого эшелона атакующих (которыми командовал бригадный генерал Ш. Боннами) удалось овладеть батареей. Офицеры и прислуга при орудиях пали в рукопашной схватке.
Приблизительно тогда же получил ранение (оказавшееся смертельным) П. И. Багратион, что привело, по словам Э. Ф. Сен-При, к «кратковременной дезорганизации большинства полков» [428]428
Бородино: Документы, письма, воспоминания. М., 1962. С. 392.
[Закрыть]. Как выразился позже Ф. Н. Глинка, «стадо осталось без пастыря» [429]429
Глинка Ф. Н. Указ. соч. М., 1985. С. 66.
[Закрыть]. Ранили и шефа ладожцев полковника Е. Я. Савоини.
По мнению французов, в тот самый момент, в десятом часу утра, они были в полушаге от безоговорочной победы, от нового «солнца Аустерлица».
И вот совпадение: как раз тут, как будто из-под земли, объявляется наш герой – и вступает в бой, «щеголяет штыком своим». Существуют источники, где упоминается сражающийся на Курганной высоте татуированный, со святым Спиридонием на груди граф Фёдор Иванович Толстой.
Из документов мы узнаём, что граф Фёдор принял в тот роковой час командование над Ладожским полком и даже попытался малыми силами контратаковать преуспевших французов. Так, в рапорте от 7 сентября 1812 года Н. Н. Раевский докладывал М. И. Голенищеву-Кутузову об Американце: «Командуя баталионом, отличною своею храбростью поощрял своих подчинённых, когда же при атаке неприятеля на наш редут ранен Ладожского полка шеф полковник Савоини, то, вступя в командование полка, бросался неоднократно с оным в штыки и тем содействовал в истреблении неприятельских колонн» [430]430
Архангельская-6. С. 246–247. Из дальнейшего текста следует, что Н. Н. Раевский считал резонным представить графа Ф. И. Толстого «к чину».
[Закрыть].
Позднее Н. Н. Раевский сообщил П. П. Коновницыну (в письме от 10 декабря 1812 года) следующее: «Подполковник граф Толстой прикомандирован во время сражения 26-го августа к командованию Ладожским пехотным полком по причине перераненных того полка шефа и других штаб-офицеров покойным Главнокомандующим князем Багратионом» [431]431
Там же. С. 251.
[Закрыть].
Нежданно-негаданно к попавшим в тяжелейшее положение защитникам батареи подоспела «сикурса», подмога.
Торопившиеся на другой участок сражения генералы А. П. Ермолов и граф А. И. Кутайсов оказались в районе Курганной высоты в самый нужный миг. И Алексей Петрович Ермолов, воспользовавшись тактическими оплошностями французов, возглавил масштабную контратаку русских. «Проезжая центр армии, я увидел укреплённую высоту, на коей стояла батарея из 18 орудий, составлявшая правое 2-й армии крыло, в руках неприятеля, в больших уже силах на ней гнездившегося, – информировал Алексей Петрович генерала от инфантерии М. Б. Барклая де Толли 20 сентября того же года. – Батареи неприятеля господствовали уже окрестностью сей высоты, и с обоих
Отечественная война 1812 года. Т. XVIII. СПб., 1911. С. 99. Некоторые историки убеждены, что А. П. Ермолов заметно приукрасил свою роль в этих событиях. Так, Л. Л. Ивченко, анализируя рапорт генерала, назвала его «образцом военного красноречия», в котором «многое непонятно» (Ивченко Л. Л. Бородинское сражение: История русской версии событий. М., 2009. С. 306–307). В нашу задачу не входит рассмотрение сложного, щекотливого и едва ли разрешимого вопроса о «главном подвиге дня».
[Закрыть].
«Эта схватка была одна из самых ужаснейших и кровопролитных в продолжение всего Бородинского дела. Трупы неприятеля завалили люнет перед укреплением», – читаем в записках И. Ф. Паскевича [433]433
Цит. по: Вдовин Н. И. Бородино. М., 2008. С. 139.
[Закрыть].
«Овладение сею батареею принадлежит решительности и мужеству чиновников [434]434
То есть офицеров.
[Закрыть]и необычайной храбрости солдат», – прибавил А. П. Ермолов [435]435
Отечественная война 1812 года. Т. XVIII. СПб., 1911. С. 99.
[Закрыть].
(Увы, в ходе того боя погиб генерал-майор А. И. Кутайсов, «вождь младой». Тело его так и не было найдено.)
В русской отчаянной контратаке, завершившейся возвращением центрального редута, уничтожением тьмы французов и пленением тяжело раненного генерала Ш. Боннами, приняли участие воины двух дивизий, многих полков и батальонов. Бок о бок с ладожцами дрался Полтавский пехотный полк (который входил в одну бригаду с Ладожским; Полтавский полк в итоге потерял в этот день 262 нижних чина убитыми и пропавшими без вести и 170 ранеными [436]436
Подмазо А. А. Полтавский пехотный полк // ОВ. С. 577.
[Закрыть]). Понятно, что в невообразимой суматохе боя, когда колонны смешались, подполковник Фёдор Толстой, кое-как распоряжавшийся в редуте и подле укрепления окружавшими его воинами, подчас воспринимался как командир и этого полка.
Позднее данное обстоятельство, кем-то отмеченное, отразилось в делопроизводственных бумагах. В одной из них написали про графа: «Причислен для командования Полтавским пехотным полком»; и ниже добавили витиеватое: «Ладогского пехотного полка, прикомандированный из Полтавского пехотного полка» [437]437
Архангельская-6. С. 249.
[Закрыть]. Первичная бюрократическая неточность была закреплена в прошении Фёдора Толстого об отставке (1814) и в «Пашпорте» 1816 года, составленном на основе предыдущих документов. Там про нашего героя сказано: «1812 года в августе месяце командовал Полтавским пехотным полком» [438]438
Архангельская-4. С. 18.
[Закрыть].
Допущенная в начале осени 1812 года в штабах оплошка повлекла за собой досадные последствия: она задержала, несмотря на представления и ходатайства ряда военачальников (М. И. Голенищева-Кутузова, Н. Н. Раевского, А. П. Ермолова), производство Толстого-Американца в следующий чин.
Опрокинув и отбросив французов «до кустарников» и Семёновского оврага, защитники Большого редута вновь заняли оборонительную позицию. «Более действий моего корпуса описать остаётся мне в двух словах, – сообщал Н. Н. Раевский спустя полмесяца, – что по истреблении неприятеля, возвратясь опять в свои места, держался в оных до тех пор против повторяемых атак неприятеля, пока убитыми и ранеными приведён был в совершенное ничтожество, и уже редут мой занял г<енерал>-м<айор> Лихачёв. <…> Описывать деяния всякого генерала, штаб– и обер-офицера я не в силах, а отличная их храбрость доказана тем, что почти все истреблены на месте» [439]439
Отечественная война 1812 года. Т. XVIII. СПб., 1911. С. 60.
[Закрыть].
Ещё как минимум дважды наполеоновские дивизии, получая подкрепления, яростно штурмовали непокорную батарею, судьба которой, по мнению современных военных историков, фактически была предрешена после вытеснения русских из Семёновского [440]440
См., напр.: Ивченко Л. Л. Бородинское сражение: История русской версии событий. М., 2009. С. 183, 185, 328.
[Закрыть]. Но защитники бастиона не подозревали об этом и стояли до последней крайности, насмерть, по выражению генерал-майора И. Ф. Паскевича – «до истощения сил в полках».
«Картина ужасная, бой ужасный! По жесточайшей пальбе всё наше левое крылоидёт в штыки. Всё смешалось и обагрилось кровью», – записал Ф. Н. Глинка, очевидец сражения [441]441
Глинка Ф. Н. Указ. соч. М., 1985. С. 74. Выделено автором.
[Закрыть].
«Сражение перешло в рукопашную схватку, – будто вторил ему В. И. Левенштерн. – Люди дрались спереди, сзади; свои и враги смешались» [442]442
PC. 1900. № 12. С. 577.
[Закрыть].
«Обе стороны решились лечь на месте, – вспоминал артиллерийский офицер Н. Любенков, – изломанные ружья не останавливали, бились прикладами, тесаками…» [443]443
Цит. по: 1812 год: Воспоминания воинов русской армии. М., 1991. С. 31.
[Закрыть]
И только около 15.00 неприятелю удалось-таки окончательно овладеть разрушенным люнетом. Оборонявшие батарею воины, «покрытые п отом и порохом, обрызганные кровью и мозгом человеческим, не могли долее противиться и защищать люнет. Но мысль о личной сдаче далеко была от них! Почти все приняли честною смерть и легли костьми там, где стояли» [444]444
Глинка Ф. Н. Указ. соч. С. 106.
[Закрыть].
К тому часу Курганная высота представляла собой «зрелище, превосходившее по ужасу всё, что только можно было вообразить. Подходы, рвы, внутренняя часть укреплений – всё это исчезло под искусственным холмом из мёртвых и умирающих, средняя высота которого равнялась 6–8 человекам, наваленным друг на друга» [445]445
Цит. по: Троицкий Н. 1812: Великий год России. М., 2007. С. 282–283.
[Закрыть].
«Итог взятия Большого редута высоко оценён самим неприятелем, – читаем в новейшем исследовании Л. Л. Ивченко. – Так, утешая А. Коленкура, брат которого „остался в редуте“, Наполеон произнёс в его адрес следующие слова: „Он умер смертью храбрых, решив исход сражения“. Если же подойти к оценке этого события, отрешившись от драматических эффектов, то следует признать, что очередной „частный успех“ реально мало что давал противнику» [446]446
Ивченко Л. Л. Бородинское сражение: История русской версии событий. М., 2009. С. 328.
[Закрыть].
Когда стали считать раны и товарищей, выяснилось: 7-й пехотный корпус генерал-лейтенанта Н. Н. Раевского, которому «нечем уже было действовать», потерял в этой исполинской сече 3250 человек убитыми и пропавшими без вести и 2790 ранеными [447]447
Епанчин Ю. Л. Седьмой пехотный корпус // ОВ. С. 649.
[Закрыть]. А в Ладожском полку было убито и пропало без вести 196 человек, ранено же – 215 [448]448
Подмазо А. А. Ладожский пехотный полк // ОВ. С. 395.
[Закрыть].
Пролил кровь 26 августа 1812 года и подполковник Фёдор Толстой: граф был «ранен в левую ногу пулею навылет» [449]449
Архангельская-4. С. 18; Архангельская-6. С. 249.
[Закрыть]. «Он был сильно ранен в ногу», – уточнил впоследствии Денис Давыдов [450]450
Давыдов Д. В. Сочинения. М., 1962. С. 530.
[Закрыть]. В какой из моментов баталии это случилось, нам неизвестно. Видимо, неприятельская пуля достаточно долго искала его: ведь Американец, как сказано выше, ходил в штыки «неоднократно».
Нет никаких сведений и о том, как ему удалось выбраться из «ада» и оказаться в тылу, на крестьянской подводе, предназначенной для раненых. Велик русский Бог: возможно, граф Толстой ухитрился доковылять сам; или его спасли мужики (те самые снующие взад-вперёд ополченцы с носилками); или офицеру подставил плечо кто-то из оказавшихся рядом воинов с «солдатским ранцем».
А вечером, когда побоище завершилось, раненого Американца увидел в похожем на огромный походный лазарет Можайске начальник штаба 1-й Западной армии генерал-майор А. П. Ермолов. Этот эпизод был описан Денисом Давыдовым с натуралистическими подробностями: «Ермолов, проезжая после сражения мимо раненых, коих везли в большом числе на подводах, услышал знакомый голос и своё имя. Обернувшись, он в груде раненых с трудом мог узнать графа Толстого, который, желая убедить его в полученной им ране, сорвал бинт с ноги, откуда струями потекла кровь» [451]451
Там же.
[Закрыть].
Так он – театрально, в духе античных трагедий – воззвал к справедливости сильных мира сего.
Потом графа Фёдора эвакуировали из Можайска (возможно, через обречённую Москву). При выезде из города, 28 августа, произошла ещё одна встреча нашего героя с Иваном Петровичем Липранди, который по прошествии лет вспоминал: «…До рассвета, отправляясь с квартирьерами к Крымскому Броду и обгоняя бесчисленные обозы, я услышал из одного экипажа голос графа, звавшего к себе шедшего в некотором расстоянии от него своего человека. Я подъехал. Граф был ранен в ногу и предложил мне мадеры; я кое-как выпроводил его из ряда повозок, и мы расстались» [452]452
Липранди. С. 15.
[Закрыть].
Американец на ходу навёрстывал упущенное: ведь 26-го числа ему, право, было некогдаопорожнить бутылку.
Мадера возвращала подполковнику Фёдору Толстому силы, врачевала его.
Наполеону не удалось решить судьбу кампании в генеральной схватке при Бородине.
Русские устояли, не дали разбить себя – и, отступив, на марше могли позволить себе глоток всемогущего вина.
Их бескомпромиссная партия с корсиканцем «на роковой шахматной доске» (Ф. Н. Глинка) была отложена в сложнейшей позиции, с обоюдными шансами на выигрыш.
Соперников ждало долгое, изобилующее всяческими комбинациями, ловушками и жертвами, доигрывание.
Настал день, когда граф Фёдор всё-таки сравнялся в чине с почившим недругом, бароном Е. В. фон Дризеном. Высочайший приказ о производстве Американца в полковники был подписан 13 марта 1813 года. В «Санктпетербургских ведомостях» (4 апреля, № 27) пропечатали следующее: «За отличие, оказанное в <Бородинском> сражении, производятся: прикомандированный к Ладожскому пехотному полку из Московского ополчения подполковник граф Толстой в полковники…» [453]453
В служебной записке, подготовленной для императора Александра Павловича в начале 1815 года, касательно участия Американца в Бородинской баталии начертано следующее: «За отличие пожалован в полковники, о чём объявлено было в Приказе Главнокомандующего». Однако далее автор записки надворный советник Пантюхин пояснил: «За сражение при Бородине действительно назначен ему чин полковника, но не произведён потому, что в списке сказано: „Ладогского пехотного полка, прикомандированный из Полтавского пехотного полка подполковник граф Толстой“, и как в то время не было известно, когда и откуда он в Полтавский пехотный полк поступил, то о сём 19 ноября 812 г. писало было покойному г<енерал->фельдмаршалу князю Голенищеву-Кутузову Смоленскому; но на оное ответа не получено» (Архангельская-6. С. 249–250). В толстовском прошении об отставке, которое датируется 23–24 декабря 1814 года, сказано: «За оказанное мною в <…> сражениях отличие высочайше пожалован в полковники 1812 года Ноября 21 числа, что объявлено в приказе Командующего армиями» (РГВИА. Ф. 29. Оп. 1/153-а. Св. 584. Д. 626. Ч. 2. Л. 117 об; выделено переписчиком). А в «Пашпорте» 1816 года сообщается, что граф Фёдор стал «полковником того же (1812-го. – М. Ф.) года августа 26» (Архангельская-4. С. 18), – иными словами, в день Бородинской битвы.
[Закрыть]
К тому времени наш герой, давно исцелившийся, успел побывать «во многих сражениях» [454]454
Архангельская-4. С. 18.
[Закрыть]с потерявшим инициативу Бонапартом.
Судя по рапорту начальника Московской военной силы генерал-лейтенанта графа И. И. Моркова, который помечен 31 марта 1813 года [455]455
Днём ранее, 30 марта 1813 года, был подписан Высочайший указ о роспуске Московского и Смоленского ополчения, который, правда, «распространялся только на ратников, находившихся в пределах России» (Шведов С. В. Московское ополчение // ОВ. С. 484).
[Закрыть], Американец уже в начале октября 1812 года снова был в строю и, находясь «безотлучно» при 8-м пешем полку, «отличил себя мужеством» в ряде баталий [456]456
Архангельская-6. С. 247.
[Закрыть].
Так, 6 октября он принял участие в Тарутинском сражении – в деле при реке Чернишне, где русские изрядно потрепали корпус короля Неаполитанского Иоахима Мюрата и взяли в плен около тысячи французов.
Спустя несколько дней, 12-го числа, подполковник Фёдор Толстой дрался за Малоярославец. Город был занят авангардом русской Главной армии 15 октября 1812 года.
Минуло ещё три напряжённые недели – и мы видим графа 6 ноября в сражении под Красным, где войска под командованием генерала от инфантерии М. А. Милорадовича почти полностью уничтожили корпус маршала Мишеля Нея и полонили около 12 тысяч человек. После этого дела приблизился эндшпиль кровавой партии: положение Великой армии стало очень тяжёлым, почти безнадёжным.
В «Списке штаб– и обер-офицерам Московской военной силы, отличившимся в кампанию прошлого 1812 года», который генерал-лейтенант И. И. Морков приложил к своему мартовскому 1813 года рапорту, указывалось, что граф Ф. И. Толстой, выказавший мужество в указанных битвах, достоин ордена «Св<ятого> Владимира 4-й степени с бантом» [457]457
Там же.
[Закрыть]. Но ходатайство начальника Московского ополчения (которое, по утверждению М. И. Голенищева-Кутузова, «во многих сражениях оказывало величайшую пользу» [458]458
Цит. по: Архангельская-1. С. 390.
[Закрыть]), кажется, было отложено в долгий ящик.
Из всеподданнейшего рапорта генерал-фельдмаршала М. И. Голенищева-Кутузова императору Александру Павловичу от 21 ноября 1812 года выясняется, что в ту пору 8-й пеший полк дислоцировался на Днепре, «в Орше» [459]459
Архангельская-6. С. 247.
[Закрыть], уездном городе Могилёвской губернии.
А в середине морозного января 1813 года двоюродный брат Американца граф Н. И. Толстой, адъютант генерала от инфантерии князя А. И. Горчакова 2-го, столкнулся с нашим героем уже на Березине, в городе Борисове Минской губернии. Вскоре, 4 февраля, он сообщил об этом родным в Петербург: «Граф Фёдор Иванович виделся со мною недели две тому назад, а теперь я не знаю, где он находится, ибо он прикомандирован к отдельному совсем корпусу» [460]460
Цит. по: Архангельская-1. С. 392.
[Закрыть].
О маршрутах, «растахах» и деяниях графа во время Заграничного похода русской армии мы знаем пока очень немногое. Ничем не может здесь помочь биографу и Иван Липранди. «Во время войны 1813–1815 годов я не встречался с ним», – пишет он о Фёдоре Ивановиче [461]461
Липранди. С. 15.
[Закрыть].
Зато с генерал-майором Александром Христофоровичем Бенкендорфом граф Фёдор, возможно, столкнулся на военных дорогах. (Впоследствии, обращаясь к начальнику III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии по важному делу, Толстой представился «человеком, который некогда имел честь быть» А. X. Бенкендорфу «не без известен» [462]462
Шумихин С. В. Указ. соч. С. 238. Сохранена орфография подлинника. Впрочем, Американец был знаком с А. X. Бенкендорфом ещё по Петербургу.
[Закрыть].)
В 1813 году граф Фёдор (судя по его прошению об отставке 1814 года) «был за границею в Герцогстве Варшавском и при блокаде крепости Модлина; Августа с 17 в Шлезии, Сентября с 6-го – в Саксонии, с 10 в Богемии, Октября 27 числа в сражении при деревне Фрозе» [463]463
РГВИА. Ф. 29. Оп. 1/153-а. Св. 584. Д. 626. Ч. 2. Л. 117. Из текста прошения об отставке (1814) следует, что Американец сражался под знамёнами Полтавского пехотного полка. Данный вопрос, видимо, нуждается в дополнительном изучении.
[Закрыть].
Потом, в декабре, Американец попал в Польскую армию генерала от кавалерии барона Л. Л. Беннигсена. Он был «прикомандирован» к 42-му егерскому полку, которым командовал полковник Е. И. Синенков. Данный полк в составе своей дивизии (знакомой нам 26-й пехотной дивизии генерал-майора И. Ф. Паскевича [464]464
Из документов известно, что к апрелю 1813 года в 26-й пехотной дивизии И. Ф. Паскевича числилось всего-навсего 54 человека из Московского ополчения (Архангельская-1. С. 392).
[Закрыть]) входил в корпус генерала от инфантерии Д. С. Дохтурова.
Известно, в частности, что за участие в зимних операциях 1814 года и «отличие» при осаде и штурме («действительном сражении») крепости Горн и поста Гам (14 января) Американец, командовавший «передовыми аванпостами», был наконец-то отмечен начальством: «награждён орденом Св<ятого> Равноапостольного князя Владимира 4-й степени с бантом» [465]465
Архангельская-4. С. 19; Архангельская-6. С. 249. В источниках говорится о штурме «Гани» или «Гами». По мнению исследовательницы, делопроизводители неверно воспроизвели название города Гайнау (Архангельская-4. С. 22; Архангельская-6. С. 250). Однако 14 января 1814 года войска Е. И. Моркова и Д. С. Дохтурова атаковали и захватили именно Гам – укреплённое предместье Гамбурга (Подмазо А. А. Большая Европейская война. 1812–1815: Хроника событий. М., 2003. С. 168).
[Закрыть]. «Боевая грудь» графа «украсилась» этим орденом в конце января или в феврале 1814 года [466]466
В «Списке штаб-офицерам…», который граф Л. Л. Беннигсен подписал 25 февраля 1814 года, «полка 42 егерского полковник граф Толстой» уже фигурирует как кавалер «Св<ятого> Владимира 4-й степени» (РГВИА. Ф. 29. Оп. 1/153-а. Св. 8. Д. 56. Л. 55).
[Закрыть].
Потом была успешная «экспедиция» на остров Вильгельмсбург («Виленсбург») на Эльбе (неподалёку от блокированного союзниками Гамбурга), которая проходила в январе – феврале 1814 года. Атаковавшие остров войска Л. Л. Беннигсена (ставшего графом) спалили мосты, захватили 4 орудия и пленили 400 офицеров и солдат неприятеля [467]467
Подмазо А. А. Большая Европейская война. 1812–1815: Хроника событий. М., 2003. С. 176.
[Закрыть]. За дело 28 января 1814 года граф Фёдор был представлен к вожделенному для любого русского офицера «ордену Св<ятого> Великомученика и Победоносца Георгия, 4 класса» [468]468
Архангельская-4. С. 19, Архангельская-6. С. 249.
[Закрыть]. (Видимо, на островахон, воспитанник Морского корпуса и участник кругосветного путешествия, дрался с особенным воодушевлением.)
Сохранился рапорт («Донесение № 116») графа Л. Л. Беннигсена императору Александру 1 от 25 февраля 1814 года, где говорится: «За отличные подвиги, оказанные в сражении 28-го генваря 1814 года под Гамбургом, по представлению Генерала от Инфантерии Дохтурова назначены мною были к ордену Св<ятого> Георгия 4-го класса полков 42-го Егерского Полковник граф Толстой и Орловского пехотного майор Лунин, коих заслуги, на основании Высочайше утверждённого Вашим Императорским Величеством учреждения для Большой Действующей армии, предложил я на уважение совета, каковой на сей конец составлен был при корпусе генерала Дохтурова из наличных кавалеров сего ордена. Оный совет, находя подвиги Полковника Графа Толстова и майора Лунина достаточными к получению ордена Св<ятого> Георгия 4-го класса, удостоил оным помянутых чиновников, коим в соответствии того удостоения и определил я знаки сего военного ордена, о чём донося Вашему Императорскому Величеству, всеподданнейше прошу о утверждении оных.
№ 31. Февраля 25 дня 1814 года. Д<еревня> Пиннеберг. Генерал Граф Беннигсен» [469]469
РГВИА. Ф. 29. Оп. 1/153-а. Св. 8. Д. 56. Л. 54.
[Закрыть].
К данному рапорту главнокомандующий Польской армией приложил другой документ, также датированный 25 февраля 1814 года, – «Список штаб-офицерам, кои за оказанную ими храбрость награждены мною по удостоению совета орденом Св<ятого> Георгия 4-го класса». Там (в графе «Подвиги») дано описание героического деяния Американца: «Командуя баталионами 42-го егерского и Нижегородского полков, овладел Готгенгорстскою батареею, на коей находились два неприятельских орудия, а потом, опрокинув неприятеля при Алтаузске, обратился к Морвердеру и, невзирая на сильное неприятельское стремление, отражал оного с большим успехом» [470]470
Там же. Л. 55.
[Закрыть].
На рапорте Л. Л. Беннигсена царь написал карандашом: «Исполнить» [471]471
Там же. Л. 54.
[Закрыть].
«Между тем война со славою была кончена. Полки наши возвращались из-за границы. Народ бежал им навстречу. Музыка играла завоёванные песни: Vive Henri-Quatre [472]472
Да здравствует Генрих Четвёртый! (фр.).
[Закрыть], тирольские вальсы и арии из Жоконда. Офицеры, ушедшие в поход почти отроками, возвращались, возмужав на бранном воздухе, обвешанные крестами. Солдаты весело разговаривали между собою, вмешивая поминутно в речь немецкие и французские слова. Время незабвенное! Время славы и восторга! Как сильно билось русское сердце при слове отечество! Как сладки были слёзы свидания!» (VIII, 83; выделено Пушкиным).
Большинство ополченцев, воевавших в Европе в составе регулярных войск, возвратились в Россию в 1814 году [473]473
Шведов С. В.Московское ополчение // ОВ. С. 484.
[Закрыть]. Тогда же вернулся домой и Американец. Из толстовской переписки видно, что обратный путь его проходил через Варшаву, довольно скучный город. С августа по октябрь он гостил у родни в Калужской губернии, где к тому же лечился [474]474
РГВИА. Ф. 29. Оп. 1/153-а. Св. 584. Д. 626. Ч. 2. Л. 115.
[Закрыть].
До Первопрестольной победитель галлов добрался, видимо, уже поздней осенью, «когда ещё Москва пировала своё освобождение» [475]475
Биография Сарры. С. VIII.
[Закрыть].
Как же быстро летело еговремя! Казалось, ещё позавчера Американец бедокурил в корпусе, не далее как вчера парил на воздушном шаре, строил куры сладострастным дикаркам и ползал по кваркенским торосам, – а ведь добрая половина жизни уже миновала, полдуши (изрёк бы Гораций) отлетело.
«Была жизнь… Жилось… Много видел твой отец на своём веку», – скажет он через уйму лет дочери и запьёт эту фразу изрядным глотком пунша [476]476
РВ. 1864. № 4. С. 683.
[Закрыть].
Попав в родимую обитель, наш герой отвёл душу по-настоящему, со вкусом: стал, как позднее изысканно выразился, «графствовать и графинствовать» [477]477
РГАЛИ. Ф. 195. On. 1. Ед. хр. 2863а. Л. 6.
[Закрыть]. Русский инвалид Фёдор Иванович Толстой, никого не стесняясь, брал по праву триумфатора своё. Ведь он заслужил и здравицы, и застольные песни, и пожизненное право не только шалить напропалую, но и козырять в официальных бумагах: «Некогда служил не без чести Царю и отечеству, проливал за них кровь свою» [478]478
Там же. Ед. хр. 809. Л. 1.
[Закрыть].
К нескончаемым московским пирам подоспели и награды за пролитую кровь.
Накануне дня его рождения, 5 февраля 1815 года, был подписан высочайший указ, по которому полковник граф Фёдор Толстой стал-таки кавалером ордена Святого Георгия 4-й степени – стал с обобщающей формулировкой: «За отличия в сражениях с французами» [479]479
Ерофеев В. Указ. соч. С. 95. Странная вещь: в списке кавалеров ордена Святого Георгия 4-й степени, который приведён в составленном В. С. Степановым и И. И. Григоровичем издании «В память столетнего юбилея Императорского Военного Ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия (1769–1869 гг.)» (СПб., 1869), графа Ф. И. Толстого нет. Отсутствует георгиевский кавалер Толстой-Американец и в новейшем фундаментальном биобиблиографическом справочнике «Военный орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия» (М., 2004).
[Закрыть].
Надо думать, что примерно в ту же пору граф получил и серебряную медаль на Андреевской ленте, учреждённую в память Отечественной войны. На её лицевой стороне было помещено изображение Всевидящего ока и надпись: «1812 год», а на оборотной выбиты слова из Псалтири (Пс. 113, 9): «Не нам, не нам, но имени Твоему». Такие медали очень высоко ценились в офицерской среде. Они, как писал А. И. Михайловский-Данилевский в «Журнале 1813 года», «составили <…> какую-то дружескую, братскую связь между русскими военными» [480]480
1812 год…: Военные дневники. М., 1990. С. 376.
[Закрыть].
Награды явились поводом для дальнейших, совсем уж забубённых пиршеств. В ходе одной такой вечеринки захмелевший граф Фёдор причинил непоправимый ущерб мундиру капитулировавшего и захрапевшего генерал-майора А. А. Ефимовича [481]481
Об этом см. письмо князя П. А. Вяземского А. И. Тургеневу, написанное в начале июня 1822 года (ОА. Т. II. СПб., 1899. С. 259).
[Закрыть].
Денис Давыдов, добросовестный участник брутальных оргий «пробочников», посвятил в 1815 году Американцу благообразные стихи, озаглавленные (в рукописи): «К другу, на мои имянины». Послание партизана начиналось такими эвфемизмами:
Болтун красноречивый,
Повеса дорогой!
Оставим свет шумливый
С беспутной суетой.
Пусть радости игривы,
Амуры шаловливы
И важных Муз сигклит
И троица Харит
Украсят день счастливый!
Друг милый, вечерком
Хоть на часок покинем
Вельмож докучный дом
И к камельку подвинем
Диваны со столом.
Плодами и вином
Роскошно покровенным
И гордо отягченным
Страсбургским пирогом.
К нам созван круг желанный
Отличных сорванцов,
И плюшем увенчанны.
Владельцы острых слов,
Мы Вакховых даров
Потянем сок избранный!.. [482]482
Давыдов Д. Полн. собр. стихотворений. Л., 1933. С. 95–96. Кстати, однажды Американец тоже почтил закадычного приятеля виршами; сохранилось его недатированное двустишие «Надпись к портрету Давыдова»:
Ужасен меч его отечества врагам —Ужаснее перо надменным дуракам. (Там же. С. 180.)
[Закрыть]
По некоторым сведениям, поселился Американец по возвращении в Староконюшенном переулке (или в Старой Конюшенной, как иногда говорили) [483]483
О том, что у графа «был дом на Староконюшенной улице», вспоминал, в частности, тайный советник Г. В. Грудев (РА. 1898. № 11. С. 427). Ср.: «Фёдор Иванович вышел в отставку полковником и поселился в Москве, в Староконюшенном переулке…» (С. Л. Толстой. С. 23). Ст оит отметить, что тут же, в приходе церкви Иоанна Предтечи, «что в Старой Конюшенной», до Отечественной войны жила графиня А. И. Толстая (ум. 1811), бабка Американца (Романюк С. Из истории московских переулков. М., 1988. С. 148–149). Она владела «землёй с двумя домами» (Желвакова И. А. «Тогда… в Сивцевом». М., 1992. С. 14). Не исключено, что по возвращении с театра военных действий граф Фёдор обитал именно здесь, в одном из бабушкиных домов.
[Закрыть]. Обосновавшись там, граф Фёдор стал урывками, между попойками, картами и прочими наипервейшими занятиями, хлопотать об отставке. Эти заботы растянулись почти на полтора года – и принесли ему, владимирскому и георгиевскому кавалеру, очередные огорчения.
Прошение об отставке полковник Фёдор Толстой подал 23 декабря 1814 года:
«Его Сиятельству Господину Генералу от инфантерии Управляющему Военным министерством и кавалеру князю Алексею Ивановичу Горчакову.
Состоящего по армии Полковника Графа Толстого Рапорт.
По случаю открывшейся в ноге раны не в состоянии будучи продолжить военной службы, я всепокорнейше прошу Ваше Сиятельство о приложенном при сём моём прошении на Высочайшее Его Императорского Величества имя, сделать Ваше представление.
1814 года 23-го декабря. Москва.
Полковник Граф Толстой» [484]484
РГВИА. Ф. 29. Оп. 1/153-а. Св. 584. Д. 626. Ч. 2. Л. 114.
[Закрыть].
На полях князь А. И. Горчаков пометил: «3 февр<аля>» [485]485
Там же.
[Закрыть].
К своему рапорту умудрённый Американец присовокупил «Свидетельство» калужского медицинского чиновника Я. Щировского, пользовавшего графа после ранения. (По-видимому, граф съездил за этой бумагой в Калугу.) К документу была приложена красная сургучная печать. Вот его текст:
«Дано сие свидетельство Господину полковнику, находившемуся во время военных действий при пехотном 7-м корпусе в 26-й дивизии Графу Толстому в том, что он во время бытности его в Калужской губернии 1813 с июня по август [486]486
Можно предположить, что в указанное время граф Ф. И. Толстой, получив отпуск, покинул действующую армию и посетил Калужскую губернию.
[Закрыть]и 1814 с августа по октябрь лечим был мною от последствий после раны пулею в левую ногу, полученной в сражении при Бородине 26 августа 1812-го года. Припадки болезненные, подлежавшие моему лечению, состояли в повреждении сухой жилы, в отёке и в судорогах повреждённого члена. Хотя оные болезненные состояния и обессилены во многом, но повременно ознаменовывают своё действие. Я полагаю моим мнением, что для совершенного уничтожения их нужно употребление минеральных вод и спокойный образ жизни, в удостоверение чего и дал сие моё свидетельство ноября 15 дня 1814 года.
Доктор медицины и хирургии, Медицинского Министерства Просвещённого совета корреспондент, Надворный советник Яков Щировский. Калуга» [487]487
Там же. Л. 115.
[Закрыть].
