Текст книги "Толстой-Американец"

Автор книги: Михаил Филин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Сарра ещё была на ногах; дома оставался один отец; день склонился к вечеру. Во всех её движениях было что-то не её; она приводила в порядок книги, бумаги свои и наконец, с кипою исписанных листов, явилась в комнату отца, где он лежал у камина. Она бросила в пылающее пламя принесённые ею бумаги – отец громко ахнул; это её не встревожило. Молча пошла она к себе в комнату; но во взоре, в движениях, поступи её было нечто торжественное!

Она сбиралась в дальний путь… В течение последних десяти дней она приказывала много любимой ею горничной девушке своей читать и петь отходные молитвы, – делая это тайно от родителей.

Сам доктор Мандт был нездоров; отец всякий день ездил с отчётом, изложенным на бумаге. Опасность казалась так отдалена – и так отдалена, что ещё 23-го апреля вечером один из самых старых друзей Толстого беседовал у него с двумя товарищами. За стаканом вина, при чтении стихов хохотали до безумия. Толстой, вовсе не смешливый, хохотал больше всех; о! какой поучительный, но и ужасный, жестокий урок для человека!

В три часа ночи Толстой был разбужен воем целой стаи собак, собравшейся под окном его спальни. Ужас им овладел; он обезумел; вскоре за сим приходит женщина сказать, что Сарре Фёдоровне что-то очень нехорошо; поскакали за докторами… Смятение, ужас в доме!.. И – где смеялись, тут рыдают; громкий хохот уступил место диким крикам отчаяния; в 8 часов уже Сарры не стало!..

Гр<афиня> С<арра> Ф<ёдоровна> Толстая скончалась в С<анкт->Петербурге 1838-го года апреля 24-го, в 8 час<ов> пополуночи. 27-го числа тело её было предано земле на Волковском кладбище.

По особому милосердию сердобольного Монарха, тело покойной перевезли, июля 12-го, в Москву и похоронили на Ваганьковом кладбище, где многолюдное семейство графа Толстого, состоящее из осьми человек: четырёх дочерей и четырёх сыновей, – покоится под одним камнем. <…>

17-го мая 1839 года

IV. ИЗ СОЧИНЕНИЙ ГРАФИНИ С. Ф. ТОЛСТОЙ

Для издания «Сочинений в стихах и прозе гр<афини> С. Ф. Толстой» Американец не только изыскал средства и нанял «рабочую лошадку», М. Н. Лихонина. Граф Фёдор Иванович выступил и составителем, и, без преувеличения, ответственным редактором данной книги. Наш герой, как заправский археограф, собрал оставшиеся после Сарры бумаги (законченные произведения, письма и наброски); классифицировал и распределил их по хронологии, языкам (немецкому и английскому) и томам; он же предложил М. Н. Лихонину те принципы перевода сочинений графини на родной язык, которые считал единственно верными.

В «Предисловии переводчика» есть строки, свидетельствующие о разногласиях между издателем и наёмным работником по существу указанной герменевтической процедуры. Отношение к текстам Сарры Фёдоровны как к объектам сакральным, не подлежащим никакой вольной интерпретации, решительно не устраивало М. Н. Лихонина, однако Американец всё-таки настоял на своём. В итоге сочинения покойницы переводились буквально.«Переводчик, исполняя волю её родителя, должен был переводить подлинник слово в слово, – счёл нужным оповестить публику Михаил Николаевич, – и потому не мог вполне передать нежных оттенков чувств и мыслей, выраженных на языках столь богатых, как самыми оборотами, так и лишь им одним свойственною поэзи-ею слов, которые, при буквальном переводе, были почти невыразимы или, по крайней мере, довольно холодны и бесцветны» (с. LXXIII).

Победителей, как известно, не судят: «Сочинения в стихах и прозе гр<афини> Сарры Толстой», напечатанные по-русски в 1839 году в «охранительной» версии отца поэтессы, стали на рубеже десятилетий заметным литературным событием.

Произведения графини Сарры Толстой давно – и, возможно, бесповоротно – забыты. Думается, что читателю жизнеописания Американца желательно иметь хотя бы приблизительное представление о творчестве «необыкновенной девушки с высоким поэтическим даром» (А. И. Герцен). Ведь её своеобразные опыты – тоже часть биографии Ф. И. Толстого, биографии его души.

Ниже публикуется (с сохранением некоторых особенностей орфографии, пунктуации и стилистики подлинника) ряд завершённых(«полных») стихотворений дочери графа, которые были написаны на немецком и английском языках. Их перевёл М. Н. Лихонин; произведения извлечены нами из первой части двухтомника 1839 года (с. 3–9, 14–17, 40–41, 46–49, 74–75, 133–134, 184–187, 196–197, 203).

МОГИЛА

В твоём прохладном, тёмном лоне покоится печальный жребий человечества: слёзы скорби, кипение страсти – всё спит в твоей тихой прохладе. Страдание любви, наслаждение любви – не проницают уже пламенем спокойную грудь. Ах! здешняя жизнь – буря, буря, исполненная замирания сердца и трепета! Лишь в твоей глубокой, тихой ночи несчастие не имеет более власти: там покоишься и видишь хорошие сны; кровь уже пламенно не волнуется, и жестокое болезненное чувство жизни не давит уже хладное сердце!

УТЕШЕНИЕ

Утиши льющийся поток слёз, просветли своё тоскующее сердце, обрати взор к Отцу, взгляни на небо: ибо этим услаждается всякая скорбь.

Утешься: твою исполненную тоски жизнь, твою молитву, твои вздохи, о, несчастливец! твои страдания, твой внутренний трепет – всё видит великий Милователь.

И когда твоё колеблющееся мужество изнемогает от печали и скорби, и из очей твоих льётся поток слёз: с отрадою взгляни горб: Он тебя не оставит!

ЛЮБОВЬ

Среди свободной природы; на лугу, озарённом розовым светом; на долине, покрытой цветами; в мраморном чертоге, в мерцающем величии священной ночи – тебя лишь чувствую, любовь. Твоя милая нега глубоко оживляет меня и проницает пламенем грудь мою. В дыхании цветов, в весеннем воздухе – ты одна навеваешь мне небесное спокойствие!

К СЕТУЮЩЕЙ ПОДРУГЕ

Подобно нежным листикам розы, обрываемым завистливо лобзанием зефира; подобно зелёным, свежим виноградным лозам, падающим на хладную землю от бурного ветра, – блекнут наши радости от сильной бури страданий.

Но розы будут цвести снова; снова будет пламенеть весна, и виноградные кисти, полные жизни, снова подымутся в красе своей: о, подними и ты голову! слышишь ли, как нежно умоляют тебя ветерки: «Позволь нам развеять твои страдания».

Так, подруга, не упадай духом! Взгляни, от голубого неба помавают звёзды надежды и любви – яснеет тёмная глубина неба! О, приди в объятия друга: в них снова найдёшь ты отраду и покой, и снова дух твой понесётся навстречу радости.

К МУЗЫКЕ

Так, тебе посвящаю я песнь мою! Тебе следует награда, тебе следует благодарение, тебе, божественная, прекрасная очаровательница, тебе, укрощающей страсти! Наполни юную грудь мою пламенным, величественным наслаждением поэтическим! Вознеси, ах! вознеси её к высокой, чистой Гармонии!

Когда в тихих объятиях радости мы, после страданий, скоро сладостно согреваемся и нам помавает любовь, спокойствие, сладостное спокойствие – и всё, всё напевает нам блаженство, являешься ты, Муза, в праздничной одежде, с золотой лирой в руке, – и ты устами и взором ещё более возвышаешь наслаждения сердца.

Но когда грызут душу горькие скорби и сердце робко и глубоко ноет; легкокрылое счастие улетает; розы радости скоро отцветают: тогда ты, приемля нас на своё лоно, облегчаешь наш жестокий жребий, – и тёмная ночь бедствия, по воле твоей, светлеет и скрывается.

ЖАЛОБА

Где же вы, прекрасные дни? куда так скоро улетели? Грудь, которая лишь билась для радости, наполняют робкие жалобы.

Где вы, милые детские лет а, небесный сон жизни, когда цветок в волосах делал нас счастливыми, блаженными?

Как бы от яростного порыва бури эти исчезли, облетели юные розы весны; так и я: едва расцвела – и поблекла!

ПОРЫВ СЕРДЦА

Юность, украшенная венком из цветов, быстро кружится в вихре пляски, и сердце цветёт в прелестной мечте: тогда-то украшен розами путь жизни!

Всё упивается бальзамическим дыханием радости – лишь я одна пл ачу в весеннем воздухе; всё радуется, всё живёт, полное наслаждением, – лишь я одна глубоко в груди чувствую какой-то порыв.

Тоскливо трепещет сердце, полное горести, гнетёт меня глубоко-блаженное, болезненное чувство; блестит предо мною какой-то безвестный свет: сердце моё разрывается в страдании, исполненном блаженства.

ЖИЗНЬ ЗА ГРОБОМ

В высоких звёздных чертогах, где разливается аромат жертвоприношений – окрест высокого престола Отца, ожидает нас прекрасная награда. Там мерцает для нас в величественной красоте прекрасный звёздный венец; там, по чистому блеску эфира, струятся священно-сладостные звуки. Там, в тёплом весеннем воздухе, веет для нас дыхание пальмы; там замолкают земные побуждения, там цветёт божественно-прекрасная Любовь, там не ведают страданий: там – жизнь, любовь и свет!

НЕ ЗАБЫВАЙ МЕНЯ

(К А. Волчковой)

Не забывай меня, когда юная грудь твоя пламенеет от сердечной радости и на каждом шагу расцветает для тебя чистое наслаждение невинности: вспомни тогда о верной любви, которая делилась с тобою всеми ощущениями, а теперь далеко от тебя и лишь твердит: «Не забывай меня!»

Не забывай меня, когда глубокое страдание, и грусть, и горькая скорбь наполняют твоё тихое, доброе сердце, гнетут твою тёплую душу: о, знай, что далеко от тебя, при свете звёзд, молится за тебя сердце, твердит вечно вздыхающее сердце: « Не забывай меня!»

Не забывай меня, когда за горною вершиной склоняется солнце и из-за тёмной зелени дерев мерцает луч месяца. Тогда мечтаешьты в блаженном спокойствии, и тихо, тихо навевает тебе, что в дали от тебя говорит чьё-то сердце: « Не забывай меня!»

Не забывай меня и тогда, как, призывая к Богослужению, величественно звучат колокола, и ты, обвиваемая белым покрывалом, идёшь в дом Господень. И если тогда прикасается к тебе лёгкое дуновение, то верь, что и я также молюсь пламенно; да, верь, что, молясь, сердце моё твердит: « Не забывай меня !»

Не забывай меня, когда я вскоре буду покоиться в глубоком и прохладном лоне тихой и верной матери-земли; когда я буду спать под печальным мхом! О, когда придёт и последний час мой, то и тогда ещё я буду помнить о нашем дружеском союзе; о, верь, что и тогда это сердце, переставая биться, будет твердить: « Не забывай меня!»

ГОЛУБОЙ ЦВЕТОК

По цветущему лугу струится серебряный источник; при журчащей его волне расцветает милый голубой цветок: он так любит цвести на сетующей, томящейся груди; он, наполняя наше сердце тихим наслаждением, возносит нас в лазурную даль.

В этом нежном, милом цветке, в святилище груди его, дремлет – заметная лишь тому, кто чист душою – целебная сила для всякой раны.

Когда проходишь мимо его, при ночном мерцании звёзд, овладевает тобою какое-то божественное предчувствие, – и он один улыбается тихо в высоком, божественном величии.

Вдруг развёртываются его лепестки, и из колеблющегося стебелька, в блестящей одежде, возносится тихий, улыбающийся ангел!

ЛЮБОВЬ

С голубых высот улыбается нам нежный, милый и прекрасный малютка; вокруг него носится розовое сияние; волосы его искрятся звёздным венком.

Крылья его ослепительной белизны. Он может преодолеть и самую жестокую грусть; он наполняет чистою радостию богов верную грудь человека с помыслами благородными.

На каждую кровавую рану сердца льётся бальзам из уст его; и в лилейной руке малютки скоро согревается и самое больное сердце.

Нежные щёчки милого малютки горят от сердечного желания отвеять от нас слёзы и вздохи и видеть нас радостными и счастливыми.

Он же усмиряет и мои робкие желания, осушает горючие мои слёзы, – и жизнь мне теперь весело улыбается, ибо исполнилось желание сердца!

Я УЖЕ НЕ В СИЛАХ БОЛЕЕ ТЕРПЕТЬ

Нет, я уже не в силах более терпеть: слишком у меня тяжело на сердце! Погас свет надежды: сердце моё разрывается от сладостной боли: жребий мой – есть тихое страдание в тихом лоне уныния.

Нет, я уже не в силах более терпеть: у меня слишком тяжело на сердце! При тихих тенях сумрака, когда свет со тьмою сливаются вместе; при лучах Феба, при утренней звезде – вечно я порываюсь в даль!

Нет, я уже не в силах более терпеть: у меня слишком тяжело на сердце! Да, с каким некогда блаженством, упоением и негою поверглась я в море любви: а теперь бурно влекут меня, на жестокое страдание, волны её.

Нет, я уже не в силах более терпеть: у меня слишком тяжело на сердце! Несите же меня скорее к берегу, несите меня к той земле желанной… Но нет, вы не внемлете мольбам моим: мне не видать страны любви!

Нет, я уже не в силах более терпеть: у меня слишком тяжело на сердце! Ах! неужели никакой тихий блеск не покажет мне, хотя на короткое время, моего счастия! Неужели мне вечно плакать и страдать? неужели вечно будут чуждаться меня игры и радости?

Нет, я уже не в силах более терпеть: у меня слишком тяжело на сердце! Так разорвись же от сего сладостного страдания, моё покинутое, бедственное, пламенеющее сердце! И если уже ничто не может дать отрады твоему горю, то разорвись, разорвись же в объятиях тихого сна смерти!

ФИАЛКА

В траве цветистого ковра, при тихом сумраке вечера, чистый весенний воздух напоён благоуханием фиалки.

Она, стыдясь лучей солнечных, цветёт потаённо в долине, и лишь тихого света луны не боится этот цветок.

Нежный цветок, ты сходен с любовью, которая также желала бы остаться тайною; но влажный свет очей и грудь, разрывающаяся от вздохов, обнаруживают её: запах, разливаемый тобою в весеннем воздухе, – есть дыхание сладкой любви, которая бы иначе осталась безвестною.

ПЕСНЬ ИЗДАЛЕКА

Издалека несутся к тебе тихие и долетают к тебе лёгкие, слабые, робкие звуки; может быть, ты внемлешь им с сжатым сердцем и не знаешь: откуда летят они? Ах! они летят от меня!

Несись, песнь моя, в даль, ибо любят внимать тебе, хотя ты и безыскусственная песнь: ты песнь истинной любви; о! даруй же, даруй же сладостный покой верному, далеко от меня бьющемуся сердцу!

Скажи тихо, песнь моя, скажи шёпотом (как то обыкновенно делает любовь), скажи от меня в стране далёкой, что «быть верною одному сердцу составляет для меня всегда высочайшее наслаждение как вблизи, так и вдали».

ПРОЩАНИЕ

Прости, прекрасный свет! прости в последний раз; прости, тёмный лес, прости и ты, глубокая долина!

Прости, светлый источник, прости, тихий ручей: как часто за струями твоими следила, вздыхая, томящаяся душа моя.

Ах! как часто воспевала я тихое наслаждение вашими прелестями, и как часто звучала здесь песнь из глубины весёлого сердца!

И когда я буду схоронена здесь, то повесьте на ветвях древа печали данную мне богами тихую и сладостную мою лиру.

И будет слышан шелест в ветвях дерева над одинокою могилой, и, подобно мечтам любви, будет что-то веять среди лёгких ароматов цветов.

К В. А. ЖУКОВСКОМУ, ПРИ ПОЛУЧЕНИИ ЕГО СТИХОТВОРЕНИЙ

Подобно лёгким весенним ветеркам, носящимся по струнам эоловой арфы, и нежно, и тихо извлекающим из неё глубоко таящуюся её душу; подобно лёгким благоуханиям цветов, тихо несущимся в эфир и нас с собою возносящим и наполняющим сердце наше блаженством – И Ваши сладостные звуки пробуждают в глубине сердца дремавшие в ней струны, чуждые внутренней жизни своей; и Ваши нежные, прекрасные песни наполняют грудь новою радостию, новым блаженством.

И меня дарите Вы этими песнями, сими высокой прелести исполненными песнями; но что мне предложить Поэту – не знаю! У меня есть только одна песнь: дерзну ли её принести в знак сердечной благодарности? Я не умею петь звучно, – но мой голос исходит из глубины сердца!

СЛЕЗА

Есть одна слеза, которая вечно струится: эту вечно струящуюся слезу никакая нежная рука осушить не в силах; и хотя взор горит радостию, но эта слеза всё блистает в очах.

И хотя бы сердце билось так тихо, как вздох весеннего ветерка; хотя бы жизнь, казалось, была так сладостна, как цветок; но эта слеза всё блестит в очах.

Пусть утро с первым своим румянцем приносит радость; пусть надежда тихо улетает вместе с вечером; пусть тёплым потоком сердца будет наслаждение; эта слеза всё блестит в очах.

О! этой слезой, которая никогда не дремлет в страдании и пролагает себе путь в самой радости – о! такой благословенной слезой плачем мы при сладостном воспоминании о любви!

КОГДА ТЫ УСЛЫШИШЬ

Когда ты услышишь вздохи соловья среди нежных жалоб умирающих цветков; когда, при отлёте радости, я подаю тебе увядающую кипарисную вязь, – о! знай тогда, что быстро утекает жизнь: что я в последний раз плакала и любила.

Когда ты увидишь, что розовый свет блестит вокруг тебя в цветах самых ярких; когда увидишь, что ярко-цветная вязь нежно обвивает грудь твою: то знай, что минули все мои страдания, что тёплые наслаждения небес – удел мой.

ПОМНИШЬ ЛИ ТЫ?

Помнишь ли ты о тех небесных мгновениях, о мгновениях радости, столь румяных и быстротечных, когда мы, сладко покоясь среди дикорастущих цветов, вели жизнь безумную и сладостную? Ямочки на щеках и улыбка во взоре, сердце, чуждое страданий и горести, – были уделом нашим, и мы, подобно яркокрылым чадам лета, перелетали с цветка на цветок, от радости к радости?

Самая громкая песня, самый весёлый смех – были нашим уделом; а теперь? ты безмолвен, а я печальна: остался лишь какой-то подобный сновидению призрак ото всего, чем мы так роскошно обладали! Поблёкли цветы, столь некогда милорумяные; смеющийся взор отуманен горькою слезой; померкли яркие цветы мотыльковых крылышек – уязвлённое сердце моё исходит кровью: мне лишь остаётся лечь и умереть!

МОЯ РОДИНА

Милая моя родина, с сердцем, облитым кровью, я сказала тебе: «Прости!», ибо тогда я очень знала, как ты прекрасна. Но сколь тяжкими цепями был окован дух мой! Злейший мой враг – болезнь, лившаяся по жилам моим, раскрыла и другую, более болезненную, рану; однако я плакала, как в глубоком сне плачет страждущее дитя. Как часто хлад западал в волнующуюся грудь мою при мысли о тебе, колыбели моего детства, всех моих радостей и сладкого спокойствия, о! моя дорогая родина! А теперь, когда я могу свободно дышать; когда радость одним из лучезарнейших своих венков может увивать весёлое чело моё; теперь, когда я снова живу и люблю; когда все усилия бедствий и все их ухищрения напрасны, чтобы похитить у меня хотя один цветок, распустившийся в моём сердце, – теперь, теперь я не в силах видеть красоты твоей, но могу лишь в глубине отчаяния сожалеть о тебе, моя милая родина! О! если бы могла я лобызать ту волшебную землю, которую попирала некогда, грустя и блаженствуя; лобызать каждую убегающую струйку, каждый цветок отцветающий и дышать бальзамическим воздухом родины! О! в этот благословенный час грудь моя была бы местом отдыха сих упоений… Но теперь я в слезах должна рисовать себе твой образ и, заливаясь горючими, мыслить о тебе, моя милая родина!

КОГДА МЕНЯ ТИХО ПОЛОЖАТ

Когда меня тихо положат в спокойное ложе земли, то приди к моей глубокой могиле и пролей обо мне слезу, вспомнив: как пламенно я любила тебя.

Спой, потом, любимую мою песню, которую я, бывало, с тобой певала, – и вокруг тебя послышится вздох ветерка – и он повеет от меня, о жизнь моя, и скажет тебе: как пламенно я любила тебя!

ИЛЛЮСТРАЦИИ

Граф Фёдор Иванович Толстой. Неизвестный художник. 1803

Герб рода графов Толстых

Граф Пётр Андреевич Толстой. Гравюра В. Храмцева. XVIII в.

Церковь Харитона Исповедника в Огородниках, где был крещён граф Ф. И. Толстой. Фотография 1900-х гг.

Москва. Ф. Гильфердинг. 1780-е гг.

Дмитрий Васильевич Арсеньев. Неизвестный художник. Начало XIX в.

Сергей Никифорович Марин. Ж. Рюстем. 1800-е гг.

Невский проспект у Гостиного Двора. Б. Патерсен. 1799–1801 гг.

Граф Пётр Александрович Толстой. Г. Доу, с оригинала Д. Доу. 1825

Граф Фёдор Петрович Толстой. Т. Райт. 1830-е гг.

Набережная у Зимнего дворца. Неизвестный художник. 1830-е гг.

Иван Фёдорович Крузенштерн

Юрий Фёдорович Лисянский. Гравюра с оригинала Кардина. Начало XIX в.

Остров Нукагива. Гравюра с оригинала В. Тилезиуса. Начало XIX в.

Николай Петрович Резанов

Петропавловская гавань. Гравюра с оригинала В. Тилезиуса. Начало XIX в.

Граф Михаил Богданович Барклай де Толли. К. Зенф. 1816

Князь Михаил Петрович Долгоруков. Литография. 1800-е

Иван Петрович Липранди. Г. С. Гед (?). 1810-е гг.

Константин Николаевич Батюшков. Неизвестный художник. 1810-е гг.

Граф Павел Христофорович Граббе. Литография Е. Гейтмана. 1820-е гг.

Филипп Филиппович Вигель. Неизвестный художник. 1839

Петербург. Вид на Летний сад и Васильевский остров. Литография К. П. Беггрова. 1820-е гг.

Святой Спиридон Тримифунтский, небесный покровитель Толстых

Николай Николаевич Раевский (старший). П. Ф. Соколов. 1826

Еремей Яковлевич Савоини. Литография И. Песоцкого. 1840-е гг.

Французская атака на батарею Раевского. В. Адам. 2-я четверть XIX в.

Сражение при Тарутине 6 октября 1812 года. С. Шифляр, с оригинала А. И. Дмитриева– Мамонова. 1822

Ополченец 1812 года. А. Осипов, с оригинала Ф. Кюнеля. 1-я четверть XIX в.

Сражение при Малоярославце 12 октября 1812 года. С. Шифляр, с оригинала А. И. Дмитриева-Мамонова. 1823

Граф Леонтий Леонтьевич Беннигсен. Гравюра С. Карделли. 1810-е гг.

Дмитрий Сергеевич Дохтуров. Литография И. Песоцкого. 1840-е гг.

Варшава. Неизвестный художник. Начало XIX в.

Денис Васильевич Давыдов. А. Афанасьев, с оригинала В. Лангера. 1820-е гг.

Иван Фёдорович Паскевич. Гравюра Г. Доу. 1825

Граф Михаил Семёнович Воронцов. Гравюра Г. Доу. 1820-е гг.

Триумфальные ворота в Москве. Литография Ф. Бенуа. Середина XIX в.

Бородино. Монумент, воздвигнутый в 1839 году на месте, где находилась батарея Раевского. Почтовая карточка. 1913

Храм Священномученика Власия в Старой Конюшенной. Здесь Американец венчался с А. М. Тугаевой. Фотография 1900-х гг.

Граф Фёдор Иванович Толстой. Неизвестный художник. Конец 1810-х – начало 1820-х гг.

Дом графа Ф. И. Толстого на углу Калошина и Сивцева Вражка. В. И. Ковригин. 2-я половина XX в.

Василий Львович Пушкин. И. О. Вивьен. 1823 (?)

Павел Воинович Нащокин. К. П. Мазер. 1839

Английский клуб на Тверской улице. Чертёж. 1834

Александр Иванович Тургенев. К. П. Брюллов. 1836

Александр Сергеевич Грибоедов. В. Машков. 1820-е гг.

Москва. Арбат. В. Н. Нечаев. 1830-е гг.

Князь Пётр Андреевич Вяземский. С. Диц. 1838

Александр Сергеевич Пушкин. И. О. Вивьен. 1826–1827 гг.

Князь Александр Александрович Шаховской. Неизвестный художник. 1820

Сергей Александрович Соболевский. Литография с оригинала М. П. Полторацкой. 1844

Ф. И. Толстой-Американец. Рисунок А. С. Пушкина. 1823

Граф Алексей Фёдорович Орлов. Ч. Тернер, с оригинала А. Э. Чалона. 1841

Граф Александр Христофорович Бенкендорф. Т. Райт, с оригинала Д. Доу. 1824

Приёмная графа А. X. Бенкендорфа. Неизвестный художник. Конец 1820-х гг

Арсений Андреевич Закревский. Литография К. Крайя. 1840-е гг.

Князь Дмитрий Владимирович Голицын. Литография Г. Ф. Гиппиуса. 1830-е гг.

Дворянское собрание в Москве. А. Гедон. 1850-е гг.

Церковь Рождества Христова в Филатове. Фотография В. И. Иноземцева. 2000

Глебово. Фотография автора. 2009

Речка Маглуша. Фотография автора. 2010

Письмо графа Ф. И. Толстого князю В. Ф. Гагарину, написанное в сельце Глебове 6 июня 1828 года. Фрагмент (НИОР РГБ. Ф. 85. К. 19. Ед. хр. 30. Л. 27)

Василий Андреевич Жуковский. П. Ф. Соколов. 1820-е гг.

Могилёв. Н. А. Львов. 1780-е гг.

Дрезден. Неизвестный художник. Начало XIX в.

Богемия. Теплиц. Неизвестный художник. Начало XIX в.

Графиня Сарра Толстая

Прасковья Фёдоровна Перфильева (урождённая графиня Толстая). Фотография. 1860-е гг.

Церковь Трёх Святителей, что у Красных Ворот. Здесь в 1846 году отпевали графа Ф. И. Толстого. Фотография 1900-х гг.

Ваганьковское кладбище. Памятник на могиле графа Ф. И. Толстого, его жены и дочерей. Фотография автора. 2010

Фрагмент надгробного памятника. Фотография автора. 2010