Текст книги "Большая Игра (СИ)"

Автор книги: Михаил Беляев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Глава 5. Метаморфоза. Часть 6

Лёгкое, еще совсем маленькое и хрупкое девичье тело выгибалось дугой и извивалось, словно угорь на раскаленной сковородке. Не помогали ни ремни, приковавшие руки и ноги к кушетке, ни сильнейшие транквилизаторы. Сутки прошли после её прибытия в реанимацию и напряженных часов наблюдений и терапии, вливаний всё новых доз специальных препаратов, призванных поддержать организм в борьбе с угрозой клеточного апоптоза. Процит, вошедший в контакт с кровью, не спешил встраиваться в организм и провоцировал всё новые кровоизлияния.

Судороги затихали, но через час-другой возникали с новой силой. Из ушей, носа, рта – отовсюду сочилась кровь, подчас выступая даже сквозь поры кожи. И снова всё тело дергалось и извивалось, словно в нём совсем не было костей, из груди рвались сдавленные стоны и вскрики, на которые прибегала целая бригада дежурных врачей.

Приступ отпускал, давая измученной девушке ненадолго расслабиться. Всё это время Рин не приходила в сознание – специальными препаратами её удерживали на самой грани, в глубоком и тяжёлом сне.

Где-то на поверхности царила глубокая ночь, пронзаемая вспышками молний и грохотом яростной грозы, сильный ветер трепал деревья и настойчиво стучал крупными каплями в окна. По улицам мчались потоки бурой грязи, дождь заливал стёкла автомобилей, топил клумбы и цветники, изо всех сил смывая с лика земли следы бог знает каких преступлений.

Среди тяжёлых, почти черных туч то и дело вспыхивали ослепительные ветвистые молнии. Одна из них, – особенно сильная, с характерным гудением вонзилась в центральную антенну Института Ретрансляции. Кто-то из перепуганных очевидцев потом клялся, что громадная фиолетовая молния была ничем иным, как гневом господним за всё то, что они творят.

А в недрах подземелья, в километре под вспыхнувшей белым пламенем антенной, заходилась в очередном приступе совершенно обессилевшая девчонка. С мучительным криком она выгнула дрожащую спину, в на мгновение приоткрывшихся глазах сверкнул отголосок грозы – бледно-голубые молнии.

Процит – вещество, дававшее нечеловеческую силу ретрансляторам, – понемногу встраивался в её организм. Испустив долгий, протяжный выдох, покрытое мелкими капельками пота тело опустилось на влажные, измятые простыни.

***

Тьма.

Т ишина.

Бездна.

Огромная пустота, наполненная обрывками снов, воспоминаний, образов и чувств. Лица – знакомые и чужие, проносились вереницей в безумном дьявольском хороводе. Окружали, сковывали, терзали немыми криками.

Вокруг было что-то влажное и тёплое, с омерзительным, до дрожи знакомым запахом. Сквозь толщу жидкости стали проникать звуки, голоса.

Крики. Стоны. Плач.

Они то затихали, то вновь взвивались в очередном пике дьявольской симфонии.

А потом пришел он.

Взгляд, пронзающий толщу багровой жижи, наполненный такой яростью, что всё вокруг невольно сжималось и замирало. Одновременно и чужой, и до боли знакомый, страшный.

Взгляд человека, переступившего грань, за которой скрывалось первобытное чудовище, жаждущее крови и смерти.

Её взгляд.

Тогда, в подворотне, она едва не перешагнула эту черту. Перед взором снова и снова вставал её силуэт с занесённым ножом. Густая тёмная кровь, стекающая по короткому лезвию. Распластанное на земле тело одного из нападавших. И глаза, – глаза животного, глаза чудовища, готового рвать свою жертву зубами, разрывать плоть и жадно вгрызаться в потроха, пожирать её заживо.

Она силилась отвернуться – не получалось, хотела закрыть глаза – но не могла. Раз за разом ей приходилось смотреть на самое тёмное и злобное существо, прорывающееся из глубин её души, и содрогаться от ужаса.

«Ты сделала всё правильно…»

***

Где-то снаружи слышались голоса – переговаривались люди, взволнованно и напряженно. Можно было различить интонации, но слов было не понять. А совсем близко, буквально возле самой головы, оглушительно громыхали капли – какая-то жидкость с удивительно сильным шумом сочилась то ли с потолка, то ли с самого неба.

«Может быть, это капельница…»

Тело не шевелилось, придавленное к полу чем-то тяжелым и тёплым.

Вокруг было темно. Как в гробу. Как в мусорном баке.

И запах – сладковато-кислый, отвратительный, мерзкий. Гнилостный. Она силилась пошевелиться – ничего не выходило. Глаза не открывались. Паралич…

А если ничего не вышло? Если её списали в утиль, как бракованную заготовку для ретранслятора? Что, если она лежит под грудой тел, ещё теплых, и медленно умирает?.. А эта жидкость – это вовсе не капельница… это кровь! Её погребли!

Девушку охватила паника – она невольно задергалась, силилась кричать, звать на помощь, рваться прочь из страшного места, из плена неживых тел.

– Опять судороги?.. – посмотрев в палату на прикованную к кушетке девочку, медсестра повернулась к доктору.

– Просто плохой сон, не о чем беспокоиться.

Посмотрев внутрь, он прикрыл шторку на окошке. Посреди глубокой ночи, под писк приборов и частую капель системы, Рин пыталась вырваться из плена собственных кошмаров.

Из страшного кокона безумных снов, полных тревоги и боли – наружу, в новый, неизведанный мир.

***

Очнулась она от запаха – воздух буквально пропитался сладковатым ароматом цветов. Тонкие нотки тюльпанов и роз переплетались с оттенками хризантем и еще каких-то незнакомых растений. Она ощущала их так остро, что могла даже различить слои и тона ароматов – дымные, терпкие, лёгкие и невесомые. Где-то на фоне маячили запахи медицинских препаратов и свежевыстиранных простыней.

Медблок… она лежит в палате.

Тяжёлые веки никак не хотели открываться. Приложив немалые усилия, Рин наконец-то разлепила их – и тут же, резко вдохнув, сморщилась. Яркий свет до слёз резал глаза. Девушка хрипло закашлялась.

– Эй… – донесся откуда-то знакомый голос. – Рин, очнулась?

Прокашлявшись, она со второй попытки открыла глаза. К счастью, помимо привычной мутной от слёз картины ничего другого она больше не замечала – ни тысяч разноцветных оттенков и аур света, ни языков чьих-то эмоций, ничего.

Проморгавшись, девушка осмотрелась.

Белые стены, исчерченный панелями и усеянный точками ярких светильников потолок, различное медицинское оборудование вдоль стен. Палата как палата. Кроме разве что большого зашторенного окна во всю стену, да девушки, сидящей в изножье кровати. Сощурившись, Рин присмотрелась.

Майя Зайцева, заложив пальцем страницу в книжке, с улыбкой смотрела на неё.

– Ты как?

Тяжело выдохнув, она попыталась сесть на кровати – неподъёмное, будто налившееся свинцом, тело не слушалось. Рин со стоном зажмурилась. – Оооххх…

– Не спеши, врачи сказали, ты еще слишком слаба. Но скоро силы вернутся.

– Майя… – Рин вздрогнула от звука собственного голоса, хриплого и непривычно осипшего. – Я тут долго уже?..

– Третья неделя пошла, – облизнув губы, она вернулась к книге. – Мы всей командой по очереди дежурим у тебя. Пока в строй не встанешь, нам дальше ходу нет. Пётр Иванович в Институте остался, анализирует что-то вечно, из лаборатории почти не выходит. Мы с Володей и Кузнецовым по два дня подряд с тобой сидим. Тебе ещё повезло, что сегодня я – Марков обычно песни поёт или сказки вслух читает. Представляешь себе Буратино с ворчливыми комментариями от Володи?

Представив эту картину, она криво улыбнулась, – одеревеневшие мышцы ещё с трудом слушались хозяйку.

– Игорь так вообще либо кроссворды разгадывает, либо декламирует немецкую поэзию. На языке оригинала, да ещё таким голосом… Ближе к вечеру медсёстры крестятся, когда его слышат – будто кто-то дьявола призывает. Как это… Фер штунден… штунден, эээ… шметтерлинг унд драхен… не помню, но звучит жутко.

– Да уж…

– Дмитрий Моисеевич у нас в больнице, его в другой центр отвезли, – выждав минуту, она снова заговорила. – Пуля едва не задела почку, много крови потерял. Ему сделали операцию, уже идёт на поправку. Говорят, через пару недель заживёт и сможет приходить к нам.

– А Кира… Юрьевна?.. – борясь с вновь подступившими опасениями, девушка напрягла слух.

– Она в порядке. Несколько переломов, сотрясение, но в остальном наша майор… – Майя осеклась. Нет, всё же не в порядке.

– Её сейчас служба безопасности допрашивает, по поводу случившегося. Ты ещё не знаешь, в институте произошла диверсия, – голос Зайцевой посерьёзнел и стал тише. – К нам ведь пробрался шпион, и собственно вот… Кира всё знала, но не доложила вовремя. Теперь её подозревают. Да еще эта ситуация с Николаем Трескиным… ладно хоть дали спокойно похоронить.

– Вот… как…

От последних слов на душе стало пусто и одиноко. Первый человек, открывший для неё дорогу в новый мир, давший ей столько всего. Его больше не было. Где-то в кармане ветровки должен был лежать подаренный им телефон. Рин явственно ощутила, как что-то в её душе исчезло навсегда, уступив место горю и одиночеству.

– А, и ещё кое-что. Нашей группе передали приказ об экстренных мерах взаимодействия ретрансляторов. Завтра к тебе Алголь придёт.

– Спасибо.

Рин зажмурилась и попыталась ни о чем не думать. Столько мыслей, столько эмоций, столько информации. И отчетливое желание – поскорее вернуться домой. Собравшись с силами, она прошептала:

– Скорее бы завтра.

***

– Эй, уже проснулась?.. – заглянувшая в палату медсестра застала её за любопытным занятием. С отвращением выдернув из руки иглу от капельницы, девушка расчёсывала пальцами засаленные и спутанные волосы. Заметив медсестру, Рин прервала своё занятие и принялась разглядывать свои руки.

– Я вхожу, – из-за спины медсестры показался биолог Кузнецов, сияющий как надраенная медная ручка. – Доброе утро, как самочувствие? Реакции в норме?

– Эээ… не знаю, – пожала плечами Рин. Глаза всё ещё слезились и болели, во всём теле ощущалась непривычная тяжесть и дрожь. Биолог сел напротив неё на кровать и принялся ощупывать руку. – Пока доктор Штерн на больничном, тобой буду заниматься я. Реакции в норме, рот открой… ага, норма, зрачки…

Он посмотрел девушке в лицо и на мгновение замер.

– …расширенные, на свет реагируют.

– Что со мной не так?

– Всё в норме, говорю же. Мне нужны данные для анализа, – стараясь не смотреть ей в лицо, биолог углубился в записи на планшете. – Не каждый день выдаётся возможность изучить ретранслятора после метаморфозы, это бесценная информация.

– Со мной что-то не так, да? Дайте мне зеркало, пожалуйста.

– Не волнуйся ты…

Рин с трудом встала и, пошатываясь, на слабых ногах, поплелась к зеркалу возле стены – с рук и тела слетело несколько датчиков, приборы в палате тревожно запищали. Опершись на стену, она подняла взгляд на своё отражение.

В исхудалой, со впалыми щеками девчонке она с трудом узнала себя. Бледная кожа стала совсем как бумага, желтоватой и тонкой, на лбу отчетливо виднелась бьющаяся жилка. Но более всего её поразили глаза.

Большие, с расширенными зрачками карие глаза, казавшиеся почти чёрными, были наполнены тусклыми всполохами и проблесками. Голубоватые разряды молний прорезали недра зрачков, будто в них бушевала сильная гроза. Так же, как и у него…

– Обалдеть… – прошептала она. Зрелище было странным и пугающим – настолько, что задрожали колени. Девушка пошатнулась.

– Это остаточные разряды, признак активности ретранслятора, – пояснил Кузнецов. – В теории каждую секунду тело ретранслятора пропускает через себя энергию, часть её остается в виде таких вспышек. Чем интенсивнее проходит ретрансляция, тем сильнее остаточный след. Не переживай, организму это практически не вредит. Есть ещё несколько моментов, но я думаю, ты сама всё увидишь.

– Я… мне нужно выйти. Где здесь уборная…

– Прямо по коридору и налево. Рин, что бы ты ни увидела, не пугайся. Первое время организм сильно меняется и привыкает к проциту, это нормально.

Рассеянно кивнув, девушка вышла.

Через пять минут она в гробовом молчании вернулась в палату и, выпучив глаза, села на койку. Кузнецов понимающе покивал головой.

– Ничего, это скоро пройдёт… почки долго привыкают, всё в порядке.

– …Но почему чёрная?.. – дрожащим голосом прошептала она. Биолог посмотрел на её вздрагивающие голые коленки и смущенно отвел взгляд.

***

По обе стороны дорожек в парке высились кипарисовые деревья и раскидистые акации, бесчисленные клумбы полыхали всеми цветами радуги и источали пьянящий аромат, способный свести с ума любого. Яркое щедрое солнце заливало огромный сад животворным светом, давая новые силы плодородной крымской земле.

Огромный военный госпиталь, на время ставший прибежищем новоиспечённого ретранслятора, был в кратчайшие сроки восстановлен после разрушительной войны и теперь переживал второй ренессанс. Многочисленные террасы, площадки и парковые зоны были заполнены проходившими восстановление людьми – там, где ещё десять лет назад зияли лишь воронки от бомб и жутковато чернели руины военного госпиталя, сейчас бурлила жизнь.

Рин стояла у входа в спецкорпус и робко озиралась по сторонам – до сегодняшнего дня ей ни разу не доводилось бывать в Крыму. Но даже не это захватывало сейчас её дух.

– Это… это потрясающе.

«Не отвлекайся. Тебе нужно научиться чувствовать себя. То, что внутри».

Алголь стоял рядом, закованный в стандартный серо-стальной костюм класса С, и с серьёзным лицом смотрел на неё. Она старательно отводила взгляд, но выгнать его мысленные послания из своей головы не могла.

«Хорошо… попробую сконцентрироваться».

Пару раз глубоко вдохнув, она закрыла глаза и начала прислушиваться к собственным ощущениям. Всё было так же, как всегда – расширялись и сжимались легкие, воздух вливался в грудь, ощущалось биение сердца. Но чем больше она вслушивалась в себя, там больше понимала и ощущала – впереди есть что-то ещё, что-то большее. Она может проникнуть глубже. Ещё дальше.

Вдох – мышцы напряглись, плавно сокращаясь. Расправились легкие – по носоглотке и трахее к бронхам заскользил тягучий и густой, словно суп из цветочных ароматов, воздух, и заполнил её. Стук сердца начал расслаиваться на целую серию отдельных ударов, сокращений, натяжений и расслаблений – ткани внутри неё, следуя своему извечному ритму, проталкивали кровь вперёд, дальше – в аорту, в артерии, к мозгу, легким, печени.

Она ощутила, как крошечные пузырьки и капельки струятся по её почкам, как ворчливо переваривает завтрак желудок, а кишечник выпивает все соки из разнородной кашицы, перемешанной с ферментами. Вся пугающая огромность её организма, работающего как громадная фабрика, ощущалась столь явно и ярко, что у неё невольно перехватило дух.

– Всё… – она вздрогнула, прикрывая ладонью рот, и замерла. Пришлось немного подождать и придти в себя.

– Всё такое сложное, всего так много… я не знала.

«Чувствуешь это сейчас?»

«Нет… страшновато. Не хочу…»

«Все в порядке, это твой организм, он и должен так работать. Тебе нужно почувствовать свой разум и весь окружающий мир».

«Какое тут… мне и от самой себя-то не по себе. Если у меня внутри всё так сложно, как я могу понять всё то, что вокруг?»

«Расслабься и медленно снимай блоки».

Стоявший рядом ретранслятор взял её за руку, и она буквально всем телом ощутила мощнейшую вибрацию, проходившую через всё её существо. Вздрогнув, Рин смущенно покраснела. В присутствии Алголя она ощущала себя так, словно стояла перед громадной волной цунами, грозившей вот-вот обрушиться на неё.

«Как? Я не знаю, что делать…»

«Твое сознание заблокировало всё восприятие, чтобы избежать разрушительной нагрузки. Я помогу тебе снять ограничения».

Его теплые пальцы сильнее сжали ладонь, – Рин ощутила, как по телу прошла волна жара. Девушка судорожно выдохнула. За жаром пришла прохлада и облегчение, – голова, словно переполненный набухшими опилками сосуд, избавилась от тяжкой и давящей ноши содержимого. На мгновение мир снова сжался до точки и развернулся, наполняясь звуками, запахами, чувствами.

«Открой глаза».

Рин послушно распахнула веки.

Весь мир – всё, что было вокруг, насколько хватало глаз, – предстал перед ней в совершенно новом свете. Она видела, воспринимала и чувствовала каждое дуновение ветра, каждый листик, каждую пчелку, копошащуюся в тяжёлых от нектара цветах. Она видела, как по стволам деревьев поднимается влага из жирной чёрной земли, как сокращаются мышцы каждой птицы, взлетающей с ветки, как сама жизнь струится повсюду, наполняя мир несравнимым ни с чем сиянием.

Столь прекрасным, хрупким и ярким, что волей-неволей душа сжалась от восхищения. Из груди вырвался восторженный возглас.

Улыбаясь во весь рот, она словно маленькая девчонка, озиралась по сторонам, жадно выхватывая всё новые детали из громадной картины торжества Жизни. Ей хотелось смеяться, петь, купаться в ласковых лучах солнца, столь щедро одаривающего их теплом, погрузиться в переполненную жизнью воду, слиться с нескончаемым потоком энергии, заставляющей двигаться, мыслить и действовать всё сущее. Никогда прежде она даже не задумывалась о том, как же это прекрасно – просто быть здесь, видеть всё это, радоваться тому, что ты – живая.

«Что ты видишь?»

«Целый мир! Алголь, я вижу саму жизнь! Всё! Господи, как же её много! Сколько же тут всего, маленькое, большое, она вся такая разная, глаза разбегаются! И я могу видеть всё! Представляешь? Я… у меня нет слов!»

«Всё это – часть мира. Часть нашей земли. И всё это ты теперь должна защищать».

Она с улыбкой повернулась к юноше – его суровый и тяжелый взгляд налился какой-то особенной силой и стойкостью. Рядом с сияющей, как маленькое солнышко, переполненной радостью Рин, он казался большим чёрным камнем, суровым и затенённым высокими деревьями.

«Да, ты прав».

«Подними голову вверх. Ты видишь что-нибудь?»

«Ммм… облака, птицы, солнце… я вижу луну! Спутники, самолет, господи как же всего много! Я даже не знала, что можно разглядеть и почувствовать все это!»

«Больше ничего?..»

«Нет. А что я должна была почувствовать ещё?»

«Неважно. Главное, что ты смогла пережить метаморфозу и теперь ты видишь. Добро пожаловать в новую жизнь».

На мгновение ей почудилось, что на суровом лице ретранслятора возникла улыбка.

Она присмотрелась к нему – нет, он был всё так же непроницаем, холоден и силён. И неотрывно смотрел на неё, не отпуская прохладной узкой ладошки. Рин улыбнулась – и в недрах её расцвеченных призрачными всполохами глаз заиграли весёлые огоньки.

Впервые за очень долгое время, наполненное болью, страхом и неизвестностью, она ощущала себя по-настоящему счастливой.

Глава 6. Покорители воздуха. Часть 1

Глава 6. Покорители воздуха.

Туфли с квадратным носком ровно и чётко ступали по обрезиненной дорожке коридора. Знакомой, хоженой дорогой, к неизменно чёрной двери и неизменно угрюмому владельцу кабинета. Скрипнули петли, рука взвилась и напряженно застыла у виска – короткое приветствие, и на широкий стол легла папка с отчетом. Тяжелая генеральская рука небрежно взяла документ, глубоко посаженные глаза впились в застывшую фигуру.

– Я полагаю… – спустя пару минут изучения документа, наконец, изрёк генерал. – …Полагаю, вы усвоили урок, майор.

– Так точно.

– За всю эту самодеятельность, – он несколько раз постучал крепким пальцем по отчету. – Я должен бы тебя наградить. Тут на медаль тянет. Но вот за сокрытие важных данных и проведение такой операции… хм, с риском для жизни объекта… хм, хм. И потерями к тому же. По твоей вине, майор.

– Так точно.

– Ни черта не точно! – вскричал он, в гневе грохнув кулаком по столу. Напряжённая фигура майора не шелохнулась.

– Что молчишь? Есть что сказать?

– Все мои слова – в протоколах допросов и этом отчёте, товарищ генерал. Мне нечего добавить.

– Нечего добавить… – заворчал он, поднимаясь с кресла, – Допрыгаешься ты когда-нибудь, Вайнер. Расстреляют к чертовой матери. Желающих и так полно. Ладно… докладывай, что со вторым объектом?

– Не могу знать. Вы отстранили меня от курирования объекта Ноль Два.

– Можно подумать, ты не пыталась всё вынюхать, – язвительно заметил он и сгрёб со стола одну из бумаг – крепкая рука протянула приказ Кире.

– Приказ о твоем восстановлении. С тринадцати часов сегодняшнего дня. Обвинения снимаются, ты на испытательном сроке. Я твою голову из петли вынул, Кира, больше не искушай судьбу.

– Так точно… спасибо, товарищ генерал.

– Теперь про объект… её выписали и перевели обратно, два дня назад проведена операция структурной модификации организма. Пока она восстанавливается, входи в курс дела.

Структурная модификация… она уже знала. Укрепление клеточной структуры, скелета, мышц, полная перестройка организма. Никакая химия не могла такое сотворить с человеческим телом, лишь ретрансляторы могут сделать это. Причём лишь опытные. Такая операция без участия Алголя явно не обошлась. Значит, всё нормально, работают вместе. Она была права.

– Она работает. Моя тактика. – Спокойно заметила Кира, разглядывая приказ.

– Ещё бы не работала, – хмыкнул генерал. – Майор, ты взбалмошная и неосмотрительная, и по-хорошему, я бы вышвырнул тебя отсюда. Но признаю, ты была права. Не знаю, как, но объекты научились эффективно взаимодействовать друг с другом, и мы можем это контролировать. Продолжай работу с ними. Наша следующая задача – поднять второй объект в воздух, научи её летать. Программы подготовки сегодня отправят их группе, срок – два с половиной месяца.

– Товарищ генерал, при всем уважении, это нереально. Я читала отчёты о подготовке Алголя, его ставили на крыло полтора года. Это без обучения материализации сложных объектов. Девочка не умеет даже этого.

– А меня не волнует, чего там не умеет девочка. Она – боевая единица, ясно? Сопли и задницу вытирать ей никто не будет. Как долго мы еще не узнаем о её ранге и типе?

– Три-четыре месяца… примерно, – майор отвела взгляд в сторону. Она почти привыкла решать нерешаемые задачи, но эта была полным абсурдом. Вместо обстоятельной учебы и тренировок, последовательного освоения всех этапов материализации, изучения способностей ретранслятора они хватались сразу за всё и пытались запихнуть в её голову все возможные данные.

Не прошло и месяца после метаморфозы, организм девочки ещё не адаптировался к проциту полностью. А душа майора ещё не отболела после потери друга. Ещё слишком рано.

– Ускорить. Вам придается бригада конструкторов центрального КБ, «сатурновские» техники и вся секция аэродинамики академии Жуковского, готовиться будете на базе ЛИИ. Там же – инструкторы, тренировочные самолёты, продувочные трубы, и так далее. Приступите сразу после того, как второй объект окрепнет после операции.

– Так точно, – майор взяла протянутую ей папку с инструкциями и на мгновение задержалась. – Товарищ генерал… через неделю у Трескина сорок дней. Я не смогла быть на похоронах, разрешите принять участие…

– Разрешаю. – Мужчина тяжело вздохнул, приглаживая седые волосы на виске. – Всё знаю, не говори. Жизнь спас тебе. Настоящий мужик был. Не посрами его память, Кира. Не ожидал, что скажу тебе это, но думаю, ты справишься. И с объектом, и с этим вот… Всё, задание у тебя есть, приступай к выполнению.

– Так точно.

Прижав ладонь к виску, она вышла из кабинета. Еще с минуту последив за звуками удаляющихся шагов, генерал коротким нажатием клавиши развернул голографический экран и упёрся тяжёлым взглядом в отрывистые строчки перевода.

Письма из-за рубежа, адресованные Институту Ретрансляции, ещё никогда не производили такого фурора в голове опытного вояки, прошедшего через огонь, воду и последнюю войну.

– Пф, фестиваль… – мясистые губы скривились в хищной ухмылке.

***

Опираясь обеими руками на стену, она со стоном передвигала ноги – кто мог знать, что путь на кухню за стаканом воды будет таким испытанием? Каждая клеточка её тела отзывалась на малейшее движение какой-то особо изощрённой болью, пронзавшей буквально насквозь. Казалось, болел даже мозг и сама кровь, бегущая по венам.

– Да что же так больно, а… – простонала Рин, жалобно оглядываясь.

– Двигайся. Разрабатывай мышцы. Боль скоро уйдет, – не отрываясь от книги, пробормотал Алголь.

– Ты это и три дня назад говорил. Только хуже стало, – продолжала жаловаться она, талантливо изображая страдание. – Даже пить не могу! Ооооохх!

Ретранслятор окатил её ледяным взглядом, полным презрения. С другой стороны, сердобольная Эстер, оторвавшись от телевизора, вскочила с дивана и скользнула на кухню. Через пару мгновений девушка, изящно покачивая стянутыми в хвост волосами, вернулась с полным стаканом воды.

– Спасибо, – выдохнула Рин, вдоволь напившись, – Обожаю тебя. Мне так тяжко сейчас, спасибо, что ты рядом…

– Ну, ну… – Эстер заботливо погладила её по голове, прижимая к себе. Алголь фыркнул с дивана. – Цирк.

– Между прочим, не без твоего участия я сейчас в таком состоянии! – Рин неуклюже плюхнулась на диван и откинула голову назад. – Оууу…

– Эй, эй… – Эстер потрепала ее за рукав, – Помнишь, ты обещала мне кое-что? Я хочу в город. Посмотреть на всё это.

Она ткнула пальцем в телевизор – в новостях показывали один из сюжетов с улиц мегаполиса. Сердце ёкнуло – проходящие на заднем плане вагоны метро и толпящиеся возле дверей люди были подозрительно знакомы.

– Даже не мечтай, это Токио, – коротко бросил Алголь, но тут же напрягся. Звук, повинуясь силе мысли, стал значительно громче.

– …первая демонстрация прежде секретной группы пройдет в эту субботу. Эта новость буквально взорвала общественность, тысячи японцев встали в очередь за билетами…

– Это чего у них такое опять?

– Плеяды. Они решили показать Плеяд всему миру, – ретранслятор нахмурился. Вряд ли это означало что-то хорошее, в противовес радостным лицам людей на экране телевизора. Выряженные в причудливые костюмы, они лопотали что-то на почти забытом языке её Родины и фонтанировали эмоциями. Рин тяжело вздохнула.

– А кто это? – Эстер тоже заинтересовалась сюжетом и буквально прильнула к экрану.

– Плеяды. Семь ретрансляторов, собранных в единую группу, прикрывают всю территорию Японии, – с неприязнью произнес Алголь и отложил книгу. Рин присвистнула:

– Семь? Разве так можно? И куда им столько? Они же кучу денег на них спускают, наверное…

– Парадокс Огавы. Пять ретрансляторов ранга С, два – нижний предел ранга В. Два тактика, ни одного стратега.

Рин вздохнула. На уроке истории в институте она уже проходила эту тему.

Парадокс Огавы – особенность, из-за которой вся Азия погрузилась в хаос. Кровь жителей Азии и Океании не могла адаптировать процит полностью и породить сильного ретранслятора. Казалось, что монголоидная раса человечества просто не была создана для ретрансляции. Никто из сотен визуализаторов потенциально не мог стать ретранслятором ранга выше, чем С. Кроме одного.

Антарес, ретранслятор Сингапура, один из ретрансляторов ранга S стратегического типа, едва появившись, атаковал и практически уничтожил сопротивление Китая, Кореи, Индонезии, Вьетнама, Лаоса, и еще десятка мелких стран, пока не дошёл до Австралии, Индии и России. Кто-то говорил, что лишь Алголь и Андромеда смогли удержать Сингапур от дальнейшей экспансии.

Горстка слабых, необученных и потенциально беззащитных ретрансляторов ранга С не была препятствием для умелого и чрезвычайно агрессивного противника – один за другим были уничтожены все защитники государств. Пока Антарес истреблял и завоёвывал южные территории, Япония спешно искала спасения и бросила все силы на подготовку собственных ретрансляторов.

Плеяды и должны были стать ответом этой угрозе – поодиночке ни одна из них не могла тягаться с чудовищем ранга S, но ставка была сделана на командные действия. Силы Самообороны рассчитывали на синергетический эффект от работы ретрансляторов, флота, авиации и наземных частей. Но к тому времени, как их ввели в строй, угроза отступила – Антарес упёрся в равных себе по силе и остановился.

– То есть они пытались количеством компенсировать недостаток низкого ранга и способностей?

– Верно. – Кивнул он, – По отдельности они никто. Суммарно – дотянут до ранга А. Наверное.

– Что-то тут не вяжется… – Рин с гримасой боли на лице помассировала виски. – А я тогда как…

– Эй, не игнорируй меня! – Эстер легонько толкнула её локтем в бок. Тело отозвалось такой болью, будто в неё всадили ржавый шуруп толщиной в руку – девушка зашипела, на глазах выступили слёзы.

– Хоо… блин… ты меня прикончишь…

– Рин, почему они так одеты?

– Почём я знаю… – девушка легонько ощупывала бок – удостовериться, что всё на своих местах, и подняла глаза на телеэкран. Несколько девушек в откровенно вызывающих и цветастых костюмах – в жизни такие бы никто носить не стал.

– Так ты же японка, разве нет?

– Но это же не значит, что я должна знать всё, – поворчала она и с величайшим трудом встала на ноги. – Я пойду…завтра нужно возвращаться к работе. Снова в институт.

– Предательница, – надулась Эстер, отворачиваясь.

– Ох, извини, Эстер… обещаю, в первый же мой выходной мы выберемся куда-нибудь, даю слово. Идёт?

– …хорошо, – немного подумав, девушка кивнула.

– Рин, – снова убавив звук, ретранслятор поднял взгляд на неё. – Прими обезболивающее.

Она хотела было ему возразить, но едва повернувшись, снова скривилась.

«Прими» – прозвучало в голове – непреклонно, словно приказ. Собравшись с силами, Рин кивнула и пошла домой.

***

Боль отступила, но облегчения это не принесло. Ощущения, переполнившие тело, не давали расслабиться – она уже который час лежала на кровати, пялясь в потолок, и пыталась уснуть.

Не помогло.

За окном давно царила ночь, мириады звёзд и неровный серп луны тускло освещали её комнату сквозь не задёрнутые шторы. В такие моменты она начинала вспоминать вещи, давно ушедшие в прошлое. Неприятные и болезненные воспоминания, больше похожие на пытку. Вздохнув, девушка поднялась с кровати, посмотрела на телефон – третий час ночи, – и нехотя направилась на кухню.

Она ещё не до конца освоилась с обострившимися ощущениями, но проходя мимо двери могла бы поклясться, что слышала музыку. Рин замерла, вслушиваясь в шорохи ночи.

Шаг, шаг, шаг – как когда-то теперь уже давно, когда она была другой, девушка шла наверх, неловко ступая по холодным серым ступенькам. Один этаж, два, три – звуки музыки становились отчётливей, кто-то играл на фортепиано. На крыше? Или в одной из еще не обследованных пустых квартир? Она ускорила шаг, миновав этаж, где жили её единственные соседи. Или не единственные?

Последний этаж, вход в квартиру, больше похожую на большой зал со срезанной наклонной стеной, сплошь составленной из окон. Тусклый лунный свет падал на пыльный, усыпанный мелким мусором пол, создавая особо зловещую ауру. Рин застыла у дверного проёма – в центре комнаты, полускрытый в тени от лунного света, стоял рояль.

Кто-то сидел и, мерно покачиваясь, выводил полную бесконечной печали мелодию. Лунная Соната Бетховена, постепенно сменившаяся чем-то иным, совершенно незнакомым, но куда более тяжёлым и глухим. Воображение уже рисовало картины в её сознании, невиданные сцены, в которых она становилась невольной участницей. Привычка визуализировать музыку снова играла с ней злую шутку.