Текст книги "Купец. Поморский авантюрист (СИ)"

Автор книги: Михаил Ланцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Глава 2

Территориально Ивановское сто располагалось на стороне Торга. Рядом с тем самым городищем, что купцы прозывали государевым. Видно, было у купчиков здесь все схвачено и наметано как следует. Рука руку моет. Новгородцы с москвичами сидели рядышком. Одни в государевых избах, что в большом количестве строились на Торгу. Другие – подле церкви Иоанна Предтечи, что расположилась западнее церкви Георгия. Вот так, под «божьим словом», купчики из Ивановского сто и вели дела.

Пир, само собой разумеется, проводили не в самой церкви. Дабы поместить всех гостей, столы и лавки вынесли на улицу.

Гостей встречала купеческая делегация в составе пяти человек. Обменивались рукопожатиями, дежурными фразами и ничего не значащими улыбками.

Четверо из этой пятерки были выряжены в такие же суконные долгополые кафтаны, как предоставили рыбакам на смену люди Ивана. Правда, кафтаны новгородских купчиков были ярких цветов. Митька, выходец из купеческой семьи, знал, что яркий цвет кафтана отражает статус владельца.

Из делегации выделился один купец, постарше, посолиднее животом. Из-за внушительного пуза кафтан на нем смотрелся как на деревянной бочке. Кафтан его был сочного яркого цвета, расшит причудливыми и витиеватыми узорами, а вокруг талии – поясок золотого цвета. Поверх – шуба дорогим мехом внутрь, обложенная снаружи ярким сукном, но расшитым уже попроще.

– Здравия, немцы! – выдал он. – Слышал, вы по-русски понимаете? Али толмачей привести, дабы потолковать?

– Здравия, я понимаю, а люди мои нет, так я за них скажу, лучше всякого толмача вашего, – заверил Митька.

– Дело, – оживился купец. – Всяко лучше с глазу на глаз разговор вести, чем через толмача.

– Всяко, – подтвердил Митька и представился: – Капитан Мэтью Чарльз.

Митька начал кратко излагать свою легенду о том, что он прибыл на Русь за торгом из самой Англии. Поведал, как его команду постигло горе. Как удалось выжить англичанам благодаря смелости и находчивости новгородского купца Ивана и его храбрых людей…

– Знаю, знаю, – послушав с минуту, мягко прервал Митьку купец. – И Иван наш человек, и все нам рассказал. Конечно, в общих чертах, но неужто ты, капитан, думаешь, что я буду тебе рану теребить, что называется, с порога. Вот на пир наш пройдем, там и расскажешь, если посчитаешь нужным. Уговор?

– Уговор.

– Но знакомству такому рад. – Купец протянул руку Митьке. – Меня звать Акинфием, я один из старост Ивановского сто, так сказать. – Он расплылся в обезоруживающей улыбке. – Может, вы о таком слышали доселе?

Митька немного растерялся – во-первых, перед ним стоял тот самый Акинфий, встречу с которым обещал организовать Иван. Во-вторых, Акинфий пусть и немного криво, но показал, что ему нет дела до легенды рыбачков. Неужто так не терпелось перейти к сути дела, что не до подробностей? Понимая, что со стороны выглядит слегка растерянным, Митька «завел» старую волыну.

– Да, признаться, я много больше и не скажу, Акинфий, – заверил он. – После случившегося голову как отшибло. По большей части не помню ничего, воспоминания поистерлись, с трудом восстанавливаются. Но про Ивановское сто слышал, кажись, от других торговцев, не из Англии.

– И что слышал? – прищурился купчик.

– Хорошее только, – заверил рыбачок. – Слышал, что слова с делом у Ивановского сто не расходятся.

– Не расходятся… А что память отшибло, оно так бывает. – Акинфий дружески похлопал Митьку по плечу, едва не беря его в охапку. – Я помню, в свое время с телеги упал да об колесо головушкой ударился. Хех, так потом не мог вспомнить не то что, куда еду, как самого себя звать запамятовал. Месяц отхаживали.

Купцы из окружения Акинфия задорно расхохотались при этих словах. На всякий случай рассмеялся и Митька, поддерживая атмосферу.

– Я чего хотел спросить, – Акинфий посерьезнел, огляделся, стал говорить заметно тише. – Сколько добра осталось на кораблях ваших, капитан? Какого толка вы товар с собой привезли?

Митька вздохнул полной грудью свежий вечерний новгородский воздух. Взгляд от купца, буровящего его своими маленькими свинячьими глазками, он не отвел. Но паузу, закамуфлированную под вдох-выдох, все же взял. Чтобы прикинуть, сколько того самого добра осталось на кораблях в губе Варзины, потому что с ходу ответа у него не было. Понятно, что Иван, побывавший на кораблях, подсчитал возможную выручку. Но Акинфий хотел получить более точный ответ из уст самого английского капитана.

– Три купеческие ладьи точно понадобятся, а четыре возьмешь – не ошибешься, – наконец ответил Митька, сосчитав простую арифметику. Одной ладьей Иван разгрузил половину «Доброй Надежды», вторая половина осталась нетронута. А ведь второй корабль был полностью загружен добром. – Что до остального, так ты, Акинфий, наверное, сам видел, какого толка мой товар. И раз на пир позвал, значит, добрый у меня товар али как?

Сказать наверняка, удовлетворил купца ответ или нет, Митька не решился бы. Акинфий не задал новых вопросов, его лицо сделалось задумчивым. Он покивал, потом переглянулся с остальными купцами, которые поочередно начали пожимать плечами. Все закончилось тем, что Акинфий внушительно кашлянул, вновь обращаясь к Митьке:

– Если бы я оный товар видел, то и не спрашивал бы, капитан. – сказал он.

Митька сглотнул, оставалось надеяться, что не так громко, чтобы выдать волнение. Не хотелось при первом же знакомстве вызвать подозрения. Рыбачки два месяца плыли бок о бок с товаром, спрятанным по сундукам да бочкам, но как-то так и не узнали об их содержимом. Что лежало на самом деле на английских кораблях, ни Митька, ни Иван не знали. Вот Акинфий и решил навести справки. Само собой, ответить купчику не совравши рыбак не мог, но выкрутиться сумел.

– А ты куда мой товар наказал поставить? – спросил он.

– Сюда весь перевезли, – нахмурился Акинфий, не понимая, куда клонит английский капитан.

– Так ты, Акинфий, возьми мой товар да посмотри сам, если видеть хочешь. Чего я тебе россказни травить буду? Одно дело языком ляскать, а другое – товар лицом показать, – предложил Митька.

Свинячьи глазки блеснули жаждой наживы.

– Дело говоришь, хм, капитан.

Акинфий обернулся к одному из своих и коротко кивнул. Без всяких слов было понятно, что купец хочет видеть английский товар на пиру. Следом он подскочил к Митьке, взял его под локоть и потянул за собой чуть ли не силком.

– Пошли уже, нас все заждались, а то заболтались. – Акинфий многозначительно поднял указательный палец. – Какой пир для гостей новгородцы закатили, вы такого пира не видели в самой Англии! Загляденье!

Митька, идя следом за купцом, почувствовал облегчение. Как просто все оказалось – Акинфий не знал, о каком товаре ведет речь, никто и ни в чем рыбачков не подозревал. Кажись, пронесло, выходит? Ну а пир – да, Митька пребывал в предвкушении. Прежде на пирах ему бывать не доводилось, все больше пьянки по кабакам, а тут настоящий пир с купеческим размахом. К тому же с дороги во рту и маковой росинки не лежало.

***

Приходилось сдерживаться, чтобы не пуститься в пляс от увиденного. Уже в который раз Митька оказался ошарашен. Новгород и новгородцы продолжали преподносить сюрпризы, один краше другого. Так и сейчас рыбак буквально испытал культурный шок. На площади у церкви стояли огромные столы, ломившиеся от блюд. Здесь были поросята, уха, рыба разная, икра, ломти свежевыпеченного хлеба, фрукты и овощи – всего не перечесть. Глаза Митьки разбегались от обилия представленных яств, большую часть которых он не пробовал никогда в жизни. А лежали эти кулинарные изыски не где-нибудь, а на настоящих серебряных тарелках! Сотни тарелок, блюд, даже чаши, обычно деревянные, и те были с серебряными подставками. Перебей их в копейку, и получалось число, которое Митька даже не сумел толком сосчитать в голове.

Над столами витали благоухания, от которых тут же начало сводить живот, а во рту выделилась слюна. Митька предположил, что будь здесь настоящие англичане, а не поморские рыбачки, их впечатления ненамного б отличались. Новгородцы не жалели никаких денег, чтобы произвести впечатление на гостей из далекой Англии.

То, что все собравшиеся на пиру – члены Ивановского сто, рыбак не сомневался. Гости рассаживались по отведенным местам, кому где сидеть – было спланировано и обозначено заранее. На место рыбаков указал Акинфий – прямо посередине стола, стоявшего напротив парадных дверей церкви, были свободны шесть мест. По левую и правую руку от рыбаков за столом помещались такие же пузатые купцы в летах, как Акинфий. Тоже одетые в шубы, но чуть скромнее, и в расшитые кафтаны, что выделяли их из числа остальных, показывая на статус. Завидев Акинфия с англичанами, толстяки приветственно вскинули руки, вскакивая с мест с необычайной для их комплекции прытью. Будто опасались, что Акинфий заплутает и посадит гостей из Англии не туда, куда следовало. Впрочем, другие места на пиру к тому моменту были заняты. Да и пир уже был в самом разгаре, никто никого не ждал.

– Я счел возможным посадить наших гостей рядом со старостами Ивановского сто и другими именитыми купцами, – пояснил Акинфий англичанам.

Как ни искал глазами Митька купца Ивана, но так и не нашел. Неужто не заслужил купчик своего приглашения? А ведь если бы не он, так повода собраться бы не нашлось. Однако одно место за столом все же пустовало. Может, приберегли для Ивана, который запаздывал? Спрашивать об оном Митька не стал – не его это, в конце концов, дело.

Пока шли к столу, Митька обратил внимание, что прямо посреди площади, меж столов, был вырыт глубокий ров по кругу. Видя его интерес, Акинфий расплылся в улыбке.

– Будет представление, всё по вашу душу.

Английских гостей хотели удивить и, видимо, решили не ограничиваться яствами, на которые был богат русский край. Посмотрим, оценим. Подойдя к столу, Митька представился своим английским именем и поздоровался с каждым купцом за руку.

– Здравия, рады повидаться, – бурчали толстяки.

Рыбаки расселись и, недолго думая, принялись накладывать в свои тарелки еду. Есть хотелось так, что мама не горюй. Перед тем как приступить к трапезе, Митька заметил, что на тарелке по его правую руку лежали недоеденные остатки. Акинфий, сидевший через место от Митьки, нагнулся к нему, указывая на ров в центре, и шепнул:

– Сейчас начнется.

И от предвкушения потер ладони.

Рыбак не успел подумать, что такого заготовили новгородцы, для чего понадобилось рыть ров, как с дальнего конца площади разнесся рык. Все разом, включая рыбаков, начали оборачиваться – меж столов заводили самого настоящего медведя. Медведей Митьке приходилось видать, и не раз, в Пскове часто встречались скоморохи, выступающие с плясовыми медведями на городских праздниках и во дворах обеспеченных купцов. Но здесь медведь был отнюдь не бурый и совсем не плясовой. Шерсть у зверя, которого завели на площадь, была белого цвета, как снег, и размером хищник казался крупнее привычного бурого мишки. Таких Митька встречал на берегу Белого моря и никогда раньше не видел, чтобы их использовали в увеселительных целях. Животное продолжало реветь и изворачиваться, пытаясь высвободиться из-под цепкого надзора поводчиков.

Стало не по себе при мысли, что зверь может вырваться и напасть на зрителей. Животное обладало такой мощью, что, казалось, без труда разметет любые преграды. Не только Митька, другие купцы тоже заерзали на своих скамьях. Никто больше не ел – все наблюдали за приготовленным зрелищем. Поводчики продолжали удерживать зверюгу, когда по бревнам внутрь рва зашел мужчина, обнаженный по пояс, в одних штанах. Издалека Митька не взялся определить его возраст, но выглядел мужчина подтянутым и был вооружен рогатиной. Такое оружие обычно и использовали для охоты на медведя. Толпа встретила его овациями. Аплодировали все четверо купцов Ивановского сто, с которыми рыбачки оказались за одним столом. Староста Акинфий даже поднялся со своего места. Митька смекнул, что перед ним разворачивается медвежий бой. Нечто, о чем он неоднократно слышал, но прежде не видывал.

Поводчики тут же спустили мишку и убрали бревна, оставляя мужчину с рогатиной один на один с лютым зверем.

Мужчина ловко переключил внимание зверя на себя – несколько раз топнул по земле. Животное взъярилось, заревело и стало надвигаться на свою жертву.

Все вскочили с мест. Удастся бойцу изловчиться, найти момент и всадить рогатину зверю, и бой будет закончен? Или медведь разорвет храбреца на части?

Медведь приблизился достаточно, чтобы встать на задние лапы. И в таком виде пошел на свою жертву, пытаясь испугать и обратить в бегство. Однако мужчина стоял на месте, как каменное изваяние. И, казалось, не придавал всем этим «танцам» медведя никакого значения. Словно бы мелкая муха рядом вытанцовывает.

Но вот момент истины. Еще немного, и медведь навалится на свою жертву, растерзает ее.

Мгновение.

И мужчина сделал стремительный шаг вперед, втыкая рогатину в шею медведя.

Животное от неожиданности потеряло равновесие и начало заваливаться вперед. Прямо на широкий клинок рогатины, которую мужчина упер в землю.

Секунда.

И вот уже медведь повис на этой жутковатой подпорке. Из широкой раны на его шее хлестала кровь, а рычать не получалось. Видно, рогатина повредила глотку, поэтому от медведя доносились только булькающие сипы.

Мужчина сделал несколько шагов назад, разрывая дистанцию.

И очень своевременно. Потому что медведь вялым ударом лапы сбил древко рогатины с упора. И наконец опустился в нормальное положение. Он был еще жив и опасен. Хотя из рассеченной шеи хлестала кровь, видимо, рогатиной удалось зацепить сонную артерию.

Шаг.

Еще шаг.

И у медведя подкосились лапы.

Он попытался встать.

Не сразу, но получилось.

Лапы явно дрожали и плохо его держали.

Наконец медведь сделал шаг к мужчине. Маленький. Шажочек.

Но тут же рухнул на землю, где и затих…

Храбрец, вышедший победителем из этой схватки, вскинул руки. Овации вспыхнули с новой силой и долгое время не умолкали.

– Сильно! – только и нашелся Митька, когда Акинфий уставился на него округлившимися от возбуждения глазами.

– Еще как! Ух!

Тело купца била крупная дрожь.

– И как такого зверя сюда завезли? – поинтересовался Митька, косясь на труп животного. Белая шерсть теперь перепачкалась в крови.

– У нашего затейщика и спросишь, – загадочно улыбнулся Акинфий.

Затейщиком оказался тот самый мужчина, только что выступивший на потеху публики в смертельном медвежьем бою. Он, сияя от удовольствия, шел к столу и, к немалому удивлению Митьки, остановился у свободного места рядом с ним. Казалось, храбреца должно было разрывать от всплеска адреналина, полученного в бою, но его лицо оставалось невозмутимым. Как будто он убивал громадных хищников на завтрак, обед и ужин. Мужчина взял со стола кружку с недопитой медовухой и опрокинул ее в себя.

– Здравия, немец. Меня Семёном звать, – представился он. – Вместе с Акинфием староста Ивановского сто.

Глава 3

Митька даже привстал, чтобы пожать Семёну руку. Волей-неволей, а проникнешься почтением к человеку, который на твоих глазах завалил медведя. Правда, вот на купца, в понимании Митьки, Семён никак не смахивал. Теперь, когда появилась возможность рассмотреть его ближе, рыбак понял, что староста в самом расцвете сил. На вид не больше двадцати пяти, необычайно строен и подтянут. И это торговый человек такой величины, когда ты сам уже не ходишь вдаль, за тебя есть кому ходить.

– Ну как, понравилось?

Напившись, Семён вытер усы тыльной стороной ладони. Никаких сомнений в том, что Митька изъясняется и понимает по-русски, купец не испытывал.

– Понравилось, – согласился рыбак и все-таки не сдержался, спросил: – Откуда медведь такой дивный?

Семён хмыкнул, покосился на ров, который закапывать не стали, но бревнами перекрыли, дабы по пьяни не провалился никто. Тело медведя как раз выносили с площади.

– С Поморской земли. Почитай, в Англии таких зверей нет, – ответил он.

Митька ничего не ответил, бог его знает, были ли такие медведи в Англии. Но что он узнал, так это факт некоего главенства Семёна над Акинфием как старосты Ивановского сто. Не зря именно ему выпало сидеть рядом с главными гостями.

– Если ж вдруг интерес к таким местам появится, где медведи такие водятся, – вкрадчиво продолжил новгородский купец, – Ивановское сто еще не то может.

Он подмигнул.

– После увиденного нисколечко не сомневаюсь, – ответил Митька. – А интерес, может, и будет, посмотрим.

Пока выносили тело медведя, на потеху гостей вышел старичок и звонко, душевно запел быль о новгородском герое Василии Буслаеве. Митька обожал слушать были. У каждого исполнителя в них появлялись свои подробности, и каждый раз быль слушалась как в первый раз. Новые сюжетные ответвления и повороты подчас меняли весь смысл. Но сейчас было не до того, все внимание сосредоточилось на завязавшемся диалоге с купцом.

– М-м… – Семён, взяв со стола яйцо, пережевывал его и оглядывался. – Где товар? Почему его нет? – поинтересовался он, будто английский товар должен был лежать на его столе.

Впрочем, вопрос предназначался не Митьке, а одному из купцов. Тот наклонился к Семёну, что-то шепнул, кивая в сторону выхода. Семён удовлетворился, взял со стола кувшин с медовухой, плеснул себе в кружку, а потом и Митьке, до краев.

– За знакомство то бишь?

– А давай!

Они ударились кружками, и Семён опустошил свою. Митька решил, что неправильно и неуважительно будет поступить иначе, тоже выпил свою медовуху. Тут же ударило по мозгам. Крепкая, зараза, да и пить он, признаться, толком не умел. Семён наполнил кружки снова и продолжил уминать представленные на столе яства. В отличие от своего гостя, он наслаждался пением о Василии Буслаеве.

Митька чувствовал нарастающее напряжение и оттого накручивал себя. Остальные рыбачки, сидевшие по левую руку от Митьки, прикинувшиеся немцами, не знавшими языка, как и было оговорено, молчали. Зато уплетали за обе щеки, заливая сверху медовухой. Пили купцы во главе с Семёном. Когда певец кончил петь быль, Митька за компанию пропустил четвертую кружку медовухи, чувствуя, что алкоголь притупил волнение. И как раз в этот момент на площадь начали заносить английский товар.

Всего в центр площади вынесли два сундука и одну бочку. Похоже, этого было достаточно, чтобы получить представление о товаре. Семён обернулся к Митьке.

– Открываем?

– Угу…

Староста тотчас распорядился вскрывать сундуки и бочку, дабы явить товар лицом перед собравшимися. Рыбаки затаили дыхание, заерзали в предвкушении и выдохнули лишь тогда, когда купеческий человек открыл первый сундук. В нем лежало отборнейшее, высококачественное сукно. Митька вновь поймал на себе взгляд Семёна – тому явно понравилось увиденное. Следом открыли второй сундук, чуть поменьше, но неимоверно тяжелый – купеческие люди с трудом приволокли его вшестером. Перед глазами собравшихся заблестел металл. Митька присмотрелся внимательнее. В металлах он не то чтобы разбирался, но, по его разумению, в сундуке лежали чушки олова. Среди пирующих разнесся довольный ропот. И сукно, и олово стоили приличных денег на внутреннем рынке Руси. Явно нравилось увиденное купцам. Четверо купцов, с которыми рыбачки делили стол, даже поднялись со своих мест. Подошли к сундуку, наполненному чушками олова, и, так сказать, оценили товар поближе. Староста Акинфий лично достал чушку, осмотрел со всех сторон и, судя по его сияющему лицу, остался крайне удовлетворен увиденным.

Когда пришло пора открывать бочку, не выдержал уже Семён.

– Что там?

– Открывай, увидишь.

Пришлось отбрехиваться, так как, что внутри, рыбаку было неизвестно.

Семён резко встал и сам откупорил бочку. Поднялся Митька, чтобы увидеть содержимое и не попасть впросак на ровном месте. Крышка не сразу, но поддалась, и Митька уловил ноздрями уже знакомый запах вина. Того самого вина, что им приходилось пить ранее в каюте «Доброй Надежды». Только там вино было в бутылках, тут же целый бочонок!

– Любо! Добрый у тебя товар, капитан!

Семён нагнулся над бочкой, обеими ноздрями вдохнул дурманящий аромат, после чего велел купеческим людям вернуть крышку на место.

Следом купец жестом показал, чтобы ему принесли медовухи. Мужичок, разносивший подносы на пиру, бросился сломя голову выполнять распоряжение. Нашел кружку и, зачерпнув медовухи, принес старосте. Семён тотчас поднял кружку над головой.

– Попрошу внимания! – призвал он собравшихся.

Разговоры разом стихли. Семён смотрел на Митьку, направляя в его сторону свою кружку с медовухой. Уже изрядно охмелевший рыбачок сообразил, что его кружка пуста. Звать служку не стал, сам плеснул себе медовухи до краев. Поднялся, пошатываясь, вытянул руку с кружкой в ответ.

– Выпьем за наших гостей англичан и славного капитана Мэтью Чарльза! Для Господина Новгорода большая честь помочь Англии. Мы с превеликим удовольствием наладим выгрузку товара с их кораблей и доставим его на наши склады.

Семён снова подмигнул Митьке, которому отчего-то вспомнились слова купца о белом медведе.

Закончив, Семён осушил свою кружку, показал собравшимся, что она пуста, и бросил ее наземь. В этот миг со всех концов площади полилась музыка. Откуда ни возьмись, появились скоморохи, играющие на дудках. Опьяневшая толпа купцов подскочила со скамей. Где-то переворачивали скамьи, вон там наземь полетела недоеденная голова осетра. Упал холодец, тут же растоптанный… Никому до того не было никакого дела – все разгорячились настолько, что без задних мыслей пустились в пляс. Танцевали и его рыбачки, ну а что – в стороне стоять? Включился и Митька, напоследок опрокинув в себя кружку медовухи. Хотелось верить, что отныне такая «жирная» жизнь – его настоящее и будущее. Что он вырвался из нищеты, в которую угодил его отец. До мечты теперь было рукой подать.

Митька вместе с рыбаками отплясывал, не замечая, как Акинфий и Семён загадочно переглядываются, наблюдая за ним со стороны. Не до того Митьке было! Горячась, танцуя, он подливал медовуху в свою кружку, пустеющую с завидной частотой. Все это было явно лишнее, выпитое уже не по уму, но на то и пир, чтобы оторваться! Потому, когда он наконец выбился из сил и вернулся к своему столу, ноги отказывались слушаться. Картинка окружающего мира распадалась на мириады частичек в его глазах. Наверное, он бы так и воткнулся лицом в холодец да с позором уснул за столом, словно кабацкая портовая пьянь. Но позору этому не суждено было состояться. Перед ним вырос Акинфий, положивший на стол какие-то бумаги и перо, уже в чернилах.

– Ч-ч-то это? – с трудом фокусируя взгляд, спросил Митька

Он поднес бумагу к глазам. Читать и считать он умел, но буквы на бумаге расплывались.

– Сущий пустяк, капитан Мэтью Чарльз, – отмахнулся Акинфий. – Предлагаю скрепить наши договоренности о перевозке груза с кораблей из губы Варзины в Новгород. И об аренде торговых складов на Торге, куда поставят ваш товар. Цена более чем разумная и справедливая. Мы понимаем ваше положение и…

– А… – протянул Митька, перебивая Акинфия, не дав тому договорить. – Пустяк!

Он пошарил рукой по столу, нашел перо, измазал чернилами пальцы и ладонь, вытер руку о кафтан. Наконец изловчился, взял перо в руки и не глядя поставил на документе «подпись». Как таковой настоящей подписи у Митьки отродясь не было, не нужна была до того. Так что на бумаге осталась странная закорючка, сама по себе не распознаваемая и вряд ли что-то означавшая. Да и не повторил бы подпись Митька, попроси Акинфий его расписаться снова. К тому же по пьяни рыбачок порвал бумагу пером, но купца это, похоже, не смутило.

– Добро? – спросил Митька и икнул. – Али еще где подписать?

Акинфий вздохнул, отрицательно покачал головой. Наверное, это можно было расценить, что подписывать больше ничего не надо. А английский капитан пьяненький… ну, с кем не бывает. Расслабиться захотел после стольких месяцев пути. Это он к Новгороду только больше месяца шел, а до того с командой по морям и океанам плавал без конца и края. Немудрено, что при виде медовухи все в усрачь поужирались. Да и падки немцы заложить за воротник.

– Добро, милый человек, – заключил купец и обратился теперь уже ко всем английским торговцам. Пусть они и не понимали «по-нашему», но капитан переведет: – Как вам у нас в Новгороде, а, немцы?

Правда, отвечать, кроме Митьки, особо было некому. Олешка кемарил на скамье, пошатываясь, едва удерживая равновесие, чтобы не завалиться на пол. Близнецы дремали, прислонившись плечами друг к другу. За всех ответил капитан – Митька взглянул на Акинфия с прищуром и поднял большой палец вверх. Чего лукавить, не так страшен черт, как его малюют. Вон как встретили новгородцы: дали где жить, накормили от пуза, напоили и договор заключили. И никто не лишних вопросов не задает.

– Любо, братец, ой как любо, я б за то, чтоб потом еще повторить такую пирушку знатную…

Уже говоря эти слова, Митька поймал себя на мысли, что забыл «сглотнуть» окончания, как делал это прежде, имитируя акцент англичан. Сказаны его слова были на чистом русском языке, без малейшего акцента. Впрочем, хоть сколько-то покорить себя за допущенную ошибку, как и увидеть реакцию Акинфия, рыбак уже не смог. Хмель окончательно обуздал тело и разум. Митька отключился, как и положено, найдя лицом собственную тарелку с остатками холодного.

***

– Неудобно получилось, однако…

Митька зашипел, коснувшись пальцами шишки, что вскочила на лбу.

Падение лицом в тарелку не прошло без последствий – приложился рыбак что надо. Мало того что на пиру они опростоволосились, как какие-то… Какие-то… Митька даже не мог подобрать слов, чтобы вложить в них все свои эмоции. Опростоволосились они знатно, как на заказ. Так, что не пожелаешь врагу. Когда он рассказал о случившемся своим рыбакам, в доме повисла звенящая тишина. А потом выяснилось, что не один Митька набедокурил на вчерашнем пире. Вон вроде и Олешка признался, что начал по-русски лопотать, как на грудь взял больше, чем требовалось. И близнецы, оказывается, учудили – говорят, что признавались кому-то из купцов, будто они русские. Но это полбеды, купцы тоже, поди, не на трезвую голову разговаривали и слушали, потому половину наутро забыли. А что не забыли, так на дурь пьяную немецкую списали. Подумаешь, нахватались морячки капитанские русских слов, вот и говорят. Всем молчать надоело – от гостеприимства новгородского поплыли. К счастью, у Олешки и близнецов, в отличие от Митьки, говор муромский был, легко с немецким перепутать. Когда еще по пьяни язык заплетается, так тем более. Но вот Митька… лажанул так лажанул. Хотя тоже – беда, что ли? Вон Семён сам кричал: «Любо, братцы!» – как товар английский увидел. Может, оттуда англичанин правильно произносить слова научился, кто же знает.

Хотелось верить, что все обойдется. Будь иначе – не лежали они бы в своих кроватях с мягкими перинами. Прямо на пиру всех до одного б перерезали, без суда и оглядки на Разбойный приказ. Довод казался более чем весомым. Тем более что их после вчерашней пирушки приволокли в квартал на горбах купеческих людей. Разве кто-то бы стал возиться, силы тратить, заподозри что. Никак нет.

– А бумажка та, что в ней было? – спросил Павлик, красный как смородина. Ему бы сейчас рассольчика, похмелье снять, да негде взять.

– Бумажка…

Митька, позабыв о шишке, съездил по лбу всей пятерней.

О некоем договоре, что он подписал по пьяни со старостой Ивановского сто, рыбак напрочь забыл. Но теперь, после вопроса Павлика, сразу вспомнил.

– Бумажки, что тебе купчик тот, Акинфий, кажись, подсовывал. Я хоть и пьяненький был, да видел. Еще спросить хотел, да… – Он замялся, на ходу придумывая, почему не спросил и не остановил Митьку. – Да ты ж сам сказал, по-русски говорить нельзя, вот и промолчал.

– Что-то тебе не помешало с другими на русском говорить. Не ты ли заверял купчиков, что ты знать не знаешь, где Англия собачья находится, чтоб ей неладно? – окрысился Олешка, тоже страдающий от похмелья и хмурящийся от головной боли.

– Ну было, виноват, что ж теперь – убивать за это?

– Убивать не убивать, а дел вчера все натворили. Всем и расхлебывать теперь, – сказал Митька. – А что за бумажка была, вот не помню.

К разговору подключился Стенька, прежде молчавший с самого утра:

– Что за бумаги они тебе подсовывали, не скажу. Но вот слова Акинфия этого припоминаю, – заверил он. – У купчика того еще глаза на лоб полезли, как ты бумаги без спора всякого подписал. Это я помню.

– Ну-ка? – Митька, сгорая от любопытства и одновременно от стыда за свое беспамятство, подался вперед. – И что он говорил? Выкладывай.

– Акинфий что-то про корабли английские рассказывал. Якобы груз до Новгорода довезет в целостности и сохранности. Кажись, так.

– Так это Семён, ихний староста, говорил, что поможет, – вставил Павлик.

– Дурень, их двое старост, с обоими дело иметь, – поправил Олешка.

– Да хоть десять. – Близнец демонстративно отвернулся. – Я почем знаю, говорю как есть.

– Ну если так, может, и нет страшного ничего? – предположил Митька.

– Было бы страшное, мы живые оттуда б не ушли.

Стенька поднялся и принялся массировать виски, кривясь.

Митька хорошо его понимал – боль в голове не отступала. На самом деле можно было сколько угодно размышлять и выдвигать самые разные предположения… Но что сделано, то сделано. И факт налицо – выдай они себя каким-то образом, в живых их бы давно не было. Наверное, правильнее всего будет считать, что никто ничего не заподозрил на злополучном пиру.

Дальше разберемся, решил рыбак.

Ну и вывод из ситуации напрашивался невольно. В их положении отныне нельзя позволять заложить себе лишнего за воротник. Никаких попоек, а то можно прилипнуть по пьяни так, что не разгребешь. Вот только что делать дальше? От новгородских купцов нет вестей, где английский товар – тоже неизвестно… Мысли Митьки прервал стук в дверь. Рыбачки встрепенулись, оборачиваясь. На этот раз посыльный не стал ожидаться, пока ему откроют, и отворил дверь сам. Полагал, что купцы английские еще спят или… О второй стороне медали Митька предпочел не думать. Он взглянул на посыльного, отвесившего рыбакам короткий поклон.

– Здравия, немцы, – поприветствовал посыльный. – От старосты Акинфия известие велено передать.

– Слушаем.

– Ивановское сто собрало корабли из Новгорода к губе Варзины. Вас велено пригласить на отправку судов сегодня по полудню на Торгу.

Посыльный откланялся и вышел. Рыбаки молча переглянулись. Ну что ж, вроде как все становилось на свои места.