Текст книги "Купец. Поморский авантюрист (СИ)"

Автор книги: Михаил Ланцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Боярин рассказывал ярко, эмоционально, жестикулируя. Он снова съездил по столу кулаком, когда речь зашла о том, что Царь считал, будто Русь отстала в делах от Англии.

– Ты как считаешь, немец, отсталая Русь матушка от Европ ваших? – спросил он, насупившись, на стол навесившись.

Митька задумался над тем, что ответить. Что не скажешь, в драку полезет, просто потому что медовухи перебрал и теперь кулаки чешутся. Выручил Акинфий, вновь подливший в кружку гостю медовухи, миролюбиво приговаривая:

– Выпей еще, мил друг, выпей.

– Да за державу обидно, – буркнул боярин. Выпил. Отрыгнул и попросту вырубился, опрокинувшись спиной с лавки.

Никто его не поймал, хотя могли бы. Купцы так и остались стоять, на кого ни посмотри – недовольная рожа. Семён кивком указал на отключившегося горемыку.

– Скажите его людям, чтоб унесли.

Что было дальше с пьяницей, Митька не узнал – рыбачку, признаться, не было до него никакого дела. Семён повернулся к нему и сказал:

– Можешь идти, немец, ты свое дело сделал.

По сему было видно, что услышанное от боярина отнюдь не нравится новгородцам, так как поддержка инициатив Ченслора значила выключение из потенциального товарооборота с Англией Новгорода. Но теперь купцы были готовы к царскому приему.

Глава 3

Шла вторая неделя пребывания купцов в столице. Первые дни в Москве пролетели для Митьки незаметно, он много гулял по городу, любовался достопримечательностями – на посиделки-то рыбачков все равно не звали. Правда, по настоянию купцов Ивановского сто, а именно Семёна, рыбачков не выпускали и за пределы Китай-города. Здесь гуляй сколько тебе вздумается, хоть обгуляйся, а вот дальше ни-ни. Мотивировалось это безопасностью – «дабы не заплутали и на тятьбу не нарвались». Митька понимал, что спорить бесполезно, поэтому он за это время хорошо изучил со стороны все Китайгородские укрепления изнутри и посетил все местные храмы.

Впрочем, примерно этак на шестой день прогулки по Китай-городу приелись. Не было никакого желания снова глазеть на не раз виденное. Потому Митька впервые остался дома и там поймал себя на том, что подчас выглядывает на ворота двора – не идет ли царский посыльный с приглашением в Кремль. Все более напряженными становились разговоры с рыбачками. Не было определенности в их делах, а хотелось бы.

Ходили хмурыми купцы, как налившиеся грозовые тучи. По их лицам Митька понимал, что они переживают с каждым днем все сильнее, как и рыбак, то и дело поглядывая во двор. Было отчего – Государь Иоанн Васильевич затягивал с приглашением, а учитывая, что первого англичанина Ричарда Ченслора приняли сразу… Купцы Ивановского сто по приезду в Москву рассчитывали на скорый прием через день-другой, а тут уже и неделя минула, и вторая подходит к концу. И главное, что никаких новостей со стороны Кремля. Если бы сказали, сколько конкретно ждать или что не до приема Царю сейчас, то и спокойней бы на душе было, но и этого не происходило.

Сам Митька несколько раз ловил себя на мысли, что тоже ждет встречи в Кремле с нетерпением. Томительное ожидание выматывало не хуже любой физической нагрузки. Да лучше бы он сейчас бочки с рыбой грузил, вот правда.

Почему рыбачок так ждал встречи в Кремле? Когда Митька задавался этим вопросом, то отвечал себе так: отступать теперь было некуда, а вот куш, который можно сорвать, воодушевлял. Стоит ли говорить, что далеко не все рыбачки разделяли его взгляды и оптимизм, кое-кто вовсе порывался бежать из столицы, сверкая пятками. Но Митька каждый раз находил нужные слова, приводил доводы и успокаивал паникеров.

Да и, по правде сказать, если раньше он был в меньшинстве, то теперь совершенно неожиданно получил поддержку одного из близнецов – Стеньки, который вслух рассудил, что, кроме головы, ему нечего терять, а оная не велика потеря. А вот за свою долю он и дом выстроит, и людей наймет, а главное, из кабаков не будет вылезать сколько душе угодно.

Павлик подобных мнений не разделял, считая, что денег им не видать как своих ушей. Считал, что если даже торг случится, то все монеты себе новгородцы немедля заберут, да и к тому времени обман вскроется. В общем, с какой стороны ни заходи, а ходить рыбачкам без головы. В любых вариантах у Павлика рыбаки кончали плохо. Оттого бо́льшую часть времени близнец пребывал в подавленном состоянии, молчал и мало ел.

Олешка изо дня на день менял свои взгляды на происходящее. Старый рыбак то поддерживал Митьку, когда у того самого наступали минуты уныния, то, наоборот, присоединялся к Павлику и настаивал на немедленном побеге из Москвы. Вроде и боялся, но чуял, старый пес, что деньги где-то рядом, надо изловчиться как следует, и монеты будут у тебя. Потому глупо отказываться от возможной наживы, несмотря на риск. Вон они по холоду в море на шняке ходили. Не рисковали? Рисковали, да еще как, шняка их в любой момент могла ко дну пойти или перевернуться, а там заработок ку-у-уда менее внушительный. Конечно, со шнякой сравнение хромало, а прямо сейчас они рисковали по-настоящему, по-крупному, и когда Олешка это осознавал, то сразу передумывал, и никакие деньги ему были не нужны. Умирать Олешка не хотел, всяко успел пожить, а от того цену жизни хорошо знал, не понаслышке и не спешил с ней расставаться. В отличие от Стеньки он полагал, что его голова имеет цену. Пусть и не высокую, но за бесплатно не отдаст.

Митька же не обращал внимания на эти разговоры – сбежишь тут, когда за ними так плотно присматривают. Нет уж. Раз им выпал такой шанс, следовало пользоваться им по полной.

Таким образом, на исходе второй недели и купцы, и рыбачки были заведены и лопались от нетерпения. Так что, когда к их двору пришел человек от Царя, известивший, что Государь-батюшка Иоанн Васильевич приглашает делегацию из Новгорода в Кремль, радовались все без исключения. Прием был назначен на вечер сегодняшнего дня. Благо посыльный явился утром, и у купцов с рыбаками было достаточно времени на подготовку к столь ответственному событию.

Новгородцы тотчас начали спешно собираться, тем более что больше им делать-то, по сути, и нечего было, поскольку встречи и визиты проходили с каждым днем все реже, ибо обсуждать на них нечего стало после визита того боярина. Вот больше для вида на них и ходили.

Рыбачки тоже засуетились, поняв, что их судьба вот-вот решится.

А Митька стал на удивление спокойным.

К слову сказать, в этот день он впервые увидел Семёна, доведенного до крайнего волнения. Лицо его пошло красными пятнами, будто он съел что-то не то. Мыслимо ли? Человек, у которого не дрогнул ни один мускул на лице, когда он дрался с белым медведем, перед приемом у Царя искренне переживал. Получалось, что в его представлении Иоанн Васильевич виделся пострашнее любого мишки.

Митька прекрасно понимал причину такого беспокойства Семёна: на вечерней встрече будет решаться дело, на которое купец поставил все. Не каждый день у тебя выпадает шанс встретиться с глазу на глаз с Царем. Что уж говорить об остальных купчиках, те носились по дому, будто их петух в одно место клюнул и не раз. Хотя времени до вечера оставалось предостаточно.

В такой суете прошли несколько утренних часов.

– Митька, что делать-то будем, – спросил Олешка, как только у рыбачков появилась возможность уединиться.

– Мы уже все обсудили. Вам-то что переживать? Не могете вы по-русски говорить, молчать будете да кивать, если потребуется, а я Царю, как смогу, нашу легенду расскажу. Где не смогу, пусть купцы страхуют. – Митька коснулся ушиба на щеке, на которой все еще была повязка. Была она там больше для виду, но легенду для новгородцев и для Иоанна Васильевича следовало поддерживать.

– И, думаешь, поверит тебе Государь? – с сомнением спросил рыбак.

– А вот мы и проверим. Деваться-то нам некуда, – Митька изменил голос так, как последние дни говорил с купцами. Тянул слова, коверкал до неприличия: что говорит – толком не разберешь.

– Действительно, вроде и говоришь, а что говоришь – непонятно, – подтвердил Павлик, обычно настроенный крайне скептично.

Рыбачки успокоились, хотя по лицам было видно, что опасения остались.

Удалось расслабиться только ближе к обеду, когда новгородцы неожиданно пригласили рыбачков к своему столу. Сегодня это была первая совместная трапеза. Митька, присаживаясь за стол, предположил, что купцы захотели обсудить с англичанами детали будущей встречи, чего так и не довелось сделать после памятного разговора с боярином, во время которого вспыли новые подробности.

Однако все расселись по местам, началась трапеза, а разговор о будущей встрече в Кремле так и не состоялся. Купцы болтали о чем угодно, больше между собой, чем ели, а у рыбачков со страха не на шутку разыгрался аппетит. Включиться в разговор с купцами они по понятным причинам не могли, вот и заедали стресс. Митька от каши отказался – из-за ушиба последние дни перешел на уху. Но и он молчал, не спеша хлебая бульон да зыркая по сторонам. Правда, пожелай он отведать каши, и ему вряд ли бы что досталось, рыбачки недолго думая испросили себе двойную порцию. Наверняка попросили бы и третью, но каши не осталось, да и рыбачки один за другим стали вставать из-за стола – мол, объелись, полежать бы. Митька вразумил, что никто из них «лежать» не пошел, все они держались за животы – переели. И дружно, один за другим побежали справлять нужду. Прихватило, с кем не бывает, а уж когда нервничаешь, так подавно.

Обед подошел к концу, и Митька приготовился подниматься, полагая, что разговор с купцами не состоится, как Семён вдруг предложил ему отойти и поговорить с глазу на глаз.

Они отошли в одну из комнат, там Семён плотно закрыл за собой дверь. Запершись, купец огляделся, удостоверился, что их никто не подслушивает и не слышит. Выглядел он крайне напряженно и подозрительно. Скрестив руки на груди, облизав губы, купец прищурился и долго смотрел на Митьку, прежде чем начать говорить. Рыбак не решался заговаривать первым и переминался с ноги на ногу. Ушиб, до того не беспокоивший, начал неприятно ныть, потому Митька коснулся повязки, морщась. А заодно напоминая Семёну, что собеседник из него сейчас так себе.

– Как здоровьице, – наконец начал купец, продолжая сверлить рыбачка взглядом.

– Да вот, как видишь, в себя прихожу, – ответил, вернее «промычал» Митька, не опуская руку от щеки для порядка.

– Угу… – Семён снова облизал пересохшие губы. – Плохо дело, немец?

– Плохо, – тотчас подтвердил Митька, виновато пожимая плечами и все видом показывая, что понятия не имеет, как с раной на щеке представать перед Государем: – Говорить не могу.

– Отлично…

– Ты про что? – рыбак приподнял бровь.

– Что говорить не можешь, немец, – прошептал купец, делая шаг навстречу к Митьке. – Это и не к чему, уж поверь. Дай-ка я тебе кой-чего объясню.

Шагнул вперед.

И ударил.

Кулаком.

Это оказалось настолько неожиданно, что Митька даже сразу не поверил, что купец для удара замахивается. А когда это осознание пришло, то он уже отшатнулся к стенке.

Причем ударил, что примечательно, прямо в раненую щеку, отчего в голове резко зашумело.

– Ты чего? – с трудом помычал рыбачок, теперь уже не притворяясь.

– Да того, – ответил купец. – Просто хочу напомнить, что, если ты, сэр Уиллоби, рот у Царя на приеме подумаешь открыть, все пропало!

Секунда.

И руки купца легли на плечи рыбачка и сжали их как тиски. Семён взглянул Митьке в глаза и как следует встряхнул того, словно куклу, отчего у того голова замоталась, пару раз ударившись о стенку. К счастью, несильно.

– Теперь послушай, послушай внимательно, – зашипел купец. – Расскажем Государю, что ты есть сэр Гуго Уиллоби, которого из Англии еще Эдуард VI посылал. Что Ричард Ченслор сий лоцманом в той экспедиции у тебя на корабле ходил. И ты, мол, пока Ченслор на Руси сидел, в Англию вернулся и теперь вот на правах посла настоящего был послан королевой Марией I Тюдор, и она на торг тебе грамотку вручила лично для Иоанна Васильевича… Так ведь скажем? Правда?

Митька внушительно кивнул. Скажет. Куда он денется?

– Говорить я буду, скажу, что ты не могешь, – строго произнес купец. – А ты кивай, понял? Или еще пояснить?

Митька снова закивал – объяснял Семён более чем доходчиво. Больше староста ничего не сказал. Отпустил Митьку, продолжая некоторое время сверлить его глазами. Потом выпрямился, расправил плечи, потянулся. Лицо его вновь приняло беззаботное выражение. Только что купчик показал зубы, а теперь вот снова был белым и пушистым Семёном, которого Митька знал.

Собственно, разговор, совершенно неожиданный, подошел к концу. Семён двинулся к выходу, но в дверях вдруг остановился, замер. Поднял указательный палец.

– Ах да, немец, новости у меня для тебя.

Рыбачок, так и сидевший на скамье, вопросительно глянул на него.

– Братцы твои, немцы, не пойдут вечером на царский прием в Кремль.

– Почему? – выдавил Митька, в солнечном сплетении все еще тянуло.

– Животом, кажись, хворают, – Семён подмигнул. – Срутся. А если у Государя Иоанна Васильевича на приеме в штаны обделаются? Так позора не оберешься, а Царь терпеть не станет.

Митька промолчал. А что сказать? Перед тем как Семён позвал его сюда, рыбак собственными глазами видел, что Олешка и братья близнецы побежали справлять нужду, хватаясь за живот. Видать, за столом что-то дурное съели или каша не пошла. И по такому делу до выхода в Кремль не очухаются, а до встречи с Государем осталось-то всего ничего. Ради них переносить прием никто не станет. Однако по спине рыбачка пробежал-таки холодок. Семён не мог знать, что с рыбачками станется. Но говорил так, будто был уверен в своих словах. Выходит…

Митька вздрогнул – то ли от того, что хлопнула дверь, когда Семён вышел из комнаты, то ли из-за понимания, что сегодня за обедом рыбачков отравили. И отравление было дело рук новгородских купцов, которые окончательно показали, что не выбирают средств.

Глава 4

На прием шли в составе пяти человек в сопровождении царских людей, специально явившихся за гостями. Купцы Ивановского сто и Митька как англичанин и виновник торжества. Вышли много заранее. Рыбачок, полагавший, что новгородцы наденут на царский прием все лучшее, немало удивился, увидев на купцах далеко не самые хорошие наряды из тех, которые они могли себе позволить. Все простенько, элегантно и со вкусом, новое – это да, как говорится – муха не сидела. Кафтаны, сапоги и портки достали из сундуков, которые везли с собой. Но на одежде купцов не было и намека на привычную роскошь. Этого же нельзя было сказать о Митьке, которого разодели с иголочки.

Шли молча, каждый был погружен в собственные думы. Все, что необходимо сказать, было сказано. Купцы выглядели крайне сосредоточенными, даже напряженными – пытались понять, отчего Государь столько тянул. Мало того что Государь так и не выделил средств сэру Гуго Уиллоби и не обустроил в столице, ведь жил он за счет новгородцев, не было никаких официальных встречающих. Кроме купцов, но то опять-таки их собственная заслуга. Ладно во время въезда в Москву, но их не было и сейчас – за новгородцами и англичанами пришли простые посыльные…

Митька отвлекал себя созерцанием видов Кремля. Здесь ему не приходилось бывать ранее, не выпускали ведь, и надо сказать, что конструкция произвела на рыбака внушительное впечатление. В пределах Кремля существовала тесная застройка, от количества зданий здесь разбегались глаза.

Кирпичный двухэтажный дворец Иоанна Великого стоял на Боровицком холме, занимая, пожалуй, самое видное расположение. Он состоял из ряда палат, таких как Набережная, Столовая, Средняя золотая, Грановитая и другие. Вот в Грановитую-то купцы и направились. Построенная дедом Царя, она использовалась, как правило, для важных торжеств, встреч и заседаний.

У входа в Грановитую палату делегацию поджидал незнакомый Митьке человек, одетый подчеркнуто богато и окруженный представительной свитой.

– Адашев, – тихо буркнул один из купцов.

Разумеется, Митька понятия не имел, что перед ним один из самых влиятельных людей Московской Руси того времени – Алексей Федорович Адашев. Тот самый Адашев, о котором рыбачок мельком слышал из разговора Семёна и Акинфия. Некогда он был самым близким другом Царя, которого Иоанн Васильевич приблизил к себе и всячески поощрял. Сейчас же его положение хоть и пошатнулось, но до краха еще было далеко.

Появление здесь Адашева могло быть хорошим знаком. Будучи окольничим, Алексей Федорович вел переговоры с иностранцами от имени Иоанна Васильевича. Именно Адашеву в свое время были поручены переговоры с ногайцами, Шиг-Алеем и Ливонией.

Алексей Федорович, завидев делегацию, приветственно раскинул руки, показывая, что рад видеть дорогих гостей. Окольничий знал Семёна лично, они даже перекинулись парочкой ничего не значащих фраз, поздоровавшись за руки и похлопав друг друга по плечам.

Он подвел делегацию новгородцев и рыбачка к залу Грановитой палаты через каменную лестницу парадного Красного крыльца и повелел ждать, оставив перед дверями, которые стерегли царские люди. Сам зашел внутрь – видимо, отправился оповестить Иоанна Васильевича о том, что англичанин прибыл.

Митька и купчики стояли в полной тишине, все слышали дыхание друг друга, напряжение витало в воздухе. Рыбачок осматривался – стены и своды здесь были великолепно расписаны. Впрочем, толком полюбоваться ими не удалось – царские люди начали обыскивать дорогих гостей. А когда отстали, не найдя ничего подозрительного, вернулся Адашев.

– Заходим быстренько, – он замахал рукой, зазывая делегацию скорее заходить. – Государь Иоанн Васильевич вас ждет.

Царские люди при этих словах расступились, открывая проход.

Первыми пошли купцы.

Митька двинулся за ними, чувствуя, как от волнения бешено колотится сердце в груди.

Иоанн Васильевич стоял посередине помещения, сложив руки перед собой и встречая входящих гостей тяжелым взглядом, от которого душа уходила в пятки. На Государе не было царского наряда с украшениями из золота, о которых говорил тот пьяный боярин. Ничего такого не имелось. Как и лишних свидетелей, особенно высокородных. Вместе с Царем стояли только вооруженные люди и еще один человек, как понял Митька, толмач.

В общем, не тот вид, который ожидал рыбачок, побледневший до крайности. Да и купцам дурно явно стало. Но они быстро спохватились. Низко поклонились. И начали со всем почтением озвучивать приветственную здравицу.

Митька же, также поклонившись, заметил – Государь выглядел крайне вымотанным, невыспавшимся. Не так-то просто управлять большим государством, здоровье надобно богатырское.

***

– И что приключилось-то, почему немец говорить не могет? – насторожился Иоанн Васильевич, внимательно рассматривая рану на лице Митьки.

– Эм-м, Иоанн Васильевич, – Семён, взявшийся держать разговор, замялся. – Поскользнулся, болезный. И лицом о угол сундука. Всех людей моих опроси, коли желаешь, все то подтвердят.

– Сладко слагаешь, – подметил Государь, хмурясь.

Митька подметил, как переглянулись мельком Адашев, стоящий у дверей, и Семён. Государь видел все и, как переглянулись эти двое, тоже видел.

Было видно, что Иоанну Васильевичу совсем не нравится услышанное. Он задумчиво огладил бороду. И спросил:

– А что с остальными купцами? Али тоже их ноги не держат?

– Что вы, живехоньки они, – спохватился Семён, у которого наконец прошел шок после встречи с самим Государем, и он начал говорить куда более уверенно, раскрепостился. – Остальные животом хворают. После обеда поплохело, вот и не смогли во двор явиться, за что сэр Уиллоби извиняется нашими устами с вашего позволения.

– Поплохело? Отчего же?

– Да пес их знает? Ели одну еду. Мы вот они – стоим пред тобой. А они животом расхворались.

Произнес.

Замолчал.

И уставился на Митьку.

Пара секунд задержки. И тот спохватился. Кивнул, вроде как подтверждая слова. Дескать, все так и было.

– Стало быть, язык наш ты понимаешь? – поинтересовался Царь.

Митька еще раз кивнул.

– А говорить покамест не можешь?

Митька тяжело вздохнул и отрицательно покачал головой, касаясь с сожалением на лице своей повязки.

– Беда, – вздохнул Царь. – А добре ли язык наш понимаешь?

– Добре, – ответил за него Семён. – Сэр Уиллоби неплохо по-русски изъясняется, что нам по доброте душевной показывал. Никаких толмачей не понадобилось привлекать.

– Любо, – Иоанн Васильевич искренне улыбнулся.

Митька подметил, что зубы у Царя целые, ни одного гнилого пенька, что было необычно для людей обеспеченных. Видно, сладким не баловался, да и на мучное не налегал. Хотя на самом деле – кто его знает? У иных от природы зубы такие, что только обзавидоваться.

Царь помолчал. Потом повернулся к толмачу и кивком указал тому на дверь, обозначая, что тот может быть свободен. Только сейчас Митька понял, что прежде Иоанн Васильевич не просил толмача давать для англичанина перевод – проверял, выходит, насколько правдивы слухи, что сэр Уиллоби по-русски понимает.

– Ну раз так все вышло, значит, с вами, людишки новгородские, поговорим, – заключил Великий Царь. – Если вас сэр Уиллоби с собой прихватил, значит, доверяет, а он послушает.

– Конечно, нам ведь сэр Уиллоби все как есть рассказал, на духу, – подхватил Семён. – Он может и нем, но всяко слышит, что мы говорить будем, и наши слова всяко подтвердит.

Иоанн Васильевич не счел нужным отвечать – едва заметно кивнул, показывая, что не против продолжить разговор в таком необычном формате. Не то чтобы Царь был доволен, он явно хотел поговорить с англичанином лично, а может, и с глазу на глаз, но раз уж вон как вышло, то ничего не поделаешь.

Государь поманил к себе пальцем Семёна:

– Иди-ка сюда, ближе. Еще ближе, спросить что хочу.

Староста повиновался, хотя явно смутился от просьбы. Митька видел, как он смотрит на кинжал, висевший на поясе Иоанна Васильевича, а тот как будто бы и нарочно, но положил руку на его рукоять. Не ушло от внимания, что напряглись служилые и засуетился Адашев. Расстояние между Семёном и Иоанном Васильевичем было как раз таким, что не увернуться от удара. Не помогла бы Семёну никакая сила и ловкость, Царь был так же ловок и силен, только вооружен, а купцы пришли в палату без оружия.

– Слушаю, Государь-батюшка, – смиренно сказал купец, выражая свою полную покорность.

– Скажи-ка мне вот что: с каких это пор товар из Англии вашим стал? – Царю уже донесли, что купчик назвал английский товар «своим». Спрашивал Иоанн Васильевич, не повышая голоса, но каждый услышал его слова.

Семён, похоже, оказался не удивлен таким вопросом. Как-никак, тоже готовился к разговору.

– Коли сэр Уиллоби обратился к нам за помощью, мы к его товару как к своему отнеслись и всегда готовы протянуть руку помощи, тем более знаем, что сей товар уготован нашему Государю, – выдал явно заученные слова купец.

Иоанн Васильевич снова долго молчал. И действовало молчание лучше всяких слов. Душа Митьки во второй раз в пятки ушла со страху. Не лучше выглядели и купцы, которые от страху потели так, что впору было выжимать, и, не находя себе места, переминались с ноги на ногу.

– Ну коли так, коли вы людишки добрые, то дело, – наконец умиротворенно произнес Иоанн Васильевич. – Сэр Уиллоби, могу я товар купленный посмотреть?

У Митьки после этих слов Государя кровь прилила в голову. Товар-то они с собой не взяли! Пошли к Царю в Кремль с голыми руками, а привезенные бочки и сундуки остались на Гостином дворе, куда их благополучно сгрузили в первый день по приезду. Однако Семён, заслышав величайшую просьбу, ничуть не смутился. Он снова переглянулся с Адашевым, тот на этот раз не стал кивать, но моргнул.

– Сэр Уиллоби, разрешите занести товар? – спросил купец.

Митька растерянно кивнул… заносите.

Акинфий тотчас бросился к дверям, да с такой прытью, что была несвойственна его тучной комплекции. За порогом уже стояли те самые сундуки и бочки. Оперативно сработали новгородские купцы: с помощью Адашева или нет, но товар оказался в нужном месте и в нужное время, поэтому следовало отдать им должное!

В зал купеческим наемникам, приволокшим товар, зайти не дали – нечего им тут делать, поэтому сундуки и бочки заволокли служилые. Для того пришлось звать дополнительно людей. Царь распорядился ставить все прямо посереди зала, сам подошел к сундукам и бочкам, которые купцы торопливо принялись открывать. Брать ничего не брал, даже не трогал, но смотрел внимательно. Особо по душе Иоанну Васильевичу пришлись чушки олова, у которых он задержался. Остальное лишь посмотрел мельком, как бы одним глазом.

Было видно, что настроение у Иоанна Васильевича значительно улучшилось. Товар пришелся ему по душе. Довольный, он то и дело зыркал на Митьку, который мялся чуть в стороне. Интересно, такое же добро вез в Москву лоцман Ричард Ченслор? Или у сэра Гуго Уиллоби был другой товар. А если другой, то лучше или хуже?

Закончив осмотр, Иоанн Васильевич не стал утруждаться распоряжениями – только кивнул, и товар уволокли. Дождавшись, когда бочки да сундуки вынесли и дверь прикрыли, Государь заговорил, обращаясь к Адашеву.

– Как товар? – спросил он.

– Любо, – тотчас отозвался Алексей Федорович.

– А вы, новгородские купчики, что скажете? – улыбнулся Иоанн Васильевич. – Как товар?

– Любо, любо, – послышалось сразу из четырех купеческих ртов.

– Тогда давайте, что ли, к делу перейдем? – спросил Государь, оборачиваясь к Митьке.