Текст книги "Парамирик, или последний интеллигент (СИ)"

Автор книги: Михаил Антонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

   В утренней тишине выстрелы показались особенно громкими. Попал или нет он так и не понял, поскольку очкарик успел укрыться за угол, видно было только, что вторая пуля угодила в стену здания, выбив фонтанчик пыли из штукатурки.

   И тут со всех сторон завыли сирены и громкий голос из репродуктора, повешенного на фронтоне здания, проорал: «Охрана, в ружье! Стрельба в жилой зоне!»

   Оглядевшись, Филимон Крутояров обалдел. Он сидел на асфальтированнном плацу возле какого-то барака. И плац, и барак были обнесены трехметровым забором из рабицы. Далее находилось еще несколько локальных зон, и все это было огорожено высокой каменной стеной с колючей проволокой на вершине, а по углам стояли такие знакомые вышки с вертухаями в деревянных будках.

   Филимон Филимонович понял, что непонятно как, но он почему-то оказался в каком-то лагере. Послышался нарастающий и угнетающий лай собак.

   Репродуктор скомандовал: «Всем заключенным оставаться на своих местах. В зону входит спецотряд.»

   Филимон попробовал встать, но тут же снова сел – острая боль пронзила все тело так, что даже в глазах потемнело. Авторитет застонал.

   Ближайший охранник на вышке, увидев сидящего на плацу человека в приличной гражданской одежде, развернул в его сторону станковый пулемет и что-то сообщил по портативной рации. Лай собак стал быстро приближаться. Через минуту показались люди в защитной форме со шлемами на головах и с длинными щитами в руках.

   Увидев Крутоярова, они быстро выстроились напротив ворот, выставив перед собой щиты и стволы автоматов. Ворота автоматически открылись, и, покрывая злобный лай псов, офицер через матюгальник скомандовал:

   – Заключенный, встать! Бросить оружие! Руки поднять высоко над головой, ноги поставить шире плеч.

   Обращение «заключенный» особенно оскорбило Крутоярова. Последний раз он сидел десять лет назад и на зону не хотел ни при каких обстоятельствах. А тут его снова упекли? Разозленный всеми последними неудачами и обращением мента, он поднял пистолет и, грязно матерясь, стал стрелять.

   Его пули рикошетили от щитов– это было последнее, что он увидел в этой жизни. Ответные выстрелы автоматчиков изрешитили тело бандита.

   Потом специальная комиссия МГБ долго выясняла, каким образом беглый вор в законе Филимон Крутояров (личность убитого установили по отпечаткам пальцев) смог проникнуть в тщательно охраняемый лагпункт да еще и в жилой сектор. Складывалось впечатление, что он перелетел в зону по воздуху, аки птица. Было также не ясно, с какой целью Крутояров пошел на столь самоубийственный поступок. А еще всех офицеров крайне интересовало, где этот беглый авторитет сумел раздобыть такие шикарные шмотки– сплошь импортные, производства капиталистических стран.

   Понятно, что ни на один из этих вопросов вразумительных ответов не нашли. Но поскольку ЧП произошло, и замять его было невозможно, козлом отпущения сделали начальника режима майора Поскребышева Владимира Павловича. Ему объявили о неполном служебном соответствии и вскоре уволили со службы в отставку.

   – Ну вот Глеб и отправился в свой новый мир,– заключил МА.– А нам, господа, тоже пора покинуть его гостеприимный дом. Вам, уважаемый преподаватель, надо переодеться вот в эту больничную одежду, а сверху накинуть плащ. Костюмчик же нужно вернуть хозяину.

   Выйдя в соседнюю комнату Юрий Андреевич переоделся, и снятый костюм, завернув его в ту же бумагу, он протянул своему двойнику.

   Тем временем, выглянув в окно, МА сообщил: – Неподалеку стоит шикарный лимузин. Похоже на нем приехал господин Крутояров. Я не удивлюсь, если он прибыл сюда не один.

   Поэтому я предлагаю вам, судари мои, покинуть дом через черный ход. Такси я уже вызвал.

   – Значит, здесь все– таки есть телефон?– спросил финансист.

   – Телефон есть у меня,– МА продемонстрировал сотовый аппарат,– достался по наследству от одного молодого человека.

   «Мир праху твоему, Волынец,»– добавил он мысленно.

   Именно в этот момент телефон запищал. – Да, да, вызов подтверждаю...– ответил математик на звонок.– Да, улица Аверченко, ну бывшая Островского, дом 87. Закончив разговор по телефону, он сказал:

   – Ну чтож, пойдемте. Они спустились на первый этаж, зашли на кухню и там математик открыл встроенный шкаф. Затем в нижней его части приподнял какую-то заслонку, показался неширокий лаз.

   Первым в него пролез литератор, затем Валерия и финансист. Последним, прикрыв дверки и захлопнув за собой заслонку, устремился в дырку математик. Таким образом вся четверка оказалась в каком-то сарае. Далее из сарая они проследовали через какой-то запущенный сад, потом была калитка, закрытая на простой крючок, другой сад, уже не столь заброшенный, и в результате наши путешественники попали на территорию соседнего двора, смежного с участком Горина. В этом дворе, по счастью, не оказалось собаки, да и из дома по причине раннего часа никто не показывался, так что без каких-либо проблем беглецы вышли на соседнюю параллельную улицу. И буквально через пару минут к ним подъехало желтое такси.

   Уставшие ждать хозяина в лимузине Длинный и Прима перелезли через забор и долго ходили вокруг тщательно закрытого дома. Гангстеры попытались было взломать двери, но их спугнул сработавший ревун– математик перед уходом включил сигнализацию. Естественно, Длинный и Прима сразу же ретировались. Потом они пару раз приезжали к особнячку, и даже сумели попасть внутрь дома. Но там, понятное дело, никого не было, и они так и не смогли объяснить ни соратникам, ни самим себе куда же делся их главарь. В отместку дом Глеба ими был сожжен.

   МА и парамирик Брянцев проехали на такси совсем немного и вышли из автомашины возле городской Госпитальной клиники. Главный вход в шесть часов утра, конечно, был закрыт. Они обошли здание и уже с тыльной его стороны остановились около какой-то двери.

   – Снимайте плащ,– сказал математик.

   Оставшись в машине наедине с Валерией, финансист Юрий Брянцев, дав указание шоферу, пристально посмотрел на суженую. Смущенная Рюмина отвернулась к окну.

   – Тебе сколько лет?– спросил Брянцев.– Все-таки хотелась бы знать, на сколько стара моя... супруга.

   Помедлив, красавица ответила:

   – Двадцать восемь. Очень много?

   Лицо ее разрумянилось, она внутренне приготовилась к словесному бою, и вид у нее был уже задорный.

   – Да нет, в самый раз. А какие ты языки знаешь?

   А вот этот вопрос Валерию удивил, к такому она не была готова. Поэтому она просто пожала плечами.

   – Ну в школе-то ты какой изучала?

   – Немецкий.

   – А языки романской группы ты, значит, не понимаешь?

   – Нет,– подтвердила Рюмина.

   – Ну тогда, моя милая, поедем в Испанию. На Балеарские острова. Туда редко ездят наши соотечественники.

   – Зачем?

   – В свадебное путешествие. Паспорт заграничный есть?

   – Не-ет.

   – Оформим. Девчонку возьмем с собой. Пусть мир посмотрит.

   Когда она заканчивает учебу?

   – В мае.

   – Ну тогда в июне и поедем.

   Брянцев ехидно улыбнулся. В глазах Рюминой читалось недоверие и недоумение. Она никак не могла сообразить, серьезно ли говорит об этом миллионер или просто так зло шутит. Юрий продолжил абсолютно серьезным тоном:

   – Положение наше, благодаря тебе, довольно своеобразное и щекотливое. Не знаю, как тебе, но мне несколько непривычно мое новое состояние... Ты же понимаешь, что у нас есть несколько способов разрешить эту проблему... Я подумал, подумал, посмотрел на тебя повнимательней и пришел к выводу, что ты, в принципе, годишься на роль матери моих детей. Ты высокая, красивая и можешь улучшить мою невзрачную породу. В конце концов, ты ничем не хуже других моих знакомых женщин, ну а уж по части предприимчивости можешь дать многим из них большу-у-ю фору.

   Валерия слегка зарделась от таких характеристик в свой адрес и поэтому снова отвернулась к окну.

   Помолчали, думая об одном. И так, в молчании, подъехали к дому Рюминой. Сказав водителю, что сейчас же поедет дальше, Брянцев вышел из машины и подал руку Валерии. Лерочка поблагодарила его и хотела было идти, но Юрий ее руку не отпускал.

   – Знаешь,– сказал он,– мне почему-то кажется, что ты все-таки женщина порядочная и сама чувствуешь некую неловкость. Посему, начнем нашу семейную жизнь с самого начала. Я назначаю тебе свидание. Сегодня в восемь, идет?.. Хорошо, я за тобой заеду. Сходим в хороший ресторан... А хотя бы «Лютецию»!? Ну вот, уже нашли!

   Тут только Валерия заметила, что неподалеку в кустах стоят два гражданина: один с фотоаппаратом, другой с видеокамерой и усиленно их снимают.

   – Привыкай к вниманию прессы, но прошу, ничего им не рассказывай. Обязательно переврут и испохабят.

   И, глядя в глаза красавице, Юрий тихо, почти шепотом, сказал:

   – Если ты родишь мне ребенка, мы с тобой узаконим наши отношения в ЗАГСе. А еще в каком-нибудь тихом месте повторим венчание.

   Окинув прелестную Валерию откровенным и лукавым взглядом, миллионер произнес:

   – Нет, все-таки от такой женщины одного мало. Лучше ты родишь мне двоих ребятишек.

   Юрий Брянцев, сняв плащ, остался в сиротском больничном одеянии. Математик уложил плащ в чемоданчик. Затем достал оттуда белые врачебные одежды и натянул их на себя. Халат и шапочка шли ученому. В них он действительно смахивал на настоящего врача, а фонендоскоп, неизвестно откуда появившийся на его груди, дополнял этот облик.

   Потом они вошли в здание и оказались в длинном уныло окрашенном коридоре, прошли мимо каких-то служебных помещений до лифта. Поднялись на нем на шестой этаж и опять долго шли по каким-то бесконечным коридорам. По дороге ученый проводил с Юрием последний инструктаж. Остановились возле душевой комнаты. МА проверил, нет ли там кого-нибудь постороннего, а потом пригласил туда Брянцева. Они заперлись в тесной кабинке, математик достал свой трансмиркатор и сказал:

   – Встаньте, пожалуйста, ко мне спиной.

   Юрий Андреевич отвернулся и буквально через несколько секунд вдруг ощутил болезненный укол в область шеи. Инстинктивно Брянцев поднял руку, пытаясь защититься, и уже собрался было обернуться, но сознание очень быстро покинуло его и он осел на пол.

   – Так-то надежнее,– произнес математик, поддержав несчастного парамирика, чтобы тот не заваливался на бок.

   Потом он повернул что-то на своем приборе и через мгновение в кабинке никого уже не было. Только воздух колыхнулся в неопрятном мокром помещении...

   ЭПИЛОГ

   I

   Открыв глаза, Брянцев осмотрелся, не подымая головы с подушки. Увидел немного: окружающая обстановка подсказывала, что он, скорее всего, в больничной палате. По крайней мере, приборы у его изголовья больше всего походили на медицинские. Да и по собственным ощущениям ему явно не помешало бы полечиться.

   Сначала мысли разбредались в разные стороны, но потом ему удалось собрать их в одну кучу. "Итак, он– Брянцев Юрий Андреевич, преподаватель литературы в Приборостроительном колледже, добропорядочный семьянин, отец двоих детей, находится в больнице.

   Вопрос: как он сюда попал?"

   И наш герой попытался что-нибудь вспомнить. Но память подсказывала что-то не то. То он отчетливо, до очень мелких деталей, вдруг вспоминал собственную учебу в университете, то лица детей и жены, то задумчивые физиономии студентов на экзамене, а то– образы коллег по преподавательскому труду. Все это перемежалось какими-то случайными картинками. В общем, с памятью было не все в порядке.

   – Где я?– тихо спросил он.

   Над ним появилось давно небритое и усатое незнакомое лицо.

   – Где, где– в п....,– подобрал небритый гражданин слово в рифму. – Ты в больнице скорой помощи, в 606 палате. Тебя, друг, вчера из реанимации привезли. Ты, говорят, в дорожной аварии пострадал. Водитель что ли?

   – Нет,– тихо ответил литератор.

   – Ну, значится, пассажир. Не повезло тебе, друг. Не на ту лошадь сел.

   – А вы кто?– поинтересовался Юрий у усатого, так и не сумев его узнать.

   – Кто, кто!? Хрен в пальто,– радостно сообщил мужчина.– Такой же больной. Руку мне сломали, сволочи...

   Пострадал в аварии? Когда? Чувствуя усталость, Юрий Андреевич закрыл глаза, и тут, словно наяву, он увидел еще одно лицо: красивая, высокая, темноволосая, нет, светловолосая женщина! Она?

   Она! Что-то связанное с ней! Но что? Тут же память услужливо подсказала: Валерия Рюмина. И словно прорвало– перед глазами замельтешили лица: бородатое и ехидное– коварного МА, скромное– Верочки Снегиревой, загадочное– Марины Зейлиной, подобострастное– ее мужа, ангелоподобное– Анжелики Сюткиной, благообразный лик священника, нахально-веселое– Настеньки Парфентьевой, строгое– Инны Айхель, нет, Мечниковой. Как при ускоренной перемотке быстро– быстро замелькали физиономии проституток с Уфимской, гомосексуалистов из ресторана, телевизионщиков, бандитов и полицейских. Бог ты мой! Неужели все это случилось с ним на самом деле?

   Может, ему все это приснилось во сне или это результат болезненного бреда. Стараясь ни о чем таком не думать, Юрий постарался уснуть. Что у него и получилось.

   Проспал он до пяти часов вечера, да так крепко, что даже врач, совершавший обход, удивился и распорядился не будить. Он пощупал пульс, проверил температуру по предъявленному медсестрой градуснику и в задумчивости, покачивая головой, изрек, что, похоже, страдалец-то выздоравливает. Да еще и бешеными темпами.

   Вечером Брянцев проснулся в сносном состоянии и, первым делом, направился в туалет. Когда он попытался там умыться, то обнаружил, что голова его обмотана бинтами, но вроде под бинтами ничего особо не болело. Вернувшись в палату Юрий Андреевич вспомнил рекомендации МА по этому случаю.

   Потом к нему пришла жена. Она с радостью сообщила, что как только узнала, что его перевели из реанимации в обычную палату, так сразу оформила у лечащего врача пропуск и будет теперь приходить к Юрию каждый день. Детей, к сожалению, в больницу не пускают, а они так ждут , когда папулька выздоровеет.

   Юрий Андреевич сообщил, что чувствует себя неплохо и хочет побыстрее домой, и, пожалуй, попросит, чтобы его выписали пораньше. На амбулаторный режим. Жена удивилась, и спросила, не очень ли он спешит. Но Юрий ответил, что все будет нормально и сменил тему разговора.

   На следующее утро он настойчиво стал требовать своей выписки, ссылаясь на то, что чувствует себя гораздо лучше, а дома при соответствующем уходе со стороны родных он поправится еще быстрее, тем более, что в больнице и так нехватка медикаментов.

   Была суббота, лечащего врача на месте не оказалось, больница была переполнена, и поэтому, не желая лишнего скандала да еще по такому нелепому поводу, заведующий отделением разрешил выписать больного, взяв с него подписку о том, что больница не несет ответственности за его дальнейшее лечение и состояние его здоровья.

   Валентина несколько переживала за такое решение мужа, но с радостью привезла ему одежду и после обеда забрала его домой.

   А как радовались возвращению отца дети!

   II

   Через несколько дней Юрий Андреевич, и вправду подозрительно быстро поправившийся, вышел на работу.

   Поначалу многие коллеги и особенно женщины, наслышанные о его тяжелой травме, старательно искали на лице Брянцева следы аварии в виде шрамов. К своему удивлению, они ничего такого не находили. Лицо преподавателя литературы было обыденным и точно таким же, как до происшествия.

   Это обстоятельство Юрий Андреевич объяснил тем, что лицо у него и не страдало вовсе, а просто от удара он разбил нос и одновременно потерял сознание, и кровь залила ему все лицо. Вот поэтому-то и пошел слух о его чрезвычайных ранах. На самом деле на лице у него были только мелкие ссадины от осколков стекла да синяки. А еще у него был сильный ушиб головы и, как ни странно, после этого у него пропала необходимость носить очки.

   Все обрадовались, что так всё хорошо обошлось и успокоились. Никто и не догадался спросить, зачем же его с такой ерундой неделю держали в реанимации.

   Только стоматолог, работающий в колледже на полставки, был крайне удивлен некоторыми обстоятельствами. Обследуя в очередной раз челюсти педагогов на предмет выявления кариеса, он с нескрываемым интересом разглядывал зубы Юрия Андреевича. В карточке была отметка, что у Брянцева удалены два коренных зуба, а на самом деле на этих местах у него стояли уникальные коронки, выполненные по необыкновенной, неизвестной врачу технологии. На все же вопросы о том, где и кто поставил ему такие интересные протезы, Юрий Андреевич пожимал плечами и отвечал что-то невразумительное.

   Еще Юрию пришлось поговорить со следователем, но и это тоже оказалось несложным делом, поскольку ему даже врать не пришлось. Да, в аварию он попал, а вот что было дальше, хоть убейте, не помнит. Очнулся уже в больнице. Конечно, дотошный следователь мог бы попробовать с помощью медиков и их записей идентифицировать пострадавшего из синего «уазика» с пришедшим к нему по повестке гражданином Брянцевым. Но для этого надо было иметь какие-то подозрения, да и немалое желание разбираться в этом «дохлом» деле, где ничего не было, кроме разбитой машины и странного потерпевшего. У сверхзанятого другими неотложными делами милиционера такого желания не было.

   Одним словом, вскоре все вошло в свою колею. Единственно, что отметили самые наблюдательные из коллег, это то, что после больницы Юрий Андреевич стал менее мнительным и более твердым и уверенным в себе. Женская часть педагогического коллектива также пришла к выводу, что Брянцев стал гораздо интереснее, как мужчина.

   Во– первых, он стал заметно лучше одеваться, а во-вторых, от него чаще, чем прежде благоухало дорогим одеколоном. Кто-то из них в шутку предположил, что, может, литератор просто влюбился. Ну а так как такую интересную и занимательную идею сразу захотелось развить, то в качестве объекта его внимания как-то само собой назначили красавицу Айхель. Тем более, что именно в ее адрес обычно молчаливый Брянцев как-то отпустил парочку замысловатых и искусных комплиментов. Инна Владимировна, имевшая уже одного подобного поклонника в лице физика Абросимова, возражать не стала.

   Она же, кстати, первая обратила внимание на некоторые удивительные способности Юрия Андреевича. Обладал ли Брянцев раньше этими способностями или приобрел их в результате стресса, полученного при аварии, она не знала, Но в том, что литератору стали ведомы какие-то элементы прошлой жизни разных людей, она была уверена абсолютно. Еще бы, ведь она сама была свидетелем двух таких случаев.

   Первый случился недели через две после возвращения Брянцева из больницы. В тот день у Айхель было «окно» между двумя парами, и она, по причине сильного дождя , вместо обычной прогулки по ближайшим магазинам, осталась в колледже и зашла в преподавательскую. Там сидели Брянцев и профорг Наталья Никитична. Говорили о детских деньгах, которые давно не выплачивали и ругали высокие цены. Инна Владимировна от скуки тоже вступила в беседу и в один из моментов сказала, что в общей их преподавательской бедности они в какой-то мере виноваты сами. Могли бы в свое время выбрать другую профессию...

   «Или других супругов,»– загадочно улыбаясь, добавил Брянцев. А потом и задал неожиданный вопрос про то, знает ли Инна Владимировна некого Мечникова.

   Айхель конечно же знала Толю Мечникова, приятеля ее старшего брата, который долго за ней ухаживал, но она ему в конце концов отказала, предпочтя аспиранта Диму Айхеля– ему пророчили великолепную ученую карьеру. Дима действительно быстро защитился, но и его кандидатское звание и должность доцента при новой жизни не очень-то грели, поскольку, несмотря на весь свой ум, зарабатывал он не на много больше супруги. А вот Толик, учившийся заушно в каком-то ленинградском киноинституте, умудрился в новой России преуспеть и был владельцем коммерческого телеканала. Теперь его курносая жена читает там ежедневные новости.

   Но откуда о Мечникове и его предложении мог знать Брянцев, Инна Владимировна не представляла. На ее прямой вопрос Юрий Андреевич ответил весьма уклончиво и туманно. Не мог же он признаться англичанке в том, что этим вопросом он просто лишний раз хотел выяснить, правда ли то, что он побывал в параллельном мире, или ему это только пригрезилось.

   Другой такой же случай произошел на глазах у Айхель с Крутояровым. Тот, когда-то еще до аварии, вернув долг Брянцеву, решил, что можно снова перехватить у него деньжат «до зарплаты».

   Неведомо какой, правда. Но обычно мнительный Юрий Андреевич вдруг огорошил заведующего мастерской вопросом о брате близнеце. Тот оторопел и признался, что да, у него был брат Филимон, но в восьмилетнем возрасте он утонул, когда они катались на льдинах. С ними был их двоюродный пятнадцатилетний брат Кешка, так вот его, Сергея, он спас, а Филимона не успел... Тогда Брянцев предположил, что погибший был, наверняка, порешительнее и позлее, чем Сергей Филимонович. И опять же попал в точку. Крутояров это признал, разговор замял и больше у литератора просить взаймы не пробовал.

   Своими подозрениями Айхель поделилась с коллегами и за Юрием Андреевичем закрепилась слава человека, склонного если не к ясновидению, то к некоторым элементам прозрения и умения заглядывать в прошлое. Вскоре подтвердить это могли и некоторые студентки– второкурсницы из группы экономистов.

   Однажды на уроке литературы, в беседе о стихах Роберта Бернса, Юрий Андреевич, продекламировав несколько стихотворений, вдруг произнес:

   – Вот видите, друзья мои, как звучат настоящие стихи настоящего мастера.

   А потом, почему-то глядя на Настю, добавил:

   – А то некоторые напишут на своем теле «Кого люблю– тому дарю» и считают, что это тоже поэзия и что это поэтично...

   Настя от этих слов слегка покраснела, а ее подружки Костромина и Злобова прыснули в ладошки. Они-то знали, что Парфентьева сделала себе такую наколку в весьма интимном месте всего две недели назад. Но откуда мог об этом знать литератор? Он что с ней вместе в бане мылся? Это была загадка...

   Одним словом, по колледжу про Брянцева стали ходить слухи, что после того происшествия и лечения в больнице, у него появились некоторые странности.

   Сам Юрий Андреевич по понятным причинам так не считал. Он чувствовал себя превосходно, как никогда. И только одно мучило его порой. Увидев по телевизору некоторых политиков или руководителей родного государства, а то и услышав их по радио, он вдруг ощущал, что от их слов в голове его что-то переключалось, она словно становилась как бы набитой ватой, а сознание отстраненным и сама собой возникала мысль: «Это змееносец! Это враг!» Но стоило переключить технику на другой канал или другую волну, как наваждение пропадало и мир снова играл для него всеми своими красками как в те времена, когда он еще не знал значения слова «парамирик».