Текст книги "Большевики"
Автор книги: Михаил Алексеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Борин сошел с верстака. После него опять говорил Котлов.
«Вы слышали, товарищи, что сказал нам начальник отряда. Я думаю, что никто из нас возражать не будет… Разве только Матвей. Пошли, товарищи, по домам. Нечего зря свои спины подставлять под казачьи нагайки… Каждый готовься к выступлению, но с осторожкой… Обыски будут… Может и арестуют кого из нас… Мы ко всему готовы… Пошли, товарищи. Будем ждать. Пусть так и скажет начальник отряда партизанам, что, мол, рабочие будут ждать. А завтра утром соберемся здесь».
Толпа рабочих, как бы повинуясь Котлову, тронулась массой к выходу. Кто-то из рабочих, растрепанный, худой, в бородке клинышком, вскочил на верстак. Было видно, как он делал нечеловеческие усилия, чтобы перекричать громкий говор уходящей толпы. Наконец, он взялся рукою за горло, как видно, надорвав его. Безнадежно махнул рукою и сошел к трем ожидавшим его у верстака товарищам.
Сквозь шум Борин услышал его слова: «Прозевали мы Надо было бы нам выступить раньше. Ей-богу, рабочие вышли бы на улицу. Я, вот и красный флаг приготовил». Он высунул из за пазухи кусок ярко-красной материи. «Эх, сорвалось, теперь уже не вернешь их». Проходя к выходу, мимо Борина, он гневно сказал: «Большевистские демагоги, саботажники революции. У-у, погодите».
– Кто это? – спросил Борин у Котлова.
– Наш анархист, с приверженцами.
У выхода на улицу стояли Григорий Петрович, Федор и Железкин.
– Надо спешить, – сказал Григорий Петрович, – сюда едут казаки. Да вон они уже движутся. Смотрите.
На самом деле, в дальнем конце железнодорожного полотна показались небольшие конные фигуры. Они быстро приближались, увеличиваясь в размерах.
– Едут по полотну цепью, – шепнул кто-то.
– Ну, мешкать нечего. – Пошли. Григорий Петрович помчался наперерез через полотно железной дороги, пролезая под вагонами. Все последовали за ним гуськом. Перешли полотно. Путь преградила бетонная стена с колючей проволокой наверху.
– Здесь нужно перемахнуть, – сказал Григорий Петрович. – Снимайте куртки, кладите на проволоку. Так. Ну, теперь кто поздоровее, Котлов, – подставляй спину. Борин, лезь.
Борин быстро перепрыгнул через стену. За ним остальные. По эту сторону железнодорожного полотна город был совсем похож на деревню. Они шли улицами, наполненными сугробами пыли и лужами грязи. По дороге попадались густо измазанные в черную грязь свиньи с поросятами. Часто крыши домов были крыты соломою. Так прошли несколько улиц. Близко к окраине разбились на две группы. С разных сторон вошли в маленький проулочек. Постучали в двери небольшой деревянной избы у канавы, с крыльцом. Раскрылось окно. В него высунулась, черная взлохмаченная голова. Посмотрела. Протянула букву а-а-а-а и скрылась обратно. Двери раскрылись, вышел тот же взлохмаченный человек, в галошах на босую ногу и в исподнем белье. Он зевал, закрывал рот одной рукою, а другой придерживал спадающие кальсоны. «Заспался, извините, – сказал он. – Заходите, господа». И прибавил шопотом: «товарищи».
Зашли в темную комнату, с единственным столом и одной скамейкой у стены. Расселись на скамью.
– Ты что так долго спишь, Андрей, и не стыдно? – пожурил взлохмоченного человека Григорий Петрович.
– Заспался, – оправдывался Андрей. Я лег в постель, т. е. на стол всего два часа назад.
– Почему?
– Печатали воззвание к населению.
– О чем? Почему мы не знали?
– Поздно пришла сводка. Вчера в десять часов ночи получили сводку с фронта. Наши наступают. Заняли за неделю триста верст территории, шесть крупных городов и захватили 21 тысячу пленных и трофеи.
Все в комнате сразу стали оживленно разговаривать. Засуетились. Кто-то начал кричать «ура!», но ему зажали рот.
– Замолчи, сумасшедший!
– Еще что?
– Наш фронт от города всего в ста верстах.
– Благодать, – расплылся в улыбке Федор. – Покажи листовку.
Андрей, придерживая одной рукою спадавшие кальсоны, другою принялся рыться под дровами в печке. Достал папку, из папки вынул небольшой листок бумаги. Федор прочел напечатанное на нем вкривь и вкось гектографом.
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
ВОЗЗВАНИЕ.
«Всем честным труженикам. Товарищи. Победоносная Красная Армия заняла ряд городов, территорию в 300 с лишним верст. Тридцать тысяч пленных и невидимые трофеи! Белые банды бегут. В их стане разложение. Красные герои уже в нескольких верстах от города. Не пройдет и двух дней, как царские палачи, генералы, будут уничтожены навсегда и Красный стяг труда взовьется над городом и над всей трудовой Республикой!
Дорогие товарищи! Военно-Революционный Комитет, который сейчас организован в губернии, соединяет воедино силы для могучего выступления в тылу у врага. Он призывает вас всех готовиться к этому выступлению, не покладая рук. Но на провокации одиночных выступлений не поддавайтесь, товарищи. Врозь мы слабы, вместе – непобедимая, всесокрушающая сила.
Уже сейчас в наших рядах имеется такая могучая войсковая единица, как партизанский отряд, оперирующий в N уезде, насчитывающий в своих рядах более десяти тысяч человек. В городе мы тоже насчитываем их несколько тысяч. Через пару же дней мы будем превосходить гарнизоны численностью и мощью.
За работу, товарищи!
Вооружайтесь, кто чем может! Время не терпит!
Долой белых палачей, вешателей!
Да здравствует непобедимый Союз Трудящихся!
Да здравствует Рабоче-Крестьянская Красная Армия!
Да здравствует мировая пролетарская Революция!
Губревком».
– Хорошее воззвание, – похвалил Федор. – Только насчет численности нашего отряда преувеличили, братцы. Даже меня покоробило. У нас, когда мы уходили из отряда, вместе с батальоном было 1.200 человек.
– Ничего – ответил Андрей – Где нынче тысяча повстанцев, там их завтра будет десять тысяч.
– Распространили листовку? – спросил Борин.
– Уже расклеили в городе около двадцати штук. Остальные послали в уезды.
– Сегодня будут повальные обыски, – сделал вывод Григорий Петрович.
– Не думаю. Нас под вечер вчера обыскивали. Поэтому мы и печатали здесь.
– Когда же соберется Комитет? – спросил Борин.
– Здесь, в три часа дня.
– Будем ждать. Поесть-то дашь нам что?
– Ступайте в сенцы, там есть молоко, яйца, ветчина, а я сосну часок, другой. – Андрей быстро залез на стол, под пальто и мигом захрапел.
– Это кто? – спросил Федор у Котлова.
– Это секретарь нашего губернского Комитета.
* * *
С двух часов стали приходить члены Комитета. Они входили со двора без стука. Борин внимательно всматривался в лица и узнавал в них своих старых друзей.
– Борин? Здорово, дорогой. Не из центра ли? – спрашивал у него приземистый, толстый человек. Бритое лицо вошедшего простодушно улыбалось. Серые глаза искрились под стеклом очков.
– Власов? Ты, ли это? Тебя без бороды не узнаешь. Здравствуй, милый.
Товарищи целуются.
– Как попал? Откуда? Что делал? Что слышно нового? Кто здесь, кого нет? – послышались обоюдные вопросы.
Власов рад встрече. Но, по обыкновению, сдержан. До захвата города белыми он был председателем трибунала. По привычке говорил медленно. Каждое слово «обмаргивает», как говорил про него Федор. По профессии он был телеграфистом.
Снова раскрылась дверь, вошел сухощавый человек в шляпе, надвинутой на нос. Длинные черные усы свисают по-хохлацки вниз на бледном угодничьем лице. Федор сразу узнал вошедшего.
– Иудейский хохол – Абраша Зоткин, – порекомендовал он Борину.
Зоткин бросил шляпу в сторону и прыгнул на шею Федору, а затем Борину, выкидывая при этом самые удивительные фокусы ногами. Усы у него сползли на подбородок, обнажая бритую верхнюю губу.
– Откуда покойничков бог принес? – со смехом говорил он. – Чорт возьми, как тут не верить в загробную жизнь!
Абрам Зоткин, по профессии печатник, при Советах был членом Коллегии Чека, кроме того заведывал Отделом Народного Образования.
За ним следом вошел еще один, знакомый Борину член Комитета. Раньше он занимал пост заведующего Агитотделом Губернского Комитета. Подслеповатая, обрюзглая седоватая голова, смотрела исподлобья. Он больше двадцати лет провел в тюрьмах царской России. С 18 лет отдавшись делу революции, он никогда не уходил от нее. Тепло и радостно поздоровался он с Бориным и Федором. «Нашего полку прибыло» – сказал он баском. Друзья разговорились.
Через час пришли еще двое. Это были ответственные работники Губкома, присланные из ЦК партии для работы. Федор не преминул задать по несколько исчерпывающих вопросов и узнал, что до посылки сюда оба товарища работали среди путиловцев, так как сами были металлистами. Оба они были старыми партийцами-большевиками. Провели по несколько лет на каторге.
Один, повыше ростом, с черной щетиной на щеках, в синих очках, с копной кудрявых волос на голове, с желтым карандашом за ухом был назначенским председателем Комитата. Звали его Борисом.
Другой был небольшого роста человек, с серым бритым лицом, с припухшими небольшими глазками и хромой правой ногой. Он носил странную кличку «Великана», неизвестно почему данную ему товарищами.
* * *
Разбудили Андрея. Спешно открыли заседание Комитета. Заслушали информацию Григория Петровича и Котлова по поводу забастовки в депо. Постановили: написать новое воззвание, клеймящее белых палачей и призывающее рабочих к выдержке. Вторым вопросом заслушали сообщение Борина по поводу партизанского отряда. Сообщение приняли к сведению и постановили установить прочную связь с партизанским отрядом через специальный кадр курьеров. Кроме того, постановили написать воззвание к красным героям – партизанам и красноармейцам. Затем обсудили вопрос о связи с армией и о совместном выступлении. Постановили завязать живую связь со Штабом армии. Для этой цели выдвинули две кандидатуры: Котлова и Железкина. Борин протестовал против посылки Котлова. «Он очень авторитетен среди здешних рабочих. Его никак нельзя убрать отсюда». Кандидатуру Котлова отвели. Железкина тоже.
Члены Комитета задумались, выискивая в памяти подходящего кандидата в связные. Поднялся Федор.
– Вот что, товарищи, – сказал он. – Я выдвигаю свою кандидатуру. Постойте, постойте, – отводил он недоуменное возражение. Во-первых, моя миссия в городе, так сказать, выполнена. Остальное сделает товарищ Борин. Не перебивайте, братцы. Здесь я особенно не нужен, ну, и в отряде без меня обойдутся. А как связной, я, братцы, первый сорт. Сами видите. Для меня это будет прогулка, и дело я сумею протолкать в Штабе очень быстро. Да что и говорить, ехать в штаб должен я и никто другой. Комитетчики переглянулись.
– Ваше мнение, товарищ Борин?
– Пускай идет. Он мастер такие вещи обделывать. Только ты там, Федюша, не задерживайся. Хотя мы тебя ждать здесь не будем, но тем не менее поскорей возвращайся. Только одно условие, товарищи, прошу его здесь не задерживать на обратном пути. Он в отряде будет очень нужен.
Кандидатуру Федора приняли. Заседание закрыли. И закипела черновая работа Комитета. Принялись писать воззвание, листовки, письмо к партизанам, донесение в Штаб армии.
* * *
Поздней ночью Федора провожали в дорогу. Федор, переодетый крестьянским парнем с документами жителя деревни прифронтовой полосы, шел в сопровождении Железкина. В котомке, висевшей у него за плечами, помещался черный хлеб, в котором были спрятаны донесение, небольшой браунинг с патронами и деньги.
За городом Федор пожал Железкину руку, обнял его и, сгорбившись точно от большой тяжести, пошел по туманной дороге в путь. Где-то в городе раздавались одиночные выстрелы На окраине лаяли собаки. Скользили темные облачка, проплывавшие мимо луны. Безлюдное поле то озарялось матовым светом, то погружалось во мрак.
* * *
Утром, когда еще все спали, пришел Железкин с Амо. Амо был взволнован и рассержен.
– Ну, что же это такое, товарищ Борин. Вы вчера были среди забастовщиков, а меня не предупредили. Но если бы случилось несчастье, виноватым оказался бы я. Через вас я лишился бы карьеры. Командир разжаловал бы меня из завхоза в начальники снабжения отряда. Нет, это невозможно… Больше я от вас ни шагу. Так вчерашние сутки помучился. Ай-вай. У Амо был шутливый тон речи, но по лицу заметно, что он не спал ночь. Оно было помятое и побледневшее.
– Ладно, товарищ Амо, больше разлучаться не станем. Мы просто забыли вчера о вашем существовании. День был такой.
– Когда же в обратный путь? – спросил Амо.
– Хотя бы сегодня. Все, что нужно было сделать, мы сделали. Связь с Губкомом налажена. Через каждые 3–4 дня будут являться к нам связные. Этим наша задача исчерпывается. Но мне хотелось бы побыть здесь еще денек-другой, чтобы узнать, чем закончится забастовка рабочих депо. Как ваше мнение?
– Один-два дня задержаться можно, – думаю я. С отрядом ничего не станется за это время. Конечно, перебудем.
– И я так думаю. Мы хорошенько прощупаем настроение гарнизона и отношение между командным и исполнительным составом.
Борин пошел умываться. В комнате было темно, на полу играли солнечные зайчики от лучей, падавших сквозь щели закрытых ставень.
Стук сапог в соседней комнате разбудил всех. Вскочил со стола Андрей, потянулся, зевнул и изумленно уставился на Амо.
– Я с Бориным, – заметив его недоумение, пояснил Амо.
– А где Борин?
– Умывается.
– А-а.
Андрей был удовлетворен. Он сел на стол, болтая ногами, не спеша закурил папиросу, брызгая красноватыми лучами спички в коричневую тьму, сгущенную у потолка. Проснулись другие члены Комитета. Спешно одевались и по одиночке уходили. В комнате остались Борин, Амо, Андрей и Григорий Петрович. Они ждали с нетерпением прихода Котлова, давно ушедшего в депо.
* * *
В первом часу в комнату без стука вошел Железкин. Он был неузнаваемо бледен. Красная полоса тянулась у него от щеки к шее. Губы запеклись кровью.
– Что, что с тобою? – подбежали все к нему.
– Ничего, – ответил он – говорить только трудно, язык прикусил.
– Кто тебя так обделал? – спросил Андрей.
– Кто? – Казаки. Вот кто.
– Когда?
– Час назад.
– Рассказывай, ну. Где Котлов?
– Котлов избит и арестован.
– Да что случилось?
– Собрались утром мы в депо. Как говорил товарищ Борин, делегаты оказались арестованными и посажены в тюрьму, – говорят, пороли. Мы устроили митинг. А тут, откуда ни возьмись – казаки. Стали разгонять митинг. Офицер приехал, приказал встать на работу. Начальник депо приехал и тоже угрожал. «Рассчитаю, упеку». Тут вот выступил Котлов и принялся призывать рабочих к забастовке. Офицер подал сигнал, на Котлова бросилась толпа казаков и тут же стала избивать его. Затем его увели куда-то. Должно быть, расстреляют. Многих рабочих избили и под угрозой ареста заставили работать. Возле каждого рабочего у станка поставили казака. Теперь вот перерыв на обед. Отпустили нас с условием, чтобы немедленно вернулись к работе. Я и прибежал сюда.
* * *
Борин и Амо пробирались на новый ночлег. Надо было пересечь главные улицы. Завернули за угол. Перед ними сверкнул десятками окон двухэтажный дом.
– Здание бывшей Губчека… Что здесь теперь? – спросил Борин.
– Градоначальство.
– Больно сильно электрофицировано. У них сегодня как будто бы бал. Обычно меньше огней.
Подошли ближе. У входа в здание стояло несколько часовых, в высоких горских бараньих шапках с белым верхом.
Когда они уже проходили мимо сияющего подъезда, прямо на них выбежал офицер с растрепанной прической. За ним еще несколько.
– Господа… позвольте, господа, – закричал он, завидев их. Почему вы не зайдете, господа? Как не стыдно господа? – говорил он с пьяной ласковой укоризной, схватив за рукав Борина. Остальные офицеры приблизились к ним.
– Нельзя же так, господа. У нас там… – офицер болтнул рукою назад, – много дам и мало кавалеров. Прошу, господа, зайдите… Оч-чень весело… Пожалте…
Остальные офицеры тоже принялись упрашивать. – Нельзя же так, господа, зайдите, господа. – Все они пьяно улыбались и тащили их за рукава к подъезду. Часовые внимательно наблюдали за сценой.
– Хорошо, господа, – забежал вперед Борин. – Только с условием: оваций и встреч нам не устраивайте. Дайте офицерское слово.
– Даем, даем. Идите сами наверх.
Борин, а за ним Амо поспешили воспользоваться любезностью офицеров и быстро пошли вверх по лестнице.
– Хотя бы скорее избавиться от этих пьяных рож.
Наверху они оставили свои фуражки у дряхлого швейцара.
Быстро прошли первую комнату, уставленную длинными столами с закусками. Облокотившись на столы, тут спало несколько офицеров.
– Знаешь что, зайдемте в мой бывший кабинет, – предложил Борин, – посидим там немного и домой. Здесь очень небезопасно.
Они пошли. Издалека доносились звуки музыки.
– Играют в большом зале, – пояснил Борин.
Прошли еще одну комнату. В другой наткнулись на сцену. На диване сидело двое офицеров. У них на коленях лежала женщина с обнаженными до пояса ногами и грудью. В другой комнате попалась совсем обнаженная женщина, среди бутылок вина и цветов. Рядом с ней сидели два полураздетых офицера. Один седоусый офицер спал прямо на полу. Голова его покоилась между двух толстых ног в ажурных панталонах. Голова и бюст обладательницы панталон помещались где-то под столом.
У входа в кабинет их сбила с ног кавалькада пьяных офицеров, нагруженных женщинами. Пьяные женщины, в крикливых растерзанных нарядах, с прическами, сбитыми на сторону, с раскрытыми ртами, осоловелыми, пьяными глазами, сидели, плотно ухватившись у офицеров на шеях, спинах, животах. Крича что-то бессвязное, группа рассеялась по разным комнатам.
В кабинете было совсем темно. И чьи-то грубые голоса, к которым присоединились потом пискливые женские, закричали из потемок.
– Вход одетым запрещается. Раздевайтесь за дверьми, господа. Да, за дверьми. А сюда голенькими.
Борин с силой захлопнул двери.
– Знаешь что, – предложил Амо, – давайте-ка удирать.
– Вот идем сюда, – указал Борин на маленькую дверь в коридор. – Мы здесь не встретимся с этими пьяными офицерами. Здесь черный ход.
Прошли темным коридором. Подошли к лестнице вниз, во двор. Пахнуло уличной свежестью.
Неожиданно направо раскрылась дверь и на пороге показалась знакомая Борину фигура.
– А, Иванов, – вспомнил Борин, и хотел отвернуться, но встретившийся человек уже узнал его и изумление на его лице сменилось выражением злобы.
Иванов быстро скрылся за дверьми.
– Бежим вниз, – крикнул Борин. – После узнаем в чем дело.
Они бросились стремительно вниз по лестница… Вот уже улица… вот сад. Амо впереди между деревьями.
– Стой, – кричат Борину сбоку несколько голосов. Он быстро бежит, но его хватают за плечи и ведут обратно.
* * *
В квартире Григория Петровича шел спор.
– Пусти, пусти меня! – кричал Амо. – Это позорно!
– Замолчи, сумасшедший. Ну, какая польза? Ну, что мы можем сделать?
– Нет, я с этим не могу примиряться.
– Но Борина повесят.
Григорий Петрович сел около него. Глаза его были затуманены слезами. Но что же делать?
Несколько минут в комнате стояло тягостное молчание.
– Нет! – наконец, воскликнул Амо. Темное лицо его еще более потемнело, а у висков вздулись прыгающие жилы. – Нет, надо сделать все возможное, чтобы освободить его… Умру, но сделаю.
– Ну, что же ты, голубчик, сделаешь? Ну, что ты можешь сделать? Ну, что мы можем сделать?
– Что сможем? – лицо Амо горело решимостью. – Все сможем. Мы должны будем устроить побег.
– Каким образом?
– Каким образом освободим – это мы найдем. Лишь бы его сегодня не убили. В этом отношении у нас, старых дашнаков, большой опыт. Можно сделать так. Проследить, где он в заточении, и сделать налет… Или если его будут вести по улице, то совершить нападение.
– Ерунда. Детская вещь!
– Не ерунда. Только нужно будет обмозговать это дело. Надо так сделать, чтобы его в первую очередь не убила стража. Во всяком случае, нам нужно будет человек двадцать – тридцать. Сумеет ли их выделить городская организация?
– Нет, не сумеет. Этого нельзя сделать. Это будет равносильно провалу организации и ни к чему не поведет.
– А оружие достать можно?
– Это сумеем. Но…
– Никаких не должно быть «но». Жизнь Борина – драгоценная жизнь. Вы ложитесь, Григорий Петрович, а я еще посижу и хорошенько обдумаю все возможные пути действия… Уверяю вас, что у нас есть шансы на успех.
* * *
Ранним утром Амо уже распоряжался.
– Вот что нужно достать, Григорий Петрович. Все это должно быть у нас в доме к двенадцати часам. – Амо передал записку. Григорий Петрович прочел:
Хорошо оседланных лошадей с плетками…………………………………………2 шт.
Ручных бомб……………………………………………………………………10 —''—
Револьверов……………………………………………………………………12 —''—
Хорошо вооруженных людей…………………………………………..………3–5 чел.
Деревенских костюмов…………………………………………………………2
Пролеток с хорошими лошадьми……………………………….………………5
Бумаги, нужные для передачи в отряд.
Продовольствие на дорогу.
Григорий Петрович прочитал, покачал головою.
– Людей не достанем. Но все остальное достанем. Я пойду. А ты будешь здесь?
– Нет, я пойду к Железкину: пусть скажет рабочим. Охотники найдутся.
Уходя, Григорий Петрович сказал:
– Не могу я одобрить эту пинкертоновщину. Ничего не выйдет. Только себя и других погубишь. Не по-нашему ты действуешь, Амо.
– Ничего, ничего, отмахнулся обеими руками Амо. – После поговорим.
* * *
Григорий Петрович и Амо стояли на углу улицы возле комиссариата.
– Говорят, повели судить. Лицемеры. Плохо то, что белошапочников сменили казаки… Видишь, те ушли. Хотя ничего. Ну, я пойду расставлять людей. Ведь моя правда. Целых десять человек оказалось желающих. Я еще раз разъясню всем, расскажу, как действовать. С извозчиков пусть не встают. Один управляет лошадьми, другой угрожает бомбами. Затем нужно еще раз сказать, чтобы погромче кричали: «смерть большевикам». «Давайте нам большевиков, нечего с ними возжаться.» Понятно?
– Конечно, понятно. Только…
– И пусть следят за офицерами. Они могут догадаться убить Борина раньше, чем мы его освободим. Одобряете?
– Да, но…
– А когда Борин будет в наших руках, все ребята быстро разъедутся во все стороны. Одобряете план?
– Нет, не одобряю.
– Ничего, после одобрите. Ну, я пойду предупреждать. А сами вы, Григорий Петрович, уходите поскорее отсюда. А то взаправду провалите организацию. Скажите всей организации, чтобы была настороже.
Григорий Петрович покачал головой, поцеловал улыбающегося Амо и, вытирая слезу рукою, ушел за угол.
* * *
Борина втолкнули в ту боковую комнату над черным ходом, где он только что видел Иванова. Кто-то с силой бил его в спину.
Перед ним находилась маленькая комната, наполненная облаками табачного дыма. В дыму Борин увидел три фигуры. Ближе всех к нему стоял офицер, с растрепанной прической, зазвавший их на бал. На его лице был разлит неподдельный ужас. Одной рукою он держался за рукоятку браунинга, покоящегося в кобуре.
– Так это Предчека? – спрашивал он у соседа, выпучив глаза. Сосед спрятался за его спиной.
– Он, я хорошо знаю, – отвечал последний.
Иванов – предатель, – подумал Борин, – сотрудник Губчека и предатель.
– Он, в этом не сомневайтесь, я хорошо его знаю… вместе работали.
– То есть как вместе работали? – бестолково спрашивал офицер, судя по лицу, совершенно сбитый с толку.
Борин посмотрел вокруг. Сзади и с боков у него стояли шесть вооруженных. Судя по лицам и форме, это были не то казаки, не то горцы.
Они внимательно смотрели за ним.
– Не уйти, – решил Борин. – Жаль, сплоховал.
Между тем офицер все еще продолжал задавать недоуменные вопросы.
– То есть, как ты вместе с ним служил? А? Ты что врешь, а? Ты думаешь, что я пьян, а?
– Хорошо, что Амо не попался, – думал Борин. – А, может быть, и попался. Может быть, уже убит. Если бы не этот подлец Иванов, все обошлось бы хорошо.
– Чего же тут не понять? – Объяснял Иванов. – Я служил не за совесть, а за деньги… за паек и сводки посылал нашим. Надо понимать, как следует. Три раза на этого самого чорта нападение устраивал. Иванов показал пальцем на Борина. – Все выкручивался. Ну, а теперь не выкрутишься!
Офицер постучал себя по лбу пальцами. Несколько раз скорчил гримасу, силясь прогнать гнетущие мозг винные пары. Потом он зашел сбоку – посмотреть на Борина.
– Предчека. Гм! Вот что! Вот он какой! Не пойму, никак не пойму. Какого чорта ему здесь нужно?
– Какого чорта? – передразнил его Иванов. – Может быть, он где-нибудь адскую машину поставил в доме. Может быть, через минуту все мы на воздух вспорхнем.
– А-а-а. – Засуетился офицер. – Нужно пойти доложить.
Офицер уже взялся рукою за скобку двери, но остановился. – Кой чорт… Они все пьяны, как винная бочка. Нет, итти не за чем.
– А ты спроси у него, – помог ему Иванов. – Он скажет, есть ли адская машина.
– Ребята, смотрите за ним в оба, – приказал офицер, – я буду допрашивать.
Один из стражи что-то передал другим на гортанном наречии. Стража подошла вплотную к Борину.
– Отвечай, есть адская машина? – закричал офицер тоненькой фистулой. – А то…
Он быстро поднес кулаки в уровень лица Борина. Борин быстрым ударом отбросил офицера к стенке, где тот шлепнулся на пол.
– Держите его, – закричал исступленным голосом офицер. – Я его сейчас расстреляю.
Офицер вскочил на ноги, подбежал с револьвером в руке к побледневшему Борину, взвел курок, но его одернул за руку Иванов.
– Убить успеем, успеем.
– Пусти! – кричал красный, как кровь, офицер.
– Этого нельзя допустить. – Иванов встал между Бориным и офицером. – Этого нельзя. Пойми. За это тебя завтра генерал самого расстреляет… Ты пойми, может быть, здесь у них заговор. Ведь не спроста же он здесь. Успокойтесь. Это ничего, что он вас ударил. Зато завтра генерал вас непременно наградит…
Офицер поморщился и неохотно спрятал браунинг в кобур.
– Обыщите его, – крикнул он караульным. – А потом уведите в караульное помещение. Свяжите по рукам и ногам. Ты, Али, отвечаешь мне за него головою. Понял?
– Так точно, – отвечал тот солдат, что переводил другим приказания на гортанной речи. Борина обыскали. Из карманов брюк извлекли маленький браунинг. Передали его офицеру. Офицер погрозил Борину – Постой, негодяй.
Борин молча искривил губы в насмешку. Это окончательно взбесило офицера.
– Уведите этого негодяя. Уведите этого разбойника. Я не могу на него смотреть. Я застрелю его!
Борина быстро вытолкали назад в коридор. Почти на руках снесли по лестнице вниз. У выхода помещалась караульная рота. Провели по узкому коридору через два ряда коек с сонными фигурами солдат. Мимо стоек с винтовками… ввели в полуподвал, где раньше содержались арестованные белогвардейцы.
– Превратности судьбы. – засмеялся Борин. Но тут же вспомнил о лесе, где находилась Феня. Сердце резанула мучительная боль.
Его связали и уложили на голые нары. Возле поставили двух часовых.
«Плохо я стал подпольничать, – опять принялся ругать себя Борин. – Попался. Хотя тут больше всего виноват этот предатель Иванов. Не кстати смерть… Ох, как не кстати». Пробовал Борин утешать себя мыслью, что все же его друзья на свободе, что дело революции без него в надежных руках. Но это утешение было слабое. Хотелось еще пожить. Почему-то смерть представилась ему в виде старика с окостеневшими, полураскрытыми руками, с растопыренными пальцами. Точно он с закрытыми глазами ловил кого-то невидимого. У старика хищное лицо, искаженное дикой злобой. По острой бороде текла струйка крови. Где-то он видел этот труп старика. Но где, не мог припомнить.
Через несколько минут стали болеть в связанных местах руки и ноги. Время шло медленно. Часовые менялись. Они стояли точно истуканы в кавказских бешметах, в высоких барашковых шапках с белым верхом. Боль рук и ног все усиливалась. Борин временами забывался и стонал.
Утром за ним пришел офицер, с огромными черными усами и колючим взглядом. Он был одет в такую же форму, как и солдаты, только сшитую лучше.
– Развяжите его – приказал он караульным.
Борина развязали. Он долго растирал затекшие и занемевшие места. Наконец сел на нары.
– Как ваше здоровье? – насмешливо справился офицер.
– Ничего, – буркнул в ответ Борин.
– Я тоже думаю, что ничего, – согласился с ним офицер – Мы вас сейчас отправим в военно-полевой суд.
Офицер испытующе посмотрел в лицо Борина. – А из военно-полевого суда есть один ход – к праотцам.
Борин посмотрел на него, погладил бороду и сказал: Ну…
– Ну… а это вещь не из приятных, особенно ежели через повешение.
– Кому как. Вы вот лучше дайте мне напиться, а то я, пожалуй, не доживу до столь сладостной минуты.
– Обойдется и так. Идем.
* * *
Шли по середине ярко залитой солнцем улицы. Около пятнадцати человек с саблями наголо охраняли Борина на пути в военно-полевой суд. Солнце слепило глаза. Но Борин шел твердой поступью, растрепанный и хмурый. Ароматный утренний воздух немного освежил его после бессонной мучительной ночи. По сторонам улицы шли прохожие. Иные молча смотрели на шествие, другие с состраданием качали головой. И вдруг… у поворота на главную базарную площадь Борин видел два знакомых лица. Это были Амо и Григорий Петрович.
«Они следят куда меня поведут», – подумал Борин. Слабая надежда шевельнулась у него в сознании. Но он тотчас же отверг ее. «Пустое, что они могут сделать»?
Подошли к большому черному корпусу, где раньше помещался Военный Комиссариат. Над входом в здание развевался трехцветный флаг. На древке флага висела белая лента. По широкой лестнице Борина ввели в большой зал. Остановили в углу перед дверьми с надписью «Кабинет Е. В. П. Комдива». Конвоиры окружили Борина со всех сторон, а офицер, закрутив свои большие черные усы, точно на пружинах вошел в двери кабинета.
* * *
Прошло с полчаса. Наконец, из кабинета вышел конвойный офицер. Выбрал из стражи двоих, наиболее воинственных, поставил их по сторонам Борина. Вынул из кабура наган и скомандовал: «Прямо в двери шагом марш».
Стиснутый с двух сторон стражниками, подталкиваемый сзади дежурным офицером, Борин ввалился в кабинет Комдива. В просторной светлой комнате, за большим письменным столом, заваленным бумагами и газетами, сидел лысый бритый офицер. Над ним на темных обоях стены, красовалась готическая таблица: «Личный секретарь Е. В. П. Комдива».
– Подождите здесь, поручик, – сказал он конвойному офицеру. Я пойду доложу.
Он без стука вошел в большую дубовую дверь направо. Опять потянулись томительные минуты ожидания. У Борина закружилась голова. Захотелось спать.
«Вот церемонные черти, – мысленно выругался Борин. – А впрочем все равно». Он покосил глазами направо. В упор на него смотрели черные подстерегающие глаза. Хищный профиль с плоским, как у птицы носом, серое лицо, у щек изрытое оспой. Острый подбородок и темные губы, длинной веревочкой. «Ну и рожа», – подумал Борин. Его почему-то стал душить смех. Он обернулся в левую сторону. Там на него смотрела такая же рожа, только с щетинистыми, тараканьими усами и выпученными глазами.
– Эй, ты, стой смирно, – окрикнул его сзади конвойный.
