Текст книги "Кому отдаст голос сеньор Кайо? Святые безгрешные (сборник)"

Автор книги: Мигель Делибес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– Они просто как живые мертвецы, правда же?

Виктор допил коньяк, поднял пустую рюмку и продекламировал:

– Я пришел говорить вашими немыми устами.

Рафа закричал, ликуя:

– Вот именно. Как у Неруды. Нас не сдвинуть!

Они обняли друг друга за плечи, сцепив свободные руки у себя над головой. И вдруг, не сговариваясь, громко запели в ночной тишине:

 
Нет, нет, нет, нас не сдвинуть,
Нет, нет, нет, нас не сдвинуть,
Словно сосну на морском берегу,
Им нас не сдвинуть.
 

Закончив, они расцепили руки и поглядели друг на друга, словно в первый раз увидели; заметив, что глаза Виктора непривычно блеснули, Рафа коротко рассмеялся и сказал:

– Ты ведь не расплачешься, депутат?

Виктор отступил на шаг, качнулся, коснулся пальцами глаз. Пробормотал словно сам себе:

– Годы борьбы… университет…

Он протянул пустую рюмку трактирщице. Та вылила то, что оставалось в бутылке, и вышла за новой. В Лали снова проснулся обличительный зуд. Она подступила к ним, разъяренная, и, облив презрением Рафу, заговорила гневно:

– Чем же это кончится? – И, испепелив Виктора взглядом, продолжала с возмущением: – Такой собирается представлять через две недели целую провинцию? Депутат, называется! Веди себя пристойно хотя бы ради партии!

Возвратилась трактирщица, на ходу вытирая пыль с бутылки. Рафа шагнул к ней, но наткнулся на стул и, чтобы не упасть, неловко ухватился за плечи Лали, а увидев лицо девушки совсем близко, забыл обо всем и звучно, театрально чмокнул ее в щеку.

– Не выпендривайся, Лали, любовь моя, – сказал он.

С гримасой отвращения она оттолкнула его:

– Не подходи ко мне близко, сукин сын, ясно?

Женщина, безразличная ко всему, откупорила бутылку и налила Виктору; тот выпил рюмку залпом.

– За партию, – пробормотал он, еле ворочая языком. – Я, Лали, партию уважаю, хоть ты и говоришь: нет.

Лали повернулась к нему спиной и положила на стойку бумажку в пятьсот песет.

– Получите, – сказала она женщине.

Собрала сдачу и проговорила, направляясь к двери:

– Я ухожу. А вы можете делать что угодно.

Она вышла в темноту, и Рафа, сгорбившись, поплелся за ней словно собачонка, а следом – Виктор, но в дверях он споткнулся о порог и плюхнулся на колени прямо в лужу. Рафа, держась за живот, истерически хохотал, пока Виктор не поднял на него серьезных глаз; тогда, сразу перестав смеяться, Рафа спросил:

– Что случилось, депутат?

– Случилось, – сказал Виктор со странным, задумчивым выражением, – то, что мы собрались спасать спасителя.

Рафа оглушительно расхохотался.

– Вот именно, – сказал он. – Собрались спасать спасителя. – И, продолжая хохотать, словно подчиняясь непреодолимой потребности, чуть наклонился вперед и стал мочиться.

Лали открыла дверцы автомобиля и, когда Виктор после двух безуспешных попыток наконец поднялся, запихнула его в машину. Сама села за руль и пристегнулась ремнем.

– Мы поехали, – сказала она Рафе в окошко.

Рафа, шатаясь, подошел к машине и, сев рядом с Лали, опять засмеялся, но уже вяло. И все повторял: «Здорово сказано: спасать спасителя». Он уронил голову на грудь. Лали протянула руку у него за спиной и захлопнула дверцу. Машина тронулась, Лали включила дальний свет и поехала на второй скорости. Она сердилась и вела машину молча, быстро, на поворотах не сбрасывала скорости, а только мигала фарами. Рафа еще некоторое время поклевал носом в такт качке и скоро заснул, привалившись головой к стеклу, с открытым ртом, отвисшим подбородком. Лали искоса взглянула на него и вздохнула с облегчением. Она вышла на прямую и прибавила скорость, но тут услышала, что Виктор сзади завозился и раздался его жалобный голос:

– Лали, останови, пожалуйста, меня тошнит.

Она крутанула руль, въехала правым колесом на травянистую обочину и, выйдя из машины, увидела, что Виктора выворачивает прямо на шоссе. Она поддержала его обеими руками – за лоб и затылок. Он обливался холодным потом, и с каждым приступом рвоты все его тело сводило судорогой. Лали сказала тихо-тихо:

– Потерпи, уже проходит.

Он поднял голову, вытер рот платком. Глаза у него были чужие. Он сделал глубокий вдох и посмотрел на нее.

– П… прости, – сказал он.

В ямах по обе стороны дороги трещали сверчки. Он поднял глаза к усыпанному звездами небу.

– Какая… прекрасная ночь, – сказал он. – Может, пройдемся немного? Я очень пьян, Лали.

Они пошли вперед по дороге: Лали – скрестив руки на груди, Виктор – рядом, пошатываясь. Она сказала:

– Вы оба вели себя как мерзавцы.

Виктор остановился. Посмотрел отсутствующим взглядом. Сказал с чувством:

– Этот человек в нас не нуждается.

Лали двинулась дальше. Сказала:

– Может, ты все-таки забудешь этого сеньора Кайо? Доисторическое существо, и не более того.

Виктор с жаром замахал руками.

– Доисторическое? Лали, ты можешь мне сказать, чем наш образ жизни лучше его?

Лали заговорила снисходительно, но стараясь не раздражать Виктора;

– Я тебя умоляю, Виктор: образ жизни у сеньора Кайо – допотопный.

Виктор зацепился ногой за ногу, и на минуту показалось, что он вот-вот рухнет, но в последний момент он удержался и, вывернувшись, вырос перед Лали, заступив ей путь:

– Т… тебе и вправду кажется: важнее пересказывать Альтюссера[20]20
  Луи Альтюссер – французский философ, в работах которого делается попытка сочетать некоторые идеи марксизма с идеями структурализма.


[Закрыть], чем знать свойства бузины?

Он смотрел на девушку пристально, с затаенным лукавством и ждал ответа. Лали опустила глаза.

– Пошли назад, – сказала она.

В самом конце прямого участка дороги виднелись габаритные огни их машины. В кюветах оглушительно трещали сверчки. Виктор помедлил. Сказал:

– По какому праву хотим мы вырвать их из родной почвы и сунуть в нашу мясорубку?

Лали подумала. Сказала:

– Знаешь, депутат, ты от пьянки прозрел.

Виктор рванулся к ней, жадно схватил ее маленькую нервную руку, словно ища защиты.

– Не оставляй меня, – почти закричал он.

Лали слабо улыбнулась.

– Успокойся, – сказала она.

Они зашагали неверным, сбивчивым шагом, то совсем рядом, то чуть расходясь, но рук не расцепляли. Подойдя к машине, остановились.

– Знаешь, что я скажу, – заговорил Виктор, и речь его становилась все горячее. – Мы, городские умники, ссадили их с осла под тем, видите ли, предлогом, что это – анахронизм… да так и оставили идти пёхом. Скажи мне, Лали, что будет с этим треклятым миром в тот день, когда не останется ни одного человека, который бы знал, в чем прок от бузины?

Возбуждение Виктора росло, и Лали с гримасой боли попробовала высвободить свою руку, которую он все еще сжимал.

– Пусти! – сказала она. – Мне больно.

– Ой, прости, – сказал Виктор. – Прости, я и не заметил.

Лали растерла пальцы пострадавшей руки, потом открыла заднюю дверцу машины и помогла Виктору усесться.

– Ну вот, – сказала она, как ребенку. – Теперь мы можем ехать и разговаривать, только потихоньку, чтобы не разбудить этого.

X

Проспект, как и весь остальной город, был безлюден, если не считать отдельных запоздалых гуляк, которые входили или выходили из кафе и дискотек. Черная, матовая от влаги мостовая скрадывала свет, и от этого улица казалась еще темнее, а свет фар – жалким по сравнению с праздничным зрелищем плакатов на стенах и тысячами разноцветных листовок на земле. На площади Лали развернулась и, подъехав к светофору, остановилась, отстегнула ремень и сказала Виктору:

– Смотри, депутат, не выкидывай мне здесь номеров.

Виктор, задремавший в уголке, встрепенулся и выпрямился, но тут же схватился за грудь, словно от боли, и ошарашенно посмотрел в окошко.

– Где мы?

Лали снова тронула машину.

– Дома, – сказала она.

Она свернула на тротуар, дала задний ход и въехала в узкое пространство между домами в десяти метрах от кафе, поставила машину. Она еще не успела выключить мотор, а Виктор уже тряс Рафу за ворот:

– Эй, очнись! Приехали!

Рафа сразу открыл глаза и закрыл рот. Ощупал языком небо и, автоматически достав пачку сигарет, вытащил одну и зажал в губах. У дверей кафе стояло несколько человек. Лали поморщилась и пригнулась к рулю, стараясь увидеть, горит ли свет на четвертом этаже. Рафа, еще не пришедший в себя, захихикал: – Хи-хи-хи-хи! – Повернулся к Виктору, словно подхватывая шутку.

– Собрались спасать спасителя.

Виктор стал открывать дверцу.

– Подожди выходить, – властно сказала Лали.

– Почему?

– Так будет лучше, потом объясню.

Виктор заметил группу около кафе и приподнялся было, собираясь выйти.

– Пойду скажу им пару слов.

– Подожди, – сказала Лали.

– И я хочу выйти, – сказал Рафа, возясь с дверной ручкой.

Лали удержала его за руку.

– Ты останешься здесь, пока я не скажу, – проговорила она.

– Елки, Лали.

– Без всяких елок, чучело гороховое.

Виктор ватным языком старательно выговаривал слова, пытаясь делать это естественно.

– Начальник говорит… – сказал он. – Начальник говорит, что настоящий член партии должен нести истинную веру всегда: и когда работает, и когда гуляет, ест, и даже когда спит…

Не успела Лали кинуться к нему, как он настежь распахнул дверцу и вышел из машины, но левой ногой попал в свежую ямку под акацией, не удержался и шлепнулся на асфальт, смешно тараща глаза, будто удивляясь собственной неловкости. Рафа хохотал за окошком машины, потом, перестав смеяться, быстро опустил стекло и прокричал в окошко:

– Да здравствует сеньор Кайо, старик!

Люди, стоявшие около кафе, замолчали и посмотрели на них. Виктор пытался подняться, цепляясь за акацию обеими руками. Лали выскочила из машины, помогла ему встать и стала заталкивать в машину, а Виктор все повторял: «Пусти, Лали, я в полном порядке, Лали, пусти». Когда ей почти удалось запихнуть его внутрь, из машины вылез Рафа и, выписывая кренделя на тротуаре, завопил:

– Черт подери, скажи, Лали, чтоб земля остановилась!

Бросив Виктора, Лали кинулась к Рафе, схватила его за руку и потащила к автомобилю, но не успела она дойти, как увидела, что Виктор уже опять вылез и стоит, прислонившись к капоту; тогда она оставила Рафу, уцепившегося за дерево, и кинулась к Виктору, но, еще сражаясь с ним, заметила, что из подъезда показалось пестрое шерстяное платье Хулии, и громко позвала ее; за Хулией появился Хуанхо в красном свитере, и последним выскочил Анхель Абад, волоча по тротуару правую ногу.

Хулия подошла к Лали.

– Ну, Лали, ты не женщина, а боевой конь. – И, поглядев на Виктора с Рафой, спросила: – Что с ними такое?

Лали глухо сказала:

– Помоги мне отвести их наверх.

Люди, стоявшие у дверей, не сводили с них глаз. Виктор и Рафа не слушались, выкрикивали что-то бессвязное, рвались в разные стороны. Хуанхо крепко схватил Виктора за руку.

– Ах ты дерьмо собачье, депутат, ну и набрался, – бормотал он. – Как это вышло?

Лали с Хулией, взяв Рафу с обеих сторон за руки, как пленного, старались принять непринужденный вид, но Рафа сопротивлялся, рвался из рук и твердил: «Пустите! Партия – за свободу!» Когда они проходили мимо группки у дверей, один из мужчин сказал: «Какой стыд!», на что Рафа ответил: «Иди в задницу», – и тут Хулия втолкнула его в подъезд.

В помещении ячейки царило всегдашнее оживление. Вышедший из первой комнаты Айюсо остановился при виде вошедших, и сразу же замерла вся деятельность и смолкли все разговоры. Дарио смотрел на Виктора открыв рот.

– Вот так депутат, – проговорил он, – волокут, точно мертвое тело…

Из-за плеча Айюсо выглянула лысина Кармело. Он нервно задвигал руками, пальцем поправил очки, спросил:

– Это они?

Айюсо пожал плечами. Вчерашний синяк у него стал еще больше, расползся до самой вспухшей губы. Он сказал еле внятно, краешком рта:

– Депутат на своем боевом посту.

Кармело сказал «Дай пройти», оттолкнул его и очутился перед группкой, шествовавшей по коридору к штаб-квартире Дани. Он открыл дверь. Дани, худой и зеленый, несколько напоминавший инквизитора, сидя в кресле, разговаривал по черному телефону. По другую сторону стола на подлокотнике красного кресла сидел и курил Мигель. Кармело победно провозгласил:

– Вот они!

Дани взмахнул рукой, прося тишины.

– Да, – говорил он. – Так и сделаем, идет, дорогой… Ну, ладно. – Он с возрастающим удивлением глядел на вошедших, на грязные лица, растрепанные волосы Виктора и Рафы. – Да, они здесь… хорошо… Пока… Обнимаю.

Он повесил трубку и, облокотившись на стол, уставился на покаянно остановившихся в дверях Лали, Хулио, Хуанхо, Виктора, Кармело, Рафу и Анхеля Абада. Наконец сказал, подняв густые брови:

– Поучительное зрелище.

Рафа, смеясь, неуклюже подошел к столу:

– Короче, Дани, мы собрались спасать спасителя.

Дани не удостоил его взглядом. Золотым обручальным кольцом он постукивал по краю стола, и брови его ходили вверх-вниз, вверх-вниз. Виктор тяжело опустился в красное кресло, прижимая правую руку к груди, остальные покорно стояли в ожидании. Дани обратил к Лали вопрошающий взгляд.

– Полагаю, этому есть какое-то объяснение, – сказал он.

Лали не дрогнула:

– Чего ты от меня хочешь?

Дани взорвался:

– Как это, чего я хочу, елки-моталки! Сдерживать должна была, пропади они пропадом! И если надо – вздрючку дать! Ты понимаешь, как это выглядит за четыре дня до выборов?

– Понимаю, – спокойно сказала Лали. – Но как я, по-твоему, могу их сдерживать?

Дани ударил кулаком по столу и поднялся:

– Черт подери! Ты что, хуже мужика?

– Не дури, Дани, ты нервничаешь и говоришь глупости.

Рафа смешно сморщился. И опять повторил:

– Знаешь, Дани, мы собирались спасти спасителя.

Дани схватился за голову.

– Заткнешься ты когда-нибудь, поганый твой язык! – Он обратился к Мигелю и Хуанхо: – Ну-ка выкиньте этого мерзавца отсюда куда угодно, только вон отсюда. Пусть Примо принесет ему кофе, а потом отправьте домой – проспаться.

Рафа, заикаясь, возразил:

– Ну это уж слишком, старик.

Мигель схватил Рафу за плечи:

– Пошли, борец за свободу.

Они вышли вместе с Хуанхо в узенькую дверь. Виктор, не вставая с кресла, наклонился вперед и сказал мягко, но с неожиданным напором:

– Погоди, Дани, ты же его не видел, ты судить не можешь.

Дани наморщил нос.

– О ком речь? – спросил он у Лали.

– О сеньоре Кайо, старом крестьянине из Куреньи.

Виктор опустил голову.

– Уму непостижимо, Дани. Он как бог – все умеет и все делает так легко и просто. А что мы ему можем предложить, спрашиваю я тебя. Слова, слова и еще раз слова… Это единственное, что мы научились производить.

Дани сел на место. Правая рука его беспокойно барабанила по столу.

– Я полагаю, руководители были во все времена, – заметил он.

Виктор поднял голову:

– Руководители? А зачем сеньору Кайо руководитель? Не обольщайся, Дани, мы ему не нужны.

Глаза Дани нервно забегали по лицам присутствующих. Он почувствовал, что присутствующие словно теряют почву под ногами, словно теряют уверенность и с тревогой начинают осознавать свою бесполезность. Анхель Абад сказал после паузы:

– Чудное опьянение у депутата, Дани.

Лали уточнила:

– Я бы сказала, с озарением.

Дани посмотрел на нее:

– Ты что – заодно с ним?

– Скажем, я его понимаю.

Анхель Абад сказал:

– Селения в горах пустые. Дани, я тебя предупреждал.

Дани под столом пинал воздух ногами.

– А почему вы не вернулись, когда увидели, что там никого нет?.

Ответила Лали:

– Нам следовало знать об этом заранее, Дани. Вот в чем ошибка.

Дани опять пришел в бешенство:

– Ты хочешь сказать, я виноват, что селения опустели? Хочешь сказать, так-разэтак, я виноват: зная наперед, что селения пусты, я двух наших лучших людей послал туда прошвырнуться ради забавы?

Виктор опустил тяжелый кулак на стол, да так, что телефоны, пепельницы и бутылки звякнули. Дани осекся. Виктор вцепился в край стола – ногти и пальцы побелели.

– Слушай, Дани, – сказал он отчаянно, – ты не хочешь меня понять. Этот старик может спокойно себя прокормить, он сам себе хозяин и ни от кого не зависит, понимаешь? Вот это и есть жизнь, Дани, настоящая жизнь, а не наша. – Он предостерегающе поднял вверх указательный палец и продолжал: – Мы перемудрили: ты, я, он, мы погрязли в словах. И не сумели понять этих людей вовремя, а теперь поздно. Мы говорим на разных языках.

Он замолк и уставился перед собой, куда-то за спину Дани, на погасшие стекла домов за окном. В глазах его не было пьяного блеска, они светились возвышенным сомнением провидца. Несколько секунд все молчали, потом Кармело робко кашлянул. Правый глаз Дани нервно мигнул несколько раз:

– Я говорю, что Лали… – начал было он.

– Минутку, – прервал его Виктор. – Я еще не кончил. – Он неторопливо приподнял над столом обе руки. – Вот такая гипотеза, Дани, абсурдная, какая угодно, но все-таки гипотеза. Вообрази на минуту, что в один прекрасный день все эти пресловутые американцы все-таки сделают бомбу наподобие нейтронной, которая убьет всех подчистую, кроме сеньора Кайо и меня, представляешь? Гипотеза дурацкая, я знаю, но нам годится. Итак, случись такое, мне пришлось бы рвать когти в Куренью и на коленях умолять сеньора Кайо, чтобы он спас – накормил меня, понимаешь? – Виктор чуть не плакал. – Сеньор Кайо может прожить без Виктора, а вот Виктор без сеньора Кайо не проживет. А раз так – на каком основании прошу я этого человека голосовать за меня? Дани, скажи, пожалуйста.

Глаза Виктора блестели странным блеском. Закончив свою речь, он откинулся на спинку кресла, прижимая правую руку к груди, как будто выложился до отказа.

Анхель Абад улыбнулся снисходительно.

– Совсем зашелся, – сказал он. – Видно, дело дрянь, депутат эту поездку профукал.

Дани встал. Сказал Виктору:

– Ладно, тебе надо отдохнуть. Завтра, может, ты будешь смотреть на вещи иначе. – И уже тише обратился к Лали: – А в других селениях как дела?

– Других селений не было, Дани. В Кинтанабаде вообще нет людей, а в Мартосе осталось полтора человека.

Зазвонил белый телефон. Дани повелительно сказал Кармело:

– Возьми трубку.

– Да? – сказал Кармело в трубку и посмотрел на Дани. Дани жестом показал, что его нет.

– Вышел, – сказал Кармело, поправляя указательным пальцем очки на носу. – Понятия не имею… Думаю, да, но не знаю… Если срочно, лучше завтра утром… Хорошо… ладно… идет… Привет. – Он положил трубку. Сказал мягко: – Феликс.

Дани в молчании широкими шагами мерил комнату, опустив подбородок на грудь, – он думал. До груды листовок у алькова – и обратно к столу. На второй раз остановился перед Лали. Сказал раздраженно:

– Напортачили, одним словом.

– Это уж слишком, Дани.

– По-твоему, слишком.

– Я полагаю, другого выхода не было.

– Полагаю-полагаю… Ты полагаешь, что и надираться было необходимо?

Лали решительно тряхнула головой:

– Не будем, Дани, прошу тебя.

Дани скрестил руки на груди. Виктор, казалось, задремал в красном кресле. Анхель Абад закурил и сел на край стола.

– Ладно, не будем об этом, – сказал Дани. – Теперь у нас проблема – что с ним делать. Отпускать его нельзя. Кто-нибудь видел его в таком состоянии?

– Несколько человек внизу, у кафе.

Дани поджал губы:

– Их было много?

– Четверо или пятеро.

– Его узнали?

– Откуда я-то знаю, Дани!

Правая бровь Дани взлетела почти до самой шевелюры. Рука нерешительно опустилась на пишущую машинку и стала нервно перебирать клавиши. Словно отвечая на сложные внутренние размышления, Дани сказал:

– Не было среди них журналистов?

– По-моему, нет.

Он оставил в покое пишущую машинку и снова зашагал по комнате, продолжая говорить:

– Подумать страшно, что это приключение может попасть в газеты. Представляете? «Кандидат Виктор Веласко, широко известный как В. В., нализавшись в стельку, объезжает провинцию перед выборами». – Он сжал кулаки. – Ах ты, сволочь, только этого нам не хватало!

Он осекся и снова повернулся к Лали.

– А на местах? – допытывался он. – Давай рассказывай все. Воображаю, какой вы там произвели фурор.

– Только в Мартосе, – признала Лали, – но видела одна трактирщица.

– А машину-то видели? С эмблемой партии – славную оставили визитную карточку.

Лали глубоко вздохнула. Постаралась взять себя в руки. Сказала:

– Успокойся, Дани, машину никто не видел. Та женщина из трактира не выходила, а на улицах не было ни души. От Мартоса до дома мы вообще не останавливались.

Дани снова скрестил руки на груди. Заговорил мягче, как будто хотел успокоиться сам:

– Я понимаю, что это просто ребячество, не более, но как получилось-то, Лали, с ума сойти, сознайся… Если газетчики пронюхают – все, можем складывать чемоданы.

Лали подошла к нему совсем близко. Решительно посмотрела ему в глаза.

– Хватит, Дани, переливать из пустого в порожнее, – сказала она. – Что было, то было, назад не вернешь. Самое разумное сейчас – подумать, какие еще меры можно принять.

– Совершенно верно, – отозвался Дани, – какие меры. Куда его деть на ночь, мать его за ногу? Здесь он не может оставаться, в отель в таком состоянии отправлять его немыслимо.

Звякнула маленькая дверь, и вошел Педрито Недотепа.

– Чего тебе надо? – взорвался Дани.

– Плакаты, – испуганно ответил тот.

– Бери и вали отсюда.

Перепуганный парень наклонился и взял с полу несколько свернутых в трубочку плакатов. Когда он выходил, Дани окликнул его:

– Эй, постой, вели Примо принести двойную порцию кофе, да покрепче, сделай одолжение! – Обернулся к Лали: – Наверное, с этого надо начать. – Он посмотрел на кресло, в котором спал Виктор. – Не думаю, чтобы этот словесный понос прошел у него раньше чем часа через два. Представляешь, какую предвыборную кампанию он мог бы развернуть в вестибюле отеля!

Лали мягко спросила:

– А может, отведем его ко мне?

– К тебе? А девочки?

– Девочки с моей мамой, это не проблема.

– А как Артуро?

Лали гордо вскинула голову:

– Хочешь спросить, что в такой ситуации делает у меня в доме Артуро?

Дани улыбнулся. Похлопал ее по руке:

– Ладно, Лали, не беленись, дорогая, мне твой план нравится, но тогда лучше не поить его кофе, не разгуливать.

– Все равно, – сказала Лали, – дома дадим ему две дозы валиума-десять, и полный порядок.

– Валиума? А не вредно после спиртного?

– Что ему сделается, – ответила Лали. – Не учи ученого!

Анхель Абад резанул воздух рукой.

– Не мешкай, Дани, давай кончать с этим к чертовой матери.

Вошел Примо, останавливаясь на каждом шагу, чашка с кофе дрожала у него в руке. Он поставил чашку на стол и вышел. Дани взял чашку, подошел к красному креслу:

– Пей, депутат.

Виктор открыл глаза – удивленные, отсутствующие; одного за другим оглядел всех и послушно стал пить. Анхель Абад наклонился к Лали:

– Видишь? Как не в себе.

Когда чашка наполовину была выпита, Дани сказал Анхелю Абаду:

– Спускайся, мы – за тобой. Открывай машину, если на улице кто-нибудь есть, дай нам знать, чтобы мы подождали в подъезде. – Потом обратился к Кармело: – Позаботься, чтобы выход был свободен, чтобы никто не путался в дверях. Чем меньше шума, тем лучше.

Лали отдала Анхелю Абаду ключи от машины, и он вышел вместе с Кармело. Дани обхватил Виктора за пояс, Лали с другой стороны взяла Виктора под руку, и они подняли его.

– Пошли, депутат.

– Куда?

– Спать. Уже поздно.

– Я., я не хочу спать.

– Все в порядке, не беспокойся.

Они шли нетвердо – хилому человечку Дани и хрупкой Лали едва удавалось удерживать Виктора. На площадке первого этажа Виктор остановился.

– Я не хочу спать, – снова сказал он.

– Не хочешь – не спи, а отдохнуть надо, Виктор. Завтра в десять тебе выступать по радио.

Виктор посмотрел на него, словно не узнавая:

– Про сеньора Кайо?

– Про сеньора Кайо и про что хочешь. Позже подумаем об этом без спешки, а теперь пошли вниз.

Им понадобилось пять минут, чтобы добраться до двери. Кармело встал на смену Лали, и она пошла вперед. Она увидела Анхеля Абада – он стоял у машины и поторапливал их. В кафе был всего один человек – молодой парень стоял, облокотившись на стойку, спиной к ним. Лали обернулась в сторону подъезда.

– Идите, живо, – сказала она.

Только в машине Лали перевела дух.

Дани с Кармело, посадив Виктора посередине, устроились на заднем сиденье. Дани вынул большой белый платок, несколько раз отер лоб и, склонившись набок, чтобы спрятать платок в карман, сказал:

– Ну и собачья работенка.

Лали включила мотор. Дани добавил:

– Самое опасное в этих делах – пресса, эти псы газетчики. Из такой чепухи – ну, обделались – завтра, глядишь, горы навалят.

Машина мчалась по пустым улицам, шины мягко шуршали по влажному асфальту, усыпанному листовками. Виктор забеспокоился, попробовал выпрямиться. Пристально глядя на Дани, сказал:

– Знаешь, Дани, какая польза от цветка бузины?

Дани положил руку ему на плечо.

– Да черт с ним, какое тебе дело?

Виктор повернулся к Кармело:

– А ты знаешь?

Лали, разворачиваясь, сказала:

– Хоть и запрещено, я въеду отсюда, чтобы не делать крюка по Тирсо де Молина.

– Осторожно, не вляпаться бы.

Лали остановила машину перед современным кирпичным десятиэтажным домом со стеклянными дверями и алюминиевыми рамами. Вышла из машины и открыла дверцу, выпуская Кармело. Потом они помогли вылезти из машины Виктору, и тот стоял и ошарашенно оглядывался по сторонам. Лали подошла к двери, сунула ключ в замочную скважину, и в этот момент подъезд осветился. Не отперев двери, она вытащила из замка ключ.

– Живо в машину, – сказала она. – Кто-то спускается.

Анхель Абад, Дани и Кармело взялись за Виктора, который не желал двигаться с места. Без лишних слов они затолкали его в машину. Лали села за руль и включила зажигание; в этот момент двое мужчин и две женщины вышли из лифта. Лали посмотрела краем глаза.

– Кавьедес, – сказала она.

– Адвокат?

– Да.

– Нам лучше смыться. Сделай круг по кварталу.

Пары дружески прощались на углу.

– Ну-ка посмотрим, сейчас, наверное, разойдутся.

– Этот Кавьедес – и нашим и вашим, не поймешь, с кем он. Последнее время, говорят, с Арейлсой[21]21
  Хосе Мариа де Арейлса – испанский политик умеренно-консервативного толка, сторонник ограниченного реформизма.


[Закрыть], – заметил Анхель Абад.

Когда они снова выехали на улицу, она была пуста, и Лали остановилась у дверей своего дома. Дани сказал Кармело:

– Останься в машине, а то нас слишком много.

Квартира Лали выглядела приятно, интеллигентно. Книги, рисунки, гравюры, плакаты на стенах, маленький красного цвета телевизор на полке среди книг, а под ним – закрытый прозрачной пластмассовой крышкой проигрыватель, динамики были укреплены у самого потолка. Под книжными полками – диван, а перед ним – низенький столик с журналами, пепельницей из муранского стекла и красной розой в стакане. Виктор пошатывался, Дани с Анхелем Абадом поддерживали его.

– Где мы будем спать?

– Здесь, проходите.

Лали шла впереди и зажигала свет, открывала двери, пока по маленькому коридору они не дошли до комнаты, где стояли две одинаковые кровати с бамбуковыми изголовьями, а по бокам – две тумбочки, заваленные книгами карманного формата. Она зажгла две лампы под зелеными абажурами и откинула одеяло.

– Сюда его, – сказала она. – А я буду спать с девочками.

Она вошла в ванную рядом, и послышалось звяканье пузырька с лекарством о стеклянную полочку; Дани с Анхелем Абадом сняли Виктора куртку, брюки и уложили его в постель. Лали вернулась с крошечным пузырьком и стаканом воды.

– Ну-ка, – сказала она, – открывай рот. – И положила на язык Виктору две голубые таблетки. – Запей.

Виктор тяжело наклонился к стакану и сделал два глотка. Лали поставила стакан на стеклянный верх бамбуковой тумбочки и помогла Виктору улечься на подушке. Дани вздохнул всей грудью, и Лали улыбнулась ему:

– Успокоился?

– И еще одно, – сказал Дани, – завтра около десяти я приеду за ним. Лучше, чтобы никто не видел вас выходящими вместе.

Лали выпрямила стройную шею, рассмеялась:

– Так будет приличнее, правда?

Дани выгнул густые брови.

– Приличия надо блюсти, – сказал он.

– Дани! – раздался требовательный и мрачный голос Виктора. Лали и Дани обернулись. Виктор, лежа на подушке, хватался руками за ворот рубашки.

– Вот еще, Дани, – сказал он. – Вот еще что я не рассказал тебе про него.

– Про сеньора Кайо?

– Про сеньора Кайо.

Дани поднял густые брови, чуть склонил голову. Виктор был возбужден и явно страдал.

– Он тоже ненавидит, знаешь? – проговорил он, запинаясь. – Ненавидит, как и мы… В последний момент в селение заявились эти – с Маурисио, или как его там. Смотри!

Виктор рванул на себе рубашку – отскочили две пуговицы, и обнажилась грудь с двумя кровавыми рубцами поперек. Он печально поднял глаза и добавил:

– С этим ничего не поделаешь, Дани, это как проклятье.

Прежде чем склониться над кроватью, Дани поглядел на Лали с молчаливым укором.

– Что это? Как получилось?

Лали инстинктивно прижала руки ко рту.

– Какой ужас! – проговорила она. – Почему же ты не сказал раньше?