Текст книги "Музыка дождя"

Автор книги: Мейв Бинчи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

– А сейчас ты врываешься ко мне в истерике, с какой-то придуманной историей, что я тебя выдворяю отсюда, хотя правда в том, что я сделал все, что мог, чтобы ты осталась здесь. Ты можешь верить в это или нет, но правда именно такова.

В дверь постучали. Вошла Диана с кофейными приборами. Она поставила чашки на стол между ними.

– Ссора окончена? – спросила она.

– Нет, мы только разгорячились. – Фрэнк улыбнулся.

– Я тебе не верю, – сказала Джой, когда Диана вышла. – Карло сам никогда бы до такого не додумался.

Фрэнк подошел к шкафу с папками и показал ей письмо. В нем черным по белому было написано, что они просто растратят талант Джой Ист, если отпустят ее из сердца компании. Он сказал, что были еще доказательства, если ей надо, он найдет.

– Тогда это Карло… он не вынесет рядом бесстыжей незамужней беременной женщины… это он меня выдворяет.

– Джой, я боюсь, у тебя паранойя. Если ты посмотришь на эти документы, то увидишь, что исследование было проведено еще в январе, до того, как ты сообщила всем новость.

– Чертово исследование. Кто они такие? Чертовы клоуны!

Фрэнк посмотрел на нее с грустью. Она не жаловалась.

Она думала то же, что и он. Жаль, что все закончилось так.

– Кто бы они ни были, Карло верит каждому их слову, и, знаешь, в их словах есть крупица правды. Ты же сама когда-то говорила это.

– Я знаю. – Ей пришлось признать, что это была правда.

– И что ты будешь делать?

– Я сама решу, без твоей опеки и советов.

– Как хочешь, Джой, только позволь напомнить, что это мой кабинет и ты сама пришла сюда поговорить. В том, что я задаю вопрос, есть смысл, раз уж это меня касается.

– Когда я решу, ехать ли мне, я тебе скажу.

– Ты это уже и раньше говорила.

– То было про моего ребенка, а это твоя компания. У тебя есть право знать.

Когда она ушла, он еще долго сидел неподвижно. Ее чашка кофе осталась нетронутой. Она выглядела напуганной и нерешительной. Но, возможно, он просто вообразил себе это.

Джой умная женщина и знает, что может заставить его хорошенько понервничать, раздумывая, что она скажет в следующую минуту.

Фрэнк думал об этом снова и снова у себя дома. Они с Ренатой сидели по разные стороны мраморного камина и смотрели на огонь. Они часто сидели так в тишине. В ту ночь он не сказал ни слова.

Рената заговорила сама:

– Со мной скучно по вечерам?

Она не жаловалась. Она спросила так, как могла бы спросить, который час или включить ли телевизор.

– Нет, не скучно, – сказал Фрэнк правду. – С тобой очень умиротворенно.

– Это хорошо. Ты такой хороший муж, иногда я бы хотела, чтобы во мне было больше страсти и огня.

– У меня достаточно этого на работе. Нет, ты нравишься мне такой, какая есть. – И он кивнул, словно соглашаясь с тем, что сказал только что. Он не хотел менять ее на другую модель: более блестящую и новую.

Недели протекали, но Джой ничего не говорила. Планы о расширении забыты не были. Карло говорил, что Джой Ист уделяет этому проекту много внимания, хотя никто и не знал, поедет она или нет.

– Не дави на нее, – сказал Фрэнк. – Она поедет, но решить это должна она сама.

Фрэнк надеялся, что предположил правильно.

Он получил красивое приглашение на серебряную свадьбу Десмонда и Дейдры Дойл. Уныло посмотрел на него. Лет через десять они с Ренатой тоже будут такие рассылать. А может, и нет. Ему было интересно, что предполагает отмечать Десмонд: брак, который, как все думали, будет краткосрочным, но затянулся надолго, на всю жизнь, заполонившуюся отвратительными О’Хейгенами; работа длиною в жизнь в «Палаццо», которая не привела ни к чему; сложные дети – старшая, которая сошлась с актером-неудачником, парень, вернувшийся в деревню, и Хелен, странная монашка. Фрэнк не любил вспоминать о Хелен Дойл, которая появлялась в его жизни дважды, каждый раз принося с собой несчастье.

Нет, у Дойлов было мало поводов для праздника. Наверное, именно поэтому они и устраивали вечеринку. Это будет странное мероприятие. Но не такое странное, о каком он узнал от Ренаты, когда вернулся домой.

– Джой Ист пригласила нас на ужин, – сказала она. – Только мы с тобой и она.

– Она не сказала, по какому случаю?

– Я спросила у нее, она ответила, что хочет поговорить с нами.

– Она пригласила к себе домой?

– Нет, она заявила, что если есть что сказать, то надо говорить это на нейтральной территории.

У Фрэнка от страха начались спазмы.

– Не знаю, что она имела в виду.

– Она сказала, что забронирует столик в ресторане, предварительно узнав у Дианы, не занят ли ты, и позвонила мне, чтобы проверить, не занята ли я.

– Хорошо.

– Ты не хочешь идти? – Рената была расстроена.

– Она в последнее время очень странная… наверное, это из-за беременности. И она еще не дала ответа, поедет или нет… Как думаешь, мы можем не участвовать в этом?

– Только мы поступим очень грубо. Мне казалось, она тебе нравится.

– Да, нравилась, но дело не в этом, она просто немного неуравновешенна. Я сам разберусь.

– Она просила позвонить ей сегодня.

– Хорошо. Мне все равно надо выйти, я позвоню.

Он сел в машину и поехал к Джой. Он позвонил в дверь, а потом постучал, но никто не открыл.

Он подошел к телефонной будке и позвонил. Она сняла трубку сразу же.

– Почему ты не открыла дверь?

– Я не хотела.

– Ты просила меня позвонить.

– Я просила позвонить, это совсем другое.

– Джой, не надо. Не надо устраивать сцену перед Ренатой. Это нечестно по отношению к ней, она не заслужила этого. Это жестоко.

– Ты просишь? Я слышу, как ты просишь.

– Ты можешь слышать что хочешь, но что она тебе сделала?

– Это означает «да» или «нет» в ответ на мое приглашение?

– Послушай…

– Нет, я больше не собираюсь слушать. Да или нет?

– Да.

– Я так и думала, – сказала Джой и повесила трубку.

Это был тот же ресторан, в котором они обедали в январе, когда у Джой не было живота, когда родственники Нико видели, как они смеялись вдвоем. Теперь все было совсем иначе.

Джой пила, к облегчению Фрэнка, минеральную воду. Она беспокоилась, чтобы им выбрали хорошее место, и сейчас внимательно изучала меню. Говорила в основном она, Фрэнк сидел как на иголках, а Рената была очень замкнута.

– Ты сказала, нам есть о чем поговорить, – вежливо начала Рената.

– Так и есть. Я долго думала и наконец приняла решение. Я подумала, что надо поделиться им с вами. С Фрэнком, потому что это касается работы, и с тобой, Рената, потому что это касается Фрэнка.

Он почувствовал, как перед ним разверзаются ворота ада. Черт бы ее побрал. Она была даже не женщиной, она была фурией. Надо было ставить ее на место с самого начала.

– Да? – спросила Рената.

Фрэнк боялся открыть рот.

– Что касается этого ребенка… – Она посмотрела то на одного, то на другую. И выдержала паузу. Казалось, она длилась вечность, но на самом деле, наверное, только несколько секунд.

Джой продолжала:

– Я думаю, что он изменит мою жизнь куда больше, чем я предполагала вначале. Месяц или два я размышляла, а правильно ли поступила. Возможно, даже запоздав, я могла бы избавиться от ребенка или отдать его какой-нибудь любящей паре. Возможно, я одна не смогу стать ему хорошей матерью.

Она дала возможность им оспорить это, но они молчали.

– Но потом подумала: нет. Я возьмусь за это, зная, что беру на себя, и пройду через все испытания, – сказала она, улыбаясь.

– Да, но как это касается нас? – спросила Рената. Она выглядела напуганной.

– Это касается вас. Если бы я решила отдать ребенка, я бы отдала его вам. Вы были бы прекрасными родителями, я знаю это. У вас уже, наверное, затаилась надежда…

– Никогда. Я никогда не думала об этом, – сказала Рената.

– Неужели? Уверена, что ты думал, Фрэнк. В конце концов, в детских домах вам не везло. Мне так сказал Карло.

– Мой отец не имеет права говорить о таких вещах, – смутилась Рената, густо покраснев.

– Возможно, не имеет, но он рассказывает. В любом случае я пригласила вас, чтобы объяснить это, потому что скоро я уеду на север. Гораздо скорее, чем вы думаете. Я продала свой дом и купила маленький, неотремонтированный, где есть все возможности растить ребенка. Если ему захочется иметь пони, то нужен простор.

Рената глубоко вздохнула.

– А отец ребенка будет во всем этом участвовать?

– Отнюдь нет. Я встретила отца на семинаре по упаковке, это был корабль, который прошел в ночи.

Рената невольно вскрикнула.

– Это настолько шокирует? Я хотела ребенка, а он был не хуже других.

– Я понимаю, просто я подумала, что… – Ее голос стал тише. Она посмотрела на Фрэнка, лицо которого было непроницаемо.

– Что ты подумала, Рената? – спросила Джой медовым голосом.

– Я знаю, это глупо. – Рената переводила взгляд с Фрэнка на Джой. – Наверное, я просто испугалась, что это мог быть ребенок Фрэнка. И поэтому ты подумала о том, чтобы отдать его нам. Пожалуйста, я не понимаю, почему говорю это… – У нее в глазах стояли слезы.

Фрэнк замер. Он не знал, как поступит Джой в следующую секунду. Он не мог даже протянуть руку, чтобы успокоить жену.

Джой говорила спокойно:

– Рената, ты не могла такое подумать. Фрэнк и я? Мы слишком похожи, чтобы быть вместе, чтобы стать парой столетия и войти в историю. Да и в любом случае – Фрэнк в качестве отца – не похоже, чтобы ему было суждено…

– Что ты имеешь в виду?

– Карло рассказал мне о его проблемах. Боюсь, твой отец очень болтлив иногда. Но только тогда, когда он знает, что информация не пойдет дальше. Пожалуйста, не говори ему, что я рассказала тебе. Но он всегда так расстраивался, что Фрэнк не может дать ему внуков.

Впервые Фрэнк заговорил. Он думал, что смог справиться с дрожью в голосе.

– А твой ребенок? Ты расскажешь ему, что он родился в результате кратковременной интрижки в гостиничном номере?

– Конечно нет. Я придумаю что-нибудь более романтичное и печальное. Прекрасный человек, давно уже умер. Возможно, поэт. Красиво и печально.

Им как-то удалось доесть обед и поговорить о чем-то другом. Постепенно боль исчезла из глаз Ренаты, а с лица Фрэнка спало напряжение. А Джой Ист все больше светилась от радости предстоящего материнства. Она оплатила счет своей кредитной картой, а когда Рената вышла в туалет, то пододвинулась поближе к Фрэнку.

– Ты выиграла, – сказал он.

– Нет, ты.

– Как я выиграл? Ты напугала меня до смерти и отрицаешь, что это мой ребенок. Что я выиграл?

– Ты получил то, что хотел. Ты хотел от меня избавиться.

– Ты что, снова начинаешь?

– Мне не нужно. Я проверила исследовательскую компанию. Они сказали, что это ты их нанял, и даже назвали мне точное число. Это было сразу после нашего обеда в ресторане. Как обычно, все произошло так, как ты хотел. Я ухожу с твоего пути. Я займусь новым проектом. Но ты никогда не узнаешь каким. Ты никогда не узнаешь, каково это – играть с двухлетним малышом. С твоим двухлетним малышом. Потому что ты не в состоянии вырастить ребенка. Это твое алиби и мое объяснение тому, что я тебя вычеркиваю.

– Ты никогда не говорила мне. За что ты меня ненавидишь?

– Это не ненависть, это решимость. А почему? Думаю, у тебя очень холодные глаза, Фрэнк, я увидела это только в последнее время.

Рената вернулась. Они встали, настало время расходиться.

– Ты вернешься на встречи и все остальное?

– Не на все. Если все пройдет удачно, я не хочу, чтобы все думали, что мне постоянно приходится бегать в Лондон. Все главные решения должны приниматься на месте.

Она была права. Она часто была права.

Фрэнк открыл ей дверь в такси. Она сказала, что теперь в свою маленькую спортивную машину не влезает.

В какой-то момент их глаза встретились.

– Мы оба выиграли, можешь считать так, – сказала она.

– Или мы оба проиграли. Можно и так считать.

Он обнял жену, когда они шли к месту, где была припаркована их машина.

Между ними уже никогда не будет того, что происходило прежде. Мир для них треснул, но не разлетелся на куски, как могло бы случиться. В какой-то мере это можно было назвать выигрышем.

Дейдра

Дейдра читала статью, в которой говорилось, что красивой может стать любая женщина, если будет посвящать себе хотя бы двадцать минут в день. Конечно, она найдет двадцать минут в день. Кто не найдет? Мы же по шестнадцать часов проводим на ногах, двадцать минут – пустяк.

Она повторяла про себя: «Самая красивая». Эти слова звучали у нее в ушах. Разве это не так? Разве кто-нибудь может сказать, что она замужем двадцать пять лет, что она мать троих детей?

Она вздохнула от удовольствия и продолжала читать. Так-так, посмотрим, что надо сделать. Пусть это будет ее секретом, а уж результат она почувствует.

Вначале необходимо составить список своих положительных и отрицательных сторон. Дейдра достала из сумки серебряную перьевую ручку. Как приятно заниматься собой, только жаль, что она должна делать это в одиночестве. Вот если бы ее старшая дочь Анна сказала, что она прекрасна, что ее фигура безупречна, что кожа не сухая. Но ее вторая дочь Хелен наверняка заявила бы, что считать самым главным внешность грешно, потому что в мире так много страданий, и не следует тратить время на то, чтобы рассматривать себя в зеркале и думать, не слишком ли близко посажены глаза.

А ее сын Брендон… Что бы сказал Брендон? Она поняла, что не может угадать, как поведет себя Брендон. Она ночи напролет рыдала, когда он уехал без объяснений и извинений. Только когда он спросил ее напрямую по телефону… Когда спросил: «А что бы сделала ты, если бы у тебя был выбор? Если бы ты могла прожить мою жизнь за меня? Что бы ты выбрала?» Она не смогла ответить ему. Потому что сказать, что она бы хотела, чтобы все было иначе, было неправильно. Нельзя желать, чтобы круг стал квадратом, а белое – черным.

Но, как говорилось в статье, были вещи, которые можно изменить, например овал лица. При помощи румян и пудры можно творить чудеса. Дейдра смотрела на рисунки. Она научится это делать. Неудачные попытки изменить свою внешность приводили многих женщин к плачевным результатам: они становились похожими на разукрашенных клоунов.

Так могла говорить Морин Бэрри. Когда-то они с Морин весело проводили время. Мама Дейдры очень дружила с миссис Бэрри, поэтому девочки могли делать что угодно, когда были вместе. Дейдра снова вернулась в мыслях в то время, к каникулам в Солтхиллом. Иногда она называла свой дом на Розмери-Драйв «Солтхилл» в память о том времени, но на самом деле тут не было ни моря, ни солнца, ни радости ее молодости.

Морин была такая веселая. Не было ничего, чего они не могли рассказать друг другу. Все происходило так до того лета, когда они приехали в Лондон. Тогда для них все стало иначе.

Дейдре было интересно, что стало с девочками, с которыми они учились в университете в Дублине. А они думали о том, что стало с блондинкой Дейдрой О’Хейген? Они все, конечно, знали, что она вышла замуж в молодости, а информацию про свою серебряную свадьбу она, возможно, поместит в «Айриш таймс». Они поморщат носы, эти высокомерные зазнайки, которые вышли замуж за юристов или хотели выйти замуж за юристов. Те, кто думали, что Дублин – это центр вселенной, кто только краем уха слышал про «Хэрродс» и «Челси». Но она все равно разместит информацию. Или это должны сделать дети… Маленькое поздравление, в котором они пожелают им всего самого наилучшего в двадцать пятый юбилей их свадьбы. Она посмотрит, как люди писали подобные поздравления в газетах.

Жаль, что она сейчас не так близка с Морин Бэрри. Если бы только можно было повернуть время вспять, она бы сняла трубку и поговорила с ней. Она бы спросила ее про овал лица. Сейчас невозможно задать Морин такие вопросы. Все очень изменилось с годами.

У нее не было друзей, с которыми можно было бы весело заняться самосовершенствованием. Ее соседи решат, что это глупости. Многие женщины работают, у них нет времени на такие занятия. В любом случае Дейдра никогда бы не позволила им влезать в свои дела, никогда бы не рассказала, как много это для нее значит. Своих соседей она планировала удивить, дать понять, что Дойлы – стоящие люди.

Что бы сказал Десмонд, если бы увидел, с какой серьезностью она изучает эту статью? Сказал бы он что-нибудь приятное, например, что она и так самая красивая? Или сказал бы это так, словно он сторонний наблюдатель? Или он просто сел бы рядом и сказал, что нет нужды в этой суете? Десмонд часто просил ее не суетиться. Она это ненавидела, она не суетилась, просто ей не нравилось, когда что-либо делалось неправильно. Ей так и не удалось разжечь искру в Десмонде, как же они будут жить дальше?

Дейдра не станет делиться своими секретами красоты с мужем. Давным-давно, тем странным летом, когда все только началось, Десмонд лежал на широкой кровати и восхищался ею. Он проводил рукой по ее светлым кудрям. Он говорил, что никогда не думал, что такая бархатная кожа может быть не только в стихах. Он наклонялся к ней и говорил, что с удовольствием намазал бы ей кремом шею, руки… Возможно, возможно. Трудно представить, что Десмонд был таким. Но в статье говорилось, что она может вернуть свежий вид своей коже, для этого надо проделать ряд процедур.

Дейдра будет делать все, как полагается, будет делать правильный массаж, втирая крем круговыми движениями, не касаясь нежной кожи вокруг глаз. Она покажет им всем, как они заблуждались, жалея ее, когда двадцать пять лет назад она вышла замуж за Десмонда Дойла, мальчика-кассира в продуктовом магазине, из бедной семьи, который приехал неизвестно откуда.

Это будет день ее отмщения.

Они все согласились – все, кого пригласили, ответили согласием. Были те, кого приглашали, но они понимали, что их не ждали. Например, старший брат Десмонда, Винсент, человек, который никогда не покидал гор и своих овец, никогда не уезжал из того заброшенного места, куда отправился жить Брендон. Она получила письмо от Брендона, где тот объяснял, что его дядя очень сожалеет, но сейчас не время уезжать. Так оно и должно было быть. Дейдра кивнула, удовлетворенная ответом.

И, конечно, Палаццо. К сожалению, они не смогут прийти – вежливое письмо от Карло и Марии, лично подписанное, в котором они желали им много счастья и извинялись, что праздник совпадал по времени с их традиционной поездкой в Италию. Они отправят подарок и цветы, но это правильно, что они не придут. Они были слишком высоки, они бы всех затмили и смутили. И мама Дейдры, которая могла говорить с кем угодно, стала бы обсуждать с ними карьеру Десмонда в компании. Она бы узнала, что Десмонда никогда не повышали, а один раз даже уволили. Это бы несколько не совпадало с тем, что рассказывала ей дочь.

Фрэнк Квигли и его жена Рената Палаццо сказали, что с радостью придут. Дейдра подумала, что Фрэнк все-таки неплохой парень, хотя его и несправедливо повысили по службе еще даже до женитьбы на принцессе Палаццо. Казалось, он всегда знает, как повести себя. Даже в день их свадьбы, когда он был свидетелем со стороны жениха, он смог решить любую проблему.

Приедет и отец Херли, который сказал, что это прекрасная возможность лично поздравить пару, чей брак оказался таким удачным. Дейдра знала, что может положиться на отца Херли, он всегда найдет что сказать.

И, конечно, приедут друзья из Ирландии. Они заранее назначили дату. Была опасность, что ее брат Джерард не приедет, но Дейдра позвонила ему и с таким удивлением и болью в голосе поговорила с ним, что его планы поменялись. Она так и сказала ему напрямую, что если семья не собирается на серебряную свадьбу, то смысла праздновать нет.

– А семья Десмонда будет? – спросил Джерард.

– Дело не в этом, – ответила Дейдра.

Конечно, приедет мама и Барбара. Они сделают себе длинные выходные, приехав в четверг. Они пойдут по магазинам, а муж Барбары даже совместит визит с делами. Это он мог делать всегда.

Когда они приедут, то смогут посидеть на Розмери-Драйв вечерком и пропустить по стаканчику. Потом они пойдут в церковь, где состоится служба, посвященная важности брака в целом, но священник специально упомянет о чете Дойлов. Позовут отца Херли, который венчал их, чтобы он сказал несколько слов. Потом они будут фотографироваться и поедут назад на Розмери-Драйв, чтобы там праздновать с шампанским.

В 1960-м не было шампанского, но Дейдра не позволит этим омрачить воспоминания. Если она хочет стать самой красивой, то ей нельзя хмурить лоб. Она говорила себе, что нет необходимости хмуриться, потому что все пройдет прекрасно. Но даже если и нет… Нет-нет, никаких морщинок.

В статье предлагалось составить план действий и нарисовать график. Это Дейдра делать просто обожала. Она очень любила составлять расписания и планы. Она уже составила свой план праздника.

Десмонд печально покачал головой, но мужчины не понимали, как должны организовываться праздники. Или, возможно, подумала Дейдра со злобой, некоторые мужчины и понимали, и у этих мужчин все получалось. А такие мужчины, как Десмонд, которые не достигли высот в «Палаццо», уходили работать в магазин на углу. Такие мужчины не понимали.

Дейдра вела свой учет, она знала, что у нее ровно сто десять дней. И только она подумала об этом, как зазвонил телефон. Это была ее мама.

Мама звонила через выходные по воскресным вечерам. Она не любила писать письма, поэтому эти разговоры сопровождали Дейдру по жизни. Она помнила все, о чем говорила мама, даже держала рядом с телефоном блокнот, чтобы записывать имена всех ее партнеров по бриджу, названия всех вечеринок, на которые ходили Барбара и Джек, или концерты, на которые Джерард водил маму. Иногда миссис О’Хейген восклицала, что у Дейдры удивительная память на такие мелочи. На что дочь отвечала, что это совершенно нормально – помнить детали жизни своей семьи. Едва ли она стала бы замечать, что мама не помнила имена ее друзей, никогда не интересовалась «Палаццо» или еще чем-либо, о чем рассказывала Дейдра.

Услышать маму в середине дня в будни было неожиданно.

– Что-то случилось? – спросила она сразу же.

– Нет, ты говоришь как твоя бабушка. Мать Кевина всегда начинала разговор с вопроса, не случилось ли чего.

– Я имела в виду, что обычно ты в это время не звонишь.

– Я знаю, знаю. Просто я в Лондоне и хотела спросить, не могу ли заехать и навестить тебя.

– Ты в Лондоне! – закричала Дейдра. Она окинула взглядом комнату: все было завалено бумагами Десмонда – планами, проектами, записками. Этот маленький магазинчик, дела которого он сейчас вел, гораздо сильнее занимал его мысли, чем «Палаццо». Сама она в халате, в доме не убрано. Она с ужасом посмотрела на дверь, словно ее мать вот-вот должна была оказаться на пороге.

– Да, я только что прилетела. У вас такое прекрасное метро. Привезет просто к порогу дома.

– Что ты делаешь в Лондоне? – Дейдра говорила почти шепотом. Если мама приехала за три месяца до юбилея свадьбы, означало ли это беду?

– Да так, просто заехала… Маршрут лежит через Лондон.

– Маршрут? Какой маршрут?

– Я же тебе рассказывала… Я всем рассказывала.

– Ни про какой маршрут ты мне не рассказывала.

– Да нет же. Хотя, возможно, я не тебе это говорила.

– Мы разговариваем всю мою жизнь, мы говорили четыре дня тому назад.

– Дейдра, дорогая, что-то не так? Ты такая странная. Словно хочешь поссориться со мной.

– Я не знаю ни про какой маршрут, куда ты едешь?

– Вначале в Италию, потом на корабле из Анконы…

– Куда ты направляешься?

– Много куда… Корфу, Афины, Родос, Кипр, кое-куда в Турции…

– В круиз? Мама, ты едешь в круиз?

– Думаю, что это слишком громкое название.

– Но звучит очень грандиозно.

– Будем надеяться, что там не слишком жарко, может, сейчас не самое лучшее время, чтобы ехать.

– Так зачем ты едешь?

– Потому что настало время, в любом случае хватит об этом. Мы встретимся?

– Встретимся? Ты приедешь сюда?

Мама рассмеялась:

– Спасибо большое, ты очень гостеприимна. Но вообще-то я не планировала ехать аж до Пиннера. Я рассчитывала, что ты приедешь сюда и мы сможем сходить пообедать или выпить вместе кофе.

Дейдра ненавидела, когда Анна говорила «аж до Пиннера», это звучало оскорбительно, как будто их место было дырой. А тут еще ее мать, которая приехала из Дублина, Боже правый, которая вообще не знала, где что расположено, и она говорила то же самое.

– Где ты остановилась? – спросила она, стараясь не показывать раздражение.

– Я остановилась в отеле в центре, в самом центре, в двух минутах ходьбы от Пикадилли.

– Я знаю, как проехать туда, – сказала Дейдра.

– Тогда здесь в баре в полвторого? Ты успеешь?

Дейдра оставила Десмонду записку на столе. Она никогда не знала, придет он днем или нет. Фрэнк Квигли сказал, что для такого менеджера, как Десмонд, не будет проблем с увольнением и всей этой волокиты с выплатой неустоек и компенсаций. Все должно закончиться к тому моменту, когда наступит день праздника. Дейдра поднялась наверх и надела свой лучший костюм. Волосы были грязными, она планировала вымыть их попозже, а теперь не было времени. Ее хорошая сумка в ремонте, на руке – некрасивая повязка, потому что она обожглась о плиту, а поменять повязку должен только врач.

С самыми худшими чувствами и страхом Дейдра Дойл поехала на встречу с матерью. Она чувствовала себя неухоженной и непривлекательной. Она посмотрела на свое отражение в окне поезда, который вез ее на Бейкер-стрит, и решила, что она такая, какая есть. Она выглядела как домохозяйка средних лет из пригорода, которая замужем за не слишком удачливым мужчиной, у которой нет собственной работы и недостаточно денег, чтобы купить себе нормальную одежду. Которая страдает от чувства пустоты в жизни. Даже больше: одна дочь мечтает, чтобы ее приняли в монастырь, вторая дочь иногда может неделями не приезжать навестить их, и сын, любимый сын, который уехал в другую часть страны.

Она была уверена, что они с мамой поссорятся. Что-то в этом звонке ей не понравилось. Мама вела себя так, словно это она была сложной дочерью, что очень раздражало. Но Дейдра не собиралась выходить из себя. Годами она училась держать себя в руках и сохранять спокойствие, поэтому на Розмери-Драйв всегда было тихо. Дейдра гордилась собой за это.

Мама сидела в углу бара, обитого дубовыми панелями, так, словно она ходила туда каждый день. Она очень хорошо выглядела. На ней был льняной костюм и кремовая блузка, а волосы так хорошо уложены, словно весь тот час, пока ее дочь тряслась в поезде, она сама просидела в кресле у парикмахера. Виду нее был отдохнувший и расслабленный. Мама читала газету, не надевая очки. Она, эта женщина шестидесяти семи лет, выглядела свежее и моложе своей дочери.

Именно в тот момент, когда Дейдра вошла, Эйлин О’Хейген подняла голову и улыбнулась. Дейдра чувствовала, что ее движения становятся все более скованными по мере приближения к матери. Они поцеловались, и мама, которая уже познакомилась с официантом, позвала его снова.

– Вино и минералку, – сказала Дейдра.

– Ничего покрепче, чтобы отметить приезд твоей старушки-матери?

– Вы не можете быть мамой этой женщины… должно быть, вы сестры, – сказал официант.

– Только вино и минералку, – повторила Дейдра.

– Дай-ка я на тебя посмотрю, – сказала ее мама.

– Не надо, мама, я ужасно выгляжу, если бы ты меня предупредила…

– Если бы я тебя предупредила, ты бы стала суетиться.

– Тогда ты признаешь, что просто не стала мне говорить, просто забыла.

– Я сделала это из любви к тебе. Ты всегда начинаешь волноваться, поэтому я решила тебе не говорить.

Дейдра почувствовала, как на глаза набежали слезы. Она старалась скрыть обиду в голосе.

– Я хочу сказать, что мне жаль, потому что Десмонд с радостью бы хотел повстречаться с тобой, да и девочки тоже расстроятся, что не смогли повидать бабушку.

– Глупости, Анна на работе, Хелен молится, Десмонд занимается своими делами, зачем суетиться?

Ну вот, снова. Как же она ненавидела слово «суетиться». Дейдра щелкнула костяшками и заметила, что мама пристально смотрит на нее. Это очень плохо, она же пообещала себе, что никаких ссор не будет. Она должна сдержать обещание.

– Ладно. Ты прекрасно выглядишь, – сказала Дейдра голосом, который даже ей показался железным.

Мама сразу расцвела.

– Этот костюм был просто божьим даром, я купила его три года назад в магазине Морин. У Морин такой прекрасный вкус. Я иногда удивлялась, почему некоторые вещи у нее в магазине такие дорогие, но ее мама объяснила мне, что ты платишь за качество, а за него переплатить нельзя.

Мама погладила себя по рукаву.

– Для круиза это то, что надо, – сказала Дейдра. Она старалась, чтобы ее голос звучал повеселее.

– Да, я подумала, что нет смысла покупать все эти шелковые вещи с пестрым рисунком… Одежда для отдыха или морских путешествий – вот как они это называют. Лучше взять с собой что-то проверенное и удобное. У меня масса хлопковых платьев, которые подойдут для экскурсий.

– А что заставило тебя решиться на что-либо подобное? – Дейдра понимала, что больше напоминает старую занудную мамашу, чем счастливую дочь, которая должна радоваться тому, что ее мать может веселиться в таком возрасте.

– Как я тебе уже говорила, мне просто захотелось, кроме того, у меня есть друг, который тоже в это время свободен, так что было бы разумно…

– Так ты едешь не одна. – Дейдра была довольна. Две пожилые дамы на палубе корабля смогут вдоволь поболтать, а потом у них будут общие воспоминания. Она попыталась вспомнить, кто из маминых партнеров по бриджу мог бы составить ей компанию в такой поездке.

– И еще я подумала, что вы сможете познакомиться не просто за обедом, но Тони сказал, что сам заскочит… а вот и он! Какая пунктуальность!

И пока у Дейдры опускалось сердце, к их столу приближался краснолицый мужчина в свитере. Мама ехала в круиз с мужчиной.

– Прекрасно, – сказал Тони, сжимая руку мамы и одновременно заказывая официанту джин с тоником.

Официант был в шоке. Мама сказала, что ирландцы большие патриоты и пьют джин только местного разлива.

– Но мы очень демократичны и позволяем разбавлять его английским тоником, – заявил Тони громогласно. – Ну, так, Дейдра, что ты думаешь обо всем этом?

– Я только сейчас обо всем узнала, – еле произнесла она.

– Думаю, это будет весело: куча пенсионеров вместе. Не надо думать, куда поехать и что посмотреть. Все само приедет к тебе. Это идеально для ленивого мужчины. И для ленивой женщины.

Он взял маму за руку.

– Об этом ты мне тоже не стала говорить, чтобы я не суетилась? – спросила она мать.

Тони вмешался прежде, чем мама смогла ответить:

– Вот видишь, Эйлин, она такая же ревнивая, как и другие. Барбара чуть с ума не сошла, когда узнала, что ее мама едет со мной, а не с ней. А Джерард сказал, что его мать должна была взять его, а не такого пупсика, как я.

Он откинул голову и рассмеялся. Мама засмеялась вместе с ним.

Дейдра подумала, что он знает Барбару и Джерарда. Почему никто из них не сказал ей об этом? Как они могли молчать о таком? И неужели он серьезно говорил, что мама берет его, что мама платит за этого шумного вульгарного мужлана? Или это тоже была шутка?