Текст книги "Музыка дождя"

Автор книги: Мейв Бинчи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Когда брат отслужил свою первую мессу, Лаура расплакалась. Их отца уже не было в живых. Он умер, так и не поинтересовавшись, что с ними стало. Джеймс стал священником, но мог бы стать военным или жокеем, но его отцу это было бы одинаково безразлично.

Вдалеке от сестры Джеймс всегда за нее переживал. Она жила в небольшом доме, который ее вполне устраивал. Она всегда говорила, что куда проще содержать маленький дом, чем справляться с огромным коттеджем. И раз уж их отец ушел в мир иной, то ей не было нужды жить в огромном доме. Когда его продали, то пришлось заплатить по счетам, которые остались со времен учебы Джеймса и болезни отца. На счете в банке осталось совсем немного – ничего для мисс Лауры Херли, преданной сестры и заботливой дочери.

Но Лаура никогда об этом не думала. Она была счастлива. Каждое утро она выгуливала своих двух больших собак колли, а потом шла на работу в юридическую контору. Она, шутя, рассказывала, что они хоть и не закрылись, но зато сильно изменились.

Изменился, например, статус прочного холостяка молодого мистера Блэка. Мистер Блэк когда-то был самым завидным женихом в округе. И вот, когда ему стукнуло сорок, он посмотрел на Лауру Херли, которой было тридцать четыре, на свою перспективу остаться одиноким и на гору неглаженого белья и решил.

Потом пришло письмо:

«Дорогой Джимбо, ты никогда не поверишь, но Алан Блэк и я решили пожениться. Мы были бы рады, если бы ты смог провести эту церемонию. Так как мы оба не слишком молоды, чтобы не сказать большего, то мы не будем приглашать кучу народу поглазеть на зрелище. Мы бы хотели приехать в Дублин и обвенчаться в твоей церкви, если это возможно. Джимбо, дорогой, никогда раньше я не думала, что могу быть такой счастливой. Я не заслуживаю этого».

Отец Херли никогда не забывал этого письма. Он видел каждую букву на кремовой бумаге, помнил, как его глаза наполнились слезами от мысли, что жизнь и правда полноценна, если такая женщина нашла достойного мужчину. Он не очень хорошо помнил Алана Блэка, только то, что он раньше был очень красив.

Джеймсу Херли показалось, что он защищает сестру, когда у алтаря соединил ее руку с рукой Алана Блэка. Он надеялся, что этот темноглазый мужчина поймет, какое сокровище досталось ему, поймет, как добра и щедра Лаура, которая ничего в жизни не делала для себя.

Несколько раз он взглянул на них с надеждой, желанием и молитвой, чтобы у его сестры и этого высокого красивого мужчины образовалась хорошая семья.

Лицо Лауры было открытым и честным, но даже в этот день никто не назвал бы ее красивой. Волосы она собрала в хвост такой широкой лентой под цвет костюма, что она сошла бы за накидку. Она много улыбалась, но красивой ее назвать все равно было нельзя. Молодой отец Херли надеялся, что привязанность красавца юриста не исчезнет.

Несколько дней спустя он думал о том, что в меняющемся мире нет ничего более сильного и постоянного, чем любовь мужчины и женщины, любовь Алана Блэка к своей жене. После того как они пришли к нему и, смеясь, рассказывали про свой медовый месяц в Испании, он подумал, что его суждения были поверхностны и ошибочны. Почему же Алан Блэк, умный мужчина, не смог бы разглядеть в Лауре Херли доброту, любовь и самопожертвование? Если сам Джеймс Херли видел это, то почему Алан Блэк не мог?

С годами он стал приезжать к ним погостить. Они пристроили к дому еще одну комнату. У них было много книг, и они зажигали свет, чтобы один из троих сидел и читал вслух. Это было самое приятное для него место.

Иногда Лаура выглядывала из кресла, где она лежала, свернувшись калачиком, и улыбалась, глядя на него.

– Ну разве это не жизнь, Джимбо? – спрашивала она.

Бывало, они вместе шли гулять по полям, которые некогда принадлежали им.

– Мы ведь и не могли подумать, Джимбо, что все обернется так хорошо, – говорила она, трепля волосы своего брата, который никогда не был для нее отцом Херли.

И потом она рассказала ему, что они строят похожую комнату с другой стороны дома, которая станет детской.

Его назвали Грегори. Отец Херли держал его на руках во время крещения. Это был красивый ребенок с длинными ресницами над темными глазами, как у отца. Грегори Блэк. Это был их единственный ребенок. Лаура говорила, что хотела бы подарить ему брата или сестру, но этого не произошло. Они постараются, чтобы у него было полно друзей. О таком племяннике дядя мог только мечтать. Он вылезал из окна своей комнаты, если видел, как к дому подъезжает машина.

– Это дядя Джим! – кричал он, и старые колли начинали лаять, а Лаура выбегала из кухни.

Когда Алан возвращался с работы, он радовался. Ему нравилось, что он приезжал погостить на пару дней в середине недели, и нравилось, что он так хорошо ладит с его сыном.

Когда Грегори исполнилось десять, он хотел быть, конечно, священником. Это куда лучше, чем работать в офисе, как его отец, говорил он на полном серьезе. Священнику не надо ничего делать, а люди платят деньги за то, что ты читаешь мессы, которые и так будешь читать, а еще ты можешь говорить им, что надо делать, чтобы не попасть в ад. Грегори думал, что это лучшая работа на свете. А если ты не хотел, то мог не отпустить грехи кому-нибудь, тогда он точно отправится в ад, вот весело-то!

Они приехали в Дублин навестить его, и Джеймс Херли никогда не уставал говорить о своем блестящем племяннике. Грегори хотел все узнать, всех увидеть. Он сразу очаровал старых священников и женщин со скверным характером.

– Думаю, ты будешь хорошим священником, – сказал ему однажды Джеймс, когда Грегори было пятнадцать. – По большей части это умение общаться с людьми, а у тебя это получается.

– Это разумно, – кратко ответил Грегори.

Отец Херли бросил на него взгляд. Конечно, разумно, если люди смотрят на милое лицо. Разумно, когда доносишь истину, а не набиваешь себе цену. Попробуй пойми все это в пятнадцать лет, но они теперь так быстро взрослеют.

Когда Грегори поступил в университет на факультет права, это тоже было разумно. Надо же изучать что-то, а право было хорошей зарядкой для ума, говорил он. В то же время все будут рады считать, что еще один из семьи Блэк станет бизнесменом.

– Так вот чем ты собираешься заниматься? – с удивлением спросил отец Херли. Казалось, Грегори был слишком умен, чтобы усидеть в этом маленьком городке. Здесь не найдется ничего, что заинтересует его.

– Я пока еще не думал над этим, дядя Джим. Этого хотят мои родители, а так как я пока не знаю сам, чего хочу, то, может, стоит дать им возможность навязать свое мнение.

И снова в его словах была истина. Он говорил, что, раз в этом мире все пока так неопределенно, зачем сжигать мосты, если еще не пришло время переходить по ним. Отец Херли не раз думал об этом во время вечерней службы, вспоминая о Грегори с тревогой. Постепенно он начинал думать, что становится суетливой наседкой. Было глупо пытаться разглядеть в практичных планах молодого человека намек на опасность.

Грегори закончил университет. Теперь его отец поседел, но в свои шестьдесят три был по-прежнему красив. Алан Блэк всегда говорил, что не важно, насколько ты старше своих детей, на восемнадцать лет или на двадцать восемь. Ты все равно принадлежишь к другому поколению. В его семье все получилось даже лучше, чем в других семьях: сын не хотел иметь мотоцикл, не употреблял наркотики, не приводил в дом сомнительных друзей.

Его мать Лаура, в отличие от других матерей, не повторяла, что ее сын имеет диплом в области гражданского права и что вскоре его примут в коллегию адвокатов. К университету Лаура пришла, набросив яркий розовый шарф поверх своего темно-синего пиджака. Она потратила огромную сумму денег, по ее меркам, на парикмахера, и теперь ее седые волосы были аккуратно уложены. Она не выглядела на свои пятьдесят шесть, она казалась счастливой матерью. Когда вокруг университета собралась толпа, она схватила брата за руку.

– Мне кажется, Джимбо, что я слишком счастлива, – сказала она. – Почему Бог наградил так только меня? Он ведь не дает столько счастья остальным.

Отец Херли, который уж точно не выглядел на свои пятьдесят один, уверил ее, что Господь любит всех одинаково, все зависит от людей, как они принимают эту любовь. Лаура всегда была для остальных настоящим ангелом, поэтому она заслужила счастье и в этой жизни, и в следующей.

Он действительно так думал. Его взгляд упал на женщину с усталым лицом и мальчика в инвалидном кресле. Они пришли на выпускной вечер дочери. С ними не было мужчины. Возможно, эта женщина тоже была ангелом, подумал отец Джеймс Херли. Но понять, почему Господь не протянул ей руку помощи, было слишком сложно. Сейчас он думать об этом не станет.

Они пообедали в одной из лучших гостиниц. Люди за соседними столами знали отца Херли. Он представил им свою семью с гордостью: хорошо одетую сестру, ее мужа и красивого, умного племянника.

Миссис О’Хейген и миссис Бэрри были рады познакомиться с племянником, о котором так много слышали. Отец Херли пожелал, чтобы они не говорили, как часто он рассказывал про Грегори. Получается, что у него и тем для разговора больше не было.

Грегори подумал иначе. Как только они сели за стол, Грегори усмехнулся:

– Говорить обо мне, чтобы наладить общение с публикой. Ты гений, ты кормишь их рассказами про свою семью время от времени, и они думают, что знают о тебе все. Да ты хитер, дядя Джим.

Теперь о нем не будут думать как о дяде, который сплетничает про свою семью, теперь о нем станут думать еще хуже.

Грегори Блэк решил, что он будет практиковаться как юрист в Дублине. Он постарается учиться на ошибках других людях, а не на ошибках клиентов отца, решил он. Даже его старый дедушка, который уже давно вышел на пенсию, считал, что это прекрасная мысль.

– Было бы глупо держать его на привязи, раз уж он так давно стал самостоятельным, – говорила Лаура брату. – В любом случае обещает навещать нас.

– Он обещает или и впрямь будет? – спросил отец Херли.

– Конечно, будет. А теперь все проще с машиной.

– У него есть собственная машина?

– Да, ему обещал Алан, если он хорошо окончит университет.

Благодарности Грегори не было конца. Он их всех обнял, а его отец сказал, что когда-нибудь Грегори сможет продать машину и купить себе что-нибудь получше. Но Грегори заявил, что будет ездить на ней, пока она сможет работать. Грегори понимал, что окружен лаской, любовью и заботой, и отвечал взаимностью своим близким. Отец Джеймс Херли радовался этому.

Родители вернулись в деревню, дядя поехал к себе в церковь, и мальчик мог делать со своей жизнью все, что хотел, а модная машина только способствовала выполнению всех его желаний.

Грегори действительно навещал родителей. Он подъезжал к воротам, чесал за ухом у собаки, играл со щенками, разговаривал с отцом о законах, а с мамой – о своей общественной жизни в Дублине.

У него было много друзей, как рассказывала Лаура своему брату. Они ходили друг к другу в гости, она пекла для него пирог с печенью и жарила стейки, приносила ему хлеб с вкусным беконом, сливочное масло и джем. Отец Херли пару раз хотел поинтересоваться у нее, заходила ли она когда-нибудь в магазины поблизости от места, где жил ее сын. Но каждый раз сдерживался. Его сестре нравилось ухаживать за сыном, пусть он уже вырос, так зачем же расстраивать ее.

Дома они редко пересекались с Грегори, потому что священник в выходные почти никогда не бывал свободен. Но когда он приезжал домой в середине недели, то с радостью видел, что эти редкие визиты перевешивали горечь от осознания эгоизма их единственного ребенка.

Лаура с восторгом рассказывала, как хорошо, что она сшила для Грегори большую красную сумку, содержимое которой он вытряхивал в стиральную машину, только лишь вбегал на кухню к родителям. Она говорила об этом с гордостью, словно это было его заслугой. Она не говорила, что потом ей приходилось доставать белье, развешивать, гладить и раскладывать, чтобы он мог забрать его.

Алан с удовольствием рассказывал, как Грегори любит приезжать к ним на субботний ужин в гольф-клубе, как он разбирается в хорошем вине и вкусной пище, которую там подают.

Отец Херли задавался вопросом, почему Грегори ни разу не пригласил родителей пообедать в ресторане около своей работы. Но, как и прежде, – зачем расстраиваться? Он вспомнил это чувство вины, которое посещало его раньше, когда он не мог позаботиться о своей сестре. Он принял обет бедности, но ведь о некоторых бедах он тогда не думал. Может, с этим молодым человеком все будет так же.

Грегори умел составить компанию. Он мог говорить много, но все ни о чем. Он мог сделать комплимент или оскорбить. Но окружающие всегда восхищались им.

Иногда Грегори отправлялся плавать со своим дядей в Сенликавер. Бывало, он заходил к нему пропустить по стаканчику, тогда он поднимал к лампе стакан с виски, в котором отображался отблеск стекла, и говорил:

– Хорошая штука – жизнь отшельника.

И обижаться на него было нельзя. Как нельзя было не заметить, что он ни разу не принес бутылку виски с собой, чтобы пополнить запасы отшельника.

Отец Херли был совершенно не готов к тому, чтобы Грегори зашел к нему в гости посреди ночи.

– У меня небольшая проблема, Джим, – сказал он с порога.

Никаких «прости, дядя, что разбудил тебя в три ночи». Отец Херли отправил смотрителя и старшего священника в свои комнаты, уверив их, что сам разберется. Когда они зашли в комнату Джеймса, он понял, что Грегори уже хорошенько набрался: у мальчика блестели глаза, а на лбу выступил пот.

– Что случилось?

– Чертов велосипед вынырнул прямо передо мной, нормального освещения не было, не было и светоотражателей – ничего. Чертовы идиоты, они должны ездить по специальным дорожкам, как в Европе.

– Что случилось? – повторил священник.

– Не знаю. – Грегори был похож на ребенка.

– Он в порядке? Он ранен?

– Я не останавливался.

Отец Херли встал. Его ноги дрожали, он не мог устоять и снова сел.

– Но он ранен? Он упал? Матерь Божья, Грегори, ты же не бросил его там на обочине?

– Мне пришлось, дядя Джим. Я превысил скорость.

– Где он? Где это случилось?

Грегори рассказал ему, что это случилось на подъезде к Дублину, на темной дороге.

– Что тебя занесло туда? – спросил священник. Это было ни к чему, но он не чувствовал сил, чтобы подняться на ноги, дойти до телефона и вызвать полицию и «скорую помощь».

– Я подумал, что так безопаснее вернуться домой. Меньше шансов, что тебя остановят. Ну, ты понимаешь – чтобы не проверяли на алкоголь. – Грегори посмотрел на дядю так, как смотрел, когда забывал выгулять собаку.

Но на этот раз в ночи на дороге лежал велосипедист.

– Прошу тебя, Грегори, расскажи, что, по-твоему, случилось.

– Не знаю, господи, не знаю. Я почувствовал удар от велосипеда. – Он побелел и замолчал.

– А потом?

– Не знаю, дядя Джим, я боюсь.

– И я, – честно признался Джеймс Херли.

Он поднял трубку телефона.

– Нет! – закричал его племянник. – Ты же погубишь меня.

Джеймс Херли набрал номер полиции.

– Замолчи, Грегори, я не назову твоего имени. Я пошлю их на место происшествия, а потом поеду туда сам.

– Ты не можешь… не можешь…

– Добрый вечер, сержант, это отец Херли. У меня есть срочное сообщение. Произошел несчастный случай… – Он назвал дорогу и округ. Он сказал, что несчастный случай произошел полчаса назад. Грегори кивнул. – Да, был удар, а потом виновный скрылся.

В этих словах было столько презрения, что на этот раз Грегори даже не поднял головы.

– Нет, сержант, ничего больше я сказать не могу. Мне жаль, это было сказано мне во время исповеди. Это все, что я могу сказать. Я сейчас буду там, чтобы посмотреть, что произошло с этим несчастным… Нет, это было сказано во время исповеди, я ничего не знаю ни о машине, ни о ее водителе.

Отец Херли пошел за пальто. Он увидел, что его племянник вздохнул с облегчением. Грегори посмотрел на него с благодарностью:

– Я никогда не думал об этом, но, конечно, ты не можешь говорить, это ведь тайна исповеди…

– Это была не исповедь, я мог бы сказать, но не скажу.

– Но ты не можешь нарушить священное правило…

– Закрой рот!

Это был уже не тот дядя, которого он знал. Он взял с собой небольшую сумку на случай, если придется отпевать того малого.

– Что мне делать?

– Ты пойдешь домой пешком. И ляжешь спать.

– А машина?

– С машиной я сам разберусь. Отправляйся с глаз моих долой.

Велосипедист оказался молодой девушкой. Согласно ее студенческому в сумке, ее звали Джейн Морриссей. Ей было девятнадцать лет. Она была мертва. Полицейские сказали, что такие случаи были частыми, когда негодяй не останавливался и тело оставалось лежать на дороге. Один из них снял шляпу и вытер лоб, другой зажег сигарету. Они переглянулись за спиной у священника, приятного мужчины лет пятидесяти. Он отслужил панихиду по мертвой девушке и заплакал, как мальчик.

Потом бессонными ночами он говорил себе, что сделал это ради Лауры. Он не мог заснуть еще следующие несколько ночей. Он не смог бы сказать своей сестре, что ее единственный сын был подлым убийцей, сбежавшим с места преступления.

В реальной жизни все было не так, как в черно-белом кино с Монтгомери Клифтом в главной роли, когда он играл священника, который не мог сделать выбор и метался в агонии. Сегодня служитель церкви брал на себя ответственность за свои поступки и сам решал, что для него важнее.

Но для Джеймса важнее всего была Лаура. Только так он мог спасти ее. И дело было не в том, чтобы соблюдать гражданский кодекс или закон Божий.

Он солгал сержанту Гарде, сказав, что ему поступил истеричный звонок от кого-то, кто пытался исповедаться, и он понятия не имел, кто это был. Он солгал и настоятелю, сказав, что гость в ночи был прохожим, который собирал пустые бутылки. Он солгал сестре, сказав, что у него много дел в церкви, когда она приглашала его в гости. Правда была в том, что он не мог смотреть им в глаза. Он не смог бы слушать, как они будут рассказывать ему еще одну сказку про замечательного Грегори.

Отец Херли перегнал машину Грегори на стоянку в другом районе Дублина, где его никто не знал. Он солгал механикам, что стукнул машину о ворота церкви. Механику польстила мысль, что священники тоже не без греха.

– Сколько я должен вам? – спросил отец Херли.

– Я вас прошу, святой отец, помолитесь за меня и мою старую матушку, ей нездоровится.

– Я не молюсь в обмен на починку машины. – Отец Херли взбесился. – Скажите мне, наконец, сколько я вам должен.

Испуганный механик назвал сумму.

Отец Херли успокоился и взял механика за руку:

– Простите, мне жаль, что я на вас накричал. Мне пришлось нелегко в последнее время, но это, конечно, не оправдание. Вы не представляете, как я сожалею.

Мужчина вздохнул с облегчением.

– Ничего страшного, святой отец, нет ничего проще, чем починить машину, которая слегка повредилась о ворота, вы даже не заметите, что она была не в порядке.

Ему вспомнилось лицо девятнадцатилетней Джейн Морриссей, студентки факультета социологии. Кровь струилась по ее голове. На мгновение он потерял сознание.

Он знал, что его жизнь уже никогда не будет прежней. Он знал, что вступил в новый мир, где царит ложь.

Отец Херли оставил ключи от машины в конверте в почтовом ящике Грегори и пошел в церковь пешком.

По радио рассказали про несчастный случай и объявили о поиске свидетелей.

Он играл в дартс со старым священником, но мысли его были далеко.

– Ты хороший человек, Джеймс, – сказал старый священник. – Ты не поддаешься мне, как остальные. Ты очень хороший человек.

Глаза Херли наполнились слезами.

– Нет, Кэнон, я слаб, грешен, я подлый и глупый.

– Мы все глупы, слабы и грешны, – сказал священник. – Но в нас есть что-то хорошее, а в тебе еще и уверенность.

Но даже когда эти ужасные дни закончились, сон к нему не вернулся. С племянником отношения были натянутые и просто формальные. Грегори позвонил и поблагодарил его за машину. Отец Херли сказал тихо:

– Боюсь, его тут нет.

– Но это ведь ты говоришь, дядя Джим, – удивленно сказал Грегори.

– Я уже так много лгал, Грегори, нужно снова врать?

– Пожалуйста, пожалуйста, дядя Джим, не говори так. Тебя кто-нибудь слышит?

– Понятия не имею.

– Можно я приеду?

– Нет.

– А завтра?

– Нет. Держись от меня подальше, Грегори.

– Но я не могу, не могу. А что будет с мамой и папой? Как они к этому отнесутся?

– Не думаю, что они когда-нибудь догадаются. Они лучшего мнения о тебе. Скажи им, что это просто небольшой несчастный случай, какие в Дублине происходят постоянно.

– Нет, я о нас. Если мы не будем разговаривать.

– Думаю, что будем, просто дай мне время.

Отношения их с того дня резко изменились. Если Грегори и приезжал, то дядя говорил, что он спешит к больному, если звонил, то отвечал, что занят. В конце концов племянник нашел место, где смог бы поговорить с ним, – в исповедальне. Отец Херли смотрел вниз, готовый слушать.

– Да, сын мой, – начал он.

– Святой отец, я согрешил. – Голос Грегори звучал слишком знакомо, чтобы его не узнать. Священник вскинул голову.

– Господи, ты решил посмеяться над священной службой? – прошептал он.

– Ты бы не стал слушать меня в других местах, поэтому я пришел сюда, чтобы рассказать тебе о том, как сожалею.

– Ты должен говорить это не мне.

– Но я уже говорил это Богу через другого священника. Я решил каждый месяц давать часть своей зарплаты на благотворительность. Я бросил пить. Господи, дядя Джим, что еще я могу сделать? Прошу, скажи мне. Я не могу ее воскресить, даже тогда не смог бы.

– Грегори, Грегори! – В глазах отца Херли стояли слезы.

– Но что хорошего будет оттого, что ты не будешь говорить со мной? Что хорошего произойдет, если ты не станешь приезжать домой, чтобы говорить обо мне? Если бы я тогда умер, все было бы иначе, ты бы сидел взаперти с родителями. Так разве мы все не должны радоваться, что я жив, пусть хотя бы та бедная девочка умерла?

– Умерла из-за пьяного водителя, который потом сбежал.

– Я знаю, я не спорю.

– Но ты не понес наказания.

– Но что хорошего оно сделало бы? Оно бы разбило сердце мамы и папы, унизило бы тебя. Мы не можем повернуть время вспять. Я бы сделал все, что возможно, если бы только…

– Прекрасно.

– Что?

– Просто прекрасно. Мы останемся друзьями.

– Я знал, что ты найдешь для меня место в своем сердце.

– Хорошо, что ты знал, хорошо, что в моем сердце для тебя еще есть место. Теперь позволь другим людям поговорить с Богом.

– Спасибо тебе, дядя Джим. И еще, дядя Джим…

Священник молчал.

– Ты не придешь поужинать со мной у меня дома? Выпивки не будет, только несколько друзей. Может, в субботу?

– Хорошо.

– Спасибо еще раз.

Он приехал домой к мальчику. Там были еще два молодых человека и девушка. Они пили вино и рассуждали о том, имеет ли церковь такой вес в Ирландии, как раньше. Отец Херли уже не раз участвовал в подобных дискуссиях и мог говорить аргументированно, мог представить несколько точек зрения. Он внимательно следил за Грегори. Тот пил только минеральную воду. Возможно, мальчик пережил шок и хотел начать новую жизнь. Вероятно, Джеймс Херли должен был найти в своем сердце силы простить мальчика, пусть он не мог простить себя. Он улыбнулся племяннику, и тот наградил его улыбкой в ответ.

Они все помогали убирать со стола.

– Эй, Грег, а что делает в шкафу бутылка водки, если ты завязал?

– Это еще от старой жизни, заберите ее с собой, – легко ответил Грегори.

Отец Херли стал думать, что в его сердце поселилась ядовитая змея, раз он допускает мысль, что не могут глаза так блестеть от воды. Он подозревал, что Грегори подливал себе водку в стакан, пока никто не видел. Но если он будет так относиться к племяннику, то какой смысл восстанавливать отношения? Он гнал эти подозрения изо всех сил.

Он поехал навестить Лауру и Алана на неделе. Они были рады услышать, что на обеде в субботу присутствовала девушка, и даже предположили, что она была подружкой их сына.

– Было не похоже, что у них особенные отношения, – сказал отец Херли и почувствовал себя старой сплетницей.

– Они давно знакомы, – сказала Лаура, – думаю, что она вполне могла бы стать его подружкой.

Казалось, и сестра, и ее муж давили на него. Они стали говорить, что хорошо, конечно, знать все наверняка, но ведь из любых правил есть исключения. Он грустно улыбнулся и сказал, что из его правил исключений быть не могло. Они снова сказали, как им повезло иметь такого сына, как Грегори, а еще рассказали про сына своих друзей, который пришел юрисконсультом в «Шинн Фейн», а потом стал участником PROVISIONAL IRA^[1].

– Должно быть, у него были какие-то идеалы, просто он ошибся, – сказал отец Херли.

– Джимбо, ты, должно быть, сошел с ума, какие у него могли быть идеалы? – закричала Лаура.

Он грустно улыбнулся. У него не было возможности сказать им, что любой другой путь оказался бы лучше, чем тот, который выбрал их сын. Он выглядел расстроенным. Алан Блэк тактично изменил тему разговора.

– Расскажи нам, ты на каких-нибудь свадьбах сейчас служишь? Мы бы хотели послушать про богатых и знаменитых.

– Нет, – ответил отец Херли, – у молодых всегда есть кто-то, кого они просят обвенчать их. Так что никаких пышных свадебных церемоний нет, только одна серебряная свадьба в Англии.

Им было интересно все, что он делал, поэтому он рассказал про пару, которая поженилась в шестидесятых годах. Ему даже не верилось, что это было четверть века назад, но это на самом деле так. Дочери и сын этой пары пригласили его, сказав, что праздник потеряет всякий смысл, если он не приедет.

– Кто бы ни были эти двое, они сделали абсолютно правильно, что пригласили тебя.

– Я не очень хорошо знал их, – сказал он, словно сам себе. – Я знаю мать Дейдры миссис О’Хейген совсем немного, и еще я знаю миссис Бэрри, мать подружки невесты, Морин Бэрри. Но молодого человека я совсем не знал.

– Ты никогда о них не говорил, – выпытывала Лаура.

– Наверное, нет, но я же многих венчаю. Некоторых я никогда больше не вижу. Я всегда получаю открытку от Дейдры на Рождество, причем я не всегда помнил, кто такие Дейдра, Десмонд и вся семья Дойлов, как они обычно подписываются на открытках.

– Они тебе не понравились? – спросила Лаура. – Мы им не скажем, мы же их даже не знаем.

– Нет, они были очень милы. Вначале они мне понравились. Положим, я подумал, что они не очень подходят друг другу, я думал, что они скоро расстанутся. Но я ошибся, они вместе уже двадцать пять лет, и, кажется, им это не в тягость.

– Должно быть, они любят друг друга? – спросила Лаура. – Иначе они не захотели бы, чтобы ты приехал к ним и провел церемонию. А там надо будет снова приносить клятвы?

– Не знаю, мне написала их дочь.

Он замолчал, но молчание в гостиной Алана и Лауры никогда не было зловещим.

Он думал о той свадьбе в год, когда родился Грегори. Он вспомнил, как Дейдра О’Хейген пришла к нему и сказала, что слышала о его отъезде в Лондон на учебу. В Англию отправляли учиться редко, а если там и требовался ирландский священник, то они находили кого-нибудь из своих.

Девушка выглядела расстроенной и напряженной. Она хотела, чтобы он обвенчал их в ближайшие несколько недель. Она не вдавалась в подробности, почему свадьба была поспешной. Он деликатно спросил у нее, не хочет ли она провести церемонию в Дублине, но она ответила категорично, ссылаясь на то, что родня ее мужа с запада. Но разве Дублин был не ближе к западу Ирландии, чем Лондон?

Дейдра О’Хейген, дочь Кевина и Эйлин О’Хейген, веселая студентка, имела волевой характер. Она выходила замуж в Лондоне, ее семье очень хотелось бы, чтобы церемонию провел священник, которого они все знали, но если у него другие планы, то она что-нибудь придумает.

Сейчас отец Херли вспомнил, что попытался расспросить девушку, к чему такая спешка, и сказал ей, что не может подготовиться к церемонии так быстро, а других причин сомневаться у него не было. Он, конечно, был слишком любопытен, поэтому девушка ответила ледяным голосом:

– Святой отец, если бы все относились к браку, как вы, то никто бы никогда не женился, и в один день все человечество вымерло бы.

Несмотря на это грустное начало, свадьба прошла великолепно. Родственников жениха, простых фермеров с запада Ирландии, было немного. Большинство составляли О’Хейгены.

Подружкой невесты была красивая молодая женщина Морин Бэрри, у которой сегодня магазин женской одежды. Он видел ее потом только один раз, когда служил панихиду по ее матери. Ему стало интересно, поедет ли она на этот праздник.

– Ты не в лучшей форме, Джимбо, – заметила Лаура.

– Хотел бы я быть старым мудрым священником, у которого нет сомнений и во всем есть ясность.

– Ты был бы тогда невыносим, – сказала она с любовью.

Алан оторвался от книги:

– Я знаю, что ты имеешь в виду. Иногда думаешь, что жизнь была бы проще, если бы закон был универсален. Все дело в том, что в каждом новом случае хочешь, чтобы стороны получили по возможности полное удовлетворение.

Джеймс Херли пристально посмотрел на него, но тот говорил без намека на то, что произошло с его сыном.

– Ты закончишь как фашисты, если не примешь окончательного решения, – сказала Лаура.

– И все-таки иногда судьи ошибаются, – заявил Джеймс.

– Ты никогда не стал бы ничего делать, если бы не считал, что в тот момент это было правильно, – заметила Лаура.

– А после? Что случится потом?

Лаура и Алан переглянулись. Джим никогда таким не был.

– Ну, как в прежние времена, судью не станут казнить. Ты же никому не выносил смертного приговора, – сказал Алан. Он хотел быть убедительным, но у него не получилось.

– Нет, не смертный приговор.

– Пойдем выгуляем собак? – предложила Лаура.

Они пошли вдвоем, брат с сестрой, как и прежде, когда были детьми.

– Я могу помочь? – спросила она.

– Нет, Лаура, я слабый человек, если позволю заглянуть себе в черную душу.

– Нет, ты мой брат, а еще ты самый лучший священник.

– Я не самый лучший.

После того дня отец Херли понял, что должен немедленно прекратить корить себя. Какой смысл в том, что он сделает жизнь близких людей невыносимой? Да, их сын напился и сбил насмерть девушку, а потом сбежал. Теперь это не давало ему покоя. Ну и что будет, если он лишит покоя и их?

В последующие месяцы он гнал от себя все сомнения и ощущение, что предает свою единственную семью, не говоря им правды. Вскоре он начал непринужденно смеяться над шутками своего племянника и перестал замечать его колкие замечания.

Он с радостью смотрел на то, как гордились родители Грегори своим сыном. Это напомнило ему те годы, когда он думал, что нет семьи счастливее и дружнее, чем его. Возможно, они никогда не будут платить за свое счастье. Он старался не замечать, что Грегори сидит перед ужином со стаканчиком джина, за едой не отказывает себе в бокале вина, а после выпивает виски. Отказ от спиртного длился недолго, так же как и отношения с девушкой.