Текст книги "Музыка дождя"

Автор книги: Мейв Бинчи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Морин подумала, что вернуться в Лондон было здорово. В душе у нее была весна, а в сумке – три кредитные карты. Она собиралась пройтись по магазинам, чтобы посмотреть разные коллекции. И если ей понравится, то она сможет купить, что захочет. Она шла в облаке ароматов дорогих духов, которые купила в «Сэлфриджесе». И своему отцу она там купила красивый галстук. Он ему пойдет. И еще он будет рад, что она решила сделать ему подарок.

Хелен Дойл сидела на кухне Сент-Мартинса, грея руки о чашку чаю. Утро было не холодным, но солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь занавески, не грели ее. По другую сторону сидела сестра Бриджит. Остальные ушли. Они знали, что ситуация накаляется, и разошлись по своим комнатам или занялись работой.

Желтая кошка с переломанной лапой посмотрела на Хелен доверчиво. Хелен нашла ее и сделала что-то наподобие гипса, чтобы та могла ходить. Остальные считали, что кошку надо отнести в приют, но Хелен говорила, что она может пожить и у них, она немного ест. Но это было еще одним знаком присутствия Хелен в доме и еще одна забота. Невозможно было надеяться, что Хелен станет убирать за кошкой всегда. Кошка требовала, чтобы ее гладили, она вытягивала и прогибала спину. Сестра Бриджит отнесла кошку в сад. Потом она вернулась и села напротив Хелен. Она посмотрела прямо ей в глаза и сказала:

– У тебя есть столько любви и доброты, которыми ты могла бы поделиться, но не здесь.

Она увидела, что нижняя губа Хелен, которую та прикусила, задрожала. А глаза наполнились слезами.

– Вы выгоняете меня, – сказала Хелен.

– Мы можем просидеть здесь все утро, Хелен, ты будешь называть это так, а я – иначе. Я могу сказать, что ты должна искать себя в другом месте, а ты будешь говорить, что я выгоняю тебя из Сент-Мартинса.

– Что я на этот раз сделала не так? Это из-за кошки?

– Конечно, это не из-за кошки, Хелен. Ничего особенного не случилось. Пожалуйста, пойми, что… постарайся понять, что это не наказание, это не экзамен, который ты сдаешь или проваливаешь. Это выбор, и этот дом – вся наша жизнь, мы выбрали его, и мы выбираем, с кем будем разделять его.

– Вы не хотите меня, вы решили это на собрании?

– Нет, это не так. Не было никакого суда, и приговора тебе не выносили. Когда ты пришла сюда, мы думали, ты понимаешь…

Хелен перебила ее:

– Раньше монахини не могли выбирать, кто с ними остается, а кто – нет. Если другой человек вам не нравился, то надо было принести жертву и превозмочь себя.

– Никто не говорит, что ты не нравишься нам, – продолжала сестра Бриджит.

– Даже если бы не нравилась, то это не стало бы причиной для конкурса популярности.

– Если бы мы проводили конкурс на популярность, то ты оказалась бы на первом месте. И если уж оглянуться на прошлое, то это было печальное время, когда девушек вынуждала приходить в монастырь несчастная любовь или что-то вроде того. Хорошенькое сообщество построили бы мы тогда.

– Но со мной произошло не это. Меня никто не вынуждал. На самом деле они пытались удержать меня.

– Именно поэтому я с тобой и говорю. Сегодня не будем испытывать ложный оптимизм по поводу того, что ты примешь обет. Потому что ты его не примешь, Хелен. Не с нами.

С моей стороны было бы несправедливо отпустить тебя на семейное торжество с надеждой, что ты станешь монахиней. Когда-нибудь ты поблагодаришь меня. Сегодня я хочу, чтобы ты посмотрела на свою семью другими глазами, чтобы ты посмотрела на другие пути в жизни…

– Ты хочешь сказать, я могу уходить сегодня? Я не могу вернуться!

– Не надо устраивать сцен…

– Но когда? Когда вы хотите, чтобы я освободила комнату? – Хелен была обижена.

– Я думала, что ты могла бы отдохнуть, пока не работать, просто подумать, чем бы хотела заниматься дальше…

– Когда? – снова повторила Хелен.

– Рождество вполне подойдет, – твердо сказала Бриджит. – Через два или три месяца.

Фрэнк и Рената Квигли планировали день заранее.

– Мне одеться получше или как обычно? – спросила Рената.

– Как можно лучше, – ответил Фрэнк и улыбнулся.

– А это не будет выглядеть как… не знаю, как будто я хвастаюсь?

– Ты не сможешь доставить удовольствие жене Десмонда, даже если придешь одетой как обычно, а если ты приложишь хоть капельку усилия, ты перестараешься.

– Ну так что?

– Так давай сделаем так, чтобы ей было что показывать на фотографиях. Она просто монстр по части фотографий – снимает каждый шаг.

– Фрэнк, неужели это правда?

– Нет, ты не знаешь, какие они на самом деле. У них дома все завешано фотографиями. Я помню, там есть по крайней мере одна стена вся в фотографиях.

– Это мило.

– Это было бы мило, если бы было о чем вспоминать. Что праздновать.

– Но вы же друзья, почему ты так говоришь?

– Я дружил с Десмондом, но не с Дейдрой. В любом случае нам надо выглядеть получше, чтобы затмить там всех.

Она улыбнулась ему. Фрэнк был таким счастливым с тех пор, как они приняли решение расширять компанию. Они открывали новые филиалы на севере страны, но Рената не боялась, что Фрэнк будет часто уезжать туда. Обычно это делали ее отец и дядя и, конечно, мисс Ист. Даже после рождения малыша она не переставала много работать. «Некоторые женщины успевают все», – думала с грустью Ренар.

Однако их дела постепенно налаживались. В это утро она сделает прививки, необходимые для поездки в Бразилию. Фрэнк пойдет на работу, как он делал практически каждое утро. Он говорил, что в здании «Палаццо» было теперь так тихо, что он мог спокойно работать и успевать за час больше, чем раньше за неделю. Она напомнила ему, чтобы он сходил к парикмахеру. Но Фрэнк не нуждался в напоминаниях, он и так пошел бы к Лари. Он наденет свой лучший костюм и новую рубашку. Если Морин Бэрри посмотрит на него, она будет поражена тем, что увидит. Именно поэтому он попросил жену принарядиться тоже. Когда Рената старалась, она выглядела прекрасно. У Морин Бэрри не будет повода говорить, что мужчина, от которого отказалась она, женился на серой мышке с деньгами.

У отца Херли было где остановиться в Лондоне, он говорил об этом месте как о чем-то среднем между роскошной гостиницей и клубом для джентльменов. На самом деле это был религиозный дом – настоящий оазис, куда возвратиться после долгого дня в шумном городе было одно удовольствие. Отец Херли немного устал уже с утра, но он знал, что может вернуться сюда и отдохнуть.

Его друг Дэниэл Хейес, директор дома, с полуслова понимал все, поэтому ему даже не приходилось ничего объяснять. Не надо было объяснять и той ночью, когда он поинтересовался у отца Херли о его племяннике. Дипломатично отец Херли сменил тему. Отец Хейес чувствовал, что его другу было не по себе от приближающейся серебряной свадьбы.

– Не могу объяснить тебе, Дэниэл, они прекрасная пара… она – настоящая дублинка… А он – алмаз неграненый с запада Ирландии, который приехал без гроша за душой. В любом случае эта история стара как мир: она была беременна, а я знал семью, ее семью, и мог обвенчать их как можно скорее.

– И ты обвенчал?

– Конечно, что еще нам оставалось делать в те дни? Прикрыть позор, спрятать грех, решить проблему как можно скорее.

– И разве это не помогло? Они разве до сих пор не вместе?

– Да, Дэниэл, знаю, но что-то странное есть в этом. Ребенок у них так и не родился.

– Что?

– Потом, потом родились трое, но не тогда. Они притворились на свадьбе, как будто играли в спектакле…

– Думаю, так поступают многие.

– Да, многие, а еще бывают случаи, когда мы играем роль священников. Но ты ведь понимаешь, что я имею в виду? Словно все не было на самом деле. Словно, когда Дейдра посылает мне фотографии с пикника, она пытается что-то доказать.

– Доказать что?

– Боже, я не знаю. Не знаю, они нормальная семья или нет.

– Возможно, они просто несчастливы, – сказал Дэниэл Хейес. – Многие люди несчастливы, я серьезно. Они женятся, а у самих такие смешные представления о браке.

– Никогда не думал, что эти праздники будут мне так в тягость, – грустно сказал отец Херли.

– Конечно, когда все получается, это лучшее, что может быть в жизни, это настоящая дружба, ты доверяешь другому человеку… В нашей семье такого никогда не было, Джеймс. Но у твоей сестры было так, да? Я помню, ты говорил мне, что у нее прекрасные отношения с мужем, что они знают наперед, что скажет другой, а когда они и впрямь произносили это, то улыбались, радуясь своей догадке.

– Это правда, но их жизнь была нелегка.

Отец Хейес перебил его:

– Конечно нет. Но мы ведь говорим именно о таких отношениях… Это поддерживало их в непростых ситуациях. Ты же не наблюдаешь ничего подобного в браке, на празднование юбилея которого отправляешься в Пиннер.

Отец Херли отвлекся.

– Нет, там будет много пустых фраз, как и четверть века назад.

– Ах, вот зачем мы здесь, Джеймс, – рассмеялся его друг. – Если уж священники не могут сделать пустые слова убедительными, кто тогда может?

Банкетная служба прибыла в три. Обо всем договорились несколько недель назад, но Филиппа, возглавлявшая прибывшую группу, сразу могла разглядеть нервного заказчика. А у миссис Дойл были все признаки человека, способного устроить много шума из ничего. В первый час они подадут канапе и напитки, потом праздник переместится в церковь, где состоится служба и где Дойлы снова поклянутся друг другу в вечной любви. Потом они вернутся на Розмери-Драйв около семи. Подадут еще напитки, и будет накрыт шведский стол: лосось и холодный цыпленок с соусом карри. И еще подадут теплый хлеб. Филиппа оглядела дом и смерила взглядом плиту и решила, что с горячими блюдами лучше не связываться. Она убедила хозяйку, что приглашенные оценят еду.

Филиппа разгружала свой фургон, а сама надеялась на то, что появится кто-нибудь, кто мог бы отвлечь эту женщину со свежеуложенными волосами и невысохшим маникюром. К счастью, вскоре появилась ее дочь – темноволосая девушка с умным лицом. Она несла свою одежду на вешалке. В окно кухни Филиппа видела, как она поблагодарила мужчину, который привез ее. Девушка наклонилась к мужчине и поцеловала его. Филиппе нравилось подобное. Это было так не похоже на то, что она обычно видела в тех домах, где ей приходилось работать.

Если бы не эти юбилеи, свадьбы, проводы на пенсию, где еще ей бы пришлось работать? Она подумала, что миссис Дойл и ее муж успеют разругаться как кошка с собакой. До того, как доедут до церкви и снова признаются всем, что готовы любить друг друга до смерти. Как будто это не было и так понятно! Как будто они были нужны кому-то еще! В любом случае думать надо не об этом. Надо распаковывать, накрывать на столы или приготовить чай для матери с дочерью.

– Мама, ты выглядишь просто потрясающе, – сказала Анна. – У тебя на лице ни складочки. Ты словно молодая девушка.

Дейдра была польщена.

– Ну прекрати, ты преувеличиваешь.

– Нет, я правда так думаю. А твоя прическа… Такие элегантные локоны!

Дейдра посмотрела на короткие блестящие волосы своей дочери.

– Конечно, если бы ты тоже ходила к парикмахеру время от времени, ты бы выглядела лучше. Конечно, вымыть голову утром – это несложно…

– Знаю, мама… Ой, посмотри, как это мило – чай. Ну разве это не красота!

– Хотела бы я, чтобы твой отец вернулся, он опоздает. Не знаю, зачем ему понадобилось идти к Пателю…

– Не к Пателю, а в центральный магазин Розмери. Мама, папа – совладелец, а по субботам там много работы, поэтому понятно, что он будет помогать Сурешу и скоро вернется. Ты же знаешь папу.

– Когда приезжает Брендон?

– Он будет здесь с минуты на минуту. Он немного прогуляется, чтобы не приезжать слишком рано.

– Боже, неужели он и вправду приедет…

– Конечно, он останется на два дня.

– Почему он не может жить в своем доме?

– Мама, Брендон вернулся, разве мы все не этого хотели? Он живет у меня, потому что так проще. Он будет приезжать к тебе каждый день.

– Папа мог бы убрать из его комнаты коробки и папки.

– Это больше не его комната, так же как моя – не моя больше. Было бы глупо ждать, что мы вернемся туда. Гораздо правильнее будет сделать из них кабинеты и хранить там бумаги.

– И комната Хелен тут, но она постоянно в монастыре.

– Для Хелен всегда хорошо бы сохранить угол, где она могла бы прилечь, никогда не знаешь, понадобится ли он ей.

– Как ты думаешь, мне стоит сейчас переодеться?

– Почему бы тебе не подождать, мама, мы быстро вспотеем, если сразу же нарядимся.

– Надеюсь, что все пройдет хорошо.

– Все будет прекрасно. Все, кого ты хотела бы видеть, приедут. Они все будут приятно удивлены.

– Мы никого не будем удивлять, – уверенно сказала Дейдра.

– Конечно нет, зачем нам это? – сказала Анна, не веря, что ее мать могла говорить это серьезно. В чем тогда был смысл всего этого, если не желание пустить пыль в глаза, показать бабушке О’Хейген, где они живут, дать понять Морин Бэрри, что и в Пиннере можно веселиться, доказать Фрэнку Квигли, что, хоть Десмонд и не женился на дочке начальника, они жили все равно неплохо. Показать отцу Херли, какую размеренную католическую жизнь они вели. Показать соседям, каких гостей они могли собрать – тридцать человек, и банкетную службу, и речи, и шаманское. Зачем было все это, если не для того, чтобы удивлять и поражать?

Они услышали шум и голоса, доносившиеся снизу. Это пришла Хелен. Она не хотела входить через обычную дверь, чтобы не причинять людям беспокойства, поэтому решила воспользоваться черным ходом. Но там стояли коробки с вином, которые не давали ей открыть дверь. Филиппа налила ей чай и отправила наверх.

Как только Хелен вошла в комнату, они поняли, что что-то было не так. Анна надеялась, что можно было обойтись без обсуждений.

– Хелен, разве мама не прекрасна? – закричала она.

– Прекрасна, – рассеянно сказала Хелен.

– И Брендон вот-вот появится.

– Он будет здесь жить? – спросила Хелен.

– Нет, мы решили, что будет лучше, если он поживет у меня. Я ему оставила ключ под горшком. Он становится взрослее, лучше понимает многие вещи.

– Какие вещи? – уточнила Хелен.

– Все вещи.

– То есть он тут спать не будет?

– Нет, не думаю, что он будет даже думать об этом… – начала было Дейдра.

– В любом случае в его комнате папа сделал свой кабинет…

– А моя комната еще не стала кабинетом?

– Конечно нет, а почему ты спрашиваешь?

– Думаю, что я останусь сегодня на ночь, – сказала Хелен. – Если это, конечно, не доставит вам неудобств.

Анна была поражена. Так Хелен решила уйти из монастыря и сказать об этом сейчас. Сейчас, за час до серебряной свадьбы родителей. Анна посмотрела на свадебные костюмы, висевшие на двери. На папином была длинная веревка. Может, она сможет накинуть ее на Хелен, чтобы связать и запереть ее тут? Или это причинит еще больше хлопот? Сложно сказать.

Ей не пришлось претворять свой план в жизнь, потому что приехал Брендон. Он быстро взбежал наверх, ему навстречу выбежала мама и сестры. Загорелый, красивый, в синем пиджаке, ослепительной рубашке и необычном галстуке, он выглядел великолепно.

– Я решил, что серебряный галстук будет как раз кстати, – сказал он.

Дейдра смотрела на сына с гордостью. Сегодня не придется извиняться за него и объяснять, кто он такой. И людям будет приятно смотреть на него, они не станут отшатываться с отвращением. Она на такое и не надеялась.

Десмонд пришел заранее, чтобы принять душ и переодеться, и был готов за пять минут до начала церемонии. Филиппа сказала, что они выглядят прекрасно и что все под контролем.

Она убеждалась, что успокоить хозяйку и ее семью можно, если тщательно спланировать меню.

Все собрались в гостиной. Двери в сад открыли для приема гостей. Анна смогла найти что-то подходящее для Хелен среди маминых вещей. Это оказалась обычная зеленая юбка и кремовая блузка с напуском. Такой наряд даже можно назвать простой монашеской одеждой, если Хелен захочет. Но и просто мирской одеждой это тоже можно назвать.

Гости могли прийти в любую минуту. Дойлы ответили отказом на предложение Филиппы выпить что-нибудь, сказав, что им надо быть трезвыми.

Филиппа заметила, что между ними не было близости. Они не сжимали руки друг друга и не говорили: «Ты только подумай – серебряная свадьба!» Они не радовались друг другу в этот праздник.

Первой приехала бабушка О’Хейген. Дейдра внимательно вглядывалась в такси, ожидая увидеть там Тони. Но, к счастью, мама решила прийти без сопровождения. И как только они поприветствовали ее, подъехала машина Фрэнка и Ренаты Квигли. От Карло и Марии прибыл целый фургон с цветами и пожеланиями всего наилучшего. Об этом накануне побеспокоилась секретарь Фрэнка, оставив в кабинете Карло Палаццо записку с уведомлением.

Когда Весты увидели, что гости прибывают быстро, они тоже решили присоединиться. За ними приехал отец Херли, которого подвез его друг отец Хейес.

– Отец Хейес не хочет зайти и выпить что-нибудь? – спросила Дейдра.

Отец Хейес соблазнился только на стаканчик шерри. Он сказал, что в мире, где к браку не относились серьезно, очень приятно встретить пару, которая так долго живет вместе.

– Да, конечно. – Дейдра была польщена комплиментом.

И тут приехала Морин Бэрри.

Должно быть, она оставила такси на углу Розмери-Драйв и дошла пешком по тропинке до ворот. Все гости собрались в саду, погода в этот осенний день стояла превосходная.

Казалось, Морин ждала, что все взгляды будут прикованы к ней, хотя ничего особенного на ней не было. Шелковый костюм лимонного цвета и черный шарф хорошо смотрелись на этой высокой и стройной женщине. Ее волосы блестели, как будто она только что сошла с обложки рекламы шампуня. Она уверенно улыбалась то одному, то другому.

Морин сказала нужные слова. Да, она действительно видела сегодня утром Брендона с огромным зеленым пакетом. В том пакете, очевидно, было то, что он надел на праздник. Весьма неплохо, но как бы он мог быть красив, если бы его одевал профессионал.

И как удивительно – это и в самом деле была Эйлин О’Хейген, которую она видела с тем странным мужчиной. Неужели великая миссис О’Хейген завязала отношения? Как это понравится ее отцу, когда она расскажет ему обо всем.

Она поцеловала свою подругу и похвалила ее прекрасное платье. В глубине души она недоумевала, как могла Дейдра опуститься до банальных лилий. Это был наряд для мамы невесты. А Дейдра заслуживала лучшего, она могла бы выглядеть сногсшибательно. Да и платье, должно быть, стоило недешево.

Дочери Дойлов тоже выглядели не лучшим образом. Хелен была в юбке и блузке, наверное, это было единственное, что позволяло ей носить ее положение монахини, – домашняя одежда. Анна выглядела очень ярко: весь ее наряд был в морской тематике, а полоски белого красовались где только возможно: на воротнике и манжетах. Так можно было нарядиться на детский утренник.

И Фрэнк.

– Ты чудесно выглядишь, Фрэнк. Сколько лет, сколько зим.

– Не может быть, чтобы ты совсем не изменилась, – сказал Фрэнк, пародируя ее интонации.

– Рената, это Морин Бэрри, мы с ней были свидетелями двадцать пять лет назад на свадьбе. Морин, это Рената – моя жена.

– Рада познакомиться с вами.

Обе женщины быстро окинули друг друга взглядом.

Морин увидела девочку с простым лицом, но красиво одетую, накрашенную и с восхитительными украшениями. Если эта золотая цепочка действительно была золотой, то она стоила нескольких домов на Розмери-Драйв.

– Фрэнк говорил мне, что у вас очень успешно идут дела, несколько модных магазинов… – Рената говорила так, словно выучила речь. У нее был очень милый акцент.

– Он преувеличивает – всего пара небольших магазинов. Но я подумываю о том, чтобы открыть новые. Не в Лондоне, возможно, в Беркшире.

– Мне жаль, я слышал, твоя мама умерла, – сказал Фрэнк, понизив голос.

– Да, это было очень печально. Она была такая жизнерадостная, могла прожить еще много-много лет, как миссис О’Хейген, – вздохнула Морин, кивнув в направлении мамы Дейдры, вокруг которой собралась группа людей.

Рената отошла от них, чтобы поговорить с Десмондом и отцом Херли.

– Она меня, конечно, ненавидела, – проговорил Фрэнк, не сводя глаз с Морин.

– Прости, кто?

– Твоя мать. Она меня ненавидела. Ты это знаешь, Морин. – Он твердо смотрел на нее, как и она.

– Нет, думаю, ты заблуждаешься. Она всегда говорила о тебе хорошо и считала, что ты очень милый. Помню, как она произнесла: «Морин, он очень милый мальчик…» – Морин рассмеялась так же, как ее мать.

Это было самое жестокое, что она могла сделать. Но он сам хотел этого – красивый, уверенный, сильный.

– Почему ты не вышла замуж? – спросил он. – Тебе было не за кого выходить?

– Не было таких, за кого я бы хотела выйти замуж.

– Но тебе же предлагали? – Он не отводил глаз от нее ни на мгновение, даже когда она смеялась над ним.

– Конечно, Фрэнк, постоянно предлагали. Но что бы я делала, став женой? Думаю, ты сталкивался с этим сам. Я буду очень удивлена, если ты скажешь, что это не так. Чтобы выйти замуж и жить спокойной жизнью, нужны веские причины.

– Например, любовь.

– Думаю, этого недостаточно. Что-то более земное… как… – она оглянулась вокруг и посмотрела на Дейдру. – Например, беременность. – Она снова обвела глазами гостей и остановила взгляд на Ренате. Но она не успела, Фрэнк ее опередил:

– Например, деньги?

– Точно.

– Но обе причины недостаточно хороши.

– Беременность точно не слишком весомая причина. Особенно когда оказывается, что она ненастоящая.

– Ты узнала правду? – спросил Фрэнк.

– Господи, мне даже не говорили, что там что-то было, неужели ты думаешь, что мне сказали бы, когда все закончилось.

– Думаю, у нее был выкидыш, – сказал Фрэнк.

– Тебе сказал Десмонд? – спросила она удивленно.

– Нет, но это было их первое Рождество в Лондоне, а я чувствовал себя брошенным и потерянным. Я спросил, могу ли провести Рождество с ними, но мне отказали, потому что Дейдра плохо себя чувствовала. Да и выглядела она неважно. Думаю, что все дело в этом.

Он говорил очень человечные вещи, его голос смягчился.

– Как обидно связывать себя по ложной тревоге, вот так, – сказала она.

– Может, им нравятся, дети – это их отрада, – возразил Фрэнк.

Теперь они говорили как друзья, как старые друзья, которые долго не виделись.

Филиппа почувствовала облегчение, когда гости ушли в церковь. Она понятия не имела, да и не хотела представлять себе, что там происходило. Но она понимала, что для них это было важно. Не просто накрыть стол и пригласить гостей, но вернуться в туже церковь, где они венчались много лет назад. Она улыбалась, пока расставляла стаканы, наполняла комнату запахами благовоний и сервировала салаты.

До церкви было недалеко идти, вот почему этот план оказался очень удачным. Если бы им пришлось ехать туда на своих машинах, брать такси, решать, кто с кем поедет, они не добрались бы никогда.

Их было тридцать человека – почти все те, кто был на свадьбе.

Это была очень хорошая служба, многие успокаивали себя тем, что на воскресную службу им идти не обязательно. Анна особенного преимущества не заметила, потому что все равно никуда не ходила.

Хелен отчаянно молилась, чтобы Господь дал ей знать, что она поступает правильно. Если сестра Бриджит говорила, что она бежит, то от кого и куда, если монастырь Сент-Мартина был неправильным местом? Только бы Он послал ей знак. Это ведь не такая большая просьба.

Отец Херли спрашивал себя, почему ему казалось, что все это так похоже на телевизионное шоу? В любой момент кто-нибудь мог сказать: «Стоп! Давайте переснимем с начала». Он раньше ничего подобного не чувствовал. Но ведь повторить клятву просили часто, так почему же сегодня ему было так не по себе?

Фрэнк смотрел на Морин в церкви и думал, какая она красивая женщина, полная жизни, так похожая на Джой Ист. Он думал о Джой Ист и о сыне, которого назвали Александром и которого ему не суждено признать своим никогда.

В церкви фотографировать запрещалось. «На настоящую свадьбу это не похоже, все бы выглядели на фотографиях слишком старыми, – говорила Дейдра, надеясь, что кто-нибудь возразит ей».

Морин так и сделала.

– Мне хочется выйти на улицу и увидеть там толпу фотографов.

– В конце концов, люди выходят замуж в любом возрасте, в абсолютно любом, – уверенно сказала миссис О’Хейген, заставив сердце своей дочери екнуть.

– А если учесть, что творится с церковью, скоро даже представители духовенства будут вступать в брак, и отец Херли будет спускаться к завтраку в халате, – съязвила Хелен.

Они все рассмеялись, включая отца Херли, который сказал, что не сделал бы такого, даже если бы был на сорок лет моложе.

И вскоре они вернулись на Розмери-Драйв. Соседи, которые не были приглашены, махали им руками и выкрикивали поздравления. Зажгли огни и подали ужин.

– Так шумно, как на настоящей вечеринке, – не веря своим глазам, сказала Дейдра мужу.

Она раскраснелась, а волосы растрепались и теперь были мягче. На лбу и над верхней губой проступили капельки пота.

Десмонд был тронут ее волнением.

– Это и есть настоящая вечеринка, – сказал он, нежно дотрагиваясь до ее лица.

Это прикосновение было странно, но она не отшатнулась. Она улыбнулась ему:

– Наверное, так и есть.

– И твоя мама со всеми ладит, – сказал он.

– О да.

– Брендон прекрасно выглядит, правда? Он сказал, что приедет в центральный магазин Розмери, чтобы посмотреть, как там все работает.

– Он будет ехать от Анны рано утром вместо того, чтобы остаться здесь, у себя дома? В своей комнате? – Она до сих пор не верила, что он не останется.

– Это больше не его комната, это кабинет, Дейдра.

– Но для него нашлась бы комната, – сказала она.

– Да, он и останется, но как гость.

– Как член семьи, – поправила она.

Еще несколько месяцев назад Десмонд Дойл просто подыграл бы жене, особенно когда она придумывала истории про его мистическую карьеру в «Палаццо» и рассказывала их Морин и своей матери, стараясь, чтобы эти истории не услышали Фрэнк и Рената. Как хорошо теперь было обрести свое место. В первый раз в жизни быть предоставленным самому себе, а не Палаццо. Это придавало ему немного самоуверенности, которую всегда искала в нем его жена, но которой он никак не мог обрести в «Палаццо».

– Мама нормально разговаривает с папой, – заметил Брендон Анне. – Так часто бывает?

– Никогда прежде не видела, – сказала она. – Не хочу расстраивать тебя, но мне кажется, что ты стал свидетелем уникальной сцены.

Как только они посмотрели на них снова, мама уже разговаривала с работником банкетной службы. На кухне что-то разбилось.

– Должно быть, это Хелен, – грустно сказала Анна. Так оно и было.

Хелен расставляла по торту свечки. Она купила двадцать пять свечей, но забыла про подсвечники. Ей удалось найти только четырнадцать, и она недоумевала почему.

– Наверное, потому, что после этого возраста людям больше не хочется задувать свечки, – сказала Анна. – Мама, возвращайся к гостям, я сама со всем разберусь.

– Вопрос не в том, чтобы разобраться. – Хелен обиделась и злилась. – Я просто хотела создать праздничное настроение.

Филиппа сказала, что по договору предполагался торт с жареным миндалем и кремовой надписью: «Десмонд и Дейдра, октябрь 1960 года».

– Я думаю, так лучше. Как ты считаешь, Хелен? – Анна разговаривала с ней как с собакой, у которой изо рта шла пена, или с четырехлетним ребенком, который сильно отставал в развитии. Кен Грин говорил ей, что очень часто разговаривает с людьми таким образом и все считают его терпеливым человеком, на которого можно положиться. – Не думаешь, что нам стоит предоставить это банкетной службе? – Анна четко произносила каждое слово.

– Да пошла ты, – сказала Хелен.

Анна подумала, что религиозная жизнь Хелен явно подходила к завершению.

Хелен выбежала в сад.

– Мне сходить за ней? – спросила Филиппа.

– Нет, там она в безопасности. Она никого не сможет покалечить и ничего не сломает. – Анна решила, что Кен бы гордился ею в эту минуту. А еще она подумала, почему так часто вспоминает о нем.

Хелен села, обхватив руками колени. Так она сидела в детстве, думая о том, как несчастна, как нелюбима и никем не понимаема. Она услышала шаги. Это или Анна, которая будет просить ее вернуться и не устраивать сцен, или мама, которая попросит не сидеть на холодном камне, или бабушка О’Хейген, которая будет спрашивать, с чего это она решила податься в монахини. Она подняла глаза. Это был Фрэнк Квигли.

Она не могла шевельнуться от ужаса. Голова закружилась. Он, конечно, не собирался притрагиваться к ней. Не в доме ее родителей.

– Я слышал от твоего отца, что ты собираешься покинуть Сент-Мартинс, – сказал он.

– Да. Они хотят, чтобы я ушла, они меня выгоняют.

– Уверен, что это не так.

– Сестра Бриджит говорит, что остальным я не нужна. – Она понимала, что говорит как пятилетний ребенок, который сосет палец.

– Сестра Бриджит слишком любит тебя, чтобы сказать такое.

– Откуда ты знаешь? Ты же видел ее только один раз той ужасной ночью. – Глаза Хелен стали большими, как тарелки. Та ужасная ночь, когда она решила украсть ребенка для Фрэнка и Ренаты Квигли. После того как все открылось, в Сент-Мартинсе для нее начался настоящий кошмар.

– Нет, Хелен, я встречал сестру Бриджит еще много раз после того случая, – сказал Фрэнк. – Мы говорили не о тебе, у нас было что обсудить. Она давала мне советы, очень полезные советы, я должен отблагодарить ее за это.

– Тогда я хотела помочь, я думала, что все будут довольны.

– Это могло бы помочь, но, ты знаешь, нам бы пришлось постоянно прятаться, притворяться, скрываться.

– Я всегда так жила.

– Нет, нет, это не так.

– В этом доме мы всегда притворяемся. Даже сегодня.

– Тихо! – прикрикнул он на нее.

– Как тебе удалось так подняться и не вести себя так, как мы?

– Я не поднялся. Ты должна знать это. Я сделал многое, чего стыжусь.

Впервые с того дня в его квартире Хелен посмотрела Фрэнку Квигли прямо в глаза. В первый раз ей было нечего сказать.

– Я всегда надеялся, что ты встретишь кого-нибудь молодого и нежного, кто заставит тебя забыть о том дне.

И снова Хелен промолчала.

– Поэтому, наверное, мне было жаль, что ты пошла в Сент-Мартинс.

– Я никогда об этом не думала, – сказала Хелен. Она смотрела на него и лгала. Смотрела прямо ему в глаза, гордо подняв голову.

Он знал, что она лжет, но было важно, чтобы она этого не поняла.

– Это так, как и должно было быть.

Он улыбнулся и с восхищением посмотрел на нее. Он правильно поступил, что сказал это. Она стала приходить в себя.

– Так что ты будешь делать, когда уйдешь оттуда… если уйдешь?

– Я уйду. Пока не знаю, может, мне нужно время, чтобы подумать.

– Ты будешь думать в этом месте? – спросил он, окидывая взглядом дом под номером двадцать шесть на Розмери-Драйв.

– Может, и нет.

– Может, тебе стоит уехать? Уехать из Лондона? Ты хорошо ладишь с детьми, мне рассказывала Бриджит.

– Да, я их люблю. И они не приносят столько огорчений, как взрослые.