Текст книги "Волшебная книга Эндимиона"

Автор книги: Мэттью Скелтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Глава 12

Значит, это и мне грозит? – со страхом подумал Блейк, и ему вдруг стало так неуютно, что расхотелось говорить с профессором, и он был рад, когда Дак завладела инициативой и начала расспрашивать о человеке, про которого заговорил профессор: кем тот был и что с ним приключилось?

– О, это длинная история, – сказал Джолион Фолл, и непонятно было, собирается он долго рассказывать или, наоборот, хочет избавить себя и других от этого.

– А вы расскажите покороче, самое интересное, – посоветовала Дак, и профессор послушался разумного ребенка.

– Довольно много лет тому назад, – так начал он, – я был членом одного Книжного общества, клуба, в котором собирались те, кто по-настоящему любит книги…

– Какие книги? – спросила Дак.

Он недовольно посмотрел на нее, но ответил:

– Старинные и ценные. Которые давно стали редкостью: те, которые издавались когда-то вручную такими мастерами печатного дела, как Иоганн Гутенберг, Петер Шеффер, Альд Мануций Старший. Мы разыскивали эти книги где только могли – в книжных лавках, частных библиотеках, научных учреждениях…

И только Блейк спросил себя с досадой: долго еще профессор будет разводить канитель, пока дойдет до главного, как тот после недолгой паузы проговорил:

– И однажды один из самых скромных и молодых членов нашего Книжного общества, такой, как бы это сказать, мечтатель и фантазер…

– Ботаник, – подсказал Блейк.

– Что? – не понял профессор. – Ах, да, по-вашему теперь это называется именно так… И однажды этот самый «ботаник» нашел книгу, непохожую на все остальные на свете.

– Эндимион Спринг! – крикнул Блейк.

– Да. Легендарную книгу, в существование которой никто из нас не верил. Кроме того, он оказался единственным, кому она позволила заглянуть в нее…

– Как? – одновременно спросили Блейк и его сестра.

– Для остальных, – вполне серьезно и с грустью сказал профессор, – она оставалась тайной за семью печатями, почти в полном смысле слова. У нее были две застежки.

– А ключа не было! – догадалась Дак.

– Взяли бы да сломали, – сказал Блейк.

Профессор сокрушенно покачал головой.

– Ломай не ломай – она открывалась только под его руками… Я попробовал как-то, – виноватым тоном добавил он, пошевелив пальцами правой руки, – и у меня на всю жизнь остался след. Черный след.

– А отмыть не пробовали? – спросила Дак.

Он криво улыбнулся.

– Пробовал. Не получается…

– У моей… у той книги, которую я нашел вчера, – припомнил Блейк, – тоже были две застежки. Только они сломаны.

Профессор не ответил. Блейк обратил внимание, что у него сейчас ужасно усталый вид. И в голосе, которым тот продолжил рассказ, сквозило утомление. Он говорил как бы через силу.

– Какое-то время мы собирались вместе, чтобы выслушивать, что наш коллега вычитывал для нас из книги Эндимиона Спринга. Сначала это были рассуждения о Человеке-Тени, который обладает неимоверной силой и представляет угрозу для этой книги и для всего мира…

При этих словах Дак в ужасе закатила глаза, но Блейк заподозрил, что ей просто скучно стало слушать эти сказки и она притворяется до смерти напуганной. Ему же было интересно, он вслушивался в каждое слово профессора.

– …У молодого человека, нашедшего книгу, – вспоминал Джолион Фолл, – был странный голос, похожий на пламя свечи, которое колеблется, никнет и, кажется, вот-вот угаснет совсем. Этим голосом он и вещал нам о возможном появлении Тени.

– Человека-Тени? – воскликнул Блейк.

Профессор утвердительно кивнул.

– Да, но мы не знали тогда, что черную Тень уже отбрасывает один из нас.

– Как? – снова крикнул Блейк.

– Среди нас, – ответил профессор, – находился предатель, чья душа была черным-черна.

Блейку подумалось, что такой черной тенью вполне мог быть тот, кто преследовал его вчера по дороге в библиотеку, а потом проник в нее.

Но он не успел высказать эту мысль, так как Джолион Фолл заговорил вновь, обращаясь уже не к нему и не к его сестре, а к самому себе:

– Какое-то время книга соединяла нас, мы были вместе… Весь наш круг любителей старинных книг… А потом этот круг распался. «Эндимион Спринг» и ее владелец исчезли неизвестно куда. Мы о них ничего не могли узнать.

Его голос – стало казаться Блейку – истончался и таял, как кусок льда в тепле, и в конце концов умолк. Как, наверное, голос того человека, о ком профессор рассказывал.

– А что потом? – спросил Блейк, осторожно всматриваясь в тени, которые сгущались в захламленной комнате.

– Не знаю, – не сразу откликнулся профессор. – Ничего еще не окончено. Посмотрим, что будет. Грядущее, как считают многие, пишет себя само.

Блейк с беспомощным видом покачал головой.

– Я почти ничего не понял, мистер Фолл. Чего от меня хочет эта странная книга? Я ведь всего-навсего мальчишка. Школьник. Что я могу и что должен сделать, если вдруг найду ее? Если она опять попадется мне? Вы можете ответить?

Тот в упор взглянул на него и сказал не слишком уверенно:

– Думаю, она сама… Эндимион Спринг сам откроет это тебе, Блейк. Если пожелает.

Блейк передернул плечами: слова были тоже непонятны и неубедительны.

И тут подала голос долго молчавшая Дак.

– Я никак не возьму в толк, почему книга такая опасная. Зачем ей это надо?

Профессор перевел на нее усталые, мудрые, как у старой совы, глаза.

– «Эндимион Спринг», – произнес он тоном лектора, – особенная книга. Само имя Эндимион, по древнегреческой легенде, принадлежало прекрасному юноше-пастуху, которого бог Зевс усыпил, чтобы сохранить ему вечную юность.

– А книга-то про что? – снова спросила Дак.

– В ней говорится обо всем, что было, есть и будет в этом мире. Обо всем, что мы знаем – или думаем, что знаем. Она объясняет прошлое и предсказывает будущее. Даже замахивается на то, чтобы ее считали самой Последней Книгой в мире. Завершающей.

– Такой не может быть! – заявила Дак.

– Молчи, всезнайка! – прикрикнул Блейк. – Мистер Фолл, скажите ей, чтоб она заткнулась!

Профессор улыбнулся.

– Ну зачем так грубо? – сказал он. – Твоя сестра наводит здоровую критику. Она имеет на это полное право.

– Что? Съел? – поддразнила Дак брата, но тому было не до нее.

– Выходит, я нашел последнюю книгу? – попытался уточнить он.

Ответ профессора несколько огорчил его.

– Нет, Блейк, – сказал тот, – Эндимион Спринг только ведет нас к этой Завершающей Книге. Он вроде проводника Вергилия. Или вроде карты. Но, к сожалению, эту карту могут видеть лишь избранные.

– И среди них – я! – произнес Блейк, победоносно взглянув на сестру.

И та, превращая все, что происходило, просто в игру, крикнула:

– Подумаешь! Если бы этот Энди выбрал меня, я бы знала, что делать с его книжкой. Уж во всяком случае не потеряла бы!.. – И снова задала вопрос профессору: – Все-таки кто же он, ваш Эндимион, о котором вы все время говорите? Не греческий ведь пастух? Наверное, просто какой-нибудь обманщик. Надувала!

– Определенно не пастух. Ты умная девочка… Но и не обманщик.

Если Блейк понадеялся после этого услышать наконец прямой ответ на прямой вопрос, то жестоко ошибся: профессор опять заговорил на своем туманном, маловразумительном языке о том, что Эндимион не человеческое существо, а скорее, его тень… Не голос, но шепот; не плоть, но дух… И, увидев отчаянное непонимание в глазах Блейка, добавил:

– Однако лично я думаю, он был типографским дьяволом.

– Дьяволом? – с испугом повторил Блейк.

– С рогами? – спросила Дак.

Профессор усмехнулся.

– Не тот, о каком вы читали в книжках. «Типографскими дьяволами», а вернее «дьяволятами», называли в пятнадцатом и шестнадцатом веках молодых помощников печатника. Мальчишек, которые чуть не круглые сутки не отходили от печатных прессов, стоявших в самых первых в Европе типографиях. И многие в те времени считали их чернокнижниками, колдунами, пособниками самого Дьявола.

– А девочки среди них были? – поинтересовалась Дак.

– Жаль, но не знаю ни одной, – сокрушенно ответил профессор.

Блейку пришлось по вкусу это сообщение.

– Выходит, он вполне мог быть вроде меня, этот Эндимион? Да, профессор?

– Именно так, мой юный друг. И работал, вполне возможно, в самой первой на свете типографии. У герра Иоганна Гутенберга.

– Гутенберг? – повторила Дак. – Я где-то читала про него. Он немец.

– Сейчас покажу вам этого немца!

Профессор вскочил, сделал несколько шагов по комнате и снял с полки толстую книгу в коричневом переплете.

– Смотрите. – Он раскрыл страницу, на которой был изображен мужчина с длинной бородой и свисающими, как у моржа, усами. – Этот бородач применял металлические буквы, у него были настоящие печатные прессы, и он издавал превосходные книги.

Человек на картинке напомнил Блейку бездомного старика, которого он видел вчера возле книжного магазина.

– А это кто? – спросил он, когда профессор перевернул страницу.

У другого мужчины тоже была борода, но не лопатой, а раздвоенная.

– Этого тоже зовут Иоганн, – с легким отвращением произнес профессор. – Но фамилия его Фуст. Он вкладывал деньги в типографию Гутенберга. Человек, скажу я вам, препротивный – жадный и нечестный, насколько мне известно из книг.

Словно в подтверждение его слов бумажный дракончик в рюкзаке у Блейка задергался, что можно было заметить. Правда, если как следует приглядеться. Но Блейк на всякий случай постарался задвинуть рюкзак под стул.

Профессор продолжал говорить о бессовестном Фусте, и Блейк узнал, что как раз, когда Гутенберг усовершенствовал свой станок и отпечатал на нем самую лучшую в мире Библию, на каждой разделенной пополам странице которой было по сорок две строчки, что являлось непревзойденным тогда рекордом, – именно в то время Фуст разорвал с ним все отношения и оставил его без денег и с долгами. Разорил, в общем.

– Но зачем? – удивился Блейк.

– Этого никто толком не знает. Однако слухами земля полнится уже больше пяти веков.

Профессор закрыл книгу, и дракончик в мешке у Блейка успокоился. Но профессор, судя по всему, нет: он еще некоторое время тряс головой, прикусывал губы. Потом спросил Блейка:

– Ты слышал о Фаусте?

Тот не сразу сообразил, о ком речь, – Фуст, Фауст… – но, слава богу, вспомнил, что недавно в книжной лавке держал в руках книгу о нем, которую, так по-хамски, перехватил сэр Джайлз Бентли. Поэтому Блейк не ударил в грязь лицом ни перед сестрой, ни перед профессором и ответил, что Фауст – это колдун или кто-то в этом роде, кто продал свою душу Дьяволу, и что его мама – не Дьявола, а Блейка – пишет сейчас статью об этом.

Профессор Джолион удовлетворенно кивнул и произнес:

– Так вот, некоторые полагают, что Фуст звался раньше Фаустом и слегка изменил фамилию перед знакомством с Гутенбергом, чтобы не вызвать лишних подозрений по поводу своих связей с Сатаной. А тот, кого звали Эндимион Спринг, так считают ученые, был в ту пору подмастерьем у Гутенберга и, естественно, не мог не знать Фуста, а также о том, как тот поступил с его хозяином. И о многом другом, таинственном и, конечно, страшном Эндимион должен был знать и мог рассказать или написать.

– В этой книге без слов? – спросила Дак.

– Думаю, что так. Не все верят, что Эндимион существовал на самом деле, но те, кто верит, и я в том числе, ищут многие годы эту книгу, а также любые сведения об Эндимионе и через него – о том, что происходило тогда. Однако в этой погоне за, может быть, величайшим научным открытием, как и в погоне за золотом, нефтью, алмазами, принимают участие не только порядочные и честные люди, но и злобные, завистливые, неразборчивые в средствах, готовые уничтожить тех, кто стоит у них на пути… Поэтому, дорогие мои, вы оба находитесь в опасности и должны соблюдать…

Внизу громко хлопнула входная дверь – все вскочили со своих мест. Профессор подошел к лестнице, ведущей вниз, и встревоженно крикнул:

– Кто там? Входите и поднимайтесь наверх! Мы в башне.

Послышались шаги по винтовой лестнице, и вот в проеме двери появилась неясная в сгущавшихся сумерках фигура.

– Простите, – услышали они, – но я уже начала беспокоиться о детях. Они вам не очень надоели, профессор Джолион?.. – Миссис Уинтерс вгляделась в молчащую троицу. – Да что с вами? Вы словно привидение увидели!..

Глава 13

Они сидели, и мать вспоминала, как много лет назад она бывала в этой комнате на консультации у молодого тогда профессора Джолиона Фолла. (Не очень уж и молодого, – поправил он ее с улыбкой, но она продолжала настаивать на своем определении.)

Блейк с некоторым удивлением и радостью слушал ее веселый голос, такого давно не случалось, и он надеялся, даже был уверен теперь, что мать забыла свою обиду и больше на него не сердится. А уж когда она преподнесла купленную ему в подарок книжку об Оксфорде, он окончательно успокоился.

– Только обещай мне больше никогда не исчезать без предупреждения, особенно по вечерам, – сказала она.

И он обещал, а она наградила его за это поцелуем с запахом кофе.

Мать продолжала оживленно беседовать с Джолионом Фоллом, а Блейка посетила беспокойная мысль: уж не оттого ли она в таком хорошем расположении духа, что только что встречалась и пила кофе с этим мотоциклетным профессором Маршаном? Он ведь приглашал ее…

Блейк зевнул и заерзал на стуле. Дак тоже начала проявлять нетерпение – ей хотелось попрыгать или, во всяком случае, встать на ноги.

– Пора отправляться восвояси, – сказала миссис Уинтерс. – Спасибо, что уделили столько времени моим детям, профессор Джолион.

– Мы приятно побеседовали, – ответил тот. – Надеюсь, не в последний раз.

Дак первой поспешила спуститься по лестнице, а Блейка профессор успел похлопать по плечу, как бы давая понять, что рад видеть его и что тот не должен чувствовать себя одиноким перед лицом свалившейся на него тайны.

Блейк взглядом поблагодарил его и последовал за сестрой.

Перед тем как совсем уйти из колледжа, мать зашла в компьютерный зал отпечатать свою статью, а Блейк воспользовался этим, чтобы отправить по электронной почте сообщение отцу. Он хотел сказать и спросить о многом, но после некоторых раздумий это вылилось в несколько коротких фраз:

Все нормально. Мама подарила книгу. Кажится, она больше не лезет в бутылку. Напишу еще. С любовью.

Блейк.

Он почувствовал, что сзади стоит мать, и испугался, как бы она снова не обиделась на что-нибудь. Но она ласково толкнула его в бок и сказала:

– Слово «кажется» пишут через букву «е».

– Я знаю, – соврал он, – это опечатка.

Он разозлился и на замечание матери, и на свое вранье, и ему захотелось добавить в электронное письмо что-нибудь нехорошее про профессора Маршана, но он понял: это будет некрасиво, и добавил, когда мама уже отошла:

Хочу, чтобы ты был тоже с нами.

Не отходя от клавиатуры и не снимая руки с «мышки», он представил, как его письмо пошло (поехало, полетело?) со скоростью света, если не быстрее, и вот уже отец видит его на экране своего компьютера.

Истинную причину улучшившегося настроения матери Блейк понял, когда они вернулись в свою квартиру на Миллстон-Лейн. Дело было в том, что в университете откликнулись на ее просьбу о продлении срока пребывания, и теперь она сможет продолжать здесь свою исследовательскую работу еще целый семестр после Рождества.

– Это мне очень поможет и укрепит мое положение в научном мире, – так заключила она свое сообщение.

Но Блейка оно совсем не обрадовало. Он ворвался к себе в комнату, захлопнул за собой дверь, уселся на кровать и представил, что сидит в тюремной камере и через решетку смотрит на белый свет. Смотрит и решает: остаться здесь, в тюрьме, с матерью или совершить побег в Америку? Интересно, а как захотела бы поступить его сестрица? Или она так переживает, что мать сделала ему подарок, а ей нет, что ни о чем другом не может думать?..

Кстати, о подарке. Теперь он понял, почему получил его: вовсе это не подарок, а взятка. Вернее, подкуп. Чтобы он меньше думал об отце, меньше переживал его отсутствие… И если так – на кой он ему, этот подарок? Глаза бы на него не глядели!

Он взял книгу об Оксфорде и кинул ее через всю комнату. И злорадно смотрел, как она плюхнулась возле мусорной корзинки, бесстыдно задрав страницы, а переплет повис, будто сломанное крыло. Смотрел, и ему хотелось плакать. Он сказал себе, что не станет распускать нюни, будет сильным и никогда больше не поверит матери. Для нее ведь главное только одно: ее работа, карьера. Она часто употребляет это противное слово.

Но папа у них не такой – он совсем другой…

Вторую ночь подряд Блейк не может уснуть. Сложив руки на груди, он сидит в кровати и думает. О чем? Обо всем – о папе, о маме, о том, почему они поссорились… Или как это по-другому назвать?.. Об Эндимионе Спринге, которому он, Блейк, для чего-то понадобился… Или не ему, а какому-то страшному Привидению? Какой-то Тени? А может, это вовсе Человек?..

За окном в темноте шумит дождь. Или ветер. Они шумят вместе, дуэтом. Неярко горят уличные фонари. Зыбкие блики света гуляют по стенам комнаты…

Блейк вспомнил, что час или два назад он услышал, как из комнаты, где находилась Дак, вышла их мать. Она направилась к его двери, и он ждал, что она войдет к нему, очень ждал, и в то же время не хотел этого… И она не вошла, не поцеловала его в лоб (пусть даже «кофейным» поцелуем), не пожелала спокойной ночи.

Сейчас это всплыло в памяти, и на глаза навернулись слезы. Или он плачет вовсе не из-за этого? А потому что ясно, как на экране, перед ним предстал тот день. День Великого Спора. Это была пятница, и он предвкушал, как шикарно проведет ее: не будет ровно ничего делать после возвращения из школы. А когда пришел, родители были уже дома, они стояли на кухне и глядели друг на друга, как бойцы на ринге. Они молчали, но он ощущал, что каждый из них хочет сказать, или уже сказал, другому что-то неприятное, злое. В воздухе было напряжение, как летом перед грозой.

И затем она грянула. Первый раунд был за матерью: она кричала, она обвиняла отца, слова вылетали, как пули, из ее широко открытого рта, ударялись в стенки, в буфет, в люстру, отскакивали от холодильника и плиты. Отскакивая, они попадали в Блейка и в Дак, тоже вошедшую к этому времени в кухню, и больно ранили их.

Некоторые приятели Блейка воспитывались в семьях, где не было отцов, и он вдруг подумал: наверное, так и начиналось у них то, что называется словом «развод», которое потом переходит в «уход», когда женщина остается без мужа, а дети – без отца. Теперь это же начинается и у него с сестрой…

Крики закончились, наступила тишина, которая была для него еще страшнее: словно вообще наступил конец всему – Смерть. Телефонный звонок в этой тишине прозвучал как взрыв. Но никто не обратил на него внимания. Все молчали. У родителей на глазах были слезы.

И вот в эти минуты Дак выскочила из кухни и вскоре вернулась обратно в своем любимом ярко-желтом плаще. Никто бы наверняка не обратил на нее внимания – было не до того, – если бы она не произнесла дрожащим голоском: «Я надела его, чтобы не промокнуть от ваших слез…» В кухне раздался смех. Первым, кажется, засмеялся папа, за ним – мама, потом криво улыбнулся Блейк и позже всех залилась смехом Дак…

Все это сейчас вспоминал Блейк, сидя без сна в кровати и глядя на закрытую дверь своей комнаты, куда так и не вошла мать… И правильно сделала! Он ведь совсем не проявляет к ней внимания, о чем его просил отец перед их отъездом, а наоборот – волнует и раздражает понапрасну. Никогда не спросит даже: как она спала и как себя чувствует. И не рассказал о том, что произошло с ним за последние два дня и что, может быть, угрожает ему, а если верить этому всклокоченному профессору Фоллу, то и всему миру.

При этой мысли Блейк краем глаза посмотрел на бумажного дракончика, мирно лежащего на прикроватном столике. Посмотрел и с легкой дрожью вспомнил о том, что он должен, просто обязан сделать. Он – Блейк Уинтерс. Найти Эндимиона Спринга!.. То есть книгу о нем. Или того, кто украл эту книгу… Словом, сделать то, что можно выразить расхожим присловием: «Пойди туда, не знаю куда, и сделай то, не знаю что…»

Ну и как все это прикажете выполнить? Вы бы смогли?.. Вот то-то…

Ему снова захотелось – просто зачесались руки – развернуть лежащего рядом дракончика: может, бумага, из которой он свернут, содержит какие-нибудь секретные, необходимые ему сведения? Но ведь тогда дракончик перестанет существовать, потому что Блейк не сумеет снова свернуть его таким же образом. И разве он существует на самом деле, этот дракончик? Но если нет, почему же он шевелится в мешке? Или все это привиделось? Просто Блейк проваливался в сон на минуту, и ему снилась всякая чепуха…

Голова шла кругом от этих мыслей, его и вправду потянуло в сон. Отяжелевшей рукой он выключил настольную лампу, сполз с подушки и вытянулся на постели.

За окном не утихал дождь. Под его каплями на ветру колыхалась листва большого дерева. Кажется, это бук. И как интересно: в неярком свете уличных фонарей он видит… он различает в густой листве спрятавшегося там дракона!

Вон его уши, когти, крылья… Выходит, тот может в любую минуту улететь, как ракета?.. А вон его длинный хвост…

А что если это отец или старший брат моего дракончика? – пришло в голову Блейку, и с этим он уснул.