Текст книги "Измененное состояние. История экстази и рейв-культуры"

Автор книги: Мэттью Коллин

Соавторы: Джон Годфри
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

Культурные потрясения становятся отправной точкой новых начинаний. Марк Харрисон видел Стоунхендж. клуб Hacienda времен расцвета, нелегальные рейвы конца 80-х и саунд-системы Tonka на Гластонбери. Теперь, живя в лондонском сквоте и работая графическим дизайнером, он вместе с братом Александром, который занимался уходом за деревьями, и подругами Дебби Гриффите и Симоной Финн наскребли денег на то, чтобы купить кое-какое звуковое оборудование, и устроили серию вечеринок в заброшенном здании школы в Уиллесдене.

«Мы экспериментировали с идеей бесплатных вечеринок, – говорит Харрисон. – Она казалась нам очень разумной: большие коммерческие рейвы, которые проходили тут и там, растеряли всю свою таинственность. Раньше эти огромные нелегальные события хоть и были довольно дорогими, но хотя бы стоили потраченных денег – самые большие саунд-системы, самые лучшие световые шоу, самое большое количество народу, самая громкая музыка и множество охраны с питбулями, но ты платил за это и не имел ничего против того, чтобы финансировать этот темный и невероятно загадочный пиратский мир. Все это было очень волнующим, но давно потеряло свое волшебство».

Их первая вечеринка, устроенная в Олд Скул Хаузе в октябре 1990 года, называлась Detension[135]135
  Гибрид из английских слов detention (арест) и tension (напряжение).


[Закрыть]. Черные стены были увешаны флуоресцентными произведениями Харрисона – впечатляющее смешение оп-арта [136]136
  Направление абстрактного искусства, получившее развитие в 1960-е годы. Он-арт (сокращение от английского Optical Art – оптическое искусство) построен на эффектах обмана зрения. Художник как бы играет со зрителем, заставляя свои образы мерцать и пульсировать. Хотя само произведение остается статичным, формы и цвета подобраны так, чтобы создать оптическую иллюзию движения. Основные представители: Вазарели, Райли.


[Закрыть], иероглифов и языческих образов. Он нашел на улице аммонитовую окаменелость, и ему понравилось ощущение, которое вызывала ее форма, к тому же находка показалась ему символичной – и у саунд-системы появилось название: Spiral Tribe [137]137
  «Спиральное племя» (англ.).


[Закрыть].

Бесплатный народный фестиваль Стоунхендж сохранил свое название, хотя с 1984 года всегда проходил довольно далеко от знаменитых камней. Во время летнего солнцестояния 1991 года фестиваль проводили милях в двадцати от Стоунхенджа, в Лонг-стоке. 21 июня Spiral Tribe попрощались с лондонским сквотом и забрались в фургон с аппаратом на четыре с половиной киловатта.

«Мы ехали по какой-то древней живописной дороге, не то римской, не то вообще какой-то доисторической, – вспоминает Харрисон. – До этого момента я думал, что все эти лей-линии, солнцестояния и прочие мумбо-юмбо – полнейшая ерунда, я ни во что такое не верил. И вдруг все изменилось. Что-то щелкнуло внутри нас, мы поймали волну и поняли, кто мы такие. Нам вдруг открылась вся важность того, что мы собираемся делать. Наше дело было настолько больше нас самих! Это дело касалось не только Spiral Tribe как организаторов и координаторов фестиваля, это касалось еще и всех людей вокруг нас. Мы словно опьянели, почувствовав, что все, что принадлежит нам, выходит далеко за пределы каждого из нас и за пределы материального факта обладания саунд-системой. Вот откуда пошла философия Spiral Tribe. Но удивительным и загадочным было тогда (и остается сейчас) то, что эта философия уже была внутри нас. Просто мы не подозревали о ее существовании до тех пор, пока она сама не дала о себе знать. И в этом было что-то сверхъестественное».

Лонгеток стал самым большим фестивалем за семь лет и краеугольным камнем не только духовного пробуждения Spiral Tribe, но и их будущего величия. Они выглядели не так, как все: одинаково побритые головы, военная обувь, черная одежда. Их музыка звучала не так, как у всех: тяжелее и быстрее, чем у любой другой саунд-системы. И они оказались в нужное время в нужном месте, играя самую громкую музыку для самой большой толпы людей, многие из которых смешивали наркотики с танцевальной музыкой впервые в жизни.

Когда фестиваль закончился, Spiral Tribe не стали собираться и возвращаться в Лондон. Теперь в их жизни все изменилось: у них была цель, миссия, которую необходимо было выполнять. Они должны были ехать дальше, делать это 24 часа в сутки, семь дней в неделю, жить на этой новой волне, «устраивать хренов шум».

«Мы не стали убирать саунд-систему и домой не поехали. Мы остались в Лонгстоке и организовали там еще одни выходные, а потом еще одни... А после этого был Стоуни Кросс, еще одно удивительное место. У каждой местности, в которой мы устраивали вечеринку, была очень интересная история. В Стоуни Кросс во время войны власти выселили всех цыган, потому что цыганам с их воровскими национальными корнями было не место в обществе. Мы остановились на том самом заброшенном аэродроме, где когда-то жили цыгане; здесь же за год до этого произошел инцидент, похожий на то, что случилось в Бинфилде, – полиция остановила фестиваль и размолотила вдребезги машины бродяг, поэтому в тот год все боялись туда приезжать. А мы ничего об этом не знали и поэтому с легким сердцем выбрали это место для своего праздника – мы понятия не имели о том, что оставаться здесь небезопасно. Расположившись вокруг песчаных насыпей, образовывавших идеальный круг, мы подключились, и постепенно к нам начали стекаться люди. Так что благодаря нам фестиваль все-таки состоялся!» Потом они двинулись дальше, через Хэмпшир, Девон, Сарри и Глостершир, и к августу добрались до фестиваля Белой Богини в Кэмелфорде в Корнуолле. Как «веселые проказники» Кена Кизи в своем историческом автобусном путешествии по Америке в 60-х, Tribe в своем лютоновском фургоне [138]138
  Фургон, выпущенный на заводе Опеля в английском городе Лютой.


[Закрыть] постоянно росла, оставляя за собой на идиллических просторах юго-запада Англии длинный след и привлекая удивительных, многогранных персонажей: Регги-Боксера из лондонской регги-сцены; Хуберта, также известного под именем МС Разгильдяй, с его знаменитым кличем: «Не мы Spiral Tribe, вы все – Spiral Tribe, это вы делаете вечеринку!»; Дебби Стаунтон, трепетную и идеалистическую мать двоих детей, лот тридцати с лишним, которая заправляла их телефонной информационной линией; и самого Марка Хар-рисона с его магнетической харизмой, неизменной улыбкой и почти пугающей энергией (один журналист, бравший у Марка интервью, вполне серьезно назвал его «злым гением»). У вертушки сменяли друг друга местные диджеи, которые тоже становились частью Tribe.

«Эйфория вокруг Spiral Tribe была похожа на возрождение эйсид-хауса 88 —89-х годов, – говорит Aztec, диджей, участвовавший в Кэмелфорде. – По мере того как день близился к вечеру, фестиваль становился все оживленнее и ритмы все жестче. А когда наступала ночь, появлялись глотатели огня и фокусники. Свист, гудки и крики несметной толпы народа разносились эхом по округе, сливаясь с музыкальным безумием лихорадочных ритмов и синтетического воя, раздающегося из саунд-системы Spiral. Я был пленен ими в первый же день» [Eternity, август 1995).

В Кэмелфорде люди, привыкшие видеть, как музыканты разбивают гитары и барабанные установки, сначала смотрели на Spiral разинув рот, но потом все изменилось. На одной стороне арены была рок-сцена, на которой выступали группы вроде Hawkwind. На другой играла Spiral Tribe. Перед сценой с группами исступленно бесились или лениво валялись в траве несколько пьяных парней. А вокруг саунд-системы радостно прыгало и танцевало две тысячи человек, охваченных манией откровения. Новый ритуал явно затмевал прежний.

«У Spiral Tribe была нереальная жизненная сила: всю ночь, круглые сутки, вот в чем был смысл, за это я полюбил рок-н-ролл, но он к тому времени стал слишком жирным и обрюзгшим, а здесь все было намного более открыто, это была более простая форма выражения того, кто ты есть, – говорит Саймон Ли, молодой фести-вальщик, который после Кэмелфорда сразу же пристрастился к сцене бесплатных вечеринок. – Фестиваль проходил рядом со священным холмом Браун Вилли на торфяниках – просто удивительное место. Был такой момент, когда одновременно можно было увидеть и солнце, и луну, и Браун Вилли. Там было так просторно, что был виден горизонт – мы как будто находились в огромной космической палатке. Все, кто туда поехал, вернувшись домой, продали свои рок-пластинки – они больше никому не были нужны! Это было грандиозно, такой новый звук!»

Система все играла, и играла, и играла – четырнадцать длинных дней и ночей, из августа фестиваль перетек в сентябрь, ни на секунду не затихая и не снижая темпа. От постоянного недосыпания Tribe все больше приближались к состоянию, похожему на прозрение, ощущения были почти религиозные. «Когда проходишь через такое, понимаешь, что оказался в мире, о существовании которого ты ничего не знал, – рассказывает Марк Харрисон. – Солнце садится, луна восходит, и ты видишь, как вертится земля. Мой рекорд – девять суток без сна. Это было настоящее шаманство» (Richard Lowe and William Shaw, Travellers).

Длительные периоды без сна не могут не отразиться на психическом состоянии. А если добавить к этому несколько пригоршней волшебных грибов или немного ярких квадратиков ЛСД и подмешать возбуждение от открытия новых ощущений и напряженность долгого пребывания в замкнутом пространстве с одной и той же группой людей, то получится точная копия монашеского существования, таящего в себе могущественное чувство подлинности, веры и целеустремленности, которое, казалось, приобретает физическую форму и становится чем-то много большим, чем все участники Tribe вместе взятые.

«Всего за несколько месяцев ситуация полностью вышла из-под нашего контроля. То, что мы делали, проявилось в каждом, кому это было интересно: люди брили головы, одевались в военные ботинки и темную одежду. Мы всего лишь построили систему, а уж энергией ее наполняли наши слушатели. Не хочу показаться марксистом, но это была действительно народная саунд-система, и энергией она заряжалась именно от народа. Поэтому мы и были так непохожи на все остальное, что происходило в это время, ведь на самом деле тогда не было никого, кто не только обеспечивал бы круглосуточный праздник, но еще и жил бы им. Неписаное правило или закон инициации Spiral Tribe состоял в том, что ты обязан был этим жить – двадцать четыре часа в сутки. Такой подход требовал невероятной самоотдачи, и у людей она имелась».

Если Тони Колстон-Хейтер видел английскую сельскую местность как зеленое поле для воплощения в жизнь своей новой концепции проведения досуга, то Spiral воспринимали ее как политически заряженную местность, историческую арену столкновения между угнетенными и угнетателями. Они создали романтическую пуристскую философию, основанную на их собственном опыте, на ситуациях, в которых они бывали, и на том, с какими людьми они встречались, кочуя от фестиваля к фестивалю летом 1991 года. Они стали думать, что техно – это новая фольклорная музыка, голос лишенного культуры народа и что такая музыка произведет должный физический и психический эффект, только если играть ее как можно громче и как можно дольше. Они стали верить и в то, что Spiral Tribe каким-то образом связаны с доисторическими кочевыми племенами, которые за тысячи лет до этого играли музыку и танцевали в тех же самых местах. Наконец, они начали считать, что бесплатные вечеринки – это шаманские ритуалы, которые, при использовании новых музыкальных технологий в сочетании с некоторыми химическими веществами и долгими танцами, желательно – в богатой духовной обстановке, могут вернуть городской молодежи связь с землей, которую они давно потеряли, и тем самым предотвратить надвигающийся экологический кризис. И единственными людьми, способными произвести этот сдвиг системы, были по-настоящему крутые люди, люди-бунтари, которые никогда не отступятся от своей цели и будут «устраивать шум», пока их голоса не услышат.

Хотя Марк Харрисон утверждает, что практически ничего не знал о группе Crass, панк-анархисты 80-х и техно-бунтари были поразительно друг на друга похожи. Вернувшись в Лондон на зиму 1991 года, Tribe остановились в грязном местечке напротив фабрики по производству собачьей еды в Гринвиче, припарковали там свою растушую с каждым днем флотилию автомобилей, сгрудились, чтобы погреться, у костров, устроенных среди старых обшарпанных домов, и принялись критически пересматривать свой формирующийся манифест.

«В жизни наступает определенный момент, когда осознаешь, что весь твой мир перевернулся вверх ногами, – говорил тогда Харрисон. – Все не так, как тебе говорили, нужно только понять, что все, во что ты верил – вещи вроде богатства и общественного положения – полный обман. Люди обязательно должны осознать, что им нужно вырваться из-под контроля властей. Хотя бы на несколько минут, даже этого достаточно... может быть, именно поэтому вечеринки так популярны. Как гласит легенда, есть музыкальная нота, которая освободит людей... есть ритмы, которые вводят в транс и приближают к миру духов...

Нам наплевать на деньги и владение имуществом... нам от рождения дано право ходить по земле, пить чистую воду, есть вкусную еду и иметь крышу над головой. Речь идет не о взламывании пустых помещений и не о саунд-системах – речь идет о том, как живет наше общество, и о том, что так жить нельзя» (i-D, апрель 1992).

В сложных и пылких рассуждениях Харрисона нет ни слова о «мире и любви», которые принято было упоминать в разговорах об экстази-хиппи. На развитие Spiral Tribe, ее системы верований и образ существования оказал куда большее влияние другой наркотик, более сильный, чем экстази, выворачивающий сознание наизнанку и переворачивающий вверх ногами весь мир, задающий вопросы и требующий на них ответов, – ЛСД. Если экстази вызывает сильное ощущение счастья и сопереживания ближнему, но совсем необязательно заставляет пересмотреть свое отношение к жизни, то дикие галлюцинации, вызываемые большой дозой ЛСД, могут подтолкнуть человеческое «я» к самоуничтожению. Spiral Tribe хотели, чтобы из людей хлынули их возможности, которые под контролем центральной нервной системы выпускались лишь тоненькой струйкой, – и тогда долгие годы условностей наконец прекратятся. Они настаивали на том, что одного удовольствия недостаточно. Экстази сыграл свою роль, но теперь он казался слишком домашним и прирученным – похожим на маленьких счастливых кроликов, бегающих по кругу, – и пора было двигаться дальше.

«МДМА по-своему хорош, но его достаточно попробовать несколько раз, чтобы досконально изучить и потерять к нему инте– рес. Периметр ощущений, вызываемых МДМА, очень ограничен и не меняется после того, как попробуешь его впервые. Если пристраститься к экстази, не знаю, до какой степени отупения он может довести. С культурологической точки зрения, мне не нравятся вечеринки, на которых все набивают себе брюхо МДМА, или из чего там еще сделаны эти их таблетки, слушают очень слабую, безобидную, пассивную музыку и относятся ко всему этому так, как будто им просто нужно забыться без какой-либо особой цели, у них и в мыслях нет как-нибудь использовать новый опыт, полученный ими от наркотика. К тому же из того, что я видел, опыта там не так уж и много, тогда как ЛСД и волшебные грибы – совсем другое дело. Их действие имеет куда большую ценность, и к тому же они нетоксичны. ЛСД и волшебные грибы оказывают намного более сильное влияние на творческий потенциал человека, не только в рейвах, но и в повседневной жизни – в том, как он воспринимает себя самого и окружающий мир».

Если вспомнить, как Харрисон описывал духовное пробуждение Tribe на фестивале в Лонгстоке, легко догадаться, что оно происходило под влиянием разоблачающего и изменяющего жизнь действия ЛСД – отсюда стремление Tribe все время двигаться дальше, за пределы и общества, и сознания. На их вечеринках принимались и более экзотические психоделики – «самые лучшие вещества вроде кетамина, мескалина и прочих подобных вещей, и это тоже было частью волшебства», – вспоминает один из спутников Tribe.

Галлюциногенное путешествие Spiral Tribe совпало по времени с подпольными психоделическими лекциями, которые становились частым явлением в небольшом, но энергичном сообществе техно-хиппи в Лондоне. Самой известной стала серия лекций Фрейзера Кларка под названием «Эволюция». В 1992 году Кларк пригласил выступить перед своими слушателями целый ряд ключевых фигур американской контркультуры: Роберта Антона Уилсо-на, автора псевдонаучного романа «Illuminatus!», экстази-химика Александра Шульгина и самого влиятельного из всех лекторов – Теренса Маккенну. Маккенна был этноботаником, который путешествовал по диким местам Южной Америки, где собирал и испытывал на себе различные виды психоделических грибов. В своей самой известной книге, «Пища богов», Маккенна изложил теорию о том, что, начиная с доисторических времен, растения и люди развивались в симбиозе и психоделические растения играли ключевую роль в развитии умственных способностей человека. Таким образом, если снова начать использовать эти растения в современных шаманских ритуалах, они облегчат эволюционный скачок на более высокий уровень сознания и тем самым предотвратят грозящий человечеству экологический кризис.

Маккенна преподносил свою ботаническую теорию с рвением, граничащим с безумием. Он рассказывал о том, как однажды, покурив растение содержавшее психоделический лиметилтрип-тамин (ДМТ), обнаружил себя в ином мире, где звучала музыкальная болтовня веселых «механических эльфов гиперпространства», и эти эльфы как будто пытались что-то ему сказать, «Если я еще не окончательно сошел с ума, – говорил он, – то это великое открытие» (Terence McKenna, The Archaic Revival). И безоглядная смелость доводов Маккенны, и странный гипнотический тон его голоса сыграли на чувствах людей, которые верили в то, что человеческая раса стоит на перепутье и впереди ее ждет либо новый век просвещения, либо темное время экологической разрухи. Остроумный оратор с густой бородой заметил, что его новые почитатели видят связь между танцевальной культурой и шаманскими ритуалами из его книг, и строил на этом свои лекции. «С помощью электронной культуры можно создавать шаманов для глобальной планетарной деревни, – говорил он впоследствии, одетый в футболку с рейвовым фрактальным узором и удивительно похожий на маленький волосатый гриб. – И, на мой взгляд, именно эту роль в 60-х годах играл рок-н-ролл, а в 90-х должна сыграть хаус-музыка» (i-D, август 1992).

Одним из слушателей «Эволюции» был Колин Ангус из The Shamen, обнаруживший, что многие идеи Маккенны повторяют его собственные мысли об изменяющих возможностях психоделических наркотиков. «Теренс сделал так, что в 90-х психоделические вещества стали снова воспринимать в контексте шаманизма и заботы о будущем планеты, чего явно недоставало 60-м, – говорит Ангус. – Его идея о том, что нам следует пользоваться психоделическими средствами для того, чтобы спасти человечество от самого себя и, следовательно, "спасти мир", стоит того, чтобы над ней задуматься, какой бы сюрреалистичной она ни представлялась. Безнадежные проблемы требуют безрассудных решений...»

Пропаганда Маккенной натуральных психоделических веществ вроде псилоцибиновых грибов и 15-минутного «реактивного ДМТ-трипа» указывала направление, в котором, по мнению Ангуса и Марка Харрисона, следовало развиваться экстази-культуре. Маккенна был прирожденным шоуменом, и Ангус пригласил его принять участие в записи одной композиции для готовящегося к выходу концептуального альбома группы под названием «Boss Drum», во многом обязанном своим появлением маккениовской «Пище богов». В треке «Re: Evolut.ion» Маккенна рассказал о своем видении «возрождения древности», воссоединении с древними энергиями планеты – концепция, хорошо знакомая всем, кто слушал Spiral Tribe. «Если в хаус-музыке и рейв-культуре делать акцент на ритмы, влияющие на психику, – ласково бубнил Маккенна, – это звучание, истолкованное должным образом, действительно может изменить неврологические состояния больших групп людей, собравшихся вместе, создавая телепатическое сообщество, чьи связи, мы надеемся, будут достаточно сильными для того, чтобы донести увиденное этой группой людей до остальных членов общества».

Идеи Маккенны оказали большое влияние на философию техно-бродяг. Как и Колину Ангусу, Spiral было недостаточно просто испытывать новые ощущения. Конечно, они хотели изменять состояние мозга и прорываться на другую сторону сознания, но им важно было после этого возвращаться обратно, неся с собой мудрость иного, психоделического измерения. «Я читал очень хорошее описание этого в Каббале, – говорит Марк Харрисон. – Одним людям просто нравится покидать это измерение и возвращаться к своим корням, а другим хочется рассказать об увиденном здесь, в материальном мире. Именно это мы всегда и делали».

И все же одних наркотиков было для этого недостаточно. Первые саунд-системы – такие как DIY и Tonka – специализировались на более мягкой, чувственной и фанковой разновидности хаус-музыки, продолжая традицию Нью-Йорка и Чикаго 80-х. А саунд-системы, отпочковавшиеся от Spiral Tribe, – например, Bedlam и Adrenalin, созданные участниками Tribe, которые завели свои собственные грузовики и аппаратуру, – предпочитали мощное, бескомпромиссное техно, полностью лишенное формы, которую когда-то придали ему чернокожие создатели в Детройте, намного более грубое и исполняемое с безумной скоростью. Марк Харрисон утверждает, что и такое звучание тоже имело идеологический подтекст: хардкоровая музыка для хардкорового мира.

«Техно – самая лучшая музыка для этого стиля жизни. Наше сознание достигает состояния, в котором мы можем сделать все это: порвать с общественными устоями, отправиться в неизвестность и самому создать для себя эту неизвестность. Это не только эмоциональный, но и физический разрыв с реальностью, и музыка техно этот разрыв усилила. Мне неинтересна музыка, которая опирается на старые проверенные формы. Техно использует возможности, открытые нам новой технологией. Остальные музыкальные стили – это уже дело прошлого: были, видели, знаем, а вот техно – очень футуристическая музыка».

Эти мысли Харрисон заимствовал у течения техно-хиппи с его склонностью к использованию технологий – химических и компьютерных – для создания альтернативных реальностей. Начиная с 1989 года огромной популярностью пользовались идеи, приплывшие из-за океана – из сан-францисского журнала Mondo 2000. Mondo, в котором работала компания «хакеров реальности, сумасшедших, антрепренеров, наркоманов, мошенников, студентов, художников, безумных инженеров» и чьи идеи впоследствии были отобраны, переработаны и проданы мейнстриму в форме журнала Wired, описывал возможное будущее как взаимодействие новой технологии и техники ныо-эйдж и называл это «киберкуль-турой» или «New Edge» [139]139
  «Новый рубеж» (англ.). «Нью Эдж» по аналогии с «Нью Эйдж». (Прим. ред.)


[Закрыть]. Писатель-фантаст Руди Рюкер предполагал, что, используя такие средства как виртуальная реальность, «мозговые машины», интернетные доски объявлений, теория хаоса и энергетические напитки, можно взломать интерфейс сознания и перепрограммировать окружающий мир: «Ты можешь сам создавать свою собственную литературу, свою собственную музыку, свое собственное телевидение, свою собственную жизнь и, что важнее всего – свою собственную реальность» (Rudi Rucker, RU Sirius and Queen Mu, A User's Guide to the New Edge). Тимоти Лири, который никогда не пропускал новую волну и всегда успевал придумать для нее звучный слоган, тут же написал книгу под названием «Хаос и кибер-культура», в которой изобразил «новую породу» творческой молодежи, увлекающейся техно, психоделиками и Интернетом. Лири считал, что компьютеры, как и кислота, являются средством преодоления границ человеческих возможностей. «ЛСД мы отвоевали у ЦРУ, а компьютеры – у1ВМ», – писал он.

Рост популярности Интернета, глобальной компьютерной сети, созданной американскими военными в 60-е годы для защиты своей коммуникационной системы от нападения коммунистов, но присвоенной хакерами и учеными, придавшими ей характер хипповского коллективизма, совпал по времени с развитием техно, которое тоже постепенно превращалось в глобальную сеть сцен и связей, с одинаковой силой отдающуюся в Берлине, Сан-Франциско, Париже, Эдинбурге, Токио, Франкфурте – и в английской сельской местности. «В 60-х, – говорил Мг С из The Shamen, подхватывая сказанное Лири, – не было таких музыкальных, технологических и информационно-коммуникационных возможностей. У нас эти возможности есть – у нас есть компьютеры». Сэмплеры, миди-обо-рудование, мобильные телефоны, видеокамеры, e-mail – все это можно было приспособить для собственных нужд – как случилось в эпоху панка с ксероксом – для создания новой аморфной техно-контркультуры.

Другой ключевой пункт доктрины Spiral Tribe касался самих вечеринок. Они обязательно должны быть бесплатными. Плата за вход сделает их элитарным и несправедливым коммерческим мероприятием, посещать которое смогут только богатые рейверы (хотя, конечно, некоторые саунд-системы по секрету признаются, что существовали на средства, вырученные от торговли наркотиками). Spiral не забывали и о политической стороне вопроса. «Деньги – это дискриминатор. Когда речь заходит о деньгах, люди делятся на тех, у кого они есть, и тех, у кого их нет, – говорит Дебби Стаунтон. – Если вечеринка бесплатная, она действительно открыта для всех, все перед ней равны, и атмосфера там совершенно другая. Правительство хочет определить финансовую стоимость каждой гребаной вещи, которая здесь происходит, поэтому, когда ты решаешь, что тебе не нужны деньги, ты трахаешь систему».

Экономические, социальные и духовные вопросы были глубоко переплетены, подчеркивает Саймон Ли, который, едва вернувшись из Кэмелфорда, тут же принялся устраивать вечеринки в сквотах на юге Лондона: « Клубы продают тебе возможность хорошо провести ночь – тебе нужно всего лишь прийти туда и заплатить, а на фестивале ты чувствуешь себя частью того, что происходит, твое присутствие здесь что-то означает, в этом есть какая-то мощь. Правительство тоже знает, как опасно, когда большое количество одинаково мыслящих людей собирается вместе для какого-нибудь дела, полностью противоречащего их системе ценностей. Их система ценностей – это деньги, а мы не имеем к деньгам никакого отношения, наши фестивали – бесплатные. Вряд ли можно придумать лучший протест».

Остальные саунд-системы не могли похвастать такой же сильной идеологической позицией. Но и их влияние было тоже далеко не так велико. После Лонгстока, Кэмелфорда и других фестивалей лета 1991 года Spiral Tribe действительно начали изменять материальный мир. Изобретенная ими форма – коллектив кочевников, переезжающих с места на место в автобусах и автофургонах и день за днем палящих экстремальным, неистовым, хриплым техно, – была немедленно подхвачена другими. Tribe стали примером для подражания потому, что, как утверждает Саймон Ли, «они оказались в правильном месте в правильное время и с правильным отношением к тому, что делают. Они очень хорошо знали, как себя прорекламировать, хотя и казалось, что известность им не нужна. Они были как единое целое – выглядели одинаково, одинаково одевались. Ими было очень легко увлечься. Они завели так много людей. На них все равнялись, они устраивали самые лучшие вечеринки, и с ними всегда были самые правильно настроенные девчонки». За один год Spiral Tribe помогла экстази-культуре подняться на более высокий уровень и стать совершенно новым явлением.

КЭСЛМОРТОН

 Ни общественная пресса, ни молодежные издания не обратили особого внимания на союз, возникший между бродягами и рейверами. А вот зато полиция быстро отметила эту культурную перемену, В полицейском участке Devizes в Уилтшире собирали информацию о перемещениях бродяг со времен операции «Солнцестояние», проведенной ими на фестивале Стоунхендж в середине 80-х. Они были осведомлены, но не были готовы начинать нападение – пока. Однако, если передвижным саунд-системам и угрожала опасность полностью потерять связь с реальностью после долгого лета, проведенного в попытках взломать границы сознания, в ближайшие месяцы им должны были силой помочь вернуться на землю.

В то время как DIY часто имела дело с твердой рукой закона – арестами, разбитым оборудованием, конфискованными пластинками, отношения с полицией Spiral Tribe до 1992 года были вполне дружелюбными. 20 апреля они установили свой аппарат на заброшенном складе на улице Эктон-лейн на западе Лондона. Как было сказано в опубликованном позже заявлении Tribe, в здании склада танцевала тысяча человек, и никто из них не обращал никакого внимания на то, что район оцеплен полицейскими со щитами и в касках. В половине третьего ночи полиция вломилась в здание с помощью кувалд и экскаваторов JCB, и полицейские с прикрытыми идентификационными номерами на куртках принялись без разбора избивать людей дубинками и ногами, в результате чего пострадали сотни человек. После этого полицейские исчезли, за исключением нескольких человек, оставшихся для того, чтобы вывести со склада раненых.

В том же месяце министерство внутренних дел выдвинуло идею о принятии закона, запрещающего бесплатные фестивали и уполномочивающего полицию останавливать автомобили, направляющиеся на фестиваль, и отправлять их в обратном направлении, а также конфисковать звуковое оборудование, разбивать колонны автомашин и арестовывать тех, кто откажется покинуть рейв добровольно. Такая тактика уже использовалась полицейскими прошлым летом в Кэмелфорде, когда автомобилистов разворачивали на дороге за сорок миль до фестиваля, но тогда полиция делала это без законного основания.

Давление возрастало, и рейверов охватывала паранойя. Казалось, говорит Марк Харрисон, что над лагерем Spiral Tribe нависла темная зловещая туча. «Эта угроза насилия держит под контролем каждого человека в нашем обществе, просто ее не замечаешь до тех пор, пока не начнешь цепляться ногами за натянутые провода. «Дурной глаз» – вот хорошее название этому, потому что их вертолеты просто берут и появляются из ниоткуда. Ты не спал несколько ночей подряд и вдруг – на тебе1. Охватывает острое ощущение того, что вот вы все собрались здесь, непонятно где, бродяги и рейверы и все неугодные члены общества, вы совершенно одни – уязвимые и беззащитные, и вы окружены со всех сторон. После того, что случилось на Эктон-лейн, нас выпроводили из Лондона под полицейским конвоем. Мы убежали подальше от города и отправились в Уэльс, а там укрылись высоко в горном лесу».

Бесплатный фестиваль в Эйвоне был привычной остановкой на пути ежегодного путешествия бродяг по сельской Англии, время его проведения было назначено приблизительно на Троицу, а точное место не назначили совсем: после Бинфилда большинство фестивалей проходило там, где собиралось достаточное количество людей, ускользнувших от полиции и собравшихся вместе. Годом раньше на фестиваль Чиппи н г Содбери Коммон таким образом попало две тысячи человек – и там начинающих Spiral Tribe вдохновили на великие дела мощные хаус-звуки саунд-систем DIY и Sweat.