Текст книги "За стеклом [Коламбия-роуд]"

Автор книги: Мет Уаймен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

30

Кровавой Роуз в палате не оказалось. Дыба для увечных тоже исчезла, но подругу Вилли явно еще не выписали: на подушке красовался роман Джеки Коллинз. «Роуз не могла уйти далеко», – подумала я и двинулась по коридору.

Я решила заглянуть в больницу по дороге домой. Конечно, я устала, но мечтала не об отдыхе. Меня измучил нездоровый интерес к моей персоне: сначала цветочник, затем этот кошмар перед рыбной лавкой Кензо, а на закуску – целый час телефонных разговоров, который потребовался, чтобы уладить все проблемы женщины, славившейся, как я поняла, чутьем на молодые таланты. Постепенно я поняла, как меня воспринимали собеседники и чего я на сегодняшний день добилась в жизни. Девушка, прячущаяся за кем-то другим, – вот кто я была такая. Сперва Мисти, а теперь вот модели. Я чувствовала себя книгой, ненавидящей свой переплет. Мне хотелось открыть страницы, чтобы меня прочитали и поняли. Поэтому я не пошла сразу после работы домой. Решила сперва навестить человека, на которого я могу положиться, который посмотрит на меня и прочтет всю правду между строк.

Коридор выходил в больничный садик. Залитый солнцем квадрат с травой, кустиками и беспорядочно расставленными креслами-каталками. Медсестра тоже была там, но лишь одной пациентке составлял компанию «флорист и дилер в одном лице». Я притормозила за стеклянной дверью, не уверенная, чему именно собираюсь помешать. Нога Кровавой Роуз все еще упакована в гипс, а на коленях лежит потрясающий букет пестрых тюльпанов. Цветочный эквивалент пламени, туго перетянутый лентой. Как раз в это время медсестра стала переходить от кресла к креслу. Время приема лекарств, сообразила я, глядя, как моя знакомая взломщица, улуча удобный момент, просовывает руку между бутонами.

Добряк Уильям сидел, подложив под себя руки и задрав колени, словно мальчишка. Очень большой мальчишка. Настолько большой, в сущности, что я засомневалась, получится ли у него вновь подняться на ноги. Он сотворил что-то со своей прической, заметила я: сделал косую челку, словно жаждал вернуться к первобытной дикости. Но вот что действительно заинтересовало меня, – так это взгляд, которым Вилли то и дело окидывал Роуз, когда думал, что та не видит. Он напомнил мне святого Бернарда – надежный как скала, но настолько, черт возьми, меланхоличный, что иметь с ним дело не было никакого желания.

Мне захотелось немедленно протолкнуться в дверь и вбить в башку Добряка немного мозгов, попросить его расслабиться и рассказать Роуз о том, что творится у него внутри. С красивыми ногтями или без, но если он так и будет молчать, то, скорее всего, потеряет ее. Я даже ухватилась за дверную ручку, но толкнуть дверь уже не смогла. Как можно вламываться в чужой монастырь, размахивая уставом собственного сочинения? В общем, вместо этого я поплелась по коридору обратно, оставив Добряка Уильяма самостоятельно разбираться со своей жизнью, пока я отыскиваю телефонную будку, чтобы наладить собственную.

Трубку снял Павлов. Я вздохнула с облегчением, но в то же время испытала укол разочарования.

– Ты уже говорил с ним?

– Погоди, Циско, дай мне срок.

Я забилась в глубь будки, присев на корточки под козырьком так, словно не выносила близкого соседства с системой пожарных разбрызгивателей.

– Но ты же обещал, – возмутилась я. – Слим сейчас с тобой?

– Его только что разнес в клочья случайный камнепад, если ты об этом. Да, он со мной, пока не перезапустит уровень.

– Тогда не откладывай, – взмолилась я. – Поговорите по душам. Для меня это действительно важно. – В трубке послышалось карканье: это брат открыл рот прежде, чем придумал, что сказать. Поэтому я вклинилась снова – на тот случай, если он вдруг заявит, что передумал. – Моя жизнь зависит от тебя, Павлов.

– Я обязательно сделаю это, – подтвердил он, уже как бы оправдываясь. – Мне и без того весь день худо из-за этого растреклятого табло, так что, пожалуйста, не наезжай.

– Тебе все еще надоедают?

– Скажем так: если я нахожусь в гостиной и роняю какой-то предмет в «живую зону», то так и оставляю его там лежать.

– Ну и правильно, – сказала я. – Сделай доброе дело, Павлов. Поговори с ним, пожалуйста.

– Для разговора нужно выбрать время и место, – ответил он, уже чуть холоднее. – И повод.

Подумав, я извинилась за настойчивость.

– Просто эти мысли не дают мне покоя с тех пор, как я ушла на работу. Куда бы я ни сунулась, мне все кажется, что за мной наблюдают, и я просто хочу вернуться в дом, где смогу немного отдохнуть. По крайней мере, там за мною точно ведут слежку.

– Странно, что тебе вообще удалось сегодня выйти.

– А что такое?

– Этим утром, – сказал Павлов, – примерно через час после твоего ухода я собирался выйти купить молока. Путь мне преградил целый курган из рекламных проспектов, воспевавших пиццу, на коврике у двери. Почтовый ящик был забит так плотно, что я испугался, уж не погребен ли весь мир за дверью под толстым слоем отпечатанных в дешевой типографии рекламных листовок.

– Может, у них ценовой конфликт? – предположила я.

– Это больше напоминает осаду крепости, – ответил мне брат. – Я попытался открыть дверь, и она увязла в бумаге. Пришлось распечатать новый мусорный пакет, чтобы убрать в прихожей. Можешь поверить? Слим думает, что конкуренты «Поппа Итальяно» пытаются напихать в кадр побольше пиццы, чтобы заставить Картье поменять спонсора.

– Напихать побольше? Хорошая мысль. Две пиццы на дом по цене одной.

Павлов ненадолго умолк. Я вообразила, как озадаченный моим легкомыслием брат наскоро пересматривает содержание ответной проповеди.

– Ну ладно, – смягчился он наконец. – Я поговорю со Слимом, но ситуацию с рекламными проспектами тоже надо обсудить.

– Ясно, – сказала я, улыбаясь в трубку. – Повесим на дверях одно из тех объявлений, которые запрещают совать в ящик рекламу и бесплатные издания, отваживают коммивояжеров и все такое.

– Плакаты тут не помогут, – сказал брат. – Если объявление заметят дети, то в нашем почтовом ящике окажутся экскременты и бог знает что еще. Единственный способ изменить положение вещей – это поговорить с человеком напрямую.

– Вот и займись этим. – Не было нужды пояснять, что в виду имеется Слим. Дав брату время догадаться самостоятельно, я добавила: – Полагаюсь на тебя, Павлов.

Ума не приложу, как Добряк Уильям проскочил мимо незамеченным, но его уже не было, когда я вернулась в садик. По пути к выходу он непременно должен был миновать телефонную будку. Поразмыслив, я наскоро проверила содержимое сумочки, прежде чем выйти на солнце. Как знать, не подложил ли он туда что-нибудь, пока я стояла отвернувшись? Чтобы предупредить о слежке?

– Гляньте-ка, Циско! Собственной персоной! Наконец-то!

Кровавая Роуз выкрикнула это, будто сидела на последнем ряду стадиона. Наушники на ее голове растолковали мне эту поразительную реакцию, когда я неторопливо приблизилась и просто сказала: «Привет». В сотый раз за день люди обернулись на меня посмотреть. Я присела за креслом-каталкой Роуз, заняв уже примятое Добряком место на траве. Фигуру больной обтягивал шелковый халат сливового оттенка с серебристым пояском и пепельной строчкой вдоль одного из лацканов. Она выдавила для меня улыбку, и сигарета в ее губах сразу приняла горизонтальное положение. Роуз сдернула наушники. Взломщица-рецидивистка, кажется, не замечала, что привлекла всеобщее внимание.

– Что слушаешь? – спросила я. – Мне понравится?

Проводок тянулся к тюльпанам на коленях Роуз. Тогда-то я и сообразила: под цветами не плеер, а портативный компьютер. Крышка была прикрыта, словно створка раковины, и я догадалась, что, какая бы музыка ни звучала в наушниках, ее, по всей вероятности, скачивали из Сети. Роуз назвала мелодию, и я тут же забыла о сетевых примочках.

– Вступительные такты к сериалу «Скорая помощь» и случайный набор музыкальных фрагментов из первых серий.

Я подождала немного, и лишь затем до меня дошло, что Роуз не шутит.

– И ты можешь это слушать? – притихнув, я оглянулась по сторонам. – В больнице?

– Притупляет скуку, – объяснила она и выхватила изо рта окурок. – Заставляет думать, что здесь интересно. В сериале всегда разворачиваются какие-то драматические события. А здесь если что и разворачивается, то одни только простыни.

– Ясно, – кивнула я. Интересно, что должно произойти, чтобы я научилась думать, как Роуз? – Тогда, наверное, тебе не терпится выбраться отсюда?

– Не терпится? – Она потянулась к колесам, чтобы пошевелить кресло. – Да я с ума тут схожу, золотце. Все жду, когда же с меня снимут эту пакость.

Она постучала по гипсу. Я обратила внимание, что Роуз ставила на нем карандашные отметки, считая дни.

– В день, когда с меня свалится эта скорлупа, – продолжала она, – я вернусь на крыши. Займусь, наконец, своим ремеслом.

– Не стоит, – с некоторой убежденностью возразила я. – Преступление не всегда оправдывает себя.

– Вилли это не понравится, но я не могу наплевать на собственное призвание.

Не сводя глаз с тюльпанов, я заверила Роуз, что иметь рядом кого-то, кому небезразлична твоя судьба, всегда хорошо. Разве этого мало?

Роуз пожала плечами.

– Наверное, ты права.

– Роуз! – я едва не лишилась дара речи. – Черт возьми, да ты же прекрасно знаешь, как Вилли к тебе относится. Да парень наизнанку выворачивается, только чтобы ты его заметила. Посмотри на его ногти. Вилли потребовалась бездна мужества, чтобы привести их в порядок.

– Знаю. Видела, как ты их полировала. – Кровавая Роуз вновь напомнила мне, что каждая крупица моей жизни протекает на всеобщем обозрении. Конечно же, я понимала, что камеры улавливают все до мелочей, но никак не ожидала, что это обернется против меня. Какое-то время я просто сидела на газоне, как Добряк Уильям, скрестив ноги, дергала траву и не могла поднять глаз.

– Что еще ты видела? – спросила я.

– Этим утром – буквально все, – ответила Роуз. – Пока ты не ушла на работу.

– Значит, стоит рассказать, что за денек выдался сегодня…

– Нет нужды. Сразу видно, дела идут хреново.

– Настолько заметно?

– Может, Добряк чуточку робко завоевывает мое сердце, – сказала Роуз, – но он всегда рядом, когда мне плохо, когда мне нужна помощь. В отличие от многих других парней.

Таких, как Слим? Кажется, Кровавой Роуз пришло на ум сравнить наших кавалеров, и она подтвердила это, когда я спросила ее напрямик.

– Вилли говорит, он вызывает у тебя сомнения.

– Для человека, проводящего в женском обществе круглые сутки, он слишком малому научился в смысле общения с противоположным полом.

Я вспомнила, как пыталась сыграть в «Денежный залп», но решила не рассказывать Роуз про то, что мне удалось сорвать с Мисти одежду. Об этом ей знать не обязательно.

– Знаешь, игра не особенно сложная, – вместо этого заметила я. – Мы с Мисти Вентурой забрались так высоко, насколько это вообще возможно.

– А потом спрыгнули вниз с этой кручи.

Тут-то моя челюсть и отвалилась. По крайней мере, на секунду-другую. Как, черт возьми, Роуз могла узнать об этом, наблюдая за моей игрой с дивана? Ведь веб-камера висит прямо над экраном. Я изучала ее лицо, пытаясь найти объяснение, но затем поняла, что Роуз всего лишь следовала моему примеру. Наблюдала за тем, как я реагирую на успехи Мисти, и делала из этого свои выводы. Вчера со Слимом было то же самое. Ящик, возможно, и стоял в «мертвой зоне» под камерой, но я могла описать происходящее на экране, потому что это ясно отражалось у него на лице.

– Подумать только, – сказала я. – Господи! Мало-мальски обладая воображением, зритель, наверное, может заглянуть и за кулисы.

Роуз не ответила; во всяком случае, ответ мне дали колеса ее кресла. Пациентка развернулась к дорожке, ведущей прочь из садика, в ее личную палату.

– Там, – сказала она, – мы сможем подключиться к нашему «дому напоказ» в приватной обстановке. Здесь слишком много людей. – Роуз окинула всех прочих пациентов прощальным взглядом.

Большинство больных дремало в собственных инвалидных креслах; может, они медленно испускали дух или, вполне вероятно, были уже мертвы. По крайней мере, так почудилось мне – все эти вдвое сложившиеся люди, все эти опущенные к коленям головы. Я возразила, что они вряд ли помешают, но Роуз стояла на своем. Она, видите ли, всегда путешествует по Сети за закрытыми дверьми. А все потому, что ей нравится смотреть определенного сорта вещи.

– Порнография? – поинтересовалась я, когда мы добрались до палаты. Роуз, кажется, удивилась моему предположению, но смолчала.

– Это для мужиков. – Подняв ноутбук на кровать, она раскрыла его, словно ларчик с драгоценностями. – Меня заводят сайты с веб-камерами, а в них – совсем другие произведения искусства.

31

Телефонный кабель из разъема у кровати Кровавая Роуз высвободила при помощи отмычки. Конструкцией такой шаг вроде не предусматривался, а потому, пока Роуз подсоединяла кабель к ноутбуку, я захлопнула ведущую в коридор дверь. И даже задернула занавески, предчувствуя, что мне предстоит увидеть нечто противозаконное. Однако когда я вернулась с пластиковым стулом, мы уже были в Сети и браузер показывал фасад какого-то официального с виду здания. Ссылка, вне сомнения, хранилась в закладках, слишком уж быстро Роуз на нее вышла.

– Вот от этого я просто балдею. – Казалось, лицо Роуз светится, хотя отблеск от экрана тут был ни при чем. – Потрясающе, с какой готовностью люди распахивают двери перед вторжением из Сети. Это здорово облегчает мне работу.

У нижней кромки экрана располагалось меню, и каждая кнопка вела в различные части здания. Когда мы оказались в гостиной, я сообразила наконец, почему Роуз на «ты» с киберпространством: взломщица просто присматривалась к помещению.

– Значит, ты наблюдала за нами, собираясь обчистить хату?

Она весело рассмеялась:

– Золотце, я у своих не ворую.

Не знаю, говорило ли это в пользу нашего социального положения или внутреннего убранства дома, но через пару секунд Роуз выбралась из большого здания, и я поняла, что вскоре смогу судить об этом, взглянув на все собственными глазами.

– Сейчас дома мой брат, – сказала я. – Говорит со Слимом, надеюсь.

– Поглядим-увидим, верно? Я бы и сама перемолвилась с ним парой слов. – Роуз нажала клавишу ввода. – Твоему бойфренду не мешает привести себя в порядок, и не только в смысле прически.

Начала грузиться страничка с приветствием, дополненная теперь информацией обо всех наших спонсорах. Неожиданно для себя самой я зарделась, и не только потому, что дико было слушать, как кто-то рассуждает о моей жизни так, словно это сюжет мыльной оперы. И вот появился наш сайт.

caminside.co.uk

Жилье для тех, кто ценит уют

Один из домов открыт для осмотра

(договариваться о времени визита не обязательно)

Прихожая Спонсор – пиццерия «Поппа Итальяно».

Гостиная Спонсор – освежитель «Воздушный полисмен» (аромат лимона).

Кухня Спонсор – чистящие средства для раковин «Хлор-терьер».

Лестница Спонсор – освежитель «Воздушный полисмен» (аромат лаванды).

Спальня 1 Спонсор – презервативы «Рубчик-голубчик, инк.».

Спальня 2 Спонсор – служба психологической помощи «Борись с отчаянием».

чат

послать сообщение

зарегистрироваться

– Кстати, насчет спонсоров? – спросила Роуз. – Вы пользуетесь услугами хоть одного из них?

Я уже собиралась сказать, что мы со Слимом ни в грош не ставим кондомы, но мысль провалилась куда-то в желудок прежде, чем я успела выплюнуть ее наружу, так что я ответила, что иногда мы едим пиццу, но никогда не используем освежители или линию психологической помощи, потому что от обоих у меня начинают слезиться глаза. Роуз посочувствовала, добавив, что Добряк Уильям берет с собой чистящие средства именно этой марки всякий раз, когда она зовет его на операцию «Уборка».

– Хорошо, наверное, было бы жить с таким хозяйственным парнем, – заметила я.

Роуз пробежала курсором сверху вниз по меню. Глянула на меня. Такое чувство, что она сейчас спросит, удобно ли я сижу.

– Поглядим, как твои справляются, – предложила она вместо этого.

Было странно видеть нашу гостиную, не присутствуя в доме. Сайт не был «озвучен», и это делало ощущение еще более необычным. Даже в смысле изображения – смотреть практически не на что. Пустой диван с распластанным на подлокотнике геймерским журналом и кружкой на ковре рядом с клавиатурой. На заднем плане – заходящее солнце в окнах эркера, совсем как и здесь, в больнице. Тут картинку дополняет тепло на моей спине, дома – вытянувшиеся веером столбы мерцающих пылинок. Да уж, ребята из «Воздушного полисмена» вряд ли испытали бы восторг при виде такой пылищи. Вернувшись, я вполне могу обнаружить выломанную дверь и синтетическое благоухание по всему дому. Я повернулась к Роуз. Любопытно, какой вывод она делает из увиденного?

– Извини за бардак.

Похоже, Роуз слегка опешила:

– Что ты, он создает впечатление достоверности.

Все это, кажется, следовало рассматривать как срез каждодневной жизни обычных людей, но я все равно переживала. Вообще-то, Слим мог быть чуточку поаккуратнее или, по крайней мере, бросить небрежно свои вещи в «мертвой зоне». Все лучше. Затем меня осенило: может, он так и сделал? Я представила два берега хлама по обе стороны от благоухающей лимоном комнаты. Роуз переключилась на прихожую, и я поняла, что занимаюсь в точности тем, что зрители обсуждали снаружи: строю догадки о том, чего попросту не могу видеть. Сейчас я смотрела на пустую прихожую, гадая, куда мог спрятаться Слим и сдержал ли Павлов свое обещание.

– Попробуй щелкнуть в кухню, – посоветовала я. – Мы часто разговариваем, сидя на кухне.

– Надеюсь, это положительно влияет на кулинарный процесс, – сказала Роуз и кликнула мышью, переключаясь с одной камеры на другую. – Слима не стоит пускать туда в одиночку.

– Всего-то чуть-чуть подгорело, – встала я на защиту бойфренда, но тут меня отвлекла появившаяся на экране картинка. Ребята сидели за столом, друг против друга, но хорошо виден был только Павлов. От его собеседника остались только нос и щека – выдающиеся вперед части профиля, изредка сдабриваемые случайным блеском кольца в брови. Как знать, случайно Слим оказался в «мертвой зоне» или же загнал себя туда умышленно? Будем надеяться, что это мощь приведенных Павловым аргументов вынудила его ретироваться в виртуальную тень.

– По крайней мере, они ведут беседу, – сказала я. – Как думаешь, братец все ему скажет?

Роуз не потребовалось отвечать, поскольку Павлов как раз в это время сложил руки на груди и откинулся на спинку стула. Слим, очевидно, парировал его довод чем-то, потому что с его стороны на экране возникла рука, которая принялась взвешивать воздух. Он говорил о чем-то важном, казалось мне, в то время как мой брат пощипывал переносицу, солидно кивая в ответ. Наблюдая за этой немой сценой, я немедленно предположила самое худшее: Слим заявляет, что не может тратить свое драгоценное время на мои заморочки. Что я вела себя слишком назойливо, слишком нелепо и вообще могла бы поучиться кое-чему у Мисти. Воображаемая речь Слима звучала у меня в голове, и все тело при этом похолодело. Внезапная, резкая смена температуры. Словно в душе, когда кто-то балуется с кранами.

– Так даже хуже, чем совсем ничего не знать, – сказала я в итоге. – Я просто вкладываю в их уста слова, которых на самом деле не хочу слышать.

Роуз отчего-то не следила за экраном, а разглядывала клавиатуру, собрав губы в кривую усмешку и словно прикидывая, что же делать дальше. Затем она повернулась ко мне, и на ее лице появилось выражение сочувствия – та жалостливая улыбочка, которой одаривают собеседника перед тем, как преподнести скверную новость:

– Помнишь, я говорила тебе утром, что эта игра не так проста, как кажется?

Я кивнула в ответ и мысленно вернулась в гостиную, к былым своим опасениям насчет проницательности Роуз по поводу моих игровых талантов.

– Ты ведь не про «Денежный залп», верно?

Кровавая Роуз прогнала улыбку с губ.

– Золотце, я говорила о множестве вещей.

Инстинктивно я вновь обернулась к экрану, все еще недоумевая, что она имеет в виду, но почему-то уверенная, что смотрю в правильном направлении. Оторванная от тела рука Слима продолжала критиковать моего братца, но выяснить, что происходит на кухне, не было никакой возможности. Сайт caminside здесь бессилен. Единственным способом было оказаться в доме; я вдруг поймала себя на мысли, что разглядываю нашу кухню глазами воровки, прикидывая возможные варианты проникновения внутрь. Оказавшись таким образом на месте Роуз, я повернулась к ней:

– Ты можешь увеличить обзор, да?

Она ответила, но сперва потянулась к клавишам, и я уже догадалась, в чем дело.

– Думаю, тебе лучше всего взглянуть самой.

Так я и сделала. Смотрела и поражалась. Только это мне и оставалось: Роуз зашла на другой веб-сайт, очень напоминающий первый, но с совсем другой перспективой сцены на кухне. Я смотрела теперь с точки, находившейся прямо над кухонным столом. И при этом гадала, сколько еще камер Картье тайно протащил в дом.

– Не может такого быть, – выдавила я, словно спотыкаясь о слова. – Это ведь не caminside. Что же это такое?

– Второй сайт вашего домовладельца, – Кровавая Роуз облегченно вздохнула, прежде чем ответить, словно радуясь случаю отделаться от тайны. Она направила курсор к полоске меню. Та была разбита на ячейки-квадратики, пронумерованные от одного до тридцати, и выбранный загорался неоновым огоньком. На экран выскочила картинка, снятая из-за часов на полке, расположенной за стеной Павлова. Две размытые стрелки слегка искажали силуэты сидящих за столом, отчего происходящее на кухне казалось запретным зрелищем.

– Глазам своим не верю!

– Добро пожаловать на camplicity.com, – сказала Роуз, отдернув обе руки от ноутбука, будто от приведенного в действие взрывного механизма.

– Как ты его назвала?

– Полагаю, его название происходит от слова «соучастие» [16]16
  Complicity – соучастие (англ.).


[Закрыть], – пояснила она, с неохотой выговаривая каждый слог, словно подруга, понимающая, что должна причинить боль прежде, чем сможет помочь. – Совместное участие в каком-либо незаконном или неблаговидном деянии. Например, во внедрении десятков скрытых веб-камер в дом, обитатели которого наивно полагают, что в каждой из комнат их установлено всего по одной.

Я слышала каждое слово, но почти ничего не могла понять. Была не в состоянии.

Роуз прервала свои откровения простым нажатием клавиши, что дополнило видеоряд звуковой дорожкой. Откуда ни возьмись, я услышала возбужденные голоса спорящих. Разговор явно принял совсем не тот оборот, что был обещан Павловым. С этой вновь обретенной перспективы я смогла уяснить, что предметом обсуждения были отнюдь не мои чувства к Слиму, а прежде скрытое из виду надкушенное шоколадное яйцо, которое Слим, подняв, демонстрировал прямо в объектив. Мой бойфренд, ведущий телешоу «Скрытая камера».

– Смотри, – предложил он через динамики ноутбука голосом, начисто лишенным басов. Он поднес к губам яйцо с прорехой в верхушке. – Вопрос в том, куда язык отправится вначале. Прямо к сладкой карамельной начинке, «гвоздю» всей программы, или же к верхней стенке скорлупы?

– Слим, ты уходишь от ответа на вопрос. Про яйцо разговора не было.

– Скорлупа – не столь очевидный выбор, потому что над ней еще предстоит поработать, прежде чем она растает во рту. Но когда она все же поддастся, – Слим повернул в руке яйцо, словно гигантский драгоценный камень, – эти лишние усилия будут вознаграждены сполна.

– Забудь ненадолго про шоколад. – Мы смотрели через плечо моего брата, но я знала наверняка, что внутри у него звенит свернутая пружина. – Я говорю о своей сестре.

– Знаю.

– Слим! Она сильно расстроена после нынешней ночи.

– Ну, подумаешь, заработался допоздна, – отмахнулся он. – Делов-то!

– Называй это работой, если хочешь, – не отступал Павлов, – но, прошу тебя, не жонглируй своей жизнью. Вы оба играете в одной команде, и моя сестра переживает, что это может остаться в прошлом.

– Ты говорил с Циско? О нас?

– Еще тогда, у банка. Когда мы поджидали, пока ты не закончишь ломать комедию.

– И что она сказала?

– Что любит тебя.

Это, кажется, заставило Слима задуматься. Что бы ни стояло за песенкой про сладости, которую он пел прежде, ее мелодия, похоже, улетучилась, когда Слим кивнул моему брату.

– Я слышу, – сказал он, и я тоже слышала Павлова, жалея, что не могу прямо сейчас войти в дверь кухни и заключить его в объятия. – Я хочу с нею помириться. Правда, хочу.

– Вот и хорошо, – с облегчением произнес мой брат. – Рад это слышать.

– Но сначала скажи, как именно ты съедаешь яйцо, едва его надкусив? – Опять двадцать пять. Я никак не могла узнать Слима, меня бесила эта дурацкая усмешка. Что с ним творится? – Давай выкладывай, ты же сам завел этот разговор.

– Я только сказал, что ты слишком долго щиплешь верхушку, – опять Павлов, но уже про шоколад. – Вовсе не хотел представить это как аллегорию чего бы то ни было.

– Но ты выразил свое мнение, – не согласился Слим. – Точку зрения с весомыми сексуальными, психологическими и философскими обертонами.

– Слим, ты мелешь чушь. Полную ерунду.

Я принялась ломать руки, удрученная услышанным, в ярости, что мне пришлось это пережить. Слим прицелился яйцом в моего брата, и все эмоции померкли во мне, кроме дурных предчувствий.

– Я продолжаю стоять на своем. – Взгляд моего бойфренда не сулил пощады. – То, как ты управляешься с шоколадным яйцом, отражает твой подход к девушкам.

Все, хватит. Я стиснула лоб ладонями и застонала, громко и протяжно.

– Я не знала, как рассказать, – озабоченно произнесла Роуз, возвращаясь к клавиатуре. – Тебе нужно было увидеть все своими глазами.

– Оставь. – Я поняла, что она хочет закрыть браузер, и спросила, нельзя ли мне самой пощелкать мышкой. – Дай-ка я рассмотрю их получше.

Я придвинулась ближе, но на экране передо мной был вовсе не Слим. Нет, этот человек не носил моих ленточек для волос и не врывался ради меня в банки. За столом сидела настоящая амеба, пожиравшая мое шоколадное яйцо. Последнее, между прочим. Я припрятала его на черный день в холодильник, чтобы оно было холодненьким: в разгар кризиса стоило только сломать печать и устроить пирушку, как мне сразу стало бы легче. Даже Морские Девы не превратились в подобных монстров. В этот момент Слим сунул в рот все, что еще оставалось от моего лакомства, и я вновь очутилась в больничной палате, рядом с Роуз, и могла смотреть теперь куда угодно, только не на экран ноутбука.

– Это даже отдаленно не «секси», – влез со своим комментарием мой братец, пока я пялилась на плитки пола под кроватью. – И потом, ты испортил себе аппетит.

– Если Слим скажет еще хоть слово про десерт, – пробормотала я, не без труда поднимая взгляд, – клянусь: я протяну руку прямо сквозь экран и так врежу ему, что он полетит со стула.

– Всего лишь два парня, несущих вздор, – сказала Роуз. – Попробуй понять, золотце. Этого не происходило бы, будь ты рядом с ними, за столом.

– Этого вообще не должно происходить! – рассерженно выкрикнула я. – Господи Иисусе, Роуз, я чувствую себя оскорбленной до глубины души.

В голове у меня мелькал калейдоскоп сцен общения с нашим домовладельцем. Вот Картье поглощает орехи у двери нашей спальни, подбирается ко мне в кухне. Человек, подаривший нам идеальное устройство быта.

– Кусочек обычной жизни обычных людей, вот о чем шла речь. – Кажется, самое время повернуться к экрану. – Так мы договорились с ним, Роуз. Только ломтик, а не целый чертов пирог!

Именно его, похоже, Слим и засунул себе в рот. Глаза скрылись в щелочках век, и он едва сдерживал хохот, тщательно пережевывая мое шоколадное яйцо. Смотреть на это было мукой. Кажется, Павлов придерживался того же мнения: встав из-за стола, он направился к двери. И все же, вопреки самой себе, я не могла отвернуться. Тем более что Кровавая Роуз как раз поинтересовалась: выдержу ли я прогулку по дому? Готова ли по достоинству оценить все вероломство нашего домовладельца?

– Я совершенно случайно наткнулась на этот сайт. – Роуз отщелкнула обратно пару страниц, возвращаясь на caminside.co.uk, в виртуальный выставочный дом, созданный Фрэнком Картье, который я воспринимала теперь лишь как фасад. Мы вновь смотрели на страничку с приветствием, но уже под иным углом зрения. Теперь мне было до лампочки, кто нас спонсирует. Мои глаза были прикованы к курсору, по воле Роуз скользящему вниз, к трем вариантам в нижней части экрана. Она проигнорировала возможность войти в чат или послать сообщение на табло, но занесла стрелку над приглашением зарегистрироваться.

– Мне стало интересно, какими фондами располагает мистер Картье, – объяснила она. – Обыкновенно съемное жилье меня не привлекает, но хороший вор никогда не пройдет мимо открытого окна, понимаешь?

– И что ты увидела?

Роуз выделила поле, запрашивающее адрес электронной почты.

– Я получила список, как и было обещано, плюс предложение подписаться на второй сайт. Членство влетело мне в копеечку, конечно, но обычно люди только счастливы платить за удовольствия подобного рода.

Я пожалела, что мы сами не заполнили форму, но затем сообразила: наш бессовестный домовладелец мигом узнал бы обратный адрес и запрограммировал бы почтовую программу так, чтобы она вроде как блокировала его. Я не знала, как это делается, и мне было наплевать. Хватит с меня новейших технологий. И с компьютерщиками тоже покончено.

– Покажи мне опять Слима, – попросила я. – Хочу знать, что я еще пропустила.

Роуз проникла в кухню под другим ракурсом – благодаря веб-камере, спрятанной в недрах посудного шкафа. Через застекленную дверь мы смотрели в объектив, нацеленный прямо на моего брата. Водяные трубы приветствовали его возвращение свистом и стонами. Тем временем Слим – сидевший за столом чужак – ковырял в зубах, поставив локти как раз за красной линией скотча, воображая, что спрятался от зрителей.

– Черт, и вкусная же штука! – сказал он Павлову.

– И знать этого не хочу, дружище. – У моего брата начинала лысеть макушка, только теперь я это заметила. Тонкую прядку в модельной стрижке он сам, очевидно, еще не обнаружил, хотя я не поручилась бы за его редактора.

– Хочу убедиться, что по возвращении Циско увидит совсем другого человека.

Слим вытер уголок рта тыльной стороной ладони и закивал так, будто проглотил бог знает что.

– Мне нравится твоя сестра, – сказал он. – Очень нравится…

– Иными словами, он тебя любит, – вклинилась Роуз со своим переводом. – Но, как я понимаю, прямо сейчас тебе трудно в это поверить.

– Всегда было трудно, – сказала я со слезами, наворачивающимися на глаза, – потому что он никогда не говорил этого вслух.

– Циско, таковы мужчины. Они по-другому выражают мысли. Сама знаешь.

– О да, теперь знаю! – Потянувшись к ноутбуку, работающему уже из последних сил из-за разряженной батареи, я захлопнула крышку. – Камера не врет.