Текст книги "Горький ветер"

Автор книги: Мэри Пирс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

– Видел? Конечно. Это платок Тилли.

– Вы уверены?

– Увереннее не бывает. У нее был такой. Вот и все, что я могу сказать. Я сам купил его в прошлом году на рождественском базаре. – Эмери смотрел то на одного, то на другого. Он с трудом сглотнул. – Вы еще что-нибудь нашли?

– Больше ничего, мистер Престон, и этот платок еще ничего не значит. Ваша дочь могла обронить его когда угодно, если бродила по лесу.

– Тилли никогда не гуляла, по крайней мере одна.

– Думаю, мы поговорим с мистером Маддоксом, – сказал Данз Пенфолду.

– И про то, когда это случилось! – сказал Эмери. – Я иду с вами.

– Нет, мистер Престон, вы вернетесь домой.

– Я не сдвинусь с места, пока мне не захочется, так что вам придется примириться с этим.

– Как вам будет угодно, – сказал Данз, – но вы не пойдете к Маддоксу.

Когда Линн впустила их, Том сидел за столом, доедая сыр с хлебом. Он немного оттолкнул кресло и положил ногу на ногу. Данз вложил ему в руки платок.

– Мы нашли это в лесу, мистер Маддокс. Можете ли вы что-нибудь сказать об этом?

– Я не знаю, что это. Не вижу. – Том ощупал платок. – Это носовой платок? – спросил он.

– Это дешевый хлопчатобумажный платок, бело-красный с полосой по краю и пятнами посередине. У вашей жены был такой платок?

– Не знаю. Не помню.

– Мистер Престон сказал, что был.

– Значит, был. Ему лучше знать. Зачем спрашивать меня, если он уже сказал?

– Оказалось, что он запачкан кровью, – сказал Данз. – Это поможет вам вспомнить?

– Это не кровь Тилли, если вы это имеете в виду. Это кровь собаки, которая попала в капкан.

– Значит, вы все же вспомнили этот платок?

– Да, – сказал Том. – Чарли Бейли охотился со своей собакой Шоти на кроликов, и она попала в капкан. Чарли позвал меня на помощь, и я взял этот платок, чтобы перевязать собаке лапу.

– Но его нашли в лесу.

– Шоти, должно быть, стряхнул его.

– Лабораторный анализ покажет, принадлежит кровь собаке или человеку.

– Если на нем есть человеческая кровь, – сказал Том, – то это моя кровь, а не Тилли, потому что Шоти укусил меня, когда я пытался освободить его.

– Мистер Маддокс, – сказал Данз, – я бы хотел, чтобы вы поехали с нами в полицейский участок.

– Зачем? – спросила Линн, встав между ними. – Почему он должен ехать с вами?

– Он не обязан, – ответил Данз. – Я прошу, чтобы он помог следствию.

– А что, если я не поеду? – сказал Том. – Что, если я откажусь?

– Это просто несколько вопросов, мистер Маддокс.

– Почему бы вам не задать эти вопросы здесь?

– Да! Почему не здесь? – воскликнула Линн. – Он слепой и беспомощный. Почему вы хотите забрать его?

– Это обычная процедура, – пояснил Данз. – Отказ может означать неподчинение закону.

– Но вы сказали, что он не обязан!

– Это как в армии, – сказал Том. – Наш командир, бывало, говорил: «Мне нужны добровольцы – вы пятеро мне отлично подойдете!» – Он поднялся и пошел к двери. Нащупал куртку и надел ее. – Я готов, – сказал он и стоял в ожидании.

– Мне можно пойти с ним? – спросила Линн.

– Я бы вам не советовал, – сказал Данз.

– И я тоже! – сказал Том. – Ничего хорошего не выйдет. – Он положил руку на плечо Линн. – Оставайся дома и не волнуйся. Ты должна думать о ребенке – тебе нельзя волноваться. Они привезут меня обратно. Вот увидишь.

– Но когда? Когда? Долго это будет продолжаться, все эти вопросы?

Она смотрела на Данза, и он не решался встретиться с ней взглядом.

– Это зависит от многого. Но мы дадим вам знать, если возникнут затруднения.

– Что вы называете затруднениями? Какие еще могут быть затруднения?

– Пойдемте, мистер Маддокс, – окликнул Тома Данз.

– Я задала вам вопрос! – сказала Линн, идя за ними по дорожке. – Какие затруднения вы имели в виду?

– Линн, пожалуйста! – сказал Том умоляюще. – Не переживай. Ты должна успокоиться!

– Том, я боюсь! Мне кажется, тебе не нужно идти с ними.

– Не бойся. Они ничего мне не сделают. Они просто надеются, что я споткнусь на чем-нибудь. Иди домой и не стой под дождем. Не волнуйся, я обещаю тебе, что все будет хорошо.

Но Линн стояла в саду, сжав руки в кулаки в карманах передника, глядя, как они уводят его.

На улице, когда они садились в машину, к ним подошли Престоны.

– Вы арестуете его? – спросил Эмери.

– Нет! – сказал Данз с раздражением. – Он едет в участок по собственной воле, потому что согласился ответить на дальнейшие вопросы.

– Но ведь вы его арестуете, когда приедете туда?

– Пожалуйста, уйдите с дороги и дайте нам проехать.

Они сели в машину и уехали, а Эмери остался, ругаясь. Он поспешил к мотоциклу.

– Поехали, вы, трое. Тут нечего ждать. Метью, можешь подбросить нас до дома сначала, а потом поезжай в Чепсворт в участок. Я хочу знать, что будет дальше.

– Но я еще не обедал!

– Можешь купить себе сандвич, когда приедешь в Чепсворт. Но не забудь, что я тебе велел! Не приходи домой, пока не узнаешь, что они сделают с Томом Маддоксом! – Пока Метью надевал мотоциклетные очки, Эмери смотрел на Линн, все еще стоящую под дождем. – Она должна считать, что ей повезло, что его забрали, пока он не убил ее так же, как нашу Тилли.

Метью нажал на стартер, и двигатель заревел. Они поехали в сторону Хантлипа. В лесу у Скоут-хауса Менор полиция продолжала поиски.

Когда Линн вернулась на кухню, ее поразила пустота. Кресло Тома, стоявшее у окна, его тарелка с несколькими крошками, его пустая чашка, лежавшая на блюдце, – все это было похоже на привидения, и она едва могла смотреть на них.

Сев на скамейку, она выпрямилась и заставила себя дышать медленно и глубоко, пока оцепенение не ушло из ее сердца. Ей ужасно хотелось, чтобы отец был сейчас рядом, потому что ей казалось, как всегда казалось в детстве, что он знает, что делать. И это желание было столь велико, что она вскочила и подошла к окну, убежденная, что слышала его шаги на крыльце. Но она ошиблась. Его там не было. Она знала, что теперь ей нужно идти к нему.

Она встала и надела пальто, накинула на голову платок и сунула ноги в калоши. Часы показывали пять минут второго, и она вышла на дождь.

В Коббзе, когда часы на крыше мастерских пробили очередной час, с флюгера слетела ворона, и он начал вертеться под ветром. Джесс стоял у окна в гостиной. Он смотрел, как ворона полетела в сторону Энстера.

– Уже два часа. Мы ужасно опаздываем.

– Жених должен опаздывать. Бабушка так говорит. Так уж положено.

Бетони улыбнулась ему, видя, как он хмурится, глядя на часы. Она подошла и взяла их у него из рук, а потом сунула в карман жилета, где они и должны были лежать. Она сжала его руки в своих, чтобы они не теребили галстук и воротник.

– Только взгляни на дождь! – сказал он ей. – Он меня раздражает до безумия! И зачем только ты выбрала октябрь?

– Сегодня день моего рождения. Мне двадцать четыре. Мне этот день показался таким же хорошим, как и остальные. Что значит капелька дождя?

– Она испортит твое платье. Вот почему это имеет значение. И где же платье, которое ты собираешься надеть?

– Здесь, под рукой, на спинке стула.

– Я нормально выгляжу в этом новом костюме? У меня пробор прямой? Я хорошо побрился, что скажешь?

Он освободил руки и потрогал волосы, которые были тщательно причесаны и блестели, как солома. Он пощупал подбородок, критически заметив следы щетины.

– Ты очень красивый, – сказала Бетони, – и слишком молодой, чтобы быть моим отцом.

– Церковь будет переполнена. Ты же это понимаешь? Народ все время будет прибывать. Я уже в двенадцать видел их.

– Надеюсь, им хватит места, чтобы сесть.

– Нет, – сказал он, – и не надейся! Многим придется стоять на улице. И даже дождь их не остановит, поверь мне.

Он повернулся к обеденному столу, который раздвинули на всю длину, покрыли белой дамасской скатертью, и он уже ломился от угощения.

– Вот холодная запеченная оленина. Ты видела? Миссис Эндрюс прислала ее вчера. – Он взял ложку и протер о рукав пиджака. – Конечно, – сказал он, – люди будут есть на кухне.

– Ты имеешь в виду работников из мастерской?

– Стол на кухне еще обильнее, чем этот. Твои мать и бабушка очень постарались, и сестра тоже.

– Ты,полагаю, тоже будешь есть на кухне, – ты ведь плотник, как и они? И Дик, и дедушка тоже.

– Только не мы! Нет таких правил! Только не семья невесты! – И отвернувшись от ее дразнящего взгляда, сказал: – Люди будут себя лучше чувствовать в своей компании. Они не очень хорошо будут смотреться среди гостей со стороны капитана и его матери.

– Майкл захочет, чтобы они сидели вместе с нами, – сказала она, – и я тоже.

– Боже мой, только взгляни на часы! Куда мог подеваться этот парень?

– Прошло только пять минут, отец. Постарайся успокоиться и перестань суетиться.

– Очень хорошо, – заворчал Джесс. – Нужно было нанять еще один экипаж. Я же говорил!

Майкл, его мать, дядя с тетей из Илтон Лайя и его лучший друг майор Петер Томас поехали в церковь в экипаже из Кингз-Хилл-хауса с лакеем в ливрее на козлах. Семья Бетони поехала в бричке, и Дик должен был вернуться за невестой и ее отцом.

– Это, наверное, из-за того, что Даффер потерял подкову? – предположил Джесс. – Или даже охромел. В таких случаях это всегда случается.

В задней части дома хлопнула дверь, и Джесс схватил платье Бетони.

– Ну, вот и он! Наконец-то! Лучше поздно, чем никогда. – И когда в комнату вбежал Дик, он спросил: – Боже мой, что ты так долго?

– Том! – вымолвил Дик. – Полиция увезла его в Чепсворт.

– Кто тебе это сказал? – спросила Бетони.

– Я сам видел. Я как раз ехал из церкви, а они проехали мимо. Том сидел на заднем сиденье.

– Ты их остановил спросить, почему?

– Не было возможности, – сказал Дик. – Пока я понял, что происходит, машина уже проехала. Я поехал прямо сюда, но пока стоял там и думал, что делать, подъехали Престоны на мотоцикле. Они, кажется, были в Пайкхаусе все утро и видели, как забрали нашего Тома.

– Они сказали, что его арестовали?

– Нет, они сказали, что не совсем так.

– Бога ради, что они сказали?

– Они сказали, что он получил то, что заслужил. Они сказали, что мы прочитаем обо всем в газетах.

– А что с Линн?

– Осталась дома, – сказал Дик.

– Законы! – сказал Джесс, глядя нетерпеливо на Бетони. – Это должно было случиться именно в день твоей свадьбы! Ну было ли такое невезение когда-нибудь? – Ему казалось, он едва может видеть Дика. Почему у этого парня не хватило ума рассказать об этом после свадьбы?! – Не обращай внимания, моя радость. Постарайся не дать этой неприятности испортить тебе такой день. – Он подошел к ней с платьем.

Бетони уставилась на каминные часы. Голова у нее работала совершенно ясно. Свадебная церемония займет, возможно, полтора часа. Она кончится к четырем. Не так уж долго, сказала она себе, если она уйдет из церкви сразу же после венчания. И все-таки оченьдолго, говорило что-то внутри ее. Она уже решила этот вопрос.

Она мысленно видела лицо Майкла, ждавшего ее в церкви. Казалось, он знает, что она задумала; его серые глаза пристально смотрели на нее, в них было беспокойство; он просил ее прийти. Потом она увидела лицо Тома, его глубокие темные глаза с невидящим взглядом, смотрящие сквозь нее и не просящие ни о чем.

– Давай, радость моя, – сказал Джесс. – Ты уже и так опаздываешь.

– Нет, отец, я не поеду, свадьбу придется отложить.

– Отложить? Ты с ума сошла? Да этого быть не может! Это же ни в какие ворота не лезет!

– Тебе придется поехать в церковь и сказать им. Я отвезу тебя туда по пути в Чепсворт. Но сначала мне нужно пойти переодеться.

– Бетони, нет! – сказал он, встав перед ней и загородив дорогу. – Ты не пойдешь никуда и не сделаешь этого! Только подумай о тех, кто тебя ждет! Подумай о капитане и миссис Эндрюс! Что они скажут?

– Тебе все равно, что будет с Томом?

– Не все равно. Он еще и не этого заслуживает. Но чем ты можешь помочь?

– Должно быть, чем-то, что я могу сделать.

– Ну хорошо, тогда езжай после церемонии. Мы сможем поехать и узнать, в чем дело.

– Нет, отец, я еду сейчас.

– Я тебя не понимаю, – сказал Джесс, идя за ней через зал. – Не понимаю, как ты можешь сделать такое! Да я бы ни в жизнь не поверил! Ты ведь из всех моя самая любимая дочь! – Он продолжал кричать на нее, пока она поднималась по лестнице. – А что, если капитан не простит тебя? На его месте я бы точно не простил! Я не прощу тебя никогда! Ты делаешь из нас посмешище для всей деревни, ты и твой Том.

Когда Бетони снова появилась, уже переодевшись в обычную одежду, отец сидел на нижней ступеньке, а Дик стоял выше и спорил с ним. Лица Джесса она не видела. До этого дня он никогда в жизни так не злился. Она видела, что он совсем разбит.

– Я не пойду в церковь, чтобы сказать им, даже и не думай.

– Значит, вместо тебя пойдет Дики, – решила Бетони.

– Пусть делает что хочет. Я не могу остановить ее. Мои дети со мной не считаются.

– Если ты не пойдешь в церковь, ты можешь сходить в Пайкхаус повидать Линн? Она, наверное, с ума там сходит.

– Только не я. О нет! Эта женщина для меня никто. Я просто остаюсь там, где сижу.

– Поехали, Дик, – сказала Бетони, и он пошел за ней к бричке.

Проезжая по Хантлипу, они миновали кучки толпящихся жителей, которые оборачивались и смотрели вслед проезжавшей бричке. Потом, когда они выехали в поле, она увидела людей, собравшихся во дворе церкви, стоявших под тиссами и буками, прячась от дождя. Колокола звонили вовсю, и потревоженные грачи кружили над башней. Бетони остановилась, чтобы высадить Дика, а потом поехала в сторону Чепсворта.

Линн шла так быстро, как только позволяло ее отяжелевшее тело. Она старалась не дать страху заползти и сердце. От Пайкхауса до Хантлипа было три мили по дороге и еще две с половиной от Хантлипа до Блегга, но идя по тропинке к Мельничному мосту и по старой дороге через Паппет-Хилл, она могла срезать милю.

Теперь дождь лил не переставая. Она была этому даже рада, хотя и промокла насквозь, потому что это значило, что отец точно будет дома, сидя с положенной на табуретку ногой у огня. Он ненавидел сырые дни, так как его больное колено ныло и причиняло ему сильную боль, и только жар от огня мог принести ему какое-то облегчение.

Она так была уверена в том, что отец будет сидеть дома, читая газету и покуривая трубку, что, когда нашла дом Пустым, с минуту стояла пораженная этим. На нее навалилась страшная слабость и злость. Как он может быть где-то, когда он ей так нужен?! Что за дело вытащило его из дома в сырую октябрьскую субботу? Мальчик, гнавший хворостиной птицу с поля, подошел к изгороди и сказал ей:

– Мистер Мерсибрайт уехал в Апхэм. Хозяин послал его посмотреть кабана.

– Он там долго будет, Годвин, ты не знаешь?

– Он сказал, что вернется к шести часам. Он велел мне развести огонь и пообещал угостить чаем, когда приедет. Он обычно угощает меня по субботам.

– Тогда я напишу ему записку, – сказала Линн.

Она вошла в дом и посидела немного, дрожа в промокшей одежде. Ее тошнило, голова кружилась, ей было жарко и одновременно холодно, и спина болела так, словно позвоночник разламывался надвое. Она подумала о том, чтобы разжечь огонь, обогреться и отдохнуть с часок и даже дождаться отца, но побоялась, что полицейские могут вернуться в Пайкхаус и привезти Тома и что он будет волноваться, не найдя ее дома. Или, думала она, они могут заехать и сказать, что он арестован. Поэтому она встала, нашла бумагу и карандаш, написала записку, а потом снова вышла под дождь.

Сразу же за фермой на повороте дорожки, там, где она была поуже, ей пришлось отскочить в сторону, чтобы не столкнуться со стадом коров. Они только что спустились с Паппет-Хилл, и пастух, Френк Кендрик, слишком быстро гнал их по тропинке. И хотя Линн прижималась к изгороди, ее несколько раз толкнули, и ей пришлось уцепиться за ветку, чтобы не свалиться на дорожку и не попасть под коровьи копыта. Но вот последний бык проскочил мимо, и показался Френк Кендрик с палкой па плече; собака бежала рядом.

– Чертовы коровы! – сказал он, проходя. – Иногда мне хочется застрелить их. Правда, я мог бы.

Линн пошла дальше вверх по тропинке на холм. На вершине она остановилась передохнуть, прислонившись спиной к дереву, положив руки на живот, пытаясь успокоить биение внутри него, надеясь, что там все хорошо. Потом, чувствуя, как шевелится ребенок под рукой, она пошла дальше через холм.

Вся земля по дороге вдоль Крикетерз-лейн была усыпана опавшими конскими каштанами, кожура которых растрескалась. Когда она проходила этой дорогой на пути в Блегг, там не было ни единой души. Сейчас там кто-то ползал на коленках, и полы его пальто волочились по грязи. Хотя ему было уже сорок или даже больше, лицо Джампера Лейна было как у школьника, с розовыми гладкими щеками и маленькими изогнутыми бровями над небесно-голубыми глазами. Он улыбнулся Линн беззубой улыбкой, показывая горы каштанов в карманах пальто.

– Да, Джампер, они очень красивые. Ты будешь очень занят, собирая их все.

– Посмотри на этот! – сказал он и вынул каштан, который был все еще в своей колючей кожуре, надавил на него, чтобы показать ей темный блестящий орех внутри. – Посмотри на этот, открытый, и на этот,и на этот,и на этот!

Он ковылял за ней, постоянно нагибаясь, чтобы подобрать каштаны, а потом подпрыгивал и протягивал их ей.

– Да, они милые, – сказала Линн. – Но мне нужно спешить. Мне нужно идти домой.

– Не нужно спешить. Часы отстают. Остановись и помоги мне собрать каштаны.

– Не сейчас, Джампер, я спешу.

– Ты всегда раньше играла со мной.

– Но не сегодня. Нет времени.

– Если ты не остановишься, я тебя выдам. Я знаю, что ты сделала. Ты такая же плохая, как Элис Куинтон.

И загородив ей дорогу, он стал с вытянутыми в стороны руками, медленно качаясь из стороны в сторону и издавая горлом клокочущие звуки. Потом, внезапно сжавшись всем телом, он высоко подпрыгнул, выкидывая ноги, словно лезвия складного ножа.

– Нельзя! Ничего не поделаешь! Сделанного не переделаешь!

– Пожалуйста, позволь мне пройти, Джампер, – просила Линн. – Я устала, промокла и хочу домой.

– Нет, пока ты не дашь мне сделать то, что хочу. Я не так прост, как ты думаешь.

– Если ты не дашь мне пройти, я скажу твоей тетушке, миссис Таппер, что ты плохо себя вел. Тебе это не понравится, Джампер?

– Тогда поиграй со мной в каштаны [18]18
  Игра в каштаны заключается в том, чтобы привязанным на ниточку каштаном разбить каштан противника.


[Закрыть]. Я привяжу один для тебя.

– Я уже сказала тебе. У меня нет времени.

Она никогда раньше не боялась Джампера Лейна. Кроме ребяческой игривости и похотливости, которой он научился в «Розе и короне», в нем не было ничего опасного. Даже теперь она не испугалась, но не смогла обойти его: она устала так, что на глаза навернулись слезы. Она приложила огромное усилие, чтобы остаться спокойной.

– Послушай, Джампер, как насчет того, чтобы проводить меня до дома полпути? Я пройду недалеко от твоей тетушки. Мы могли бы вместе дойти до моста.

– Хорошо, – согласился он. – Но люди станут болтать всякое. Скажут еще, что это от меня ребенок.

– Не обращай внимания. Болтовня не повредит нам.

– Меня как-то спрашивали, виноват ли я в том, что Элис попала в беду. Но я не скажу. Нет, только не я! Я не такой зеленый, как все думают, не капуста какая-нибудь.

Идя вместе с ней по дорожке, он продолжал подбрасывать ногой каштаны и листья на земле, но время от времени забегал вперед, клал руки на ее правую руку и крепко сжимал ее. Просто ему ужасно нравилось идти рядом с ней.

– У моей тети есть каток для белья, и она дает мне крутить ручку. Она дает мне пенни, если я не кручу ее назад.

– Ты всегда хорошо относишься к своей тете. Я часто слышала, как люди это говорили.

– И все же за мной нужно следить. Я темная лошадка. Джо Уилкс говорит, что я хитрый, как черт. Он бы не оставил меня со своей женой и на пять минут. Он сам так сказал. И она тоже.

– Люди говорят много ерунды.

– Да, да, им нужно рты позашивать! – подхватил Джампер. – Их фонтаны нужно затыкать, вот что я скажу!

Дойдя до ступенек моста, он одним махом перескочил их, немного поскользнувшись в грязи. Линн пошла за ним, медленно и осторожно, и Джампер наблюдал за ней с некоторым недовольством.

– Беда в том, что ты слишком потолстела. Ты толстая, как бочка, вот что я скажу. А теперь давай осторожнее. Вверх и вниз и кругом.

Он взял ее за руку, чтобы помочь ей спуститься, но в тот миг, когда его пальцы сцепились с ее, на него напал приступ игривости.

– Статуи! – крикнул он и потащил ее вниз так, что она упала лицом вниз, сильно ударившись.

Боль была такой, какой она никогда в жизни не испытывала. Она эхом отдавалась у нее в голове и во всем теле, пробегая по каждому нерву. Она думала, что лишится чувств, но лежала на боку в высокой сырой траве, остановив взгляд на листочке, свисавшем дюймах в восемнадцати у ее лица. Она заставила себя думать о нем, сконцентрировав на этом всю волю, вглядываться до тех пор, пока не стала различать каждую беленькую прожилку, расходящуюся от желтой середины. И через миг все прошло. Но все тело ныло от боли, она шла изнутри, где, словно пружина, в ее чреве лежало дитя. Эта боль делала ее бессильной пошевелиться.

Джампер стоял позади, пытаясь заглянуть ей в лицо, сцепив свои большие неуклюжие руки.

– Я этого не делал! Нет, это не я! Она влезала по ступенькам и свалилась вниз. Джампер не виноват, что она так грохнулась. Его и поблизости не было.

Он побежал прочь, подскакивая на ходу, вдоль Крикетерз-лейн, засовывая руки в карманы и разбрасывая каштаны.

Когда Линн все же поднялась, потихоньку подтягиваясь на руках, он уже скрылся. Бесполезно было звать его на помощь. Теперь он был уже возле фермы, прячась там среди построек. Она немного постояла, держась за перила лестницы, и подождала, пока пройдет слабость и в глазах перестанет рябить. Потом она снова пошла своей дорогой через поле к воротам у Мельничного моста.

Каждый шаг, который она делала, был шагом к дому. Боль не должна была что-то значить. Разумнее было бы, она знала, свернуть в Хантлип и попросить помощи. Если свернуть налево, то это всего в пятидесяти ярдах, но она вздрогнула при мысли обратиться к незнакомым. В полумиле, если свернуть направо, был Коббз, где ее знали, но там в разгаре было свадебное торжество, и ее приход только испортил бы его. Поэтому она перешла главную дорогу и направилась к лесу.

Но теперь она почувствовала другую боль и остановилась, как бы прислушиваясь к ней, словно неподвижность может как-то ослабить ее. Это была боль совсем другого рода, она шла как бы из-под той, первой боли: внезапный толчок, а потом тошнота. И еще она почувствовала жидкое тепло и поняла, что это отошли воды, защищающие плод.

Но если животные могут задержать появление детеныша без всякого вреда для него, то, значит, могла и она, – ведь ее воля, конечно же, сильнее их. Она пошла дальше так же ровно, как прежде, вверх по склону лесного холма через поля в Пекстоне на Нортонскую дорогу. Когда боль подступала, она останавливалась и стояла неподвижно, вцепившись обеими руками в изгородь, ровно и глубоко дыша. Страх и боль действовали вместе. Если силы оставят ее, они навалятся и она станет похожа на зайца в норе или лисицу, ползущую в свою нору.

– Господи, пожалуйста, – шептала она, – не дай моему ребенку родиться на дороге.

Пайкхаус был таким же пустым, каким она его оставила, и огонь в очаге догорал. Она вынула из ящика шкафа белую простыню, пошла в сад и положила ее на дорожку, придавив камнями. Это был сигнал для миссис Джибс, акушерки, которая жила в доме неподалеку от церкви в Истери. Из Пайкхауса домик не был виден, потому что его скрывали деревья, но если миссис Джибс выйдет во двор церкви и посмотрит вниз, она легко увидит сигнал.

Линн вошла в дом и закрыла дверь. Она разожгла очаг, а потом, так как надвигалась темнота, зажгла лампу с розовым абажуром и поставила ее у окна спальни, выходившего на церковь.

– Боже, пожалуйста, – сказала она, – сделай так, чтобы миссис Джибс вышла во двор церкви.

Она снова спустилась вниз на кухню, чтобы высушить у огня сырую одежду. Теперь приступы боли участились. От страха больше нельзя было избавиться.

Когда Бетони приехала в полицейский участок Чепсворта, она увидела Метью Престона, который сидел в главной комнате.

– Что ты здесь делаешь?

– Отец послал меня. Он велел подождать и посмотреть, что произойдет.

– Твоему отцу еще недостаточно бед, которые он причинил?

– Это не мой отец вызвал неприятности. Это он, Том Маддокс.

– За всю свою жизнь Том никому не причинил вреда.

– Полиция так не считает. Зачем же тогда они привезли его сюда?

– А действительно, зачем? – сказала Бетони.

В комнате за столом сидел сержант в форме, записывая что-то в журнале и одновременно попивая чай. Он перестал писать и посмотрел на Бетони поверх своей чашки.

– Да, мисс?

– Мне хотелось бы знать, за что здесь держат мистера Маддокса.

– А-а-а, – протянул он и, отставив чашку, посмотрел на нее уже с большим интересом. – Вы какая-то родственница этому парню Маддоксу?

– МистерМаддокс мой молочный брат.

– А ваше имя?

– Мисс Бетони Изард.

– Видите ли, мисс Изард, мистер Маддокс здесь затем, чтобы ответить на некоторые вопросы по поводу исчезновения своей жены. Инспектор Данз занимается этим делом, а констебль Пенфолд ему помогает.

– Мне бы хотелось повидать инспектора Данза.

– Боюсь, что в настоящее время это невозможно. Инспектор сейчас с мистером Маддоксом, и ему не понравится, если его побеспокоят.

– Меня это не волнует. Я настаиваю на том, чтобы вы сообщили инспектору, что я здесь. Это очень важно.

– Хорошо, мисс Изард. Я отправлю ему записку, как только смогу.

– Когда это будет? После того, как вы выпьете еще одну чашку чая?

– Если вы изволите присесть…

– Нет, я лучше постою.

Она бродила по комнате, читая бумаги на доске. Участок был большой, недавно построенный. Из дальней части комнаты уходил коридор с пятью дверями на каждой стороне. Некоторое время она наблюдала, как люди входят и выходят, а потом с растущим нетерпением снова подошла к столу.

– У меня на улице пони с бричкой. Если меня тут заставят долго ждать…

– Я отправлю кого-нибудь присмотреть за ними, – сказал сержант и окликнул констебля, шедшего от одной двери к другой. – Симмондз, там на улице стоит бричка с пони. Вы не могли бы отвести их в конюшню?

– Очень вам признательна, – сказала Бетони.

– Так положено, мисс, это наша работа.

– А что, держать человека под стражей, когда он не совершил ничего, чем бы мог заслужить это, тоже положено?

– Мистер Маддокс здесь не под стражей. Он пришел по собственной воле.

– Вы послали записку инспектору Данзу?

– Да, мисс, но вряд ли он сможет принять вас.

– В какой из этих комнат они сейчас?

– В третьей налево, – сказал сержант и посмотрел на Бетони несколько подозрительно. – Вы же не думаете, мисс, зайти туда?

– Я могла бы, – сказала она, – если в ближайшее время не получу ответа.

– Я бы вам не советовал, мисс, это только займет еще больше времени. Почему бы вам не сесть и не подождать терпеливо?

– Мне очень важно повидаться с инспектором Данзом.

Но все же она пошла и села на скамейку. Сидевший рядом Метью Престон внимательно следил за ней.

Часы на стене показывали десять минут четвертого. Она подумала, что они, вероятно, отстают, но через пять минут соборные часы пробили четверть. В двадцать минут пятого из двери в коридоре вышел человек в штатском и остановился, говоря что-то сержанту за столом. Бетони поднялась и подошла к нему.

– Мисс Изард? – спросил он. – Я констебль Пенфолд. Вы, я понял, интересуетесь Томом Маддоксом?

– Как долго вы намерены держать его здесь?

– Это зависит от того, что он нам скажет.

– И что же он уже рассказал вам?

– Не слишком много, – сказал Пенфолд, – но частенько бывает небезынтересно то, что человек, просидевший здесь несколько часов, хочет нам рассказать. У нас есть время подождать, а у него подумать.

– Возможно, если вы держите их здесь достаточно долго, они могут признаться в том, чего вообще не совершали!

– Это вряд ли, мисс Изард. Мы, знаете ли, не занимаемся пытками.

– Тилли сбежала с человеком по имени Тримбл. Почему вы не пытаетесь разыскать его?

– Артур Тримбл, кажется, неуловим.

– Точно! – сказала она. – Потому что у него была связь с Тилли и он не хочет, чтобы его жена узнала об этом.

– Ну, это необязательно. Люди часто путаются непонятно чего. Но, конечно же, может быть, Тримбл действительно имел связь с Тилли и мистера Маддокса это оскорбило. В таком случае, если мотивом была ревность и это будет доказано, его обвинят в непреднамеренном убийстве.

– Не слишком ли вы спешите?

– Я просто теоретически говорю, не более.

– Мистер Пенфолд, – сказала она. – Я хочу видеть инспектора Данза. У меня есть для него кое-что важное.

– Это напрямую связано с делом?

– Это непосредственно касается моего брата. Только это имеет для меня значение. Но это очень важно.

– Хорошо, мисс Изард, я подумаю, что могу сделать для вас.

Пенфолд пошел по коридору в комнату слева. Через минуту он появился с человеком постарше, и они стояли, разговаривая очень тихо и поглядывая в сторону Бетони. Потом они пошли в комнату в самом дальнем конце коридора. Бетони сделала несколько шагов вперед, но сержант вышел из-за стола и встал на ее пути. Она вернулась на свое место у стены, страшно разозленная.

– Тянут время, – сказал ей Метью Престон.

Бетони взглянула на него, но не ответила. Он был абсолютным подобием отца, с темными кудрявыми волосами и грузным телом, и она ненавидела его.

– Разве ты сегодня не собиралась венчаться? Ты что, бросила своего парня ради Тома Маддокса?

– Не говори со мной, – сказала Бетони. – Мне нечего сказать тебе!

Она не позволяла себе думать о Майкле. По крайней мере, не теперь. Такие мысли должны подождать.

Том сидел в комнате, где пахло горячими трубами отопления и полированными полами. Было душно и пыльно, и ему хотелось, чтобы окно открыли пошире, но он не мог решиться сказать об этом. После того как Данз ушел, тишина казалась такой сладостной, что ее нельзя было нарушать, и он сидел на стуле у окна совершенно неподвижно, положив ногу на ногу и скрестив руки на коленях. Голову он повернул так, что доходивший из окна поток воздуха дул ему прямо в лицо, принося с собой запах дождя.

Он знал, что был в комнате не один. В углу сидел констебль и наблюдал за ним. Но пока тот молчал, Том представлял себе, что его там нет, что комната совершенно пустая, что стены постепенно раздвигаются и исчезают, оставляя вместо себя поля, где дождь проносится ветром, словно дым, и облака низко несутся за дальними холмами.

Немного дальше он увидел Пайкхаус, одиноко стоящий на старой таможенной дороге. Он шел к нему со склона холма в Истери по пустырю под названием Чекс, пробираясь через высокую траву, которая оставляла на его одежде свою пыльцу. Он ходил за покупками в лавку миссис Хест. Он нес муку, сахар, мыло, дрожжи, спички, крупную соль, свечи в сумке через плечо и банку парафина в левой руке. Линн дожидается дрожжей, потому что сегодня суббота и она должна печь хлеб.