Текст книги "Горький ветер"

Автор книги: Мэри Пирс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

– Тримбла видели в Хантлипе. Мистер Престон спрашивал его о вашей жене, но он отрицает, что она уехала с ним.

– Она точно ушла! Она забрала все свое добро. Если бы она ушла одна, то не смогла бы взять все это. Она могла забрать вещи только в том случае, если бы ее отвезли на машине. До ближайшего автобуса три мили. А что, если Тримбл лжет?

– Если кто-то лжет, мистер Маддокс, то мы обязаны это выяснить и именно это и собираемся сделать.

Полицейские поднялись. Они были очень высокие, их головы доставали до потолочных балок. Том чувствовал, что они возвышаются над ним.

– Вы меня арестуете?

– Ваша жена объявлена пропавшей, и сделано было соответствующее заявление. У нас нет выбора, кроме как заняться этим делом. В настоящее время дело заключается в этом, мистер Маддокс, и я надеюсь, нам удастся разыскать следы вашей жены в Бирмингеме, как вы предполагаете.

– А что будет, если вам не удастся?

– Поживем – увидим. И еще один вопрос, если не возражаете. Не знаете ли вы название фирмы, в которой работал Тримбл?

– Название? – повторил Том и задумался. – «Бруно», – сказал он. – «Щетки Бруно» в Бирмингеме. Оно было на щетке и совке, которые Тилли купила. Можете взглянуть на них, если хотите.

– Не нужно, – сказал Данз. – Это просто подтверждает то, что мы уже слышали. Спасибо, что ответили на вопросы, мистер Маддокс. Если будут какие-то новости, мы дадим вам знать.

Они ушли. Том и Линн слышали, как они отъехали от дома. Он повернулся к ней.

– Тыведь не думаешь, что я убил Тилли?

– Не говори глупостей.

– Мне хотелось бы знать.

– Нет, Том, я не верю в это.

– А они? Похоже было, что они мне поверили?

– Думаю, да. Я даже уверена.

– Кажется, я не приношу тебе ничего, кроме неприятностей. Я все время все порчу.

В руках он по-прежнему держал сапожный молоток. Он тяжело дышал и немного дрожал. Линн взяла молоток и ботинок и отложила их в сторону. Она стала перед ним на колени и взяла его руки в свои.

– Тебе нужно постараться не волноваться по этому поводу, – сказала она. – Я уверена, полиция скоро найдет ее. Я знаю, как ты себя чувствуешь, когда Эмери Престон распространяет всю эту ложь, но ты не должен позволить ей отравить себя. Ты должен постараться выбросить это из головы.

Когда полицейские вошли в зал, все посетители «Розы и короны» замолчали. Эмери Престон, сидевший за одним из столиков, мгновенно поднялся.

– Вы арестовали Маддокса? – спросил он.

– Мистер Престон, – начал Данз. – Я бы хотел поговорить с вами наедине.

– Я не возражаю, если мои посетители услышат. Мне нечего скрывать.

– Я бы все же предпочел поговорить наедине, – сказал Данз, и Эмери, пожав плечами, повел его в заднюю комнату.

– Я снова спрошу вас: вы арестовали Маддокса?

– Нет, мистер Престон, потому что нет доказательств, что преступление вообще было совершено.

– Доказательств? Ваша работа в том, чтобы найти их! Хотя не думаю, что из этого что-то выйдет, потому что он постарался, чтобы следов не осталось. В тех местах он мог похоронить ее в лесу, и никто бы этого не увидел. И я готов поставить последний пенни, что именно так он и поступил.

– Если что-то можно найти, мы найдем, будьте в этом уверены, – сказал Данз.

– Сколько времени уйдет на это? – спросил Эмери. – С сегодняшнего дня до Рождества?

– Единственный факт – это то, что ваша дочь исчезла, а все остальное только слухи, и я бы посоветовал вам следить за тем, что вы говорите, иначе мистер Маддокс может привлечь вас к суду за ложные обвинения.

– Хотелось бы посмотреть, как он это сделает! – возмутился Эмери. – Убийца потащит меня в суд за то, что я назвал его убийцей?

– Какие у вас причины для подозрения?

– Где же тогда моя дочь, если он не убил ее?

– А кроме этого, мистер Престон?

– Его отец был убийцей, вы это знаете?

– Это не причина, – сказал Данз, хотя и заинтересовался.

– А для меняпричина! – сказал Эмери. – Я знаю этих Маддоксов, откуда они взялись. Его отец был хорош. Вам все скажут. Однажды он напал на мою старую мать, а ей было уже больше восьмидесяти лет. У него всегда был характер убийцы. Он в конце концов набросился па женщину, с которой жил, и размозжил ей голову кочергой. А после этого пошел и повесился, освободив палача от работы.

– Теперь, когда вы упомянули об этом деле, я вспомнил, – сказал Данз. – Но разве сын такой же жестокий?

– Должно быть, так. Это передастся в крови.

– Но он никогда ни в чем не был замешан?

– Я ничего такого за ним не знаю. Его долго не было. Но там, на войне, он привык убивать, сражаясь с немцами.

– Это можно сказать о тысячах. Но я пришел к вам, мистер Престон, чтобы узнать адрес Артура Тримбла.

– Он у меня тут есть, – сказал Эмери и дал ему бумажку.

– Мне бы еще хотелось взять фотографию вашей дочери.

– Для чего?

– Чтобы найти ее, мистер Престон.

– Найти ее! Найти ее! – прорычал Эмери, роясь в ящике серванта. – Как ее найдут, если она в могиле? – Но он нашел фотографию и отдал ее Данзу. – Ее сделали в день свадьбы, и каким ужасным он обернулся для бедной девочки!

– На фотографии она выглядит довольно счастливой.

– Она не знала, что ей грозит.

Эмери проводил их через зал к дверям. Он вернулся к посетителям с недовольным лицом.

– Много от нихтут пользы, ходят только языками чешут, как будто у них куча времени. Том Маддокс успеет улизнуть, пока они будут возиться.

– А они к нему ходили?

– Ходили к нему? Да! Они там проторчали полдня, как будто старые приятели, по крайней мере, по их речам можно было так подумать.

– Они так ведут расследование, – сказал двоюродный брат Эмери Хамфри Батли. – Они дадут ему почувствовать себя в безопасности, а когда он себя выдаст, тут же и сцапают, как кошка мышку.

– Если бы я встретил Маддокса у себя во дворе, – сказал Эмери со свирепым видом, – он бы за пять секунд рассказал мне всю правду!

Когда поползли слухи, Бетони была в Уилтшире. Вернувшись, она увидела, что они распространяются, как наводнение.

– Кто все это заварил? Эмери Престон, полагаю?

– Без сомнения, – сказала мать. – Но лучше всего просто не обращать внимания.

– К Тому и Линн кто-нибудь заходил?

– Мы с Диком – два дня назад, но твой отец вдруг стал так занят, что не может найти времени.

– Ну да, – сказал Джесс, избегая встречаться взглядом с Бетони. – А какая в том польза, если я к ним пойду?

– Я всегда говорила! – воскликнула бабуся. – Я всегда говорила, что он плохо кончит. Дурная кровь, тут уж ничего не поделаешь.

– Так что теперь он постарался и уже приговорен? – со злостью сказала Бетони. – И своей собственной семьей!

– Мы не настоящие родственники, – сказал дед. – Мы взяли его из милости.

– И он сам порвал с нами, – сказал Джесс, – живет с этой девчонкой Мерсибрайт, а мы за него краснеем.

– Мне за него не стыдно, – сказала Бетони.

– Не обращай внимания на отца, – попросила Бет. – Иди навести их. Они должны знать, что у них есть несколько друзей.

– Да, мама, сейчас пойду.

Выехав на главную дорогу, она свернула к Джеку Мерсибрайту, и остальную часть пути они проехали вместе. Когда они приехали в Пайкхаус, Том сидел на крыльце, глядя, как садится солнце, освещая багрянцем церковь на краю Истери.

– Ты ее видишь? – спросила Бетони.

– Думаю, да! – сказал он, улыбаясь. Закатные краски играли на его лице. – Такие закаты здесь в последнее время! Почти такие же красивые, как зимой. Но кроме света, я кое-что вижу.

В освещенной лампой комнате Линн, у которой был уже большой живот, медленно ходила взад-вперед, готовя ужин. Том встал с кресла и внес его в дом. Он поставил его у стола, нащупывая дорогу.

– Ты слышала, что обо мне говорят в Хантлипе?

– Конечно, слышала. Просто сказки!

– Значит, ты в них не веришь, Бетони?

– Ни единому слову!

– Многие, однако, хотели бы, – сказал Джек, который стоял, прикуривая трубку и разглядывая Тома сквозь дым. – Что до меня, то если и вправду ты укокошил Тилли Престон, не знаю, стал ли бы я тебя винить. Такие девицы, как она, всегда нарываются на неприятности.

– Отец! – сказала Линн, сверкнув на него глазами. – Что ты такое говоришь!

– Думается, он меня проверяет, – сказал Том. – Полицейский делал то же самое. Но так меня не поймать, потому что я никогда к ней не притрагивался, ни случайно, ни намеренно, хотя если бы даже и сделал это, то не признался бы.

– Не беспокойся, – сказал Джесс. – Я скорее поверю тебе, чем тому, что говорит Престон.

– Полиция пытается разыскать Тилли, но что, если они не найдут ее? Что они сделают, если она не объявится?

– Что они могут сделать, если, кроме слухов, ничего нет? Если ты невиновен, тебе нечего бояться.

– Ожидание и неопределенность, – сказал Том. – И еще эти слухи могут никогда не замолкнуть.

– Забудь об этом, – сказал Джек. – Нечего прислушиваться и огорчаться из-за таких сплетен. Это меньше чем простой дым из печной трубы. А тем временем нам нужно надеяться на лучшее, что эта твоя женушка все же объявится.

– Не думаю, что это случится, – сказал Том.

– Вот как, почему же?

– Не знаю почему. Просто не знаю.

Джек не сказал больше ничего, и Линн как раз попросила его отложить трубку, потому что тарелки, полные супа, уже стояли на столе. Но во время ужина Бетони заметила, что его взгляд подолгу останавливался на лице Тома, и когда они ехали домой позже вечером, она спросила Джека, есть ли у него какие-нибудь сомнения.

– Сомнения? Да. А у вас?

– Я никогда не слышала, чтобы Том солгал.

– Все лгут, особенно когда попали в беду.

– Значит, вы считаете его виновным?

– А вот этого я не говорил. Я так не считаю. Я только сказал, что у меня есть сомнения. Должен сказать, что они у меня всегда будут, если эту Тилли не найдут.

– Вы не можете сильно сомневаться, иначе вам будет страшно за Линн.

– Нет, я не боюсь за нее, потому что уже сказал, если Том и убил Тилли, то, значит, она сама его довела.

– Я не думаю, что он убил ее. Он не смог бы, я уверена.

Она мысленно вернулась в тот день в начале года, когда заходила к Тому в Пайкхаус, в тот день, когда он сказал ей, что Тилли ушла и что он стал слепнуть.

– Я бы узнала, —сказала она. – Я бы это почувствовала где-то в глубине души.

Через несколько дней Майкл заехал к Бетони в Чепсворт-парк и повез ее на ленч в «Старый плуг».

– Есть хорошие новости о ферме Кингсмор. Я смогу стать ее хозяином после Рождества, так что к тому времени, когда мы вернемся из свадебного путешествия, нужно будет подождать всего один-два месяца, прежде чем мы сможем туда переехать. А пока мы поживем в Кингз-Хилл-хаусе. Как ты, сможешь потерпеть?

– Если твоя мать сможет, то и я смогу.

– Не похоже, чтобы ты обрадовалась, – сказал он. – Ты недовольна Кингсмором?

– Разумеется, довольна. Просто я беспокоюсь за Тома.

– Ну да, мне нужно было знать. Так что отметим! – Он поднял свой бокал и отпил шампанское. Он пытался освободиться от раздраженности. – Есть правда во всех этих обвинениях?

– Нет, абсолютно никакой.

– Ты кажешься слишком уверенной.

– Это просто злые сплетни. Время от времени на Хантлип такое находит. – И помолчав, она добавила: – Боюсь, тебе очень неприятно, Майкл. Ты женишься не сам по себе – ты женишься на девушки из семьи, о которой сейчас говорят с ненавистью.

– Хантлипские сплетни меня не волнуют, хотя я согласен, что все это крайне неприятно. Все равно скоро я увезу тебя отсюда и ты сможешь оставить все это позади.

– Ты не понимаешь, – сказала Бетони. – Я не хочу быть в стороне от этого. По крайней мере, до тех пор, пока это тяготеет над моей семьей. Думаю, нам придется еще немного подождать.

– Разве мы не ждем уже достаточно? Черт побери! Ваш священник уже сделал оглашение в церкви.

– Мне это не правится.

– Послушай, – сказал Майкл и вдруг повысил голос. – Я не собираюсь жертвовать своим медовым месяцем ради кого-то или чего-то, а меньше всего из-за твоего брата. Он впутался черт знает в какую историю и пусть сам винит себя в этом.

– Я не согласна. Он ни в чем не виноват.

– Как ты можешь быть в этом уверена?

– А как мы вообще можем быть уверены в чем-то?

Бетони злилась даже сильнее, чем он. Они смотрели друг на друга через стол. Но заметив, что на них смотрят, они продолжали есть в полной тишине, пока не смогли, чуть успокоившись, разговаривать спокойно.

– Если Том невиновен, тебе незачем волноваться.

– Но он болен. Волнение и напряжение принесут ему вред.

– Ведь есть кому присматривать за ним.

– Да, правда.

– Ты можешь сделать для него что-то большее, чем они?

– Нет, – сказала она, – вероятно, нет.

С минуту ей хотелось рассказать ему всю правду, что Том умирает, но она не смогла. Это тайну она делила только с Мерсибрайтами и старым доктором Дандесом из Нортона. Лучше, чтобы все осталось по-прежнему.

– Ты, конечно же, прав, я ничего больше не могу для него сделать.

– И значит, – Майкл потянулся через стол, чтобы наполнить ее стакан, – теперь, вероятно, у меня будет несколько минут, чтобы обсудить нашу будущую жизнь? Просто какие-то тривиальные вещи, свадебные приготовления, медовый месяц и приготовления в Кингсморе.

Бетони улыбнулась.

– Дорогой Майкл, – сказала она. – Ты очень терпелив.

Проснувшись однажды утром, Том ничего не смог увидеть, даже очертаний. Когда он вышел в сад и повернулся лицом к солнцу , егосвет был скрыт от него, словно наступило затмение. Том сел на старый стул без спинки у стены и погрузился в темноту. Он чувствовал, как она окружает его со всех сторон, давит, словно хочет стереть с лица земли. От него ничего не осталось, только пузырек страха, и если бы он лопнул, то разорвал бы и Тома.

И вдруг страх исчез. Он не мог бы сказать почему. Но это было так, словно он покинул свое тело, потерялся на ничейной земле в небытии и теперь снова стал самим собой, сидя на осеннем солнышке в окружении старого сада, вдыхая аромат календулы и яблок, облепленных осами.

– Что случилось? – испугалась Линн, увидев, что он сидит совершенно неподвижно.

– Я думал о бабушке Изард, – сказал он, – как она, бывало, возилась в саду.

– Ты идешь завтракать?

– Могу, если он уже готов.

Ему не хотелось говорить ей, что он потерял остатки зрения. Это бы только огорчило ее. Но Линн догадалась и без слов. Взяв его за руку, она отвела его в дом.

Бетони частенько заезжала в Пайкхаус. Она привезла ему белую палочку и свисток, чтобы повесить на шею, и еще кое-какие вещи для малыша.

– Полиция больше не приезжала?

– Нет.

– Я подумала, – сказала она однажды, – тебе было бы неплохо повидаться с адвокатом. Может, с адвокатом деда или с молодым мистером Хайем. Я могла бы сходить с тобой, если хочешь.

– Но ведь я ничего не сделал, – сказал Том.

– Думай об этом все время, если полиция снова придет допрашивать тебя.

– Надеюсь, теперь все уже позади, – сказал он.

Но спустя несколько дней, пятнадцатого, двое полицейских пришли снова.

– Новости о Тилли? – спросил Том.

– Боюсь, что нет, мистер Маддокс. Ни наши расследования, ни объявления не дали никаких результатов. Но я бы хотел вам задать еще несколько вопросов. Что, например, было на миссис Маддокс в тот день, когда она ушла из дома?

– Не знаю, меня дома не было.

– А утром, еще до того, как вы ушли на работу? Можете вспомнить, что на ней было?

– Она спала, когда я уходил.

– И вы сказали, что она не оставила никаких вещей?

– Ни булавки, – сказал Том. – Это все, что вы хотели узнать?

– Если только вы не хотите сообщить что-нибудь.

– Нет, ничего, – сказал Том.

Данз повернулся к Линн:

– Вы были знакомы с миссис Маддокс?

– Нет, – ответила Линн. – Я никогда в жизни не видела ее.

– Не могли бы вы назвать мне свое имя? Миссис?..

– Мерсибрайт, – сказала Линн, – но не миссис, а мисс.

– Могу ли я спросить, в каких вы отношениях с мистером Маддоксом?

– Это уже не ваше дело! – сказал Том.

– Я отвечу, – сказала Линн. – Мы живем вместе, как муж и жена.

– Благодарю вас, – сказал Данз. – Когда люди с нами совершенно откровенны, это всегда очень помогает. А были ли вы знакомы с мистером Маддоксом до того, как исчезла его жена?

– Да, была.

– Через какое время после ее ухода вы заняли ее место?

– Примерно через неделю, – сказала Линн и только несколько покраснела, встретив пристальный взгляд полицейского.

– Интересно, – сказал Том, – стоит ли мне поговорить с адвокатом?

– А что бы мы могли сделать для вас, мистер Маддокс?

– Не знаю, – сказал Том. – Я не знаю, что и адвокаты могут сделать. Мне нужно просто посоветоваться.

– Я бы не стал беспокоиться, мистер Маддокс. По крайней мере пока.

– Что вы имеете в виду под словом «пока»?

Но Данз и констебль ушли, не сказав ни слова.

Услышав о визите полицейских, Бетони пришла в ярость.

– Все, решено! – сказала она. – Я еду в Бирмингем разыскивать Тилли.

– В этом нет особого смысла, – сказал Том. – Если полиция не может найти ее, какие у тебя шансы?

– Возможно, они не очень-то стараются?

– Они сказали, что повесили объявления о розыске.

– Все равно я еду.

Но хотя она и провела там полных два дня, бродя по деловым улицам, спрашивая в мастерских и пансионах, она ничего не узнала.

– Нас уже спрашивали, – сказал владелец мастерской. – Полиция заходила сюда, тоже разыскивала эту женщину.

И она увидела повсюду плакаты, на которых было написано, что миссис Тилли Маддокс из Пайкхауса в окрестностях Чепсворта просят зайти в ближайший полицейский участок, так как ее родня беспокоится о ней.

Однако в компании «Щетки Бруно» на Холл-стрит Бетони выяснила один интересный факт: Артур Тримбл оставил работу двадцать девятого сентября и, говорят, увез свою семью в Лондон. У его жены там были родственники, и ее дядя предложил ему работу.

Бетони вернулась домой и пошла в Пайкхаус. Том был один, потому что Лини ушла в Истери к акушерке миссис Джибс.

– Двадцать девятого сентября! Понимаешь? Это значит, Тримбл уехал из Бирмингема сразу же после того, как Эмери Престон расспрашивал его о Тилли. Очевидно, он действительно увез Тилли, как ты и говорил, и боялся, что об этом может услышать его жена.

– Но мы все еще не нашли Тилли.

– Она, скорее всего, рассталась с Тримблом довольно быстро, и теперь она может быть где угодно. Но полиция, в конце концов, должна узнать. Они узнают, что он уехал в дикой спешке, и придут к тем же выводам, что и я.

– Надеюсь, ты права, – сказал Том.

– Конечно, права! – воскликнула Бетони и вдруг перешла к разговору о своей свадьбе. – Вы придете, ты и Линн?

– Нам лучше не приходить, – сказал он, распутывая узлы на куске лески. – Она скоро родит, а народ в Хантлипе болтает всякое. Мы только испортим вам этот день.

– Вы могли бы зайти хотя бы в Коббзе, попозже. Дики заехал бы за вами на бричке.

– Лучше не надо, – повторил Том. – Нас там не особенно хотят видеть.

– Я хочу, – возразила Бетони, – иначе бы и не просила.

Но она понимала, что он был прав. Только Дик и мать принимали его теперь. Для остальной семьи он стал изгоем.

– Хорошо, – сказала она. – Я не буду настаивать, если тебе не хочется. Но, надеюсь, мой подарок будет вовремя готов.

– Будет, – сказал он. – Теперь уже немного осталось. – Он делал для нее плетеное кресло. – Джек приходит взглянуть, как идет работа. Шедевра не выйдет, но будет готово вовремя. Как говорил, бывало, Вильям, честное-пречестное!

Часто, когда он не мог уснуть, Том лежал на спине, совершенно неподвижно, боясь потревожить Линн, спавшую рядом. Он думал о чем-нибудь, что помогло бы ему уснуть. Считал, сколько стоит лоза и сколько он получит от проданных корзин. Иногда он мысленно возвращался в Этапле во время проверки, вспоминая все предметы, лежавшие перед ним. Респиратор. Неприкосновенный запас. Полевая аптечка. Миска, фляжка, котелок. Винтовка, патроны, одеяло.

Потом приходили имена. Ньюэз. Ричи. Гловер. Брейд. Дансон. Эванс. Привитт. Раш. До тех пор, пока в состоянии между сном и явью он не начинал бродить по пустынному полю, изрытому воронками от мин и снарядов, разыскивая потерявшихся товарищей, пока какой-то голос нашептывал: «Где они? Где они? Куда они подевались?»

Часто Линн не спала, потому что внутри ее шевелился малыш или потому что она чувствовала, что Том не спит. Во время войны она ухаживала за многими; слышала, как они стонут, всхлипывают, ругаются; обнимала их, укачивая, пока они кричали от кошмаров во сне. Но Том никогда не метался по кровати, никогда не кричал и не плакал. Он лежал совершенно спокойно и всегда молча, а когда она поворачивала голову, то видела, что у него открыты глаза. Иногда они слегка вздрагивали, казалось даже, что они пристально смотрят куда-то, хотя и не видят ничего.

– Не можешь уснуть? У тебя голова болит?

– Стучит немного, но это ничего.

– О чем ты думаешь? – спрашивала она.

– О том и об этом. Ничего особенного. Знаешь, теперь, когда день и ночь одинаковые, уснуть стало труднее.

Но когда сон приходил, он часто был ясным и чистым, приятным, и иногда ему снились счастливые сны.

– Я был на Липпи-Хилл, и светило солнце. Ягоды на рябине такие красные, и дюжина дроздов, все на одном дереве. Со мной маленький мальчик. Он принес мне ягод, которые дрозды роняли с дерева, и показывал их мне.

– А как он выглядел? – спросила Линн. – Может, это был твой сын?

– Я не мог хорошенько разглядеть его лицо. Только ягоды у него в руках. А потом мы сидели на пригорке, и там играли кролики. Уже был вечер, теплый и тихий. Несколько кроликов подошли поближе, они щипали траву прямо у нас под ногами, а мы сидели на пригорке бок о бок, я и мальчик.

* * *

Том разводил огонь для завтрака. Ему нравилось, что он может делать такие вещи, и Линн, наблюдая за ним, никогда не вмешивалась. Он всегда осторожно обращался со спичками, и очаг всегда получался аккуратно сложенным.

– Ягоды были такие красные, а дрозды желтые, с пушистыми грудками в пятнышках. Удивительно красивые.

Он сунул горящую спичку в очаг, и огонь начал потрескивать, разгораясь. Он присел рядом на корточки, отблески пламени плясали у него в глазах.

– Смешно, но во сне я никогда не бываю слепым.

Как-то утром, когда Линн брила Тома и подстригала ему волосы, ей показалось, что она слышала собачий лай где-то в лесу через дорогу.

– Это, вероятно, спаниель Манкеба, – предположил Том. – Он, наверное, бегает за кроликами.

В половине десятого в воротах остановилась молочная тележка Джимми Уингера, и Линн вышла с кувшином.

– Вижу, у вас тут компания, – сказал Джимми, указывая на машину, стоявшую на краю леса. – Полиция тут роется. Я их видел, когда проезжал мимо Тайсона. Интересно, что они тут делают?

– Ты слышал сплетни, Джимми?

– Возможно, – сказал он. – На вашем месте я бы не потерпел такого. Должны быть какие-то законы против полиции.

Джима как-то оштрафовали на десять шиллингов за езду на велосипеде без фары. Полицейские для него были хуже, чем содержатели игорных домов.

– Я дам вам на время свой обрез, если хотите, так что сможете послать их куда подальше, – сказал он, – а если один из них встретится мне на дороге, я дам своему старому мерину Твинклеру раздавить его!

Когда Джимми ушел, Линн постояла, глядя в сторону леса, но не увидела никаких следов полиции. Только раз ей показалось, что она услышала тот же лай где-то далеко в лесу. Она ничего не сказала Тому, но позднее утром еще одна машина остановилась позади первой, и из нее вышло четверо полицейских в форме. Один из них протрубил в рожок, и через некоторое время первая группа вышла из леса. Среди них был инспектор Данз. Всего их было семеро, один держал на поводке ищейку, и несколько минут они все стояли, разговаривая. Потом новоприбывшие пошли к своей машине, и каждый взял лопату и мешок. Все семеро снова исчезли среди деревьев.

– Что за шум? – спросил Том.

– Полиция что-то ищет в лесу, – сказала Лини.

Лицо его побледнело. Он стоял словно окаменевший. Линн подошла и взяла его за руку.

В час полицейские собрались на опушке леса и сели на траву, жуя бутерброды и попивая чай из термосов. Том подошел к ним, нащупывая дорогу своей палкой и двигаясь на звук голосов. Но они замолчали, когда он подошел ближе, и он стал в нерешительности на дороге. Данз подошел к нему:

– Мистер Маддокс, вы меня искали?

– Что вы надеетесь здесь найти?

– А вы боитесь, что мы найдем?

– Вы просто тратите время впустую. Вы не найдете ничего.

– Тогда вам незачем волноваться.

– А кто говорит, что я волнуюсь?

Том повернулся и пошел к дому, очень медленно, считая шаги. Данз пошел и сел на бампер первой машины, и один из констеблей предложил ему сигарету.

– Этот парень и вправду такой слепой, как кажется?

– Вы ужасно подозрительны, Райлендз. Вы почти такой же невыносимый, как и я.

– У вас есть какие-то предчувствия, сэр?

– Ненадежные, так только, – сказал Данз. – Но если он и убил свою женушку, то сам вид того, как мы вывернули тут все наизнанку, должен расколоть его уверенность.

Ближе к концу дня, когда полицейские снова собрались на опушке, они обнаружили, что у них появились зрители: три женщины и мужчина, все уже немолодые, которые пришли из Истери.

– Это правда, что вы нашли могилу тут, в лесу? – спросил старик.

– Нет, неправда, – ответил Данз.

– А что же вынашли?

– Боюсь, что не смогу ответить ни на какие вопросы.

– Тогда они ничего не нашли, – сказал старик, обращаясь к женщинам. – Я знал, что это всего только лживые байки.

– Кто распространял слухи? – спросил Данз.

– Не я, не я! – сказал старик.

– А у вас есть разрешение искать тут, в лесу? – спросила одна из женщин. – Вы спрашивали у миссис Ланнем?

– Да, – ответил Данз. – У нас есть ордер.

– Что, подписанный королем и канцлером?

– Отойдите, пожалуйста! – сказал констебль. – Мы не можем развернуться, не видите?

Когда первая машина уехала в сторону Хантлипа, на тропинке показалась высокая фигура, идущая из Истери, и вышла на дорогу. Это был преподобный Питер Чанс, священник Истери и Скоута, крупный мужчина с седой шевелюрой. Он помахал машине, чтобы она остановилась.

– Что это значит? – спросил он, наклонившись, чтобы поговорить с Данзом через окошко. – Почему вы преследуете Тома Маддокса? Он сделал что-то не то? Есть ли хоть капля правды в этих диких слухах?

– Наша работа – узнать это, преподобный отец.

– Вы спрашивали парня? Он признает, что убил жену?

– Обычно люди не признаются в таких вещах, пока их не заставят это сделать, – сказал Данз.

– Если он отрицает, то я совершенно уверен, что он говорит правду.

– А если предположить, что нет?

– Тогда Бог его накажет.

– Боюсь, что это не удовлетворит закон.

– В таких делах закон берет на себя слишком много. Один Бог может наказать. «Не убий», – говорится в Писании, и не может быть никаких исключений. Даже повешение убийц неправильно.

– Но в этом есть одно преимущество, – сказал Данз. – Это не дает им убить снова.

Он подал констеблю знак трогаться.

Следующий день, суббота, двадцать пятое, был облачным и довольно холодным. Как всегда, Том первым делом вышел на крыльцо, вдыхая воздух. Ветер дул с северо-запада.

– День свадьбы Бетони, – сказал он, – и пахнет дождем.

– Во сколько венчание?

– В два часа. Если прислушаемся, то можем услышать колокола, хотя при таком ветре едва ли.

– Мрачный денек, – сказала Линн, – но может, к полудню прояснится.

В десять часов две машины свернули к старой будке таможни и припарковались на широком травяном пятачке. Линн пошла к воротам и увидела, как полицейские пошли в лес. Их было пятеро: четверо в форме и один в обычной одежде. Инспектора Данза с ними не было.

Линн охватила ненависть. Ей захотелось броситься за ними и побить их. Ей хотелось разбить их веселые физиономии и посмотреть, как они съежатся. Она пожалела, что они с Томом не могут убежать.

– Это они? – спросил он, когда она вошла в дом. – Они дико упертые, когда им в башку стукнет какая-то идея.

– Зачем им нужно было останавливаться прямо напротив? Они могли бы преспокойно остановиться и возле Тайсона.

– Они хотят, чтобы я знал, что они здесь, – пояснил Том. – Они хотят запугать меня и свести с ума.

– Ты не должен позволить им сделать это, – сказала Линн.

– Не волнуйся, я не позволю. Мне только хотелось бы, чтобы это все закончилось.

К одиннадцати часам на дороге собрался народ из Хантлипа, Блегга, Истери и Мидденина. Из Чепсворта приехали двое газетчиков и фотографировали Пайкхаус. Они разговаривали со всеми местными. Эмери Престон приехал с сыновьями, все четверо на мотоцикле с коляской Метью. Так что, когда в половине двенадцатого прибыл Данз, его напугала растущая толпа. Он повернулся к Пенфолду:

– Пусть они все проваливают отсюда! Какого черта они тут ошиваются?

– Ты мне не указ, парень, – сказал Пенфолду мужчина из Истери. – На тебе даже нет формы.

Но постепенно толпа разбрелась. Газетчики уехали. Только Престоны слонялись и не собирались уходить.

– Мистер Престон, – сказал Данз. – Я должен просить вас убраться вместе с вашими сыновьями. Вам нечего болтаться тут.

– Вы тут моюдочь ищете, кажется, и я собираюсь помочь вам.

– Заходите в лес, – сказал Данз, – и я вас арестую.

– Почему, вы что-то нашли?

– Пока что ничего, мистер Престон, но я отвечаю за расследование и не потерплю вмешательства.

– Вы тем не менее не можете дать мне от ворот поворот. У меня есть право стоять тут, если мне и моим сыновьям так захочется.

– Я думал, у вас дела в пабе.

– Мой двоюродный брат там присматривает. У меня тут более важное дело.

– Это вы собрали здесь репортеров?

– А что с того, если и я? Люди имеют право знать, что происходит.

– Мы даже не знаем, произошлоли вообще что-то, мистер Престон.

– Никогда и не узнаете, – сказал Эмери, – если не будете расторопнее!

Данз и Пенфолд отвернулись. Их работа часто была им не по вкусу.

– Думаю, ему бы понравилось, —пробормотал Пенфолд, – если бы нам пришлось откопать тело его дочери.

День был по-прежнему пасмурный, а после полудня начался мелкий дождик, несильный, но промозглый. Эмери Престон и его трос сыновей укрылись прямо в лесу, уставившись на Пайкхаус, где в окне мерцал свет от очага и дым поднимался из трубы.

– Сидит уютненько у огня! Убийца проклятый! – проворчал Эмери и поднял воротник.

В час, когда Данз подумывал о том, чтобы прекратить дальнейшие поиски, пришел Пенфолд, неся хлопчатобумажный платок, найденный в дальней части леса среди берез и дубов. Он пролежал в кустарнике долгое время, и весь рисунок почти сошел; на нем было темное коричневое пятно, которое вполне могло быть кровью.

Пенфолд отметил место, где его нашли, и Данз пошел с ними, чтобы осмотреть все вокруг. Во время войны многие деревья срубили. Пеньки от них по-прежнему были светлыми, и рядом лежали груды веток. Данз распорядился продолжать поиски. Он хотел, чтобы ветки убрали. Потом он с Пенфолдом пошел поговорить с Эмери Престоном. Они показали ему платок. Пятно было аккуратно завернуто внутрь.

– Вы видели это раньше, мистер Престон?