355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Мэри Хупер » Падшая Грейс » Текст книги (страница 12)
Падшая Грейс
  • Текст добавлен: 12 апреля 2017, 04:00

Текст книги "Падшая Грейс"


Автор книги: Мэри Хупер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Нюхательные соли Эбсона возвращают дамам бодрость духа.

Получили повсеместное признание за улучшение состояния больных различными заболеваниями крови.

Применяются от сильных головных болей, желчности, учащенного сердцебиения и всех остальных недомоганий у дам.

НАШИ СРЕДСТВА ДАРУЮТ ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ!

Они чудесным образом действуют на все жизненно важные органы.



ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

На следующий день в величественном, отделанном деревом помещении мисс Шарлотта Победоноссон, в сопровождении маменьки и папеньки, встретилась с двумя старшими партнерами старой и уважаемой юридической фирмы «Биндж и Джентли», чтобы заявить права на наследство семейства Паркес.

Мисс Шарлотта, превосходно подготовленная к вопросам о «своем» прошлом, выглядела несколько иначе, нежели обычно. Не настолько иначе, чтобы вызвать сплетни соседей, но чуть-чуть иначе, в отдельных деталях, которые позже можно было вернуть в прежнее состояние. Победоноссоны, разумеется, не могли быть уверены в том, что, кроме сестер Паркес, нет никого, кто бы не знал, как выглядели их отец и мать, и потому яркий румянец Шарлотты приглушили с помощью пудры, а волосы обработали смесью из глицерина, красного вина и розовой воды, чтобы придать им более темный оттенок. Кроме того, на макушке у нее красовался шиньон темно-рыжих локонов, которые тряслись каждый раз, когда она заходилась в горьких (и отвлекающих внимание) рыданиях, что случалось достаточно часто.

– Боже мой. Ты просто потрясена, я знаю! – Ее мать извлекла из сумочки крокодиловой кожи бутылочку с нюхательной солью и поднесла ее к носу Шарлотты. – Но ты ведь всегда знала, что тебя удочерили, не так ли?

Шарлотта шмыгнула носом.

– А сейчас мы не спеша пройдем через все необходимые формальности с этими доброжелательными учеными мужами, – продолжала миссис Победоноссон, обнажая десна в широкой улыбке, адресованной сначала мистеру Бинджу, а затем и мистеру Джентли, – а потом, возможно, мы с тобой отправимся в шикарное путешествие.

– А можно нам поехать туда, где жил мой настоящий папочка? – жалобно спросила Шарлотта.

– Может быть, может быть, – ответила ей мать. – Посмотрим. Всему свое время.

– Как скоро мы сможем получить деньги? – спросил Джордж Победоноссон и был вознагражден тяжелым взглядом супруги. – Наша дочь такая чувствительная, – быстро выкрутился он, – и потому нам хочется, чтобы все вернулось на круги своя как можно скорее. Не следует слишком нарушать привычный для нее ритм жизни.

– Достаточно скоро, – ответил мистер Джентли, – хотя, как вы понимаете, в связи с размерами наследуемого имущества вам придется пройти через ряд формальностей.

– Шарлотта такая тонкая натура, – поддержала супруга миссис Победоноссон, – и потому мы настаиваем на том, чтобы это дело не получило огласку. Чем меньше людей о нем узнает, тем лучше. А что касается публикации наших имен в газете – Боже упаси!

– Да-да, – закивал Джордж Победоноссон. – Мысль о том, что наши клиенты, коллеги и соседи могут обо всем узнать, просто ужасает нас.

– Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы не допустить этого, – торжественно заявил мистер Биндж.

– Хотя в городе все только и говорят, что об этом наследстве, – вмешался мистер Джентли. – Событие воистину необычное и волнительное, и такая внушительная сумма денег!

Мистер Победоноссон с трудом удержался, чтобы не облизнуть губы.

– А что дальше?

Мистер Джентли опустил взгляд на лежащие на столе бумаги и осторожно поправил их.

– Так вы утверждаете, что дома у вас есть свидетельство об удочерении вашей дочери?

– Конечно, конечно! – воскликнул мистер Победоноссон.

– Мы просто не стали задерживаться и искать его, – добавила его супруга. – Когда кузен моего мужа сообщил ему об объявлении – это произошло вчера вечером, – мы решили, что следует немедленно идти к вам.

Данное утверждение, как и почти все, что касалось семейства Победоноссон, было не совсем правдивым. Сильвестр Победоноссон действительно примчался к ним накануне вечером, но он принес новости, полученные от шпиона в уголовной среде: еще одна группа лиц натаскивает молодую женщину и готовит бумаги, собираясь заявить свои права на наследство. И потому Победоноссоны решили не ждать, когда поддельные документы об удочерении доставят от подкупленных юристов, нанятых Сильвестром Победоноссоном, а обратиться в контору «Биндж и Джентли» немедленно, опередив тем самым возможных конкурентов.

– Мы-то сами «Меркьюри» не читаем, – продолжал Джордж Победоноссон. – Если бы мистер Победоноссон не заглянул в газету, мы, возможно, никогда об этом и не узнали бы.

Мистер Победоноссон посмотрел на Шарлотту; под его тяжелым взглядом она задрожала и снова расплакалась. Она сделала это отчасти потому, чтобы избежать расспросов, отчасти – имитируя частую смену настроения Лили, а отчасти – из-за боязни произнести что-то не то и тем самым потерять кабриолет и личного кучера.

Когда она понюхала соль из флакона, аккуратно прикоснулась к носику кончиком кружевного платочка и немного пришла в себя, мистер Джентли спросил ее:

– Не могли бы вы еще раз поведать мне о своих детских воспоминаниях, мисс Победоноссон? Сейчас мы позовем клерка, чтобы он записал ваши слова.

Последняя фраза явно захватила Шарлотту врасплох, но она пообещала сделать все возможное, и в комнату вошел клерк, неся табурет и пачку бумаги. Он сел на почтительном расстоянии от массивных столов старших партнеров фирмы, а новоявленная Лили Паркес вздохнула и уставилась в пустоту.

– Мне очень жаль, но я так мало помню из своей прежней жизни, – начала она.

– Но вы помните что-то о том месте, где жили? Важна любая мелочь.

– Дом наш я помню: это был миленький коттедж, во дворе которого росла шелковица; дом стоял недалеко от мельницы. И я жила в маленькой беленой комнатке наверху, а рама моей кровати была медная.

– А что-нибудь о матери помните? Можете сказать нам, как ее звали?

– Разумеется. Ее звали Летиция, – хорошо отрепетированным грустным голосом произнесла Шарлотта. – У нее были темно-рыжие волосы, как у меня, и она была очень красива. А вот папу я совсем не помню.

– Это и неудивительно! – поспешила вмешаться миссис Победоноссон. – Ей только-только исполнился год, когда он уехал.

– Но мама держала у себя на тумбочке его портрет.

– А было ли в его внешности что-то необычное?

Шарлотта заколебалась.

– Миниатюра с его портретом была слишком маленькой, но мама всегда говорила, что я пошла в отца.

– И вы жили в том коттедже с шелковицей…

– Абсолютно одни. Мама постоянно повторяла, что однажды папа вернется к нам и мы разбогатеем. Мы там жили, пока… пока… – Личико Шарлотты сморщилось, словно она опять собиралась расплакаться.

– Пока ее мать не умерла, – быстро закончил за нее мистер Победоноссон: во время репетиций он так часто видел слезы дочери, что они ему уже порядком надоели. – А потом мы с супругой услышали о бедной сиротке и – поскольку собственных детей иметь не могли – решили взять ее в свой дом.

– Мы всегда считали тебя родной дочерью, дорогая! – заявила миссис Победоноссон, и они с Шарлоттой обменялись восторженными взглядами.

– Но почему вы поменяли ей имя? – спросил мистер Биндж. – Ребенку тогда было… сколько: лет пять или шесть? Она ведь уже, конечно, привыкла, что ее зовут Лили.

– Но мне это имя никогда не нравилось! – обиженно воскликнула Шарлотта.

– И, если быть откровенной, – добавила миссис Победоноссон, – я всегда считала, что имя Лили годится разве что для прислуги. Мы полагали, что будет лучше, если девочка все начнет сначала.

– Но не могли бы вы сказать нам, – вставил мистер Победоноссон, – каким образом родной отец нашей Шарлотты сколотил такое состояние?

– Гуано, – коротко ответил ему мистер Биндж.

Троица Победоноссонов удивленно уставилась на него.

– Птичьи… э… выделения, – пояснил мистер Джентли. – Он обнаружил огромное их количество на Галапагосских островах.

Предмет разговора так смутил миссис Победоноссон, что она не могла даже смотреть в глаза мистеру Джентли.

– Но кому могло понадобиться нечто подобное? – слабым голосом спросила она.

– Удобрение, – ответил ей мистер Джентли. – Это очень ценный продукт. И мистер Паркес нашел его целую гору.

Миссис Победоноссон отвернулась; на ее лице застыло выражение глубокого отвращения.

– Можете ли вы рассказать нам еще что-нибудь о своем детстве, мисс… э… Шарлотта? – поинтересовался мистер Биндж.

В ответ Шарлотта протараторила все, что ей удалось узнать от настоящей Лили и от Грейс, – о чайном сервизе с синими птицами, о свадебной шляпке, о вышитых девизах мамы, о подбитой бархатом коробочке для кольца; она не упустила ни одной детали. Когда она замолчала, а клерка отпустили, партнеры сообщили семейству Победоноссон, что, похоже, все в порядке.

– И если вы при первой же возможности принесете нам документ об удочерении, думаю, мы сможем закончить все формальности в кратчайшие сроки, – добавил мистер Биндж.

Вслед за этим оба джентльмена встали и, торжественно поклонившись семейству Победоноссон, выразили свои соболезнования в связи со смертью родного отца Лили и свои поздравления по поводу получения ею солидного наследства, заставив Победоноссонов мучительно решать, какое именно выражение лица в данном случае было бы уместно. Распрощавшись, Победоноссоны вышли из юридической конторы и отправились домой, где открыли бутылку марочного шампанского.

Господа Биндж и Джентли объявили о том, что молодая дама, которую они разыскивали на протяжении нескольких месяцев, наконец найдена. Постоянным читателям нашей газеты известно, что неких лиц разыскивали с целью ознакомления их с новостями исключительной важности, и теперь уже можно раскрыть тот факт, что вышеупомянутая молодая дама была удочерена одним лондонским семейством.

Удочерившая ее семья предпочла сохранить инкогнито, дабы дама сия могла появиться в обществе, не вызывая бестактного и неуместного любопытства. Семейство также заявило, что никакие письма о вспомоществовании не будут ими рассматриваться, а получение оных будет всячески отрицаться.

Газета «Меркьюри»


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

В назначенное время, стоя у почтового ящика в начале Эджвер-роуд, Грейс при помощи света от уличного фонаря прочитала газетную статью, которую ей принес Джеймс Солан. Закончив читать, она подняла на него полные отчаяния глаза.

– Это же Победоноссоны, верно? Это они утверждают, что удочерили Лили?

Джеймс кивнул.

– Я навел справки у одного друга, клерка из фирмы «Биндж и Джентли», и боюсь, что вы правы: это Победоноссоны.

– Они заявили права на наследство. Значит, они победили! – воскликнула Грейс. Она, конечно, с самого начала знала: все это слишком хорошо, чтобы быть правдой, ведь бедные девушки становятся обладательницами колоссальных состояний только в сказках, которые она сочиняла для Лили.

– Я бы не стал опускать руки и смиряться с их победой, – сказал Джеймс, – хотя на данный момент у них, несомненно, значительный перевес.

– Но чтобы моя родная сестра!.. – в смятении воскликнула Грейс. – Я не верю! Зачем ей впутываться в такое дело? Как, ну как им удалось убедить ее заявить, будто они ее удочерили?

– Может, из-за денег? – предположил Джеймс. – Они могли пообещать ей драгоценности или какие-нибудь безделушки.

Но Грейс тут же энергично покачала головой.

– Подобные вещи Лили не интересуют, – сказала она. – Кроме того, она слишком любит меня – а я люблю ее, – чтобы одна из нас неожиданно сделала вид, словно второй и не существует вовсе.

– Но что-то все же заставило ее солгать.

– Она даже лгать не умеет – по крайней мере так, чтобы это не было заметно. Да ее ложь распознает четырехлетний ребенок!

– Гм. – Джеймс довольно долгое время молчал, а затем продолжил: – Возможно, Победоноссоны об этом догадались…

Грейс, не понимая, смотрела на него.

– Возможно, – пояснил он, – обнаружив, что Лили не желает поддерживать их в той игре, которую они затеяли, они наняли кого-то, кто исполнил бы ее роль.

– То есть актрису? – уточнила Грейс.

– Вот именно: актрису. Девушку, которая играла бы роль Лили, пока саму Лили держат где-то взаперти.

– Разумеется! – поддержала его Грейс, тут же поняв, что он отгадал загадку. – Но им даже актрису нанимать не нужно: у них есть дочь!

– У Победоноссонов есть дочь?

Грейс кивнула.

– Эта девушка и моя сестра почти ровесницы. Победоноссоны обязательно использовали бы ее в подобных целях.

– Вы ее видели?

– Да, и она весьма вежливо со мной беседовала. Ой! – Грейс прижала ладонь ко рту. – Так вот почему она задавала мне столько вопросов о моей матушке и обо всем, что с нами случилось! И Лили говорила мне, что и с ней мисс Победоноссон была очень мила.

– Какие они хитрые, эти Победоноссоны! – заметил Джеймс. – Она хотела проникнуть в ваше прошлое. Выяснить как можно больше подробностей о вашей прежней жизни.

– Но она показалась мне такой любезной…

Джеймс сухо улыбнулся.

– Когда речь заходит о деньгах, любезность тоже можно поставить себе на службу.

– Вы ведь не думаете… – Грейс замолчала, но затем набрала в грудь побольше воздуха и продолжила: – Как вы считаете, моя сестра в безопасности? Они бы не… не стали причинять ей зло, не так ли?

Джеймс покачал головой.

– По правде сказать, я так не думаю. Может, они и способны похитить человека, запереть его, но даже Победоноссоны не падут так низко, чтобы совершить убий… – Он закашлялся. – Что-нибудь похуже.

Со стороны дороги неожиданно донеслась ужасная какофония рожков, и Джеймсу с Грейс пришлось замолчать.

Когда шум стих и снова можно было разговаривать, Грейс спросила:

– Но что теперь можно сделать? Должен же быть какой-то выход!

Джеймс кивнул.

– Завтра я поговорю с мистером Эрнестом Стэмфордом, почтенным главой нашей адвокатской конторы, и ознакомлю его с подробностями вашей истории.

– А что могу сделать я? – взволнованно спросила его Грейс.

– Просто держите глаза и уши открытыми. Вы видите, как к похоронному бюро подъезжают посетители, вы можете услышать, о чем они говорят?

– Иногда, – кивнула Грейс.

– Тогда вполне вероятно, что вам удастся услышать что-нибудь интересное. Мой друг клерк сообщил мне, что Победоноссоны еще не предоставили документы об удочерении Лили.

– Поскольку таких документов попросту не существует!

– Согласен. Значит, им придется обзавестись подделкой, это не подлежит сомнению. Но документы должны выглядеть в точности как настоящие, а значит, на их изготовление уйдет какое-то время. И если бы вам, когда они будут готовы, удалось их выкрасть…

– Но Победоноссоны ведь могут просто заказать еще один экземпляр, не так ли?

– Такие документы не так-то просто подделать. А мы пока будем продолжать расследование и выиграем время для того, чтобы подготовить свой выход.

Грейс ненадолго умолкла.

– Но каковы наши шансы на то, чтобы одержать победу над столь нечестными людьми, как Победоноссоны? – спросила она. – Кому скорее поверят: мне или человеку, которого все уже осыпают поздравлениями в связи с предстоящим избранием на пост лорд-мэра Лондона?

– На вашей стороне истина, – ответил ей Джеймс. – И мы должны в это верить.

– Я сделаю все, что смогу, – пылко заверила его Грейс. – Буду подглядывать в замочные скважины, следить за приходом и уходом посыльных и подслушивать разговоры.

– Но вы также должны соблюдать осторожность, – заметил Джеймс, беря ее за руку. – Не забывайте: под личиной респектабельности Победоноссонов скрывается полное неуважение к моральным нормам. Не позволяйте им даже на секунду заподозрить, что вы прекрасно понимаете, что происходит.

– Обещаю, – торжественно произнесла Грейс.

Джеймс улыбнулся, наклонился к ней и поцеловал ее руку, прежде чем отпустить.

Грейс не знала, что и думать об этом галантном жесте, и потому решила вообще о нем не думать. Победоноссоны, наследство, местонахождение Лили – все это и без того до отказа заполняло ее мысли. Для чего-то еще места просто не оставалось.

Джеймс положил «Меркьюри» на кучу мусора, наваленную у фонарного столба, откуда ее забрал бродяга и сунул в карман, чтобы позже использовать как защиту от холода. И потому Грейс не смогла увидеть небольшой текст, напечатанный в колонке частных объявлений:

«“Миссис Смит” срочно ищет “Мэри”. Последний раз виделись на Вестминстер-бридж-роуд, Лондон, ЮВ, 7 июня 1861 года. Если это имя и адрес вам о чем-то говорят, пожалуйста, обращайтесь: абонент № 236, “Меркьюри”, Лондон. Речь идет о деле чрезвычайной важности.

Надпись на конверте: Подтверждение усыновления».

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

– Я думала, – сказала вдова, – о том, чтобы гроб для покойного супруга сделать из сосны.

– Неужели? – переспросил ее Джордж Победоноссон, и по его голосу было слышно, что он потрясен до глубины души. – Сосна! Такое тонкое и хрупкое дерево. Я бы не сказал, что оно подходит для гроба любимого мужа. – Он задумчиво покачал головой. – Если супруг был вам очень дорог, то боюсь, вам следует остановить свой выбор на полированном дубе. Разумеется, если покойный играл не такую уж важную роль в вашей жизни… – Мистер Победоноссон сделал паузу, и фраза повисла в воздухе: незаконченная, обвиняющая.

Прошло уже несколько дней с тех пор, как Грейс узнала волнующие новости о наследстве, и она снова стояла в красной комнате, ожидая, когда ее предъявят как живой пример сознательной, профессиональной скорбящей, которую можно нанять, дабы подчеркнуть момент прощания с бренным миром.

Женщина вздохнула.

– Дело в том, что я оказалась в несколько затруднительном положении с точки зрения финансов.

– Финансовую сторону такого дела вовсе не стоит принимать в расчет, – заметил мистер Победоноссон, печально качая головой.

– Вы уже думали о том, чтобы воспользоваться поездом компании «Некрополис»? – включилась в диалог миссис Победоноссон. – Некоторые современные вдовы считают, что это именно то, что нужно, – и к тому же удивительно экономично.

– Поезд? – переспросила вдова. – Ни в коем случае. Мой муж не переносил поездов. – Она снова вздохнула. – Что ж, по поводу дерева для гроба…

– Мадам! – воскликнул мистер Победоноссон. – Я бы оказался никудышным гробовщиком, не заботящимся о своих клиентах, если бы согласился на что-либо меньшее, чем высококлассный полированный дуб.

– О Боже, ну что ж, возможно…

Стоявшая с опущенной головой Грейс, услышав последнюю фразу, даже не знала, что ей делать: громко поносить увертливость Джорджа Победоноссона или же не менее громко восхвалять его изобретательность.

Поскольку в тот день похорон не было, она вышивала еще одну брошь, и опять человеческим волосом (волосы умершего следовало сложить в лавровый венок и пришить к шелку), когда миссис Победоноссон велела ей надеть шляпку, взять ленты и ждать в красной комнате, придав своему лицу трагическое выражение. Теперь, когда Победоноссоны и вдова перешли в соседнее помещение, чтобы вернуться к вопросу о дереве, Грейс с любопытством осмотрелась в комнате, куда ей редко дозволялось заходить. Она увидела внушительный письменный стол красного дерева, несколько кожаных кресел и высокий буфет, дверцы которого были приоткрыты. Над столом висели две большие полки: одна из них была заполнена картонными папками с именами заказчиков последних похорон, а на второй стояли журналы для гробовщиков и несколько экземпляров Библии. На столешнице лежал нож для резки бумаги, а также стояли чернильница и пять деревянных подставок для папок с деталями похорон, которые фирма Победоноссонов планировала провести в ближайшие несколько дней. Но там не было никакого великого плана мошеннически лишить Лили Паркес ее наследства. Сказать по правде, в холодном свете лондонского дня вся ситуация показалась Грейс слишком абсурдной, чтобы быть правдой.

Грейс поразмыслила об этом, а затем уделила минут десять беспокойству о Лили. Наконец в комнату вернулись Победоноссоны. За ними шла безутешная вдова.

– Если вы не хотите воспользоваться поездом, то должна вам заметить, упряжка всего лишь из двух лошадей для первого экипажа в процессии выглядит довольно-таки жалко, – произнесла миссис Победоноссон, входя в комнату. – Она будет символизировать – если вы позволите мне говорить прямо – определенное равнодушие к покойному со стороны тех его родственников, которые остались на грешной земле.

Вдова что-то пробормотала, очевидно, не соглашаясь с подобным утверждением.

– В прошлом году некая дама, живущая с вами по соседству, овдовев, заказала четырех превосходных жеребцов, которые тянули дроги с телом ее супруга прямо в рай, и благодаря этим животным вся процессия выглядела весьма импозантно: шикарные плюмажи, развевающиеся гривы… Не правда ли, мистер Победоноссон?

– Истинная правда! Ибо они выступали символами великой любви, которую эта женщина лелеяла в своем сердце, – любви к покойному супругу.

– О Боже… Ну, если вы считаете, что это так необходимо… – сказала вдова.

Миссис Победоноссон повернулась к Грейс.

– И раз уж мы затронули вопрос о похоронном кортеже, – произнесла она, – то что вы скажете о наемных участниках процессии?

Грейс сделала неглубокий вдох и, сдвинув носки туфель вместе, замерла, словно восковая фигура.

– Я об этом не думала, – призналась вдова. – Я и не догадывалась, что это может быть необходимо.

– Наемные скорбящие пользуются большой популярностью, – заметила миссис Победоноссон. – Они могут быть одеты в плащи с капюшонами или, вот как Грейс, нарядиться во все черное, включая шляпку, и нести в руках ленты. «Плакальщики» – вот как мы называем ленты, ведь они символизируют пролитые слезы.

– Понятно, – ответила вдова, бросив на Грейс злобный взгляд. – Но я, право же, не…

– Обычно их нанимают по двое, – продолжала миссис Победоноссон, словно не заметив комментария вдовы. – А если их поставить по обе стороны входной двери, они производят очень трагическое впечатление. Думаю, вы согласитесь, что у этой девушки, Грейс, весьма душераздирающий вид.

Вдова тяжело вздохнула и высморкалась в белый с черной каймой носовой платок, но в результате согласилась нанять двух участников процессии. Грейс ждала, когда же ее отпустят, ведь у нее оставалось еще много работы над брошью из волос, и она хотела закончить ее засветло. Вдову проводили к выходу, и Роуз едва успела закрыть за ней двери, когда в них неожиданно громко постучали.

Двери снова открыли, и Роуз начала было произносить вежливое приветствие, но Сильвестр Победоноссон тут же перебил ее и, ворвавшись в холл, помчался прямо в красную комнату.

– Оно у меня, Джордж! – воскликнул он, торжествующе поднимая руку с зажатым в ней плотным конвертом. – То, чего мы так ждали!

Грейс бросило в жар, затем – в холод. Это свидетельство. Безусловно, это оно.

Ее тут же отпустили восвояси, но вместо того, чтобы вернуться в комнатушку для шитья, девушка осталась в узком проходе, соединявшем хозяйские покои в передней части дома и мастерские в задней.

– Подделка хорошего качества? – услышала Грейс вопрос Джорджа Победоноссона.

– Исключительного. Эти люди собаку съели на подделывании документов! – ответил его кузен.

Затем конверт открыли, и Грейс, сердце которой отчаянно билось, представила себе, как мужчины разворачивают документ.

– Как по мне, выглядит неплохо, – услышала она через несколько секунд голос Джорджа Победоноссона.

– Хотя как оно должно выглядеть на самом деле, не знает никто, – заметила его супруга.

Ненадолго воцарилась тишина, и Грейс предположила, что они все вместе читают документ.

– Когда ты отвезешь его? – спросил Сильвестр.

– Вечером, как только мы закроемся, – ответил его кузен.

Миссис Победоноссон восторженно хихикнула.

– Не забывай, он не должен выглядеть слишком новым, – сказала она. – Ведь ему должно быть уже много лет. Запачкай его; вотри в него сажи из камина.

– Мудрые слова! – весело воскликнул Джордж Победоноссон. – Какая у меня умная жена!

Последовала еще одна небольшая пауза – похоже, документ снова спрятали в конверт, после чего владелец похоронного бюро предложил всем выпить в задней комнате. Миссис Победоноссон ответила, что оставит это удовольствие мужчинам (а ей нужно проверить, как работают девушки), и Грейс с быстротой молнии проскочила коридор и свернула за угол.

Она сразу же направилась в комнатку для шитья, повесила на крючок шляпку и плащ и взяла в руки вышивку. Наверное, ей просто повезло: четыре девушки из похоронного бюро все еще работали в магазине на Оксфорд-стрит, и единственным человеком в комнатке на тот момент была Джейн. Однако она прилежно вышивала инициалы покойника на подушке для гроба и, когда Грейс вошла, даже не подняла глаз от работы.

Несколько мгновений Грейс молча сидела на табуретке, держа работу в руках. Что же ей делать? Может ли она сообщить об этом Джеймсу? Но как? Если она все же сообщит ему новость, то чего он может от нее потребовать?

И тут в ее мозгу созрел пугающий ответ: он определенно захочет, чтобы она выкрала документ!

Грейс тут же почувствовала, что качает головой. Нет, она никогда не осмелится на такой дерзкий поступок!

Но если она на это не осмелится, прозвучал внутренний голос, то будет просто стоять и смотреть, как кто-то присваивает состояние, которое сколотил ее родной отец. Готова ли она позволить Шарлотте Победоноссон выдавать себя за Лили, а возможно, даже смириться с тем, что она, Грейс, больше никогда не увидит сестру? Готова ли она позволить Победоноссонам вести роскошную жизнь на ее деньги?

Нет! Ни к чему из вышеперечисленного Грейс не была готова. Однако все так и произойдет, если она ничего не предпримет для того, чтобы остановить Победоноссонов. Даже если ее ждет неудача, она все равно обязана попытаться…

Придя к такому решению и понимая, что действовать нужно немедленно, пока мужество ее не покинуло, Грейс снова отложила вышивку и, бросив быстрый взгляд на Джейн, чтобы проверить, заметила ли та вообще ее присутствие, покинула помещение для шитья, прошла по коридору и (прислушавшись на мгновение у дверей, нет ли кого внутри) проскользнула в красную комнату.

«Обошлось», – вздохнула девушка: конверт все еще лежал на столе. Грейс быстро, в восемь шагов, преодолела расстояние до стола, достала плотную белую бумагу из конверта и прочла первые несколько строк: «Подтверждение удочерения в графстве Миддлсекс». Чуть ниже от руки было вписано имя Лили, а имена Летиция и Реджинальд Паркес приводились как имена родных матери и отца Лили.

О, коварные Победоноссоны!

Грейс не стала читать дальше, но сложила документ и спрятала его в лифе платья (ей хватило предусмотрительности оставить уже пустой конверт на столе, на том же месте). Затем повернулась к двери… но тут же с ужасом услышала голос Сильвестра Победоноссона, приказывающего Роуз принести ему графин портвейна в красную комнату. К несчастью для Грейс, Сильвестр Победоноссон решил вернуться к большому камину.

Услышав его ненавистный голос прямо за дверью, Грейс замерла, но затем, увидев, что спрятаться можно в одном-единственном месте, быстро распахнула дверцу высокого буфета и влезла внутрь. После этого девушка дрожащими пальцами прикрыла дверцу.

В узкую щель между дверцами Грейс увидела, как вслед за Сильвестром Победоноссоном в комнату вошла Роуз. Горничная подмела золу в камине и снова вышла, но через минуту вернулась, неся поднос, на котором стоял графин с темно-красной жидкостью. Сильвестр Победоноссон даже не подумал поблагодарить Роуз; он молча снял пальто и повесил его на вешалку, налил себе бокал портвейна и пододвинул удобное кресло ближе к огню.

Грейс старалась дышать как можно тише; она уже готова была упасть в обморок от страха. Девушка что есть силы прикусила нижнюю губу, чтобы привести себя в чувство. Она повторяла себе, что справится, что сумеет победить, ведь ей просто нужно сидеть и ждать, когда Сильвестр Победоноссон выйдет из комнаты…

Но было не похоже, что он собирается уходить; по правде говоря, создавалось впечатление, что он чувствует себя как дома и намерен задержаться еще какое-то время. Вынужденная следить за ним, Грейс смотрела, как он устраивается в кресле: грудь колесом, ноги раздвинуты – самомнение так и сочилось из него, даже когда он просто сидел. Немного погодя Сильвестр Победоноссон снял ботинки и, наклонившись вперед, придвинул их поближе к камину; затем снял перчатки – сначала стянул с руки правую, а затем и левую – и небрежно уронил их на пол. Он немного повернулся и сунул руку в карман сюртука, чтобы достать сигару, – благодаря этому жесту его левая ладонь была очень хорошо видна Грейс, и в то же мгновение девушка, к своему полному изумлению и ужасу, поняла, что эта ладонь представляла собой хитроумное устройство, состоящее из металлических пластин с заклепками, крепящееся к обрубку руки полосками полотна.

И тут она все поняла. Грейс осознала причину, по которой запах сигар и макассарового масла для волос включил цепочку воспоминаний, по которой ей совершенно не хотелось идти; причину того, почему все ее тело начинало кричать от отвращения каждый раз, когда этот человек оказывался рядом. Сильвестр Победоноссон был тем мужчиной в церкви на похоронах Вэлланда-Скропса; мужчиной, одно присутствие которого вызвало у нее приступ тошноты. Сильвестр Победоноссон был тем самым мужчиной, который пришел к ней среди ночи…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю