Текст книги "Падшая Грейс"
Автор книги: Мэри Хупер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
Известно ли кому-нибудь о местонахождении миссис Летиции Паркес и ее дочери Лили, приблизительно 17 лет от роду, по слухам, проживающих в Лондоне? Если особа, обладающая подобной информацией о вышеуказанных дамах, сообщит ее в контору компании «Биндж и Джентли», что в районе Стрэнд, Лондон, Западно-центральный округ, она может рассчитывать на солидное вознаграждение.
Газета «Меркьюри»
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Сдержанное объявление, тот самый аккуратный прямоугольник, было вырезано с первой страницы «Меркьюри». Мужчина, держащий его в руках, был одет в обычное субботнее платье: твидовый пиджак яркой расцветки и желтый шейный платок. Вырезав объявление, он завернул в газету несколько вещиц, которые собирался продать Моррелу, – тот никогда не интересовался происхождением товара.
Этот господин, вместе с еще одним, отдыхал в модном лондонском клубе «У Баркера», расположенном в районе Сент-Джеймс. Джентльмены сидели в больших кожаных креслах в курительной комнате. В свое время, чтобы получить членство в этом клубе, они заплатили гораздо больше обычной суммы: будучи торговцами и не принадлежа к «приличному обществу», по правилам они не могли даже претендовать на членство.
Мужчина с желтым платком передал объявление своему визави, одетому куда более официально: в безупречный темный костюм, туфли ручной работы и мягчайшие кожаные перчатки. Этот мужчина курил сигару и старался пускать дым кольцами – единственный намек на легкомыслие в его образе, поскольку тяжелый подбородок, крупный нос и высокомерное выражение лица явно говорили о том, что истинный его характер вовсе не таков. Он повернул лицо к потолку, и в воздух поднялось очередное кольцо дыма.
– Прочитай.
– Ну, не стану вдаваться в подробности, скажу лишь, что там говорится, что они ищут двух голубок, а нашедшему полагается награда.
– Двух голубок, говоришь?
– Мать и дочь, – ответил Желтый Платок, покосившись на писаный маслом портрет ее величества королевы Виктории, висящий над камином, и отсалютовав ей бокалом портвейна.
– И ты считаешь, что их можно отыскать, я правильно понял?
– Скорее что их стоит поискать, – ответил первый, выпуская клуб дыма. – Мой шпик в суде сообщил, что в отделе невостребованного наследства их ждет небольшое состояние. Об этом деле он упомянул мимоходом. Тот, кто отыщет их, получит десять процентов от кругленькой суммы.
Второй выпустил еще одно идеальное кольцо дыма.
– Значит, стоит попробовать. Говоришь, мать и дочь?
– Девушке семнадцать, так что матери, скорее всего… сколько? Тридцать с небольшим?
– Я поспрашиваю кое-кого.
– Прибыль пополам, да? – уточнил Желтый Платок.
– Сначала их нужно найти, – возразил второй. Кольцо дыма у него над головой расплылось и исчезло в воздухе. – Больше никакой информации?
Первый отрицательно покачал головой.
– Только обычная мелочь: несколько попыток выдать крашеную плиту из стружки за настоящий дуб. Ах да: на этой неделе мне досталось два превосходных обручальных кольца. Родственники умершего попросили меня похоронить их вместе с трупом.
– Ну и дураки! Ты поаплодировал их глупости?
– Конечно, – кивнул Желтый Платок, – но только после того, как они ушли.
ДАМЫ, ОТПРАВИВШИЕСЯ ЗА ПОКУПКАМИ без сопровождения мужчины и желающие перекусить, спокойно могут зайти в любой известный ресторан: достаточно лишь позаботиться о том, чтобы не проходить через бар, где подают крепкие напитки.
«Лондонский словарь» Ч. Диккенса-младшего, 1888 г.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Следующие пять или шесть недель дела у Грейс и Лили шли довольно неплохо. В начале июля водяной кресс, попадающий в Лондон с близлежащих ферм, растет особенно хорошо, а это означало, что большой пучок можно было купить за полпенни и тем самым удвоить доходы. Таким образом, уже через две недели девушки заплатили за комнату на месяц вперед, а еще чуть погодя Грейс выкупила чашку и блюдце, принадлежавшие маме, и даже приобрела две соломенные корзины, чтобы носить в них водяной кресс и раскладывать его так, чтобы подчеркнуть высокое качество товара. Кроме того, ей удалось отложить два шиллинга на железнодорожный билет до Бруквуда, чтобы, когда появится время, съездить туда и помянуть своего ребенка.
Однако к концу августа ситуация снова изменилась, и на сей раз – в худшую сторону: ручей без запруд, где один из крупнейших фермеров Гэмпшира выращивал водяной кресс, пересох, поскольку местные власти повернули его русло так, чтобы он нес пресную воду жителям близлежащей деревни. Событие это привело к такому резкому сокращению водяного кресса в продаже, что торговцы на рынке Фаррингдон дважды удваивали оптовую цену. К тому же почти три недели подряд каждый день лил дождь, из-за чего найти покупателя на улице оказалось чрезвычайно трудным делом. В результате к концу сентября накопленное «состояние» растаяло как дым и Грейс с Лили оказались так же бедны, как и прежде. Шиллинги, отложенные Грейс на поездку по «Некрополис рэйлвей», пришлось потратить на еду, а мамины чашка с блюдцем опять были заложены, вместе с чайником и корзинками. Кроме того, у сестер не осталось денег на оплату жилья.
– У нас всего лишь шесть пенсов – значит, завтра мы сможем купить три больших пучка, – сказала Грейс, выкладывая деньги на крышку одного из ящиков. – Если мы будем очень осторожны и сумеем разделить их на четыре маленьких пучка каждый, а затем продадим по пенни за штуку, то получим… – Она посчитала на пальцах. – Двенадцать пенни, – вздохнула Грейс. – Из них шесть нужно отложить, чтобы завтра купить водяной кресс, два – на оплату комнаты, еще два – на картофель… Ах да, и один – на то, чтобы миссис Макриди разрешила нам воспользоваться ее печью. Даже если мы продадим весь товар, нам придется истратить все, что мы заработаем.
– Можно дать объявление в газету! – радостно предложила Лили. Она сидела на перевернутом ящике, а Грейс стояла рядом, на коленях. – Можно написать, что мы нуждаемся в деньгах, что мы – две благородные дамы в стесненных обстоятельствах… – За несколько дней до этого Грейс читала ей вслух подобное объявление, и хотя Лили не совсем поняла, что означают использованные в нем слова, они ее просто завораживали.
– Ну и сколько, по твоему мнению, может стоить такое объявление в газете «Таймс»?
Лили задумчиво покачала головой.
– Не меньше десяти шиллингов.
– Десять шиллингов! Значит, эти благородные дамы точно не могут быть в очень стесненных обстоятельствах, – заметила Лили и, задумавшись, нахмурилась. – Одна из нас могла бы еще чем-то заняться, чтобы заработать денег. Найти другую работу…
– Возможно, – откликнулась Грейс, размышляя о том, что сейчас, когда они продают меньше водяного кресса, совершенно определенно нет никакой необходимости им обеим торговать на улице.
– Я могла бы подметать перекрестки, – продолжала фантазировать Лили. – Я могла бы купить метлу, ждать, когда мимо пройдет дама, и предлагать ей подмести перед ней дорожку. Так делают дети Вильсона. Или я могла бы придерживать за узду лошадей для господ.
– Все хорошие перекрестки уже заняты, – возразила ей Грейс. – А придерживать лошадей могут только мальчики: у тебя не хватит сил.
– Ладно, тогда я могла бы стоять у дверей какой-нибудь лавки и помогать дамам нести сумки с покупками. Или подбирать потерянные вещи. Патрик Картрайт сказал мне, что однажды он нашел два шелковых платка!
– Это значит, что нашел он их в чьем-то кармане, – объяснила Грейс.
– Еще я могла бы спуститься вниз по течению и поискать что-нибудь в иле на берегу.
– Нет! – воскликнула Грейс. – Только не это. Мы с тобой никогда не будем промышлять подобным образом. Лучше уж я пойду…
Лили посмотрела на нее и расплакалась.
– Нет, туда, где мы были в прошлый раз, я не пойду!
Грейс придвинулась ближе к сестре и обняла ее за плечи.
– Нет, Лили. Никогда. Мы никогда туда не вернемся.
– Ты обещала, что мы туда не пойдем. Ты говорила: что бы ни случилось, мы туда не вернемся! – Когда Лили начинала плакать, она успокаивалась с большим трудом. – Ты говорила, что, даже если у нас не будет обуви и мы будем умирать от голода, мы туда не вернемся! Ты обещала!
– Я и сейчас готова подписаться под каждым своим словом, – ответила Грейс, гладя сестру по голове. – Я обещала тебе тогда и обещаю снова: мы никогда не пойдем в работный дом и не вернемся в пансион. – Она с нежностью взглянула на сестру. – Но почему тебе там было так плохо?
– Там за мной снова может прийти тот человек!
Грейс почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица.
– Ты о чем?
– Тот грязный мужчина. Ой! – Она испуганно посмотрела на Грейс. – Я обещала никому не рассказывать. Он говорил, что убьет меня, если я кому-то расскажу.
Грейс немного помолчала, пытаясь взять себя в руки, а затем произнесла:
– Ты ведь далеко оттуда, и мы никогда туда не вернемся, так что он не сможет узнать, что ты мне все рассказала.
Лили прерывисто всхлипнула.
– Расскажи, что помнишь, – осторожно попросила Грейс.
– Он пришел ночью. Тебя не было… Тебя позвал кто-то из малышей, и ты вышла в другую комнату, поэтому, когда он лег ко мне в кровать, я решила, что это ты вернулась.
– А потом?
– А потом он сделал такое… – Лили отвела взгляд; ей было очень стыдно. – Он плохо вел себя со мной.
– Он что-то говорил?
– Всего несколько слов, да и то очень тихо. Сказал, что я скоро должна стать женщиной, так что мне нужно узнать, что меня ждет.
Грейс печально кивнула. С ней произошло то же самое.
– Ты видела его лицо?
Лили покачала головой.
– Ты забрала свечу, а луны в ту ночь не было. Кроме того, я так испугалась, что крепко-крепко зажмурилась и не открывала глаз до самого конца – пока он не стал вылезать из постели. Тогда я посмотрела на него и увидела его спину, а когда он отбросил простыню… – Ее снова передернуло. – Я заметила, что у него только одна рука. Там, где должна быть вторая, остался обрубок.
Грейс кивнула и сглотнула желчь, поднявшуюся до самого горла.
– Он сказал мне, что к каждой девушке приходит только один раз. Сказал, что он очень важный человек и что это его особый, тайный подарок. – Неожиданно она уловила подтекст этих слов и ахнула. – Он и к тебе приходил, да, Грейс?
Грейс с трудом взяла себя в руки и ответила:
– Да.
– Тебе он говорил то же самое?
Грейс кивнула.
– И он делал с тобой… то же самое?
– Да, в точности. И из-за этого… – Она неуверенно замолчала, но затем решила, что Лили не помешает знать, как иногда бывает в жизни.
– Что? – Лили не сводила с нее глаз, словно догадываясь: то, что сейчас прозвучит, еще ужаснее.
– Ребенок, Лили. Когда мужчина и женщина делают это, в результате у женщины может появиться ребенок. Именно это и произошло со мной.
– И со мной тоже произойдет?
Грейс выдавила из себя улыбку.
– Нет, милая. Если бы с тобой произошло то же самое, ребенок бы уже родился. Ты в полной безопасности, и я тоже.
– А если он найдет нас?
– Он не знает, где мы и кто мы, потому что, когда он приходил, была глубокая ночь. Не думаю, что ему удалось рассмотреть нас.
– И кроме того, у него там есть и другие девушки, рядом, если он… если он захочет…
Грейс вздохнула.
– Да, боюсь, что это так. Но если нам когда-нибудь доведется увидеть однорукого, мы будем знать: это он.
– А потом? – настойчиво переспросила Лили. – Что случится потом?
«А потом я убью его», – хладнокровно подумала Грейс.
Поговорив, девушки решили, что лучший способ заработать дополнительные деньги – отправить Лили караулить у дверей магазинов, пока оттуда не выйдет дама, и предлагать поднести сумки. И потому рано утром, сходив на рынок вместе с Грейс, Лили отправилась на Пикадилли, в пассаж Берлингтон-Аркейд, известный своими шикарными, самыми роскошными магазинами в городе и, как следствие, – богатыми покупательницами. К сожалению, данный факт был настолько широко известен, что уже с семи часов утра стайка оборванных ребятишек стояла у входа, ожидая, когда откроют ворота, чтобы занять место у выбранного магазина. Большинство из них были девочками, и все – очень бедны. Лишь у некоторых была обувь, но все старались придать себе элегантный вид. Головы мальчиков украшали поношенные цилиндры, а девочки обязательно прикрывали волосы кто чем мог – бесформенной, разваливающейся соломенной шляпкой или дырявым шарфом, обмотанным вокруг головы.
Лили приблизилась к чугунным воротам пассажа и заглянула внутрь. Она увидела изогнутые сверкающие стеклянные витрины, наполненные невообразимо прекрасными вещами: кошельками и сумочками из мягкой кожи, меховыми боа, изысканным фарфором, драгоценностями, парфюмерией, мылом и лосьонами. Она помнила, что у мамы была настоящая шубка и восхитительно красивые платья, но это было много лет тому назад.
В половине восьмого ворота пассажа открыли двое мужчин в униформе. Они попытались разогнать мальчиков и девочек, крикнув им, что сюда уже идут констебли, чтобы арестовать ребят за попрошайничество. Эти слова заставили самых робких, включая Лили, ненадолго отступить, но через пару минут, когда грозные полисмены так и не появились, она последовала за другими в арочный проход. Тут же она обнаружила, что у пассажа есть вход и с другой стороны и что у того конца открытия ожидало примерно такое же количество детей, в результате чего у дверей большинства магазинов уже стояло по два ребенка – а если магазин был большой, то и по три.
Лили шла по пассажу, притворяясь, что рассматривает вещи в витринах, а на самом деле – пытаясь найти такой магазин, у дверей которого караулил бы лишь один человек. И такой магазин нашелся, «Универмаг бритвенных принадлежностей», но у дверей стоял дюжий парень лет семнадцати, с грозным взглядом и огромными ручищами, заранее сжатыми в кулаки. Он так напугал Лили, что она не рискнула заговорить с ним, а торопливо прошла в другой конец пассажа, затем развернулась и зашагала назад, обнаружив, что стоило ей хоть немного замедлить шаг, как успевшие занять место у дверей начинали шипеть на нее или весьма красноречиво убеждать двигаться дальше.
Она подумала, что, когда сюда придут дамы и начнут делать покупки, возможно, ситуация изменится к лучшему, но тут же вспомнила, что дамы высшего света никогда не встают с постели раньше одиннадцати часов, остаток утра проводят, выбирая туалет и делая прическу, а уже во второй половине дня выходят из дому, чтобы посвятить время необременительной прогулке по магазинам и посещению знакомых. К тому же обычно они всюду ходят с компаньонками или горничными, так что наверняка именно те и будут носить за ними сумки. Лили попыталась заговорить с девочкой лет восьми, спросить, можно ли постоять рядом с ней и попытать счастья, но девочка набросилась на нее, как рассерженная кошка, и заявила, что за это место она дралась, что оно теперь принадлежит ей и она убьет любого, кто попытается оспорить это. Лили пришлось отступить.
Покинув Пикадилли, она направилась к Стрэнду, намереваясь занять место у дверей «Крупнейшего магазина ткани в Лондоне», но обнаружила, что и здесь действует та же система, с которой она столкнулась в пассаже: целая группа мальчиков очень внятно объяснила Лили, что ей не удастся поднести ни одной сумки, пока хоть один из них будет стоять на ногах. Это повторялось у каждого универмага или магазина, к которым подходила Лили, из-за чего в Севен-Дайлз она вернулась лишь с тем, с чем выходила оттуда: с пустыми руками.
– Как прошел день? – взволнованно спросила ее Грейс. У нее дела тоже шли не очень: водяной кресс давно считался любимой приправой к стандартному обеду из хлеба и сыра, но в изменившихся обстоятельствах многие лондонцы решили, что это слишком дорого и лучше обойтись без него.
Лили грустно покачала головой.
– Завтра я попробую собирать на улице окурки: я слышала, как кто-то сказал, что это очень хорошая, выгодная работа.
– Нет! – воскликнула Грейс. – Тебе нельзя этим заниматься. Одно дело, если мы продаем водяной кресс, и даже подносить дамам сумки не так позорно; но мы никогда не должны рыскать по мелководью или сточным канавам, словно бродяги: маме это очень не понравилось бы.
– Но мамы здесь нет, она нас не видит! – Уставшая и голодная, Лили расплакалась, однако Грейс мало чем могла ее утешить.
Мы разыскиваем нескольких наследников по завещанию, а также (чрезвычайно срочно) информацию о месте пребывания миссис Летиции Паркес и ее дочери Лили. Если эти дамы или кто-то иной, обладающий информацией об их местонахождении, обратится в контору компании «Биндж и Джентли», что в районе Стрэнд, Лондон, Западно-центральный округ, они могут рассчитывать на солидное вознаграждение.
Газета «Меркьюри»
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В клубе «У Баркера», что в районе Сент-Джеймс, те же двое мужчин читали газеты, время от времени откладывая их в сторону, чтобы обсудить тот или иной аспект своей деятельности за прошедшую неделю. Один из них снова щеголял в твидовом пиджаке и желтом шелковом платке, а другой – тот, с самодовольным лицом, – был одет так же официально, как и в прошлый раз. Он только что вынул сигару изо рта.
– К сожалению, на этой неделе умерших было не так уж много, – заметил Желтый Платок, который, кстати сказать, именовался мистером Джорджем Победоноссоном и был известным распорядителем похорон. Он грубо хохотнул, а затем быстро огляделся, чтобы проверить, не слышал ли его кто-нибудь посторонний. – Я знаю, как это звучит для непосвященных, – добавил он, поднимая руку и делая якобы возмущенный жест, – но бизнес есть бизнес!
– Точно-точно. А если нет похорон, то нет и траура. Да, не очень-то приятная ситуация, – согласился его компаньон и кузен, мистер Сильвестр Победоноссон.
– К счастью для нас, все рано или поздно умирают.
– И к еще большему счастью, мы можем получать доход из дополнительных источников, пока они не умрут, верно?
– Коль об этом зашла речь, замечу: тех двух голубок, похоже, до сих пор не нашли. – И Джордж Победоноссон постучал пальцем по объявлению.
– Мои служащие уже этим занимаются.
– А я проинструктировал на сей счет своих шпионов. – Джордж свернул газету так, что объявление оказалось сверху. – Знаешь, у меня возникло чувство…
– Какое чувство?
– Что мы найдем эту миссис… – он заглянул в объявление, – миссис Паркес и милую маленькую Лили.
– Было бы чудесно, если бы ты оказался прав, Джордж. Было бы просто замечательно, – произнес Сильвестр Победоноссон.
– Что да, то да, – самодовольно кивнул Джордж.
Потерялся, был украден или заблудился.
Маленькая ищейка, откликающаяся на кличку Лазутчик, потерялась в районе Севен-Дайлз.
Нашедшего просьба привести живую собаку по адресу: Бичем-плейс, 7, Лондон, Юго-западный округ, где его ждет вознаграждение.
Газета «Меркьюри
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Когда Грейс открыла дверь на требовательный стук, то обнаружила за ней миссис Биль: старушка беспокойно теребила в руках платок и выглядела такой изможденной, что казалось, подуй ветер посильнее – и она улетит.
– Я пришла попрощаться, милочка, – сказала миссис Биль. – Мы с мистером Билем съезжаем от миссис Макриди.
Грейс пригласила ее войти в их скромную комнатку без мебели, прекрасно понимая: как бы низко человек ни спустился по социальной лестнице, а приличия соблюдать нужно.
– Мне очень жаль, – сказала она. – А где вы теперь будете жить?
– Мы переезжаем в… в… гм… Ну, в работный дом. – Когда пожилая дама произносила последнее слово, оно, казалось, застряло у нее в горле и чуть ее не задушило.
Грейс, стараясь не выдавать охватившего ее отчаяния, взяла миссис Биль за руку.
– Что ж, кто станет осуждать вас за то, что вы ищете себе приюта в другом месте? – вздохнула она. – Нынешняя зима обещает быть суровой.
Миссис Биль скомкала платок еще сильнее.
– Мы старались справиться сами, но на прошлой неделе мистера Биля сбили с ног и забрали у него шнурки, а вчера он упал посреди улицы и только каким-то чудом не попал под омнибус. К тому же мы задолжали миссис Макриди за три недели, и, хотя она лучшая из женщин, мы не можем позволить себе оказаться у кого-то в долгу.
Грейс сочувственно сжала ладонь старушки.
– Скажите, в этих домах все действительно так ужасно? – спросила ее миссис Биль. – О них такое рассказывают… Вам ведь довелось побывать в таком доме, не правда ли?
Грейс кивнула.
– Думаю, все они разные, – уклончиво ответила она. – Там, куда мы попали сначала, – в сиротском приюте – все были очень добры к нам. Нам разрешили взять с собой вещи, и еды всегда было вдоволь.
– Но тогда, милочка, позвольте спросить: отчего же вы ушли оттуда?
– Потом нас перевели в учебное заведение для девушек, и вот в этом месте нам, – Грейс с трудом подавила приступ тошноты, – совсем не понравилось.
– Позвольте поинтересоваться: почему? – встревожилась миссис Биль.
Грейс передернуло: ей показалось, что она снова чувствует, как на нее всей тяжестью наваливается тот мужчина, как под его весом она не может пошевелиться. Она сделала глубокий вдох.
– Там… там был один мужчина, который вел себя со мной неподобающим образом, – наконец произнесла она чуть слышно.
– Ах! – Тонкие, как бумага, щечки миссис Биль вспыхнули, и она поспешила сменить тему. – Простите, милочка, но сколько прошло времени с тех пор, как умерла ваша матушка?
– Десять лет, – ответила Грейс.
– Неужели не осталось родственников, которые могли бы приютить вас? А ваш отец?
Грейс покачала головой.
– Я почти ничего не знаю об отце или о его семье, – призналась она. – Когда мама вышла за него замуж, родители с обеих сторон не одобрили их брак, а два года спустя, когда Лили исполнился год и мама еще не подозревала, что носит под сердцем меня, папа отправился в Америку искать счастья.
– Бедная ваша мамочка! Остаться одной, без защитника!
Грейс кивнула.
– Она вырастила нас на деньги от небольшого наследства, оставшегося ей от бабушки с дедушкой, и довольно рано научила меня читать и писать, надеясь, что однажды я удачно выйду замуж и сделаю Лили своей компаньонкой. – Рассказывая, девушка сухо улыбалась, прекрасно понимая, что выгодный брак в Севен-Дайлз не заключить и что самое большее, на что здесь можно надеяться, – это замужество с уличным торговцем, у которого есть собственная тележка. – Я собиралась стать учительницей, а Лили должны были научить вести хозяйство, но затем нам пришлось уйти… – Грейс поняла, что не может продолжать, и замолчала.
– И когда это случилось?
– Примерно… девять месяцев тому назад.
– Девять месяцев, – повторила миссис Биль, и, если она и сделала неизбежный вывод, ей хватило такта умолчать об этом. – И больше вы об отце не слышали?
– Никогда, – снова покачала головой Грейс. – Мама всегда говорила, что морские путешествия полны опасностей и что он, вероятно, погиб… но, возможно, он просто любил ее недостаточно сильно, чтобы вернуться.
Теперь уже миссис Биль сжала ей руку.
– Мое милое дитя, я уверена: какое-то иное обстоятельство помешало ему вернуться из заморской поездки.
– Может, и так. – Настал черед Грейс сменить тему разговора. – Мне так жаль, что вам придется переехать в работный дом.
– Ни мне, ни супругу этого не хочется, но еще одна такая зима, как в прошлом году, убьет мистера Биля. Понимаете, когда человек стареет, его жизнь становится тяжелее.
Грейс кивнула и, пожелав миссис Биль всего самого наилучшего, с грустью подумала, что их с Лили жизнь уже становится тяжелее с каждым годом, ведь ситуация на рынке водяного кресса никак не хотела улучшаться, особенно после того, как прошел слух, будто крупнейшие реки, в которых он рос, загрязнены, а в некоторых даже обнаружили холеру. Теперь Грейс всегда возвращалась домой с нераспроданным товаром, а иногда за целый день продавала не более шести пучков. Лили пробовала торговать гребнями для волос, а потом спичками, но если у Грейс люди иногда покупали товар, тронутые ее красотой, то у Лили такого преимущества не было. От матери она унаследовала вьющиеся темно-рыжие волосы, но вот лицом, к несчастью, пошла в отца: у Лили был такой же квадратный подбородок и глубоко посаженные глаза. (В свое время мама написала маленький портрет отца, который некогда, много лет тому назад, стоял у ее кровати, и она часто говорила о том, как сильно Лили на него похожа.) К этому моменту Грейс уже заложила шляпку, в которой мама выходила замуж, и вуаль, а вслед за ними отнесла подушку и два одеяла в ссудную кассу – один из неофициальных ломбардов, открывшихся в этом пораженном бедностью районе.
– Мы прекрасно обойдемся одним одеялом, – заверила она сестру. – А к тому времени, когда станет по-настоящему холодно, возможно, у нас уже все наладится.
– И тогда мы сможем купить новые одеяла! – радостно воскликнула Лили. – Или, может, папа вернется.
Грейс не ответила: она считала, что не стоит поддерживать в Лили подобные мысли; к тому же она сама уже давно перестала верить в то, что папа жив. Кроме того, несмотря на заложенные вещи, ей не удалось ничего отложить на оплату комнаты за следующую неделю, из-за чего Грейс переживала куда сильнее, чем из-за человека, в самом существовании которого сомневалась.
Когда миссис Биль ушла, Грейс окинула комнату критическим взглядом. Что же еще можно заложить, чтобы избежать голодной смерти? Смогут ли они прожить без обуви? Она вздохнула. Кое-кто мог: например, младший сын Картрайтов, мальчуган лет шести, похоже, не имел не только туфель, но и собственной одежды, поскольку на улицу выходил только тогда, когда один из его братьев сидел дома. Однажды мать отправила его попросить кусок хлеба у Грейс, и он объявился у ее дверей, облаченный в одну лишь шаль, обмотанную вокруг бедер. Поразмыслив, Грейс пришла к выводу, что в самом крайнем случае заложит нижние юбки и последнюю подушку, но туфли – нет, никогда.
Она покосилась на две маленькие белые карточки, все еще стоящие на каминной полке. Мысль о том, чтобы обратиться за помощью, была ей отвратительна, но она сделает это, если не найдет другого выхода. Она сделает что угодно, лишь бы избежать работного дома. И Грейс знала, что существует судьба еще более ужасная: в последнее время она не могла заставить себя не смотреть с благоговейным ужасом на печальных молодых женщин, промышлявших древнейшей профессией в трущобах, называющихся Монмут-стрит… этих девушек со спутанными волосами, открытыми язвами, синяками и несчастными лицами. Только бы Господь не оставил их с Лили окончательно и это не стало бы и их судьбой.
Пока Грейс разговаривала с миссис Биль, Лили вместе с Альфи Поупом смотрела выступление фокусника на мощеной площади в стороне от Оксфорд-стрит. Там было довольно много народу, поскольку неподалеку находилось несколько магазинов, пара лотков с фруктами высшего качества и небольшая лодка-качели, какие ставят на ярмарках. В тот момент на площади находился Великолепный Марво, и большая часть присутствующих столпилась именно перед ним.
– Видишь вон ту собаку? – прошептал Альфи. – Собаку-ищейку? – Он взял Лили за руку и показал на собачку бело-коричневой масти, терпеливо стоящую рядом с хозяином. – Она потерялась, ясно? Все, что нужно сделать, – это взять ее и отнести к забору у тебя за спиной: там стоит мой брат Билли. Он заберет у тебя собаку и проследит, чтобы ее вернули хозяевам.
Лили нахмурилась. Она устала и, проведя целый день в поисках бутылок на улицах и заработав всего один пенни, очень хотела вернуться домой, к Грейс.
– Ты уверен, что собачка потерялась? – переспросила Лили у Альфи. – Мужчина держит ее на поводке.
– Это не настоящий хозяин, – заявил Альфи, проводя грязной пятерней по копне черных волос. – Ее выкрали. Слушай, настоящий хозяин хочет вернуть ее и предлагает награду. Большую награду.
Лили просияла.
– Так было написано в газете?
– Точно, – кивнул Альфи.
– Тогда почему ты сам ее не заберешь? – подозрительно спросила Лили.
– Так ведь этот тип будет смотреть в оба, как бы у него не отобрали новую собачку, – обстоятельно объяснил ей Альфи. – Если он меня увидит, то сразу почует недоброе, но ни в жизнь не станет ожидать пакости от такой элегантной дамочки, как ты.
Лили смущенно улыбнулась.
– Ты перережешь поводок и…
– Перережу поводок?
– Ага. У меня с собой есть ножик. Режь поводок, хватай собачонку и беги. Он и оглянуться не успеет, как ты будешь уже далеко. А ты просто подойдешь к забору, вон там, сзади, и передашь пса Билли, а он даст тебе шиллинг.
– Шиллинг? – Лили просияла.
– Конечно! Где еще ты так легко заработаешь такие деньги? Вот, возьми ножик. – И он сунул ей в руку перочинный нож. – Давай, пошла. Живей!
Лили не колебалась ни секунды: за всю ее жизнь у нее ни разу не было возможности заработать шиллинг. Она спрятала нож в ладони и быстро направилась к собаке, в самое сердце толпы. Все не сводили глаз с фокусника, который доставал из рукава бесконечное количество разноцветных носовых платков, каждый последующий больше предыдущего, пока не появился последний, размером с флаг. Достав его, фокусник свернул все платки вместе и подбросил их в воздух, где под гром аплодисментов и криков «браво!» они превратились в белого кролика.
Лили не верила своим глазам. Настоящий кролик! Она обернулась к Альфи, открыв рот и тыча пальцем в кролика, но Альфи молча покачал головой и сделал ей знак поторопиться. Она тут же наклонилась, перерезала поводок, подхватила собачку на руки и побежала прочь с площади.
Хозяин, оставшийся стоять в окружении других зевак, лишь спустя некоторое время сообразил, что сжимает в руке только половину поводка и что собаки на другом конце нет; но к этому моменту Лили уже отдала добычу в руки Билли, второго отпрыска семейства Поуп.
– Давай сюда! – нетерпеливо воскликнул он, схватил пса и повернулся, чтобы поставить его на землю по другую сторону забора, где прятался третий брат.
– Где мои деньги? – напомнила ему Лили.
Билли сунул ей в ладонь монетку, и Лили принялась ее разглядывать.
– Это шиллинг? – уточнила она, поскольку видеть шиллинги ей еще не доводилось.
– Конечно! – Билли поднял собаку над забором, и животное с гиканьем передали Джорджу, третьему брату. Когда Джордж убежал, сжимая собаку под мышкой, Билли повернулся к Лили, и его лицо расплылось в искренней улыбке, словно они пришли сюда лишь для того, чтобы насладиться представлением. – Это новый шиллинг, – добавил он.
– А, – только и произнесла Лили.
– Понимаешь, они изменились. Когда ты в последний раз держала в руках шиллинг?
Лили покачала головой.
– Не знаю.
– Ну, вот видишь. Это настоящий шиллинг, не волнуйся!
Неожиданно со стороны фокусника донесся крик: «Моя собака! Кто-то украл мою собаку!» – и половина зевак оставили Великолепного Марво (тем более что он все равно уже собирался пустить по кругу шляпу) и приняли участие в поисках пропавшего пса.
Если бы они направили взгляд в сторону забора, то успели бы заметить Билли, сидевшего на нем верхом и строгавшего палочку ножом, который ему вернула Лили, и саму Лили, немного смущенную. Она шла домой, сжимая в руке свой «шиллинг».
