Текст книги "Гордость и предубеждение Джасмин Филд"
Автор книги: Мелисса Натан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
ГЛАВА 5
Джаз спрыгнула с автобуса и быстро пошла по дороге к дому родителей. Еще издали она увидела, как Джоузи, ее младшая сестра, вместе со своим мужем Майклом вылезают из машины. Бен, их двухлетний малыш, держал маму за руку. Он совсем еще недавно научился ходить, и Джаз до сих пор приходила в восторг, видя, как племянник важно вышагивал на своих толстеньких ножках. Его подгузник был размером с небольшой саквояжик. Это надо же, ее младшая сестренка Джоузи вот уже три года как замужем – просто не верится.
Джаз побежала им навстречу.
Джоузи рассеянно обняла сестру, закрыла машину, проверив, не оставила ли она там какие-нибудь любимые игрушки Бена. Джоузи выглядела очень усталой. Майкл нес пожитки сынишки: на голове у него восседал разноцветный плюшевый медвежонок, в каждой руке он держал множество пакетов и коробок. Джаз с трудом удержалась от смеха, когда зять поздоровался с ней, сохраняя при этом свое неизменно серьезное выражение лица. Джаз подхватила Бена и, улучив момент, когда он перестал вертеться, одарила племянника громким смачным поцелуем. Он захохотал и назвал тетушку по имени, что наполнило ее сердце гордостью.
Опустив мальчика на землю, Джасмин заметила у дома родителей красную машину Симона. Понятно: Джорджия еще не завершила свое грязное дельце, хотя Джаз весь вечер накануне давала ей ценные советы и не скупилась на комплименты в адрес сестры. И это означает, что семейное чаепитие пройдет под непроницаемым взглядом Симона. Черт подери!
Дверь широко распахнулась.
– Дорогие мои! Проходите, проходите! – приветствовала их мама Марта. Она крепко обняла всех по очереди, и каждый ощутил тепло ее живота. – У меня все готово. Вы, наверное, умираете с голоду.
Марта считала, что дети едят только, когда бывают в родительском доме.
В гостиной уже сидели Джорджия с Симоном и номинальный глава семьи – Джеффри. Джеффри страшно обрадовался при виде двух других своих дочерей. Ему уже надоело разговаривать с Симоном о регби – он терпеть не мог этот вид спорта, Джорджия же все это время просидела, уставившись в никуда. Спасительное нашествие подняло всех троих на ноги, и комната огласилась громкими приветствиями.
Чаепитие проходило шумно и в сердечной обстановке. Джаз с нетерпением ждала момента, чтобы рассказать своим, какое впечатление она произвела на знаменитого Гарри Ноубла. Пришлось набраться терпения.
– Как он тебя назвал? – гневно переспросил Джеффри.
– Сестра-дурнушка, – улыбаясь, повторила Джаз, получая удовольствие от реакции родных. Теперь ей было жаль, что оскорбление вышло достаточно мелким, и реакция оказалась не столь эффектной, как ей хотелось бы. И жаль, что Симон здесь: уж он-то наверняка считает, что в глубине души Джасмин страшно расстроена таким к ней отношением. А вот это уже действительно оскорбительно для нее.
– Да мои девочки, – заявила Марта, – все три – красавицы, как на подбор.
– Молодец, мама, – сказала Джоузи.
– Не могу в это поверить. – Джорджия покачала головой: – Джаз, ты уверена, что правильно расслышала?
– Да, Джорджия. Обладание «Оскаром» еще не обязывает его быть приятным человеком, – спокойно ответила Джаз.
– Боюсь, что как раз наоборот, – добавил Джеффри.
В разговоре наступила пауза, которую прервала Джоузи.
– Мы хотим вам кое-что сообщить, – слабо улыбаясь, произнесла она.
Все затаили дыхание.
– Я беременна.
Марта и Джорджи визжали, Джеффри обнял Майкла, а Джаз охватила любопытная смесь чувств: зависти, радости и любви одновременно.
Срок был всего четыре недели, так что все поклялись пока что держать новость в тайне.
– И учти, я не хочу, чтобы об этом написал хоть один журнал. – Сестра погрозила Джаз пальцем.
– Да не волнуйся ты. Дальше четырех месяцев мы в нашем журнале не заглядываем, – заулыбалась Джаз.
– Знаешь, я не хочу сглазить. В этот раз я гораздо хуже себя чувствую. Вы же помните, какой токсикоз у меня был, когда я носила Бенджи. Дело в том, что все вышло случайно.
– Не беспокойся. Обещаю тебе молчать.
Джаз помнила, что в тот раз из-за всяких осложнений Джоузи пришлось бросить работу и провести последние шесть недель в постели, вплоть до самого рождения Бена. Марта тогда неотлучно сидела у дочери в больнице и при этом еще каждый день готовила Майклу обеды.
О словах Гарри Ноубла было забыто, и разговор весело переключился на другую тему – заговорили о детях. После этого посплетничали об отсутствующих родственниках, поспорили о том, чья очередь звонить старшей тетушке Сильвии, и пожурили Марту за то, что она наготовила на целую футбольную команду. Но только хозяйка собралась расстроиться по этому поводу, как гости тут же потянулись за добавкой. И все это время Джаз чувствовала присутствие Симона за столом: он сидел рядом с наклеенной улыбочкой на красивом лице, совершенно не понимая о чем все толкуют, и даже не пытался делать вид, что понимает.
И только когда Джаз прощалась с отцом, вновь всплыла тема Гарри Ноубла.
– Может быть, он и хороший актер, – тихо сказал Джеффри, целуя ее, – но зрение ему проверить не мешает.
Джаз пожалела, что рассказала об этом родным. Непонятно почему, но сейчас она почувствовала себя действительно задетой.
Джорджия подвезла сестру до дома на своем любимом «фольксвагене». Слава богу, Симону надо было уехать раньше, так что они приехали на разных машинах.
– Хорошо бы родилась девочка, – с надеждой сказала Джорджия, заводя машину.
– Ты это серьезно? – философски улыбаясь, спросила Джаз. – Очень эгоистично с твоей стороны.
– Эгоистично? Что ты имеешь в виду?
Джаз глубоко вздохнула.
– Да то, что если у Джоузи родится девочка, то она четверть своей взрослой жизни будет ежемесячно мучиться болезненными приступами и страдать от всякого рода идиотских диет и проблем самоутверждения, поскольку общество станет неусыпно следить за ее внешностью. У бедняжки будет гораздо меньше шансов заслужить такое же уважение и заработать те же деньги, что ее коллеги мужского пола. К ней будут относиться как к тупице, если она получится хорошенькой, и жалеть, если она уродится дурнушкой. И вдобавок еще ей придется проводить гораздо больше времени на кухне, чем ее сожителю, хотя работать будет не меньше его – то есть берем еще идеальный вариант, что он не станет ее бить и оскорблять. Джасмин перевела дыхание. – Эта девочка будет обречена на непередаваемый ад родовых схваток, если захочет иметь ребенка, а потом еще и презираема этим обществом и своим же ребенком за то, что она всего лишь простая мать. И все такое прочее, а все только ради того, что тебе хочется дарить своей племяннице шоколад и губную помаду. – Джаз с довольной улыбкой повернулась к Джорджии. – Вот это я и называю эгоизмом.
Джорджия слышала подобное неоднократно.
– А ты сама разве не хочешь, чтобы родилась девчонка?
Джаз кивнула:
– Хочу, и в этом-то вся трагедия.
Ровно через пять минут Джорджия не выдержала и спросила:
– Что же ты все-таки думаешь о том блондине, который был на прослушивании?
– Как не стыдно, развратница! Не успел Симон скрыться из виду, как ты…
Джорджия вздохнула.
– Считаю, ты вполне можешь им заняться, – сказала Джаз. – Надеюсь, вы будете вместе счастливы.
Джорджия просияла.
– Правда, он очень милый? Я умру, если не получу роль.
Она начала напевать.
– А что, если ты получишь, а он нет? – сказала Джаз. – Кто тогда умрет?
– Тоже я, – не раздумывая, выпалила Джорджия.
Она продолжала напевать.
– Молодец, – только и сказала Джаз.
Вбежав по лестнице в квартиру, Джаз услышала, как машина Джорджии проехала мимо их дома. Свет у Мо в спальне был уже потушен, поэтому Джаз прямо прошла в свою комнату и начала раздеваться. Зазвонил телефон, и она бросилась к нему, держа во рту зубную щетку.
– Алло, – тихо сказала Джасмин.
– Ты – Лиззи! – услышала она в трубке запыхавшийся голос.
– Что?
– Ты – Лиззи. А я – Джейн, и репетиции начинаются в следующий понедельник. Я только что услышала это сообщение на автоответчике. Ты – Лиззи! – повторила обезумевшая от радости Джорджия. – Я – Джейн. Репетиции начинаются в понедельник. Я только что…
– Да, я слышала, что ты сказала, – произнесла Джаз. – Черт подери! – Внутри нее поднималась волна восторга. – А ты уверена?
Джорджия была вне себя от возбуждения.
– Мне это сообщила Сэнди, ассистентка Гарри, – выдохнула она. – Сэнди сказала, что я буду играть Джейн Беннет, и спросила, не буду ли я настолько любезна позвонить моей сестре, мисс Джасмин Филд – то есть тебе – и сообщить ей, что она утверждена на роль Лиззи Беннет. Джаз, подумать только! Кстати, и Мо тоже получила роль. Кажется, Шарлоты Лукас.
Воцарилось молчание.
– Джаз, ты слушаешь?
– Да, слушаю.
– Ну и что ты думаешь?
Джасмин тихо засмеялась.
– Я думаю, что Гарри Ноубл невероятно прозорлив для человека со слабым зрением.
ГЛАВА 6
Джаз выключила беговую дорожку. Мо стояла в кухне – на ней были свежевыстиранный белый спортивный костюм и сверкающие кроссовки. Она смахивала на упитанного карлика-призрака с перманентом на голове.
– Скоро буду подтянутой, стройной и красивой, – объявила Мо. – С сегодняшнего дня сажусь на диету, а сейчас иду в фитнес-клуб. Пожелай мне удачи.
Джаз чуть не упала. Если бы Мо сказала: «Выхожу замуж за мормона и буду помогать ему ухаживать за его пятью женами», – она была бы не так ошеломлена.
– Зачем? – только и смогла выговорить она.
Мо взяла спортивную сумку и продефилировала мимо.
Джаз последовала за подругой в холл.
– Но ведь ты всегда повторяла, что внешность не имеет значения, и что женщины сидят на диете только ради мужиков, и что жизнь стала совершенно искусственной, и именно поэтому-то столько людей в мире голодают, – бормотала она растерянно.
– Да, все это верно, – сказала Мо. – Но я вдруг подумала: может быть, выглядеть сексуально совсем даже неплохо?
– Послушай, Мо. – Джаз потянула за сумку. Она не могла придумать ни одного вразумительного аргумента, чтобы остановить подругу. – А с кем же я буду есть шоколад? – закончила она упавшим голосом.
Мо спокойно убрала руку Джаз с сумки.
– Пока. Меня ждут в клубе, – сказала она и напоследок спросила: – Хочешь, будем ходить туда вместе?
В ответ на это предложение на лице Джаз отразился такой неподдельный ужас, что Мо молча отвернулась и пошла к двери.
– Жизнь не вечна! – сердито прокричала Джаз.
– И я тоже! – завопила в ответ Мо, хлопая дверью.
Джаз осмотрела себя. Конечно, неплохо бы сбросить килограмм-другой. Но с таким же успехом она могла бы заняться греческим языком или пойти учиться танцевать фламенко. Или принять горячую ванну, послушать какую-нибудь пьесу по радио. Или, это лучше всего, посмотреть телик.
Джасмин пошла в гостиную и включила «ящик». Только теперь она заметила, как в квартире тихо. По «ящику» шла реклама. Тощие бабы (которым платят, чтобы они были тощими) едят шоколад. Тощие бабы (которые живут на одних яблоках и воде) с улыбкой размахивают руками. Тощие бабы (страдающие булимией) улыбаются обожающим их мужчинам. Тощие бабы (они такие от рождения) уговаривают вас купить стиральный порошок. Тощие бабы (которых в школе дразнили жердями) рассуждают о тренажерах и диетах.
Джаз выключила телевизор, решив набрать горячую ванну и просмотреть текст роли, которую ей прислали утром.
Во время первой читки пьесы Джаз начал даже нравиться запах плесени, витающий в церкви. В центре зала были расставлены кругом стулья, и Джасмин села сзади, таким образом, чтобы видеть всех входящих – ее только что осенило, насколько трудно в этой постановке придется актерам. Девушка лишь сейчас начинала осознавать, на каком высоком уровне будет проводиться эта акция. Среди публики – сплошные знаменитости, да вдобавок зал также будет набит театральными агентами, режиссерами национальных театров, режиссерами лучших провинциальных театров, журналистами, критиками. Этот спектакль либо вознесет актера, либо сломает ему всю карьеру. Грандиозное мероприятие. Но чтобы собрать денег, одних звезд мало. Организаторам необходима была хорошая реклама, способная привлечь финансовых тузов и заставить их потрясти своими чековыми книжками. Теперь понятно, почему два ведущих журналиста получили главные роли, внезапно осенило Джаз, и почему здесь крутится Гилберт Валентайн, любимец журналистов глянцевых журналов. Используя пикантные сплетни Гилберта о спектакле, ее колонки, посвященные репетициям, предстоящий дебют в качестве актера театрального критика Брайена Петерса, Джо Блоггс лихо приведет всю общественность в полный экстаз по поводу этой акции, превратив ее в хит года. Простой журналистской братии вряд ли что останется.
Почему-то сама Джасмин совершенно не волновалась. Ну и что из того, что какой-нибудь сноб критик нелестно отзовется об ее игре? У нее всегда есть возможность в ответ пройтись в своей колонке по его синтаксису. Она никогда публично не заявляла о своих актерских способностях, и, если и было какое-нибудь табу в ее публикациях, так это на критические высказывания о способностях актеров. Но Брайен Петерс – это совсем другое дело. Ему много чего придется доказать, воплотившись в одного из самых романтичных героев английской литературы. Джаз улыбнулась. Славное предстоит развлечение.
Мо пришла прямо с работы, а Джорджия подойдет после записи пьесы на «Радио-4». Джаз решила не говорить Мо, что та – единственная, кто здесь никак не связан с искусством. Иначе бедняга всю репетицию просидит в туалете, скрашивая свое пребывание там «Минтосом».
Джасмин не сразу заметила Сару Хейз и ее подружку Максин, которые тоже были там, но мгновенно узнала их милого светловолосого приятеля – следующую жертву Джорджии – который, кажется, тоже узнал Джаз и дружески улыбнулся ей. Больше она никого здесь не знала. Вокруг было невероятно много красивых людей: они рассаживались по стульям, пряча свое волнение под несуразной маской безразличия и усталости. Джаз с любопытством разглядывала их всех.
Мо подошла и села рядом. Когда все места были заняты, Джаз поняла, что не хватает.
Уильяма Уитби. Неужели ему не дали роли? Он был таким… интересным. И только разочарование стало накатывать на нее, как дверь отворилась и появился Уитби. То ли потому, что Джаз сильно обрадовалась и он это почувствовал, то ли потому, что рядом с ней было свободное место и их глаза встретились, но он, увидев журналистку, заулыбался и направился прямо к месту рядом с ней.
– Привет, – он с улыбкой протянул ей руку. – Меня зовут Уиллс.
Джаз кивнула. Было бы глупо притворяться, будто она не знает его имени. Его открытое лицо, большие карие глаза, в уголках которых, когда актер улыбался, собирались морщинки, были даже привлекательнее, чем по телевизору. Джаз даже захотелось сжать Уитби в объятиях, но она вовремя остановилась.
– Привет, – сказала Джаз, крепко пожимая его руку и улыбаясь, как идиотка. – Я Джаз.
– А полностью? – спросил он.
– А полностью я отдаюсь только мужчинам не выше шести футов и четырех дюймов. Это единственное мое условие.
«Боже, что я несу?»
Он улыбнулся.
– Кого играешь?
– Лиззи, – произнесла Джасмин, почувствовав при этом, как ее зрачки расширяются. Наверное, ее глаза сейчас были похожи на две черные дыры.
Его улыбка стала еще шире и актер дружески коснулся ее руки.
– Ух ты! Поздравляю, ты, наверное, здорово играешь.
Невероятно, но она почувствовала к Уитби еще большую симпатию.
– Возможно, – сказала она как можно скромней. – А кого вы играете?
– Мерзавца Уикида Уикхема, – ответил Уиллс с гримасой отвращения.
– Здорово! – сказала Джасмин, заметив при этом несколько веснушек у него на носу и желтые искорки в глазах.
– Думаю, будет забавно, – согласился Уитби. – Да и с профессиональной точки зрения неплохо получить возможность сыграть отрицательного типа. Понимаешь, не хочется до конца жизни играть одних священников. – Он опять улыбнулся своей подкупающей широкой улыбкой. – Конечно же, ты понимаешь, что нам нужно срочно начинать тренироваться – флиртовать друг с другом.
Джаз чуть не зааплодировала от восторга. Возможно, вся эта история со спектаклем окажется не такой уж и противной, как она думала.
В этот момент за спиной Уильяма девушка заметила какой-то расплывчатый силуэт. Переведя взгляд, не без некоторой досады она увидела перед собой сияющего Гилберта.
– Джасмин! – воскликнул он. – Ты получила роль! Я другого и не ожидал.
Он смачно поцеловал ее в губы. От пережитого шока Джаз не могла пошевельнуться. К счастью, рядом с ней уже не было ни одного свободного места и, страстно сжав ей плечо, Гилберт вынужден был отправиться дальше. «А он-то какую роль мог получить?», – подумала девушка, провожая его взглядом.
Уиллс вновь повернулся к Джаз:
– Это ведь Гилберт Валентайн – театральный критик? – шепотом спросил он.
– Нет, – тоже шепотом ответила Джаз. – Это Гилберт Валентайн – Жалкое Нечто. Мы с ним когда-то вместе работали.
«Почему в жизни все так несовершенно», – подумала она.
Уиллс же захохотал от восторга. Но с появлением Гарри Ноубла атмосфера в комнате сразу стала напряженной. Ни на кого не глядя, он прошел прямо к тому месту, где стояли стулья. Затем взял один стул и встал с ним за парой, сидящей в кругу. И хотя Ноубл не произнес ни слова, оба подвинулись, освобождая ему место. Джаз как завороженная наблюдала, какое гипнотическое воздействие Гарри оказывал на всех, и поэтому не сразу заметила тихую рыжеволосую молодую женщину, которая вошла вместе с ним. Не проронив ни слова, она скромно села сзади.
Наконец Гарри удостоил своих актеров взглядом.
– Здравствуйте, – сказал он спокойно, и Джаз была поражена, как ему удалось придать этому простому слову такую значительность и содержательность. Все подались вперед. Гарри снял свой черный кожаный пиджак и остался в широком черном джемпере с треугольным вырезом впереди и в линялых джинсах. Он вальяжно откинулся на спинку стула, прекрасно понимая, что все, затаив дыхание, наблюдают за ним. Джаз с удивлением смотрела, как все присутствующие пожирают его глазами с головы до ног: их взгляды скользили от изгиба адамова яблока к соблазнительно острой оливково-золотистого цвета ключице, от нее к его довольно элегантному торсу, по широким плечам к плоскому животу и идеальным бедрам.
Гарри просто куп тучах устремленных на него взглядов. Наконец он заговорил. Его речь, которую можно было бы назвать «Воззвание Режиссера», явно была написана каким-нибудь бездарным, в данный момент безработным драматургом, сделала вывод Джаз. Во время ее произнесения тело Ноубла оставалось неподвижным, а голос был таким бесстрастным и тихим, что присутствующие подались вперед, чтобы не пропустить ни единого его драгоценного слова. Джаз была поражена трансформацией: такой полнокровный и живой человек на экране и такой безучастно отстраненный в реальной жизни. Словно Ноубл расходовал свою энергию только в тех случаях, когда полагал, что это стоило того, а данное мероприятие он таковым не считал.
– Некоторые из вас никогда раньше не играли на сцене, – монотонно выговаривал он. – А некоторые, возможно, думают, что играли. Но все вы узнаете истинное значение этого слова, если будете слушать меня.
Впервые режиссер внимательно посмотрел на них, при этом некоторые женщины залились краской под его острым взглядом.
– Доверьтесь мне. Позвольте мне вести вас.
Джаз обвела присутствующих глазами. Да пожелай он только, и они позволят ему зубы им вырвать. Все вокруг были абсолютно ручными. Невероятно. Она ничего подобного раньше не видела. Девушка медленно перевела свой взгляд с его загипнотизированной паствы на проповедника. И страшно удивилась, обнаружив, что он смотрит прямо на нее. Более того, и все присутствующие тоже повернули головы к ней: Джасмин поняла, что режиссер только что задал ей какой-то вопрос.
Она виновато улыбнулась.
– Извините, но я, я… не слушала.
На его монументальном лице, повернутом в ее сторону, застыло такое выражение, которое Джаз даже не могла и расшифровать.
– Отличное начало, мисс Филд, – сказал Ноубл спокойно, едва шевеля красивыми губами.
В комнате раздались смешки.
Джаз почувствовала, как зарделись ее щеки.
– Я лишь попросил нашу главную героиню. Лиззи Беннет – (крещендо) – встать и представиться.
Боже мой! Она встала.
– Привет, – (откашлялась). – Меня зовут Джасмин Филд. Я журналистка. Так что лучше на меня не наезжать. Ха-ха. И… что еще. Ну и играть я не умею. Ха-ха.
Никто не смеялся.
Джаз не знала, что еще сказать. Чуть слышный голос Гарри прозвучал в тишине, как обвал в горах.
– Мисс Филд, я не работаю с теми, кто не умеет играть.
«Отлично, – подумала Джаз. – Надо как-то выбираться из этой задницы. А то в ней что-то мрачновато».
– Вот и хорошо, значит, с нами вы занимаетесь благотворительностью. – Джаз мило улыбнулась.
Наступила неловкая пауза.
– Не деньги определяют хороший спектакль, мисс Филд. – Он криво улыбнулся, глядя на присутствующих. – Хотя журналист навряд ли может это понять.
Все радостно рассмеялись, благодарные ему за то, что он пошутил с ними. Краем глаза Джаз видела, как Гилберт пытался изобразить оскорбленного гения.
Гарри обвел комнату взглядом в поисках следующей жертвы.
– Вы, конечно, будете удивлены, – довольно громко сказала Джаз, – но и мы, журналисты, много чего понимаем. Особенно, что касается, – она сделала вид, будто подыскивает слова, и тихо закончила, – показухи и притворства.
Все в комнате затаили дыхание, а Гарри лишь посмотрел на нее и сказал до бешенства спокойным голосом:
– Дорогая мисс Филд, вот от этого как раз мы и должны отделаться раз и навсегда. За то короткое время, которое вы находитесь за пределами пошлого мирка женских журналов и работаете со мной, я сделаю из вас хорошую актрису. Каким бы болезненным этот процесс для нас обоих ни был.
Джаз рассвирепела:
– Я никогда не выхожу за пределы моего «пошлого мирка», как вы изволили выразиться, мистер Ноубл. Боюсь, что он всегда со мной. Точно так же, как второстепенная роль в пошлой американской комедии навсегда оставит свой отпечаток на классическом актере.
В комнате послышалось нервное покашливание.
– Боюсь, вы сильно ошибаетесь, мисс Филд, – сказал Гарри, подаваясь вперед, голос его зазвучал жестче. – Когда актер играет со мной, никакого отпечатка на нем быть не может и не должно. Я хочу, мисс Филд, чтобы вы были абсолютно, полностью обнажены. – Губы его дрогнули в слабой улыбке. – Я, разумеется, фигурально выражаюсь.
– Боюсь, ваш режиссерский дебют не слишком удался, – криво усмехнулась она.
Мрачная улыбка, которой Ноубл ответил на ее реплику, тяжелым камнем упала в ее душу.
– А вопрос о разнице между показухой и притворством, искренностью и естественностью нам придется отложить до другого раза.
И с этими словами он резко повернулся к следующей своей жертве. Ничего не видя, Джаз опустилась на стул, радуясь, что не села мимо. То, что никто уже не смотрел в ее сторону, ни на толику не уменьшило ее стыда. Джаз ненавидела Ноубла. Она была настолько потрясена публичной поркой, которой подверглась, что не сразу пришла в себя, а придя, стала предвкушать, как потом опишет все это в своей колонке.
Следующим на очереди был мистер Дарси. Услышав, что Гарри, прислушавшись к совету Мэта, дал роль самого великолепного романтического героя желчному критику Брайену Петерсу, Джаз обрадовалась. Но через несколько минут ее радость сменилась большой озабоченностью. Публикации Петерса – Ядовитое Перо, несмотря на свою язвительность, всегда отличались элегантностью, отточенностью и монументальностью. Его «голос» доставлял эстетическое удовольствие читателю, благоговевшему перед его явным природным превосходством, независимо от того, соглашался он (читатель) с содержанием его творения или нет. Из писателя Брайена Петерса получился бы отличный мистер Дарси. Из актера Брайена Петерса у него получился бы отличный хорек. Джаз в первый раз его как следует рассмотрела – у этого парня явный дефицит тестостерона. Плечи его уже, чем даже у Джасмин, голос выше, а его вытянутая, узкая головка наводила на мысль, что Петерс так и не смог оправиться от последствий наложения хирургических щипцов при родах. Как только рождается такая замечательная проза у столь маловыразительной личности?
Теперь все хорошо представляли, какой допрос им учинит режиссер, и у них было время обдумать какую-нибудь остроту, чтобы блеснуть, когда очередь дойдет до них. Но все вели себя пристойно, отвечали банально и кротко. Сара Хейз получила роль мисс Бингли – сестры мистера Бингли и отвергнутой воздыхательницы мистера Дарси – что почти развеселило Джаз. «Отличное распределение ролей», – весело думала она, наблюдая, как красотка прихорашивается. Еще того лучше: подруга Сары Максин получила роль миссис Херст, ее сестры, а на роль мужа миссис Херст был выбран собственный муж Максин, похожий на свинью. Весь вид Чарльза Карутерс-Брауна, абсолютно безразличного к происходящему, гениально соответствовал его роли приземленного человека.
Выяснилось, что высокого блондина, который всякий раз, когда смотрел на Джорджию, становился похожим на огорошенного кролика, зовут Джек. Он будет играть мистера Бингли, незадачливого поклонника Джейн, роль которой получила Джорджия. Любопытно, подумала Джаз, не повторит ли здесь жизнь литературу. Она даже одобрила выбор Гилберта на роль мистера Коллинза – отвратительного, тщеславного викария. Против своей воли Джаз начала испытывать уважение к способностям Гарри Ноубла подбирать актерский состав.
Роль матери Лиззи, миссис Беннет, получила большая грузная женщина с добрыми глазами под тяжелыми веками, коротко подстриженными черными волосами и красивой гладкой кожей. Играть мистера Беннета доверили характерному актеру, которого Джаз видела во многих телевизионных постановках. Он всегда играл небольшие роли, и она никогда особенно не обращала на него внимания. И уж, конечно, Джасмин не очень то и слушала, что он там произносил, но теперь, увидев его живьем, – кожа на лице постаревшая и покрасневшая, такое серьезное выражение лица, глубокий, мягкий голос, – она не могла не признать, что, восторгаясь красивыми звездами, не обращала внимания на успехи многих обычных актеров-тружеников, и все лишь потому, что их внешность была не такой приятной. Девушка почувствовала прилив искренней симпатии к этому человеку, обреченному всегда получать лишь маленькие, мгновенно забываемые роли, и только потому, что нос у него картошкой, глаза слишком близко посажены, а рот несколько кривой. Правда, этот прилив симпатии длился недолго. Джасмин какое-то время внимательно смотрела на него. И он оказался самовлюбленным и таким театрально искусственным, что девушка уже начала восхищаться, с каким талантом он изображал скромных, застенчивых героев. Этот человек несомненно был гораздо лучшим актером, чем она думала раньше.
Трех младших сестренок Лиззи играли молодые, но уже довольно известные личности: одна – романистка, первый роман ее «Монархия, моя задница» вызвал настоящую бурю в прессе; другая – молодая женщина-фотограф, которая дважды уже выставлялась и получила самые восторженные отзывы прессы; и наконец, третья – ведущая программы кабельного телевидения «Эта девушка», крутая тусовщица. Даже для них оказаться в компании Гарри Ноубла было явно чем-то особенным. Значит, Джаз права. Второй день прослушивания был просто рекламным трюком. В комнате что-то не видно ни одного простого смертного. Разве что Мо, да вторая половина Максин, Чарльз.
Одного взгляда на все эти полные надежды и решимости лица было достаточно, чтобы еще раз убедиться, что Джаз в свое время приняла правильное решение: не быть профессиональной актрисой. Когда ей исполнилось восемнадцать, неделю или две она развлекалась этой идеей, но в конце концов поняла, что ей больше нравится разоблачать этот мир, чем самой эмоционально оголяться перед ним.
Джасмин обрадовалась, что ее новый друг Уиллс не потерял к ней интереса после ее беседы с мистером Ноублом.
Как только Гарри и Джаз закончили свою полемику, Уиллс тут же повернулся к ней.
– Можно мне первым поздравить тебя? – тихо сказал он. – Ты поставила на место великого Гарри Ноубла.
– Он всегда такой самодовольный? – спросила она.
Уилл с трудом сдерживал смех.
– Поверь, скоро ты привыкнешь к этому хаму.
Джаз хмыкнула:
– Так же, как я привыкла к «тампексам».
Тут уж он просто расхохотался. Оглушительно, по-мужски. Джаз не могла сдержаться и тоже засмеялась. Все, она попалась на крючок. Мужчина, смеющийся на ее шутку – что может быть отраднее? Разве только целая толпа мужчин, смеющихся на каскад ее шуток.
– Возможно, – наконец вымолвил Уитби, – именно по этой причине женщины легче находят с Ноублом общий язык, чем мужчины.
– Большинство женщин, – заметила Джаз, – хотят лишь одного.
Она посмотрела на Джека и Джорджию – они были поглощены разговором. Повернувшись снова к Уиллсу, она вдруг залилась краской: тот уже был серьезен и пристально разглядывал ее.
