Текст книги "Дневник плохого парня (ЛП)"

Автор книги: Меган Куинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

– Он в порядке, но мне сказали, что он поручил меня агенту-новичку.

– Что? Ты серьезно? И что ты сказал?

– Я сказал, что это неприемлемо и согласно нашему с ним контракту, только он уполномочен вести мои дела, и я не ожидаю ничего меньшего.

– Ты приукрасил?

Он качает головой.

– В бизнесе нельзя приукрашивать. Я назначил встречу с ним на четверг.

Хотела бы я сорвать эту встречу, но знаю, что это не принесет пользы. Сейчас до него ничего не доходит. Ни сообщения, ни телефонные звонки, ни электронные письма. А когда я прихожу к нему домой, чтобы проведать его и убедиться, что с ним все в порядке, Харрис вежливо говорит, что я должна уйти, хотя это явно причиняет ему боль.

Когда Роарк говорит, что все кончено... так и есть. Уитни может думать, что я ужасно выгляжу внешне, но это ничто по сравнению с опустошением внутри.

– О чем собираешься с ним говорить?

Папа потирает челюсть огромной рукой и говорит:

– Тебе не о чем беспокоиться.

– Ну, а я беспокоюсь, папа. Он не разговаривает со мной, не хочет меня видеть. ― У меня перехватывает дыхание, и это затрудняет выражение моих чувств. Делаю успокаивающий вдох и пытаюсь остановить накатившую тошноту. ― Я в ужасе от того, что потеряла его до того, как обрела.

– Думаю, ему нужно время. Время подумать и почувствовать, так уж мы устроены. Мужчины не похожи на женщин, которые мгновенно могут разобраться в своих чувствах. Нам нужно время подумать. Роарк ― умный парень, так что дай ему время; он поймет, как много ты значишь для него.

Но папа не слышал, что Роарк мне наговорил и не видел его уныния.

«Я никогда не буду достаточно хорош для тебя, и я не хочу чувствовать себя куском дерьма каждый раз, когда ты рядом со мной».

Я ему не нужна.

– У него была неделя. Сколько еще времени ему нужно?

Как скоро он забудет нашу любовь и меня?

Папа пожимает плечами.

– Зависит от обстоятельств. Он страдает, и зарубцевавшиеся шрамы открылись вновь. Ему нужно время, чтобы переоценить ситуацию и разобраться во всем.

– Почему он не позволяет мне помочь? Раньше он позволял помочь. Раньше я была нужна ему.

– Потому что, милая, именно тебя он пытается переоценить. Если он любит тебя так, как ты говоришь, не сомневаюсь, что он поймет, насколько ты особенная. Как только ты окажешься в сердце Роарка, нет пути назад. Он чрезвычайно предан, но для того, чтобы он впустил тебя в свою жизнь, потребуется время.

– А если нет?

– Значит, он ― тупица.

– Папа, ― простонала я. ― Это не тот ответ, на который я надеялась.

Он наклоняется вперед и тянется к моей руке, которую я протягиваю ему. Большим пальцем он любовно поглаживает мои костяшки, прежде чем сказать:

– Если он умный человек, а я думаю, что это так, он разберется.

– Хотела бы я, чтобы это было так. ― Отдергиваю руку и убираю прядь волос за ухо. ― Пока мы были вместе, я узнала о Роарке одно: когда он настроен на что-то, практически невозможно его переубедить. Если он сказал, что все кончено, значит так и есть.

– Он человек слова, ― подтверждает папа, усиливая панику в моем сердце. ― Но ты не знаешь об этом человеке кое-что. Когда он понимает, что не прав, он признает это.

***

― Доброе ут... опаньки, ― говорит Мэдди, когда я поднимаю голову и смотрю на нее. ― Э-э... ― она наклоняется вперед и шепчет мне, быстро оглядывая кофейню, ― ты понимаешь, что выглядишь словно смерть?

– О, правда? ― саркастически отвечаю я, ставя свою чашку кофе на стол, в то время как Мэдди садится со своей чашкой в руке. ― Я была уверена, что сегодня утром выглядела как светская львица.

Мэдди качает головой.

– Тебе стоит еще раз взглянуть в зеркало, Саттон. Я люблю тебя, но ты выглядишь словно кукла Барби, которую всю ночь таскали по железнодорожным путям.

– Ты такая добрая.

– Прости, но я когда-нибудь врала тебе?

– Знаю, но, по крайней мере, ты могла бы закончить говорить «доброе утро», прежде чем оскорблять меня.

– Сожалею, ― говорит она искренне. ― Я была застигнута врасплох. Полагаю, что он не связывался с тобой?

Я качаю головой.

– Не-а, но два дня назад он разговаривал с моим отцом.

– Ты разговаривала с отцом об этом?

Я киваю, вспоминая, каким скрытным он был.

– Он ничего мне не сказал. Он сказал, что это между ним и Роарком, и он должен решить, что делать с их обсуждением. Очевидно, он не хочет ничего делать.

– Роарк до сих пор не отвечает?

– Честно говоря, я перестала пытаться связаться с ним. Не хочу, чтобы он начал чувствовать отчаяние, а не заботу. Не хочу быть такой девушкой. Если он хочет меня, он хочет меня. ― Мой желудок скручивается в узел, а на глаза наворачиваются слезы. ― И ясно, что он не... хочет меня.

– Ох, Саттон. ― Мэдди придвигает свой стул ко мне, я кладу голову на ладони, ненавидя себя за то, что плачу на публике. Мэдди крепко обнимает меня. ― Мне так жаль. Хотела бы я сказать что-нибудь, что заставило бы тебя почувствовать себя лучше, но не хочу вселять в тебя надежду. Роарк, судя по тому, что ты рассказала, не так легко раскрывается и не позволяет себе чувствовать.

– Нет, и именно этого я боюсь, что он уйдет, так и не разобравшись в своих чувствах ко мне.

– Ты была у него в офисе?

Я качаю головой, Мэдди отстраняется, но кладет свою руку на мою, продолжая утешать.

– Это было бы слишком отчаянно, а что, если он отвергнет меня? Я была бы унижена, как и тогда, когда Харрис сказал, что Роарк не хочет меня видеть. ― Слезы текут по моим щекам, когда я озвучиваю свои мысли. ― Я... думаю, что все кончено. ― Делаю глубокий вдох, моя грудь трепещет от горя. Чувствую себя такой разбитой и ненавижу это. Ненавижу эту боль. Эту агонию.

Мэдди снова обнимает меня, прижимая руку к моему затылку.

– Мне так жаль, Саттон. Знаю, что это последнее, что ты хочешь услышать, но любовь непредсказуема. Иногда она сбивает тебя с ног и уносит в закат. А бывают моменты, когда любовь ― это урок, маленькая глава опыта в твоей длинной и прекрасной жизни. Проживи свои моменты, извлеки уроки из любви, которая была у тебя с ним, и когда придет время, боль утихнет, краски вокруг снова станут ярче.

Знаю, что она права, со временем я, вероятно, переживу это, но в глубине души понимаю, что не смогу отпустить эту любовь. Это был первый раз, когда я почувствовала единение с человеком. До встречи с Роарком МакКулом моя жизнь была немного скучнее, и с этим осознанием я буду жить до конца своих дней.

ГЛАВА 22

Ну, здравствуй... а, плевать, кто ты.

Не знаю, зачем я до сих пор что-то пишу в этом проклятом дневнике, потому что, если честно, мне нечего особо сказать...

Прошлой ночью я пил до потери сознания.

Я выкурил, по ощущениям, пачки три.

А еще я дал на лапу какому-то парню в баре, чтобы тот хорошенько отмутузил меня в переулке, выбив из меня все накопившееся дерьмо.

Откровенно говоря, тот так себе справился со своей работой.

Теперь при мне пара несуразных синяков под глазами, страшный кашель и сильнейшее похмелье, из-за которого я едва волочу свою задницу.

Впервые за всю свою карьеру мне приходится взять больничный.

Связавшись со своей ассистенткой, я сообщаю ей, что заболел, театрально приправляя слова кашлем, но мы оба знаем, что это ложь. Единственное, чем я болен ― это любовь.

И знаешь, к черту такую жизнь!

Роарк.

РОАРК

Три порции виски и четыре подхода с ополаскивателем для рта понадобилось мне, чтобы кое-как найти в себе силы добраться до сюда сегодня утром. Но все же я сделал это. Солнцезащитные очки скрывают мои глаза, а густая щетина ссадину на подбородке.

Устроившись за столиком в дальнем углу заведения, я сижу с чашкой кофе и закрытыми глазами, умоляя лишь о том, чтобы пульсирующая головная боль, взрывающая мой череп, отступила, хотя бы позволив мне дотянуть до конца встречи.

У меня есть предположения, почему он решил встретиться, несмотря на то, что в плане контракта и прочих деловых нюансов нет ничего сверхсрочного. Он хочет увидиться лишь ради того, чтобы поговорить о ней. И хотя это последнее, о чем я сейчас хочу беседовать, у меня нет выбора, потому что по условиям договора я обязан быть открытым для контакта всякий раз, когда клиент на этом настаивает.

Я в кулаке у Фостера Грина. Поэтому я здесь.

Дверь в кофейню отворяется, и мне даже не требуется поднимать взгляда, чтобы понять, что это он. Его твердые шаги гулом отдаются в моей голове. Фостер садится напротив меня, и я без лишних вопросов заказываю ему чашку кофе и круассан с шоколадом, потому что мне хорошо известны его предпочтения. Недаром я ношу звание одного из лучших агентов.

– Ушел в запой? ― спрашивает он хриплым голосом.

– Если хочешь, можешь назвать это так, ― бормочу я, отведя взгляд в сторону.

– Впервые вижу столь непрофессиональное поведение с твоей стороны. Ты хочешь потерять меня, как клиента?

– Мне было бы чертовски легче, если бы это случилось. ― Наконец я смотрю на него, все еще превозмогая мучительную головную боль. ― Но, учитывая тот факт, что я прекрасно знаю, насколько ты принципиален, мне не стоит рассчитывать на разрыв контракта.

– Тут ты чертовски прав. ― Он тянется через стол и снимает с меня очки, получая возможность полюбоваться моими подбитыми фарами. Фостер опечалено качает головой и вновь откидывается на спинку стула. ― Роарк, что это?..

– Если у вас нет текущих рабочих вопросов, я предлагаю нам закругляться. Я здесь не для того, чтобы мусолить мою личную жизнь. ― Я цепляю очки на место и вновь отворачиваюсь.

– Ты выше этого, Роарк.

Я ухмыляюсь.

– И это говорит человек, который ни разу невысокого мнения обо мне.

Фостер громко выдыхает и начинает ерзать на месте.

– Кстати, об этом...

– Не стоит, ― говорю я и встаю из-за стола, не желая продолжать разговор.

– Стоять. Мне нужно кое-что сказать тебе, ― командным тоном заявляет Фостер.

– Это пустое, ― отвечаю я и двигаюсь мимо него, когда Грин крепко хватает меня за запястье. ― Убери, на хрен, руки, Фостер, или тебе не понравится, что будет дальше.

– И что ты сделаешь? Набросишься на меня с кулаками? Они все решают по-твоему? Будь мужиком, сядь и выслушай меня.

Будь мужиком.

Странно, но меня каждый раз напрягает эта формулировка. Видимо, причина кроется в том, что я никогда не ощущал себя мужиком, в полном смысле этого слова. Я просто тридцатидвухлетний мальчишка, который не способен разобраться со своей личной жизнью.

– Сядь, ― настаивает Фостер.

Я подчиняюсь, потому что, как не крути, Грин давит меня своим авторитетом, умудряется вытащить из меня того самого сопляка, который так и не научился говорить «нет».

Я устраиваюсь на краю дивана и провожу рукой по волосам.

– Слушаю.

– Сними свои очки и посмотри на меня.

Никто не говорил, что будет легко. Развернувшись к нему лицом, я снимаю солнечные очки и откладываю их в сторону. Фостер несколько секунд изучающе смотрит на меня, прежде чем суровые черты его лица смягчаются, а глаза наполняются сочувствием.

– Мне очень жаль, Роарк. На днях я позволил себе перейти черту, и все по тому, что позволил себе помыслить худшее, вместо того, чтобы благодарить тебя.

Ешкин кот. Так и знал, что мне не понравится этот разговор.

Должно быть, он чувствует мое замешательство, потому что скользит по мне взглядом, выдерживая паузу.

– Я был слегка выбит из колеи, и в таком состоянии сделал неверные выводы. Наговорил тебе такого... Черт, приятель, ты защищал мою дочь от... Ох, мне невыносимо думать, что это вообще происходило. Но в то же время, мне уже поздно благодарить тебя за то, что ты воспрепятствовал этому... Проучил его. Мне правда жаль, что...

– Забей, ― отвечаю я.

– Ты же любишь ее, не так ли?

– Да, люблю, ― не видя смысла отпираться, отвечаю я. Затем встречаюсь с Фостером глаза в глаза. ― Я люблю ее больше, чем свою собственную про*банную жизнь.

– Когда ты понял это?

Я пожимаю плечами.

– А это имеет какое-то значение?

– Да, мне важно понимать это.

Я скольжу языком по зубам, вспоминая все, чтобы было между мной и Саттон. Моменты, когда мы дразнили друг друга, времена, когда позволяли себе лишь невинные объятия, то, что было между нами в самом начале ― наши переписки. Все это прекрасно, но есть все же кое-что, что оставило самый заметный след, то, что мне никогда не забыть.

– У меня был очень хреновый день. Мне позвонила мать, как всегда, чтобы клянчить деньги. В этот раз наш разговор сильно подкосил меня. Мне стало жутко тошно, поэтому я вновь дал волю своим порокам в попытках заглушить гнетущую боль, но ничего не сработало. Именно тогда я нарисовался на пороге Саттон, пьяный в стельку и нуждающийся в утешении. Вместо того чтобы выгнать меня, она позволила мне обнять ее и найти успокоение в тепле. Тогда я понял, что никогда не смогу жить, как прежде. ― Я провожу рукой по лицу, стараясь подобрать слова. ― Мне глупо спорить с тем, что Саттон лучше меня. Я не слеп и вижу, насколько она идеальна. Но как бы я не давал себе отчет в том, что связываться с ней ― это худшая из моих затей в жизни, мне просто невыносимо было оставаться в стороне, как бы я ни старался. ― Я мотаю головой. ― Не смог. Тупо не нашел в себе сил.

А теперь я потерял ее навсегда, и мое сердце тут же зачерствело.

– И что теперь?

– Ты о чем? ― спрашиваю я, вновь встречаясь с ним глазами.

– Что ты чувствуешь к ней сейчас?

– Ничего не изменилось,

– Так почему она плачется мне в трубку каждый раз, когда я звоню ей? Почему ты до сих пор не с ней?

Я окидываю Фостера взглядом.

– Думаю, тебе известен ответ на этот вопрос.

– С каких пор ты стал позволять чужому мнению влиять на твою жизнь?

– С тех самых пор, как человек, которого я безмерно уважаю, назвал меня ничтожеством, ― выпаливаю я. Наболевшее выплескивается из меня прежде, чем я успеваю осечь себя. Почему я, черт возьми, не могу быть чуть менее прямолинейным? Я вновь провожу рукой по лицу. ― Я признаю, что ты был прав в своем определении, потому я сам о себе такого же мнения. И даже несмотря на то, что ты утверждаешь, что погорячился, это не отменяет истины, заложенной в твоих словах. Я неровня ей. Мне никогда не светит стать достойным ее.

– Нет, я был не прав, Роарк, ― без капли лукавства отвечает Фостер. ― Я действительно чертовски ошибался. В тот момент я был слишком зол. На то, что вы двое держали свои отношения в секрете, на то, что Уитни знала об этом, но тоже умолчала. Это не оправдывает меня, и мне бесконечно стыдно за то, как я обошелся с тобой и за слова, которые бросил в твою сторону... Но это было лишь проявление гнева... не от чистого сердца.

Я не в силах больше смотреть в его глаза.

– Ты один из лучших людей, что встречались мне на пути, Роарк. Ты всецело заботишься о благополучии каждого из своих клиентов. Ты предан своему делу, трудолюбив и всего добиваешься сам. Но прежде всего, ты искренне и самоотверженно влюблен в мою дочь, которую я никогда не видел столь поглощенной кем-то из мужчин, и за одно только это я безмерно уважаю тебя. ― Он встал из-за столика и навис надо мной, попутно застегивая куртку. ― Несмотря на то, что ты там себе надумал, ты более чем достоин моей дочери. Я желаю тебе найти в себе силы осознать это. Поверь в то, что ты сильный, целеустремленный, заслуживающий уважения мужчина. И, если твоя любовь к Саттон столь же сильна, не позволяй ей ждать тебя дольше, чем это уже случилось.

– Ты правда думаешь, что я достоин ее? ― окликаю я Фостера, когда тот направляется к выходу.

Грин оглядывается через плечо.

– Более чем достоин, Роарк. Более чем.

Эти слова окончательно обезоруживают меня.

***

― Что это на тебе надето? ― спрашивает Брэм, разглядывая мой прикид, как только я подхожу к столику. ― И где твои солнечные очки?

Я расстегиваю пиджак и беру в руки меню, лежащее передо мной.

– Это просто костюм, ты, кстати, тоже в нем.

– Да, но ты никогда не носил галстуков. Никогда. Ты всегда оставлял пару пуговиц расстегнутыми, чтобы демонстрировать свою мужскую грудь, ― комментирует он наличие на мне галстука стального цвета. ― А еще ты одет в синее, хотя всегда предпочитал черное. Почему синий? ― Брэм откидывается на спинку стула, не сводя с меня глаз. ― Ты побрит. Твои глаза не налиты кровью... Чтобы это значило?

Он анализирует, и я не собираюсь ему мешать.

– От тебя совсем не тащит алкоголем.

Анализ продолжается.

– Ты подстригся. И в целом выглядишь посвежевшим.

Продолжается...

– Твою ж мать. ― Анализ окончен. Он хватает меня за руку. ― Ты собираешься вернуть ее.

– По крайней мере, планирую.

– Планируешь? ― Брэм разворачивает свой стул так, что мы оказываемся лицом к лицу. ― И каков твой план? Что заставило тебя передумать? Может ты и предложение собираешься ей сделать?

– Притормози. ― Я одариваю его пресекающим взглядом. ― О каком предложении речь? Сначала мне нужно убедиться, что Саттон захочет иметь со мной что-то общее после того, как я буквально вычеркнул ее из своей жизни.

– Тебе стоит лишь воспользоваться своей фирменной ухмылкой, назвать ее «своей девочкой» с выраженным акцентом и все ― дело в шляпе. Можешь атаковать ее ротик своим языком.

– Более идиотского совета я не слышал, ― язвительно отвечаю я.

Он улыбается.

– Ладно, совет действительно идиотский. Ну а если серьезно, что заставило тебя передумать? Что произошло? В последний раз, когда мы виделись, я был уверен, что в ваших отношениях окончательно поставлена точка.

– Смотрю, вы с Рэтом с радостью перемыли мне косточки.

– Ой, да брось ты, по тому, как ты выглядел и вел себя, все и так было очевидно. Ты разговаривал с Фостером?

– Было дело.

Я беру стакан с водой, стоящий передо мной, и делаю смачный глоток.

– Когда?

– Несколько дней назад. ― Я ставлю стакан назад и удобнее устраиваюсь на стуле. ― У нас состоялся очень продуктивный разговор, который, как я думаю, был мне необходим.

Фостер подтолкнул меня переосмыслить то, о чем мне говорили Саттон и Рэт. Мои родители не испытывают ко мне бескорыстной любви, манипулируют мной, наплевав на какую-либо мораль. Они никак не должны влиять на мое восприятие самого себя в этом мире. Они безнадежные идиоты. Всегда были таковыми. А я действительно знаю толк в отношениях. Как не крути, я сумел сохранить дружбу с Брэмом и Рэтом, несмотря на то, через какое дерьмо нам пришлось пройти, и уже это достойно того, чтобы этим гордиться. И Фостер прав. Саттон не заслуживает ждать меня дольше, чем сейчас. Если она только примет меня обратно...

– А с Саттон вы виделись?

Я мотаю головой.

– Еще нет, но на то есть веские причины. Я попросту не был готов. Для начала мне нужна была консультация моего психотерапевта.

– Той самой высокомерной мадам?

– Да, этой злой ведьмы. Я пошел к ней за советом.

– Ты на полном серьезе просил ее совета? ― не скрывая удивления, уточняет Брэм.

– Я хотел, чтобы она высказала свое мнение о моей семье и о том, как мне наилучшим образом с ней взаимодействовать. ― Выражение лица Брэма становится серьезным, и он замирает в ожидании. Он всецело осведомлен о моих взаимоотношениях с родителями и, я уверен, именно поэтому не торопит меня с ответом. ― Я даю себе отчет, что очередной звонок от них может раздаться в любую секунду, и мне важно было получить понимание того, как я могу противостоять им, потому что именно в них крылась львиная доля проблем, которые мешали мне строить отношения с Саттон. Я не хочу, чтобы она, будучи рядом со мной, забивала свою голову тем дерьмом, которое терзает мою душу. Я хочу, чтобы ничего не мешало нам наслаждаться друг другом, а мои сложности с семьей явно этому не способствуют.

– Ух ты. Я горжусь тобой. Так что там психотерапевт?

– Самое главное из сказанного ей, это то, что я имею право сказать «нет», даже должен научиться отвечать отказом. И чтобы не говорили мои родители ― это все лишь манипуляция, попытка вызвать у меня нужную реакцию. Она посоветовала мне не тратить нервы и перестать посылать им деньги. И сказала, что если родители захотят возобновить со мной нормальное общение, то они знают, где меня найти.

– А они звонили? ― Я утвердительно киваю. ― И ты все это сказал им? ― любопытствует Брэм, нетерпеливо ерзая нас стуле.

– Нет.

Он заметно поникает.

– Как? Почему нет?

Я ухмыляюсь.

– Просто я предпочел свой собственный стиль ведения разговора.

– Вот как. ― Он смеется. ― И что ты сказал?

– Как я и предполагал, звонок не заставил себя ждать. Мать снова просила денег на еду, пытаясь давить на меня тем, что они голодают. Выслушав всю эту грустную историю, я просто сказал, что мне жаль, что мы так и не поняли друг друга, искренне опечален тем, что они держат меня за дурачка, который вечно что-то им должен. Заявил, что у нее есть повод гордиться мной, потому что я сумел самостоятельно построить ту жизнь, к которой стремился, и если она не способна принять этого, то тут лишь ее вина, а не моя.

– А сам ты в это веришь?

– Со временем поверю. И в конце я сказал матери, что если она хочет еще денег, то я могу занять ей под проценты, но лишь после того, как она вернет мне все, что я давал ей до этого.

– Черт, ― он ухмыляется. ― Уверен, что в ответ ты услышал не самые лицеприятные вещи.

– Ничего особенного. В очередной раз попыталась как-то унизить мое достоинство, но я пропустил это мимо ушей. Уже понятно, что мне никогда не возобновить с ними нормальных отношений, и, надеюсь, телефонные звонки тоже вскоре прекратятся. По крайней мере, начало положено.

– Мне нравится ход твоих мыслей.

Я играю вилкой на столе, двигая ее вверх-вниз по скатерти.

– Конечно, мне пока сложно утверждать, что я смог полностью совладать с собой. Вчера ночью мне по-прежнему пришлось искать утешения в бутылке, но прогресс уже в том, что я не выслал им денег.

– Верно. Это уже прогресс. И что дальше?

– Жду, пока мои синяки полностью сойдут.

– А потом?.. ― настаивает Брэм, выводя меня на следующую тему.

– А потом узнаю, сможет ли Саттон вновь принять меня.

– Сможет. Надеюсь, ты планируешь убедиться в этом уже сегодня вечером?

Я показываю на свои глаза.

– Я же вроде как сказал тебе. Нет?

– На твоем месте я бы не стал затягивать. И так прошло уже почти две недели. Ты же не хочешь, чтобы она остыла к тебе. Тем более, я почти уверен, что у Саттон очень близкие отношения с отцом, и, наверняка, она уже в курсе, что тот встречался с тобой.

– Вот черт, ― срывается с моего языка, когда внутри меня все сжимается. ― Я даже не подумал об этом.

– Вот-вот. Если она узнает, что ты разговаривал с Фостером, и что в вашем общении все на мази, Саттон как пить дать решит, что ты попросту больше не хочешь ее видеть. Честное слово, поражаюсь, почему ты не помчался обивать порог ее квартиры сразу же после того, как поговорил с Грином.

Саттон и Фостер чертовски близки. Именно из-за нее он стал инициатором нашей встречи. Потому что она открылась ему. Получается... Саттон по-любому знает, что мы встречались. Дерьмо.

Последнее, что я хочу, это чтобы Саттон подумала, что мои чувства к ней прошли, что я не захотел вернуться к ней даже после того, как ее отец поговорил со мной и дал свое благословение.

Я бросаю взгляд на Брэма, и тот понимающе кивает.

– Конечно, ты можешь идти. Я закажу что-нибудь на вынос для нас с Джулией.

– Спасибо.

Я вскакиваю с места и уже собираюсь бежать к выходу, когда Брэм одергивает меня.

– Постой. ― Он кивает на мою грудь. ― Сними галстук. Ты выглядишь в нем как идиот.

Усмехнувшись, развязываю узел и стягиваю галстук через голову, швыряя его на стол перед Брэмом.

– Стефано Риччи. Недешевое удовольствие, ― отмечает он, изучив бирку.

– Считай это моей благодарностью.

– Благодарностью? За что?

– За то, что всегда рядом по жизни, ― с улыбкой отвечаю я.

– Чувак, ― выдыхает он, ― не провоцируй меня на слезы.

Я подмигиваю и устремляюсь прочь из ресторана, подгоняемый лишь одной мыслью: вернуть Саттон.