Текст книги "Мир теней"
Автор книги: Мэг Кэбот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)
которого есть дыра от пули, появившаяся в девятнадцатом веке.
Ха! Я в этом и не сомневалась.
Мама продолжала поглядывать на меня, пока мы поднимались на крыльцо по высокой
лестнице. Она явно переживала, каким будет мое мнение. На самом деле, я была немного
раздражена тем, что мамуля меня не предупредила. Хотя и понимала, почему она так
поступила. Если бы она рассказала, что купила дом, которому больше ста лет, я бы никогда
сюда не переехала. Я бы осталась с бабушкой до тех пор, пока не настало бы время уезжать в
колледж.
Потому что мамуля права: мне не нравятся старые здания.
Хотя я и понимала, что именно это старое здание очень даже ничего. Стоя на крыльце,
можно было разглядеть внизу весь Кармел: городок, долину, пляж, океан. От
открывающегося вида просто дух захватывало. Многие заплатили бы миллионы – и, судя по
роскошной отделке соседних домов, таки заплатили – за такой вид, так что мне совершенно
не на что было жаловаться.
И все же, когда мамуля предложила: «Пойдем, Сьюз. Я покажу твою комнату», – я не
смогла сдержать легкой дрожи.
Внутри дом был таким же красивым, как и снаружи. Я узнала мамины вещички –
одни сверкали полировкой, другие радовали глаз желто-голубой расцветкой, – и мне стало
немного легче. Тут был буфет, который мы с мамой купили во время одной из поездок в
Вермонт на выходных. На стенах гостиной висели мои детские фотографии вперемешку со
снимками Сони, Балбеса и Дока. В кабинете во встроенном шкафу я заметила мамины книги.
Повсюду попадались ее растения, за перевозку которых она заплатила бешеные деньги, не
сумев с ними расстаться. Они стояли в деревянных кадках, висели в кашпо на окнах с
витражными стеклами, были расставлены на перилах в конце лестницы.
Но тут же находились вещи, которых я не узнавала: блестящий белый компьютер
возвышался на столе, за которым мама выписывала чеки для оплаты счетов;
широкоэкранный телевизор с тянущимися к нему от какой-то видео-приставки проводами
смотрелся нелепо на камине в кабинете; возле двери в гараж стояли прислоненные к стене
доски для серфинга; огромный слюнявый пес подбежал ко мне и, похоже, решив, что у меня
в карманах припрятано что-то вкусненькое, полез туда своим большим влажным носом.
Все это выглядело как-то чужеродно, как будто все эти мужские вещи бесцеремонно
вторглись в жизнь, которую мы с мамой создавали для себя. К этому мне еще предстояло
привыкнуть.
Моя комната располагалась на втором этаже, прямо над козырьком крыльца. Всю
дорогу из аэропорта мама, нервничая, снова и снова рассказывала о банкетке, которую Энди
7 Сохо (англ. SoHo) – район г. Нью-Йорка, примерно 20 кварталов в Южном Манхэттене между Хаустон-стрит
на севере, Канал-стрит на юге, Бродвеем на востоке и Западным Бродвеем на западе. Здесь бывшие
промышленные склады превращены в жилые дома и студии художников. Район некогда носил название «Сотня
акров ада» из-за постоянных пожаров. Ныне это рай для туристов, устремляющихся сюда, чтобы побывать в
многочисленных художественных лавках и галереях. Фасады домов украшены орнаментами из кремниево-
углеродистого сплава, создающего эффект чугунного литья. Название произошло от фразы «SOuth of HOuston»
= (район) к югу от (улицы) Хаустон.
сделал в эркере. Из окна открывался тот же вид, что и с крыльца: широкий обзор всего
полуострова. С их стороны, и правда, было очень мило отдать мне такую хорошую комнату
– с лучшим видом во всем доме.
Нижнюю половину стен спальни Энди обшил деревянными панелями с замысловатым
белым узором, а верхнюю отделал кремовыми обоями в голубых незабудках. Ими же он
обклеил мою собственную отдельную ванную. А еще мама с Энди купили новую кровать –
на четырех столбиках с кружевным пологом, которую мама всегда мечтала мне приобрести,
но никак не могла себе позволить. И когда я поняла, сколько усилий они приложили, чтобы я
– ну, или, по крайней мере, некая вымышленная, чересчур женственная девчонка… не я,
потому что у меняникогда не возникало необходимости в туалетном столике со стеклянной
столешницей и телефоне как у принцессы, – чувствовала себя в этой комнате как дома… Вот
тут мне стало очень стыдно по поводу моего поведения в машине. Правда. Обходя спальню и
рассматривая все вокруг, я сказала себе: «Ну ладно, тут не так уж и плохо. Пока что все
чисто. Может, все и обойдется. Может, в этом доме никто не был несчастлив. Может, все эти
застреленные в доме люди заслужили такую смерть»…
И тут я повернулась к эркеру и увидела, что на банкетке, которую с такой любовью
мастерил для меня Энди, уже кто-то сидит.
Кто-то, не имеющий отношения ни ко мне, ни к Соне, Балбесу или Доку.
Я обернулась к Энди, чтобы понять, заметил ли тот незваного гостя. Энди ничего не
заметил, хотя незнакомец сидел прямо здесь, перед его носом.
Мама тоже его не видела. Зато она увидела выражение моего лица. Думаю, оно было
не самым веселым, поскольку она тоже перестала улыбаться и, горестно вздохнув,
простонала:
– О, Сьюз. Только не это…
Глава 2
Думаю, мне следует объясниться. Я не совсем похожа на типичную
шестнадцатилетнюю девушку.
О, кажусья вполне нормальной. Наверное. Я не употребляю наркотики и алкоголь, не
курю… ну хорошо, ладно, не считая того раза, когда меня застукал Соня. У меня ничего не
проколото, кроме ушей, да и то на каждой мочке лишь по одной дырке. Татушек нет. Я
никогда не красила волосы. За исключением ботинок и кожаной куртки, я не ношу черного.
Даже ногти темным лаком не крашу. В общем, с виду я вполне обыкновенная американская
девчонка.
Конечно, если не обращать внимания на то, что я могу разговаривать с мертвыми.
Пожалуй, я не совсем верно выразилась. Наверное, правильнее было бы сказать, что
мертвые разговаривают со мной. В том смысле, что не я выступаю инициатором этого
общения. По правде говоря, я по возможности стараюсь избегать всех этих вещей.
Просто дело в том, что они не всегда дают мне такую возможность.
Призраки, я имею в виду.
Нет, я не сошла с ума. По крайней мере, я не безумнее любого среднестатистического
подростка шестнадцати лет. Наверное, некоторые люди могут посчитатьменя
сумасшедшей. Большинство детей из моего старого дома наверняка так и думали. Ну, что я
чокнутая. На меня не раз натравливали школьных психологов. Иногда мне даже кажется, что
было бы проще позволитьим меня запереть.
Но даже на девятом этаже «Бельвю»8, – а именно туда упрятывают всех чокнутых
Нью-Йорка, – я, скорее всего, не смогла бы скрыться от призраков. Они бы меня нашли.
Они всегда так делают.
8 «Бельвю» (англ. «Bellevue») – старейшая публичная больница в США, Нью-Йорк. Особо славится своим
психиатрическим отделением и отделением скорой помощи.
Помню, как увидела привидение впервые. Эта встреча стоит перед глазами так же
отчетливо, как все прочие воспоминания того времени. Правда, мне тогда было два года, так
что в памяти остались лишь какие-то обрывки. Но привидение я помню так же явственно,
как историю с мышкой, которую отняла у кота и стала укачивать, пока перепуганная мама не
отняла ее у меня.
Эй, мне было всего два года, ясно? Я тогда понятия не имела, что мышей следует
бояться. Как и призраков. Вот почему даже четырнадцать лет спустя ни мыши, ни
привидения не могут меня испугать. Заставить вздрогнуть? Возможно, иногда. Вызвать
раздражение? О да, частенько. Но испугать?
Никогда.
Призрак походил на мою мышку: такой же маленький, серый и беспомощный. До сих
пор не знаю, кем она была. Я попыталась поговорить с этой странной тетенькой на своем
детском языке, но она меня не поняла. Призраки понимают лепет двухлетних малышей не
больше, чем все остальные. Она просто грустно смотрела на меня, сидя на верху лестницы
нашего дома. Наверное, мне стало ее жалко, так же, как мышку, и захотелось ей помочь.
Только я не знала, как. Поэтому сделала то, что в таких ситуациях делают двухлетние дети.
Побежала к маме.
Именно тогда я получила свой первый урок по поводу привидений: видеть их могу
только я.
Нет, другие люди, разумеется, тоже могутих видеть. Иначе откуда взялись бы дома с
привидениями, всякие истории о призраках, телевизионная программа «Неразгаданные
тайны»9 и все остальное? Но есть одна существенная разница. Большинство из тех, кто
сталкивался с привидениями, видели только одногопризрака. Я же вижу всех.
Всех призраков.Любого. Каждого, кто умер и по каким-то причинам слоняется по
земле вместо того, чтобы уйти туда, куда он или она, по идее, должны уйти.
И поверьте мне, вокруг слоняется полным-полнопризраков.
В тот самый день, когда я увидела свое первое привидение, мне стало понятно, что
большинство людей – даже моя собственная мама – вообще их не видят. Никто из моих
знакомых никогда в жизни не сталкивался с привидениями. По крайней мере, никто в этом
не признался.
Так что в тот день, четырнадцать лет назад, я уразумела о призраках еще кое-что: не
стоит трезвонить направо и налево, что ты видишь кое-кого из них. Или, как в моем случае,
что ты видишь всех и каждого.
Вряд ли мама тогда догадалась, что я показываю пальчиком и пытаюсь рассказать ей
о привидении. Мне кажется, она ничего не поняла. Скорее всего, мамуля решила, что я
лепечу ей что-то о той мыши, которую она отобрала у меня чуть раньше. Поэтому мама
мужественно посмотрела туда, куда я указывала, кивнула и сказала: «Угу. Ладно, Сьюзи. Что
ты хочешь сегодня на обед? Жареного цыпленка? Или тунца?»
Я, конечно, не ожидала, что ее реакция будет такой же, как в случае с мышью: в тот
момент мама бережно прижимала к себе новорожденного соседского малыша и при виде
мышки у меня в руках издала пронзительный вопль, ставший еще пронзительнее в ответ на
мое гордое заявление: «Посмотри, мамочка. Теперь у меня тоже есть ребенок», – из которого
она не разобрала ни слова, как я теперь понимаю.
Но я ожидала хотя бы признаниятого факта, что в воздухе на верху лестницы парит
нечто. До сих пор я получала объяснения практически обо всех вещах, которые открывала
для себя день за днем – от огнетушителя до электрической розетки. Почему же теперь она не
растолковала мне, что это там, на верху лестницы?
9 «Неразгаданные тайны» (англ. «Unsolved Mysteries») – американское телевизионное шоу. Вышло в эфир в
1987 году и выдержало уже 15 сезонов. В шоу в документальном формате воссоздаются истории,
произошедшие в реальной жизни, в которых присутствует нечто мистическое, паранормальное.
Лишь немного позднее, жуя своего жареного цыпленка, я поняла, что причина, по
которой мамочка не дала никаких объяснений по поводу странной серой женщины, состояла
в том, что мама ее не видела. Для нее там ничего не было.
В два года это не показалось мне чем-то необычным. Тогда я просто подумала, что это
одна из тех вещей, которые отличают детей от взрослых. Например, дети должны все время
есть овощи. Взрослые – нет. Дети катаются в парке на карусели. Взрослые – нет. Дети видят
серых существ. Взрослые – нет.
И хотя мне было всего два года, уже тогда я понимала, что не стоит рассказывать о
маленьком сером существе на лестнице. Никому. И никогда.
И я не рассказывала. Ни о своем первом призраке, ни о сотнях других привидений,
которых встретила позже. В самом деле, о чем здесь говорить? Я их вижу. Они что-то мне
говорят. Чаще всего, я не понимаю, о чем они толкуют и чего хотят, и, как правило, они
оставляют меня в покое. Конец истории.
Наверно, так бы это и продолжалось по сей день, если бы внезапно не умер мой папа.
Вот так вот. Ни с того ни с сего. Только что он был здесь, готовил ужин на кухне,
отпускал, по своему обыкновению, шуточки, а на следующий день его не стало.
Целую неделю после его смерти, – которую я провела, сидя на крыльце перед нашим
домом и ожидая его прихода, – люди старались уверить меня, что он уже никогда не
вернется.
Разумеется, я им не верила. Да и с чего бы? Мой отец не вернется? Чушь! Да, он умер.
Это я поняла. Но он точно вернется. Иначе кто будет помогать мне решать задания по
математике? Кто будет вставать со мной рано утром в субботу, делать бельгийские вафли и
смотреть мультики? Кто научит меня водить машину – ведь он обещал! – когда мне
исполнится шестнадцать? Может, мой отец и умер, но я совершенно точно снова его увижу.
Каждый божий день я видела кучу умерших людей. Почему бы мне не увидеть собственного
отца?
В итоге я оказалась права. О, разумеется, мой отец умер. Никаких сомнений. Он
скончался в результате обширного инфаркта. Мама кремировала его тело и положила его
прах в кружку, из которой пили пиво древние германцы. Знаете, такую, с крышечкой. Мой
отец всегда обожал пиво. Она поставила кружку повыше на полку, чтобы до нее не добрался
кот, и иногда, когда думала, что я не вижу, разговаривала с ней.
Это страшно меня огорчало. На самом-то деле мне, наверное, не в чем было ее винить.
Если бы я не знала о мертвых чуточку больше, то, скорее всего, тоже разговаривала бы с
пивной кружкой.
Но, как вы уже догадались, те люди из моего дома ошибались. Да, мой отец умер. Но
я все-таки увиделаего снова.
Если честно, теперь я видела его даже чаще, чем когда он был жив. Ведь раньше
большую часть времени папа проводил на работе. Теперь же, когда он умер, дел у него
поубавилось. Поэтому мы часто виделись. Иногда даже слишком часто. Его любимым
развлечением стала внезапная материализация рядом со мной, когда я меньше всего этого
ожидала. Это несколько раздражало.
Но именно отец мне в конце концов все объяснил. Так что, наверное, отчасти даже
хорошо, что он умер, иначе я бы никогда не смогла понять, что к чему.
Если честно, это не совсем так. Кое-что мне рассказала гадалка на картах Таро. Дело
было на школьной ярмарке. Я пошла туда только ради Джины – она не хотела идти одна. С
моей точки зрения, все это, конечно, было полной чепухой, но я все равно отправилась туда,
ведь именно так поступают лучшие подруги. Эта женщина – мадам Зара, медиум – гадала
Джине на картах: ты добьешься большого успеха, станешь нейрохирургом, в тридцать лет
выйдешь замуж, у тебя будет три ребенка, бла, бла, бла… в общем, обычный треп, который
все хотят услышать. Когда сеанс подошел к концу, я уже собиралась уходить, но Джина
потребовала, чтобы мадам Зара погадала и мне.
Можете догадаться, что произошло. Посмотрев на карты, медиум пришла в крайнее
замешательство. Она перемешала и разложила колоду еще раз. Потом посмотрела на меня.
– Ты, – заявила мадам Зара, – разговариваешь с духами.
Джина пришла в полный восторг:
– О Господи! Господи! Правда?! Сьюз, ты слышала?! Ты можешь разговаривать с
духами! Ты тоже медиум!
– Не медиум, – поправила мадам Зара, – медиатор10.
– Кто?! – недоуменно переспросила Джина. – Это как?
Но я поняла. Я никогда не знала, как это называется, но понимала, что это такое. Отец
объяснил мне все немного другими словами, но суть я уловила: я что-то вроде контактного
лица, с которым может встретиться любой, кто отправился на тот свет, оставив свои дела…
скажем так, в беспорядке. После чего я, если у меня получается, привожу их в порядок.
Только так я могу это объяснить. Не знаю, с чего мне так повезло… В том смысле, что
во всех других отношениях я ведь вполне нормальна. Ну, во всяком случае, почти. Я просто
обладаю этой прискорбной способностью общаться с призраками.
Причем не с любымипризраками, а только с теми, кого что-то гложет.
Поэтому, сами понимаете, последние шестнадцать лет мой жизненный путь отнюдь
не был усыпан розами.
Представьте себе, каково быть преследуемой – в прямом смысле этого слова –
привидениями каждую минуту каждого дня своей жизни. Приятного мало. Вот хочешь ты
по-быстрому сбегать в магазин за банкой газировки… Упс, на перекрестке стоит мертвый
парень. Его кто-то застрелил. И он обретет покой только после того, как ты убедишь
полицейских арестовать человека, который это сделал.
А тебе всего лишь хотелось газировки.
Или, например, заходишь ты в библиотеку, чтобы просто взять книжку… Упс, к тебе
тут же подходит привидение какой-нибудь библиотекарши и требует, чтобы ты передала ее
племяннику, как она рассержена тем, что он сделал с ее кошками после ее смерти.
И это только те, кто знает,почему до сих пор ошивается здесь. Половина призраков
ведь не имеет ни малейшего представления, с какой стати они остаются на нашей грешной
земле, вместо того чтобы, как положено, перенестись в загробный мир.
И это раздражает, поскольку я та самая ненормальная, которая, предположительно,
должна помочь им попасть по месту назначения.
Я медиатор.
Говорю вам, никому бы не пожелала такой судьбы.
Профессия медиатора совершенно не прибыльна. Никому даже в голову не приходит
предложить тебе гонорар за услуги или что-нибудь в этом роде. Нет даже почасовой оплаты.
Единственное твое вознаграждение – непонятная нежность, которая охватывает тебя, если
удается кому-нибудь помочь. Например, когда говоришь какой-нибудь девчонке, которая не
успела попрощаться с умершим дедушкой, что он очень сильно любит ее и прощает за тот
случай, когда она превратила его «эльдорадо»11 в груду обломков. Вот от таких вещей
действительно становится тепло на душе.
Но чаще всего дело обстоит с точностью до наоборот – холодные мурашки по коже и
все такое. Мало того, что тебя постоянно преследуют существа, которых никто больше не
может видеть, – так многие привидения к тому же ведут себя просто как неотесанные
болваны. Серьезно. От них сплошные проблемы. В основном, это те призраки, которым на
самом деле хочетсяошиваться в нашем мире вместо того, чтобы уйти в мир иной. Учитывая
их поведение в этой новой для них жизни, они, скорее всего, в курсе происходящего и не
10 Медиатор (англ. «mediator») – посредник, примиритель, специалист по улаживанию споров и конфликтных
ситуаций.
11 «Кадиллак Эльдорадо» (англ. «Cadillac Eldorado») – американский автомобиль класса personal luxury car
(личный автомобиль класса люкс), выпускавшийся подразделением Cadillac корпорации GM как модель с 1953
по 2002 годы. Это был флагман модельного ряда двухдверных «кадиллаков», один из самых дорогих
автомобилей под этой маркой.
особо стремятся убраться отсюда. Поэтому эти призраки остаются здесь и надоедают людям:
хлопают дверями, опрокидывают вещи, замораживают в помещении воздух, стонут. Ну, вы в
курсе, о чем я. Мы называем их полтергейстами.
Вот только иногда они становятся чересчур грубыми. В том смысле, что пытаются
причинить людям боль. Специально.В таких случаях я просто прихожу в бешенство. И тогда
мне очень хочется хорошенько пнуть маленькую призрачную задницу.
Вот что моя мама имела в виду, когда сказала: «О, Сьюз. Только не это…» Когда я
пинаю привидение по заднице, окружающие меня вещи, как правило, слегка… приходят в
негодность.
Но мне совсем не хотелось привести в негодность свою новую комнату. Поэтому я
повернулась спиной к призраку, сидевшему на подоконнике, и сказала:
– Не обращай внимания, мам. Все в порядке. Комната замечательная. Большое
спасибо.
Я видела, что она мне не верит. Мою маму трудно провести. Я знаю, она подозревает,
что со мной что-то не так. Вот только не может понять, что именно. Наверное, это к
лучшему, потому что иначе весь ее мир перевернулся бы с ног на голову. Ведь мамуля –
телевизионный репортер. Она верит только в то, что может видеть. А призраков она видеть
не может.
Не могу описать, как бы мне хотелось быть такой же, как она.
– Ну, хорошо, – обрадовалась мамуля. – Рада, что тебе здесь нравится. Я немного
волновалась. Ну, то есть, я же помню, как ты относишься к… хм, старым постройкам.
Для меня нет ничего хуже старых зданий: чем старее дом, тем больше вероятность,
что там кто-то умер и что он или она все еще обитают там в ожидании торжества
справедливости или надеясь передать кому-нибудь какое-нибудь прощальное послание.
Поэтому иногда при поиске новой квартиры мы, с точки зрения стороннего наблюдателя,
вели себя достаточно странно. Мы могли прийти в отличную, на первый взгляд, квартиру, и
я, по причинам, о которых уже рассказала, и которые, разумеется, не могла никому
объяснить, говорила примерно следующее: «Не-а. Не пойдет». Просто удивительно, что
мама ни разу не попыталась избавиться от меня, отослав в какой-нибудь интернат.
– Правда, мам, – сказала я. – Здесь здорово. Мне нравится.
Услышав это, Энди принялся суетливо бегать по комнате, показывая мне систему
освещения, которую можно включать и выключать хлопком ладош (о Господи!), и всякие
другие прибамбасы, которые он установил. Я ходила за ним, ахала от восхищения и
старалась при этом не смотреть в сторону призрака. Энди так старался, чтобы я была здесь
счастлива, и это действительно было очень мило. Из-за того, что он так сильно этого хотел, я
была вынуждена бытьсчастливой. По крайней мере, счастливой настолько, насколько
может быть счастливым такой человек, как я.
В конце концов Энди исчерпал запас наворотов, которые хотел мне показать, и
убежал делать барбекю. В честь моего прибытия на обед планировалось жаркое «море и
суша»12. Соня с Балбесом сбежали на пляж, чтобы «поймать волну», прежде чем мы сядем
обедать, а Док, загадочно бормоча что-то насчет «эксперимента», над которым он сейчас
работает, исчез в другой части дома, и я осталась наедине с мамой… ну, почти наедине.
– Сьюз, ты уверена, что все в порядке? – переспросила она. – Знаю, в твоей жизни все
переменилось, ты многим пожертвовала…
Я сняла кожаную куртку. Не помню, говорила ли я, но для января было жарковато.
Градусов двадцать, не меньше. Я чуть не поджарилась в машине.
– Все замечательно, мамуль, – заверила я ее. – Правда.
– Я имею в виду, просить тебя оставить бабушку, и Джину, и Нью-Йорк… Это
слишком с моей стороны, я это знаю. И понимаю, что тебе было… ну, непросто. Особенно с
тех пор, как умер папа.
12 Жаркое «море и суша» (англ. «surf and turf») – жаркое из креветок или омаров и стейк филе-миньон,
подаваемые как одно блюдо.
Маме нравится думать, что причина, по которой я не похожа на обычную девчонку, то
есть на нее в моем возрасте, – а она была членом группы поддержки, королевой выпускного
бала и предметом воздыхания толпы мальчишек, – в том, что я очень рано потеряла отца.
Она возлагает на его смерть вину за все: начиная с того, что у меня нет друзей, – за
исключением Джины, – и заканчивая тем, что я иногда чрезвычайно странно себя веду.
И, наверное, некоторые мои поступки в прошлом действительно выглядели немного
странновато для тех, кто не знал, почему я это делаю, или не мог видеть, для кого я это
делаю. Меня не раз заставали там, где мне нельзя было находиться. Несколько раз домой
меня доставляла полиция, выдвигая обвинения в незаконном проникновении на чужую
территорию, вандализме или взломе с проникновением.
Несмотря на то, что дело ни разу не дошло до суда, я провела долгие часы в кабинете
маминого психотерапевта, где мне объясняли, что моя привычка разговаривать с самой
собой совершенно нормальна, а вот склонность разговаривать с людьми, которых, кроме
меня, никто не видит, – все-таки нет.
То же самое касалось моей антипатии к зданиям, построенным более пяти лет назад.
А также количества времени, проведенного на кладбищах, в церквях, храмах, мечетях,
квартирах и домах (как правило, запертых) других людей и на территории школы во
внеурочное время.
Должно быть, сыновья Энди что-то случайно услышали по этому поводу, отсюда и
возникли все эти расспросы про банду. Но как я уже говорила, меня все же ни разу не сажали
за решетку.
А двухнедельное исключение из школы, имевшее место в восьмом классе, даже не
попало в мое личное дело.
Так что, возможно, все эти посиделки на моей кровати и разговоры о том, чтобы
«начать все с начала» и тому подобном, уже стали для мамы чем-то обыденным. Как-то
странно было слушать ее рассуждения, в то время как в нескольких шагах от нас сидел
наблюдающий за нами призрак. Ну и ладно, неважно. Мамочка, похоже, нуждалась в этой
беседе о том, как хорошо теперь все у меня сложится здесь, на Западном побережье.
И если это все, чего ей хочется, то я из кожи вон вылезу, чтобы этого добиться. Я еще
раньше решила для себя, что не буду совершать никаких действий, могущих повлечь за
собой арест, – в любом случае, начало было положено.
– Ну что, – сказала мама, когда разговор на тему «у тебя не появятся друзья, пока ты
сама не станешь вести себя более дружелюбно» был исчерпан. – Если тебе не нужна помощь
в распаковке вещей, я, наверное, пойду гляну, как там дела у Энди с обедом.
Мало того, что Энди мог построить буквально все на свете, он к тому же был
замечательным поваром, в отличие – увы! – от моей мамочки.
– Да, мам, – согласилась я, – иди погляди. Я только немножко осмотрюсь здесь и через
минуту спущусь вниз.
Мама кивнула и встала… но зря я подумала, что легко отделалась. Подойдя к двери,
она обернулась ко мне, глянула глазами, полными слез, и выпалила:
– Я просто хочу, чтобы ты была счастлива, Сьюзи. Это все, чего я хочу. Как думаешь,
ты сможешь быть счастлива здесь?
Я крепко обняла мамулю. Мы с ней почти одного роста, когда я в ботинках.
– Конечно, мам. Конечно, я буду здесь счастлива. Я уже чувствую себя здесь как дома.
– Правда? – Она шмыгнула носом. – Честное слово?
– Честное слово.
И я даже не солгала. Ведь дома, в Бруклине, в моей спальне тоже постоянно
ошивались привидения.
Мама ушла, и я тихо закрыла за ней дверь. Подождав, пока на лестнице не стихли ее
шаги, я повернулась к окну.
– Ну ладно, – обратилась я к созданию, сидящему на подоконнике. – Кто ты такой,
черт тебя побери?
Глава 3
Было бы огромным преувеличением сказать, что парень удивился, услышав подобное
обращение к себе. Он не просто удивился. В действительности, он оглянулся через плечо,
чтобы убедиться, что я говорю именно с ним.
Ясное дело, единственное, что он мог увидеть позади себя, – это окно, а в нем –
потрясающий вид на залив Кармел. Поэтому призрак развернулся, чтобы посмотреть на
меня, и, должно быть, заметил, что мой взгляд устремлен прямо на его лицо, поскольку
тоном, который заставил бы неравнодушную к латиноамериканским парням Джину потерять
голову, вдруг выдохнул:
– Nombre de Dios13.
– Взывать к твоему Богу бесполезно, – сообщила я парню, подкатив поближе к своему
новому туалетному столику стул, украшенный розовыми кисточками, и оседлав его. – Если
ты еще не заметил, ты Ему вообще не интересен. В противном случае Он не оставил бы тебя
гнить здесь… – Я окинула взглядом его одежду, очень похожую на ту, что носили в «Диком,
Диком Западе»14. – Сколько? Лет сто пятьдесят? Ты действительно дал дуба так давно?
Парень непонимающе уставился на меня. Его глаза были словно черные тягучие
чернила.
– Что значит… дал дуба? – спросил он охрипшим от долгого молчания голосом.
Закатив глаза, я объяснила другими словами:
– Сыграл в ящик. Преставился. Окочурился. Отдал концы.
Увидев по недоуменному выражению лица призрака, что он по-прежнему не
понимает, о чем речь, я немного раздраженно выпалила:
– Умер.
– О, – откликнулся парень, – умер. – Но вместо того, чтобы ответить на мой вопрос,
помотал головой. – Не понимаю, – изумленно сказал он. – Не понимаю, как ты можешь меня
видеть. Все эти годы ни один человек даже…
– Ага, – прервала я его. Как вы, наверное, догадываетесь, я довольно часто слышала
подобные речи. – Слушай, времена, знаешь ли, меняются. Так с чем у тебя вышла заминка?
Моргнув, он уставился на меня своими большими черными глазами. Ресницы у него
были длиннее, чем у меня. Не так уж часто я сталкивалась с призраками, которые
оказывались красавчиками, но этот парень… юноша, должно быть, при жизни был каким-то
особенным, поскольку сейчас, несмотря на его нынешнюю принадлежность к
потустороннему миру, я пыталась украдкой разглядеть, что скрывалось под белой рубашкой,
слишком широко распахнутой у горла и обнажавшей значительную часть его груди и даже
небольшой участок живота. Интересно, у призраков бывают кубики на прессе? Раньше у
меня не было возможности – или желания – изучить этот вопрос.
Не то чтобы я собиралась позволить себе отвлечься на это сейчас. В конце концов, я
профессионал.
– Заминка? – эхом откликнулся парень.
Даже голос его был тягучим, а произношение казалось таким же ровным, без акцента,
как и мое собственное, за исключением легкой бруклинской нечеткости моего «т». В этом
парне, конечно, чувствовалась примесь испанской крови, на что указывали его Diosи
смуглый оттенок кожи, но он был таким же американцем, как и я, – если человек,
родившийся прежде, чем Калифорния стала штатом, могсчитаться американцем.
13 Nombre de Dios (испан.) – буквально «Имя Господне». Означает то же, что «О, Боже!».
14 «Дикий, Дикий запад» (англ. «The Wild, Wild West») – сериал 1965-1969 гг. о двух агентах Секретной
службы, экипированных множеством различных «прибамбасов», которые работают на правительство США на
Диком Западе. По мотивам сериала в 1999 году был снят одноименный фильм с Уиллом Смитом и Кевином
Кляйном в главных ролях.
– Ага.
Я прочистила горло. Слегка повернувшись, он поставил сапог на бледно-голубую
подушку, лежащую на банкетке, и я увидела неоспоримое доказательство того, что да, у
призраков действительно бывают кубики на прессе. Его брюшные мышцы были четко
выделены и покрыты легким налетом шелковистых темных волос.
Я сглотнула. С трудом.
– Заминка, – повторила я. – Проблема. Почему ты все еще здесь?
Призрак озадаченно смотрел на меня, хотя на его лице читалась явная
заинтересованность. Я пояснила:
– Почему ты не отправился на тот свет?
Парень помотал головой. Я уже упоминала о том, что у него были темные и коротко
подстриженные волосы, такие жесткие на вид, что казалось, если вы коснетесь их, то на
самом деле почувствуете, какие они густые?
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
Мне стало жарковато, но кожаную куртку я уже сняла и теперь не знала, что мне с
этим делать. Я не могла вот так просто снять с себя еще что-нибудь, когда призрак сидел и
пялился на меня. Возможно, именно осознание этого поспособствовало тому, что мое
настроение вдруг резко ухудшилось.
– Что значит, ты не понимаешь, что я имею в виду? – резко выпалила я, отбрасывая
назад пряди, упавшие на глаза. – Ты мертв. И не принадлежишь этому миру.
Предполагается, что ты должен быть где-то далеко, делая то, что положено всем людям
после смерти. Благоденствовать на небесах, или гореть в аду, или реинкарнироваться, или
подниматься на иную ступень сознания, или что там еще. Ты не должен просто… ну,
зависать тут.
Призрак задумчиво разглядывал меня, опершись локтем на согнутое колено, его рука
свободно свисала вниз.
– А что, если по чистой случайности, мне нравится зависать тут? – поинтересовался
