Текст книги "Таблетки для рыжего кота"

Автор книги: Мэг Кэбот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Но Купер нахмурился.

– Не понимаю, – сказал он. – Если все так и есть, то почему парень не сказал это полицейским, когда его спросили, где он находился в момент убийства? Почему он не показал им записи в журнале регистрации?

– Потому что, – с несчастным видом выдавила Сара, – потому что он… он кое-кого защищал.

– Кого? – вскричала я. – Кого он мог…

– Ладно, меня. – Сара, казалось, была не в состоянии поднять взгляд. – Он защищал меня.

Купер с удовлетворенным вздохом откинулся на спинку кресла, оно заскрипело.

– А я-то думал, что рыцари на белом свете перевелись.

– Все не так! – затараторила Сара, поднимая глаза. Ее щеки покраснели еще гуще. – Мы с ним… мы никогда…

Я посмотрела на нее с любопытством.

– Но тогда почему он тебя защищает?

– Я… я не хочу отвечать, – сказала Сара. – Мы можем просто показать детективу Канавану записи в журнале регистрации?

– Чем вы занимались всю ночь? – поинтересовался Купер. – Если не познавали друг друга в библейском смысле? Прости, конечно, мое любопытство. Кстати, имей в виду, Канаван обязательно задаст этот вопрос.

– Нет, мы не можем просто показать им записи в журнале, – не без раздражения ответила я на Сарин вопрос. – Я сама хочу знать, от чего тебя защищает Себастьян? Что…

– Ты действительно была с ним в восемь утра? – спросил Купер. – Ты сказала, что выписала его в восемь сорок пять, но значит ли это, что все время, начиная с того момента, как ты его впустила в общежитие накануне вечером, до того, как выпустила, ты была с ним?

– Послушайте, вы! – заорала Сара. Мне показалось, что она сейчас снова расплачется. – Может, не будете говорить одновременно? Это меня просто бесит! Вы прямо как мои родители!

От этих слов мы с Купером разом замолчали и, моргая, уставились друг на друга. Родители?

– Нет, я не была с ним все это время, – сказана Сара. – А чем мы занимались, никого не касается, и…

– Но, Сара, – перебила я. Ее реплику насчет родителей я решила выкинуть из головы. Потому что, если разобраться, это всего лишь ее личное мнение. – Когда ты записываешь какого-то гостя в журнал регистрации, ты за него отвечаешь и должна оставаться с ним все время, пока он…

– Неужели ты думаешь, что можешь явиться в шестой участок и ответить полицейским, что это не их дело? – Купер восхищенно присвистнул. – Здорово, хотел бы я на это посмотреть.

И тут вдруг меня как будто по голове стукнуло.

– Кофеварка! – вскричала я, наставив на Сару палец.

И Сара, и Купер взглянули на меня с таким видом, как будто я вдруг заговорила на неведомом языке. Но Сара при этом слегка занервничала.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Понимаешь, понимаешь. – Я все еще показывала на нее пальцем. – О кладовке! В которой мы сидели, пока наш офис был оккупирован полицейскими и медэкспертами. Я тогда подумала, что ее используют уборщики: там лежал спальный мешок. И стояла кофеварка. Комнатой явно кто-то пользовался. Но это вовсе не работники общежития, это Себастьян, да? Ты пропускала Себастьяна в общежитие и позволяла ему незаконно жить там, правда? Это правда?

Сара поежилась и закрыла лицо руками. Она не ответила, но в этом и не было необходимости.

– Неудивительно, что Себастьян не сказал полиции, где он был в момент убийства Оуэна, – продолжала я. – Он не мог сказать, потому что у тебя были бы из-за него неприятности. Тебя бы уволили за то, что ты позволила кому-то нелегально жить в здании. Не понимаю, Сара, о чем ты только думала? Ты что, с ума сошла?

Сара опустила руки и метнула на меня свирепый взгляд.

– Себастьян не виноват! Это была моя идея! А вообще, во всем виноват дурацкий отдел размещения! Себастьян попросил, чтобы его поселили с парнем, который придерживается вегетарианства. А с кем его поселили? С каким-то серфером из Калифорнии! Он даже не знает, что такое вегетарианство! А когда Себастьян пошел к директору общежития и попросил его переселить, ему сказали, что переселять некуда, нет мест. И что ему оставалось делать? Пожертвовать своими убеждениями?

– Нет, – сказал Купер. – Разумеется, он предпочел пожертвовать твоей работой.

Сара вдохнула так резко, что послышался свист. Через секунду у нее закружилась голова от гипервентиляции. К счастью, я нашла поблизости пакет из «Старбакса». Толкнув Сару обратно на диван, я заставила ее несколько минут подышать в этот пакет. Скоро она опять задышала нормально.

Сидя между мной и Купером и глядя застывшим взглядом на последнюю страницу каталога «Секрет Виктории», пока Люси раздирала остальное, Сара сказала:

– Наверное, я самая большая дура на свете, правда?

– Нет, не самая большая, – заверил Купер.

– Не обязательно рассказывать, сколько времени ты разрешала Себастьяну ночевать в кладовке, – предложила я. – Можно сказать, что это было только один раз, на одну ночь.

– Нет! – Сара так яростно замотала головой, что ее густые длинные волосы чуть не хлестнули нас с Купером. – Ведь я была ослеплена любовью. И даже не настоящей любовью, потому что Себастьян видит во мне только друга, не больше. Как будто такой парень, как он, может полюбить такую, как я.

– На свете случаются и более странные вещи, – сухо заметил Купер. – Особенно после одной-двух ночей, проведенных в обезьяннике. Мало ли, вдруг Себастьян выйдет оттуда другим человеком в том, что касается отношения к прекрасному полу в целом.

Мне хотелось ткнуть Купера локтем в бок, но мешала Сара. Впрочем, я зря волновалась: Сара все равно его не слушала.

– Я воспользовалась своим служебным положением, – сказала она. – Я пошла на обман и злоупотребила своим правом регистрировать гостей и правом доступа к ключам. Я во всем признаюсь.

– Мысль хорошая, – согласился Купер. – Но кому? Твой начальник мертв.

– Да, – кивнула я. – И лично мне кажется, что надо просто списать это дело на временное помрачение рассудка. Считай, что это была весенняя лихорадка.

– Я никогда больше не буду разговаривать с Себастьяном! – сказала Сара. – После того как мы решим вопрос с журналом регистрации. И после того как администрация президента удовлетворит все требования КРА. И после того как я найду для него другой вариант размещения, безопасный, но не дорогой. И после того как он получит психологическую консультацию по поводу посттравматического стресса.

– Вот это характер! – одобрительно заметил Купер.

Мы втроем двинулись обратно в Фишер-холл взять страницы из журнала регистрации и передать их детективу Канавану, чтобы ускорить освобождение человека, которого Сара, как она горячо заявляла, больше не любит. По дороге Сара сказала:

– Конечно, было бы лучше, если бы мы могли просто выяснить, кто на самом деле убил Оуэна. Не только ради Себастьяна, – поспешно добавила она. – Просто чтобы все поскорее смогли вернуться к нормальной жизни.

Мы с Купером переглянулись.

– Да, – согласилась я, – так было бы лучше.

11

Проходя с малышкой по парку,

Гуляя по собачьей тропинке,

Я чувствую юность жаркую,

Я снова готова к разминке.

«Песня Люси»

Автор Хизер Уэллс

На детектива Канавана записи в журнале регистрации, которые мы предъявили ему спустя сорок пять минут, произвели не особо сильное впечатление. Возможно, потому, что за долгий рабочий день он устал, и ему хотелось только одного – уйти домой.

А еще потому, что, как он заметил, эти записи не такое уж надежное алиби: кто угодно мог проскользнуть мимо охраны колледжа, выстрелить в голову временно исполняющему обязанности директора Фишер-холла и выскользнуть обратно.

Я заявила, что мне неприятно подобное неверие в надежность охраны Нью-Йорк-колледжа. На это замечание он вообще никак не прореагировал, только упомянул о пистолете, который нашли в барсетке у Себастьяна.

– Пистолет? – Сара фыркнула. – Какая ерунда! У Себастьяна нет оружия, он пацифист. Он считает, что насилие – это не метод, оно не решает никаких проблем.

На это детектив Канаван хмыкнул.

– Пацифист с револьвером тридцать восьмого калибра без разрешения на ношение оружия.

Поскольку пуля, пробившая череп Оуэна Витча в то время, на которое у Себастьяна не было надежного алиби, имела именно такой калибр, Сарин возлюбленный оставался главным и пока единственным подозреваемым в убийстве. Из его ли пистолета была выпущена пуля, убившая моего босса, покажет баллистическая экспертиза. А записи в журнале регистрации, если вообще имеют какой-то вес, то свидетельствуют скорее против Себастьяна – они дают полицейским первое убедительное подтверждение того, что Себастьян в момент убийства действительно находился в районе Фишер-холла.

Вот тебе и раз.

Все это очень плохо подействовала на Сару. Когда мы вышли из полицейского участка на Десятую Западную улицу, Сара едва держалась на ногах.

– Послушай, Сара. – Я испугалась, что ей опять станет плохо от гипервентиляции, и принялась лихорадочно искать взглядом какой-нибудь выброшенный бумажный пакет, чтобы заставить ее дышать. – Все будет хорошо. Уверена, Себастьян уже успел связаться с родителями. Они наймут хорошего адвоката. Себастьяну предъявят обвинение, выпустят под залог, и к утру он выйдет из тюрьмы.

Когда я это сказала, Купер издал какой-то звук, но я выразительно посмотрела на него, и он промолчал.

– Я знаю, – тихо сказала Сара.

– И ничего страшного, если Себастьян переночует в обезьяннике, – заверила я. – Детектив Канаван позаботится о том, чтобы ему предоставили ингалятор и лекарство от астмы.

– Я знаю, – снова сказала Сара. И снова тихо. Слишком тихо.

Я покосилась на Купера. Он поднял брови. Мы оба чувствовали, что что-то не так. Сара должна биться в истерике, почему же она так спокойна?

Мы ждали на углу, когда появится свободное такси, чтобы вернуться на Вашингтон-сквер. Был прекрасный весенний вечер, по улицам гуляло много народу: парочки, мамочки с детскими колясками, одиночки – некоторые с собаками, некоторые без. Все были стильно одеты (как-никак это Вест-Виллидж), и все наслаждались теплой погодой и темнеющим небом. Люди прогуливались мимо открытых кафе с яркими тентами, мимо дорогих магазинов, мимо кондитерских, из которых аппетитно пахло кексами, мимо секс-шопов…

Казалось, Сара ничего этого не замечала. Она с отсутствующим видом смотрела прямо перед собой. Когда Купер сумел поймать такси, и оно затормозило перед нами, а Сара не двинулась с места, я ущипнула ее на манер Маффи Фаулер. Нет, не сильно, просто чтобы добиться от нее хоть какой-то реакции.

– Ой! – вскрикнула Сара. – Зачем ты это сделала?

– Что с тобой происходит? – поинтересовалась я. – Ты только что узнала, что твой любимый Себастьян оказался большим обманщиком. Почему ты не падаешь в обморок, почему не плачешь?

– О чем ты? – Сара сдвинула брови, которые давным-давно пора было выщипать. – Себастьян – вовсе не мой любимый. И НЕ обманщик.

– Пацифист с револьвером тридцать восьмого калибра? – скептически спросил Купер, придерживая для нас заднюю дверцу такси. – Тебе не кажется, что в этом есть некоторое лицемерие?

– Господи, неужели вы не понимаете? – Сара издала горький смешок. – Это же очевидно! Кто-то подбросил ему этот револьвер.

Я села рядом с Сарой и посмотрела на Купера, но тот только плечами пожал. Видно, он, как и я, ничего не понимал.

– Совершенно ясно, что это заговор, – объяснила Сара таким тоном, будто мы бестолковые, если сами не понимаем. – Это подстроено администрацией президента. Не знаю, как им это удалось, но можете не сомневаться, что за этим делом стоят они. Себастьян никогда бы не стал ходить с оружием. Должно быть, кто-то подбросил револьвер в его барсетку.

– Угол Западной Вашингтон-сквер и Уэверли, – сказал Купер таксисту и сел на заднее сиденье рядом со мной.

– Да, надо отдать тебе должное, Сара, это нечто новенькое. Заговор администрации президента Нью-Йорк-колледжа. Очень творческий подход.

– Смейся, сколько хочешь. – Сара решительно отвернулась к окну. – Но они еще об этом пожалеют. Очень пожалеют.

Я посмотрела на ее профиль. За окном темнели, и мне было не очень хорошо видно, поэтому я не могла сказать наверняка, шутит она или говорит всерьез.

Но это же Сара, она никогда не была большой шутницей.

– Очень пожалеют? Что ты хочешь этим сказать? – переспросила я. – Что ты имеешь в виду?

– Ничего, – невинно сказала Сара. – Не волнуйся.

Я посмотрела на Купера: он сдерживал улыбку. Хотя я лично ничего смешного в этой ситуации не видела.

Такси остановилось перед Фишер-холлом. Я пригласила Сару поужинать с нами, но она отказалась. Сказала, что у нее много работы, и ушла. Купер заметил, что оно и к лучшему, потому что он уже изрядно устал от этой ходячей драмы в возрасте двадцати с чем-то лет.

– Интересно, что она имела в виду? – повторила я, пока мы шли к парадному входу в дом. – Что у нее на уме?

– Не знаю. – Купер нашарил в кармане ключи. – Но, по-моему, ты можешь не волноваться. Если она начнет отбиваться от рук, у тебя есть способ на нее воздействовать: тебе известно, что она разрешала тому типу незаконно жить в здании. Просто пригрози, что выдашь ее.

– Ох, Куп, я не могу.

– Почему? – удивился Купер. – Хизер, ты слишком мягкая. Кстати, что это вообще значило: вся эта история с моей машиной? Неужели кому-то могло прийти в голову, что есть хоть малейший шанс получить мою машину?

– Нет. Но что касается мягкости, не тебе меня упрекать. Вспомни другую историю, в твоем кабинете, когда ты велел Саре убираться к такой-то матери. Можно подумать, ты на самом деле собирался ее вышвырнуть. Да ты отсюда и таракана не вышвырнешь. Это совершенно ясно.

– Хизер, возможно, ты не заметила, но она нам нагло врала. – Купер наконец отпер входную дверь и распахнул ее. – Как ты думаешь, добились бы мы от нее правды, если бы я с ней нянчился, как ты?

У меня зазвонил мобильный. Я его достала, увидела, что звонит Тед, и сразу перевела звонок на голосовую почту. К сожалению, Купер стоял достаточно близко, поэтому мог прочитать, кто звонит. И увидеть, куда я переключила звонок.

– Неприятности в раю? – усмехнулся он.

– Нет, – натянуто сказала я. – Просто у меня сейчас нет настроения с ним разговаривать. – Я вошла вслед за Купером в дом и бросила сумочку и ключи на тот же столик, на который бросил свои ключи и бумажник Купер. – Все-таки тебе необязательно было обращаться с ней так сурово.

Купер повернулся и посмотрел на меня.

– Нет, Хизер, обязательно. Иногда приходится давить на людей, чтобы добиться от них правды. Может, это некрасиво, но зато действенно.

– Значит, мы с тобой расходимся во мнении. Потому что, на мой взгляд, можно достичь тех же самых результатов по-хорошему.

– Ну да, – сказал Купер. – Года за четыре.

– Рано или поздно у Сары проснулась бы совесть, – настаивала я. – И гораздо раньше, чем через четыре года. Скорее, через четыре минуты. Что как раз и произошло. Боже мой, чем это пахнет?

Купер втянул воздух и сказал тоном человека, очень довольного своим открытием:

– О-о, это аппетитный запах тушеных ребрышек, которые приготовил твой отец.

Я была потрясена.

– Боже, до чего же вкусно пахнет!

– Да, наслаждайся этим, пока есть возможность, потому что сегодня такое удовольствие выпадает нам в последний раз.

– Заткнись, – сказала я. – Папа всего лишь переезжает на окраину, а не умирает.

– Это ты была недовольна, что он живет с нами, – напомнил Купер и поспешил в глубину дома, откуда и доносился этот невероятно аппетитный запах. – А меня-то вполне бы устроило, если бы он жил здесь всегда.

Я просто ушам своим не верила.

– Да ладно, – сказала я, семеня рядом с ним. – А как же йога, как же ароматические свечи? Они тебе не мешали? А его игра на флейте?

– Притом что дома меня ждали такие обеды? Вполне простительно.

– Наконец-то! – крикнул из кухни папа.

Я точно знала, что он слышал, как мы идем по коридору, но не слышал, о чем говорили. Слух у него уже не тот, что раньше, а стены в доме Купера толстые. В девятнадцатом веке строили не так, как сейчас.

– Эй, вы, хватит пререкаться, давайте к столу! Обед готов, вы опаздываете!

Мы прибавили шагу. В до нелепого большой (во всяком случае по Манхэттенским меркам) кухне нас ждал накрытый стол, вино разлито по бокалам, свечи зажжены. Папа в бело-голубом фартуке поверх рубашки, в оливково-зеленых вельветовых брюках и мокасинах стоял у разделочного стола и готовил салат. Увидев нас, он просиял. Люси тоже, она стучала хвостом по полу с довольным видом собаки, которая уже совершила вечернюю прогулку.

– Привет, – сказал папа. – Очень рад, что вы все-таки пришли.

– Извини, что опоздали, – начала я. – Нам пришлось везти Сару в полицейский участок. Оказалось, что она…

Я смолкла на полуслове, потому что увидела, что кроме нас с Купером и папы с Люси в кухне есть еще кое-кто. Этот кое-кто сидит за столом, и перед ним уже стоит полная тарелка, хотя он вежливо ждет, когда мы сядем, и не прикасается к еде. Зато про его бокал с вином я лучше промолчу.

– Хизер! – заплетающимся голосом сказал Джордан, брат Купера, салютуя нам бокалом. – Слышали новость? Я стану папой!

* * *

– Честное слово, у меня не было выбора, мне пришлось его впустить, – объяснил папа намного позже, после ужина, когда Купер повез брата обратно в его пентхаус в Верхнем Ист-Сайде. – Он очень хотел увидеть тебя. И был в очень праздничном настроении.

Если вы спросите мое мнение, я бы сказала, что настроение у Джордана было, скорее, суицидальное. Но, с другой стороны, так и бывает, когда узнаешь, что твоя жена беременна, а ты не на сто процентов уверен, что готов стать отцом.

Но Джордан попросил, чтобы этот пункт остался между нами, – попросил во время ужина, когда я возвращалась из туалета, а Джордан поймал меня в холле.

– Не надо было мне тебя отпускать, – скорбно сообщил он, прижав меня к стене.

Поскольку такие разговоры происходили у нас регулярно, с интервалом в три-четыре месяца, я хорошо изучила сценарий и свою роль знала заранее. Мне нужно было произнести всего лишь такие слова:

– Джордан, это мы уже проходили. У нас с тобой ничего не получилось, тебе гораздо лучше с Таней. Ты же знаешь, она тебя любит.

Однако на этот раз Джордан ушел в сторону от привычного диалога, сказав:

– В том-то и дело. Думаю, она меня не любит. Я знаю, Хизер, это звучит дико, но мне кажется… мне кажется, что она вышла за меня только потому, что я тот, кто я есть. Из-за того, кто мой отец. Владелец «Картрайт рекорде». Эта история с ребенком… ну, не знаю. Вдруг она затеяла это только затем, чтобы потом получить алименты побольше?

Признаюсь, я была потрясена.

Но это же Джордан. И он пьян. А Джордан и спиртное несовместимы.

– Нет, она не поэтому хочет завести ребенка, – попыталась я его успокоить. – Таня тебя любит.

На самом деле я, конечно, никак не могла этого знать, но не собиралась говорить об этом Джордану.

– Но ребенок… – заскулил Джордан. – Я о детях ничего не знаю. Как я могу быть отцом?

Это было на редкость глубокое и саморазоблачающее заявление, особенно для Джордана. Оно показало, что Джордан заметно повзрослел, стал более зрелой личностью.

– Джордан, сам факт, что ты это понимаешь, – сказала я, – показывает, что теперь ты как никогда готов стать отцом. Серьезно. Коль скоро ты будешь об этом помнить – я имею в виду, помнить, что ты ничего ни о чем не знаешь, – думаю, ты будешь замечательным отцом.

– Правда? – Джордан заметно повеселел, будто мое мнение по этому вопросу имело для него какое-то значение. – Хизер, ты серьезно?

– Да, серьезно. – Я слегка сжала его руку. – А теперь, может, вернемся к столу?

Вскоре после этого Купер убедил брата, что для одного вечера он достаточно напраздновался, и уговорил его позволить отвезти себя домой. В конце концов Джордан согласился, хотя и неохотно и с условием, что по дороге они будут слушать демоверсию его нового диска. Купер принял это условие, но я заметила, как его передернуло от отвращения. После обеда я убедила папу отдохнуть за чашечкой любимого травяного чая, а сама принялась мыть посуду.

– Ну и денек тебе выпал, – заметил папа, пока я оттирала запекшийся жир со стенок кастрюли. – Наверное, ты совсем без сил. Ты ведь еще и бегала сегодня утром?

– Ну да, если это можно так назвать, – пробурчала я. (Спору нет, ребрышки были хороши, но неужели для их приготовления надо было непременно испачкать все кастрюли, какие только есть в доме?)

– Наверное, Тед очень тобой гордится. Для тебя выйти на пробежку – настоящий подвиг. Знаешь, он снова звонил по домашнему телефону, незадолго до того, как вы вернулись. Я бы пригласил его на ужин, но ведь он не ест мяса, а у меня нет ничего другого.

– Все нормально, папа, – сказала я. – Я ему позже перезвоню.

– Так у вас с ним серьезно, да?

Я вспомнила, как Тед вел себя сегодня утром. Неужели это было только сегодня? А кажется, давным-давно.

– Да, – сказала я. – Наверное. То есть… – «Он собирается сделать мне предложение». – Я не знаю.

– Очень мило, – туманно заметил папа, – что у тебя кто-то есть. Знаешь, Хизер, я до сих пор иногда за тебя волнуюсь. Ты всегда была не такой, как другие девочки.

– Вот как?

Мне попался особенно неподатливый ошметок пригоревшего жира, и я пыталась отскоблить его ногтем. Можно было воспользоваться губкой, но я опасалась, что она поцарапает эмаль на посуде, которую Куперу когда-то подарила его подруга, профессиональный повар, чье имя осталось далеко в прошлом.

– Я хотел сказать, – продолжал папа, – что ты всегда больше походила на меня, чем на маму. Ты не из тех, кого устраивает «статус кво». И не из тех, кому подходит работа с девяти до пяти. Вот почему меня удивляет, что ты так предана своей нынешней работе.

– Я бы не сказала, что я ей предана. – Я сдалась и взяла губку. Если тереть осторожно, то, может быть, я и не поцарапаю эмаль. – То есть работа мне нравится…

– Но твое настоящее призвание – вокал, – сказал папа. – И сочинение песен. Что скажешь?

– Не знаю. – Губка тоже не помогла. – Это мне тоже нравится.

– А что ты ответишь, если я скажу, что у тебя появилась возможность заняться этим снова? Писать и исполнять свои песни. За деньги. Причем за большие деньги. Как ты к этому отнесешься?

Удалось! Сгусток пригоревшего жира удалось отодрать! Но сколько таких же еще осталось!

– Не знаю, – сказала я. – Что ты имеешь в виду? Ты знаешь, Фрэнк, муж Пэтти, давно предлагает взять меня в турне со своей группой, и, должна тебе сказать, это уже не совсем то, что мне нужно…

– Нет-нет. – Папа подался вперед, и поверх его спины я разглядела в кухонное окно огни Фишер-холла. Студенты вернулись в свои комнаты, кто-то садился заниматься, кто-то собирался развлекаться. И никого не останавливало, что утром убили исполняющего обязанности директора общежития.

– Есть вполне реальный шанс, который мы с Ларри хотим тебе предложить. Мы знаем, как ты относишься к звукозаписывающему бизнесу, знаем, что, обжегшись на молоке, на воду дуют. Но это совсем другое дело. Ты ведь слышала про «Вигглз»?

Я на время прекратила бороться с посудой.

– Английская программа для детей? Да, слышала, ребенок Пэтти ее обожает.

– Нет, это австралийская детская группа, – поправил папа. – Но наш проект тоже из этой области. Мы с Ларри планируем продвигать детскую музыкальную программу на видеокассетах и DVD. Стоимость производства по сравнению с деньгами, которые можно на этом заработать, буквально ошеломляет своей ничтожностью. И тут появляешься ты. Мы бы хотели, чтобы ты стала звездой этих видео – хозяйкой шоу, певицей и автором песен. Детей ты всегда очень привлекала, было что-то такое в твоем голосе, в манере петь… а может быть, все дело в светлых волосах. Ты будешь играть главную роль, а все остальные персонажи будут рисованными, в общем, ты будешь единственным человеком. В каждой серии ты будешь касаться новой темы – приучение к горшку, детский сад, страх утечь вместе с водой в сливное отверстие в ванне и так далее. Мы прикинули цифры и думаем, что нашим конкурентам – «Дора-исследователь» и «Вигглз» – придется побегать. Передачу собираемся назвать «Мир Хизер». Что ты об этом думаешь?

Я забыла про посуду. Теперь я стояла возле раковины и смотрела на папу. У меня было такое ощущение, будто мой мозг – это DVD-проигрыватель, в котором нажали кнопку «пауза».

– Что? – очень умно спросила я.

– Девочка моя, я знаю, что ты настроилась на получение высшего образования. – Папа снова подался вперед. – И ты прекрасно можешь продолжать учиться. В этом-то вся прелесть проекта. Никаких турне, никакой рекламной кампании. Во всяком случае, сейчас. Нам только нужно, чтобы были написаны песни и записано видео, тогда мы выбросим его на рынок и посмотрим, как оно пойдет. У меня такое чувство, и Ларри со мной согласен, что диски пойдут «на ура». Тогда можно будет поработать с твоим расписанием, чтобы организовать рекламу – любую, какую нам захочется. Ты заметила, что я говорю «мы»? Сколько ты захочешь работать – много ли, мало ли, – на этот раз нагрузка целиком зависит от тебя. Хизер, я не твоя мать, и ни в коем случае не хочу, чтобы ты работала на износ.

Я все еще не могла как следует вникнуть в смысл папиных слов.

– Ты хочешь сказать, что я… что мне нужно бросить работу в Фишер-холле?

– Ну-у, – медленно сказал папа, – боюсь, что придется. Но, Хизер, твоя работа над этим проектом будет хорошо оплачиваться, ты получишь солидный аванс, скажем, раз в сто больше того, что ты зарабатываешь в Фишер-холле за год. Плюс гонорары. И, думаю, Ларри не будет возражать, чтобы ты получала процент от общей прибыли.

– Да, но… – Я заморгала. – Не знаю, бросить работу… У меня хорошая работа. В ней есть свои преимущества. Освобождение отплаты за обучение. И медицинская страховка.

– Хизер! – В голосе папы начало сквозить нетерпение. – Общая прибыль «Вигглз» – примерно пятьдесят миллионов долларов в год. Думаю, имея пятьдесят миллионов в год, ты сможешь позволить себе любую медицинскую страховку, какую только захочешь.

– Да, – согласилась я, – но ты же не можешь быть уверен, что эти штуки на видео будут хорошо продаваться. Может, они в итоге получатся паршивыми. Вдруг они не понравятся детям? И дело кончится тем, что их будут продавать в супермаркетах по бросовой цене.

– Да, мы идем на определенный риск, – кивнул папа.

– Но… Я никогда не писала детских песен. Я пишу песни для взрослых, для таких, как я.

– Все правильно, – сказал папа. – Но песни для детей будут не так уж сильно отличаться от песен для недовольных жизнью молодых женщин вроде тебя.

Я снова недоуменно заморгала.

– Недовольных жизнью?

– Вместо того чтобы ныть из-за размера твоих джинсов, – продолжал папа, – ты будешь ныть, что у тебя нет таких же штанишек, как у больших девочек. Если честно, Хизер, я из-за тебя пошел на риск. Ларри хочет пригласить Мэнди Мур, но я его попросил повременить с этим. Сказал, что ты наверняка придумаешь что-нибудь сногсшибательное.

Я покачала головой.

– Папа, я не хочу писать и петь песни про штанишки и горшки.

– Хизер, – вздохнул папа, – мне кажется, ты не понимаешь. Это редкостная возможность для всех нас. Но в первую очередь для тебя. Это шанс выбраться из гадюшника, в котором ты работаешь, из того самого места, между прочим, где не далее как сегодня утром застрелили твоего босса, причем застрелили в комнате, рядом с той, где работаешь ты. А еще – давай уж будем друг с другом откровенны – это шанс заиметь собственное жилье, тебе не надо будет жить вместе с Купером. Согласись, этот вариант для тебя не самый полезный.

Я быстро отвернулась к раковине.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду.

– Не понимаешь? – мягко переспросил папа. – Скажи, Хизер, почему ты не перезвонила Теду? Потому что была очень занята? Или потому что в глубине души ты знаешь, что любишь другого?

Я чуть не выронила бокал, который отмывала.

– Ну, папа, – пробурчала я, – так недолго и ранить.

Папа встал из-за стола, подошел и положил руку мне на плечо.

– В том-то и дело, девочка. Я не хочу, чтобы ты страдала. Я хочу тебе помочь. Видит Бог, ты мне много помогала в последние несколько месяцев. И я хочу ответить тебе тем же. Неужели ты мне не позволишь?

Я не смела посмотреть ему в глаза, потому что знала: если посмотрю, то соглашусь. А я не хотела соглашаться. Пожалуй, не хотела. Поэтому я посмотрела не на отца, а на мыльную воду в раковине.

Потом я вздохнула.

– Папа, дай мне немного над этим подумать, ладно? Я не смотрела на него и, конечно, не видела его улыбки. Но я чувствовала, что он улыбается.

– Конечно, девочка моя, – сказал он. – Только не слишком долго думай. Такие возможности не будут ждать тебя вечность. Да ты и сама это знаешь.

Еще бы мне не знать.