Текст книги "Таблетки для рыжего кота"

Автор книги: Мэг Кэбот

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Я видела, что он замер, потому что смотрела на его ботинки.

– Ох, – тихо произнес Пит.

– Опусти жалюзи, – посоветовала я, глядя в пол.

– Что? – не своим голосом спросил Пит.

– Жалюзи, – повторила я. – Любой прохожий может заглянуть в окно. Странно, что никто еще этого не сделал. – Хотя, с другой стороны, это же Нью-Йорк-сити, деловой Нью-Йорк, всем некогда. – Жалюзи опусти.

Мне стало лучше. Еще не настолько хорошо, чтобы заглянуть в комнату, в которой стоял Пит, но достаточно хорошо, чтобы выпрямиться и снять телефонную трубку.

– Я позвоню в девять-один-один, а ты опусти жалюзи.

– Хорошо.

Голос Пита звучал все еще странно, наверное, потому, что он непрерывно и очень изобретательно продолжал бормотать ругательства. Я услышала, как опускаются жалюзи, прижала к уху телефонную трубку и набрала номер девять-девять-один-один. Дополнительная девятка нужна для того, чтобы выйти на городскую линию.

Пока я это делала, в замок наружной двери офиса – она у нас захлопывается автоматически – вставили ключ, и в офис вошла Сара, которая учится в колледже и работает нашей помощницей (наверное, правильнее говорить, моей помощницей, потому что «нас» больше нет).

– Привет, – сказала Сара. – Что происходит? Почему здесь Пит? Где…

– Не надо! – одновременно завопили мы с Питом, когда Сара шагнула к двери доктора Витча.

В это самое мгновение в трубке раздался голос оператора службы спасения.

– Девять-один-один, что случилось?

– В чем дело? – возмутилась Сара, потому что Пит вытянул руки, не давая ей войти в кабинет доктора Витча. – Что там? Дайте мне посмотреть! Дайте мне посмотреть!

– Алло? – проскрежетал мне в ухо голос оператора службы спасения.

– Да, я здесь, – сказала я. – Мне нужно вызвать полицию в Фишер-холл на Западной Вашингтон-сквер.

Я продиктовала адрес, хотя вряд ли в этом была необходимость. Наверное, каждый оператор службы спасения на Манхэттене уже знает наизусть адрес «Общаги смерти».

– Сядь за стол, – велел Пит Саре, закрывая за собой дверь в кабинет доктора Витча.

– Это еще почему? Что происходит? Почему вы не разрешаете мне заглянуть? Так нечестно, я…

– Да что с тобой такое? – взвился Пит. – Я тебе велел сесть за стол, иди и сядь!

– Ты не можешь приказывать мне! – закричала Сара. – Я не просто студентка, я работаю в этом колледже! Я такой же наемный работник колледжа, как и ты! И у меня есть такое же право знать, что происходит, как у любого другого работника. Мне надоело, что администрация президента Эллингтона обращается со мной, как…

– Мэм, – спросил оператор девять-один-один, – какого характера происшествие?

– Э-э…

Из-за Сариного нытья я почти не слышала собственных мыслей.

– …С гражданином второго сорта, – продолжала Сара. – Мы объединяемся в союз, и даже не пытайтесь прятаться за безответственным решением администрации, вы не отнимите у нас право это сделать!

– Мэм, – спросил оператор, – вы у телефона?

– Да, – сказала я. – Извините.

– Так какого характера происшествие?

– Э-э, – промямлила я. – Кто-то убил моего босса выстрелом в голову.

3

Нет, ты не толстая, но пончик оставь,

Съешь сельдерей, обойдись без десерта.

Голод полезней гурманских забав,

А тренировка важнее концерта.

«Такая, какая есть»

Автор Хизер Уэллс

Ладно, признаю, я была не самой большой поклонницей Оуэна. Но ведь все равно его взяли на работу в Фишер-холл только временно, чтобы закрыть брешь. Администрация президента десантировала его в холл директорского кабинета, чтобы он, насколько это удастся, разобрался во всей этой кутерьме с «Общагой смерти».

Причем даже нельзя сказать, чтобы Оуэн полностью сосредоточился на этой работе, его все время отвлекала история с объединением аспирантов в союз. Но все-таки он нашел время наехать на меня за то, что я занимаю канцелярские принадлежности в конторе кафетерия.

Ладно, не буду, знаю, что мелочно жаловаться на такое, когда человека нет в живых.

По крайней мере, в отличие от Сары, я не сказала, что так ему и надо.

Конечно, Сара не видела, что пуля прошла через череп Оуэна, вышла с другой стороны и оставила черную дыру, окруженную брызгами крови в центре его черного ежедневника «Гарфилд»[2]2
  Гарфилд – кот, персонаж мультсериала.


[Закрыть]. (Картинка: Гарфилд сидит в очках и ест лазанью.)

Пуля вошла в затылок со стороны окна – я слышала уличный шум не потому, что выстрелом разбило одну панель, а потому что окно было открыто, – и вышла спереди. Наверное, Оуэн хотел насладиться теплым весенним утром. Он даже не упал со стула, наоборот, сидел прямо, перед ним стояла чашка – кофе остался нетронутым, но явно остыл. Было ясно, что смерть застала Оуэна врасплох, и умер он быстро, не мучился.

Но все равно. Я совершенно уверена, что он не заслужил такую смерть. Да и вообще никакую.

– Ладно, не важно, – сказала Сара, когда я упомянула об этом вслух.

Мы сидели в пустой кладовке чуть дальше по коридору, недалеко от нашего офиса, который полиция оцепила как место преступления. В этой кладовке раньше был кабинет студенческого правительства, но после многочисленных жалоб студентам в прошлом месяце выделили другое помещение.

Теперь кладовка используется по назначению, здесь хранятся старые сломанные стулья из вестибюля и прочий хлам.

По какой-то неведомой причине в этой кладовке находятся и небольшой компьютер, и несколько вполне целых стульев, а также спальник и, судя по виду, вполне работоспособная кофеварка, вокруг которой разбросано довольно много кружек. Наверное, уборщики и строители используют эту комнатушку как помещение для неофициальных перерывов. Хорошо, что Оуэн мертв, а то, скажу я вам, он бы расквасил пару физиономий.

Сара словно прочитала мои мысли.

– Но согласись, – сказала она, – Оуэн был достаточно гнусным типом.

– Достаточно гнусным для того, чтобы его за это застрелить? – поинтересовалась я. – Не думаю.

– А как же эта история с бумагой? – спросила Сара.

– Он не хотел, чтобы я занимала бумагу в соседнем кабинете! – заорала я. – И что в этом плохого?!

– Орать совершенно незачем. Этот бюрократ и крючкотвор Витч цеплялся к мелочам, вместо того чтобы заниматься серьезными вещами, которые требовали его внимания. Например, пренебрежением администрации колледжа к основным человеческим потребностям самых старательных сотрудников.

– Не знаю, могу ли я отнести себя к самым старательным работягам Нью-Йорк-колледжа, – скромно сказала я.

Строго говоря, я не получаю бесплатного питания, по сути дела я его просто ворую.

– Я не про тебя говорю, – отрезала Сара. – Я говорю о работающих студентах и аспирантах, вроде меня. Им отказано в медицинском обслуживании за счет колледжа, для них не предусмотрены зашита и льготы для молодых родителей, отсутствует система разбора жалоб, они лишены других прав трудящихся – а все по вине нашей равнодушной администрации.

– А-а, – сказала я.

Я не могла не заметить, что на столе – на том самом, на котором стоит компьютер, – царит жуткий беспорядок, он весь засыпан липкими бумажками-напоминалками, на которых что-то нацарапано, крошками еды непонятного происхождения и заляпан кругами от кружек с кофе. Не помню, чтобы студенческое правительство, выезжая, оставляло комнату в таком беспорядке. Надо будет попросить уборщиков ее вымыть, а то у нас, как пить дать, заведутся мыши. Если бы Оуэн увидел этот стол, то горестно покачал бы головой. Он был слегка помешан на чистоте и порядке, например, однажды спросил меня, как я вообще что-то нахожу на своем столе. После чего я, улучив момент, просто смела все со стола в нижний ящик. Проблема была решена.

Возможно, Сара права, возможно, Оуэн предпочитал сосредоточиться на всякой ерунде, типа захламленных письменных столов, чтобы не задумываться о более серьезных вопросах. Например, о том, что кто-то хочет его убить.

– Суть в том, – продолжала Сара, – что, если администрация президента будет и дальше тянуть с разрешением на создание нашего профсоюза, мы устроим забастовку, и другие профсоюзы не станут прорывать наши пикеты, забастовка распространится на весь кампус, никто не будет заниматься ни попечительской работой, ни техобслуживанием, никто не будет вывозить мусор, работать в охране. Посмотрим, долго ли продержится президент Эллингтон. Думаю, когда ему придется пробираться в кабинет через горы мусорных мешков, он быстро поймет, насколько мы важны.

– Угу, – кивнула я.

– И не думай, что доктор Витч об этом не знал, – продолжала Сара. – Мы ему говорили в открытую, что так и будет, если он не передаст наши требования в администрацию президента.

Я заморгала.

– Так и будет? Что? Его убьют выстрелом в голову? Сара закатила глаза.

– Да нет же! Что мы устроим забастовку. Доктор Витч об этом знал. Сегодня в полночь истек очередной срок подписания нашего контракта, а они ничего не сделали. Ну что же, теперь им придется расхлебывать последствия.

– Минуточку! Так ты думаешь, что доктора Витча убил кто-то из членов вашей организации? За то, что он не уделял достаточного внимания вашим требованиям?

Сара взвизгнула.

– Хизер! Нет, конечно! КРА не поддерживает насилие!

– О… – Я снова заморгала, потом сказала: – Ладно, поскольку Оуэна убили сегодня утром, как думаешь, сможешь убедить этот, как его…

– Коллектив работающих аспирантов. Сокращенно мы называем его КРА.

– Хорошо. Поскольку человек, через которого вы обычно вели переговоры с администрацией, мертв, может, возьмете тайм-аут на денек, пока мы не выясним, кто это сделал и почему?

Сара замотала головой, ее длинные волосы коснулись локтей. Она была одета в строгом стиле участницы Коллектива работающих аспирантов: комбинезон поверх черной водолазки, ботинки на толстой подошве, очки в тонкой металлической оправе. Облик дополняла копна кудряшек.

– Хизер, ты что, не понимаешь? Этого они и хотят! Откуда нам знать, что убийство не срежиссировано администрацией президента? Вдруг они убили его сами, чтобы отложить нашу забастовку? Они же знают, сколько проблем создаст эта забастовка.

Я потерла виски, чувствуя, что начинает болеть голова.

– Сара, никто из администрации президента не убивал доктора Витча. Твое предположение просто нелепо.

– Так же нелепо, как твое – что его убил один из нас! – Сара отбросила волосы назад и мрачно пояснила: – Неужели не понимаешь? Все будут отмахиваться от этого предположения, как от нелепого, и именно поэтому им все сойдет с рук. Хотя я не утверждаю, что это сделали они.

– Кто что сделал?

В дверях появился высокий бледный парень с барсеткой и длинными неопрятными дредами – мужская версия прикида аспиранта Нью-Йорк-колледжа. Я узнала его по фотографиям в студенческой газете и по короткой встрече перед библиотекой, где они с Сарой участвовали в пикете. Это был Себастьян Блументаль, глава Коллектива работающих аспирантов, или КРА.

И, если чутье меня не обманывает, предмет Сариных воздыханий.

– И что делают в нашем холле копы? – полюбопытствовал он. – Кто-нибудь снова потерял часть тела в лифте?

Я метнула в него свирепый взгляд. Просто уму непостижимо, до чего же быстро распространяются в этом здании новости.

– Это была дурацкая шутка. Так что происходит?

– Кто-то застрелил доктора Витча, – буднично сообщила Сара.

– Серьезно? – Себастьян бросил сумку на диван (обнаруженный в одной из студенческих комнат и конфискованный, потому что в резиденциях Нью-Йорк-колледжа разрешается использовать только негорючую мебель). – Выстрелом в живот?

– В голову, – поправила Сара. – Так стреляют киллеры.

На Себастьяна это, кажется, произвело впечатление.

– Круто! Я же говорил, что он связан с мафией.

– Послушайте! – раздраженно воскликнула я. – Человек мертв! В этом нет ничего «крутого»! И доктор Витч не был связан с мафией. О чем вы вообще толкуете? Вероятнее всего, его убило шальной пулей во время перестрелки наркоторговцев в парке.

– Ну, не знаю, Хизер, – с сомнением протянула Сара. – Ты же сказала, что выстрел пришелся точно в затылок. Шальные пули так не попадают. Думаю, Витча застрелили нарочно, и это сделал кто-то из его знакомых.

– Или кто-то, кого наняли, чтобы его убить, – предположил Себастьян. – Например, киллера могла нанять администрация президента, чтобы сорвать наши переговоры.

– Я об этом и говорила! – радостно завопила Сара.

– Вот как? – Себастьян был очень доволен собой.

– Ладно, – сказала я. – Убирайтесь отсюда. Оба. Себастьян перестал улыбаться.

– Да ладно тебе, Хизер, согласись, что он был противным типом. Вспомни, как он на тебя орал из-за бумаги.

Теперь мой свирепый взгляд обратился на Сару. Поверить не могу, что она рассказала об этом Себастьяну.

– Неужели теперь все будут об этом вспоминать? – возмутилась я. – И не орал он, просто…

– Не важно, – перебила Сара. – Себастьян, это Хизер обнаружила труп, вполне понятно, что ее колотит дрожь. Наверное, я побуду с ней до допроса. Известно ведь, что Хизер таила на убитого злобу из-за той истории с бумагой.

– Я вовсе не дрожу! – закричала я. – Со мной все в порядке. И никто не собирается меня допрашивать, я…

– Черт! – сказал Себастьян. Он положил руку мне на плечо. – Может, принести тебе что-нибудь из столовой? Горячего чаю или еще чего?

– О-о-о-ох, – вздохнула Сара. – Мне бы кофе. И кекс, если у них есть.

Я была потрясена.

– Сара!

– Ладно, Хизер, какая разница, – раздраженно сказала Сара, – если Себастьян угощает. Когда начнется забастовка, а она скоро начнется, наши обеды, наверное, отменят, так что я не собираюсь тратить деньги на еду, когда кто-то другой предлагает заплатить…

– Хизер! – В дверях кладовки вырос Гевин МакГорен, тощий первокурсник с режиссерского факультета, который безответно и несчастливо влюблен в меня. Гевин запыхался и тяжело дышал. – Господи, Хизер, вот ты где. Ты в порядке? Я узнал, что случилось, и примчался, как только смог.

– МакГорен, ты-то мне и нужен, – сказал Себастьян. – Завтра вечером в парке у нас состоится митинг, и мне надо, чтобы кто-нибудь установил микрофоны. Займешься этим?

– Конечно, не вопрос, – сказал Гевин. Он сбросил рюкзак на пол, а сам, не отрываясь, смотрел на меня. – Это правда? Он на самом деле погиб от шальной пули какого-то торговца наркотиками? Я так и знал, что опасно оставлять окна на уровне улицы, надо было заложить их кирпичами. Хизер, ты хоть понимаешь, что на его месте могла быть ты?

– Гевин, расслабься, – сказала Сара. – Ей и без того тошно, ты что, хочешь сделать ей еще хуже?

– О боже, – взмолилась я. – Мне не тошно. То есть… да, меня тошнит, но… послушайте, может, не будем об этом говорить?

– Конечно, Хизер, – сказала Сара самым что ни на есть успокаивающим голосом, – мы можем об этом не говорить. – Потом она повернулась к Себастьяну и Гевину. – Ребята, давайте оставим Хизер в покое. Когда обнаруживаешь труп, особенно если это труп человека, с которым работаешь в таком близком контакте, как Хизер с доктором Витчем, это очень выводит из равновесия. Вероятно, Хизер будет некоторое время страдать от посттравматического стресса. Нам нужно за ней понаблюдать, чтобы не пропустить возможные признаки немотивированной агрессивности, депрессии и эмоционального отчуждения.

– Сара! – возмутилась я. – Будь так любезна, заткнись!

– Конечно, Хизер, – сказала она все тем же успокаивающим голосом. Потом повернулась к парням и произнесла театральным шепотом: – Ну, что я вам говорила насчет немотивированной агрессии?

– Сара! – Я поняла, что мне действительно нужен аспирин. – Я все слышу.

– Э-э… – Себастьян потупил глаза. – Сколько обычно продолжается этот посттравматический стресс?

– Предсказать невозможно, – ответила Сара одновременно с моим ответом:

– У меня нет посттравматического стресса.

– О, – сказал Себастьян, глядя уже не на свои ноги, а на меня, – это хорошо, потому что я хотел тебя кое-куда пригласить.

Я застонала.

– О-о, неужели и ты?!

– Она не встречается со студентами и аспирантами, – заявил Гевин. – Я уже пытался, но у нее такая политика.

Я уронила голову на руки. Честное слово, для одного дня многовато! Мало того, что сегодня утром я совершила пробежку (пробежала всего несколько шагов, но все равно). А вдруг у меня произошло смещение внутренних органов? Вроде бы в квартире Теда все мои женские органы работали нормально, когда мы устроили им проверку. Теперь моего босса застрелили, офис оккупирован следователями из полицейского участка Гринвич-Виллидж, а Гевин МакГорен озвучивает официальную позицию Нью-Йорк-колледжа относительно личных отношений между студентами и работниками! Эх, вернуть бы сейчас те два с половиной часа, что я недоспала!

– Вообще-то, чувак, я не собирался приглашать ее на свидание, – сказал Себастьян. – Я хотел спросить, сможет ли она завтра вечером прийти на наш митинг.

Я растопырила пальцы и посмотрела сквозь них.

– Что-о?

– Ну, пожалуйста, – взмолился Себастьян, падая на колени. – Ты же Хизер Уэллс! Твое появление будет мощной поддержкой! Может, исполнишь для нас «Кумбайя»…

– Нет, – сказала я. – Это исключено.

– Хизер, – умолял Себастьян, – неужели ты не понимаешь, как это важно для КРА, если в нашу поддержку выступит знаменитость твоего калибра?

– Выступит в поддержку… – вяло повторила я, роняя руки. – Себастьян, да я за это могу лишиться работы!

– Не лишишься, – сказал Себастьян. – Они не посмеют! У нас свобода слова!

– Серьезно, – ворчливо поддержала Сара. – Они, конечно, фашисты, но все-таки не настолько…

– Поосторожнее с ними, – сказала я. – Слушайте, ребята, я вас целиком и полностью поддерживаю. Разве я что-нибудь когда-нибудь говорила насчет того, что ты, Себастьян, все время болтаешься в этом здании, хотя не живешь здесь? Но петь на вашем митинге? В парке Вашингтон-сквер? Прямо перед библиотекой, да еще и перед кабинетом президента? Вы что, издеваетесь?!

– Честное слово, Себастьян, – сказала Сара таким голосом, каким говорит только женщина, которая тайком обожает мужчину, зная, что он совершенно не догадывается о ее чувствах. – Иногда ты заходишь слишком далеко.

Он посмотрел на нее с обидой.

– Ты же сама сказала, что нужно ее попросить!

– Я же не имела в виду прямо сейчас! Она только что нашла труп босса, а ты хочешь, чтобы она вела какой-то профсоюзный митинг?

– Не надо его вести! – закричал Себастьян. – Просто покажись на нем и выступи. Необязательно петь «Кумбайя», сгодится и «Сахарная лихорадка». Можно в акустическом варианте, мы не привередливые.

Сара осуждающе покачала головой.

– Господи, Себастьян, иногда ты просто невозможен.

– Она же твердит, что с ней все в порядке! – Себастьян вскочил и всплеснул руками.

– Хизер, – вмешался Гевин, – не делай этого.

– Они тебя никогда не уволят, – заявил Себастьян, как о чем-то само собой разумеющемся. – Не хочу быть бестактным, но твоего босса только что убили. Кто будет управлять общагой? А кроме того, если они попытаются тебя уволить, это будет нарушением твоего конституционного права вступать в организации и участвовать в мирных акциях протеста.

– Эй, чувак, – напомнил Гевин, – она ведь знает, что это ты бросил на лифт искусственную руку.

– Хизер Уэллс! – пробасил в проеме открытой двери глубокий низкий голос. Я посмотрела туда и увидела одного из доблестных нью-йоркских полицейских. – С вами хочет поговорить детектив Канаван.

– Слава богу! – воскликнула я, выскакивая из-за стола и бросаясь к двери.

Знаете, если вы испытываете облегчение оттого, что вас уводят на допрос к инспектору убойного отдела, значит, дела у вас идут совсем хреново.

Но когда работаешь в «Общаге смерти», такие допросы случаются с пугающей частотой.

4

Нет, ты не толстая, ты будешь нормальной,

Лишь откажись от восьми перекусов!

Вес сразу станет вполне оптимальным,

К свету в тоннеле почувствуешь вкус ты!

«Такая, какая есть»

Автор Хизер Уэллс

Детектив подстригся. В его строгом «ежике» было столько седых волос, что под лампами дневного света Канаван казался почти голубым. (Для создания более теплой атмосферы я повесила над своим столом розовую лампу, но детектив Канаван не стал ее включать, наверное, детективам убойных отделов теплая атмосфера не нужна.) Он, хмурясь, говорил по телефону и смотрел на меня так, будто я интересую его не больше, чем какая-нибудь крыса, вылезшая из-за мусорного контейнера.

– Да, – сказал он в телефон. – Я прекрасно знаю, что скажет город. Если надо перекрыть улицу для съемок эпизода сериала «Закон и порядок», они с удовольствием это делают, но если настоящая полиция Нью-Йорка ведет следствие по настоящему убийству…

Дверь в кабинет доктора Витча открылась и оттуда, жуя на ходу мексиканскую лепешку тако, вышел типичный представитель следственной группы.

– Привет, Хизер, – подмигнул он.

– А, привет, – сказала я. – Кафе уже открылось, можно обедать?

– Да, – ответил он. – Там сегодня тако с говядиной. И еще пирог с индейкой.

– Мммм, – протянула я.

Казалось, с тех пор, как я съела пару вафель, прошла целая вечность.

– Эх, – сказал судмедэксперт. – Обожаю, когда нас вызывают в «Общагу смерти».

– В «Резиденцию смерти», – поправила я.

– Хиггинс, только смотри, опять не закапай соусом место преступления, – раздраженно пробурчал детектив Канаван, бросив трубку.

Хиггинс закатил глаза и скрылся в кабинете Оуэна.

– Ну, Уэллс, – сказал детектив Канаван, обращаясь ко мне. Я села на голубой виниловый стул, стоящий напротив моего стола. Обычно это место предназначается анорексичкам, баскетболистам и другим проблемным обитателям резиденции. – Какого черта здесь происходит? Почему, стоит мне на минутку отвернуться, как на вашем рабочем месте кого-нибудь приканчивают?

– Откуда мне знать? – точно так же раздраженно огрызнулась я. – Я здесь всего лишь работаю.

– Ну да, рассказывайте, – прорычал детектив Канаван. – Что ж, по крайней мере, на этот раз тот, кто убил вашего босса, для разнообразия выстрелил с улицы. Так где вы были сегодня утром, около восьми?

Я оторопела.

– Я что, подозреваемая? Вы шутите? Выражение лица Канавана не изменилось.

– Вы слышали вопрос. Так где вы были?

– И это после всего, через что мы прошли вместе? Вы же меня знаете! – закричала я. – Вы знаете, что я бы никогда в жизни…

– Хизер, я знаю про бумагу, – отрывисто бросил Канаван.

– Про… про бумагу? – У меня слов не было!! – Неужели вы думаете, что я убью человека из-за пачки бумаги?

– Нет, – сказал Канаван, – не думаю, но обязан спросить.

– Кто вам рассказал про бумагу? Сара? Я ее убью…

Я сглотнула, уже жалея, что у меня вырвались эти слова, и нервно покосилась на перегородку, отделяющую мою комнату от места преступления. Оттуда до меня приглушенно доносились звуки: голос, шепотом повторяющий цифры измерений, и непрерывный хруст тако.

– Уэллс! – Всегда флегматичный детектив Канаван сейчас, казалось, совсем заскучал. – Хватит драматизировать, мы знаем, где вы были сегодня в восемь утра. Это простая формальность. Так что помогите следствию, как вы всегда делали, и скажите… – Он повысил голос до противного фальцета, который, как я понимаю, должен был изображать мой собственный голос. – «Детектив Канаван, я находилась в доме за углом, лежала в кровати и нажимала на кнопку будильника».

Он занес ручку над бланком, собираясь в точности записать эти слова. Я почувствовала, что краснею, потому что сегодня утром была в другом месте.

– Ну, – начала я, – в общем… дело в том, что… Утром я была в другом месте. Сегодня утром я… в общем, я бегала.

Детектив Канаван выронил ручку.

– Что-что вы делали?

– Совершала пробежку.

– Вы совершали пробежку? – недоверчиво переспросил детектив Канаван.

– Я не стараюсь сбросить вес, просто хочу повысить тонус, – жалко выдавила я.

Детектив Канаван посмотрел на меня с таким видом, будто эту тему он не станет обсуждать ни за какие коврижки. В конце концов, у него же есть дочери.

– Ладно, тогда вы, наверное, проходили мимо на обратном пути, когда шли домой переодеться перед работой, – сказал он. – Вы что-нибудь видели? Что-нибудь необычное?

Я снова сглотнула.

– Э-э… я переодевалась не дома. Я переодевалась у… у друга.

Детектив Канаван метнул на меня взгляд. И, доложу я вам, это был тот еще взгляд.

– У какого друга?

– У… у нового друга? – Я вдруг поняла, что прямо как Джейми Прайс, заговорила с вопросительными интонациями, но ничего не могла с этим поделать. Детектив Канаван меня немного напугал, я имела дело с немалым количеством убийств в Фишер-холле, но никогда не была подозреваемой.

К тому же, своим допросом с пристрастием он напомнил мне родного папочку. Конечно, если бы папа хоть сколько-нибудь интересовался моей личной жизнью. А он ею не интересуется.

– Что еще за новый друг? – требовательно спросил детектив.

– Господи! – вскричала я.

Хорошо, что я родилась тогда, когда родилась, а не тогда, когда могла бы попасть в ряды французского Сопротивления. А то под пытками нацистов я бы раскололась на первом же допросе. Им достаточно было бы просто посмотреть на меня, и я бы выдача все секреты, которые знала.

– Ладно, признаюсь. Я сплю с преподавателем, который подтягивает меня по математике. Только никому не говорите, иначе у него будут крупные неприятности. Вы можете не упоминать его имя в протоколе? Вам я его конечно назову, и вы можете поговорить с этим парнем, если не верите мне и хотите проверить мои слова. Но если бы вы могли не упоминать его имя в протоколе, было бы просто замечательно.

Детектив Канаван пару секунд пристально смотрел на меня. Я не могла понять, о чем он думает. Но догадывалась. Поскольку меня волнует диплом, он думает: «Спать с преподавателем математики, это…» Оказалось, я ошиблась.

– А как же Купер?

Теперь уже я вытаращила глаза.

– Купер? – Я несколько раз моргнула. – А что Купер?

– Ну… – Детектив Канаван выглядел таким же растерянным, как я. – Я думал, что он ваш… ну, знаете, кавалер, или как это сейчас молодежь называет.

Я ужаснулась.

– Кавалер? Вам что, восемьдесят лет?

– Ну, я думал, вы к нему неравнодушны, – пробурчал детектив Канаван. – Вы сами говорили, помните, в ту ночь, когда студенты чуть не принесли вас в жертву.

– Это все из-за транквилизаторов, – сказала я, надеясь, что он не заметит густой румянец на моих щеках. – Если мне не изменяет память, я сказала, что и вас люблю. И цветочные горшки вокруг здания. И бригаду скорой помощи. И врача, который промывал мне желудок. И подставку под капельницу.

Детектив почему-то по-прежнему казался до странности растерянным. Я имею в виду непривычно растерянным.

– Все равно. Я считал, что вы с Купером…

– Ну, – быстро сказала я. – Вы ошибались. Теперь я с Тедом. Только, пожалуйста, не осложняйте ему жизнь, не упоминайте его фамилию в своем рапорте. Он хороший парень, и мне не хотелось бы испортить его послужной список.

– Да, конечно, – согласился детектив Канаван. – Итак, вы были в парке и ничего не видели и не слышали?

– Совершенно верно, – сказала я.

В кабинете доктора Витча кто-то отпустил шутку (наверное, насчет Гарфилда), и кто-то другой попытался сдержать смех.

– А что вы знаете про этого Ветча? – спросил детектив Канаван.

– Его фамилия произносится «Витч». Я знаю, что он был женат и получил развод. Возможно, именно поэтому он и перевелся на работу сюда. Кажется, из Айовы.

– Из Иллинойса, – поправил детектив.

– Ну да, из Иллинойса. Я замолчала.

Он посмотрел на меня.

– И это все? Я подумала.

– Однажды он показал мне страницу из ежедневника. Там везде был Гарфилд – Витч считал, что это смешно. На той странице была картинка из комикса, в котором Гарфилд принес собаке…

– Оди, – подсказал детектив Канаван.

– Да, Оди. Гарфилд принес Оди лазанью. Пес был счастлив. Но кот поставил лазанью на таком расстоянии, что псу не хватило длины поводка, и он не смог до нее дотянуться.

– Больной! – сказал детектив Канаван.

– Кто? Кот? Или доктор Витч?

– Оба, – отрезал детектив Канаван.

– Точно, – согласилась я.

– Как вы думаете, кто мог иметь против него зуб? Ну, против доктора Витча?

– Иметь зуб? Достаточно большой, чтобы выстрелить ему в голову? – Я провела пальцем по волосам, жестким от геля. – Нет, я не знаю никого, кто бы ненавидел Оуэна настолько, чтобы убить его. Конечно, есть студенты, которые не очень-то его любят, вернее не любили, но ведь он – директор Фишер-холла. Точнее, временно исполняющий обязанности директора. Его и не должны были любить. Но чтобы кто-то так сильно его ненавидел… нет, не знаю.

Детектив Канаван полистал записную книжку.

– За последние несколько месяцев Витч кого-нибудь увольнял?

– Увольнял? – Я рассмеялась. – Это же Нью-Йорк-колледж, у нас никого не увольняют, у нас переводят.

– А что насчет его развода? Тяжелый был развод?

– Откуда мне знать?

Детектив Канаван посмотрел на меня и прищурился.

– Юная леди, можно подумать, что вы не сидели за этой перегородкой и не слышали все его телефонные разговоры. Вы прекрасно знаете, был развод дружественным или нет.

Я вздохнула.

– Были у них какие-то разборки из-за сервиза, подаренного на свадьбу, но больше я ничего не слышала, честно.

Детектив Канаван был разочарован.

– А история со студенческой забастовкой – насколько это серьезно?

– Это вопрос к ним, – ответила я, думая о Саре. – И к администрации президента. Если бы аспиранты действительно объявили забастовку, остальные профсоюзы в колледже были бы обязаны к ним присоединиться. И тогда бы тут такое началось… да еще и прямо перед выпуском.

– И Витч был третейским судьей?

– Он был главой третейского суда. Но все равно… – Я покачала головой. – Вполне вероятно, что он убит шальной пулей при стрельбе в парке. Вы же понимаете. У вас там сидят под прикрытием агенты…

– Именно поэтому я знаю, что пуля попала в вашего босса не случайно, – без всякого выражения сказал детектив Канаван. – Мои люди стояли там на дежурстве, следили за…

– Если вы скажете «обычными подозреваемыми», – предупредила я, – я завизжу от восторга.

Он строго посмотрел на меня.

– Уэллс, ваш босс мертв. Кто-то подошел к окну его кабинета и преднамеренно выстрелил ему в голову, как профессиональный убийца, если не в упор, то почти в упор. Витча убил человек, который его знал и желал его смерти. Выяснить, кто это сделал, – моя работа. И если вы слишком заняты этим вашим новым бойфрендом, чтобы, в кавычках, «помогать вести расследование», я буду рад. Признаюсь, это будет просто музыкой для моих ушей. Меньше всего на свете мне бы хотелось вытаскивать вашу костлявую задницу из очередной смертельно опасной передряги. Давайте, напишите вот тут имя вашего Ромео, чтобы я мог получить у него подтверждение ваших показаний, и идите с богом.

Я заморгала, прогоняя туманную пелену слез.

– Вы правда считаете, что у меня костлявая задница? Честное слово, детектив, в жизни не слышала более приятных слов.

– Уэллс, – устало сказал детектив Канаван, – выметайтесь.

Уходить мне, понятное дело, было некуда, потому что он занял мой стол. Вернуться в кладовку я не могла – думаю, еще одной Сариной психологической проповеди я бы не вынесла. Из кафе доносился запах тако, устоять перед которым было просто невозможно. Да, конечно, сейчас только начало двенадцатого, но все равно. Я же сегодня бегала, значит, ничего страшного, если немного перекушу.