Текст книги "Грешница в шелках"
Автор книги: Мэдлин Хантер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
Глава 8
Селия поднималась в мансарду с огромным ключом в руке. На верхней площадке она немного помедлила. Кладовка, которая была ей нужна, находилась в самом конце коридора, напротив двери мистера Олбрайтона. И кладовка являлась единственной комнатой в доме, которую она еще не успела тщательно осмотреть – заходила туда всего лишь на несколько минут. И вот теперь, когда первая партия цветов была наконец-то доставлена, у нее появилось время заняться и этим делом – весьма важным, как она считала.
Вероятно, она давно бы уже осмотрела эту комнату самым тщательным образом – нашла бы время, но ее удерживал страх. Селия боялась, что и там не найдет ничего, что помогло бы ей узнать правду о своем рождении, узнать что-либо о своем отце. А если и здесь она ничего не обнаружит, то где тогда искать?… О, это было бы полное разочарование, окончательное…
В кладовке было сухо и пыльно, и казалось даже, что пыль висела в воздухе, поэтому Селия, переступив порог, оставила дверь приоткрытой, чтобы в комнату проникал свежий воздух. А затем приступила к осмотру хранившихся здесь вещей. Их оказалось гораздо больше, чем она ожидала, – в прошлый раз Селия обратила внимание только на сундук, в котором хранились старые платья.
А теперь она сразу же увидела свернутый ковер, лежавший на полу в дальнем углу. Развернув его немного, Селия вспомнила, что этот довольно дорогой обюссонский ковер когда-то украшал апартаменты матери на Орчард-стрит – Алессандра очень гордилась им. А рядом у стены стояли две большие акварели в рамах – они тоже украшали дом матери. Тут же стояла и рамка с рисунком обнаженной модели; Селия была почти уверена, что это ее мать в молодости.
И только сейчас, осмотревшись, Селия вдруг заметила еще три сундука у противоположной стены. Приподняв крышку одного из них, она сразу поняла, что здесь хранилась более дорогая одежда, – ей тотчас бросилась в глаза роскошная меховая мантилья. «Странно, что мать не хранила все это в доме на Орчард-стрит», – подумала девушка.
Немного помедлив, она склонилась над следующим сундуком. В нем было еще больше одежды, но вся она казалась менее роскошной. Тут же лежали декоративные изделия из стекла и фарфора, а также другие вещицы, возможно, напоминавшие Алессандре о каких-то значимых для нее событиях.
Открыв третий сундук, Селия невольно вскрикнула от удивления и тут же с грустью вздохнула.
Тут оказались ее собственные вещи. Аккуратно сложенные, в сундуке лежали нарядные платья, тщательно выбираемые в тот год, когда мать готовила ее к дебюту в своем салоне. Перебирая наряды, Селия обнаружила и много таких, которые никогда не надевала; все они были довольно откровенные, пожалуй, даже непристойные.
Вытащив свое любимое платье, предназначавшееся для обедов, девушка снова вздохнула. На последней примерке этого платья она представляла себя женой Энтони, сидящей за столом с ним рядом. В те дни она видела только его, все остальные лица словно расплывались у нее перед глазами.
Тут за спиной ее послышалось покашливание, и Селия, вздрогнув от неожиданности, повернулась к двери. У порога, положив руку на дверную ручку, стоял мистер Олбрайтон.
Улыбнувшись Селии, он вошел в комнату и, окинув ее взглядом, пробормотал:
– Так здесь, оказывается, кладовка… А я думал, что вы собираетесь сдать эту комнату еще одному жильцу или же использовать ее для проживания других слуг.
Аккуратно сложив свое любимое платье, Селия проговорила:
– Мне давно уже следовало осмотреть эту комнату. Когда я заглянула сюда на минутку, я заметила только один-единственный сундук. А здесь, оказывается… – Девушка обвела взглядом комнату. – Видите, сколько тут всего?…
Джонатан с любопытством посмотрел на платье, которое она все еще держала в руках.
– Это мое, – пояснила Селия. – В этом сундуке только мои вещи. Но я этих платьев не видела в другом доме, поэтому предположила, что мама раздала их или продала.
– Очень необычный цвет, – заметил Джонатан. – Чистейший беж, словно шкурка молоденького олененка.
Описание цвета было настолько точным, что Селия невольно улыбнулась; сама она не смогла бы найти лучшего сравнения.
– Это одно из самых моих скромных платьев, – пояснила она.
– А есть… и другого рода?
– Да, есть и другого. Видите ли, меня не готовили к роли невесты. Я прекрасно знала это, но все же мечтала о замужестве. Впрочем, вы знаете об этом, – добавила Селия со вздохом.
Джонатан ласково улыбнулся и кивнул:
– Да, знаю. Но не надо думать о прошлом. Такие мысли ничего не изменят, только огорчат.
Молча пожав плечами, Селия отвернулась и снова начала рыться в сундуке. Вытащив шелковое платье цвета герани, она заявила:
– Вот этот цвет не очень-то приятный. Но платье модное и не такое уж… скандальное. Однако же… – Она приложила платье к груди. Верх его состоял из кружев, под которыми не было подкладки. – Только дурочка не поймет, какое будущее ее ожидает, если мать покупает девушке подобные вещи. Вы со мной согласны?
Джонатан весело рассмеялся.
– Разумеется, не согласен. Думаю, вы ошибаетесь, если считаете, что кружева могут украсить только куртизанку. Далеко не все мужья относятся к своим женам как к краснеющим девственницам.
Селия тоже рассмеялась и отложила платье в сторону.
– Тогда я, пожалуй, подарю его Верити или Одрианне. У меня есть основания полагать, что их мужья не будут шокированы.
– Хоксуэлл или Саммерхейз? Уверяю вас – ни один из них.
Встав на колени, Селия забралась в глубину сундука.
– Тогда каждой из них по платью, – сказала она с улыбкой. – Похоже, есть еще одно такого же рода…
Присев с ней рядом, Джонатан вытянул перед собой руки, чтобы она могла положить дорогое платье на них, а не на пол. Селия вынимала одно платье за другим, так что вскоре у мистера Олбрайтона образовалась под подбородком целая гора платьев.
Наконец Селия нашла то, что искала – платье жемчужного цвета. Расправив его, она осмотрела глубокий вырез и прозрачный лиф, после чего изрекла:
– Это отлично подойдет Верити. Вы согласны?
Джонатан с ухмылкой ответил:
– Полагаю, мне не следует представлять графиню Хоксуэлл в таком наряде.
– Но вы ведь признаете, что ей очень подойдет этот цвет.
– Думаю, этот цвет гораздо лучше подошел бы вам, – ответил Джонатан.
Селия внимательно посмотрела на него, и ей вдруг почудилось, что она увидела в его глазах свой образ – увидела себя в этом платье в окружении других шелков; шелка были на подушках, на покрывалах, повсюду… А рядом с ней стоял сам Джонатан – высокий, темноволосый, загадочный… Он пристально смотрел на нее, и было очевидно, что он ею восхищался.
И в тот же миг Селия почувствовала, что щеки ее заливаются румянцем. И ей вдруг сделалось ужасно жарко. В смущении потупившись, она принялась складывать жемчужное платье.
Селия уже готова была взять из рук Джонатана все наряды, но в этот момент что-то на самом дне сундука привлекло ее внимание. Снова запустив в сундук руку, она вытащила какую-то папку. Раскрыв ее, пробормотала:
– В… все понятно. Это ее рисунки. Папка довольно толстая, и здесь их очень много.
Заинтересовавшись находкой, Джонатан склонился над ней. Сейчас он был так близко от нее, что Селия уловила запах его мыла. Так близко, что она могла рассмотреть его длинные густые ресницы. Ее сердце забилось быстрее, и она боялась, что начнет запинаться, если сейчас заговорит.
Забрав наконец-то у Джонатана платья, Селия поспешно уложила их обратно в сундук. Потом, стараясь не замечать мужчины, по-прежнему сидевшего с ней рядом, окинула взглядом комнату, как бы высматривая что-то. Но она ничего перед собой не видела. И ни о чем не могла думать – только о том, как Джонатан сейчас прикоснется к ней, затем снова поцелует и…
«Какие опрометчивые мысли. И ужасно глупые», – одернула себя Селия. Действительно, ей давно уже следовало понять, что этот мужчина – не для нее. То есть она, конечно, могла бы… И он, возможно, не отказался бы… Однако было очевидно: такой мужчина, как Джонатан, никогда не женится на дочери куртизанки. Так что глупо даже мечтать об этом.
Да, она все прекрасно понимала, но ее тело… оно реагировало по-своему – возникали ощущения, о которых ей когда-то говорила мать, причем ощущения эти были очень даже приятные.
Селия, помотала головой, пытаясь отделаться от навязчивых мыслей и образов.
– Полагаю, я должна сообщить судебному исполнителю об этих вещах… как вы считаете? Вон тот ковер – очень ценный. А в одном из сундуков довольно дорогие наряды матери.
Джонатан пожал плечами:
– Отправьте кредиторам ковер, если почувствуете себя виноватой. Что же касается всего остального, то мне кажется, одежда, которая давно уже вышла из моды, не представляет особой ценности. А ваши собственные вещи должны оставаться у вас, ведь они не относятся к наследству.
– Интересно, почему они здесь? – пробормотала Селия. – Мне казалось, они должны были находиться в другом доме.
– Возможно, ваша мать таким образом хотела сохранить то, что считала наиболее ценным для вас. Видимо, она боялась, что судебный исполнитель попытается и на эти вещи наложить лапу. Но если он не знает, что она время от времени жила здесь, то ему и в голову не придет переписывать то, что хранится в этом доме.
А может быть, мистер Олбрайтон прав? Может, мать действительно хотела оставить ей в наследство что-то еще, кроме своей репутации и «особого образования»?
– Думаю, мне следует сделать собственную опись, – сказала Селия. – Но здесь не очень-то удобно этим заниматься. Пожалуй, я перетащу эти сундуки к себе в комнату и просмотрю все еще раз в свободное время.
Джонатан выпрямился и, закрыв сундук, с усмешкой проговорил:
– Как же вы их перетащите? Они слишком тяжелы для вас. Позвольте я помогу.
Он последовал за девушкой в ее комнату и поставил там первый сундук. Потом вдруг спросил:
– Может быть, вы начнете осматривать их по очереди? А если в комнате окажутся сразу все три, то вам негде будет здесь повернуться. Тесновато у вас тут…
Спальня и впрямь была невелика, и Селия, кивнув, ответила:
– Да, вы правы. Так будет лучше. Благодарю вас.
Окинув взглядом комнату, Джонатан пробормотал:
– Если честно, то я немного удивлен. Не ожидал такого от вашей матушки. – Он указал на белые кисейные шторы и такое же белое покрывало на кровати.
Селия невольно рассмеялась.
– А вы думали, что здесь все в красном шелке или атласе? Вы так думали только из-за того, что моя мать…
– Нет-нет, – поспешно перебил Джонатан. – Разумеется, я этого не думал. Но мне казалось, что здесь должен преобладать скорее лондонский стиль, а не провинциальный.
Селия провела ладонью по покрывалу.
– А мне такая простота очень нравится. К тому же она успокаивает – отчасти потому, что никак не характеризует вкусы человека. Кроме того, очень практично, что бы вы ни думали. Такую ткань легко выстирать, ну… как мужскую рубашку.
Джонатан снова осмотрелся. Потом, пристально взглянув на девушку, спросил:
– Неужели вы думаете, что сейчас эта комната ничего не говорит о ее обитательнице, мисс Пеннифолд? Поверьте, вы очень ошибаетесь. Эта комната весьма красноречиво рассказывает о женщине, которая живет здесь.
Селия вопросительно посмотрела на собеседника. Как понимать это его высказывание? Судя по его взгляду, это был комплимент.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Потом Селия вдруг спросила:
– Вы сейчас думаете о том, не поцеловать ли меня снова?
– Вы хотите, чтобы я снова поцеловал вас?
– Конечно, нет.
– Почему «конечно»? Уж не хотите ли вы сказать, что не получили от поцелуя удовольствия? А я-то думал, что вы одна из тех редких женщин, которые в таких случаях не лгут.
Селия в смущении отвела глаза. Конечно же, он был прав – она наслаждалась тем поцелуем, и сейчас ей очень хотелось, чтобы он опять ее поцеловал.
Снова посмотрев на Джонатана, она пробормотала:
– Вы не поняли… Я просто имела в виду… что не жду другого поцелуя.
Джонатан тихо рассмеялся.
– И все-таки я не совсем вас понимаю, мисс Пеннифолд. Допустим, вы получили удовольствие от того поцелуя. Но вы не хотите, чтобы я снова поцеловал вас.
– Ну, видите ли, я… Я не уверена, что хочу этого, – призналась Селия. – К сожалению, не уверена. Но тот поцелуй был очень приятный.
– Что ж, если не уверены, то я вас не поцелую, – заявил Джонатан.
Селия пожала плечами. Ей хотелось казаться искушенной женщиной, а не глупой девчонкой, хотя именно таковой она сейчас себя чувствовала.
– Как пожелаете, мистер Олбрайтон. Один поцелуй или два – какая разница?
Тут Джонатан вдруг протянул к ней руку и коснулся ладонью ее щеки – как и тогда в саду. И тотчас же Селию охватил сладостный трепет, а по телу прокатилась горячая волна. Вероятно, то же самое происходило и с Джонатаном – Селия видела желание, полыхавшее в его глазах. «Сейчас он меня поцелует, сейчас…» – промелькнуло у нее.
И почти в тот же миг послышался его тихий голос:
– Больше не будет ни одного поцелуя, Селия. Потому что за вторым поцелуем обычно следует и многое другое. Не притворяйтесь, что не понимаете этого.
Резко развернувшись, он вышел из комнаты. Но Селии казалось, что теперь эта комната уже никогда не станет такой же, как прежде, – словно Джонатан, переступив один раз этот порог, оставил здесь нечто, присущее только ему. И Селия точно знала: пройдет еще много дней, но она по-прежнему будет чувствовать в своей спальне незримое присутствие этого мужчины.
Она взглянула на белые чистенькие шторы. Интересно, что он в них увидел? Девственную чистоту? Неужели он именно так о ней думал? А может, для него и эти шторы, и такое же белое покрывало на кровати – просто символ молодой женщины, все еще решающей, в какие цвета раскрасить свою жизнь?
Следующие два дня Селия не выходила из дома. Джонатан точно это знал, потому что тоже оставался в своей комнате. Он ждал, что она прикажет подать свой кабриолет и отправится куда-нибудь. И было бы очень хорошо, если бы в это же время Мэриан с Беллой пошли бы на рынок. Тогда у него появилась бы возможность еще раз обыскать весь дом – для очистки совести.
За время вынужденного бездействия Джонатан успел просмотреть все газеты и прочую корреспонденцию, накопившуюся за время его отсутствия в Лондоне. Ничего интересного не обнаружив, он полистал научные издания, в основном книги по химии, а также кое-что о развитии промышленности и сельского хозяйства. На третий день, устав от ожидания, Джонатан просто расхаживал по комнате, и мысли его то и дело обращались к Селии – он представлял ее в том полупрозрачном шелковом платье, представлял, как розоватый шелк, облегающий ее груди, туго натягивается у нее на сосках, а его, Джонатана, рука прикасается к груди, отчего соски тотчас же твердеют и…
Тут откуда-то снизу донесся шум, а затем раздался голос Мэриан, звавший Селию, – якобы кто-то подъехал к дому, поэтому следовало немедленно спуститься и посмотреть, что происходит.
Джонатан из любопытства подошел к окну. Оказалось, что перед домом остановилась роскошная карета – такие предназначались для того, чтобы поражать всех окружающих, и таких экипажей было в Лондоне не так уж много. Само собой разумеется, лошади были под стать карете, а управлял этим шикарным экипажем кучер в золоченой ливрее.
Присвистнув от удивления, Джонатан приоткрыл окно, чтобы получше все рассмотреть. В этот момент слуга опустил ступеньки кареты, и из нее тотчас же вышел светловолосый молодой человек. Увидев его, Джонатан невольно нахмурился; он сразу узнал прибывшего.
Энтони Дарджент решил нанести визит Селии Пеннифолд.
Глава 9
Селия поспешно сняла передник, пригладила волосы и устроилась на кушетке в передней гостиной. В комнату тут же вошла Мэриан с визитной карточкой в руке. Протянув визитку девушке, она взглянула на нее с любопытством.
– Пригласи его, Мэриан, – сказала Селия. – Это мой старый знакомый.
Мэриан тут же вышла, а Селия, окинув взглядом комнату, тихонько вздохнула. Обивка кресел при свете дня казалась блеклой и полинявшей – прежде она этого не замечала. Да и мебель тут была довольно скромная по сравнению с другим домом Алессандры.
Тут послышались шаги, и сердце девушки гулко застучало. Пять лет… Прошло пять лет с тех пор, как она в слезах выбежала из гостиной матери. И покинула ее дом с разбитым сердцем и утраченными иллюзиями.
И вот Энтони снова перед ней появился. Увидев его, Селия, как ни странно, успокоилась. Успокоилась и немного удивилась, сразу же заметив изменения в его внешности. Он утратил юношескую свежесть, повзрослел за прошедшие пять лет… и теперь казался еще более привлекательным. Даже его волосы изменились к лучшему – они чуть потемнели, однако оставались такими же золотистыми, не стали желтоватыми.
Энтони улыбнулся и вежливо поклонился ей; он всегда был отменно вежлив – настоящий джентльмен. Какое-то время он молча смотрел на нее, смотрел слишком уж пристально, и это немного ее встревожило.
– О, Селия… – проговорил он наконец. И тут же, шагнув к ней, склонился над ее рукой и прижался к ней губами.
Селия осторожно высвободила свою руку. Заставив себя улыбнуться, она сказала:
– Энтони, какой приятный сюрприз. Я очень рада видеть вас. Присаживайтесь, пожалуйста.
Но гость, казалось, задумался о чем-то, – возможно, размышлял, не сесть ли рядом с хозяйкой. Она молча указала на ближайшее кресло, и он, с улыбкой кивнув, присел.
– Как вы нашли меня? – спросила Селия.
– Я предположил, что вы вернулись в город, чтобы устроиться в доме вашей матери. Поэтому я навестил Маплтона, чтобы расспросить про вас. Представьте же мое изумление, когда он сообщил, что вы поселились… именно здесь. – Он окинул взглядом комнату и пожал плечами, как бы давая понять, что совершенно ничего не понимает. – Но где же вы пропадали все это время? Я неоднократно спрашивал об этом вашу мать, но она отвечала, что вы за границей. А где именно – не говорила. Может, вы были в Европе?
Селия покачала головой:
– Нет, я жила совсем недалеко от Лондона. И даже иногда приезжала сюда в последние несколько лет. А вы, Энтони? Где вы сейчас живете?
– Мои обязанности вынуждают меня подолгу жить за пределами Лондона. Видите ли, я унаследовал поместье.
– Да, понимаю. – Селия кивнула. – И я знаю, что вы женились. Я как-то раз прочитала об этом в газете. Поздравляю вас, Энтони. Я уверена, что вы счастливы в браке.
При этих ее словах на лице Энтони появилось страдальческое выражение. Энтони никогда не умел скрывать свои мысли и чувства – вот почему Селия была уверена, что он тогда любил ее. А сейчас?… Что означало это выражение на его лице?
Тут Энтони вдруг покраснел и заявил:
– О, это блестящая партия! Во всяком случае, так принято считать. – Он вздохнул и ненадолго умолк. – Да, блестящая, однако… Все дело в том, что я так и не смог вас забыть. Я постоянно думаю о вас. Иногда по ночам мне чудится, что я слышу ваш голос, я слышу, как вы поете, как пели в тот первый вечер, когда Стрэттон привел меня в салон вашей матушки. После того как я познакомился с вами, я каждую девушку сравнивал с вами и всегда находил у всех девушек какие-то недостатки. И все последние годы вы по-прежнему очаровывали меня, хотя вас и не было в моей жизни.
Это была превосходная речь, особенно для Энтони, никогда не отличавшегося красноречием. Селии вдруг пришло в голову, что эти слова звучали бы очень мило как прелюдия к предложению выйти замуж. Но дело в том, что Энтони уже давно сделал свой выбор.
Снова заставив себя улыбнуться, она сказала:
– Вы льстите мне, Энтони. Мне кажется, было бы гораздо лучше, если бы вас очаровывала та достойная женщина, которой посчастливилось стать вашей женой.
– О, жена – это совсем другое. Разумеется, я ее люблю и уважаю, но она… Она совсем не похожа на вас.
– Но ведь прошло пять лет, и вы едва ли знаете, какой я сейчас стала. Если же вы просто храните приятные воспоминания, то в этом нет ничего дурного. Всем нам дозволяется иметь их, и не важно, каковы теперь наши обязанности.
Энтони снова вздохнул и, пристально посмотрев на девушку, спросил:
– А вы, Селия?… Вы храните какие-нибудь воспоминания?
Она действительно хранила их. В самой глубине души. Но воспоминания эти были горестные, не очень-то приятные… Правда, сейчас, когда Энтони устремил на нее пристальный взгляд, воспоминания о прошлом, казалось, тронули ее сердце, но не сам взгляд. Его глаза, такие знакомые когда-то, теперь как будто принадлежали незнакомцу.
Да он и был незнакомцем. Пять лет – это слишком много. И оба они стали совсем другими, во всяком случае, она, Селия. Да, теперь она уже не была наивной девочкой.
В очередной раз изобразив улыбку, Селия проговорила:
– У меня тоже есть воспоминания, но они сейчас уже довольно смутные. Мои воспоминания – они из моей прежней жизни. Однако я рада, что увидела вас, Энтони. Было очень любезно с вашей стороны разыскать меня. Знаете, всегда нужно иметь надежных друзей, к которым можно было бы обратиться, если вдруг возникнут какие-то проблемы.
На лице его появилась знакомая улыбка – любезная и снисходительная одновременно. Точно так же он улыбался пять лет назад, когда объяснял ей, что она не совсем верно истолковала его намерения.
– Селия, я искал вас вовсе не для того, чтобы просто увидеть, вы должны это понимать. Другие женщины, те, у которых другие матери, возможно, могут притвориться недотрогами, но вам это не пристало.
Селия тотчас же почувствовала себя неуютно от близости этого человека. Поднявшись, она отошла на несколько шагов. Энтони тоже начал подниматься с кресла, но Селия, нахмурившись, сказала:
– Нет-нет, пожалуйста, оставайтесь там, где вы сидите. И давайте говорить откровенно. Вы только что упомянули мою мать и, таким образом, сделали мне вполне определенное предложение, не так ли? А ведь вам известно, что я покинула ее дом и отказалась следовать по ее стопам. Почему же вы считаете, что я за эти пять лет передумала и сейчас разыгрываю недотрогу, как вы изволили выразиться?
Энтони снова улыбнулся. Окинув взглядом комнату, он поморщился и заявил:
– Потому что эта обстановка вам не подходит. Вы должны жить в Мейфэре, а не здесь. И должны иметь приличную карету и хороших лошадей, а не кабриолет, в котором вас видели с вожжами в руках. Вам надлежит одеваться в шелка, а не в штапель. Вы уже не девочка, Селия. И теперь вы, конечно, понимаете, что брак – это вовсе не любовь. А любовь… она требует совсем других договоренностей.
Селия рассмеялась. Рассмеялась, чтобы не заплакать.
– Вы слишком высокого обо мне мнения, Энтони. Я вовсе не заслуживаю той роскоши, о которой вы говорите. Между прочим, вы и о себе слишком высокого мнения. Неужели вы думаете, что я последние пять лет томилась по вам? – Теперь и она снисходительно улыбнулась. – Но вы кое в чем правы. Я уже не девочка и многому научилась за прошедшие годы. Поверьте, я не держу на вас зла. Но вы должны понять: я ни за что не стану вашей любовницей. А если вы так жаждете любви, то поищите какую-нибудь наивную девочку, ведь я уже давно не такая.
Едва лишь Селия сказала эти слова, как тотчас же поняла: они пришлось Энтони не по вкусу. Впрочем, в этом не было ничего удивительного; многие на его месте обиделись бы. Мама не раз предупреждала: почти все мужчины считают, что делают женщинам огромное одолжение, проявляя к ним интерес.
– Я слишком долго ждал, – проговорил Энтони с раздражением. – Да, слишком долго для того, чтобы сейчас все это выслушивать. Так что вам не удастся расхолодить меня или обескуражить.
– Слишком долго ждали? Полагаю, вам вообще не следовало ждать.
– Но у меня не было другого выхода, поэтому приходилось ждать. Вы ведь сбежали… А я потом отдал вашей матери деньги за ваше двухгодичное содержание. Она долго водила меня за нос, но я в конце концов понял, что ничего не дождусь, так как вы…
– Вы дали ей денег? – в изумлении переспросила Селия. – И она их вам не вернула? – Это открытие ошеломило ее; поведение матери казалось ей предательством.
– Ваша мать была уверена, что вы вернетесь – по крайней мере именно так она мне сказала.
Селия пристально посмотрела в глаза собеседнику, и ей показалось, что он не лгал. Но если так… О Господи!… Выходит, существовал еще один долг – весьма значительный, судя по всему. Что ж, тогда неудивительно, что Энтони Дарджент так смело, так самонадеянно заявился сюда.
А гость снова окинул взглядом комнату и, поморщившись, заявил:
– Вы не сможете жить здесь, Селия. Уверяю вас, через три месяца вы возненавидите и этот дом, и весь этот квартал. Вы рождены для лучшей жизни. Поймите, я буду заботиться о вас. Вы будете иметь все, что захотите. То есть все будет устроено так, как и намечалось вашей матерью со дня вашего рождения.
Вероятно, так думал не только Энтони, но и многие другие. Более того, Селия вдруг осознала, что и сама иногда думала точно так же. Почувствовав, что краснеет, она проговорила:
– Я родилась, как рождаемся все мы. Родилась обнаженной и невинной. Вы должны понять, Энтони, что дочь шлюхи не появляется на свет с клеймом, профессия не наследуется, как, например, цвет волос.
– И вы до сих пор невинны, Селия? Когда я в последний раз разговаривал с Алессандрой, она полагала, что это именно так.
– Что?… Вы спрашивали мою мать о… – Неужели они действительно говорили о ней так, словно она предмет продажи? – Сэр, как вы осмеливаетесь допрашивать меня?! Мне кажется, это уже слишком… Я вынуждена просить вас немедленно удалиться!
– Пожалуйста, выслушайте меня сначала. Ведь это в ваших же интересах.
– Вы не знаете, каковы мои интересы. И не имеете права говорить об этом.
– Напрасно вы оскорбляете меня, Селия. Вы заверяли меня в своей невинности еще тогда, пять лет назад. И вряд ли вас должно шокировать мое любопытство. Вероятно, вы просто очень удивились, увидев меня сейчас. Поэтому и ведете себя подобным образом. Возможно, я сегодня был слишком уж настойчив, но мое нетерпение после пяти лет разлуки вполне можно понять и извинить.
Селия действительно была удивлена; ее удивили наглость и бесцеремонность этого человека.
– Я настаиваю, чтобы вы оставили меня, – заявила она решительно.
Энтони встал, но не удалился. Он приблизился к Селии, и та стала пятиться, пока не коснулась спиной стены. А затем он вдруг взял ее лицо в ладони и склонился к ней, собираясь поцеловать. Пытаясь уклониться, Селия повернула голову так, что его губы нашли только щеку девушки.
– Прекратите, Энтони! – закричала она. – Немедленно уходите! Умоляю, уходите отсюда!
И тотчас же раздался негромкий мужской голос:
– Леди предложила вам удалиться, Дарджент. Если вы – джентльмен, то должны исполнить ее пожелание.
В следующую секунду Энтони отпустил девушку и отступил на шаг. А Селия, повернувшись к двери, увидела стоявшего у порога мистера Олбрайтона. Он был весь в черном, только галстук и сорочка были белые. Энтони смотрел на него с неприязнью, пожалуй, даже с гневом. А вот Джонатан поглядывал на визитера вполне дружелюбно, – во всяком случае, так казалось Селии. Судорожно сглотнув, она проговорила:
– Это мистер Олбрайтон, и он…
– Я прекрасно знаю, кто он такой, – пробурчал Энтони. – Что вы тут делаете, Олбрайтон?
– Я друг семьи, поэтому пришел к мисс Пеннифолд, чтобы выразить свои соболезнования по поводу кончины ее матери, – ответил Джонатан и тут же добавил: – Позвольте мне проводить вас, Дарджент.
Энтони насупился и пошел к двери. У порога остановился и, взглянув на хозяйку, тихо сказал:
– Охотно верю, что это друг семьи. Поскольку вы с ним и впрямь прекрасная парочка.
Джонатан проводил Дарджента прямо до дверцы его кареты. Ему ужасно хотелось схватить этого мерзавца за ворот и затолкнуть в экипаж, но он все же сдержался. Когда карета отъехала, он еще некоторое время постоял на улице, потом вернулся в дом.
Селия по-прежнему находилась в гостиной. Девушка стояла около окна и, должно быть, наблюдала за отъездом кареты. Когда же она повернулась к Джонатану, он увидел слезы, поблескивавшие в ее глазах. Тихонько вздохнув, Селия утерла слезы, но они тотчас же снова появились. Всхлипнув, девушка пробормотала:
– Спасибо, что спасли меня. Все это могло бы превратиться… в ужасную сцену, если бы не вы.
«И уж тогда бы этому негодяю не поздоровилось бы», – подумал Джонатан.
– Хорошо, что я все-таки сдержался, – сказал он, поморщившись. – Мне очень хотелось поучить его хорошим манерам.
– Он не считал, что при разговоре со мной требуются хорошие манеры. А если при общении с такими, как я, он будет вести себя прилично, то это будет снисхождением с его стороны – теперь-то я знаю это, хотя не понимала тогда, пять лет назад.
«С такими, как я…» Сейчас он уже сожалел, что не задал трепку негодяю.
– Вижу, что вы готовы его простить, – заметил Джонатан. – Что ж, возможно, вы правы. Потому что Дарджент самодовольный и высокомерный идиот. И всегда был таким.
Селия снова утерла слезы. Потом вдруг сказала:
– Мне показалось, он испугался вас.
Джонатан пожал плечами:
– Да, возможно. Он ведь знал, что не прав, знал, что заслуживает хорошей трепки.
Селия невольно улыбнулась:
– Вы сейчас говорите как задиристый мальчишка, мистер Олбрайтон. А ведь он считал, что сделал мне самое обычное предложение. В таких случаях мужчины говорят именно так, как говорил со мной Энтони Дарджент. Видимо, он полагал, что сумеет своими посулами уговорить меня, соблазнить роскошью.
– Но ведь не уговорил?
Девушка молчала, и Джонатан нахмурился; мысль о том, что она могла бы принять предложение Дарджента приводила его в ярость.
– Думаю, что роскошь соблазняет меня, как и многих других женщин, – проговорила наконец Селия. – К тому же меня учили, что любовь – это товар. В доме Алессандры Нортроп добродетель не ценилась. – Она невесело рассмеялась.
И теперь стало совершенно очевидно: Селия ни за что бы не приняла унизительные предложения Дарджента. Однако Джонатан видел, что девушке очень не по себе. Наверное, ему следовало немедленно покинуть комнату, чтобы не смущать ее, но он вдруг понял, что не может сейчас уйти.
Приблизившись к Селии, Джонатан обнял ее и крепко поцеловал. И тотчас же понял, что его неудержимо к ней влечет. Чуть отстранившись, он заглянул ей в глаза и теперь увидел в них совсем другое выражение. В глазах ее уже не было грусти, – напротив, они сияли, и казалось, что Селия таяла в его объятиях. Джонатан снова ее поцеловал, хотя прекрасно понимал, что именно сегодня – во всяком случае, сейчас, в эти мгновения – должен был от этого удержаться.
На сей раз поцелуй их был долгим и страстным. И настолько сладостным, что Джонатан совершенно утратил здравомыслие и еще крепче прижал к себе девушку. Но в конце концов он все же взял себя в руки и удержался от следующего поцелуя.
