Текст книги "Грешница в шелках"
Автор книги: Мэдлин Хантер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
– Нет, мистер Олбрайтон, из-за меня не надо стричься. Меня ваша прическа совершенно не интересует. И даже если бы вы постриглись, я бы этого не заметила.
– О, мисс Пеннифолд, я в отчаянии. Я-то надеялся, что вы с нетерпением ждете, когда я появлюсь перед вами. Думал, вам безумно хочется поприветствовать меня.
Щеки Селии снова запылали. И она злилась из-за того, что Джонатан сказал чистейшую правду – ведь она действительно с нетерпением ждала, когда он появится, хотя и старалась убедить себя в том, что не желает его видеть. А мистер Олбрайтон молча повернулся и, покинув комнату, отправился к садовому колодцу.
Да, он был прав. Она действительно не хотела подниматься в мансарду. Не хотела подвергать себя опасности… Но каким же надо быть тщеславным и самодовольным, чтобы заявлять ей об этом! Что ж, теперь она обязательно отправится наверх, когда более или менее обустроится. В конце концов, ей нужно посмотреть, что из вещей матери осталось в других верхних комнатах. Возможно, она найдет там… что-нибудь такое, что ей пригодится.
Стоя у окна, Селия наблюдала, как Олбрайтон шел по саду, направляясь к колодцу. Когда же он возвращался уже с полным ведром, то нес его с такой легкостью, что, наверное, не пролил ни капли. И он ни разу не поднял голову, – вероятно, не знал, что она, Селия, следит за ним.
Джонатан Олбрайтон, вне всяких сомнений, был красивым мужчиной. И конечно же, очень опасным для женщин – Селия чувствовала это по себе. Когда она видела его, ее влекло к нему неудержимо, так что постоянно приходилось напоминать себе о том, что этот человек – просто се жилец, не более того.
Мистер Олбрайтон умел скрывать свои чувства, но все же Селия не могла не понимать, что означали его взгляды. Она видела в его глазах желание, так что было очевидно: его влекло к ней так же сильно, как ее к нему. Селия прекрасно это понимала, так как кое-чему научилась у матери – женщины, знавшей о мужчинах все.
Через полчаса, после того как мистер Олбрайтон поднялся к себе в мансарду, с улицы вдруг раздались какие-то крики, нарушившие утреннюю тишину. А потом послышался громкий смех.
Селия тут же направилась в комнату, окна которой выходили на улицу, и увидела у дома Томаса, стоявшего в окружении других мальчишек. Лицо его покрылось красными пятнами, и казалось, что он собирался то ли драться, то ли расплакаться.
– Ты говоришь, что она наняла тебя? – со смехом спросил один из мальчишек. – Выходит, ты обслуживаешь ее? – Парень еще громче засмеялся, и ею друзья тут же присоединились к нему.
– Ты, Том, поймал миленькую девицу! – ухмыльнулся другой парень. – Ее мать, мы слышали, была очень дорогой потаскушкой. Похоже, и она такая же. Да ты, приятель, и не сумеешь оценить такую, как она. Так что тебе наверняка понадобится помощь! – При этих словах все мальчишки снова расхохотались.
Селия знала, что эти мальчишки вели себя точно так же, как многие другие их сверстники, так что ничего необычного в их поведении не было. И все же сердце ее болезненно заныло – ведь сцена за окном могла означать только одно: люди в этом районе уже знали, кто она такая. Знали, что рядом с ними живет дочь известной куртизанки Алессандры Нортроп. И теперь все для нее здесь изменится. Возможно, она просто не сможет здесь жить.
Селия со вздохом закрыла глаза и попыталась успокоиться, чтобы преодолеть охватившее ее отчаяние. Ведь она уже давно знала, что самим фактом своего рождения обречена выслушивать насмешки и оскорбления. Но она никогда еще не испытывала такого унижения. Во всяком случае, у Дафны все было по-другому, хотя и там люди знали, кто она такая.
Тут ей вспомнилось, что мать не раз ее предупреждала, говорила, что когда-нибудь она почувствует, что такое оскорбления и насмешки. И все же Селия даже предположить не могла, что до такой степени расстроится.
Но как же жила ее мать? Как ходила она здесь по магазинчикам? А может быть, она вообще никогда не общалась с этими людьми, вообще никогда не покидала дом, когда приезжала сюда?
Тут мальчишки принялись толкать Тома, и казалось, что теперь уж драки не избежать. Вернее, не драки, а неминуемой расправы над Томом, потому что один он не смог бы оказать сопротивление этим парням. Он не мог даже убежать от них – они обступили его со всех сторон и не отпускали.
И тут вдруг Селия заметила высокого крепкого мужчину, приближающегося к мальчишкам. Мужчина был одет как джентльмен, и этим джентльменом… оказался мистер Олбрайтон. И как раз в этот момент самый дерзкий из юнцов направился к двери дома. Все остальные тут же потеряли всякий интерес к Тому и принялись подбадривать приятеля громкими криками.
Неожиданно путь парня был прегражден рукой мистера Олбрайтона.
– Куда вы направляетесь, молодой человек?
– У меня здесь дельце, так что убери свою лапу, если не хочешь, чтобы ее сломали.
– Если это не твой дом, то у тебя не должно быть там никакого дела. Так что убирайся отсюда.
– Это ты убирайся! – крикнул юнец. – Мы здесь не любим посторонних. Ты что, напрашиваешься на неприятности из-за какой-то шлюхи?
Мистер Олбрайтон опустил руку, и парень, ухмыльнувшись, сделал еще один шаг вперед. В следующее мгновение рука Олбрайтона снова опустилась ему на плечо.
Селия толком не видела, что именно сделал ее жилец – казалось, он просто положил ладонь на плечо мальчишки. Однако глаза юнца внезапно расширились, ноги подкосились, а лицо исказилось от боли.
В следующую секунду мальчишка отлетел на несколько метров, отброшенный рукой Олбрайтона словно тряпичная кукла. Друзья подняли его на ноги, и он с побелевшим от боли лицом уставился на человека, победившего его одной рукой, вернее – одним неуловимым движением руки.
– Проклятая шлюха! – заорал парень. – Мои деньги ничуть не хуже твоих, понял?!
– Ты не сделаешь ничего, что могло бы оскорбить женщину, живущую в этом доме, – заявил Олбрайтон. – А теперь убирайся отсюда и больше здесь не появляйся, иначе я тоже окажусь здесь.
Парень что-то пробурчал себе под нос и зашагал на другую сторону улицы. Его приятели тут же последовали за ним. Том же подбежал к крыльцу, положил гвозди и монетку на верхнюю ступеньку и через несколько секунд скрылся за углом. Мистер Олбрайтон поднял деньги и гвозди, затем постучал в дверь.
Стараясь держаться с достоинством, Селия открыла дверь; она видела, что мальчишки наблюдают за домом издалека.
– Это оставили для вас, – сказал мистер Олбрайтон с улыбкой, но Селии показалось, что он смотрел на нее с сочувствием, и это очень ее смутило. Заставив себя улыбнуться, она пробормотала:
– Благодарю вас. – Взяв гвозди, она взглянула в сторону мальчишек и добавила: – Похоже, все полагают, что я точно такая же, как моя мать.
– Ваш жилец не думает ничего подобного. И в отличие от зеленых юнцов не высказывает скоропалительных суждений по поводу того, какой выбор делает человек в жизни, – пусть даже этот выбор не соответствует общепринятым представлениям о нравственности. – Джонатан вынул из сюртука визитную карточку и протянул ее девушке – так, чтобы это увидели мальчишки. – Если у вас возникнут еще какие-то неприятности с ними, вы должны немедленно сообщить мне об этом. – Вежливо поклонившись, он развернулся и зашагал по улице. Мальчишки, внимательно наблюдавшие за этой сценой, тоже ушли.
Девушка взглянула на визитную карточку мистера Олбрайтона. На карточке не было ничего, кроме его имени и фамилии, но их Селия и без этого знала. Но что он за человек? Чем занимается? На эти вопросы у нее по-прежнему не было ответов.
Глава 5
В кофейне возле гостиницы «Грейс» в полдень, как всегда в это время, было многолюдно, и почти все столики были заняты. Это заведение являлось излюбленным местом отдыха адвокатов из ближайших контор; здесь они читали газеты, дымили сигарами и обсуждали свои дела – обсуждали слишком уж громко. Но для мистера Олбрайтона это обстоятельство не являлось помехой, – напротив, именно здесь он мог поговорить со своим дядей, не опасаясь, что их разговор будет услышан.
Джонатан заметил дядюшку на диване, у дальней стены. Подошел к нему и присел рядом. Эдвард молча кивнул и приподнял брови – как бы задавая понятный им обоим вопрос.
– Возникли непредвиденные обстоятельства, – сообщил Джонатан. – Ее дочь поселилась в своем доме на Уэллс-стрит. И очень редко выходит. Может пройти еще несколько дней, прежде чем я смогу тщательно все осмотреть и сделать определенные выводы. Хотя не исключено, что даже после обыска мы не узнаем об Алессандре ничего нового.
Эдвард нахмурился и проворчал:
– То есть тебе пока нечем похвастать, верно? Я правильно тебя понял?
Джонатан утвердительно кивнул:
– Да, пока что – ничего. Я осмотрел большую часть мансарды, но там не нашлось ничего интересного. А вот с нижними этажами придется подождать.
– А другой дом?
– Я пошел туда перед похоронами, но оказалось, что меня опередили. Ну, во-первых, сама девушка, то есть дочь. Но она считает, что и до нее кто-то туда приходил. Не могу сказать точно, ошибается ли она в своих подозрениях, но отсутствие некоторых весьма важных документов указывает на то, что девушка скорее всего права. Но еще раз повторяю: пока что ничего определенного сказать не могу. Не исключено, что сама Алессандра не оставила ничего… заслуживающего внимания.
Дядя надолго задумался, потом спросил:
– Но если дом обыскивали, то кто? Что ты об этом думаешь?
Джонатан промолчал. Он вспоминал веселую и остроумную женщину, любившую жизнь и умевшую наслаждаться ее благами. Время от времени он подолгу беседовал с ней. И Алессандра, как и многие другие женщины, иногда любила пооткровенничать, но их беседы не имели никакого отношения к его нынешнему заданию.
Пожав плечами, Джонатан наконец проговорил:
– Мне кажется, что она, зная о близком конце, или сожгла, или спрятала все бумаги, которые могли бы раскрыть всю правду о ней. Исчезла даже бухгалтерская книга, если, конечно, она вообще существовала. Между прочим, ее дочь не уверена в том, что эта книга имелась у Алессандры.
– Но дочь когда-нибудь покинет дом, не так ли? – пробурчал дядя Эдвард. – И вообще, довольно странно, что она решила там жить. Возможно, она теперь жалеет о том, что когда-то, сбежав из дома матери, лишилась того, что сейчас уже могла бы иметь. То есть она могла бы занять место Алессандры. Ведь в детстве она была хорошенькой, верно? Говорят, мужчины выстраивались в очередь, когда мать представляла ее.
– Похоже, вам, дядя, многое о ней известно, – заметил Джонатан, невольно нахмурившись.
Эдвард пожал плечами:
– Кое-что известно, разумеется. Но ведь и ты знаешь о ней немало. Алессандра развлекалась целый год, представляя гостям свою девочку и рассматривая всевозможные предложения, – вероятно, рассчитывала получить кругленькую сумму от первого покровителя дочери. Но получилось так, что девочка сбежала, и Алессандра в результате…
– Ее зовут Селия, – перебил Джонатан.
– Да, правильно, Селия. Так вот, когда она убежала в самый последний момент, это стало горячей темой во многих лондонских клубах. – Эдвард сделал глоток кофе из чашки и спросил: – А она надолго вернулась в город? Если надолго, то может опять стать притчей во языцех. Те, кого она заинтересовала тогда, возможно, сохранили к ней интерес, так что сам понимаешь…
Дядя ухмыльнулся и спросил:
– А ты что о ней думаешь? Чем она занимается?
– Мисс Пеннифолд устроилась в довольно скромном доме, и не похоже, что она намеревается идти по стопам матери. Мне кажется, она намерена вести очень спокойную жизнь, столь же скромную, как и ее жилище. – Джонатан откровенно лгал – ведь сама Селия заявила, что пригласит в свой дом не очень-то скромных женщин, то есть явно намекала на то, что собирается открыть у себя бордель. Впрочем, не исключено, что бордель – просто выдумка; возможно, она таким образом вынуждала его покинуть дом. Но с другой стороны… Если честно, то он пока что не понял, чем она собиралась заняться.
– Дай ей год, и она появится в театре вся в шелках, демонстрируя вложенные в нее деньги.
– Что касается женских профессий, то эта не столь уж плоха, если, конечно, идти прямиком по стопам Алессандры.
Эдвард рассмеялся, вероятно, сочтя это замечание забавным.
– Я постоянно забываю, Джонатан, что ты смотришь на женщин другими глазами, похоже – даже на шлюх.
– Как сыну любовницы весьма влиятельного человека, мне не пристало осуждать других любовниц.
– Понятно, – кивнул Эдвард. – Поверь, я вовсе не собирался намекать на… – Он смутился и взялся за свою чашку с кофе.
– Уж если я вспомнил о влиятельных людях… Когда вы собираетесь встретиться с графом? – спросил Джонатан.
Эдвард досадливо поморщился. Немного помолчав, проворчал:
– Торнридж снова от меня отделался Очевидно, понял, о чем я хотел с ним поговорить, и не пожелал встречаться.
– Похоже, он вообще не хочет обсуждать эту тему, – заметил Джонатан. – Что ж, в этом нет ничего нового. Но вы должны объяснить ему, что я не жду от него денег.
– Он не поверит, – со вздохом ответил дядя. – Мы с тобой оба прекрасно знаем, почему он не хочет признать, что ты – последний незаконный отпрыск графа. Он подозревает, что ты на этом не остановишься и потребуешь большего… То есть признание отцовства – это только узкая часть клина, если можно так выразиться.
При этих словах дядюшки Джонатана охватил гнев, однако он не выдал своих чувств. Но упрямство Торнриджа и впрямь казалось возмутительным – ведь ему была хорошо известна вся подоплека! Торнридж знал правду и даже осуществил намерения последнего графа в отношении образования Джонатана. Более того, он даже получал денежное содержание, которое несколько лет не брал, потому что поступление денег требовало, чтобы он отказался от всех прочих своих прав и пошел на попятную. Торнридж настойчиво скрывал правду о его рождении и тем самым лишал Джонатана его законного места в обществе, того места, которое он должен был занимать по праву.
Эдвард был единственным членом семьи, признавшим Джонатана, но этот поступок являлся его личным делом, всего лишь первым шагом в долгой борьбе.
Увы, эта борьба действительно продолжалась слишком уж долго.
– Возможно, я не стану беспокоиться об «узком клине», дядя, – проворчал Джонатан. – Может, мне стоит выйти с открытым забралом?
Эдвард снова вздохнул:
– Поверь, я понимаю, что тебе этого очень хочется. Но ты должен набраться терпения. Я продолжаю действовать в твоих интересах, можешь не сомневаться в этом.
– Мне кажется, что мои действия были бы более эффективными, – заметил Джонатан. – Ведь я за последние восемь лет многому научился.
– Нет-нет, тебе не стоит самому браться за это дело. Если Торнридж заподозрит, что ты ищешь свидетелей серьезных намерений твоего отца, он… он просто уничтожит тебя. И я не смогу остановить его.
– Он не сможет этого сделать. И никто другой не сможет.
– Тебе прекрасно известно, что у некоторых людей такая возможность имеется. Она имеется у тех, чьим агентом ты являлся.
Джонатана снова охватил гнев, но на сей раз с оттенком усталости. Пожав плечами, он пробормотал:
– Но я всегда отстаивал только правое дело. Во всяком случае, почти всегда.
– Вот именно – почти… Кроме того, Джонатан, не все люди столь щепетильны, как ты. Так что наберись терпения и позволь мне сделать все так, как я считаю нужным.
Джонатан поднялся на ноги. Коротко кивнув, сказал:
– Пожалуй, мне пора. Ладно, хорошо, пока я оставляю это дело вам. Однако было бы неплохо, если бы удалось его побыстрее закончить. Боюсь, мое терпение скоро иссякнет.
Джонатан покинул кофейню в мрачном настроении, что свидетельствовало о том, что ему, несмотря на все свои старания, так и не удалось усмирить гнев, охватывавший его всякий раз, когда ситуация с графом Торнриджем обсуждалась слишком уж долго. Временами ему казалось, что было бы разумнее бросить это дело и признать свое поражение, тогда бы он обрел хоть какой-то покой, но, с другой стороны, он прекрасно понимал: отказываться от своих законных прав – это малодушие.
Выходя из кофейни, Джонатан едва не столкнулся со слугой в дорогой ливрее. Поклонившись, тот спросил:
– Мистер Джонатан Олбрайтон, не так ли?
Джонатан кивнул, и слуга протянул ему письмо. Осмотрев бумагу и печать, Джонатан вскрыл послание и прочитал всего лишь несколько слов:
«Вторник. Восемь часов. Вист.
Каслфорд».
Когда Селия проснулась на следующий день, небо было затянуто тучами. Взглянув на часы, она поняла, что проспала дольше, чем намеревалась. Сегодня у нее было множество дел, и ей не следовало так долго валяться в постели.
Надев халатик, Селия накинула на плечи теплую шаль. Мистер Олбрайтон должен был сам приносить себе воду по утрам, и то же самое приходилось делать и ей. Однако ее совершенно не прельщала утренняя прогулка по саду в такую скверную погоду – было холодно и дул сильный ветер.
Открыв дверь спальни, девушка обнаружила за ней ведро с водой. Попробовав воду пальцами, она обнаружила, что вода в ведре была не такая уж холодная. Вероятно, ведро простояло у двери довольно долго. И было совершенно очевидно: воду принес к двери ее жилец – другого объяснения просто быть не могло. «Что ж, очень милый жест… хотя и неожиданный», – подумала Селия. Но как мистер Олбрайтон узнал, что она еще не встала с постели? Селия улыбнулась мысли о том, что он, возможно, ждал встречи с ней, когда спускался сегодня утром по лестнице. Вполне вероятно, что действительно ждал, – ведь она же всегда ждала его появления, хотя и скрывала это.
Одеваясь, Селия услышала ритмичный стук молотка – очевидно, кто-то работал по соседству. Эти звуки напомнили ей о том, что следовало найти кого-то, кто мог бы заменить юного Тома. Было ясно, что после вчерашней сцены он у нее больше не появится. Это было еще одно дело, которое ей предстояло сегодня выполнить.
Причесавшись, уже со шляпкой и пелериной в руках, Селия начала спускаться по лестнице. С каждым ее шагом удары молотка становились все громче. В какой-то момент она поняла, что шум доносится из задней части ее дома, где находилась светлая гостиная. Приблизившись к ней, Селия услышала голоса.
– Я все же думаю, что ей следует пригласить другого плотника, – говорила женщина.
– Главное – чтобы хватило гвоздей, – ответил мистер Олбрайтон.
Тут Селия вдруг поняла, что женский голос принадлежал Верити. Господи, но как же так?! Что за дьявольщина?! Почему подруга пришла к ней сюда без предупреждения – да еще и в тот момент, когда Джонатан находится в доме?!
Селия вошла в комнату и увидела мистера Олбрайтона в рубашке и жилете и с молотком в руке. Что же касается полок, то в этом деле был заметен явный прогресс. А советы Джонатану давала сидевшая с планом на коленях и в костюме для верховой езды ее добрая приятельница Верити, жена графа Хоксуэлла.
Тут Верити наконец заметила Селию.
– А-а, вот и ты, дорогая! Знаешь, калитка в саду была открыта, и я вошла, чтобы посмотреть твой новый дом. Твой работник сказал, что ты еще спишь наверху, и я, чтобы не будить тебя, решила ему пока помочь.
Селия подошла к гостье и обняла ее. Потом, повернувшись к Джонатану, сказала:
– Надеюсь, моя подруга не очень мешала вам, мистер Олбрайтон. Между прочим, мы с вами не заключали договор на ту работу, в которой она, по ее словам, помогала вам.
– Похоже, леди считает, что я не слишком разбираюсь в таких делах, – с усмешкой ответил Джонатан. – Но думаю, что с ее помощью у меня непременно что-нибудь получится. Она прекрасная помощница!
– Я просто предлагала вам делать все как подобает, сэр, – сказала Верити с некоторой обидой. – Любой может сбить две доски, если у него имеется два десятка гвоздей. Но вы расходовали их слишком уж неразумно, поэтому я решила сказать вам об этом.
– Спасибо, миледи. – Джонатан расплылся в улыбке. – Я очень благодарен вам за помощь. И должен признать, что вы абсолютно правы. Я прекрасно понимаю ваше беспокойство по поводу чрезмерного расходования гвоздей. Поверьте, я искренне раскаиваюсь.
Селия, не удержавшись, рассмеялась.
– Надеюсь, вы не в обиде на мою подругу, мистер Олбрайтон? Видите ли, графиня Хоксуэлл склонна обращать особое внимание на частности!
– Очень разумно с ее стороны. – Джонатан снова улыбнулся. – Само собой разумеется, что я не настолько хороший плотник, чтобы соответствовать запросам графини.
Теперь уже Верити рассмеялась.
– Дело в том, сэр, что если я и обращаю внимание на частности, как выразилась моя подруга, то это лишь потому, что моя юность прошла совсем в другом мире, то есть отнюдь не в аристократическом кругу.
Джонатан взял еще один гвоздь.
– Еще полчаса, и все будет закончено, мисс Пеннифолд. А если вы захотите развлекать леди Хоксуэлл где-нибудь в другом месте, то я не стану возражать.
Селия тут же кивнула:
– Да, сэр, конечно. – Надев шляпку и завязав ленты, она повернулась к подруге. – Давай прогуляемся по саду, Верити. Там нам не будет мешать этот стук.
Подруги направились в глубину сада. При этом Верити то и дело оглядывалась на дом и вопросительно посматривала на Селию. Но та делала вид, что не замечает взглядов подруги.
– Верити, видишь вон ту клумбу? – сказала она в самом конце сада. – Как ты считаешь, с ней все в порядке?
Но подруга, проигнорировав вопрос, пробормотала:
– Твой плотник не очень-то хорош. Я могла бы порекомендовать тебе более подходящего работника. Скажи честно, ты наняла его только потому, что он так красив?
– Нет, конечно. – Селия деланно рассмеялась. – Я уже не помню, кто порекомендовал его мне. А теперь взгляни-ка сюда. Я думаю, луковицы уже пора высаживать. И именно здесь. Как ты считаешь?
Верити снова взглянула в сторону дома. Потом внимательно посмотрела на Селию, на сей раз с некоторым любопытством.
– Знаешь, а на нем очень хорошие ботинки. Для плотника, я имею в виду. Его рубашка и жилет тоже довольно дорогие.
Селия пожала плечами:
– Не вижу ничего плохого в том, что мужчина следит за своим внешним видом.
– Меня больше заботит другое… – пробормотала Верити. – Как столь неумелый плотник может позволить себе такую дорогую одежду? Думаю, нам не следует оставлять его в доме одного. Возможно, он из тех парней, которые представляются мастеровыми только для того, чтобы проникнуть в дом в надежде обокрасть хозяев.
– Ты слишком подозрительна, Верити. Послушай, я думаю, что здесь очень подходящее место для луковичных. Я решила, что этой осенью добавлю несколько новых сортов, и мне нужен твой совет. Я не знаю, какие именно выбрать.
Верити пристально взглянула в глаза подруги.
– Не думаю, что я слишком подозрительна. Но сейчас я вдруг подумала… Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, ты прекрасно знаешь, что он вовсе не плотник.
Селия отвела глаза. Она понимала, что подруга ждет объяснений, но все истории, приходившие ей в голову, казались еще более неправдоподобными, чем ложь про плотника.
– Дорогая, так кто же этот мужчина? – Теперь в голосе подруги звучали веселые нотки, и такое же веселье было в ее синих глазах.
Селия еще больше смутилась.
– Верити, это не то, что ты думаешь, -пробормотала она.
– Тем хуже.
– Верити, перестань!
Подруга весело рассмеялась, потом, хихикая, проговорила:
– Ну… что тебе сказать? У него приятная наружность, а красивый мужчина с руками, пусть даже он не очень хороший плотник, всегда привлекает мое внимание, несмотря на всю мою любовь к Хоксуэллу. – Верити снова оглянулась на дом. – Дорогая, ты просто обязана во всем признаться, иначе я сделаю свои собственные выводы. Так кто же он?
Селия со вздохом ответила:
– Просто жилец, вот и все. И я его сюда не приглашала. Можно сказать, унаследовала. Как мебель. Он заплатил моей матери за комнату и не желает съезжать, хотя я и старалась создавать ему всяческие неудобства.
– А может быть, ему здесь нужны вовсе не удобства? Тебе это не приходило в голову? Знаешь, теперь мне кажется, что с твоим появлением в комнате он стал еще более привлекательным.
Селия промолчала. Было ясно, что Верити кое-что заметила и кое-что поняла. Но что она могла сказать подруге? Ведь она сама не знала, как относится к Джонатану. Знала только одно: ее охватывало волнение всякий раз, когда она видела его.
Верити же, взяв подругу под руку, проговорила:
– Я думаю, тебе следует пригласить в дом какую-нибудь женщину. Не обязательно пожилую, но постарше тебя.
– Я так и собираюсь поступить. Но ты же понимаешь, это не моя вина, что я унаследовала этот дом вместе с мужчиной в придачу.
– Конечно, не твоя. Однако ты должна проявлять осторожность. Причем не только в отношении жильца. Понимаешь, о чем я?…
Селия кивнула. Она тут же вспомнила о столкновении, произошедшем накануне возле ее дома и, тяжко вздохнув, пробормотала:
– Я начинаю думать, что никакая осторожность мне не поможет. Но я рада, что ты не сделала скоропалительных выводов относительно моего жильца. А он, проявив такт, не стал говорить о том, что ты вошла через садовую калитку, а не в главные ворота. И мне кажется, присутствие этого мужчины нисколько не повредит моей репутации. Потому что моей репутации уже ничто не может повредить. Ведь я – дочь Алессандры Нортроп.
– Ах, Селия, не говори так! – Верити покраснела, ее синие глаза увлажнились. – Поверь, я вовсе не думала, что этот человек – твой любовник. Нет-нет, я просто поддразнивала тебя. И извини меня за мой… тайный приход. А своему мужу я скажу, что по-прежнему буду приглашать тебя в наш дом как одну из моих лучших подруг. Мне очень жаль, что многие люди так к тебе относятся… Это ужасно несправедливо…
– Верити, я не осуждаю этих людей. Пожалуйста, поверь мне. Я и раньше знала, как все у меня сложится. Я давно об этом знала, во всяком случае, догадывалась. Знаешь, иногда я даже впадаю в уныние, когда думаю о том, что совершенно ничего не получу от своей добродетели. А моя репутация… Она такая, какая есть, с самого моего рождения. Так что я, если бы захотела, могла бы завести себе первого покровителя еще в семнадцатилетнем возрасте, и от этого совершенно ничего не изменилось бы.
Селия тут же пожалела о своей откровенности, однако Верити не выказала ни малейшего смущения, и подруги продолжили прогулку.
Когда они проходили мимо колодца, Селия вспомнила о ведре с водой, которое мистер Олбрайтон оставил у нее за дверью, когда понял, что она еще не встала с постели. И вообще он был очень любезен с ней, – возможно, жалел из-за того, что мальчишки назвали ее «шлюхой».
Тут Верити, наконец-то обратив внимание на цветочную клумбу, заявила:
– Знаешь, весной, после того как мы увидим, что и как расцвело, мы определим, луковицы каких цветов следует добавить.
– А теперь ты заговорила о луковицах, Верити? Тебе нечего сказать о том, что я тебе сейчас рассказала?
– Ах, Селия, я еще не обдумала как следует твой рассказ. Я ведь ничего об этом не знала…
– Я говорила об этой истории только Дафне. А если кто-то еще узнал правду, то это вышло случайно.
– Я не осуждаю тебя за то, что ты ничего мне не рассказывала. Ведь я и сама многое от вас скрывала.
Слова Верити относились к тому времени, когда они все вместе жили у Дафны. У нее в доме существовало правило: ничего друг у друга не выведывать. Дафна не раз говорила, что у многих женщин есть весьма веские причины забыть свое прошлое. Однако Верити тщательнее других хранила свои секреты. И вот теперь она наконец-то обрела семейное счастье.
Какое-то время подруги молчали, потом Верити вновь заговорила:
– Знаешь, я все еще никак не могу привыкнуть к своей новой жизни. И хоть я теперь стала графиней, ты, Селия, по-прежнему останешься моей подругой. И я уверена, что ты достойна большего, чем имеешь сейчас. А что касается… – Она на мгновение умолкла. – Что касается твоей истории, то она меня нисколько не шокировала. Думаю, то же самое можно сказать о Дафне.
Селия невесело рассмеялась:
– К сожалению, таких, как вы, очень немного.
Верити пожала плечами:
– Да, возможно. Но даже если и так, это не должно тебя огорчать. Ведь у тебя всегда был практический взгляд на вещи, так что ты сумеешь найти свой путь в жизни. А мы, твои подруги, тебе поможем. И мне кажется, что сейчас ты именно этим и занимаешься, то есть пытаешься… определиться.
Тут они остановились, и Селия пристально посмотрела в глаза подруги.
– Да, Верити, все верно. Именно над этим я сейчас раздумываю. У меня есть на выбор два варианта, но они не кажутся мне привлекательными. Я могла бы навсегда остаться в убежище Дафны, подальше от людских глаз и насмешек, но это был бы уход от всех радостей жизни. К тому же я своим присутствием могла бы повредить репутации Дафны. Кроме того, я могла бы уехать куда-нибудь подальше, могла бы изменить свое имя в надежде на то, что о моем прошлом никто никогда не узнает. Возможно, мне даже удалось бы выйти замуж.
– И еще ты можешь жить так же, как твоя мать, ибо подобная жизнь не лишена привлекательности, – с улыбкой заметила Верити. – Но ты отказалась от этого пути, не так ли?
– Я отказалась от этого пути в семнадцать лет, потому что он требовал большего жизненного опыта. И еще потому, что я не хотела давать моему отцу, кем бы он ни оказался, еще один повод отвергнуть меня. К тому же… – Селия немного помолчала. – В такой жизни не может быть любви, во всяком случае, настоящей любви.
Верити окинула взглядом сад и с улыбкой сказала:
– Похоже, ты выбрала особый путь, и этот сад оказался для тебя очень кстати, верно?
Селия со смехом закивала:
– Да-да, совершенно верно! И я должна проложить этот путь в кратчайшие сроки, так как растения начнут поступать уже через несколько дней. – Она умолкла и прислушалась. Стука молотка уже не было слышно. – Похоже, мистер Олбрайтон закончил работу.
Верити лукаво улыбнулась:
– Что ж, пойдем посмотрим на результаты его трудов. У твоего мистера Олбрайтона добрые намерения, но я полагаю, было бы лучше, если бы он передал молоток настоящему плотнику. Да и я могла бы сделать эту работу не хуже, чем он.
Они зашагали к дому, но тут Верити вдруг остановилась и в задумчивости пробормотала:
– Значит, Олбрайтон, да?… Мне сразу показалось, что это имя знакомо мне, теперь я вспомнила, где я его слышала. Некий мистер Олбрайтон навестил моего мужа в тот день, когда ты приходила ко мне. И Одрианна тогда тоже была у меня. Но муж упомянул об этом позже, когда вы уже ушли. Это тот самый Олбрайтон, который был мировым судьей в Стаффордшире, когда там недавно случились неприятности. Интересно, не родственник ли он твоему жильцу?
– Думаю, что это один и тот же человек, – ответила Селия. Выходит, Джонатан нанес визит лорду Хоксуэллу в тот самый день, когда она навещала Верити. Интересно, случайность это или нет? А может, он следил за ней? Может, он поехал следом за ней? Для этого не было никаких оснований, однако ей казалось, что визит Джонатана к графу – вовсе не случайность.
