Текст книги "Грешница в шелках"
Автор книги: Мэдлин Хантер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
Глава 23
– Еще одна подушка. И еще… – бормотала Селия. Теперь на кровати было множество подушек – как и просил Джонатан. А достаточно ли их? Впрочем, других не было – сейчас на кровати лежали все подушки, которые она смогла найти.
В камине пылал огонь, на столе стояло вино, а тело ее ласкал бежевый атлас. И еще он хотел, чтобы она ждала его с нетерпением… Что ж, с нетерпением все в порядке – она уже предвкушала то, что должно было произойти.
Этой ночью она забудет обо всех неприятностях – убежит от них. Возможно, вскоре она лишится этой комнаты и этого дома, но пока что дом принадлежит ей. И не важно, что произойдет с ней потом, – она навсегда запомнит этот дом, эту комнату… и эту страсть.
Окинув взглядом спальню, Селия улеглась на кровать. И оказалась среди множества подушек и подушечек – словно в теплой и мягкой колыбели. Интересно, пришлет ли завтра мистер Уотсон своего человека, чтобы тот произвел опись имущества? И достаточно ли будет одного лишь судебного исполнителя, чтобы выбросить ее из дома? Наверное, ей нужно найти адвоката и узнать, можно ли добиться хотя бы небольшой отсрочки.
События прошедшего дня должны были бы ввергнуть ее в отчаяние, но, как ни странно, этого не произошло. Напротив, она даже почувствовала облегчение, решительно отказав Энтони, словно освободилась от чего-то. Разумеется, ей будет очень неприятно покидать дом, к которому она уже успела привязаться. Но Селия знала, что сумеет это пережить – сейчас она наконец-то это поняла, хотя еще утром ужасно переживала.
Интересно, была бы она такой сильной, если бы не узнала Джонатана? Если бы он не соблазнил ее и не закрыл ей тот «другой» путь? Сейчас она не могла ответить на этот вопрос, но ей очень хотелось думать, что Джонатан спас ее от Энтони Дарджента. Более того, она была уверена, что никогда не будет жалеть о том, что стала любовницей Джонатана, – пусть даже окончательная плата окажется очень высокой.
Интересно, а что сказала бы об этом ее мать Алессандра? Наверное, не сказала бы ничего.
Тут снизу донеслись знакомые звуки, свидетельствовавшие о том, что вернулся Джонатан. Значит, скоро он придет к ней… Селия закрыла глаза, предвкушая ожидавшее ее наслаждение.
«Следует быть эротичной, но не вульгарной», – вспомнились слова матери. И Селия, улыбнувшись, немного одернула платье, чтобы оно выглядело так, как одобрила бы Алессандра.
Джонатан покинул дом Эдварда в отвратительном настроении. По дороге домой, на Уэллс-стрит, он много раз воссоздавал в памяти разговор с дядей и вспоминал, как менялось выражение на лице дядюшки. Было совершенно очевидно: Эдвард понял, что скрытый смысл его истории не ускользнул от племянника. Что ж, ничего удивительного…
Дядя прекрасно его знал, и скрыть от него что-либо было не так-то просто, хотя Джонатан и старался. Но что же теперь дядюшка сможет предпринять? И захочет ли он что-то предпринимать? Очевидно, все зависело от человека, являвшегося заказчиком этого расследования.
Джонатан вошел в дом, все еще погруженный в свои мысли. Поднимаясь по лестнице, он в гневе бормотал себе под нос:
– Черт бы побрал этого дядюшку… Ну зачем ему все это понадобилось?
Остановившись на первой площадке, он посмотрел в сторону комнаты Селии. Наверное, ему не следовало общаться с ней в таком настроении…
Немного помедлив, он направился к спальне любовницы, чтобы принести свои извинения. Открыв дверь, замер в изумлении. Селия все устроила именно так, как он просил. Нет, даже гораздо лучше! В камине пылал огонь, было зажжено несколько свечей, а на столике, рядом с двумя креслами, их ожидало вино. И были даже цветы в небольшой вазе, стоявшей на тумбочке; цветы эти придавали всей атмосфере домашний уют.
Сама же Селия возлежала на постели в окружении множества подушек – как он и просил. И на ней было элегантное атласное платье с немного приподнятыми юбками, -так что сразу становилось ясно, что под платьем совершенно ничего нет.
Минуту-другую Джонатан молча стоял у порога, любуясь лежавшей перед ним красавицей, – это был самый эротический образ из всех, что ему когда-либо доводилось видеть. Внезапно Селия, улыбнувшись, чуть приподнялась и проговорила:
– Я сделала все так, как ты и просил. Правда, Мэриан, возможно, будет сердиться из-за того, что я утащила и ее подушки. Но что же ты молчишь, Джонатан?
Он судорожно сглотнул и пробормотал:
– Ты так прекрасна, дорогая, что я даже слов не нахожу. Я безумно тебя желаю, однако… Боюсь, у нас с тобой не будет хорошей ночи после того дня, что я провел сегодня.
– Случилось что-то неприятное? Знаешь, у меня тоже был ужасный день. Но мне хочется верить, что ночь будет совсем другая. На какое-то время мы забудем обо всех неприятностях. – Она чуть приподняла ногу и с лукавой улыбкой добавила: – Чего бы ты ни захотел, помнишь?
Джонатан скинул плащ и сорвал с шеи галстук. Шагнув к столику, выпил немного вина. Чего бы он ни захотел… В данный момент ему хотелось бы хоть на время забыть о разговоре с дядюшкой, – а потом забыться в объятиях прекрасной женщины, лежавшей перед ним. Ему хотелось услышать ее крики и стоны, а затем крепко уснуть рядом с ней.
Продолжая раздеваться, он проговорил:
– Подушки – это очень хорошо. А ты помнишь про остальное?
– О, Джонатан, разве ты не видишь? Я уже давно готова…
Забравшись на кровать, он стал перед Селией на колени и, прислонив ее спиной к подушкам, широко раздвинул ей ноги. А затем, проводя пальцами по влажным складкам, принялся ласкать ее.
Вскоре она хриплым шепотом проговорила:
– Джонатан, ну быстрее же…
– Потерпи еще немного. – Он опустился на нее всем телом и, крепко прижавшись к ней, замер на несколько секунд. А затем наконец-то вошел в нее, наслаждаясь ее громкими протяжными стонами.
Через несколько минут Селия взлетела на вершину блаженства с неистовой дрожью и пронзительными криками. И почти тотчас же он привстал и, перевернув ее спиной к себе, поставил на колени, так что юбки высоко задрались, а округлые ягодицы приподнялись. Потом он снова вошел в нее, и она, верная своему слову, позволила ему все, чего он желал.
– Давай пойдем в сад, – предложила Селия. – Сегодня был прекрасный вечер. Возможно, и сейчас не очень холодно.
– Ты можешь простудиться.
– Я надену свою самую теплую ночную сорочку, а также сапожки и плащ. Это значительно больше того, что некоторые женщины надевают вечером, отправляясь в театр.
Джонатан встал с постели и потянулся за своей одеждой.
Минут через пять Селия взяла свечу и пошла к двери, ведущей в сад. Джонатан тут же последовал за ней. Он надел только брюки и рубаху, а сверху накинул плащ. Однако сюртук, жилет и галстук нес в руках, а затем оставил все это перед входной дверью. «Значит, он сегодня не останется со мной на всю ночь», – подумала Селия.
Воздух был свежий, но не слишком холодный. И ярко светила луна. Какое-то время они шли молча, потом Джонатан спросил:
– Тебе было больно?
Она взглянула на него с лукавой улыбкой.
– Нет, потому что я догадалась, как все будет. Догадалась, как только увидела тебя. Очень жаль, что твое дурное настроение снова вернулось. Сожалею, что дала тебе лишь недолгое облегчение. Но если бы ты доверился мне, то я, возможно, смогла бы помочь тебе.
– Мне помогает одно лишь твое присутствие.
– Что ж, это уже кое-что…
Они снова на несколько минут умолкли. Наконец Джонатан спросил:
– Помнишь, что я рассказывал тебе о поручении, которое я выполнял на побережье пять лет назад?
Она кивнула:
– Когда погиб мальчик, да?
– Да, именно тогда. Так вот, это случилось из-за того, что кто-то узнал о моем задании. Произошло предательство. И я пытался выяснить, кто этот предатель.
Селия тут же нахмурилась. Было ясно: они вернулись к событиям, из-за которых между ними вспыхнула ссора. Она предполагала, что они больше никогда не заговорят об этом, но вот сейчас…
Тяжело вздохнув, Селия спросила:
– Ты думаешь, это могла быть моя мать, да?
– Я думал, что это как-то связано со слухами о твоей матери. Так и оказалось, но только слухи были ошибочны. – И Джонатан рассказал историю о том, как Алессандра, выполняя задание правительства, передавала вражескому агенту ложную информацию, чтобы одурачить французов.
Выслушав рассказ, Селия с явным облегчением проговорила:
– Значит, моя мать не была предательницей. Напротив, она была героиней.
– Именно так, – кивнул Джонатан. – Между прочим, она серьезно рисковала, выполняя это задание.
– Но ведь это хорошая новость, не так ли?
– Да, разумеется. Но дело в том, что ей иногда передавали и правдивую информацию – так делалось, чтобы создать видимость правдоподобия. Именно так и произошло в моем случае. Алессандра передала французскому шпиону сведения о моем задании, хотя, конечно же, не знала, что на сей раз информация была правдивой. И в результате меня чуть не убили. Мальчик же погиб.
– Ты считаешь, что она виновата в этом? И поэтому ты…
– Нет, ничего подобного. Я виню того человека, который воспользовался случаем, чтобы решить какие-то личные дела, – проворчал Джонатан.
Селия остановилась и обняла его.
– И тебе кажется, что ты знаешь, кто это, не так ли?
Джонатан долго молчал. Наконец со вздохом проговорил:
– Мне кажется, что этот человек – мой кузен. Однажды я видел, как он приходил в дом Алессандры. Однако его герба нет среди остальных ее рисунков. И я не думаю, что он был одним из ее покровителей.
– Но неужели ты думаешь, что он совершил это только из-за неприязни к тебе, то есть из-за того, что ты – его незаконнорожденный кузен?
– Я в этом почти уверен, – ответил Джонатан, помрачнев.
Селия положила голову ему на плечо. Она чувствовала, что он ужасно расстроен своими подозрениями. Тихонько вздохнув, она прошептала:
– Ты сказал, что «почти» уверен… Значит, все-таки не окончательно?
– Пока еще не окончательно. Но я очень опасаюсь, что в ближайшее время у меня уже не останется сомнений. Видишь ли, этому человеку ужасно не нравится, что мы с ним – родственники. Именно из-за этого он и пытался устроить мою смерть. Других причин просто быть не могло.
– И как ты поступишь, когда сомнений уже не останется?
– Скажу ему, что мне все известно. Поставлю его перед фактом. И потом у нас произойдет разговор, которого он избегал с тех пор, как мне было девять лет.
Джонатан обнял Селию за плечи и повел обратно к дому.
– Дорогая, а чем был плох этот день для тебя? Если я утомил тебя своим рассказом, ты должна поделиться своим.
– Я видела Энтони и его адвоката. – Она со вздохом указала на дом. – Похоже, скоро он уже не будет моим. Впрочем, я все равно уже давно решила, что он слишком велик для меня. Теперь я точно знаю, какой доход приносят мне растения, поэтому поговорю с агентом по продаже недвижимости и постараюсь снять дом поменьше. – Она ткнула любовника локтем в бок. – Я постараюсь договориться о том, чтобы в нем была приличная мансарда.
– А как велик долг этому мерзавцу?
Селия тихо рассмеялась.
– Восемьсот фунтов. Кто бы мог подумать, что моя мать смогла заключить такую замечательную сделку?
– Ты еще способна шутить, дорогая.
Она снова рассмеялась.
– А что мне остается? Знаешь, мне действительно становится весело, когда я вспоминаю лицо Энтони, узнавшего, что я не приму его предложения ни на каких условиях и ни за какие деньги. Он долго таращился на меня, выкатив глаза и раскрыв рот от изумления.
Тут они остановились, и Джонатан усадил Селию на ближайшую скамейку, где впервые поцеловал. Внимательно посмотрев ей в глаза, он заявил:
– Дорогая, у меня имеются кое-какие сбережения, а именно – немногим более тысячи фунтов. Ты возьмешь из них столько, сколько нужно, и покончишь с этим долгом. Тебе ясно?
Селия молчала, не зная, что ответить. Однако сердце ее радостно подпрыгивало в груди. Ведь это предложение Джонатана… О, оно означало, что они с ним уже не только любовники.
Но он, неправильно истолковав ее молчание, тихо добавил:
– Дорогая, это не то, что ты думаешь. Это вовсе не те выплаты, что получала твоя мать.
Она со вздохом прошептала в ответ:
– Поверь, Джонатан, я очень благодарна тебе за это предложение. Но ведь эти деньги, наверное, все, что у тебя есть. Мне очень жаль, но я не могу…
– Можешь, дорогая. – Он помог Селии подняться. – И я завтра же займусь этим делом.
Селия приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы.
– Нет, тебе не надо заниматься этим. Я подыщу другой дом. И не пытайся осуществить свой план без моего ведома. Я не позволю тебе обеднеть из-за халатности, которую проявила мая мать, заключившая с Энтони столь нелепую сделку.
Джонатан не стал возражать. Открыв перед Селией дверь, он тихо сказал:
– Ты иди, а я, пожалуй, еще немного побуду здесь.
– Тогда спокойной ночи, – ответила она, закрывая за собой дверь.
«Наверное, он обдумывает сейчас встречу с Торнриджем», – говорила себе Селия, поднимаясь по лестнице. Что ж, она тоже поразмышляет над этим и представит, что может случиться, если Джонатан, встретившись с родственниками, потребует, чтобы его признали. Селия не сомневалась: Джонатан не начнет такое сражение безоружным, то есть он наверняка уже составил какой-то хитроумный план и, следовательно, вполне может одержать победу. Во всяком случае, она надеялась на это. Да, действительно хотелось, чтобы он получил то, чего заслуживал, хотелось, чтобы он добился своего. Но при этом Селия знала; если родственники все-таки его признают, если он сможет спокойно прогуливаться по Гайд-парку рядом со своей кузиной леди Чесмонт, то с ней, дочерью Алессандры Нортроп, он уже никогда не будет гулять в том же парке.
Глава 24
Обмакнув перо в чернильницу, Джонатан принялся записывать в своем дневнике главные пункты лекции, которую прослушал накануне вместе с Саммерхейзом в Королевском обществе. Он почти закончил свои записи, когда вдруг услышал стук в дверь, а затем торопливые шаги по черной лестнице. Через несколько секунд в его комнату заглянула взволнованная Белла.
– Вы должны немедленно спуститься, сэр, – сказала девушка. – Этот мужчина спрашивает именно вас.
Джонатан отложил перо.
– Кто он такой?
– Он напудренный и выглядит очень внушительно. Мэриан говорит, что это всего лишь слуга, но… – Белла протянула Джонатану клочок бумаги. – Он велел передать вам вот это. И сказал, что дождется ответа. А Селии сейчас нет дома, – добавила девушка.
Джонатан развернул записку и прочитал два слова: «Торнридж. Сейчас».
Схватив плащ, Джонатан быстро спустился по лестнице. Как он и ожидал, слуга был в ливрее Каслфорда. Никто другой не написал бы в предложении всего два слова.
Слуга герцога посторонился, и Джонатан тут же вышел на улицу. В свое время карета Дарджента произвела сильное впечатление на соседей, но экипаж Каслфорда собрал целую толпу. Мальчишки же бегали вокруг кареты и пытались заглянуть в окна.
Джонатан открыл дверцу и проворчал:
– Зачем ты все это устроил?
Каслфорд раздвинул шторки и выглянул в окошко.
– Это все потому, что я не мог терять ни минуты. Я решил лично забрать тебя.
– Как ты нашел меня?
– Искать тебя – это была бы потеря драгоценного времени. Сначала я послал к Хоксуэллу, чтобы узнать твой адрес. А потом вдруг вспомнил о мисс Пеннифолд. Видишь ли, мой поверенный был знаком с поверенным ее матери. Так я и узнал об этом доме.
Джонатан внимательно посмотрел на приятеля. Герцог был тщательнейшим образом одет и трезв к тому же.
– Олбрайтон, что ты так смотришь на меня? Со мной что-то не так?
– Нет, с тобой все в порядке. Вот только… Сегодня же не вторник…
– Это дело не могло ждать до вторника. Дело – чрезвычайно важное. Я направляюсь на встречу с одним моим приятелем. По его просьбе я решил, что ради такого случая мне надлежит оставаться трезвым и одеться надлежащим образом.
Они отъехали от дома Селии, и тут Джонатан вдруг заметил, что герцог посматривает на него с веселой улыбкой.
– Каслфорд, так это Торнридж попросил тебя увидеться с ним? А что за дело?… Это касается меня?
– Будет касаться. Как только мы войдем. Вернее – после того как примут меня. Чтобы обеспечить этот прием, я устроил так, что ему очень захотелось увидеть меня.
– Но как тебе это удалось?
Каслфорд ухмыльнулся:
– Я не сделал ничего особенного. Просто соблазнил его сестру. Торнридж, конечно, узнал об этом. Похоже, он считает это личным оскорблением – о том свидетельствовало его вчерашнее письмо. И он потребовал немедленной встречи. Вот, собственно, и все.
Джонатан внимательно посмотрел на приятеля. Не в силах удержаться от смеха, спросил:
– Значит, вы соблазнили мою кузину, ваша милость? – Он представил женщину, которую встретил недавно в парке. Выходит, эта заносчивая особа, взглянувшая на него с таким презрением, не устояла перед герцогом Каслфордом… Такого он никак не мог вообразить.
– Да, верно, она твоя кузина, Олбрайтон. Теперь, когда ты упомянул об этом, я вспомнил… Однако она не разговаривает с тобой, не так ли? И она не считает тебя своим родственником. Так что получается, что я соблазнил просто твою знакомую, а вовсе не кузину.
Джонатан снова рассмеялся.
– И все же ты дурно поступил, Каслфорд.
– Дело сделано, приятель. Так что не приставай. Между прочим, тебе придется быть моим секундантом, если Торнридж вдруг потребует дуэли.
Джонатан в изумлении уставился на собеседника:
– Ты действительно ожидаешь, что Торнридж вызовет тебя из-за этого на дуэль?
Каслфорд с ухмылкой пожал плечами:
– Я не знаю, вызовет ли меня на поединок Торнридж, зато точно знаю: кто-нибудь кого-нибудь непременно вызовет. А тебе разве так не кажется?
Дом графа Торнриджа находился на Гросвенор-сквер, и он жил в нем один, когда наезжал в город. Его жена, известная красавица на рынке невест, выйдя замуж, решила, что не хочет жить в Лондоне. Во всяком случае, так было заявлено. И Торнридж, судя по всему, склонный к ревности, очевидно, решил, что так даже лучше – жена находилась подальше от всякого рода искушений. Что же касается происшествия с леди Чесмонт, из-за которого герцог Каслфорд был приглашен, то происшествие это, вероятно, еще более укрепило мнение графа о лондонских «амурных опасностях».
Слугам подали только визитку Каслфорда, но они и глазом не моргнули, не получив визитки второго гостя. И Джонатана никто не остановил, когда он следом за герцогом стал подниматься в гостиную.
– Олбрайтон, ты готов? – пробормотал Каслфорд, когда они приблизились к дверям; было ясно, что он предвкушал интересное зрелище в уплату за те трудности, что выпали на его долю, когда он соблазнял леди Чесмонт.
Тут двери распахнулись, и перед гостями предстал хмурый граф Торнридж. Он приветствовал герцога коротким кивком. Потом увидел Джонатана и покраснел до корней волос; лицо же его исказилось от гнева.
А Джонатан с любопытством поглядывал на кузена; все эти годы он видел его только издалека и теперь наблюдал за ним с величайшим интересом. Хотя граф изрядно располнел и поседел, внешне они были очень похожи – этого нельзя было не заметить.
Взглянув на герцога, Торнридж проворчал:
– Черт подери, а он что здесь делает? – Граф кивнул в сторону Джонатана.
– Он заявил, что у него свой интерес в этом деле. Вы обвиняете меня в том, что я соблазнил вашу сестру, а Олбрайтон обвинил меня в том, что я соблазнил его кузину. Сообразив, что вы с ним имели в виду одну и ту же женщину, я решил, что мне будет проще решить это дело с вами обоими одновременно и немедленно. – Каслфорд прошел к кушетке и, присев на нее, с улыбкой взглянул на графа.
– Но я не хочу, чтобы он находился в моем доме. Этот человек не может иметь отношение к той же женщине, потому что он не является ее родственником.
Герцог весело рассмеялся.
– Не болтайте глупости, Торнридж. Достаточно посмотреть на него, чтобы понять, что он ваш родственник. Добрая половина Лондона уже давно знает правду.
– Как вы смеете вмешиваться?! – в гневе завопил граф.
Каслфорд, изобразив смущение, пробормотал:
– Но ведь именно вы заговорили о моем спутнике, не так ли?
Торнридж в упор посмотрел на кузена:
– Если вы, мистер Олбрайтон, собираетесь давить на меня своими лживыми заявлениями, то знайте: я не услышу вас.
– Я здесь не для этого, – с невозмутимым видом ответил Джонатан. – Я пришел, чтобы узнать, следует ли мне убить вас.
Граф вздрогнул и смертельно побледнел. Каслфорд же, пораженный услышанным, с удивлением посмотрел на приятеля.
– Вы смеете угрожать мне? – пробормотал Торнридж.
Джонатан пожал плечами:
– Если мне известно, что какой-то человек твердо решил расправиться со мной, я не буду ждать, когда он сделает это.
– Ваши предположения и обвинения абсурдны, – проворчал Торнридж. – У меня нет причин желать вашей смерти.
– А я уверен, что у вас есть такие причины. Между прочим, у меня недавно состоялся продолжительный разговор с дядей Эдвардом, но он, возможно, побоялся рассказать вам об этой беседе. Но он ведь регулярно сообщает вам обо всем остальном – например, о своих усилиях ради вас держать меня вдали от Лондона многие годы. Даже после окончания войны он старался делать так, чтобы я как можно реже здесь бывал, причем проявлял при этом необычайную изобретательность.
Торнридж, явно смутившись, заметил:
– Возможно, Эдвард полагал, что вы обладаете редкими талантами, поэтому можете приносить пользу Англии в других местах.
– И одно из этих мест – на севере, на побережье, не так ли? Теперь-то я знаю об особой роли Алессандры Нортроп во время войны. И мне известно, что именно вы передавали ей секретную информацию, которую она, в свою очередь, передавала французскому шпиону.
– Вы не можете этого знать, – заявил граф.
– Но я все-таки знаю. И знаю, что именно вы просили ее передать информацию о задании, на выполнение которого послали меня. В результате я попал в ловушку и едва не погиб. Кто, кроме вас, мог желать моей смерти? И кто знал обо всех деталях моего задания?
– У меня не было оснований желать вашей смерти, мистер Олбрайтон. Так что ваша теория совершенно нелогична.
– Торнридж, вы прекрасно знаете, что у вас имелись очень веские основания убить меня. Уже хотя бы потому, что рассказ моей матери о заключении брака на смертном одре скорее всего был чистейшей правдой. И если так, то еще неизвестно, кто из нас с вами – законный наследник покойного графа.
Торнридж пожал плечами и процедил сквозь зубы:
– Вы осмеливаетесь говорить о том, что готовы убить меня? Вы настолько уверены в себе, что готовы рискнуть? Но ведь вас будут судить за убийство. Полагаете, что-нибудь спасет вас от петли? Или вы намерены вызвать меня на дуэль?
– Если я захочу убить вас, Торнридж, нам не придется встречаться на поле чести, поскольку вы вели себя бесчестно. Но, уверяю вас, я сумею разделаться с вами без свидетелей, так что не будет никакого суда. Ведь вы прекрасно знаете: в годы войны мне не раз приходилось убивать именно таким образом.
Глаза графа расширились; было очевидно, что он действительно знал, на что способен его кузен.
А герцог по-прежнему сидевший на кушетке, восторженно улыбался; казалось, он получал огромное удовольствие от этой сцены.
Тут Торнридж вдруг вспомнил о присутствии Каслфорда и, покосившись на него, заявил:
– Мистер Олбрайтон, вы только что угрожали мне при свидетеле.
Герцог весело рассмеялся и проговорил:
– Просто речь моего друга богата метафорами, Торнридж. Я, например, частенько угрожаю своему камердинеру, говорю, что утоплю его или четвертую. Однако никто меня за это не судит. И никто не утверждает, что меня за это повесят.
– Проклятие, но в его угрозах не было ничего метафорического!
Каслфорд пожал плечами:
– Но если вы так считаете, то вам, возможно, следует дать ему соответствующее удовлетворение. Правда, сомневаюсь, что одних ваших извинений будет достаточно. Во всяком случае, я бы на его месте не стал слушать извинения. Если бы кто-то попытался убить меня, я бы потом потребовал какой-то существенной компенсации за беспокойство.
– Странно слышать такое от человека, постоянно причиняющего кому-нибудь неприятности, – пробурчал Торнридж. Отвернувшись от гостей, он стал медленно расхаживать по комнате – очевидно, обдумывая сложившуюся ситуацию.
А Джонатан не торопил кузена, давая ему возможность все как следует взвесить.
Когда же граф наконец повернулся к гостям, на лице у него было совсем другое выражение. Глядя на Джонатана почти дружелюбно, он проговорил:
– Наверное, я был слишком резок. Вероятно, был ошеломлен тем, что тогда узнал. Ведь подобные связи – совсем не в характере моего дяди. К тому же всегда существует вероятность, что после смерти такого человека могут появиться всякие проходимцы с претензиями. Но теперь-то я должен признать: между нами действительно поразительное сходство. И думаю, что пора все исправить.
Всю свою жизнь Джонатан ждал момента, когда наконец-то услышит эти слова. Но теперь, когда они были произнесены, его реакция оказалась вполне будничной. Никакого восторга, никакой бурной радости – лишь чувство глубокого удовлетворения от того, что вскоре будет положен конец неопределенности и двусмысленности его положения.
И конечно же, он сейчас подумал о Селии. И вспомнил, как она сидела под дождем на ступенях дома Эндерби. Ох, как же ему хотелось, чтобы и ее проблемы были решены таким же образом…
– В этом сезоне, мистер Олбрайтон, мы будем постоянно приглашать вас в наш дом, – заявил кузен. – И мы сделаем так, чтобы всем стало известно, кто ваш отец. Естественно, вам будет выплачиваться содержание. Причем значительно большее, чем то, которое вы отвергли несколько лет назад. Полагаю, вполне достаточное, чтобы вы могли поддерживать достойный образ жизни.
– Вы очень щедры, – заметил Джонатан. – Вероятно, мне следует вас поблагодарить.
Пропустив мимо ушей язвительные нотки, прозвучавшие в голосе кузена, граф продолжал:
– И еще – выгодный брак, разумеется. Да, брак – это совершенно необходимо. Мы подыщем вам весьма достойную девушку из уважаемой семьи. Такой брак пресечет любые слухи, которые могут возникнуть в связи с вашей деятельностью во время войны.
Джонатан с улыбкой покачал головой:
– Благодарю, но я предпочел бы сам выбрать себе жену.
– Вы никогда не получите то, что вам нужно, если будете действовать самостоятельно. К тому же имейте в виду: если мы признаем вас и будем принимать, мы не сможем допустить, чтобы над нами смеялись, если вы вдруг женитесь на особе… не очень-то вам подходящей. – Торнридж широко улыбнулся и добавил: – Не беспокойтесь, мы позаботимся о том, чтобы она была хорошенькая.
Тут герцог, оживившись, громко заявил:
– Итак, Торнридж, этот вопрос решен. Возможно, наше с вами дело займет меньше времени.
Граф вздрогнул и повернулся к Каслфорду; казалось, он уже забыл про него.
– Да, действительно, наше дело… Что ж, я буду очень краток. Черт возьми, как вы осмелились соблазнить мою сестру?
– Она покорила меня своими приятными манерами. Согласен, это было недостойно с моей стороны. Я пойму, если вы вызовете меня на дуэль, хотя обычно это дело мужа, а не брата. Но если мы решим, что дуэль необходима, Олбрайтон согласится быть моим секундантом. Именно поэтому я и привез его в ваш дом. Назовите ему имя вашего секунданта, и он все устроит.
– Секундант? Дуэль? – Торнридж не мог скрыть беспокойство. Только что он избежал смертельной опасности, и вот еще одна угроза. – Я пригласил вас сюда, Каслфорд, вовсе не для того, чтобы вызывать на дуэль. Прошли уже те времена, когда люди дрались на дуэли из-за таких глупостей. Я просто хотел сказать вам, чтобы впредь вы держались от нее подальше.
Каслфорд поднялся с кушетки и пробормотал:
– Если так, то вы могли просто написать об этом в письме. Однако обещаю: я сделаю все от меня зависящее, чтобы больше не встречаться с ней. Что ж, теперь мы, пожалуй, пойдем. А вы, Торнридж, подумайте о том, как вам лучше устроить будущее нашего друга Олбрайтона.
Граф кивнул кузену на прощание и, усмехнувшись, сказал:
– Все-таки странно, Олбрайтон… Вы решили обвинить в предательстве меня лишь потому, что противник получил секретную информацию о вас, когда вы находились на побережье. Но ведь предателем-то был совсем другой человек. И этот человек – дядя Эдвард. Неужели вы об этом не знаете?
Джонатан вышел из гостиной не оглянувшись. И он никак не ответил на прощальные слова кузена, хотя слова эти, ошеломившие его, еще долго звучали у него в ушах.
– Ты слишком уж спокоен для человека, только что добившегося своей главной цели в жизни, – заметил Каслфорд.
Джонатан хотел распрощаться с герцогом возле дома кузена, но Каслфорд пожелал отвезти приятеля на Уэллс-стрит.
– Подозреваю, что эта моя победа наводит на размышления, а бурная радость совершенно неуместна. К тому же мое новое положение кое к чему обязывает.
– Ты имеешь в виду некоторые ограничения и обязанность быть скучным и респектабельным? – с ухмылкой осведомился герцог. – Вероятно, настанет день, когда ты затоскуешь по своей старой жизни и по свободе. Ведь в каком-то смысле ты был по-настоящему свободен, а теперь… Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Да, прекрасно понимаю. Но у меня есть выбор. Я и сейчас могу жить так, как жил прежде. И никто не заставит меня жить иначе. Что же касается планов моего кузена… Знаешь, они мне не очень-то нравятся.
– Мне кажется, его планы вполне логичны. Ведь ты же не отказался от содержания и приобретения связей в свете, не так ли? Поэтому он и заговорил о браке. Видимо, он решил, что ты должен стать таким же, как и все прочие представители светского общества.
Джонатан молча кивнул. Скорее всего его кузен именно так и подумал. Но сам-то он думал совсем иначе. И конечно же, он не собирался жениться на той девушке, которую ему будет навязывать граф.
Наконец карета остановилась возле дома Селии, и Джонатан шагнул на тротуар. Герцог же, взглянув на него, с улыбкой спросил:
– Неужели тебе нисколько не интересно попробовать все это, Олбрайтон?
Джонатан молча пожал плечами. А Каслфорд, внезапно оживившись, продолжал:
– А ведь он почти все признал! И если он действительно пытался расправиться с тобой, то это означает, что он почувствовал угрозу с твоей стороны. А незаконнорожденный ему ничем не мог угрожать, понимаешь? И теперь тебе, конечно же, захочется узнать все до конца, не так ли?
Джонатан взглянул на дом и окно на втором этаже. Снова пожав плечами, ответил:
– Я и сам не знаю, захочу ли сейчас узнать всю правду. Кстати, по заверениям моего дяди он уже долгие годы пытается узнать правду.
– Мне кажется, что у твоего дяди какие-то свои интересы, – заметил герцог. – Между прочим, последние слова твоего кузена были весьма интригующими, верно?
– Я хочу попросить тебя, Каслфорд, чтобы ты забыл об этих его словах. Возможно, мой кузен просто пытается настроить меня против единственного родственника, все эти годы признававшего мое существование. А что касается остального… Мать почти ничего мне не рассказывала о своих отношениях с покойным графом, однако сказала, что перед смертью он женился на ней. И теперь я думаю, что все было именно так. Но думать – одно, а доказать – совсем другое дело. – Джонатан закрыл за собой дверцу кареты и, глядя в окошко экипажа, с улыбкой добавил: – Спасибо, что помог мне сегодня. Надеюсь, соблазняя мою кузину, ты не испытывал особых неудобств.
