Текст книги "Ледяная пустыня"

Автор книги: Майте Карранса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Какое невероятное совпадение! Метрикселла тоже была из Ордино! Я сразу начала расспрашивать о ней Карен, но та удивила меня своим ответом.

– Метрикселла Салас? Нет, такой я не знаю.

Я не поверила Карен и стала настаивать:

– Стройная, светловолосая, с красивыми блестящими глазами, очень тихая и скромная. Она с детства рисует и теперь учится на художницу.

– Я такой не знаю, – отрезала Карен.

– Но Метрикселла говорила, что с детства никуда не уезжала из Ордино. Ее отец – богатый вдовец. У него автозаправочная станция и магазин бытовой техники.

– Не может такого быть. Я часто бываю в Ордино. У меня там полно друзей. Там всего одна автозаправка. Ее хозяин восьмидесятилетний старик по фамилии Кампс, и у него только трое неженатых сыновей. Кроме того, в Ордино нет магазина бытовой техники.

Я не знала, что и думать. Неужели я перепутала название селения?! Не может быть! Я не раз слышала его от Метрикселлы…

Перед сном Карен пустилась в откровения.

– Знаешь, чего мне больше всего не хватает в жизни?

– Чего?

– Подруги, с которой я могла бы делиться секретами. Какой-нибудь молодой омниоры моего возраста из Клана Волчицы, которая понимает, как это нелегко – быть настоящей колдуньей.

– Я тебя понимаю. Мне тоже часто бывает нелегко.

Я не кривила душой, но страстно мечтала не о подруге, а о Гуннаре, чтобы никогда с ним не расставаться.

– Можно попросить тебя об одной вещи?

– О чем?

– Давай будем дружить.

Немного помолчав, я подумало о том, что в последнее время мои отношения с подругами складываются не очень гладко, но Карен была такой непосредственной, что мне не хотелось обижать ее отказом.

– Но ведь мы живем так далеко друг от друга и учимся на разных факультетах.

– Ну и что! Когда мы вырастем, мы сможем встречаться здесь, в этом доме.

– Как это? – удивилась я.

– Этот дом продается. И стоит совсем недорого. Разве он тебе не нравится?

Конечно, дом мне нравился, но я недоверчиво рассмеялась:

– Ты что, собираешься его купить?

– А почему бы и нет?

Действительно! Почему бы и нет! Пожалуй, и мне не помешала бы подруга, с которой я могла бы делиться своими печалями и горестями.

– Действительно. Почему бы и нет, – пробормотала я наконец.

Потом мы уснули. Кажется, мне снился Гуннар. Мы с ним жили в старом графском особняке и во сне грели руки у горевшего в очаге огня.

Положив голову на плечо своего викинга, я слушала, как он рассказывает мне полную кровопролития исландскую сагу об отважной женщине, отомстившей за отца и братьев, пожертвовав при этом своим трусливым сыном. А рядом с нами стояла кроватка, в которой спала маленькая девочка по имени Диана. Удивительнее всего было то, что это была погибшая Диана, но во сне ее родителями были мы с Гуннаром и девочка была жива. Помню, проснулась я вся в слезах.

У маленького Рока были черные глаза, сверкавшие, как раскаленные угли. Малыш пожирал меня своим пронзительным взглядом, теребил мне волосы пухлыми ручонками, но на вопросы о том, что произошло с его сестренкой, упорно не отвечал.

Решив, что место преступления может пробудить в нем воспоминания, я взяла его за руку и повела на кухню. У самых дверей малыш заупрямился, вцепился в косяк и ни за что не желал входить. Поборов угрызения совести, я взяла его на руки и внесла в кухню.

Малыш изменился в лице. Увидев пустой мраморный кухонный стол, он тут же повернулся к печи и ткнул в нее пальцем.

– Плохая! – закричал он. – Плохая! Уходи!

Всем своим видом Рок выражал необычную для ребенка его лет решительность, и я вновь спросила его:

– Кто взял твою сестренку?

– Плохая!

– Ты ее узнал?

– Плохая!

– Это была женщина, да?

– Плохая!

Делать было нечего. Рок не спускал глаз с печи. Его личико исказилось в гримасе. Он начал вырываться у меня из рук, и мне пришлось спустить его на пол.

Оказавшись на полу, малыш внезапно кинулся к печи, открыл железную заслонку топки и сунул внутрь ручку.

Топка была пустой и холодной, но я все равно растерялась и застыла на месте, а когда Рок вытащил руку из топки и повернулся ко мне, оказалось, что он держит за хвост змею. Кажется, она оцепенела от холода, но явно была живой.

Тем временем маленький Рок размахнулся и довольно сильно ударил змею головой об пол.

К счастью, я уже пришла в себя и в последний миг спасла малыша от ядовитого укуса очнувшейся рептилии. Одной рукой я схватила кочергу и стукнула ею змею по голове, а другой отшвырнула Рока от греха подальше в угол. Потом стала что было сил колотить по змее, пока не размозжила ей голову.

Рептилия закорчилась в предсмертной агонии, и тут произошло нечто страшное.

Полумертвая змея, извиваясь, поползла в сторону двери, оставляя за собой кровавые следы. Недолго думая, я схватила огромный кухонный нож и одним махом отрубила ей голову.

В этот момент Рок принялся громко плакать, указывая пальцем на оставленный змеей след. Кровавые пятна изменили свою форму, и теперь вместо них на полу красовались странные знаки, отдаленно напоминавшие буквы. От ужаса у меня зашевелились волосы на голове. Гадюка оставила предсмертное послание. Значит, это была не простая змея!

Вспомнив, что Деметра велела мне не давать повода для лишних страхов, я вытащила из сумки фотоаппарат, сняла загадочные знаки, убедилась в том, что они получились достаточно четко, стерла кровавые следы мокрой тряпкой и только потом позвала остальных омниор.

Когда на кухне появилась доктор Бауман, Рок еще плакал. Быстро оглядевшись по сторонам и заметив вцепившегося в мои ноги испуганного ребенка, обезглавленное тело змеи и окровавленный кухонный нож, мать Карен сразу все поняла.

Я тут же стала героем дня, но старалась не распространяться о происшедшем, чтобы никого не пугать. Кроме того, мне очень хотелось узнать, что за знаки изобразила в своем предсмертном послании змея.

Тщательно перерисовав один из знаков на бумагу, я показала его толстушке Елене, которая спокойно пила кофе с молоком.

Библиотекарше хватило одного взгляда.

– Это буква финикийского алфавита, – тут же заявила она.

Через некоторое время я показала Елене рисунок другого знака, тоже оказавшегося финикийской буквой. Постепенно я предъявила ей в разбивку все остальные знаки, соврав, что хочу узнать о них для своей курсовой работы в университете. Поверив мне, Елена лично проводила меня в свою библиотеку.

В отличие от Деметры, Елена бережно хранила все доставшиеся ей по наследству от предков книги. У нее была прекрасная библиотека с массивным столом и дубовыми полками, наполненными толстенными трактатами, списками древних пророчеств, огромными фолиантами по целебным и волшебным травам, по медицине, астрономии, астрологии и древней истории.

Наконец я нашла финикийский алфавит и дрожащей рукой записала на бумаге кровавые знаки в том порядке, в каком их оставила на полу умирающая змея: «Баалата»!

Не веря своим глазам, я ужаснулась. Выходит, мне это не почудилось. Жестокий ритуал умерщвления младенца и одержимая чьей-то злой волей гадюка, – все говорило о том, что жестокая финикийская богиня вернулась в Реальный мир.

Обливаясь холодным потом, я начала лихорадочно листать книги. После довольно продолжительных поисков я, наконец, нашла то, что искала. Это был трактат Ингрид, основанный на трудах Мины, посвященных одиорам, воплощавшимся в стародавние времена в образы божеств и требовавших себе поклонения.

«Кровавые злодеяния ужасной одиоры Баалаты, требовавшей поклонения себе от финикийцев в образе богини Иштар, достаточно хорошо известны. Гораздо меньшее распространение получили сведения о ее занятиях черной магией и пророчества о ее возвращении…

Колдовская магия этой ужасной одиоры дала ей возможность общаться с духами. Сохранилось множество свидетельств, относящиеся ко времени продолжительного правления Баалаты в Библе, Тире[30]30
  Тир – знаменитый финикийский город, один из крупных торговых центров в истории. Находился на территории современного Ливана.


[Закрыть] и Карфагене, которые повествуют о ее способности оживлять мертвецов и ставить их к себе на службу в качестве безвольных исполнителей своей воли.

Полуразложившиеся трупы выполняли при Баалате роль оракулов и прислужников, незнакомых со страхом смерти.

Говорят, что Баалата отправлялась с ними в поля, усеянные трупами после недавних сражений, где мертвецы извлекали для нее внутренности павших воинов, из которых эта одиора готовила зелья, а потом соблазняла ими царей и состоятельных негоциантов. Кроме того, Баалата торговала противоядиями и снадобьями против смертельных заболеваний. Ей удалось бежать из Тира перед взятием этого города Александром Македонским. Она скрылась от Александра за стенами Карфагена, но появление римлян, не признававших человеческих жертвоприношений, погубило Баалату. Сципион[31]31
  Сципион Африканский (235–183 г. до н. э.) – римский полководец, победитель Ганнибала и завоеватель Карфагена.


[Закрыть] приговорил ее к пытке и примерной казни. Баалату изрубили мечом на куски, которые затем сожгли, а пепел развеяли на месте, где прежде стоял разрушенный римлянами Карфаген.

Перед тем, как ей отсекли голову, измученная пыткой и оставленная прислужниками Баалата произнесла пророчество, записанное одним из центурионов Сципиона – поэтом Марцилием: „Я вернусь из обители мертвых, чтобы зачать Избранницу, и моя воля восторжествует над всеми знамениями и судьбами мира“.

С тех пор Баалату больше не видели, и имя ее не произносят вслух…

(Результаты эксгумаций, проведенные в карфагенском некрополе, изучение ряда документов и свидетельств современников ужасной одиоры, позволяют мне утверждать, что Баалата не была окончательно уничтожена и способна с помощью черной магии по собственной воле вернуться в мир живых, вселившись в животное, маленького ребенка или мертвеца, то есть в одну из трех лишенных собственной воли ипостасей.

Сила этого злобного божества возрастает пропорционально силе и энергии людей, которые вспоминают о ней, думают о ней и тем или иным образом связывают с ней свои желания.

Баалата – великая одиора-чернокнижница питалась кровью человеческих жертв и поклонением своему образу во время празднеств и церемоний. Чем больше людей смотрело на изображение Баалаты, тем сильнее она была, а звуки ее имени всегда побуждали ее к самым кровавым злодеяниям. Поэтому трепетавшие при одной мысли о жестокой Баалате обитатели Тира и Библа старались не пробуждать ее страшного аппетита, не произнося ее имя вслух.

С течением времени, предание о возвращении Баалаты стало рассматриваться многими омниорами как ложное, но, в свете собранных мною многочисленных свидетельств, я не разделяю подобного мнения. Вероятнее всего, великая колдунья Баалата вернется в мир живых тогда, когда знамения возвестят о скором пришествии Избранницы».

Не в силах продолжать чтение, я затряслась как осиновый лист и выбежала из библиотеки. Прочитанное повергло меня в страшное смятение, и я не могла отвечать на ласковые слова приветствия других омниор.

Ко мне подбежала Карен и, обняв меня, тут же призналась, что испугалась бы и ни за что не решилась бы броситься на гадюку с ножом.

Я промолчала. Как они все во мне ошибались! Я была не отважной защитницей слабых, а безмозглой, безответственной дурой, затеявшей игру с огнем, повлекшую за собой гибель множества несчастных маленьких омниор!

Едва дыша, я сгорала от стыда, припоминая, как дважды наряжалась кровожадной одиорой и дефилировала в ее обличье на виду тысяч пар восхищенных глаз в ночь карнавала. Это с моей помощью Баалата набралась сил, материализовалась и вернулась в мир живых, чтобы утопить его в крови.

Я с ужасом думала о страшных последствиях своего безответственного поступка, не зная, что предпринять. Ведь я не только была повинна в воскрешении жестокой богини, но и стала свидетельницей ее существования, хотя об этом, кроме меня, знал только маленький Рок.

Итак, принуждавшая поклоняться себе финикийцев страшная Баалата, якобы обезглавленная, испепеленная и уничтоженная вместе с Карфагеном по приказу Сципиона, набралась сил и вернулась…

Я вспомнила зловещие слова Баалаты: «Я вернусь, чтобы зачать Избранницу…» Выходит, Избранница из Пророчества, с таким нетерпением ожидаемая всеми омниорами, будет дочерью Баалаты? Неужели это чудовище способно произвести на свет ребенка?!

Теперь меня буквально трясло от страха. Никто не знал о Баалате больше меня. Нужно было как можно скорее оповестить обо всем Деметру. Неужели моя мать обо всем догадывалась и отправила меня в Урт, чтобы наказать зрелищем чужого горя? И какое же наказание ждет меня после всего этого? А ведь Деметра еще не знает, что, переодевшись Баалатой, я околдовала Гуннара и опоила его приворотным зельем!

И тогда я все поняла. Моими безрассудными поступками руководила сама страшная богиня. Поэтому наша с Гуннаром любовь наверняка была проклята!

По-прежнему дрожа, я заплакала от злости, чувствуя, что мне еще очень долго придется расхлебывать кашу, которую сама же я заварила.

За что?! За что мне такое наказание?! Почему я не могу быть простой влюбленной студенткой?!

Я не желала быть колдуньей. Меня это угнетало. Обязанности перед племенем и кланом казались мне стопудовыми веригами, сковывавшими мою свободу. И еще я была не такой, как другие.

Я всегда была капризна и своенравна. А ведь это очень опасно, когда такая эгоистичная персона, вдобавок ко всему умеет колдовать. И еще мне совершенно не хотелось жертвовать собой ради интересов других омниор, чего в моем положении было практически не избежать. Поэтому я так хотела быть простой смертной девушкой, а не колдуньей.

Я лично пронзила атамом сердце мертвой змеи, разрезала ее тело на куски, произнесла над ними очищающее заклинание и сожгла. Когда все превратилось в пепел, добрая Елена, заботившаяся обо мне, как о собственном ребенке после того, как я спасла ее маленького Рока, накормила меня огромной тарелкой мяса с горохом и овощами.

Эта удивительно вкусная еда просто не лезла мне в горло, ведь ее приготовила женщина, из-за моей безответственности потерявшая единственную дочь. И еще я мысленно пообещала Елене назвать свою будущую дочь Дианой в память о погибшей малютке, хотя не знала, предстоит ли мне стать матерью девочки.

Затем, никому ничего не сказав, я приготовила эликсир забвения и дала его маленькому Року, чтобы малыш позабыл ужасы, свидетелем которых невольно стал.

После печальных похорон, я вернулась в Барселону с блокнотом полным заметок и горьким чувством вины в сердце. Мне совершенно не хотелось видеть Деметру. Я мечтала об одном – забыться в объятиях Гуннара.

Все во мне переворачивалось от мысли, что я – омниора, и я с ужасом думала о страданиях, на которые обречены эти добрые колдуньи, и жертвах, на которые им постоянно приходится идти. Мне хотелось быть самой обыкновенной женщиной из плоти и крови, любить, работать, иметь свой дом, детей и не трястись от ежеминутного страха, что с ними могут расправиться одиоры.

* * *

Селена остановилась на автозаправочной станции. Залив в машину бензин, путешественницы решили выпить по чашке кофе. Анаид была ошеломлена услышанным… Ей не терпелось засыпать мать вопросами.

– Выходит, у Елены была дочь?

– Да.

– Но ведь она говорит, что у нее рождаются только мальчики, потому что у нее такая особая болезнь!

– Елена ничего не помнит. Ей дали эликсир забвения. Только он помогает омниоре, потерявшей ребенка от рук одиор, не сойти с ума от страха за остальных своих детей.

– Бедная Елена!

– Да уж! Случившееся с ней – самое страшное из того, что может постичь омниору.

Анаид живо представляла себе маленького Рока с пылающим взором черных глаз.

– Значит, Рок видел, как Баалата расправилась с его сестренкой?

– Думаю, да. Но он об этом забыл.

– А каким он был в раннем детстве?

– Очень хорошеньким. Пухленьким. С черными вьющимися волосами и черными умными глазками. По-моему, он самый хорошенький из сыновей Елены, вылитый отец.

Анаид невольно покраснела.

– Я что-то не то сказала? – удивилась Селена.

Смешавшись, Анаид сделала вид, что во всем виной кофе с молоком.

– Нет. Я просто обожглась.

Однако Селену было не так-то просто провести.

– А по-моему, ты что-то от меня скрываешь.

– Я?

– Говори! Что у вас с Роком?

– Ничего! – заупрямилась Анаид, не желавшая обсуждать с матерью свои сердечные дела.

– Ну ладно, – махнула рукой Селена. – Ничего так ничего.

– Выходит, – продолжала Анаид, – ты поселилась в Урте потому, что так решили вы с Карен?

– В некотором смысле да. Дело в том, что через некоторое время я вспомнила о предложении Карен и вцепилась в него. Более того, я сама купила бывший графский особняк. Кстати, я уже выплатила деньги, которые должна была за него банку. Теперь он принадлежит только нам.

– Как здорово, что Карен подсказала тебе эту мысль. Ведь я не могу жить без этого дома, где можно дышать воздухом моих родных гор!

– Боюсь, тебе придется привыкнуть обходиться без них.

И вдруг Анаид преисполнилась чувством благодарности к матери и одновременно пожалела ее, вспомнив о ее кочевой молодости.

– Спасибо, мама, за то, что благодаря тебе, у меня есть Урт и родной дом. Спасибо за нашу семью.

– Именно их я и хотела подарить тебе, доченька! – взволнованно произнесла Селена.

– Значит, все изменилось, когда умерла бабушка Деметра?

– Да, – погрустнела Селена. – Уходя, она оставила вместо себя пустоту. Я очень по ней скучаю. И по тете Крисельде, между прочим, тоже.

– Неужели бабушка в молодости была такой строгой? – размешивая сахар в кофе, спросила Анаид.

– Ты даже не можешь себе представить! – усмехнулась Селена.

– А когда ты переехала жить в Урт? – не находя себе места от любопытства, спросила Анаид. – А где и когда я родилась? А мой отец – Гуннар?

– Постой, не спеши, – осадила нетерпеливую дочь Селена. – До твоего рождения произошло еще много разного. Дай-ка я заплачу за кофе и расскажу все по порядку.

Долг и судьба

Вернувшись из Урта, я немедленно отправилась к Гуннару. Он занимался резьбой по дереву. Из-под ножа в его огромных сильных руках как раз выходила маленькая изящная лошадка. Говоря со мной, Гуннар не отводил от нее взгляда. Он даже отодвинулся к другому концу березового столика, за которым работал, чтобы сидеть подальше от меня. Рассказывая о случившемся за время моего отсутствия, Гуннар говорил очень грустным тихим голосом.

– Однажды утром у меня появилась Метрикселла с чемоданом. По ее словам, в нем было все необходимое, чтобы отправиться со мной в Исландию. Она утверждала, что бросит университет, что ее не пугают трудности с языком и что она не будет тосковать по свету и солнцу бесконечными полярными ночами.

У меня сердце рухнуло в пятки. Значит, пока я расследовала в Урте преступление Баалаты, виновницей которого сама же являлась, Метрикселла приходила к Гуннару, чтобы следовать за ним на край света!

– И что ты ей сказал?

Гуннар усердно полировал деревянную лошадку шкуркой. Два раза он открывал рот, чтобы заговорить, но оба раза не промолвил ни слова. Я постаралась сдержать нетерпение и любопытство и, прикусив язык, дала ему возможность подыскать нужные слова. Наконец Гуннар заговорил:

– Я сказал, что не люблю ее.

Я потихоньку перевела дух. Признаться, я очень боялась, что Гуннар не выдержит и решит вернуться к Метрикселле. Однако мой викинг вовсе не был счастлив. Оторвавшись от работы, он произнес с болью в голосе:

– Она поняла, что у меня появилась другая женщина.

Я хотела броситься к Гуннару и задушить его поцелуями, лишь бы утешить, но он удержал меня жестом руки.

– Мне все это не нравится, Селена.

– Что именно? – испуганно спросила я.

– То, что с нами происходит. Что ты со мной сделала?

– Я?!

– Ты меня околдовала?

Слова Гуннара прозвучали как обвинение, и я почувствовала себя так, как наверняка чувствовали колдуньи перед судом Инквизиции.

– Почему ты так говоришь?

– До тебя моя жизнь была четко расписана, у меня были конкретные планы. Я прекрасно представлял себе собственное будущее, свои обязанности. Я любил Метрикселлу, и тут внезапно появилась ты!

Гуннар был очень напряжен, и разделявшее нас расстояние лишь усиливало это впечатление. Вскочив, я обежала вокруг стола и уселась к нему на колени.

Почувствовав тепло моего тела, Гуннар задрожал, я тоже. Это не могло продолжаться долго – мы начали исступленно целоваться. Как же я соскучилась по вкусу его поцелуев! С каждым прикосновением губ моего викинга кровь все сильнее и сильнее стучала у меня в висках.

Некоторое время мы не произносили ни слова. За нас говорили наши тела. Наконец, выбившись из сил, мы, как это обычно делают влюбленные, стали пожирать друг друга взглядами.

– Не знаю почему, но я все время думаю о тебе, – признался Гуннар.

– А я все время думаю о тебе, – пробормотала я, – но разве это плохо? По-моему, это любовь.

Гуннар был старше и опытнее меня. Тогда я считала, что ему лет двадцать пять.

Он усмехнулся и погладил меня по голове.

– Иногда любовь застит глаза. С нами происходит именно это. Мы полностью отдались во власть своих чувств и не в состоянии думать.

Почему-то я не видела в этом ничего предосудительного. Мы с Гуннаром оба были молоды и влюблены. Расстраивала меня только участь злополучной Метрикселлы. Тем временем Гуннар продолжал рассуждать:

– Для меня это как настоящий «страннхег».

– Что?

– «Страннхег», разбойничий набег. Так викинги называли свои внезапные рейды в глубь чужеземной территории. Они нападали стремительно и неожиданно. И такие их набеги были особенно кровавыми и разрушительными.

Гуннар удалился в недра своей квартиры и скоро вернулся с бутылкой и двумя стаканами. Наполнив мой, он сказал:

– Выпей. Это божественный медовый напиток.

Я осушила стакан, но не успокоилась. Слова Гуннара пробудили в моей душе волну сомнений.

– Значит, мое появление в твоей жизни похоже на кровавый разрушительный набег?

– Я не ожидал твоего появления, Селена. Оно застало меня врасплох.

– Но ведь я тоже не искала тебя, – обиделась я. – Наши пути пересеклись случайно.

– Это точно, – вздохнул Гуннар. – А вдруг эту случайность нельзя назвать счастливой?

– Если тебе есть что сказать, говори прямо! Не увиливай! – не выдержала я, устав от его загадок.

Налив мне второй стакан, Гуннар жестом предложил мне прилечь с ним рядом на ложе.

– Сейчас я поведаю тебе одну историю, – сказал он, накрывшись со мной одним одеялом. – Это часть исландской «Саги о Вельсунгах».[32]32
  «Сага о Вельсунгах» – исландская сага XIII века. Самая известная из «Саг о древних временах», рассказывающих о легендарной истории Скандинавии в терминах общегерманских мифов.


[Закрыть] В ней говорится об одной женщине, чья участь была предопределена до ее рождения, о прекрасной Сигню, появившейся на свет, чтобы не дать заглохнуть роду Вельсунгов и отомстить за своих родных.

Гуннар начал свой рассказ, и меня заворожил его низкий мелодичный голос.

«Много-много лет назад в местности, именуемой Брансток, жил старик Вельсунг. Вместе с ним в его доме жили три его сына и любимая дочь Сигню.

Сигню заботилась об отце и братьях, но больше всех она любила своего брата-близнеца Сигмунда. Они с Сигню были во всем так похожи, что понимали друг друга без слов. Мать Сигню и Сигмунда умерла при родах, и одна старая предсказательница зарезала гуся, чтобы узнать по его внутренностям будущее семьи Вельсунга. Согласно ее пророчеству, в будущем маленькой Сигню предстояло стать продолжательницей рода и защитницей его чести.

Однако старый Вельсунг не поверил прорицательнице и, когда счел, что девушке пора замуж, выдал Сигню за того, кто казался ему наилучшим из женихов – за благородного Сиггейра из Готланда. Сыграли пышную свадьбу. Жениху и невесте преподнесли немало богатых даров, но наибольший интерес пробудил к себе подарок одного седобородого старца, скрывавшего свое лицо под капюшоном.

Старец потряс красивым мечом и изрек: „Дарю сей прекрасный меч работы искусных гномов тому, кто сможет его покорить“. С этими словами старец вонзил меч в ствол векового дуба по самую рукоять.

Сиггейр из Готланда тут же пожелал овладеть мечом и первым бросился к дубу, но не смог вырвать из его ствола ни силой, ни ловкостью. Сигню и так не любила своего мужа, а в тот момент поняла, что не будет с ним счастлива. Сиггейр был алчным, завистливым и мстительным. Сигню заранее оплакала участь того, кто сумеет завладеть мечом, потому что ее муж Сиггейр обязательно его возненавидит.

Кто только ни пытался вытащить меч – самые благородные из приглашенных, великие воины и прочие гости, – ни у кого ничего не вышло, и все, махнув на меч рукой, возвратились к хмельным напиткам за пиршественным столом.

Тогда к дубу подошел молодой брат-близнец девушки – Сигмунд. Стоило ему погладить изысканную рукоять меча, как тот, словно по мановению волшебной палочки, оказался у него в руке.

Страстно желавший заполучить меч Сиггейр предложил за него Сигмунду много золота, но брат Сигню не согласился. Тогда Сиггейр разгневался до такой степени, что тут же погрузил молодую жену, свадебные дары и свою дружину на корабли и отплыл к себе в Готланд. Несмотря на свой поспешный отъезд, Сиггейр успел выманить у старого Вельсунга обещание приплыть к нему в гости вместе с сыновьями.

Чтобы предотвратить трагедию, Сигню предпочла бы больше никогда не видеть отца и братьев и неустанно молила богов о том, чтобы ее родные не приезжали. Однако старый Вельсунг всегда держал данное слово. Через некоторое время, когда молодая Сигню родила от Сиггейра сына, он отплыл в сторону Готланда, чтобы навестить дочь и зятя и увидеть внука.

Завидев корабли отца, Сигню бросилась на берег и стала убеждать отца и братьев не входить в замок ее мужа, где их ждала ловушка. Однако ни отец, ни братья не послушались Сигню. Вместе со своими людьми они отправились в замок Сиггейра навстречу своей смерти. Вскоре Сиггейр, затеяв ссору, убил старого Вельсунга, а его дружина перебила людей, прибывших с тестем.

Сиггейр же завладел мечом Сигмунда и пленил братьев жены, уготовав им мучительную смерть. Он приказал привязать их к деревьям в лесу. Первой же ночью одного из братьев сожрал волк. На вторую ночь этот же волк загрыз второго брата. Когда в живых остался только Сигмунд, Сигню добилась разрешения с ним попрощаться. Целуя брата, Сигню намазала ему лицо медом.

Пришла ночь, а с нею и голодный волк. Учуяв запах меда, он, вместо того, чтобы вцепиться Сигмунду в горло, стал лизать его лицо. Сигмунд открыл рот, и когда волк в поисках меда засунул в него язык, Сигмунд схватил его зубами и не разжимал их, пока связывавшие его веревки не разошлись от отчаянных рывков пытавшегося освободиться зверя.

Оказавшись на свободе, Сигмунд последним усилием стиснул челюсти и откусил язык волка, который вскоре умер.

Бежав из владений Сиггейра, Сигмунд вернулся на родину, а Сигню осталась с супругом и сыном, поклявшись отомстить за поруганную честь своего рода. Непрерывно думая о мести, Сигню не находила себе покоя и с трудом вынесла еще несколько лет, пока ее сын не подрос достаточно, чтобы взойти на борт корабля.

Тогда, воспользовавшись тем, что супруг ее Сиггейр отправился войной на свеев, Сигню взошла на корабль и с сыном вернулась на свою родину в дом Вельсунгов. Там она встретилась с Сигмундом и сообщила ему о своем решении. Сигню не находила покоя, страстно желая отомстить мужу за расправу над своим отцом и братьями.

В первую очередь Сигню попросила Сигмунда определить, достаточно ли храбр ее сын, чтобы носить гордое имя Вельсунга и отомстить за его поругание.

Сигмунд так и сделал. Перед тем как отправиться с сестрой в лес за дровами, он велел мальчику испечь хлеб из муки в мешке, в который посадил змею. Вернувшись из леса, Сигню и Сигмунд не нашли готового хлеба, а мальчик признался, что ему было страшно сунуть руку в мешок. Сигню очень расстроилась, но делать было нечего. Пришлось ей умертвить сына за трусость.

Затем Сигню поняла, что отвагу Вельсунгов унаследует лишь их с Сигмундом общий ребенок. Чтобы зачать сына от собственного брата, Сигню временно обменялась внешностью с одной молодой ведьмой. С ребенком от Сигмунда в чреве Сигню возвратилась в Готланд. Когда у нее родился сын, его нарекли Синфьотли.

Синфьотли был сильным и храбрым мальчиком, но Сигню все же опасалась, что ему не достанет мужества исполнить свой долг. Поэтому, когда ребенок подрос, она снова отвезла его к Сигмунду, чтобы тот испытал его мужество.

Велев мальчику взять муки на хлеб из мешка, Сигмунд и Сигню удалились в лес. Вернувшись, они нашли дома готовый хлеб. Синфьотли сообщил им, что в мешке с мукой сидела змея, но он ее не испугался.

Сигню возликовала. Ее сын Синфьотли оказался достойным наследником Вельсунгов. Недаром же и его мать, и его отец были из этого рода. Синфьотли мог отомстить за надругательство над своим дедом и над братьями своих родителей.

Оставив сына у Сигмунда обучаться боевым искусствам, Сигню вернулась к супругу в Готланд. Прошло несколько лет, и Сигмунд вместе с Синфьотли, готовые к битве, предстали перед замком Сиггейра. Однако Сиггейр вновь подстроил ловушку, пленил их, велел бросить в глубокий ров и придавить огромной каменной глыбой, испещренной руническими надписями. К счастью, до того как ров придавили глыбой, пробравшаяся к нему под покровом ночи Сигню успела бросить в ров волшебный меч.

Всю ночь Сигмунд и Синфьотли по очереди рубили глыбу мечом и, наконец, им это удалось. Затем они изрубили в куски напившуюся по поводу своей победы стражу. Потом отец и сын обложили палаты Сиггейра дровами и подожгли их. Встав у дверей, Вельсунги убивали всех, кто искал спасения в бегстве.

Неоднократно они взывали к Сигню, но она отказалась спасаться. Выйдя к ним, она сообщила о смерти Сиггейра и о том, что считает честь своего рода отмщенной. В молодости Сигню насильно выдали замуж, не спрашивая ее воли, а теперь она добровольно выбирала смерть. Обняв на прощание брата и сына, Сигню вернулась в дом, закрыла в нем все окна и двери и сгорела заживо».

Когда Гуннар закончил свой рассказ, я очень расстроилась. Мне было жалко несчастную девушку, выданную замуж за постылого человека и всю жизнь терзавшуюся чувством долга перед своим поруганным родом, из-за чего она убила собственного сына, а потом сожгла себя. Выходило, что бедная Сигню вообще себе не принадлежала. Кроме того, я не понимала, для чего Гуннар мне это рассказал.

– Мне что, броситься в очищающее пламя? – невесело усмехнулась я.

– Ни в коем случае!

– К чему тогда ты мне это рассказывал?

– Сигню жила так, как жили все мои далекие предки, – немного подумав, стал объяснять Гуннар. – Им постоянно приходилось сражаться и бороться, и все они исполняли то, что было предначертано им судьбой.

– Ты что, веришь в судьбу? – недоверчиво спросила я.

– А разве ты в нее не веришь?

Я вспомнила, как однажды мою мать посетила этрусская прорицательница, прочитавшая мою судьбу по внутренностям ягненка. Прочитанное очень ее напугало, а Деметра ничего мне не сказала, кроме того, что при желании человек может изменить свою судьбу. Судя по всему, кишки ягненка предрекали что-то весьма неприятное. Неужели страшные предсказания начали сбываться?