Текст книги "Ледяная пустыня"

Автор книги: Майте Карранса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

С каждым днем я все больше опасалась того, что мне предстояло.

С каждым днем я все реже вспоминала о матери и омниорах, и все меньше в них нуждалась.

С каждым днем холод все глубже проникал в мою душу, убивая надежду на счастье.

С каждым днем я все отчетливее понимала, что Гуннар упорно ведет меня на край света вовсе не потому, что это я его об этом попросила.

Отправляясь в это отчаянное путешествие, я и понятия не имела о том, что такое полярная ночь и ее холод, но постепенно начала ощущать их убийственную силу.

Зима всерьез взялась за свое дело. Пурга сменяла вьюгу, а потом принималась выть метель. Но я чувствовала, что самое страшное еще впереди.

Куда же мы шли? Вот уже несколько недель нам никто не встречался. Неужели для того, чтобы остаться наедине, нужно забраться так далеко?

По мере нашего продвижения по негостеприимной ледяной пустыне, ночные тени становились все длиннее, а сами ночи становились все холоднее. Они выстуживали мне тело и душу.

Снимаясь по утрам с ночевки, я замечала, что светает все позже. Вместе со светом улетучивалось и мое счастье. Надежда покидала меня, и я понимала, что ночная тьма скоро завладеет и моей душой, терзая ее одиночеством ледяной пустыни.

Я все больше падала духом, но Гуннар и не думал останавливаться. Без устали погоняя собак, он вел нашу упряжку все дальше на север.

В середине ноября меня покинули силы. И именно в этот момент произошло нечто, подтвердившее, что страхи Гуннара не беспочвенны.

Наш безмолвный преследователь потребовал себе первой жертвы. Однажды ночью у нас бесследно пропала хорошая, сильная и спокойная собака по имени Зоя. Ее упряжь была разорвана в клочья, а снег вокруг того места, где она спала, был залит кровью.

Той ночью собаки несколько раз принимались тревожно лаять. Гуннар беспокойно ворочался во сне и несколько раз выходил из хижины с фонарем и с винтовкой. Возвращаясь, он каждый раз что-то неразборчиво, но раздраженно бормотал, а утром, обнаружив исчезновение Зои, вышел из себя.

– Вернулась проклятая белая медведица!

– Вернулась?! Ты что, ее уже знаешь? – удивилась я.

– Взгляни на следы! – нахмурился Гуннар, но те мне ни о чем не говорили.

– А откуда ты знаешь, что это не медведь, а медведица?

– Видишь, какие они глубокие! Вот здесь еще глубже, вот здесь, и вот здесь. Это она болтала брюхом!

– Зачем?!

– Она беременна и хочет есть. Скоро она заляжет в берлогу, а потом у нее родится медвежонок, но сначала ей нужно как следует насытиться.

Услышав это, я почему-то посочувствовала беременной медведице.

«Да, она сожрала одну из наших собак! Ну и пусть! Наверняка, как и я, она очень устала, измучилась и просто хотела есть!»

Конечно, это было страшно глупо, но я расплакалась. Может, это произошло от накопившейся усталости, может, потому, что мне стало жалко несчастную Зою, а может, из-за нелепого сочувствия к белой медведице, которая в тот момент была мне чем-то близка.

Но, прежде всего, я расплакалась потому, что мне было жалко себя и свою еще не родившуюся дочь. Мне казалось, что я не доживу до конца беременности. Мысль о том, что подобное существование еще будет продолжаться дальше, а потом мне предстоит мучиться в родах, показалась мне невыносимой, но сказать об этом Гуннару я не решалась.

– Я не смогу родить, – всхлипнула я. – Не смогу!

– Все ты прекрасно сможешь. Я тебе помогу.

– Нет. Ничего не выйдет. У меня нет больше сил.

– Это совершенно естественно.

– Ничего в этом нет естественного. Здесь вообще нет жизни. Тут все мертвое.

Природа вокруг казалась мне сплошной декорацией. Я чувствовала, что под снежным покрывалом нет ничего, кроме смерти. Конечно, мне говорили, что и под арктическими льдами теплится жизнь, но я в это не верила. Мне хотелось погрузиться в сон и не просыпаться до весны. Душа моя превратилась в кусок льда.

– Между прочим, Лея тоже ждет щенков, – заметил Гуннар.

Вот это новость! Оказывается, всегда готовая за себя постоять, вожак нашей упряжки Лея тоже беременна! Я восхищалась мужеством этой собаки, но сил у меня от этого не прибавилось, потому что их уже не осталось.

Гуннар показал мне заряженную винтовку.

– Не бойся медведицы. Если она нам встретится, я ее прикончу. Я давно хочу обзавестись медвежьей шкурой.

Он хотел меня успокоить, но я, наоборот, еще сильнее разрыдалась.

– Нет! Пожалуйста, не трогай ее!

По непонятной причине Гуннар ненавидел белую медведицу. Мне же была невыносима мысль об убийстве будущей матери.

Медведица, Лея и я были в одинаковом положении. Словно в ответ на эту мысль у меня в животе зашевелился ребенок. Взяв руку Гуннара, я приложила ее к нему, чтобы и он почувствовал свою будущую дочь.

Сначала Гуннар отдернул руку, но потом улыбнулся и даже стал гладить меня по животу.

– Ты боишься родов?

– Моя мать акушерка. Я помогала ей с самого детства.

– Чего же тогда ты боишься?

– Я не знаю, хватит ли мне сил.

– Конечно, хватит, – сказал Гуннар, обнял меня и улыбнулся. – Ведь мы не вечно будем ехать на нартах.

– Неужели? А мне кажется вечно!

– Через неделю мы будем на месте. Я знаю, ты очень устала, но потерпи. Скоро ты отдохнешь.

Деметра много раз объясняла мне, что роды – процесс вполне естественный и не очень сложный. Однако я знала, что они чреваты разными неприятными неожиданностями. Бывают и страшные случаи вроде тех, что произошел с моей двоюродной сестрой Летой. Я с удовольствием вообще бы о нем забыла, но после упоминания о беременной медведице он почему-то не выходил у меня из головы. В конце концов, я так часто стала о нем вспоминать, что это воспоминание превратилось для меня в настоящий кошмар, а кошмары всегда предвестники болезни.

Моя двоюродная сестра Лета родила ребенка с двумя головами, но он тут же умер. Я видела младенца и, признаться, вздохнула с облегчением, когда тот перестал дышать. Лете его не показали, но она вынашивала его и поэтому любила, несмотря на уродство. Узнав о смерти малыша, она долго плакала. Потом перестала разговаривать и начала слоняться без видимой цели, всегда одна, думая только о жизни и смерти, и о том, как трудно порой продолжать жить…

Я же была столь легкомысленна, что даже не задумывалась, когда именно придет мой срок рожать. Просто считала, что Диана родится весной, не отдавая себе отчета, что весны на восьмидесятом градусе северной широты не бывает. В марте в тех краях зима еще в полном разгаре, а на девятом месяце беременности мне было оттуда не выбраться…

Я уже не сомневалась, что моя дочь родится на краю света. Если раньше по глупости такая мысль казалась мне забавной, то теперь я содрогалась от ужаса, понимая, что дата родов неумолимо приближается.

Через неделю после гибели Зои запасы провизии начали заканчиваться, а температура опустилась до минус тридцати градусов.

Заметив, насколько я упала духом, Гуннар попытался меня подбодрить, сказав, что очень скоро мы доберемся до цели. Я не только твердо держала свое обещание не задавать ему вопросов, но и сама уже не испытывала ни малейшего любопытства по поводу того, куда именно он меня ведет.

Душа моя давно застыла, и я жила исключительно по инерции. Я считала, что знобит меня от усталости, зубами стучу я от холода, а кошмары меня преследуют из-за ослепительной белизны окружавшего снега, но на самом деле я заболела, и эта болезнь, в конце концов, меня и подкосила.

Наконец мы добрались до того места, которое Гуннар с гордостью именовал конечной целью нашего путешествия, и вступили во владение тем, что должно было стать нашим домом на следующие несколько месяцев.

Это была небольшая хижина без всяких удобств, водопровода, ванны и туалета, но она показалась мне настоящими хоромами. Она совсем заиндевела снаружи и сверкала как настоящий ледяной дворец в лучах бледного солнца, любезно указавшего нам путь к ней, а потом поспешно скрывшегося среди облаков.

Мы забрались внутрь, спасаясь от тут же разразившейся вьюги. Ветер дул со скоростью ста километров в час, температура упала ниже минус пятидесяти. Кое-как мне удалось растопить очаг и согреть хижину.

При свете огня ко мне стали возвращаться чувства, и я принялась наблюдать за действиями Гуннара. Надежно привязав собак, тот начал доставать из находившегося неподалеку от нашего убежища ледяного колодца большие связки замороженной рыбы и мяса и переносить их в дом.

Именно так инуиты сохраняют добытое на охоте и рыбной ловле – в толще льда, где рыба и мясо могут пролежать, не испортившись, несколько лет. Жители Гренландии во время своих поездок часто питаются мясом и тюленьим жиром из таких естественных холодильников. Но это было еще не все. В хижине я обнаружила кладовку. На полках стояло множество консервных банок и пакетов. Там были супы и пюре, печенье, сухофрукты, сгущенное молоко и другие припасы. Особых деликатесов не наблюдалось, но содержимым кладовки мы вполне могли прокормиться несколько месяцев.

Я поняла, что кто-то подготовил дом к нашему прибытию. Он был предназначен для нас двоих, и Гуннар знал его, как свои пять пальцев. За один день он оснастил наше жилище возможными удобствами – шкурами, спальными мешками, кухонной утварью, туалетными принадлежностями и керосинками. Сюда же перекочевало и было со знанием дела расставлено, разложено и развешено содержимое наших нарт.

Гуннар прекрасно знал, что делает – куда стоит положить спичечный коробок, где самое подходящее место для обуви и куда лучше повесить лампу. Он знал здесь каждый гвоздь, каждый угол и каждую дырку. Он походил на пирата, вернувшегося на остров, где лично зарыл свои сокровища, прекрасно знающего в скольких шагах от кокосовой пальмы, и на какой глубине они покоятся.

Несомненно, Гуннар бывал здесь раньше. Меня это удивило, но я была слишком слаба и не задавала вопросов.

В конечном итоге именно этой хижине я обязана жизнью.

Я чуть не умерла, и выжила лишь благодаря силе своего молодого организма. В целом я неплохо перенесла наш бесконечный путь, но в последние дни было так холодно, что я заболела воспалением легких, сопровождавшимся очень высокой температурой.

Много дней я пролежала в беспамятстве, не зная, ни кто я такая, ни где я нахожусь. В горячечном бреду я кричала и звала на помощь.

Любая тень, любой звук, любое движение напоминали мне о Баалате. Мне снилось, что проклятая одиора вселилась в буревестника и нацеливается выклевать мне глаза. Гуннар терпеливо за мной ухаживал, кормил, давал парацетамол и антибиотики.

Несколько недель я провела, как в летаргическом сне. Помню, мне казалось, что я сижу на дне глубокого колодца и мне из него не вылезти, хотя вверху виден свет. Нечто подобное ощущает человек, безуспешно пытающийся пошевелить затекшими конечностями.

У меня же не было ни сил, ни желания шевелиться. Холодная полярная ночь просочилась мне в душу и изгнала оттуда желание жить. Но мой молодой организм не сдавался и победил болезнь.

Однажды ночью, совершенно обессилевшая, я пришла в себя и к своему огромному удивлению, услышала, как Гуннар с кем-то разговаривает.

«Разве мы здесь не одни?!»

Сделав над собой усилие, я медленно открыла глаза.

Мои нары стояли в самом дальнем углу хижины, и оттуда мне была прекрасно видна скамья, на которой сидел Гуннар. Он был в одной рубашке, спиной ко мне, отросшие волосы ниспадали ему на плечи.

Перед Гуннаром сидел какой-то полярник со спутанной заиндевевшей бородой. Гуннар пил горячий чай, но перед незнакомцем кружки не было. Это было странно. Первое, о чем заботятся в Арктике, – гостеприимство. Кроме того, меня удивило, что полярник не снял меховой одежды и не выпустил из рук винтовки. В избе было довольно тепло, но его борода и шапка из нерпичьего меха были покрыты снегом и инеем. И вообще, этот человек чем-то походил на старую выцветшую фотографию.

Я замерла и, не подавая признаков жизни, стала прислушиваться к разговору Гуннара с незнакомцем. Сначала я обрадовалась, что у нас гости, и почувствовала себя так, словно кто-то пришел навестить меня в больнице. Однако стоило мне разобрать их слова, как радость моя улетучилась.

– Ты не можешь отказать матери в ее просьбе, – хрипло говорил полярник.

Я сразу удивилась уже тому обстоятельству, что здесь, на краю света, нашелся человек, знакомый с матерью Гуннара.

– Матери известны мои условия.

– Они ей не по душе, – прохрипел полярник. – Она сама хочет ею заняться и помочь в родах.

«О чем они? – недоумевала я. – О нашей беременной собаке?»

– Мы тут совершенно одни, – возразил Гуннар. – И я не могу отдать ее матери.

– Все ты прекрасно можешь, – нахмурился полярник. – И должен довести дело до конца, раз уж вы сюда добрались.

– Ее будет трудно лишить потомства, – беспокойно ерзая на скамье, сказал Гуннар. – Она гордая, упрямая и храбрая. Лучше, чтобы она до самого конца ничего не знала. И самое главное, чтобы ничего не почуяла.

Нашей несчастной Лее явно предстояло лишиться щенят, и я очень за нее расстроилась. Однако уже следующие слова Гуннара заставили меня позабыть о собаке.

– Кроме того, она серьезно больна.

С этими словами Гуннар развернулся и с любовью взглянул в мою сторону. Я затаила дыхание.

«Неужели они обо мне! Сколько же я провалялась тут без сознания?!»

– Полярная ночь чуть ее не убила, – сказал бородатый незнакомец.

– Полярная ночь вызывает уныние, – согласился Гуннар. – Но температура у нее от воспаления легких.

– Если она ослабеет от болезни, с ней легко будет справиться, – не унимался полярник.

«Да это все обо мне! Но что же они имеют в виду?! Неужели мать Гуннара где-то рядом и хочет помочь мне рожать?! И они намереваются отнять у меня ребенка?!»

Гуннар налил себе еще чая, не предложив его собеседнику, и сказал:

– Если я отвезу ее к матери, она заболеет еще сильнее и умрет от тоски, не дожив до родов.

– Но ты же обещал матери, что отдашь ей девочку!

– Она получит обещанное.

Они говорили обо мне! И собирались отнять у меня дочь! Похоже, Гуннар намеревался отдать ее своей матери! Но почему?! Зачем?! Что же это за мать такая?! Где она?! Что это все значит?! Может, это очередной кошмар?!

Я решила, что так оно и есть. Наверняка это привиделось мне в горячечном бреду!

Я ущипнула себя, чтобы проснуться, но Гуннар и его странный гость не исчезли. Более того, полярник встал, показал на меня пальцем и сказал:

– Она, кажется, приходит в себя. Мне лучше исчезнуть.

– Зачем? Она все равно не может тебя видеть, – возразил Гуннар.

Тут мне все стало ясно. Загадочный полярник был привидением давно умершего человека. Тем не менее, Гуннар его видел и слышал. Выходило, что привидение было послано сюда матерью Гуннара, которая, наверняка, находилась где-то неподалеку.

Именно это и смущало меня больше всего. Мы же находились на самом краю света, ужасно далеко от ближайшего человеческого жилья. Ей просто негде было жить!

Потом я вспомнила голубоглазую даму из числа далеких предков Гуннара, сверлившую меня глазами с фрески на стене спальни. Она ничем не походила на инуитку, разъезжавшую в закрытых тюленьими шкурами нартах.

Та дама была красива. У нее был царственно высокомерный вид. Скорее всего, мать Гуннара походила на хозяйку драгоценностей, спрятанных в нарисованном секретере, на надменную хозяйку Арны, не желавшую проводить много времени с маленьким сыном на захолустном исландском хуторе.

Внезапно интуиция подсказала мне решение головоломки. Дама на фреске и была матерью Гуннара. При этом она не принадлежала к числу простых смертных. Она была бессмертной одиорой. А единственной бессмертной одиорой, обитавшей в этих скованных льдами краях, была Ледяная Королева, о которой говорили исландские омниоры и от которой меня предостерегала слепая прорицательница.

Поняв это, я издала душераздирающий вопль. Так кричат только терзаемые пыткой душевнобольные. Уткнувшись лицом в подушку, я принялась рвать на себе волосы.

Услышанное привело меня в неописуемый ужас.

«Неужели мой любимый Гуннар действительно сын одиоры?! Неужели я попала в лапы бессмертного колдуна, заманившего меня сюда по приказу своей матери, чтобы отнять у меня дочь?! Неужели моей малышке суждено родиться Избранницей лишь для того, чтобы ее тут же возложила на жертвенный алтарь могущественная кровожадная одиора?!»

Я не могла смириться с тем, что мой побег от омниор завершился таким гнусным предательством.

Моя судьба оказалось гораздо страшнее всех прорицаний, произнесенных по ее поводу! В тот момент я походила на паучиху, запутавшуюся в собственной паутине.

Любовь, которой я добилась недозволенными средствами, стала для меня роковой. Мой любимый мужчина неожиданно превратился в тюремщика, надзиравшего за мной в странной тюрьме без стен и дверей, где единственными решетками были полярный холод и невероятные расстояния.

Обняв меня, Гуннар слегка похлопал меня по щекам, чтобы привести в чувство.

– Селена! Проснись! Тебе снится кошмар! Успокойся. Пока я с тобой, тебе ничто не грозит! Никто не причинит тебе вреда!

От этих лживых слов я зарыдала еще сильней. Чем настойчивей утешал меня Гуннар и чем сильней сжимал в объятиях, тем горше я плакала, думая о себе, о нем, и о нашем несчастном ребенке, еще до рождения ставшим жертвой проклятия, произнесенного ведьмой Бригиттой с горы Дольмен.

Маленький домик на колесах остановился на краю обширного поля. Селена погасила фары, вокруг воцарилась кромешная ночная тьма. Потом Селена зажгла маленькую лампочку и заметила, что Анаид беззвучно плачет.

– В чем дело? Чего ты ревешь?

– Я… Я – одиора? – всхлипывая, спросила девушка.

– Никакая ты не одиора! – отрезала Селена. – И никогда не смей так говорить!

Анаид по-прежнему всхлипывала. Ей было жаль Гуннара, свою мать и саму себя.

– Но… Но если во мне течет кровь одиор…

– У меня затекло все тело! – заявила Селена, распрямляя плечи.

– Почему ты не отвечаешь на мои вопросы?

– Я все время это делаю, рассказывая тебе свою непростую историю, в число действующих лиц которой входят судьба, случай и воля. И при этом стараюсь ничего не упрощать. Жизнь не математика, в которой дважды два всегда четыре.

Анаид промолчала, а Селена продолжала свои попытки снять напряжение. После многих часов за рулем у нее болело все тело.

– Пошли погуляем.

– Но там же темно!

– Ну и что! Мне надо размять ноги.

В этом была вся Селена. Если ей хотелось гулять, она шла гулять, даже если на улице дул ураганный ледяной ветер, как это было пятнадцать лет назад недалеко от Северного полюса.

Селена была импульсивной. Мысли ее напоминали пулеметные очереди. Вот и сейчас она отправилась бы на прогулку даже без Анаид, но та не желала оставаться одна, потому что чувствовала себя беззащитной.

Девушке было страшно. Откровения матери о ее происхождении ее очень встревожили.

В голове Анаид все смешалось: странное поведение Рока, собственное постоянное желание ослушаться мать, страх совершить что-то непоправимое, неуверенность в своих силах перед лицом грозного будущего и начавшие проступать сквозь редеющий туман контуры не очень приятного прошлого.

– Можно, я возьму тебя за руку? – спросила она Селену.

Удивившись необъяснимому поведению дочери, та обняла ее и спросила:

– Что с тобой?

– Он не хочет меня ждать, – всхлипнула Анаид.

– Кто?

– Рок.

– Ты в него влюблена?

– А вот он меня не любит! Сначала говорил, что хочет меня поцеловать, а теперь не желает ждать моего возвращения.

– На нем что, свет клином сошелся?

Анаид решила поговорить с матерью откровенно. В полной темноте это напоминало разговор с самой собой.

– Не знаю, что и думать. Сегодня днем он сделал мне подарок. Мне передал его один мальчишка.

– Какой еще подарок?! – встревожилась Селена.

– Извини. Я тебя не послушала и теперь очень жалею. Я приняла подарок из рук одного маленького мальчика, решив, что мне нечего его бояться.

– Но Анаид… – дрожащим голосом произнесла Селена. – Никто не знает, где мы! Ты понимаешь меня? Вообще НИКТО!

– Я-то это понимаю, но кажется, за нами кто-то следит, – вздрогнув, прошептала Анаид.

– Наконец-то ты это поняла!

Внезапно Анаид сдавленно вскрикнула. Чья-то невидимая рука с силой сжала ей горло.

Невероятным усилием девушка освободилась от невидимой хватки и отскочила в сторону. Селена с неожиданным проворством выхватила откуда-то свой атам и стала тыкать им в пространство вокруг Анаид, отступая к дому на колесах.

– Быстрее! В дом! – крикнула она. – Не останавливайся! И не оглядывайся!

Запершись внутри, Селена обезопасила их жилище мощным заклинанием и бросилась проверять свое самое драгоценное сокровище. К счастью, Жезл Власти был на месте.

– Покажи-ка мне этот подарок! – приказала она дочери.

Стоило Анаид протянуть матери сережки, как она тут же их узнала.

– Не может быть!

– Что?

– Его не может здесь быть!

– Кого?!

Прижавшись лицом к оконному стеклу, Селена принялась вглядываться в ночь, но никого не обнаружила.

– Сейчас ты все узнаешь, – сказала она Анаид. – Слушай внимательно!