Текст книги "Братья"

Автор книги: Майкл (Микаэль) Бар-Зохар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 36 страниц)

– Дядюшка Сэм платит, – говорил он в таких случаях. – Информационная служба Соединенных Штатов довольно богатая организация, так что не беспокойся.

Всякий раз Гримальди появлялся в новом костюме; в своих шелковых ярких галстуках, цветных жилетах и пестрых шейных платках он напоминал важного петуха, однако в его зеленых глазах, глядевших с загорелого смуглого лица, светился ум. Алекс серьезно подозревал, что своим ровным, завидным загаром Гримальди обязан ультрафиолетовой лампе, но это было несущественно. Ему нравилась оживленная манера Гримальди вести разговор, нравилось смотреть, как сверкают на тонких пальцах золотые кольца, когда его собеседник взмахивал руками, сопровождая свой увлекательный рассказ изящными, отточенными жестами. Гримальди оказался талантливым рассказчиком, веселым бонвиваном, и Алексу ни разу не приходилось жалеть о потраченном времени. Кроме всего прочего. Гримальди оказался бесценным источником сведений, касающихся жизни в СССР.

Алекс рассказывал Гримальди о Дмитрии, однако ни разу не упомянул о своих подозрениях. Он не хотел подвергать Дмитрия опасности. К тому же Гримальди, по всей видимости, мало интересовало, где и кем работает Дмитрий, гораздо больше его занимала эмоциональная сторона истории. Встречу братьев он расценивал как поэтичный триумф справедливости.

– Ты и твой брат – это отмщение системе, погубившей Тоню Гордон, сказал он однажды. Когда Алекс предложил им как-нибудь поужинать втроем, надеясь, что знакомство с таким необычным и экстравагантным человеком доставит Дмитрию удовольствие. Гримальди вежливо уклонился. Отчего-то эта идея пришлась ему не по вкусу.

Алекс неожиданно вспомнил, что он и Гримальди договорились встретиться завтра за ленчем. Он перешел Сену по мосту Пон дез Артс и углубился в живописные улочки Латинского квартала. Когда он проходил мимо дискотеки "Королевского клуба", из дверей показалась парочка, которая страстно обнималась и целовалась на ходу. Девушка была светловолосой и тонкой, и Алекс стиснул зубы. Из "Бильбоке" выходили чернокожие музыканты, и Алекс вспомнил свой любимый джаз-клуб в Гринвич Вилледж. На углу бульвара Сен-Жермен ветер трепал старый предвыборный плакат – Жискар д'Эстен с уверенностью глядел в будущее. Уличный торговец продавал с лотка горячие жареные каштаны, и Алекс поддался искушению.

Подъезд его дома был темен. Выходя из крошечного лифта на своем этаже и жуя каштан, Алекс заметил крошечную женскую фигуру, скорчившуюся под его дверью. Он узнал шелковистые светлые волосы и овчинный полушубок, привезенный Дмитрием из Москвы, и его сердце отчаянно заколотилось в груди.

– Татьяна!

Она выпрямилась. Лицо ее было белым как мел.

– Что произошло? Что ты здесь делаешь?

Татьяна уставилась на него, ее лицо внезапно оказалось совсем близко.

– Я пришла... – начала она и внезапно прикусила губу. – Дмитрий только что улетел в Москву, его не будет две или три недели.

Алекс хотел что-то сказать, но не смог подыскать подходящих слов. Бумажный пакете каштанами выскользнул у него из рук. Несколько секунд они в молчании смотрели друг на друга, затем Алекс сделал шаг вперед и обнял ее. Лицо Татьяны было прохладным, но мягкие податливые губы обожгли его поцелуем.

– Я люблю тебя, – сказал Алекс.

Глаза Татьяны засияли от счастья, но почти мгновенно их выражение изменилось. Алекс увидел в ее глазах страх.

Октябрь был ночным хищником, и Дмитрий еще раз подумал об этом, карабкаясь по темной винтовой лестнице в кабинет своего начальника и учителя. Было два часа пополуночи. Дмитрий прилетел в Москву прошлой ночью и большую часть дня отсыпался в своей квартире на Пушкинской улице. После обеда он зашел в свой кабинет и ознакомился с последними докладами, а затем пообедал в ресторане клуба КГБ вместе с друзьями по отделу. Никто не знал, почему Октябрь так срочно вызвал его обратно. В последнее время, правда, ходило множество слухов об активизации итальянских "Красных бригад" и французской "Аксьон директ" – двух организациях левого толка, в которые недавно удалось внедриться сотрудникам отдела, однако за последние дни не случилось ничего необычного, ничего такого, что могло бы потребовать немедленного возвращения Морозова из Парижа.

Он вернулся домой и пролистал книгу Джона Баррена о КГБ, недавно опубликованную в Нью-Йорке. В час тридцать ночи за ним приехала машина, которая отвезла его в старинный особняк, превращенный Октябрем в штаб-квартиру Тринадцатого отдела.

– Входи, Дмитрий, – раздался из-за дверей надтреснутый голос Октября.

"Интересно, что бы сказал мне Октябрь, если бы знал, что я только что встречался в Париже со своим братом?" – подумал Дмитрий. Может быть, это из-за Алекса его так внезапно отозвали? И он почувствовал легкую тревогу.

Он вошел в крошечную комнатку, которую занимал Октябрь. Папки с досье были разложены аккуратными стопками, но они были повсюду – на столе, на стульях, даже на полу. Октябрь сидел за своим дубовым столом на жестком стуле с прямой спинкой. Кресел он не признавал.

– Снимай пальто и присаживайся, – проскрежетал Октябрь. – Что новенького в Париже?

Дмитрий уставился на него сквозь пласты синего сигаретного дыма, которые словно туман висели в мрачной, холодной комнате. С момента их последней встречи Октябрь стал еще больше напоминать высохшую мумию. Заострившийся нос загибался вниз как клюв хищной птицы, скулы торчали из-под сухой, морщинистой кожи, натягивая ее с такой силой, словно вот-вот готовы были прорвать. Горящие глаза старого чекиста запали еще глубже, а морщинистая тонкая шея сиротливо торчала из широкого воротника черного вязаного свитера. Длинные седые волосы Октября пожелтели и на концах завились в кольца.

– В Париже... – начал Дмитрий и замолчал, сообразив, что Октябрь задал свой вопрос просто в качестве вступления. Похоже, он и вовсе не собирался выслушивать отчет о работе Дмитрия.

– Я вызвал тебя, сынок, – сказал Октябрь, прикуривая новую сигарету от окурка предыдущей, – потому что примерно год назад ты в одиночку справился с одним сложным и очень важным заданием. Пришло время сделать еще один шаг...

Дмитрий с недоумением уставился на него.

– Я хочу, чтобы ты кое с кем встретился, – проскрипел Октябрь. – Прямо сейчас.

Он подошел к двери, соединявшей его кабинет с комнатой секретаря, и бесшумно отворил ее.

– Он уже здесь, – сказал он кому-то невидимому. – Можешь войти.

И он отступил в сторону.

– Добрый вечер, Дмитрий, – раздался приятный, странно знакомый голос.

В проеме двери появился мужчина в элегантном костюме, его фигура четко виднелась в слабом свете, проникавшем в кабинет из комнаты секретаря. Дмитрий прищурил глаза. Человек шагнул внутрь и повернулся к нему. На лице его играла улыбка.

Дмитрий узнал это благородное лицо со шрамом – перед ним стоял Олег Калинин.

Глава 13

В своих фантазиях Татьяна бесчисленное количество раз воображала себе тот момент, когда Алекс обнимет ее. Она мечтала о его мягких губах, касающихся ее лица и тела, о том, как его светловолосая голова прижмется к ее щеке, как его голос произнесет: "Люблю..." И тогда она шепнет ему: "Я твоя, Алекс. С той самой минуты, когда я увидела тебя, все остальные перестали для меня существовать, жизнь сделалась нереальной, иллюзорной". Она представляла, как он отнесет ее на кровать, с лихорадочной поспешностью снимет с нее одежду и войдет в ее лоно, в то время как она с трепетом прижмется к нему всем телом. Это могло быть так, и почти так оно и случилось, только страх перед Дмитрием не отпускал ее, заставляя вздрагивать как от холода даже в те моменты, когда она чувствовала Алекса внутри себя и шептала слова любви.

Даже в эти мгновения всепоглощающего счастья и любви, какой она никогда прежде не испытывала, Татьяна вспоминала последнее предупреждение Дмитрия: "Смотри, не наделай ошибок". Его лицо вставало у нее перед глазами, скрытая угроза его слов звенела в ушах, а страх перед его гневом прилипал к телу как холодный саван. "Сохрани все это для меня, – сказал он ей, лаская ее грудь и бедра, – и не наделай ошибок". И всего лишь час спустя она совершила самую страшную ошибку, за которую могла заплатить жизнью. Однако она ничего не могла с собой поделать. Мысли об Алексе сводили ее с ума, заставляя терять последние остатки благоразумия. Он был так близок, так одинок, так ощутимо тянулся к ней, и она пришла к нему, зная, что подписывает себе смертный приговор. Себе и ему. При мысли об этом ее передернуло.

– Что-нибудь не так, любимая? – спросил Алекс, приподнимая голову.

– Ничего, – ответила Татьяна, гладя его по голове. – Ничего. Обними меня, люби меня крепко...

Боязнь возмездия со стороны Дмитрия преследовала ее на протяжении всей следующей недели, которая иначе могла бы стать счастливейшей в ее жизни. Каждую свободную минуту она проводила с Алексом. Она нуждалась в нем, желая, чтобы он был рядом, чтобы можно было в любой момент протянуть руку и дотронуться до него. Она не ходила даже в Торгпредство, впрочем, в отсутствие Дмитрия ее там никто не ждал. Алекс не ходил в Институт, не отвечал на телефонные звонки и даже не открывал писем, которые пришли из Америки от Клаудии Беневенто.

– Она была моей девушкой, – объяснил Алекс Татьяне. – Бог знает сколько времени назад!

Они исследовали Париж так, как это могут только влюбленные, и Татьяна была поражена тем, насколько вдруг переменились с детства знакомые улицы и дома, соборы и площади, звуки и запахи, которые она так хорошо помнила. Парк де Монсо и Люксембургский сад, засыпанные гравием дорожки Тюильри и деревья в лесах Фонтенбло и Рамбулье, вымощенные камнем набережные Сены и мосты – все казалось созданным только для них двоих и ни для кого больше.

Даже случайный клошар, заснувший под мостом, неистово целующаяся под деревом парочка, несмотря на проливной дождь, хриплый голос Пиаф или любовная песня Бреля, доносящиеся из радиоприемника, – все казалось им частью пьесы, поставленной ради них одних блестящим театральным режиссером.

Им принадлежали извилистые улочки Латинского квартала и Марэ, Монмартр и площадь Бастилии, крошечные кафе на Плас де ля Контрэскар, шансонье и литературные ночные клубы, небольшие вьетнамские и итальянские ресторанчики за собором Сен-Сюльпис и многое другое. И, конечно же, им принадлежали звездные парижские ночи и ленивые рассветы, воспетые не одним поколением поэтов и писателей, когда поднимающийся от Сены плотный туман растекался по примыкающим к реке улочкам и заползал в подъезд, где Алекс и Татьяна целовались.

– Я хочу жениться на тебе, – сказал он ей одним прохладным вечером, когда небо было скрыто облаками.

Накануне они провели ночь в маленькой гостинице на Вале де Шеврез и теперь бродили рука об руку вдоль узкого, ленивого ручья.

– Нет, это невозможно, – ответила она, ощущая странное беспокойство.

На берегу устроила пикник семейная пара, а дети с криками носились в роще. Крошечная черная собачка яростно облаяла их издалека, а затем, поджав хвост, бросилась наутек.

Алекс взглянул на Татьяну. Ветер играл ее волосами, и они трепетали перед ее лицом словно живые.

– Мы любим друг друга, Таня, я хочу жениться на тебе и взять с собой в Америку.

Она упрямо покачала головой. Когда она снова заговорила, в ее голосе слышалось отчаяние.

– Дмитрий никогда не допустит этого.

– Дмитрий ушел из твоей жизни, и это хорошо. Это касается только нас двоих.

Но Дмитрий был с ними все это время, нежеланный, но неизбежный спутник во всех их прогулках. Оба избегали говорить о нем, однако Татьяна чувствовала глубокое беспокойство и озабоченность Алекса. Он не мог простить себе, что увел девушку у своего брата, даже несмотря на то, что их любовь была столь глубокой и сильной и все остальное не имело значения.

Однажды ночью Татьяна проснулась в ужасе. Ей приснилось, что Дмитрий подходит к ней с веревкой в руках и спокойно затягивает петлю на ее шее. Она кожей ощущала прикосновение шершавой пеньки. Холодный огонь пылал в глазах Дмитрия, а рот приоткрылся в горькой усмешке.

– Я же тебя предупреждал, – сказал он, прежде чем удавить ее. – Не наделай ошибок!

Она проснулась от удушья и некоторое время жадно хватала ртом воздух.

– Успокойся, любимая, – расслышала Татьяна голос Алекса, который нежно гладил ее по лбу. – Это просто сон. Успокойся, приди в себя. Взгляни на меня. Танюша, посмотри на меня!

Она лежала на спине, глядя на колышущиеся занавески.

– Что случилось, любимая? Дурной сон?

– Он убьет нас... – прошептала она. – Дмитрий вернется из Москвы и убьет нас обоих.

Алекс недоверчиво уставился на нее, качая головой.

– О чем ты говоришь?!

– Алекс, – в отчаянии пробормотала она. – Мы должны уехать прежде, чем он вернётся. Если он отыщет нас, с нами все будет кончено.

В бледных предрассветных сумерках она рассмотрела, как он улыбнулся.

– Не бойся, все это глупости, – сказал он. – Он мой брат. Я поговорю с ним, и...

– Ты не знаешь своего брата, – упрямо возразила Татьяна. – Ты не представляешь, что он может сделать. Ты даже не знаешь, кто он такой!

Алекс отодвинулся и сел на кровати, пристально глядя на нее. Его лицо стало серьезным, и она легко прикоснулась к его щеке кончиками пальцев.

– Кто он такой? Расскажи же...

И она рассказала.

Телефонный звонок Алекса поднял Гримальди с постели.

– Ты, должно быть, сошел с ума, – простонал он в трубку. – Еще нет семи. Что случилось, русские идут?

– Я прошу прощения, – сказал Алекс, не в силах оторвать взгляда от лица Татьяны. Оно было белее мела. Закутавшись в его купальный халат, Татьяна сидела напротив него за столом и дрожала. – Это очень срочно.

Они проговорили с Татьяной до самого рассвета. Татьяна выглядела сильно испуганной.

– Он убьет нас, убьет... – то и дело повторяла она. – Если ты пойдешь к нему, он убьет сначала тебя, а потом отыщет меня и тоже прикончит.

Алекс предложил ей лететь в Америку и остаться с Ниной, но Татьяна отказалась. Она была уверена, что головорезы Дмитрия найдут ее и там.

– Алекс! Алло! Куда ты подевался! – голос Гримальди вывел его из задумчивости. – Что случилось? Это не может подождать до ленча?

– Кое-что случилось, и мне нужна твоя помощь, – Алекс говорил как робот, как запрограммированный автомат, разрозненные мысли проносились в его сознании яркими кометами. Убийца. Татьяна сказала, что его брат убийца. Он, конечно, подозревал, что его брат – шпион, но он никогда бы не подумал, что он замешан в каких-то действиях, связанных с насилием. Только не он, не его брат, не сын Тони Гордон!

– Какого рода помощь? – сдержанно осведомился Гримальди.

– Помнишь, я рассказывал тебе о своем брате? О том, что я встретился с ним здесь, в Париже?

– Да.

Алекс почувствовал отвращение к самому себе, словно он собирался предать Дмитрия. "Будем надеяться, что это ложная тревога, – подумал он. Будем надеяться, что Татьяна просто навыдумывала и что Дмитрий просто мелкий шпион, который оправдывает свое пребывание за границей бреднями сивой кобылы о воображаемом заговоре эмигрантов".

– Алекс? Куда ты пропал?

– Послушай, ты же работаешь с ребятами из посольства, знаешь там уйму народа. Моя подруга Татьяна...

– Твоя подруга? – в голосе Гримальди послышалось удовольствие. – Ты говорил мне, что это подружка твоего брата.

– Моя подруга Татьяна, – в раздражении повторил Алекс, – боится, что Дмитрий Морозов может попытаться причинить ей вред, и мне показалось, что она нуждается в защите.

Татьяна посмотрела на него расширенными от ужаса глазами. Где-то далеко в церкви зазвонил колокол.

– Пусть сходит в полицию, – нетерпеливо перебил Гримальди. – Какое отношение к этому может иметь посольство?

"Я не должен обвинять Дмитрия, никоим образом", – подумал Алекс, тщательно подбирая слова.

– Татьяна считает, что он может попытаться причинить ей вред при помощи советских... спецслужб. Она ошибается, я уверен, что Дмитрий не может быть замешан ни в чем противозаконном, однако просто для того, чтобы обезопасить себя, я попросил бы тебя выяснить у своих друзей в посольстве, не подозревают ли они его в какой-нибудь тайной деятельности.

– Ты хочешь сказать, есть ли на него досье? Как на агента Советов?

Алекс не ответил.

– Его фамилия Морозов, верно?

– Да, – пробормотал Алекс. – Дмитрий Морозов.

– Я узнаю, что можно сделать, – откликнулся Гримальди. – Давый пообедаем в Клозери до Лила, скажем... в половине второго.

Помолчав, он добавил:

– И еще одно – приходи один. Не стоит лишний раз беспокоить леди.

Гримальди вошел в знаменитый французский ресторан за четверть часа до назначенного времени.

– О, мосье Гримальди, вы уже здесь! – хозяин ресторана церемонно пожал ему руку и сделал знак метрдотелю, который провел его к уединенному столику в углу.

– За этим столиком сиживал мосье Эрнест Хемингуэй, – с заговорщическим видом сообщил мэтр, раскладывая сверкающие ножи и вилки.

Гримальди усмехнулся. В "Клозери" каждый столик становился столиком "мосье Хемингуэя", как только посетитель оказывался американским туристом. Истина состояла в том, что Хемингуэй предпочитал открытые веранды, однако кого теперь заботит истина?

Он поудобнее устроился на мягком стуле, заказал бокал шампанского и стал перебирать в уме свои достижения.

Его план претворялся в жизнь, и пока все шло гладко. Алекс пришел к нему за помощью, попросил защиты от своего брата. Безусловно, Гримальди не мог предвидеть появления в этой истории женщины и ее неожиданной любви к Алексу. Однако, если оба брата без памяти влюблены в одну и ту же девушку, что может быть лучше?! Через нее он гораздо скорее сможет превратить Алекса Гордона в послушное оружие, направленное против Дмитрия Морозова.

– Привет, Франко.

Гримальди поднял голову. Алекс стоял перед ним в новых джинсах, снежно-белой сорочке и щегольской светло-серой куртке. Лицо его было бледно, а на щеке виднелась свежая царапина – Алекс порезался во время бритья.

– Ты кажешься весьма обеспокоенным, – сказал Гримальди. – Как твоя Татьяна?

Алекс немного помолчал.

– Она боится, – сказал он наконец. Смуглолицая красавица испанка, сидевшая за соседним столиком, повернулась к нему и одарила его легкой улыбкой. Взгляд ее черных блестящих глаз обжигал.

– Присядь, пока сеньора тебя не изнасиловала, – предложил Гримальди. Давай сделаем заказ, потом мы сможем поговорить.

После того как они сделали заказ и Алекс пригубил из бокала свой Нюи Сен-Жорж, Гримальди наклонился к нему. Его глаза быстро обежали ресторан и остановились на лице Алекса.

– Скажи, ты... – начал Алекс нетерпеливо.

– Позволь мне сначала кое-что рассказать тебе. Ты же позвонил мне совсем не потому, что я работаю в Информационной службе США?

Алекс поколебался мгновение, затем кивнул.

– С самого начала ты заподозрил, что я связан с разведкой в большей степени, чем соглашался признать.

Алекс кивнул еще раз.

– Да. Ты рассказывал мне о своей жизни в Москве, Лондоне, Бонне... Ты выглядел слишком любопытным и хитрым, чтобы тратить свою жизнь на статейки об американской мечте. Просто я предпочел не спрашивать. К тому же мне было все равно.

– Хорошо, но я хочу быть с тобой откровенным до конца, – он внезапно замолчал. Седовласый официант принес и поставил перед Алексом блюдо копченой лососины, Гримальди получил дюжину скворчащих в чесночном масле моллюсков.

– Осторожно, они горячие, – предупредил он, наполнил их бокалы вином и исчез.

– Я работаю на ЦРУ с тех самых пор, как была образована эта контора, сообщил Гримальди, пристально вглядываясь в Алекса.

Тот вздрогнул. Его вилка застыла на полдороге ко рту, затем медленно опустилась обратно на тарелку. И наша встреча в самолете...

– ...Безусловно, не была случайной, нет. Мы знали, кто ты такой, знали что Институт Восточной Европы – это организация, под прикрытием которой орудует КГБ. Нам интересно было узнать, работаешь ли ты на них или нет.

– Замечательно, – Алекс задумчиво посмотрел на него.

– А знаешь почему? – спросил Гримальди.

Настал момент бросить первое семя на вспаханное поле.

– Мы хотели сделать тебе предложение, хотели, чтобы ты присоединился к нашей фирме. Мы очень высоко оцениваем тебя, Алекс, на сегодняшний день ты – один из лучших специалистов по Советскому Союзу.

Алекс проигнорировал намек.

– Значит, вы хотели меня проверить? И что же вы обнаружили?

Гримальди коротко рассмеялся.

– Мы обнаружили, что перед нами – честный и преданный своему делу исследователь, порядочный американский гражданин, не имеющий никакого отношения к тайным операциям КГБ. Поэтому мы задались естественным вопросом – для чего они заманили сюда приемного сына полковника НКВД Бориса Морозова? Видишь ли, – солгал Гримальди, – мы не знали, что Дмитрий Морозов твой сводный брат. Только после того, как ты рассказал мне о своей с ним встрече, я понял, что именно он стоит за всей этой историей с приглашением и грантом в Институте.

– Короче, вы приехали, чтобы шпионить за мной, – подвел итог Алекс.

Гримальди развел руками.

– Да, я прилетел сюда, чтобы следить за тобой, и обнаружил, что ты чист как стекло.

– Я считал тебя своим другом.

– Мы подружились, но одно другому не мешает.

– Конечно, – с горечью сказал Алекс и отвернулся.

Пошел дождь, и первые крупные капли поползли вниз по стеклам, образовывая на них сложный волнистый рисунок. В ресторане сгустился уютный полумрак.

Гримальди молча возился с моллюском, извлекая неподатливое тельце из пурпурно-красной раковины. Справившись с этим нелегким делом, он откинулся на спинку стула.

– Однако мне не удалось разобраться, каковы были истинные намерения Дмитрия Морозова. Возможно, он хотел завербовать тебя.

Алекс покачал головой.

– Пока нет, – кивнул Гримальди, с наслаждением продолжая жевать. – Но я уверен, что рано или поздно он подошел бы к тебе с предложением работать на них.

– Ради бога, не надо, – взмолился Алекс. – Он мой брат. Он просто хотел встретиться со мной.

Гримальди потянулся за своим кейсом и достал оттуда бледно-желтую папку.

– Хочешь узнать его поближе? – мягко спросил он.

Примерно через полчаса Алекс поднял глаза от досье. Он так и не притронулся к еде, и официант, несколько раз подходивший к их столику, в конце концов вынужден был забрать тарелку. Гримальди что-то пошептал ему, и вскоре официант вернулся с двумя бокалами коньяка "Хенесси".

– Это... – начал Алекс, но голос его сорвался.

Гримальди подал ему бокал, и Алекс осушил его одним глотком. Глаза его смотрели куда-то в пространство, и Гримальди сделал знак официанту повторить.

– Это все – правда? – спросил Алекс, нервно проводя рукой по волосам. На шее его, возле самой ключицы, пульсировала вена. Он попытался встать, затем снова упал на стул, теребя пальцами пуговицы рубашки.

– Насколько мне известно – да, – сказал Гримальди.

– Значит, Татьяна была права, – произнес Алекс тихим, почти неслышным голосом. – Согласно этим материалам мой брат – хладнокровный и безжалостный убийца. Он убил по меньшей мере троих человек, может быть, больше...

Гримальди нарочито медленно раскурил сигару, задул спичку и бросил ее в пепельницу.

– Ты же знаешь о Тринадцатом отделе.

– Конечно. Я прочел все, что публиковалось о КГБ. Но здесь говорится, что Дмитрий убивал свои жертвы голыми руками. Это не в их обычаях.

Официант принес еще один коньяк и поставил рядом с Алексом. Тот сидел, неподвижно уставившись на глянцевую фотографию женщины. Она лежала на полу, а голова ее была вывернута под неестественным углом. Из-под разорванной юбки виднелись голые бедра.

– Если все это правда, то почему он свободно передвигается по всей Европе и даже пользуется особыми привилегиями?

Гримальди выпустил тонкую струйку дыма.

– Это все предположения, Алекс, догадки. У нас нет ни одной неопровержимой улики.

– Тогда вы, возможно, ошиблись! – он залпом выпил второй бокал.

Гримальди пожал плечами.

– Я понимаю, что ты чувствуешь. Тебе очень хочется, чтобы мы ошиблись... – Он снова занялся сигарой. – Но я доверяю нашим источникам.

Внезапно ему показалось, что он слишком долго ходит вокруг да около. Наклонившись вперед, он спросил напрямик:

– Что ты хочешь, Алекс?

– Я хочу увезти Татьяну в Штаты и жениться на ней. Я хочу, чтобы она оказалась в безопасности.

– Прекрасно. А теперь слушай меня, и слушай внимательно. Ее жизнь в опасности и твоя, возможно, тоже.

Алекс сделал пренебрежительный жест, но Гримальди не позволил ему вставить ни словечка.

– Я знаю, что ты – отважный герой, – сказал он едко, – но Татьяна права. Когда Дмитрий вернется и узнает правду о вас обоих, он может прикончить и ее и тебя. Это понятно? Мы можем тайно переправить Татьяну в Америку, – продолжал он, – можем снабдить ее новыми документами и гарантировать ее безопасность, но...

Он предостерегающе поднял палец, заметив, что Алекс собирается что-то сказать.

– Сначала нам необходимо допросить ее здесь, в Европе. Она работала на Морозова восемнадцать месяцев и должна знать немало интересного о его операциях.

– Нет, – сказал Алекс. – Никаких допросов.

Он замолчал, потом сказал, словно передумав:

– Где вы собираетесь... допрашивать ее?

– Не в Париже, – откликнулся Гримальди. – Здесь ей оставаться опасно. В Брюсселе, Лондоне, возможно – во Франкфурте. В этих городах у нас есть надежные убежища.

– Сколько времени это займет?

– Около двух недель. Примерно столько же времени потребуется на подготовку ее документов. Алекс понемногу приходил в себя.

– Я хочу обсудить это с ней, – он отодвинул стул и встал. – Я позвоню через пару дней.

– Ничего не выйдет, – остановил его Гримальди. – Да или нет. Ответ мне нужен сейчас. Если вы решитесь уехать, то это надо будет сделать сегодня вечером.

– Почему такая спешка?

– Вот почему, – Гримальди поднял фотографию убитой женщины и взмахнул ею перед его носом. – Если твой братец вернется в Париж до того, как ты сподобишься мне позвонить, твоя драгоценная Татьяна будет выглядеть нисколько не лучше. Товарищ, понимаешь? – закончил он по-русски.

Алекс взглянул на него в ярости, крепко стискивая зубы, затем круто развернулся и выбежал из ресторана.

"Погоди, мальчик, – думал Гримальди, потягивая свой коньяк. – Однажды я заставлю тебя плясать под мою дудку. Я заставлю тебя уничтожить своего брата за то, что он сделал со мной. И с Олегом".

Олег Калинин и Дмитрий Морозов сидели друг против друга в кабинете Октября, в то время, как хозяин кабинета, одетый в черное, беспокойно расхаживал из угла в угол, рассказывая им невероятную историю. Дмитрий склонился над стаканом остывшего чая, который он сжимал в ладонях; он никак не мог оправиться от потрясения, испытанного при виде входящего в дверь кабинета Олега Калинина.

Тишину, установившуюся сразу за его неожиданным появлением, нарушил хриплый голос Октября.

– Ты не ожидал встретить его здесь, сынок? Ты думал, что увидишь его в наручниках, в камере тюрьмы на Лубянке или перед взводом солдат из расстрельной команды? Неужели ты позабыл все, чему я тебя учил? Не верь тому, что слышат твои уши и видят твои глаза. Хитрость, маскировка, конспирация! – как бы подчеркивая свои слова, Октябрь трижды ударил кулаком по столу. – Вот три кита тайной войны, Дмитрий. Помни об этом.

Калинин неподвижно сидел на одном из стульев, пока Октябрь, размахивая дымящейся сигаретой словно дирижерской палочкой и не отрывая от Дмитрия своих глаз хищника, излагал ему суть операции под кодовым названием "Панама".

Это началось вскоре после окончания войны, когда Октябрь был направлен в Берлин с заданием: проникнуть в американское Управление стратегических служб. Ему удалось узнать о тайной слабости одного из офицеров БСС по имени Франко Гримальди, и в один прекрасный день Октябрь решил, что объект созрел для установления эмоционального контакта с другим человеком. Для этой миссии был выбран капитан Калинин, который превосходно справился с заданием. Ему удалось заставить Гримальди почувствовать к себе самую настоящую и преданную любовь.

Дмитрий перевел взгляд с Октября на Калинина и обратно. Калинин, судя по всему, чувствовал себя крайне неловко; он раздавил в пепельнице свою сигарету, жалобно поглядел на Октября и тут же снова закурил. Смотреть на Дмитрия он избегал.

"О чем это говорит Октябрь? – недоумевал Дмитрий. – Неужели он имеет в виду, что американец был гомосексуалистом и что Калинин получил задание пробраться к нему в постель для того, чтобы завоевать его доверие?" Впрочем, Дмитрий знал своего начальника и был уверен – Октябрь мог приказать своему агенту еще и не такое и при этом ни секунды не колебался бы.

Октябрь между тем продолжал свое повествование.

На протяжении некоторого времени "дружба" Калинина и Гримальди была довольно полезной, однако все прекратилось, когда Калинин был тяжело ранен в Австрийских Альпах.

– На память у меня остался вот этот шрам, – вставил Калинин почти смущенно и вытер свой лысеющий лоб чистым голубым платком.

К тому времени, когда Олег оправился от ранения. Гримальди уже работал в Пуллахе с генералом Гелленом.

– Новая должность Гримальди сделала его еще более ценным для нас, сказал Октябрь жестко. – И я снова попробовал тот же самый подход. Трижды мои люди пытались соблазнить Гримальди, увлечь его собой. В операции было задействовано немало сотрудников, но Гримальди был очень осторожен. Он понимал, что, если попадется на мужеложстве, его немедленно выкинут из ЦРУ, созданного на базе УСС.

Дмитрий кивнул. Он знал, что американская разведка избегала гомосексуалистов, опасаясь как раз такой ситуации, о которой рассказывал Октябрь.

И все же в конце концов плотские желания пересилили осторожность. Гримальди не сдержался и снова вступил в гомосексуальную связь, тут же попался и был со скандалом выдворен из Пуллаха. По иронии судьбы причиной его падения стали вовсе не неотразимые агенты, подосланные Октябрем, а местный мальчишка, совершенно посторонний и невинный, не подозревавший о последствиях своего непродолжительного любовного приключения с похотливым американским офицером.

Гримальди был отозван в США и надолго исчез.

– Мы считали, что он вынужден был уйти в отставку, и даже убрали его досье в архив, – сказал Октябрь. – Как тебе уже известно, Калинин вернулся на родину и сделал блестящую карьеру в ГРУ.

Однако в 1966 году Гримальди совершенно неожиданно снова вынырнул на поверхность. Один из агентов опознал его в Лондоне, где Гримальди получил должность офицера-координатора между ЦРУ и британской СИС. Каким-то образом ему удалось уцелеть после неприятности, случившейся с ним в Пуллахе, и остаться на службе. Именно тогда Октябрь решил возобновить операцию, начатую во времена войны.

Дмитрий скептически улыбнулся.

– Основная координация усилий между этими двумя службами осуществляется в Вашингтоне, – заметил он. – Что вы надеялись получить от этого вашего Гримальди? Он не мог сообщить ничего интересного.