Текст книги "В Пасти Льва"

Автор книги: Майкл Фрэнсис Флинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Ценьжем гаафе: первый допрос

Мéарана хлопает ладонью по подлокотнику кресла.

– Я знала! Он все-таки собирался приехать. Хотел повидаться с тобой, мама! Понимаешь, что это значит?

Бан Бриджит дергает головой:

– То, что он мазохист?

Арфистка корчит недовольную гримасу.

– Он хотел получить второй шанс.

– Он его уже получал.

– Ну, пусть третий. Разве число что-то меняет?

Бан Бриджит с каменным выражением лица поворачивается к дочери.

– Это мы обсудим как-нибудь в другой раз, – произносит она, быстро показывая глазами на Олафсдоттр и Изящную Бинтсейф.

– Как пожелаешь, – пожимает плечами арфистка. – Но, думаю, наша прядильщица повествования не узнала бы из этого разговора ничего нового.

Гончая вновь переключает внимание на… кого? Пленницу? Гостью? Посетительницу?

– Скажи мне, – произносит бан Бриджит, – с чего ты взяла, будто тебе известны мысли Донована-буига, когда он сам, как я подозреваю, не очень-то хорошо их знает?

– Вам нужно принять во внимание два обстоятельства, – улыбается конфедератка. – Во-первых, мы общались наедине на протяжении многих недель, и за это время он вполне мог раскрыть мне тайны своего сознания.

– О, это должно было стать подлинным откровением, если я правильно все понимаю. А во-вторых?

– Во-вторых, простите мне некоторую поэтическую вольность. – Олафсдоттр ведет взглядом по стоящим перед каждой женщиной бокалам с нектаром. – Вы так и не притронулись к напиткам. Следует ли мне воспринимать это как доказательство того, что в бокал, который вы изначально поставили передо мной, был подмешан сок правды? Ого! Кстати, я не слышала, чтобы пила и сидящая за мной Изящная Бинтсейф.

– Во имя всего святого! – вскидывается арфистка. – Вот!

Она отхлебывает из своего бокала, после чего подается вперед и протягивает его конфедератке. Бан Бриджит шипит, но агент не пытается схватить ее дочь. Дело еще может дойти до драки – в определенный момент им всем предстоит решить, каким именно образом Олафсдоттр покинет Зал и покинет ли вообще, – но сейчас Тень интересует исключительно мирная беседа.

Олафсдоттр залпом допивает остатки нектара.

– О-о! Весьма вкусно-о. Ко-охда рассказываешь исто-ории, в го-орле быстро-о пересыхает.

– Вопрос в том, много ли правды в твоем рассказе? – интересуется Изящная Бинтсейф.

Олафсдоттр оборачивается, чтобы посмотреть на нее.

– Кахая ты недо-оверчивая. В нем то-ольхо-о правда. Разве что-о местами не со-овсем о-основано-о на фахтах.

– Противоречишь сама себе, – фыркает младшая Гончая.

– Наоборот! Факты – это нечто свершившееся, завершенное. Вердикт. Правда же замешана на преданности и вере. Пусть всякий факт и правдив, но не каждая правда является фактом. – Тень вновь поворачивается к бан Бриджит и арфистке. – Важно, чтобы повествование отражало правду жизни.

– Вердикт, – замечает Мéарана, – на одном из древних языков означает «говорить правду».

– Неужели? – слегка склоняет голову набок конфедератка. – Что же, существуют языки более древние, нежели самые древние из языков! Почему бы тебе не расчехлить свою арфу? О-он рассхазывал мне, что-о ты о-очень хо-оро-ошо-о ихраешь и знатно-о умеешь импро-овизиро-овать.

Арфистка смотрит на мать.

– Полагаю, она говорит правду. Донован, каким она его описывает, именно такой, каким я его знала. Если Олафсдоттр и приукрасила его мысли, то лично я фальши не заметила.

Бан Бриджит раздумывает над этими словами. Она сцепляет пальцы, опирается на них подбородком, и взгляд ее становится холодным и отстраненным. Губы едва заметно шевелятся. Но наконец она делает какой-то знак правой рукой и спокойно опускает ладони на подлокотники кресла.

– Я все-таки не варвар. Ты пришла к нам не таясь. Да будет так. Мистер Владислав, пожалуйста, принесите арфу мисс Люсии из гостиной. И… – она кивает Олафсдоттр, – могу я предложить кофе?

Глаза конфедератки изумленно распахиваются, она заходится в смехе.

– Разумеется. Придя сюда, я ожидала, что выпью чего-то большего.

– И заодно захватите кофе, – произносит хозяйка Зала в Ухо, позволяющее дворецкому слышать ее приказы.

– Не понимаю, – говорит Мéарана, видя, что все улыбаются. – Что такого смешного в кофе?

– Леди арфистка, – отвечает Олафсдоттр, – так мы говорим в Конфедерации, когда вызываем кого-то на допрос. Ценьжем гаафе. «Приглашение на кофе». Есть и другие слова: самман, каовèн или, что совсем скверно, даксин каода. Да, у нас куда больше способов выбивать ответы, чем самих вопросов. О, а вот и верный вассал с арфой и кофе!

Мистер Владислав исполняет доверенный ему геркулесов подвиг и несет арфу на вытянутых руках. Это кларсах – наколенная арфа старинного образца с металлическими струнами, которые следует перебирать ногтями. Она завернута в бархат цвета королевского пурпура, и Мéарана прямо слышит, как та взывает к ней. Конечно, скорее всего, это просто сквозняк играет струнами, но арфистка всегда предпочитала поэтичность обыденности. Потоком воздуха можно объяснить, почему поет инструмент, но нужно еще понимать, что именно тот поет.

Кофе с куда меньшей помпой доставляет помощник дворецкого, носящий – только подумать! – белые перчатки и толкающий перед собой гравитележку с серебряным подносом и чашками. Если конфедератка и подозревает, что кофе только и ждал подходящего момента, что бан Бриджит заранее спланировала и встречу, и даже сам этот жест, она не подает виду. Лицо ее сохраняет выражение беспечного веселья.

– Что-то ты много лыбишься, – замечает бан Бриджит.

– По-о хо-оду по-овество-ования, – ухмылка Олафсдоттр становится только шире, – я, мо-ожет, и стану печальнее. Большинство из нас мечтает улыбаться в своей жизни как можно чаще.

– За улыбкой можно скрыть куда больше, чем за каменной мордой. Пусть по лицу, лишенному эмоций, мало что можно прочесть, но оно выдает одно – человеку есть что скрывать. Тот же, кто улыбается, кажется искренним, и это позволяет ему врать куда успешнее.

– Да, судя по всему, ты-то точно не врешь, – кивает конфедератка.

Бан Бриджит напрягается.

– Сомневаюсь, что у Донована-буига имелся повод для улыбки после того, как его похитили. Неужели тебе не жаль, что лишила его столь многого?

– Ох, у меня масса поводов для сожалений; не меньше, чем прожитых зим. Судьба никогда не отнимает у человека ничего, не предоставляя чего-то взамен. Так чего я его лишила? Тебя? Так ведь, по твоему же признанию, тебя у него не было уже тогда, когда он только покидал Иегову.

– Когда ты увезла его оттуда, – поправляет Мéарана, настраивая арфу на второй лад, поскольку начало истории Олафсдоттр предполагало печальную повесть. Отца очень несвоевременно вынудили отказаться от своих намерений, как раз когда он собирался вернуться домой. «Что, – подумала она, – может быть более трагичным?»

– Но внимательно ли вы меня слушали? – спрашивает конфедератка. – Ему было весело, вашему человеку со шрамами. Взламывал мои замки. Травил мою пищу. Кидал мне в голову тяжелые предметы. Продумывал, как заманить меня в ловушку и убить. Что, менее опасное для жизни, доставило бы ему такое же удовольствие? Так же как ты срежиссировала наш тет-а-тет, так и я подготовила наше маленькое приключение. Признаюсь, он слишком рано проснулся. Но… вы когда-нибудь пытались плясать с коброй? Тому, кто привык, что его постоянно сопровождает опасность, порой необходимо искать нечто еще более рискованное, чтобы вновь ощутить вкус жизни.

Мéарана извлекает ноту фа, подкручивает полуинтервал – у ее струн нрав не более послушный, чем у нее самой, – и выжидающе смотрит на остальных.

Изящная Бинтсейф наблюдает за ней с некоторым сомнением во взгляде. Возможно, она думает, что играть на арфе в одной комнате с коброй – затея не из лучших? Но ведь именно музыка, по древней традиции, притупляет змеиную злобу.

Бан Бриджит спокойна. Она давно привыкла к эксцентричности своей дочери. Именно эта черта характера однажды толкнула Мéарану на поиски своего отца и спасение матери от полного растворения в небытии. При этом арфистка подвергалась немалой опасности. Гибели бан Бриджит не боялась, поскольку верила, что смерть – это еще не конец. Но вечная кома на борту заброшенной баржи – это не смерть и не жизнь. Этакое шредингерское промежуточное состояние, объединяющее в себе все самые худшие черты и той и другой.

Когда настройка инструмента, по всей видимости, завершается, Гончая, ни на секунду не спуская глаз со своей гостьи, наливает кофе в чашку, отпивает и протягивает напиток Равн Олафсдоттр.

– Один небольшой вопрос, – произносит бан Бриджит.

Олафсдоттр не раздумывая делает большой глоток, хотя горький вкус кофе может скрывать в тысячу раз бóльшую дозу сыворотки правды, нежели сладкий грушевый нектар.

– Спрашивай, – говорит она.

– Все эти игры в побег, потайные ходы, взломанные замки, отравленный «Джо Фризинг»… но Донована-буига… – бан Бриджит раскидывает руки, как бы охватывая комнату, – я здесь не вижу. Что позволяет мне догадаться, что его уловки не сработали. Иначе эти байки сейчас бы рассказывал он… и, зная его, с превеликим удовольствием. А вот ты сидела бы в куда менее комфортном месте.

Смех Олафсдоттр подобен трели спрятавшейся в ветвях птички.

– Нет. Всем заправляет судьба, и некоторым мечтам не суждено сбыться. Наши дороги сплелись, и я не шутила, когда сказала ему, что мы станем замечательными компаньонами; судьба-злодейка любит шутить, и мое предсказание сбылось… мы ими стали, только не в том смысле, которого следовало бы ожидать. Она всегда шутит с нами; жаль, нас редко радуют ее забавы. Играй, арфистка, и пусть твои струны подхватят нашу историю, и да не вкрадется в мелодию фальшь.

II. На пути к Разлому: «принц-лягушка»

На следующий день Фудир взломал пароль Ригардо-джи и покопался в документах контрабандиста. Те оказались скучны, как любая подборка легальных накладных, всевозможных действующих на Периферии внутрисистемных и планетарных ограничений на ввоз тех или иных товаров.

Во время Великой Чистки людей Терры разметало по окрестностям Разлома, и они столкнулись с новым неравноправием, связанным с проблемами терраформирования. У одних планет было слишком много того, чего совсем не оказалось у других. А потому богачи не жалели денег на подпольную перевозку овсяного печенья с Боярышниковой Розы на Рамаж или сигар на Гладиолу.

Последним заказом, полученным контрабандистом, стала доставка на Гарпунный Трос Прайм материалов по тайному договору, заключаемому между Абалоном и народом Гарпунного Троса. Ригардо-джи как раз собирался вернуться на Абалон с исправленной версией документов… и каким-то «принцем-лягушкой» – подарком от народа Молнару Цинал-цинтианскому, живущему в глубине Хадрамоо.

«Военный флот народа поклялся отомстить пиратам Хадрамоо, – напомнил Педант, – после того как четыре стандартных года назад те устроили бойню на борту туристического лайнера „Веселый антик“».

«Возможно, этим подарком они пытаются предложить перемирие?»

– Народ Гарпунного Троса, – усомнился Фудир, – проводит мирные переговоры исключительно на своих условиях и, как правило, только после того, как хорошенько потреплет обидчика.

– Как бы то ни было, – произнес Донован, – я знаю одно: на Гарпунном Тросе будут не особенно рады узнать, что их подарок украден вместе с доставлявшим его судном. Педант, а где подвергся нападению «Антик»?

«Неподалеку от Абалона».

«И Абалон подписывает с Гарпунным Тросом тайное соглашение».

«Сколько бы вы поставили на то, – сказал Ищейка, – что подарок на самом деле орудие мести, приобретенное Абалоном, чтобы наказать цинтиан?»

– Тут и спорить нечего, – ответил Донован.

«Может, бомба, как думаете?»

– Просто замечательно, – сказал Фудир. – Бомба на борту. Будто нам без того проблем мало.

«Если найдем, где ее спрятали, – предложил Силач, – можно попытаться использовать ее против Олафсдоттр и захватить корабль».

– Если бомба достаточно мощная, чтобы ликвидировать Молнара, – заметил Донован, – вряд ли ее стоит взрывать на борту моносудна. Оружие для захвата должно убить либо обезвредить Равн без того, чтобы убить либо обезвредить нас.

«В комнате кто-то есть!» – закричал Внутренний Ребенок.

Человек со шрамами резко отшатнулся от голостойки и, никого не увидев, посмотрел в другую сторону. И опять ничего. Кают-компания была пуста.

«Где ты его увидел, Ребенок?»

«Заметил уголком глаза. Справа от голостойки».

– Ищейка, займись этим вместе с Фудиром.

Фудир перехватил власть над телом человека со шрамами и направился к дальней стене, которую украшали морские навигационные приборы.

Деревянная отделка казалась однородной и была сплетена из вертикальных и горизонтальных полос, так что вся стена напоминала заготовку огромной корзины. Фудир взглянул на вращающееся кресло возле голостойки. Если Внутренний Ребенок что-то заметил… Ищейка рассчитал необходимый угол… посторонний должен был стоять приблизительно… здесь. Человек со шрамами провел пальцами по зазорам в стене.

«Думаешь, потайная дверь, да, Ищеечка?»

Вполне логичное предположение, а логика всегда была коньком Ищейки. На кораблике контрабандиста такие штучки имелись в изобилии. Фудир успел найти несколько потайных шкафов, набитых драгоценностями и крадеными предметами искусства, которые предполагалось тайком провезти на Старые Планеты. И ничто из этого не годилось на роль оружия, если не считать павлинианской вазы.

«Я тут кое о чем подумал», – произнес Ищейка.

«И ты нам сейчас все расскажешь».

«Дорога, на Хадрамоо разветвляется у Абалона. Что случится, если мы не доставим Молнару „принца – лягушку“?»

«Нам-то что?»

«О, я говорю не о том, что будет делать Молнар. Дело даже не в том, что предпримет представитель народа Гарпунного Троса на Абалоне. Что сделает „принц-лягушка“?»

Человек со шрамами отвлекся от разглядывания стены. Если Абалон и Гарпунный Трос создали против цинтиан оружие отмщения, всплывал весьма деликатный вопрос, касающийся времени.

«Бомба с таймером?»

«И она может убить курьера».

– Абалон бы на такое не пошел, – пробормотал Фудир.

– В отличие от Гарпунного Троса, – ответил Донован, – который мог и забыть предупредить Абалон.

Чудесно. Если «принц-лягушка» являл собой бомбу, установленную на взрыв после попадания на Хадрамоо, а Олафсдоттр увела судно к Меграному, то детонация может произойти, как раз когда они будут в Удавке.

«Да с чего вы взяли, что она на таймере? – спросила Полианна. – Или что это вообще бомба?»

«Верно. Это может быть отравляющий газ. Или что-то еще такое, чтобы Молнар взял его в руки и… пу-уф… он – покойник».

Если бы Шелковистая не усилила чутье человека со шрамами коктейлем из энзимов, он мог бы и не заметить легкого сквозняка между двух вертикальных полос. Если бы Внутренний Ребенок не упомянул про отравляющий газ, ощущение ветерка не заставило бы их вздрогнуть. Ищейка ощупал облицовку и определил угол двери; как только ему это удалось, установить общие ее очертания было уже элементарно.

Отпирающий механизм же в глаза не бросался. Фудир принялся дергать и вертеть закрепленные на стене приборы.

«Мин-ловушек, скорее всего, нет», – произнесла Полианна.

Человек со шрамами застыл.

– Полианна! – сказал Донован.

«Она права. Какой дурак станет минировать собственное судно?»

«Контрабандист, отправившийся ночью куролесить в бар Иеговы?» – предположил Внутренний Ребенок.

«Не, в таких случаях запирают замки, а не мины ставят». – Силач повернул хронометр, покачал барометр, толкнул нактоуз[5]5
  Нактоуз – ящик судового компаса.


[Закрыть]… И когда он дотронулся до поплавка компаса, они наконец услышали щелчок и панель бесшумно отодвинулась.

– Равн, солнце мое, можешь уже выходить, – воркующим голосом позвал человек со шрамами.

Но никто не показывался; Донован шагнул вперед и увидел перед собой не нишу, а коридор. Другая его стена казалась сплошной. Справа к нему примыкал еще один, тянувшийся, судя по всему, вдоль корабля – возможно, мимо рубок. Слева тоже виднелся проход, на сей раз более узкий, оттуда до человека со шрамами донесся едва слышный щелчок закрывающегося люка.

Внутренней Ребенок прижался к сплошной стене, убедился, что в коридоре никого нет, и крадучись побрел на звук. Шаги Фудира были совершенно бесшумны; даже дыхание его стало не громче, чем у покойника.

Какая-то изобретательно продуманная западня? Но зачем ей ловить его в западню? Она и так могла прикончить его в любой момент. Конфедератка сохранила ему жизнь только потому, что планировала использовать его в гражданской войне. Тогда что все это значило? Просто какая-то игра в прятки? Одних только физических тренировок оказалось мало, а скука служит прекрасным мотиватором.

Коридор резко свернул, и Донован очутился в холодильнике среди отрезов созревшего мяса, овощей и соков, хранившихся в стоящих рядами низкоэнтропийных баках. Дверь, через которую он попал сюда, была замаскирована под стеллаж с полками.

Из холодильника Донован прошел в кладовку, где на разделочном столе лежала восковая тыква с целую руку длиной. Повинуясь внезапному порыву, человек со шрамами выхватил из стойки нож для мяса и, взяв за кончик лезвия, метнул его. Нож изящно перевернулся в полете и по самую рукоять погрузился в тыкву.

Теперь датчики движения должны были известить Олафсдоттр о том, что в кладовой творится что-то неладное. Но сам человек со шрамами держался вне поля зрения установленного в помещении Глаза.

Донован вернулся в холодильник и направился обратно в кают-компанию.

– Что ж, это было забавно, – произнес Фудир, когда они вновь уселись за консоль управления. – Кажется, наша Равн любит проказничать.

«Интересно, а она заметит, если исчезнет нож?»

«Она была бы дурой, если бы не вела инвентарный учет; к тому же сработавшая сигнализация заставит ее насторожиться. Думаю, она будет озадачена, увидев, что ни один нож не пропал, а восковая тыква зарезана. Могу только догадываться, в какое бешенство она придет, пытаясь вычислить, не пропало ли что-то другое».

Включив голостойку, он увидел, что те документы, которые он недавно читал, исчезли. Несколько минут поисков успеха не принесли. Их не просто закрыли, их удалили.

Фудир с отвисшей челюстью посмотрел на потайную дверь, остававшуюся запертой.

– Все эти игры имели своей целью отвлечь меня от консоли, – пробормотал он. – Странно, она могла в любой момент просто тихо войти, наставить на меня шокер и забрать документы.

«Что-то тут не сходится».

За ужином, пока Донован поглощал бурду из сои и черники, Олафсдоттр заявила, что они выйдут на трассу Абалон – Меграном в течение четырех дней. Лучи Космического Транспортного Контроля Абалона уже направляли судно к вратам Виссера, служившим въездом на эстакаду. Во время финального разгона заработают альфвены, которые крепко схватятся за «нити пространства» и перетянут кораблик через порог сверхсветового туннеля. Самое неподходящее время, чтобы беспокоить пилота. Если судно промахнется мимо прохода, то размажется по ньютоновской плоскости и растворится в мерцании Черенкова.

Древний бог Шри Эйнштейн постановил, что ничто не может двигаться быстрее света. Но в то же время он решил, что пространство будет лишено признаков объективного существования. И раз уж оно нематериально, то пространство способно двигаться со скоростью, превышающей световую. Заметив эту оплошность соперника, Шри Максвелл выпустил своих демонов и создал конвекционные потоки в эфире тензоров Риччи, тем самым став творцом сети из труб Красникова, также известной как Электрическое авеню. И хотя корабль, движущийся внутри одной из таких труб, не мог превысить в ней скорости света, но в этом месте она сама могла быть существенно выше.

Шри Эйнштейн не увидел того, как обошли его запреты. Стены труб образовывал кокон Виссера – слои все более и более медленных пространств, именуемые сублиминальной тиной, надежно скрывавшей от остального мира все происходившее за ней. В некотором смысле летящий по системе труб корабль находился уже не «во» вселенной, но «под» ней.

Все это люди поняли еще в далекие времена старого Содружества Солнц, а поняв, разработали надежные технологии; после появления же технологий понимание перестало быть обязательным. Формулы были верны, машины умели их обсчитывать. Вот и все, что отныне требовалось знать человеку.

Возвратившись в кают-компанию, Донован обнаружил, что на дверь установлен стальной засов; стоило щелкнуть задвижкой, и выйти из помещения будет невозможно. Человек со шрамами приподнял бровь и посмотрел на свою похитительницу.

– Простое решение часто оказывается самым лучшим, – провозгласила та. – А я что-то совершенно не высыпаюсь с тех самых пор, как ты пришел в себя.

– Если так не нравится мое общество, можешь высадить меня на каком-нибудь полустанке по пути к подъемникам Абалона, а я подожду следующего лайнера, идущего на Ди Больд.

Олафсдоттр улыбнулась.

– Забавный ты чело-овех, До-оно-ован. Впро-очем, я это-о уже хо-ово-орила.

Она втолкнула его в каюту. Донован услышал, как лязгнула стальная задвижка. Но спустя всего лишь одну метрическую минуту дверь вновь открылась, и в проеме появилось лицо Олафсдоттр.

– Ку-ку, – сказала она. – Просто убеждаюсь, что ты никуда не сбежал.

Усмехнувшись, конфедератка снова заперла каюту.

Фудир разложил подушки по кровати и накинул на них одеяло. Затем он занял позицию в углу рядом с потайной дверью и стал ждать.

Своим удивительным талантом к игре в выжидание человек со шрамами во многом был обязан тому, что, пока большая часть его личностей спала, остальные поочередно несли дежурство. Когда в дозоре стояли Внутренний Ребенок и Силач, Шелковистый Голос подбирала и производила для них необходимые энзимы. Генистеин и другие изофлавоноиды, входящие в состав соевого белка, антоцианозиды из черники – все они пошли на улучшение ночного зрения за счет подпитки «палочек» сетчатки. Было бы неправильно сказать, что человек со шрамами идеально видел в темноте, но все же «ты то, что ты ешь», а потому и совсем слепым он в ней не был тоже.

Спустя некоторое время, когда ночь полностью вступила в свои права, потайная дверь открылась, и Внутренний Ребенок растолкал Фудира. Кто-то прошмыгнул в комнату, осторожно осмотрелся и плавно подплыл к кровати, где должен был лежать человек со шрамами.

На полпути посторонний замер, и Фудир заметил в его руке некое подобие дубинки. Затем, по всей видимости успокоившись, чужак устремился к голостойке и уселся за консоль. Человек со шрамами незаметно подкрался к нему и, одной рукой зажав ему рот, второй отобрал дубинку.

– Ригардо-джи Эдельвассе, если не ошибаюсь, – прошептал он незнакомцу на ухо.

Донован почувствовал, как человек напрягся, пытаясь повернуться.

– Ну-ну-ну, – произнесла вслух Шелковистый Голос. – Спокойнее, мой добрый сэр. Бояться нечего. Вы ведь Ригардо-джи, правомочный владелец этого судна? Кивните, коли это так.

Голова один раз качнулась.

– Сейчас я вас отпущу, но не советую вам вскакивать или же кричать. Все Глаза в этой комнате моими усилиями были выведены из строя под предлогом того, что я стесняюсь. И она решила их не заменять. Но говорить все же лучше шепотом, ведь помимо Глаз здесь могут быть еще и Уши. Она привыкла к тому, что я болтаю сама с собой, но начнем шуметь – и ее разберет любопытство, почему это ее пленник вдруг заговорил разом на несколько голосов. Понимаете меня?

Еще один отрывистый кивок.

– Вот и славно. Мы с вами в одной лодке. Нам нет смысла соперничать.

Как только Донован разжал хватку, Ригардо-джи повернулся к нему лицом.

– У вас проблемы с психикой? Я наблюдал за вами, и у меня сложилось такое впечатление. Из-за этого она вас заперла?

– А вам не кажется, что это у вас с головой неладно? Почему вы все это время прятались в застенье?

– Я что – дурак? Бедный, честный контрабандист – то есть я – просто пытается выжить. Я был изрядно пьян, когда услышал, как она вломилась, а потому спрятался…

– В одной из своих потайных нор. Продолжай.

– Там я и отрубился, – признался Ригардо-джи. – Проспался только тогда, когда мы уже летели. Подозреваю, она так и не поняла, что я на борту. Судя по всему, она очень спешила. Ну а я не в той форме, чтобы совладать с Тенью Конфедерации. Я не настолько отважен, чтобы попытаться справиться с ней в одиночку. К тому же… – контрабандист прищелкнул пальцами, – она летела туда, куда мне надо. Так что спешить мне было некуда, и я лишь время от времени выбирался проверить маршрут. Мне так подумалось, что если проявить терпение, то что-то может измениться.

– И изменилось?

– Да. Появился ты.

– Не очень-то ты во мне уверен, иначе бы мы познакомились гораздо раньше.

– Вполне очевидно, что ты у нее в плену. И это делает тебя ее врагом, но не обязательно моим другом. Насколько мне известно, ты тоже присягал Конфедерации, и я не мог быть уверен, что вы не объединитесь против меня, если узнаете о моем существовании. Мне кое-что удалось подслушать, но я не понимаю по-птичьи, да и вы не всегда оказывались там, где я мог бы за вами наблюдать.

Донован оценивающе посмотрел на сидящего перед ним человека. Даже во мраке, в который погрузилась кают-компания, можно было различить плотно поджатые губы и напряженно нахмурившиеся брови.

– Так чего же сегодня вылез?

– Подумал… пришло время поговорить.

«Лжец, – заметил Ищейка. – Вначале он проверил койку, чтобы убедиться, что мы спим… и еще у него была дубинка на случай нашего бодрствования».

Но вслух Донован сказал только одно:

– Ты не разбудил меня. Ты занялся консолью.

– Надо было свериться с маршрутом. Хотел узнать, где мы сейчас находимся. Отсюда это сделать куда безопаснее, чем из рубки управления. Я пару раз туда пробирался, но мне приходилось пересечь коридор, и тут же начинали орать эти ее чертовы датчики движения. И как она справляется? Я имею в виду – с кораблем.

– Мы в четырех днях пути от трассы на Меграном.

– Ого! – Тревога контрабандиста была неподдельной. – Плохо дело. Нам надо доставить «Бетти» в Цинтианское скопление.

– Чтобы передать Молнару подарочек.

Судя по тому, как Ригардо-джи поменял позу, он сомневался.

– Ты все-таки прочел те документы, – произнес контрабандист. – А я-то думал, что успел их стереть. Слушай, это все очень секретно… посторонним нельзя ничего знать. Гарпунный Трос потребует такую неустойку, что…

Силач крепко встряхнул собеседника:

– Кому сказано: не шуми.

Дальше вновь продолжил Донован:

– Обещаю, народу я ничего не скажу. Я просматривал твои текущие поручения, только чтобы узнать, нет ли чего на борту такого, что я смог бы использовать в качестве оружия. И честно сказать, ничего, кроме как разбить вазу о ее голову, мне на ум так и не пришло.

– Кое-что может и пригодиться, – допустил контрабандист. – Когда надо, я умею читать и между строк. Вдвоем у нас есть шанс. Пойду принесу. Потом ты отвлечешь конфедератку, а я с ней разделаюсь. Без обид, приятель, да только тебе трижды уже представлялась возможность прикончить ее, но ты всякий раз упускал свой шанс.

Поразмыслив над его словами, Донован неохотно признал, что роли и в самом деле следует распределить именно так. Если бы Ригардо-джи вдруг появился из ниоткуда, Олафсдоттр сразу бы сообразила, что ее пытаются облапошить, и элемент неожиданности был бы безнадежно потерян.

– У тебя будет только одна попытка, – сказал Донован.

– Больше и не понадобится. Но мы должны застать ее врасплох. Я мог попытаться сделать это и раньше, но предпочитаю не строить иллюзий. Всего микросекунда после того, как она что-то заподозрит, – и у меня времени даже на один выстрел не останется.

Донован не знал, насколько хорошим стрелком был контрабандист. Многие из тех, чей глаз и рука точны в тире, совершенно терялись, когда на мушке оказывался живой человек. Ригардо-джи сидел неподвижно, прижатый к стулу руками человека со шрамами, и обливался потом. В глазах его читался страх. Неторопливо, словно нехотя, Донован отпустил собеседника и отступил на шаг назад.

– Нужно поторопиться, – сказал он, – до того как мы выйдем на трассу.

«И до того, как ты слетишь с катушек», – этого Донован говорить не стал.

– Завтра, – пообещал Ригардо-джи, – после ужина. Тут есть одно т-образное пересечение коридоров…

– Я в курсе.

Именно там днем ранее прозвучала ложная тревога.

– Так вот, в стене там спрятано складское помещение. Порой контейнеры провозят по длинному коридору, я отпираю потайную панель, и клиенты прячут за ней свой товар. Сейчас хранилище пустует. И я могу туда пробраться. Вы должны пройти мимо и, может быть, свернуть в длинный коридор. Спинами к панели. Тебе надо заставить ее остановиться. Я отодвину панель и… – контрабандист сложил пальцы пистолетом, – бах, бах. И ей конец.

Донован молчал, и спустя несколько секунд Ригардо-джи перевел взгляд на свои пальцы и театрально взмахнул рукой, словно отшвыривая воображаемое оружие.

– Очень важно, – добавил он, – чтобы ты отвлек ее, пока я отодвигаю панель. Иначе конфедератка все услышит. Сам понимаешь, это же погрузочный люк, он не совсем бесшумен.

– В спину, значит, – произнес Донован.

– Так ведь безопаснее, верно? Не хочется, чтобы у нее остался шанс. Эти Тени Конфедерации – безжалостные люди. Я про них читал.

– А сможешь найти что-нибудь не летальное, чтобы просто вырубить ее? У меня на Дангчао есть знакомые, которые с радостью примут ее в качестве подарка, когда я заскочу к ним в гости.

– Что же это у тебя за знакомые такие, чтобы держать агента Конфедерации в качестве домашней зверушки?

– Люди, задающие вопросы.

Ригардо-джи отпрянул и сотворил отвращающий беду знак Ганеши.

– Стоило догадаться, что ты не простой пленник. Да-да, разумеется. Есть у меня кое-что в запасе. Раз уж так хочешь, я не стану ее убивать, а только вырублю.

Внутренний Ребенок услышал скрип отодвигающегося засова.

– Живо, – шепнул он губами человека со шрамами. – Она идет!

Донован же добавил:

– Завтра. После ужина.

Контрабандист растворился как дым. Потайная панель рядом с голостойкой закрылась, а Донован поспешил удобно расположиться в мягком кресле.

Олафсдоттр открыла дверь и вошла в кают-компанию, держа перед собой шокер. Левой рукой она зажгла лампы, и Донован сделал вид, будто его разбудил неожиданный свет. Он поднял голову так, словно еще секунду назад дремал в своем кресле, и прикрыл глаза ладонью.

Тень осмотрела каюту, усмехнулась и сказала:

– Спо-око-ойно-ой но-очи, До-оно-ован-буих. У тебя по-олно-о наро-оду в хо-оло-ове, но-о хватит им уже шептаться. По-ора спать.

Следующий день тянулся медленно. Донован прочел какую-то книгу из корабельной библиотеки, но ни за что не смог бы пересказать ее содержание. Еще он принял участие в симуляции битвы при Машинро, сыграв роль обреченного на поражение валентнианского генерала Кика. Общепринято полагать, что Кик должен был победить в том сражении и что только лишь его промедление в критический момент позволило одержать верх возглавляемой Рамажем коалиции. Но внимание Донована сейчас было занято совсем другими вопросами, а потому, излишне промедлив с решением в ином моменте, он тоже проиграл битву. И только когда приблизился час ужина, человек со шрамами осознал причину своей тревоги.