Текст книги "В Пасти Льва"

Автор книги: Майкл Фрэнсис Флинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

– Да, комфортом корабль не блещет, – пожаловался Фудир.

Олафсдоттр стояла у ведущей к корме двери, держась на расстоянии в пару вытянутых рук, и по-прежнему не опускала оружие.

– Сто-оит ценить то-о, что-о имеешь, – заметила она.

– Особенно если это корабль…

«Мы на борту моносудна, – заключил Педант. – Достаточно небольшого, чтобы пилот мог управиться с ним в одиночку».

«Стало быть, она одна…»

«Приятно слышать», – произнес Силач.

«С чего бы вдруг?»

«Это значит, что мы превосходим ее числом».

На корабле человек со шрамами успел заметить несколько сувениров. Они никак не могли принадлежать Равн. Агенты Конфедерации всегда путешествуют налегке и берут с собой только самое необходимое.

Фудир поднял ложку, наполненную каким-то пюре со вкусом курицы, и указал ей на скамейку напротив себя.

– Присаживайся, – сказал он своей тюремщице. – В ногах правды нет.

– Неужели я по-охо-ожа на дуру? – ответила она.

– Боишься, что я на тебя наброшусь?

– Нет.

– Тогда зачем отказываться?..

– Я сказала, что-о не бо-оюсь. Но-о это-о не значит, будто-о я думаю, что-о ты не по-опытаешься.

Донован вздохнул и вновь сосредоточился на еде. До сих пор он не спрашивал конфедератку, с какой целью она его похитила. Он достиг подлинного мастерства в искусстве выжидания. Не имело никакого значения, собиралась ли Равн Олафсдоттр что-либо рассказывать. Если да, то рано или поздно она заговорит. А если нет – задавать вопросы бесполезно.

– Знаешь ли, меня ведь будут искать, – произнес он.

В ответ она улыбнулась, сверкнув зубами.

– Со-омневаюсь. Бармен уже наливает тво-ою выпивку друхим устам. Ему и дела-то-о нет, кто-о за нее платит.

– Я собирался отправиться на Дангчао, где меня ждет Гончая, бан Бриджит. И если я не появлюсь…

Человек со шрамами предпочел не уточнять, что именно случится, если он не прибудет в пункт назначения. Гончие Лиги умели маскироваться под кого угодно и под что угодно и были ничуть не менее опасны и непредсказуемы, нежели Тени Конфедерации. И бан Бриджит в этом списке стояла далеко не на последнем месте.

Но Олафсдоттр только усмехнулась и ответила на маньярине:

– Красной Гончей не видали много лет. И родичи ее уже успели предъявить права свои на наследство, хоть я и догадывалась, что притязания их тщетны.

– Ты оказалась права в своих сомнениях. Она вернулась и теперь дожидается меня в Зале клана Томпсонов.

– Что же, коли так, то наследников лица сейчас, пожалуй, пылают гневом. – Олафсдоттр рассмеялась и перешла на гэлактический, являвшийся официальным языком Лиги. – Но, дорогуша, вряд ли она тебя ждет. Бан Бриджит приходит в неистовство, когда слышит имя Донована-буига. Давняя вражда?

– Былая любовь, – поморщился Фудир.

– А разве это не одно и то же?

Донован пожал плечами и улыбнулся, словно говоря, что у вражды-то как раз ограниченный срок годности. То, что Олафсдоттр не верила, будто бан Бриджит дожидается человека со шрамами, не имело никакого значения. По правде сказать, сам Донован тоже в это не верил; только зачем выставлять напоказ свои сомнения?

Долгая игра, развернувшаяся между Конфедерацией Центральных Миров и Объединенной Лигой Периферии, велась на шахматной доске, где клетками служили звездные системы, и любой агент, кем бы он ни был, обладал ценностью не большей, нежели единственная песчинка на широком морском берегу; но на тех аренах, где агенты проливали свою кровь, решались вопросы такой важности, что даже сама межзвездная политика оказывалась не более чем окружающей средой. Имела значение только личная преданность. Или личная неприязнь. Когда видишь перед собой улыбку барракуды, какое тебе дело до огромного бушующего океана вокруг?

Когда Донован покончил с едой, Олафсдоттр заперла его в кают-компании. Та была оформлена в стиле шлюпа с Агадара – популярного в том водном мире парусного корабля. Узкое длинное помещение облицовано панелями из светлых пород дерева. Возле дальней стены располагались голостойка с подключенной к ней консолью и вращающийся стул. Правее от них висели навигационные приборы, но, если учесть расстояние, отделявшее их от ближайшего моря, значение они имели разве что декоративное. Вдоль стен выстроились рундуки и обтянутые мягкой обивкой скамьи. В нише пряталась койка, а посредине каюты стояли два удобных кресла. В целом этот стиль можно было описать как строгий.

– Нихуда не ухо-оди, – сказала Олафсдоттр, помахав пальцем, прежде чем затворить и запереть дверь. – Исключительно-о для то-охо-о, что-обы ты не скучал. – Эти слова она произнесла уже с той стороны.

Она не ошиблась. Одним из основных развлечений на Иегове Фудиру служило вскрытие запертых дверей. Он сразу же приступил к работе.

– Будет не слишком сложно, – заключил он.

«Мы на моносудне, – напомнил Ищейка. – Откуда взяться высокотехнологичному замку на одноместном корабле?»

– А зачем на нем вообще замки? – задумался Донован.

«Назовете мне второе по распространенности применение моносудна?» — поинтересовался Педант.

«А назовешь мне самую раздражающую личность в нашей голове?» – откликнулся Ищейка.

«Забавно, что это ты спрашиваешь», – заметил Силач.

«Частная яхта?»

«Я говорил про второе по распространенности применение, Шелковистая».

Донован вздохнул. Порой в его голове становилось слишком тесно. И это заставляло его вспомнить о том, что именно он был изначальной личностью, в то время как все остальные являлись в некотором смысле временными постояльцами. Он еще не забыл тех дней, когда мог насладиться одиночеством.

«Может, и так, – произнес одетый в хламиду юноша. – Вот только то „я“, что составляет план действий, и то „я“, что ничего не забывает, как и то, что постигло все известные боевые искусства, и… все остальные из нас… Разве на самом деле мы не одно и то же „я“? Мы к тебе ближе кожи».

Донован не ответил. По правде сказать, его не приводила в восторг собственная бледная, туго обтянувшая кости кожа. Он по-прежнему имел исхудалый и изможденный вид – напоминание о долгих годах, проведенных в баре на Иегове. Человек со шрамами подумал: а вдруг на самом деле он выглядел так всегда, даже когда был юн и пылал здоровьем? Да и был ли он когда-то юн, не говоря уже о том, чтобы чем-то там пылать?

«Однажды мы вспомним», – пообещала Полианна.

Донован не очень-то в это верил. Порой отдельные воспоминания уходят от нас навсегда; может, оно и к лучшему. Кое-что из того, что забыто, иногда следовало бы закопать поглубже, а не пытаться извлечь на свет.

– Мне больше нравилось, когда вы все молчали, – проворчал он и задумался: а не нарушил ли наркотик, введенный ему Олафсдоттр, того шаткого перемирия с самим собой, которого ему удалось достичь за прошедший год?

– Контрабанда, – отрезал Фудир, оторвавшись от изучения замка. – Контрабанда и доставка по особым поручениям. Довольны? А теперь заткнитесь все и не мешайте мне работать.

«Доставка по особым поручениям. В точку. На планете Дюбонне есть такой популярный сериал, „Образцы и тайны“ называется. Он об одном безымянном пилоте, который в каждой из серий перевозит на своем моносудне какой-нибудь груз – секретную информацию, людей, драгоценности, – и каждая „посылка“ меняет жизнь получателя к лучшему или худшему».

«Потому-то их прозвали „подонкораблями“», – заметил Ищейка.

Вытащив специальный инструмент из потайного отделения сандалий, Фудир приступил к работе над запирающим механизмом. Педант не ошибся. Замки здесь были не ахти. Дверь распахнулась в главный коридор.

Снаружи его поджидала Равн Олафсдоттр.

– Вот серьезно, Донован, куда ты здесь можешь пойти?

– Признайся, Равн, – ухмыльнулся Фудир, – ты была бы разочарована, если бы я не выбрался. Желай ты держать меня взаперти, установила бы замок понадежнее.

– Просто спешила. Но я могу исправить свою оплошность, если будешь плохо себя вести. Не думала, что ты очухаешься так скоро. Будешь раздражать меня – сно-ова о-отрублю.

– И лишишь себя нашего общества? – Он оглядел коридор. – Так понимаю, Глаза у тебя по всему кораблю натыканы?

Конфедератка едва заметно пожала плечами, словно не желая отрицать очевидное.

– А еще датчики движения, учитывая твою непоседливость. Ты перемещаешься – я получаю сигнал о том, куда ты идешь.

– Так какая тогда разница, сижу я в этой каюте или нет?

– Как бы тебе объяснить? – Олафсдоттр почесала затылок под короткими ярко-желтыми волосами. – Тебе может взбрести в голову подкрасться со спины, удовлетворить свою похоть, а затем развернуть корабль обратно к Иегове. – Улыбка ее как бы говорила, что эта затея была бы весьма глупой. – Когда-нибудь мы станем с тобой замечательными друзьями, только время это еще не пришло.

– Зря ты так уверена, что мне когда-нибудь захочется якшаться с тобой, – проворчал человек со шрамами. – Уж поверь, в былые времена я и с более зубастыми бабенками встречался.

– Во-от как? А хо-оро-ошо-о ли о-они умели кусаться? – процедила она, демонстрируя зубы, и перешла на маньярин: – Кают-компании не покидай. Пролетаем Дангчао. Скоро будем в Удавке. Не та трасса, чтобы толкать пилота под локоть.

Внутренний Ребенок тревожно вскрикнул, но Донован сохранил присущее человеку со шрамами внешнее равнодушие.

– Удавка, значит, – как ни в чем не бывало произнес он. – Теперь понятно, почему ты выбрала моносудно. Что покрупнее по этому пути не пролезет.

– Чем ýже проход, тем выше скорость, – ответила его похитительница на гэлактическом, – так уж задумал Шри Бернулли. А скорость нам сейчас важна. На Генриетте нас ждут неотложные дела, и да, игра стоит свеч.

Донован заинтересованно посмотрел на нее, но Олафсдоттр не стала уточнять стоимость свечей. Педант, не дожидаясь, пока его попросят, сообщил, что Генриетта является столицей сектора Цень-туй, приграничных территорий Конфедерации. Стоит оказаться там – и сбежать будет трудно.

– До меня доходили сведения, – заметил Донован, – что скорость пространства в Удавке настолько велика, что можно запросто пересечь весь Разлом, даже не двигаясь.

– Враки, я думаю. Но вот стены там расположены очень близко, а сублиминальная тина просачивается в канал. Опасная и нестабильная трасса. Зато ее не патрулируют корветы Лиги.

– Как по мне, так это отличный стимул, чтобы завладеть кораблем до того, как мы окажемся в Удавке.

– О-ой, – протянула Олафсдоттр, – ты тахо-ой смешно-ой. Мо-ожет, мне про-осто-о убить тебя прямо-о сейчас, что-обы не о-о чем было-о во-олно-оваться?

Донован усмехнулся:

– Ты этого не сделаешь. Слишком много усилий ты потратила на то, чтобы проникнуть на территорию Лиги, вырубить меня и завладеть подходящим кораблем, хотя могла просто ввести мне какую-нибудь отраву, решив проблему раз и навсегда. Стало быть, я нужен тебе живым, а это, в свою очередь, означает, что ты меня куда-то должна доставить. И я – ценный груз.

– Довольно дорогой, – признала Олафсдоттр, – но вовсе не бесценный. И в твоих же интересах, чтобы затраты на доставку не превысили твоей стоимости.

Вечером, перед тем как выключить свет, человек со шрамами достал из своей сумы одну особенную голограмму и внимательно посмотрел на нее.

Четыре человека в кафе на залитой солнцем мостовой площади Чузера в Эльфьюджи, столице королевства Ди Больд. Бан Бриджит сидит посередине, повернувшись боком, но при этом смотрит прямо в камеру. Широкая улыбка, соблазнительный взгляд, рыжие волосы запечатлены в движении, словно она как раз вскинула голову, чтобы посмотреть на художника. Левой рукой она приобняла за плечо Маленького Хью, а правой накрыла лежащую на столе ладонь Фудира. Рука Грейстрока у нее на плече.

Они были верными друзьями. И он сильно по всем скучал. В те дни они были заняты поисками Крутящегося Камня и, что хуже всего, в конце концов нашли его.

– Знаешь же, она вовсе не ждет нас на Дангчао, – сказал сам себе Донован, прежде чем убрать изображение обратно в суму и приказать освещению выключиться. – Решение навестить ее было чистейшей воды импровизацией. Она ничего бы не знала вплоть до того момента, пока мы не показались бы у нее на пороге.

«О, арфистка бы уже знала, – заметила девушка в хитоне. – Думаю, она догадалась обо всем раньше, чем мы сами приняли это решение».

– Это должно было стать сюрпризом, – прошептал Фудир.

Сюрприз не удался. Он не увидит широкой, дружелюбной улыбки арфистки. И нет надежды, что ее мать заразится улыбкой дочери. Братство, запечатленное на голограмме, распалось, разрушенное самим человеком со шрамами. Он оставил их, бросил бан Бриджит, не сказав ни слова на прощание, никак не объяснив своего поступка. Последствия одного такого бегства еще как-то можно исправить; второго – никогда. Оно погасит даже улыбку арфистки.

Если только ему не удастся угнать судно Равн Олафсдоттр.

Улегшись на встроенную в стену койку, Донован обнаружил, что его постель не может похвастаться особым удобством. Она была недостаточно длинной, а подушка оказалась слишком тонкой, и в погоне за неуловимым уютом ему осталось только попытаться свернуться калачиком. Возможно, будь подушка чуть толще, ему бы даже удалось поспать, хотя, может быть, и нет. А так он лишь непрестанно ворочался с боку на бок и как-то раз прижался к панели, образовывавшей заднюю стену кровати; должно быть, нажатие получилось ровно таким, какое требовалось, поскольку раздался щелчок и панель скользнула в сторону, а Донован упал с койки в пространство, о существовании которого прежде не догадывался.

Он очутился в узком проходе между стенами кают-компании и прилегающей к ней бытовки. Вдоль них тянулись трубы и кабели – как раз то, что и ожидаешь найти за стенами, – но свободного пространства, чтобы протиснуться между ними, хватало. Кроме того, то там, то сям были закреплены полки и ящики. Внутренний Ребенок торопливо осмотрелся по сторонам и, хотя в окружающей их темноте ничего не углядел, остался настороже – вряд ли его могло успокоить то, что он ничего не видит.

«Вот те раз! – произнес Ищейка. – Так законный владелец-то был контрабандистом. Стоит полагать, подобные проходы, ниши и тайники можно найти по всему судну».

И тираны, и демократы порой избегали народного гнева, укрывшись на борту таких звездолетов. Одноместные кораблики перевозили в своем чреве секреты заключения тайных союзов и негласных соглашений. Прототипы и патенты улетали к любым планетам, чтобы попасть в руки дочерних компаний или конкурентов.

После своего случайного открытия человек со шрамами время от времени выбирался на прогулку по судну, внимательно осматривая каждый укромный закуток и нишу. Можно было только гадать, как давно оно перешло в руки Олафсдоттр. Она вполне могла знать о закутках, а вот о потайных нишах – вряд ли.

Воспользовавшись этими проходами, он мог бы обойти охранные системы Олафсдоттр и атаковать ее с неожиданного направления. Ее физическая подготовка и боевые навыки не намного превосходили его собственные. И на его стороне было то важное преимущество, что она не хотела причинить ему вред. Так что вполне вероятно, если дело дойдет до драки, она предпочтет отступить.

К сожалению, не все мечты удается реализовать. К тем двум местам, где Олафсдоттр проводила основную часть времени, не вел ни один потайной коридор. Первым из этих мест была кабина пилота, в любом случае слишком тесная и набитая оборудованием, чтобы после схватки выжил хотя бы один. Вторым – ее спальная каюта, где конфедератка наиболее уязвима, но туда никак нельзя было пробраться тайными ходами, во всем остальном делавшими судно похожим на швейцарский сыр. Лазы не соединялись в единую сеть. Чтобы попасть в каюту Олафсдоттр, человеку со шрамами пришлось бы выбираться в главный коридор, а это всполошило бы системы безопасности. О том, чтобы проскользнуть мимо них незамеченным, не могло быть и речи, если только не вывести из строя несколько сенсоров. Но их отключение само по себе спровоцировало бы сигнал тревоги.

То, что столь чудесной находкой не получится сразу же воспользоваться, невероятно злило Донована.

В его присутствии Олафсдоттр по-прежнему предпочитала держаться настороже, и, когда они вместе обедали, их всегда разделяло расстояние, превышавшее длину руки. Однажды, когда Донован окончательно устал от безвкусной стряпни своей похитительницы, он запрограммировал на обед «цыпленка Джо Фризинга», где было хоть что пожевать, но Олафсдоттр даже не прикоснулась к еде.

– Кто знает, какие ты там специи втер в эту несчастную курочку? – заметила она.

Конечно же, мясо из протеиновых баков никогда даже формально не было курицей.

Даже когда он разделил собственную порцию на две половины и предложил одну ей на выбор, она предпочла воздержаться. Он понимал, что дело вовсе не в смеси специй, а в том, что конфедератка опасалась попытки ее отравить.

– Мне больно, – произнес Донован, – от того, что ты не доверяешь мне.

Чуть позднее, зайдя в уборную кают-компании, он вызвал у себя рвоту, чтобы очистить желудок от яда. Принимать антидот заранее было опасно, и ему пришлось искать другой выход.

Олафсдоттр разрешила ему ограниченные по времени тренировки.

– Незанятые руки – оружие дьявола, – пояснила она, проведя его в заполненный всевозможной аппаратурой тренажерный зал.

Донован выразил восхищение и благодарность, ни словом не упомянув о том, что уже видел эту комнату. Зеркало на стене было односторонним, открывавшим отличный обзор любому, кто стоял за ним в потайном коридоре.

Как и всегда, сама Олафсдоттр осталась в дверях, подавая оттуда полезные советы по режиму тренировок.

Особенно этой активности был рад Силач; Шелковистый Голос контролировала выработку энзимов. Но когда человек со шрамами закончил и вытирался полотенцем, он заметил на одном тренажере отполированный руками штырь для изменения веса. Если не принимать в расчет, что тот не заточен, из него вполне мог получиться неплохой нож. Человек со шрамами вытащил его, будто бы собираясь изменить нагрузку, и обратил внимание, что штырь хорошо сбалансирован.

Не оборачиваясь, Донован метнул его в Олафсдоттр. Конфедератка изогнулась и на лету поймала импровизированное оружие. Она посмотрела на стальной шип в своих руках, перевела взгляд на Донована и усмехнулась.

– Любишь поиграть в «Кидай и лови»?

Она метнула стержень обратно по плоской траектории, целясь в лицо человеку со шрамами.

– С ножами эта забава куда веселее, – добавила она.

Силач мгновенно пригнулся и, вскинув ладонь, поймал рукоять стержня, когда тот пролетал над его головой.

– Слышь, ты осторожнее, что ли, – произнес Силач. – Зеркало ненароком разобьешь. А это ни разу не к добру.

Распрямившись, он вновь метнул в Равн стержень. Курьер качнулась влево и совершенно немыслимым способом, едва коснувшись летевшего в нее «снаряда», отправила тот обратно к Доновану.

Внутренний Ребенок услышал свист и сместился вбок, так чтобы Силач совсем чуть-чуть не дотягивался, чтобы схватить штырь. Вместо этого человек со шрамами слегка подбросил оружие, потом поймал его за уплощенный «клинок» и, раскрутившись на пятках, еще раз попытался поразить свою похитительницу.

– Хороший бросок, – похвалила конфедератка. Она отступила в сторону и поймала штырь, когда тот уже почти пролетел мимо, и тут же отправила снова в Донована. – Но лучше использовать хват «крадущаяся обезьяна».

Когда начался очередной раунд и штырь опять полетел в Олафсдоттр, вдруг включилась тревога, по всему кораблю пронзительно завизжали сирены. Женщина оглянулась, но, к счастью для себя, вовремя вспомнила про смертоносный снаряд и повалилась на пол так, словно в ее теле совсем не было костей, в последний момент подставив под себя ладони, чтобы смягчить падение. Штырь рассек воздух в том месте, где секунду назад находилась ее голова, и со звоном врезался в стену коридора.

Разумеется, Олафсдоттр не осталась лежать неподвижно, а перекатилась на спину – тело порой действует раньше, чем мозг успеет осмыслить ситуацию, – и вскочила на колени как раз вовремя, чтобы увидеть бегущего к ней Донована. Шокер в ее руках заставил человека со шрамами остановиться.

– О-о, о-очень умно-о, сладенький. По-оихрал со-о мно-ой в но-ожички, что-обы предать в критический мо-омент. Ты ихрал со-о мно-ой, не с но-ожико-ом.

Донован поднял руки так, чтобы она могла их видеть.

– Какое еще предательство? Я просто подбежал, чтобы посмотреть, все ли с тобой в порядке.

– Ни едино-ой царапины, сладенький. Но-о как тебе удало-ось заставить срабо-отать датчик движения о-отсюда?

Донован покачал головой:

– Должно быть, какой-то сбой. Вся система собрана на скорую руку, и меня удивляет, что ложных срабатываний не было раньше.

Судя по настороженному выражению лица Олафсдоттр, подобные срабатывания на самом деле уже случались. Скорее всего, когда он еще валялся в отключке. Человек со шрамами ничего не сказал, решив, что будет лучше, если сомнения в надежности сигнализации самостоятельно завладеют ее сознанием.

Конфедератка повела стволом.

– Пойдешь передо мной. К столовой.

Человек со шрамами повиновался.

«Есть мысль», – произнес Ищейка.

«Надеюсь, она получше, чем затея кидаться незаточенным ножом…»

«Помолчи, Шелковистая. У Равн есть приборчик, который как бы говорит: „Нет, меня тут нет“. Он глушит датчики движения в ее непосредственной близости. Если нам удастся его выкрасть или Фудир сумеет его скопировать – мы сможем подобраться к ней, пока она спит, и при этом не поднять тревогу».

«Ага, щас! – подумал Фудир. – Так она мне и позволила здесь мастерскую устроить».

Они подошли к т-образному перекрестку коридоров. Длинный тянулся мимо кают-компании и того чулана, в котором недавно очнулся человек со шрамами, и заканчивался внешним воздушным шлюзом. А перпендикулярный вел к столовой, за которой располагалась кабина пилота. Поджав губы, Олафсдоттр внимательно осмотрела оба коридора.

«Сигнализация сработала вон там, – заключила Шелковый Голос. – Должно быть, в ее звучании закодировано местоположение сработавшего датчика. Последовательность длинных и коротких сигналов».

Олафсдоттр разочарованно проводила Донована до кают-компании.

– Будь хо-оро-ошим мальчихо-ом, – сказала конфедератка, – и нихуда не ухо-оди.

Она затворила и непонятно зачем заперла дверь.

Межзвездные путешествия занимали много времени – недели, а то и месяцы, в зависимости от локальной скорости пространства, – а вот внимания пилота почти не требовали, за исключением тех моментов, когда корабль входил на дорогу или же покидал ее. Именно по этой причине кают-компания, как правило, была завалена тем грузом, который знаменитый философ Сакена Акобунду называл «великим культурным континуумом»: литература, музыка, живопись, путешествия, наслаждение природой, спорт, мода, всякая социальная мишура, всевозможные средства для обмана чувств. Предпочтения подлинного владельца судна, судя по всему, лежали в самых низших слоях этого континуума. Как когда-то рассказывала человеку со шрамами бан Бриджит, существует всего семь смертных грехов… и центр удовольствия ответственен как минимум за пять из них.

Но сейчас больше всего удовольствия человеку со шрамами доставило то, что Фудиру удалось взломать навигационную систему при помощи панели управления. Благодаря этому он выяснил, что через пару недель ползанья в ньютоновском пространстве они выйдут на высокую орбиту Абалона. Стало быть, Олафсдоттр нескоро вернется в кресло пилота. Чем не идеальное время для того, чтобы захватить судно?

Впрочем, раз уж он додумался до такого, то и его соперница это понимала. И она будет особенно осторожна.

А потому Донован всецело отдался изучению личности настоящего владельца. Не было гарантий, что эти знания дадут хоть какие-нибудь преимущества; всего лишь небольшая вероятность существования неких скрытых возможностей моносудна «Шон Бета», о которых Олафсдоттр не подозревала. К примеру, тайник с оружием. У самой конфедератки человек со шрамами видел пока только шокер, но не сомневался, что она хорошо вооружена.

Времени оставалось мало. После Абалона их ждал Меграном. А затем – Удавка, когда поворачивать назад будет поздно. С Удавки нет ни единого ответвления до самой Генриетты, находившейся в пространстве Конфедерации.

Следующим вечером Фудиру удалось установить имя настоящего владельца – Ригардо-джи Эдельвассе Дамтвейтский с Мира Фрисинга – и удивительно успокаивающее название компании, на которую тот работал: ООО «Материально ответственные контрабандисты». Донован победил в игре на выжидание.

– Они не растут, да? – спросила Олафсдоттр, как обычно, настороженно наблюдавшая за ним от двери, отделявшей столовую от кабины пилота. Разумеется, она вначале поела сама, а теперь смотрела, как ест Донован.

Человек со шрамами запрограммировал для себя тикку и наан[4]4
  Тикка-масала — индийское блюдо из курицы.
  Наан — пшеничная лепешка.


[Закрыть] и теперь звучно и аппетитно чавкал, используя лепешку вместо ложки, чтобы зачерпывать кусочки курятины. Он поднял взгляд на свою похитительницу.

– Что не растет?

– Твои волосы. Они никогда не растут.

Донован поморщился и провел ладонью по редким пучкам растительности на своем затылке.

– Не без этого, мисси, – ответил человек со шрамами на терранском. – Имена – те еще прохвосты, но спасти его от частая стрижка.

– Да, я ко-ое что-о слышала, – угрюмо кивнула Олафсдоттр. – Ты о-очень мно-охо-о страдал.

Она подалась вперед, словно собираясь погладить шрамы на голове Донована, но тот отстранился, а Олафсдоттр хватило ума не пытаться приблизиться.

– Тебе изрядно досталось, – печально продолжила конфедератка, – и я говорю как человек, испытавший все это на своей шкуре. Ты стал не первой Тенью, обжегшейся крапивой их прихотей. Плох тот хозяин, который бьет своих собак. Перестараешься – и они тебе же в глотку и вцепятся… И кое-кто уже сорвался с цепи. В Пасти Льва началась заварушка.

Донован хмыкнул и сунул в рот кусок наана.

– Ты вообще понял, что я сейчас сказала? – спросила Олафсдоттр.

Он посмотрел на нее; по его подбородку потек соус.

– Что мне Гекуба, что Гекубе я?

Конфедератка помедлила, поскольку не была уверена в точном значении терранской пословицы.

– Тебе известно про Пасть Льва? Мне говорили, что твоя память… не очень устойчива.

– Ты хотела сказать: «стерта». А что до твоего вопроса, это ваше подобие Своры, где тренируют Гончих; вот только вы готовите бешеных псов.

Олафсдоттр скрестила руки на груди.

– Ты меня задел, Донован-сан. Ужели я похожа на бешеную псину? Пусть будет так. – Она словно подбирала слова. – Кое-кто из нас взбесился достаточно, чтобы бросить вызов Названным. Началась гражданская война.

Донован вновь вернулся к трапезе.

– А, ну удачи вам. Расскажешь потом, чем все кончилось.

– Мы возвращаем домой агентов со всей Периферии.

– Тогда ты ошибаешься. Мы – не агент. Мы ушли на покой.

– О-ой, не глупи. Наш путь в о-отставку всехда один. Ты и сам его-о знаешь.

Доновану не было нужды спрашивать, что это за путь.

– Ты забываешь, что Названные избавились от нас.

– Примкнув к нам, ты получишь возможность отомстить им за это, и, думаю, вкус мести будет для тебя сладок.

– Даже не представляешь насколько. Вот только я предпочту насладиться ею, наблюдая со стороны. Месть – то блюдо, которое лучше подавать холодным… и желательно чужими руками.

– За этой войной наблюдать со стороны не выйдет, – возразила Олафсдоттр.

Донован подобрал остатками лепешки последние капли соуса и запихнул ее в рот. Что же, Билли Чине за последний год несколько раз обмолвился о чем-то таком.

– И много вас? – продолжая жевать, поинтересовался человек со шрамами.

– Почти половина зажгла пламя восстания.

– Половина… – Он проглотил еду. – Вдохновляет. Половина Пасти Льва против правящего режима, сохраняющего власть уже несколько столетий, держащего в абсолютном повиновении службы правопорядка. Кстати, как там насчет протекторов и «сапог»… армии? Они на чьей стороне?

Равн покачала головой.

– Мы ведем эту войну теми методами, которым обучены: незаметность, интриги, убийства. Кое-кто из «сапог», – допустила она, – может, и знает о том, что гражданская война идет полным ходом. Но в ней нет кровавых баталий, никто не сбрасывает бомбы на планеты. Толпы безмозглых идиотов не сходятся на поле, поливая друг друга огнем изо всех стволов… и никто не промахивается.

– Во всяком случае пока.

Донован бросил платок в фрешер и отнес тарелки к раковине, где сгрузил остатки пищи в рециркулятор. А потом резко повернулся и посмотрел на конфедератку.

– Но почему я? – спросил он. – Какая от меня польза восстанию? Я просто одинокий разбитый старик.

– Не такой уж ты и старый, а осколки часто обладают очень острыми гранями.

«Какой уклончивый ответ», – подумал Донован. Ее люди собираются его как-то использовать, вот только как? Возможно, ему уготована всего лишь роль ножа, которым перебрасываются две стороны.

– Подумай над тем, что я сказала, Донован, – добавила Олафсдоттр, водворяя его обратно в помещение, считавшееся его тюремной камерой. – Сам поймешь, что это правильный поступок, и мы с тобой станем закадычными друзьями.

Последний аргумент заронил зерна подозрительности в сердце Донована-буига. Ему еще не доводилось слышать, чтобы агент Названных когда-либо произносил словосочетание «правильный поступок».