355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Майкл Фрэнсис Флинн » В Пасти Льва » Текст книги (страница 1)
В Пасти Льва
  • Текст добавлен: 16 марта 2017, 06:00

Текст книги "В Пасти Льва"


Автор книги: Майкл Фрэнсис Флинн



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Майкл Флинн

В ПАСТИ ЛЬВА

Так усталая аристократия смеется над собственными идеалами. Когда с помощью всех средств фантазии и художества она пышно нарядила и щедро украсила страстную мечту о прекрасной жизни, мечту, которую она облекла пластической формой, именно тогда она решила, что жизнь, собственно, не так уже прекрасна. И она стала смеяться.

Йохан Хёйзинга. Осень Средневековья[1]1
  Пер. Д. Сильвестрова.


[Закрыть]

Карта приграничных территорий Конфедерации

Двухмерная проекция приграничных территорий Конфедерации и Треугольников.

Вид с галактического севера.

Не все миры и дороги отображены.

Не все планеты расположены на одном и том же уровне.

Действующие лица

Франсин Томпсон, также именуемая бан Бриджит, Гончая Ардри.

Изящная Бинтсейф, младшая Гончая.

Люсия Д. Томпсон, также именуемая Мéараной, арфистка, дочь бан Бриджит.

Равн Олафсдоттр, Тень КЦМ.

Донован (человек со шрамами), также именуемый Фудиром, временами подрабатывает на КЦМ.

Ригардо-джи Эдельвассе, связанный контрактом контрабандист.

Суосвай Машдасан, гарнизонный командующий с Генриетты.

Даушу Йишохранн, главарь заговорщиков.

Гидула, старая конфедеративная Тень (черный щит, белая комета).

Ошуа Ди Карнатика, фельдмаршал мятежных Теней (алый щит, черный конь).

Гешле Падаборн, революционер.

Подер Ступ, рифф Ашбанала (кроваво-красный щит, мальтийский крест).

Тина Чжи, функционер в Гейшот Бо.

Мятежные Тени

Маленький Жак, мятежная Тень (ласточкин хвост, красный щит с фризом).

Манлий Метатакс, «брат» Даушу (небесно-голубой щит, белый голубь).

Домино Тайт, юная Тень (рыжевато-коричневый щит, лира).

Большой Жак Деламонд, великая Тень (белый щит, голубой трезубец).

Лояльные Тени

Верховная Тень, отец Абаттойра (черный щит).

Екадрина Шонмейзи, фельдмаршал лояльных Теней (черный щит, тайчи).

Эпри Гандзиньшау, протеже верховной Тени (травянисто-зеленый щит, желтая лилия).

Пендрагон Джонс, верная Тень (серебряный щит, золотая хризантема).

Джимджим Шот из Мейшот Бо, прекрасное Имя.

Фанатики, контрабандисты, вояки, овцы, Сороки, курьеры, Тени, Имена.

Процессионал
 
Пусть арфа сегодня споет о Доноване-буиге,
Что сердца безграничною скорбью наполнил,
Бросив отважных мужей на поживу собакам да кошкам.
Мы предвидели тот день судьбоносный,
Когда они в битве сойдутся:
Донован-буиг да те, кого Названными кличут.
Гнев его, вспыхнув, на меня обратился.
О, кто, как не я, лишила его сердце покоя
На Иеговы улицах, где он когда-то гулял,
И, кабы взгляд он свой не стремил к дальним забавам,
Лежать бы нам обоим в этих самых канавах
Жертвами наших умений.
Зная о том, он от боя отрекся,
Мольбам моим покорившись. Но знай же, арфистка,
К тебе его сердце стремилось, когда его я столь подло
                                                                          украла.
Так слушай же повесть, рассказу внимай
О том, как сгорел град, прежде великий.
 
Пролегомены[2]2
  Пролегомены – рассуждения, дающие предварительные сведения.


[Закрыть]

Ветер, завывающий над грудями холмов Донгодар, приносит с собой уныние, с каким можно встретиться лишь на этих безлюдных склонах, и рассеивает его, словно цветочную пыльцу над восточными полями, и погонщики, как и звери Нолана, которых они пасут, наполняют им свои легкие с каждым вдохом. Даже бородач и ползучая трава вместе с растущим в болотистых низинах порезом, чьи листья походят на зазубренные ножи, будто бы впитывают отчаяние вместо солнечных лучей и насыщают воздух его ароматом. Один только шелест высокой травы способен вызвать печальный вздох даже у самого стойкого мужчины, а страдающую от одиночества женщину может и вовсе заставить расплакаться.

Когда, сменяя вечерние сумерки, на прерии «Туда и обратно» опускается ночь, она все подчиняет своей власти. На противоположном краю холмов Донгодар пульсируют, подобно сердцам, пусть и немногочисленные, огни города; вот только их сияния на то лишь и хватает, чтобы украсить вершины узкой лентой бледного белого света. Зеленый цвет выглядит еще одним оттенком черного, и до утра на небосводе не будет ничего, кроме такой же призрачной ленты: Рукава Ориона и Разлома. Тоже пламя далеких сердец: свет звезд, где в давние времена жило человечество.

И кто же заметит среди окутавшего весь мир мрака еще одну, крадущуюся по степи Тень?

Зал клана Томпсонов кажется оазисом света, наполняющего глубокий, ровный колодец башни на возвышенности, что поднимается над прериями; крепостные стены надежно удерживают этот свет внутри, позволяя ему утекать лишь сквозь узкие бойницы да окошки. Каменная твердыня хранит память о той стародавней эпохе в истории Полустанка Дангчао, когда ее грозное обличье имело отнюдь не декоративное значение, а враждующие кланы сражались за обладание источниками воды и земельными угодьями. Те войны остались в далеком прошлом; сменилось несколько поколений, и со временем приземистые, исключительно функциональные укрепления приобрели более изящные, округлые очертания. Теперь твердыня напоминает статную пожилую даму в окружении толпы многочисленных родственников: пристроек, мастерских, вертолетной площадки, фруктовых садов, бараков и столовой для работников ранчо. А еще здесь есть несколько хитроумно спрятанных огневых позиций.

О да, в глубине души она все еще остается крепостью! Ведь Зал клана Томпсонов служит домом бан Бриджит – Гончей Ардри, – а это кое-что да значит. О возвышенности, на которой возвели эту крепость, мало что можно поведать, разве только и сказать, что это холм. Он не удостоился даже собственного наименования. Но с его вершины открывается обзор на многие мили вокруг, и никто не может подобраться к Залу незамеченным.

Во всяком случае, почти никто.

В гостиной люди обычно сидят, но две из трех находящихся здесь женщин стоят. Одна из них – Франсин Томпсон, также известная как бан Бриджит, владелица Зала клана Томпсонов. Она замерла у эркерного окна с видом на бескрайние прерии. Впрочем, не пейзажи сейчас интересуют Гончую. Гардины раздвинуты, и только горящие на столах лампы отважно сдерживают натиск опустившейся на мир ночи. И мгле в этом сражении пока удается одерживать маленькие победы в темных углах и тенистых альковах. На бан Бриджит привычная одежда: высокие сапоги для верховой езды и свободная блузка, окрашенная в так любимые Томпсонами красные и желтые тона. Даже ее волосы пламенеют, а кожа сверкает золотым блеском. Женщина вглядывается в ночь, повернувшись спиной к остальным, и выслушивает рапорт.

Изящная Бинтсейф, которая доставила донесение, – младшая Гончая и облачена в положенную ей по званию зеленовато-голубую повседневную униформу. Разумеется, в наши дни это не более чем эпатаж, но она заслужила на него право, хотя никому и не расскажет, каким именно способом. Она тощая и жилистая, как настоящая гончая, а еще постоянно прогибается вперед, будто под ударами невидимого хлыста.

– Следует ли мне его убить? – прерывает она свой отчет.

– Рано, – отвечает бан Бриджит, не отворачиваясь от окна.

Люсия Томпсон – третья из присутствующих в комнате женщин – сидит на табурете. Оллам с кларсахом, талантливая арфистка, выступающая под псевдонимом Мéарана, что в зависимости от интонации, с которой произнесено это слово, может обозначать как «пальцы», так и «быстрые». Она очень похожа на свою мать, какой та была в молодости, только черты лица у нее чуть более заостренные, а взгляд жесткий. Некоторые поговаривают, что этим взглядом она в буквальном смысле может рассечь человека пополам. Но сейчас она смотрит в сторону окна.

– Где он?

– На техническом дворе. За сноповязалкой. Продолжай, Бинтсейф.

Младшая Гончая стоит, сцепив руки за спиной и слегка расставив ноги. Она уже успела расстегнуть кобуру.

– Бармен с Иеговы, – произносит Бинтсейф, – убежден, что Донован покинул планету. Более того, он полагает, что Донован сделал это вполне добровольно. А еще тот ранее упоминал, что… подумывает наведаться сюда.

Бан Бриджит поворачивает голову, чтобы взглянуть на младшую Гончую, и вновь переключает внимание на двор. Но опаздывает. Тень больше не прячется за сноповязалкой. Более того, ее вообще нигде не видно. Гончая Ардри вздыхает и, вынув из ящика стола шокер, проверяет, заряжен ли тот.

– Когда-нибудь станет легче? – спрашивает Изящная Бинтсейф, тоже вынимая оружие.

Бан Бриджит качает головой.

– Нет. Так что еще тебе удалось выяснить?

– В терранском Братстве не ожидали, что Донован уедет. Они ведь как раз вели с ним переговоры по какой-то сделке, вполне возможно, что и противозаконной.

– Противозаконная сделка? – Мéарана с трудом сдерживает смех. – Это в терранском Закутке-то на Иегове? Умереть можно от удивления.

Бинтсейф окидывает ее любопытным взглядом.

– Ты уверена, что поступаешь разумно, оставаясь здесь?

Арфистка улыбается:

– Разве может быть где-то безопаснее, нежели в обществе двух Гончих?

Сама Мéарана не является Гончей, хотя мать и успела научить ее паре трюков.

Бинтсейф пожимает плечами и продолжает доклад:

– В учетных журналах порта Иеговы указывается, что жалкий воришка пытался воспользоваться билетом, приобретенным Донованом, но не сумел как следует подделать документы и был разоблачен. Во время последней кражи он случайно убил человека, а потому отчаянно стремился покинуть планету. Утверждал, что ему посчастливилось найти эти документы на дорожке возле терминала и что он попытался ими воспользоваться в надежде сбежать. – Бинтсейф склоняет голову набок, прислушивается и занимает позицию перед внешней дверью Зала. – Смотрители Иеговы полагают, что он убил Донована ради этих бумаг, бросив труп в канализационный туннель под городом.

Бан Бриджит и Мéарана язвительно усмехаются – в этот миг мать и дочь настолько похожи, что Изящная Бинтсейф не может сдержаться, и ее обычно сурово поджатые губы изгибаются в улыбке.

– Да, – говорит она, – терранское Братство разделяет ваш скептицизм. Не хочу сказать, что Донован неуязвим, но навряд ли его смог бы убить тот тупица, которого задержали смотрители.

Бинтсейф, согнув руку в локте, поднимает шокер стволом вверх.

– Не то чтобы он произвел на меня действительно сильное впечатление в тот единственный раз, когда наши пути пересеклись. – Она кивает в сторону арфистки. – Но я бы не сказала такого и о тебе. Во всяком случае, не тогда. Как бы то ни было, Донован сделал все возможное, чтобы исчезнуть с радаров Лиги.

Бан Бриджит встает боком к двери, чтобы представлять собой как можно меньшую мишень.

– Для начала нам следует выяснить, чего хочет оно. – Она нацеливает шокер прямо на дверь.

Сердца женщин начинают биться все быстрее, а дыхание замедляется.

Дверь, выходящая на вересковые пустоши, плавно отворяется, и в нее проскальзывает Тень.

Мéарана вскидывает руку, и в то же мгновение в ее пальцах появляется метательный нож, до того таившийся в скрытом под рукавом зажиме. Особенный медиатор для тех, чьи сердечные струны не удается задеть иным способом. Смерть, проникшая в комнату, готова нанести удар, но женщины не собираются сдаваться ей без боя.

Почти такая же стройная, как Изящная Бинтсейф, Тень облачена в облегающую тело одежду, столь же темную, как и ее угольно-черная кожа, – незваная гостья кажется ожившей частицей самой ночи, осколком тьмы, ворвавшимся во владения света. Глаза ее подобны двум лунам. Она поднимает руки, показывая открытые ладони, и начинает говорить с тягучим, ухающим акцентом уроженки Алабастера:

– Я не во-оружена. – Подобной лжи стены Зала клана Томпсонов еще не слыхивали. Незнакомка демонстрирует белоснежные зубы, что придает ей хоть какое-то сходство с живым существом. – О-однако-о вы и сами понимаете, что-о я мо-охла убить… скажем, дво-оих. Да, Изящная Бинтсейф, и тебя то-оже, хо-оть ты и сто-оишь у меня за спино-ой.

Никто не опускает оружия, и незнакомка склоняет голову набок. Затем она переходит на певучий конфедеративный маньярин, и из ее голоса напрочь пропадает уханье.

– Сколь грамотно вы расположились. Никого на линии стрельбы другого. Но стоит мне шагнуть вот так… – она с кошачьей грациозностью перемещается, – и вот уже Гончие не могут выстрелить без риска друг друга поразить.

– Но ничто не мешает мне бросить в тебя нож, – замечает Мéарана.

– Что ж, справедливо это. Да только если ты метнешь свой нож… – незнакомка дергает кистью руки, – его поймаю я. Но, полагаю, Бинтсейф доклад столь точный и прекрасный уж завершила. Заполнить мне позвольте в нем пустоты и о судьбе поведать человека, что зовется Донованом.

Она сдергивает капюшон с головы, открывая взглядам коротко остриженные ярко-желтые волосы.

– Равн Олафсдоттр, – произносит Мéарана, указывая пальцем. – Агент, посланный убить Донована кейс лет тому назад.

В додека-времени, используемом Старыми Планетами, слово «кейс» обозначало число двадцать четыре.

– О-ох, нет-нет-нет. Како-ой смысл мне его-о убивать… разве то-олько-о о-он бы о-отказался о-от испо-олнения своехо-о до-олха. Мо-оху я присесть? Если бо-оитесь, мо-ожете раздеть меня до-онаха и связать. По-ока я буду беззащитна и вам нечехо будет бояться, вы выслушаете мо-ой рассказ. Планы изменились. Все планы изменились. В Пасти Льва сейчас неспо-око-ойно-о.

В том, что конфедеративная Тень, даже будучи связанной и голой, останется второй по опасности персоной в этой комнате, ни у кого не было ни малейших сомнений. Очевидно и то, что будь ее целью убийство – Равн Олафсдоттр атаковала бы замешкавшихся Гончих в то же мгновение, когда оказалась на линии перекрестного огня. О доверии к ней не могло быть и речи. Но существуют различные степени недоверия, оттенки подозрительности. И пока женщины не очень понимали, какой из них применить к ней.

Ее обыскали со всей мыслимой дотошностью, и Равн отнеслась к процедуре с насмешливым безразличием. Ничего другого она не ожидала и не пришла бы сюда, если бы заранее не смирилась с предстоящим унижением. Гончие нашли на ее теле шрамы, напоминавшие о куда более грубых обысках и более настойчивых допросах; некоторые рубцы были еще свежими.

В конечном итоге Гончие пришли к выводу, что, хотя Олафсдоттр не совсем безоружна, обезвредить ее можно, лишь прибегнув к ампутации. Тогда они усадили ее на широкий диван, обитый буро-белой шкурой зверя Нолана, но не стали ни раздевать, ни связывать незваную гостью. Это предложение со стороны Равн, несомненно, было лишь издевкой. Но диван таил в себе западню: тот, кто садился на него, проваливался в мягкие недра и не мог подняться без определенных усилий – гарантия того, что сидящий не сможет напасть внезапно. Гончие и арфистка расположились вокруг Тени в расставленных на значительном расстоянии друг от друга креслах.

И вот Олафсдоттр вновь демонстрирует зубы.

– Не страшитесь, – говорит она. – Я – курьер, и это правда, но на сей раз не смерть мне поручено доставить.

Впрочем, она прекрасно понимает, что ее собеседницы всего лишь предприняли разумные меры предосторожности. В некотором роде их действия можно даже счесть комплиментом ее навыкам, учитывая, что, имея преимущество трое против одной, Гончие и арфистка продолжают опасаться своей гостьи.

Изящная Бинтсейф, сидящая позади курьера, смеется:

– А я тебя и не боюсь.

Олафсдоттр поворачивает к ней голову:

– Тогда вы, девушка, наверное, весьма глупы.

Щеки младшей Гончей краснеют, но тут вмешивается бан Бриджит.

– Тебя пытали, – замечает она.

Курьер отмахивается:

– Неко-ото-орые люди, ко-охда я уделяю им слишко-ом мало-о внимания, излишне насто-ойчиво-о пытаются ехо-о привлечь.

Она сверкает зубами и расслабленно откидывается на диван, раскинув руки в стороны. Курьер поочередно оглядывает каждую из трех женщин. Те расположились весьма грамотно. Удерживая в поле зрения двоих, Равн не может видеть третью. И, осознав это, Тень улыбается еще шире.

Наконец, придя к определенному решению, бан Бриджит произносит чуть громче обычного:

– Мистер Владислав, вы не могли бы принести в гостиную несколько графинов с фруктовыми нектарами и четыре бокала?

Затем хозяйка Зала вновь поворачивается к своей докучливой гостье:

– Что же, жду объяснений. Откуда тябе знать, что случилось с Донованом?

– Мне известна его судьба, ведь я сама направила его к ней.

Риторический прием. Казалось бы, она всего лишь перестает тянуть «о», но эффект это производит немалый. Это придает ее высказыванию особую значимость. Мéарана собирается что-то ответить, но мать останавливает ее повелительным взмахом руки.

– Хочешь сказать, он снова вернулся на службу Конфедерации? – В голосе бан Бриджит звучит такая злость, какой она не выказывала даже в отношении Олафсдоттр. Воин ненавидит своего врага не более, чем нож ненавидит точильный камень. Иное дело – перебежчики.

– О-о, уста мо-оехо-о парализато-ора по-оказались ему весьма красно-оречивыми. Ему ничехо-о не о-оставало-ось, кро-оме как со-огласиться, а небо-ольшо-ой уко-ольчик гарантиро-овал, что-о о-он не по-оспешит передумать. Однако же забавно… – курьер вновь переходит на маньярин, – сколь удивительно, что измену вы заподозрили скорее смерти.

– Стало быть, он действительно направлялся сюда, – воркующим тоном произносит арфистка, устремляя на мать взгляд, который та предпочитает не замечать.

– Хорошо. Тябе удалось его похитить, – признаёт Гончая. – Вот только стоила ли риска погоня за давно увядшим фруктом?

– О-о-о, мне кажется, по-од ко-ожуро-ой это-охо-о дряхло-охо-о пло-ода таится нежная мяко-оть, пускай о-он и выглядит сухим и смо-орщенным; и во-озмо-ожно-о, в глубине ее спрятана о-очень крепкая ко-осто-очка.

– И тем не менее ты здесь, а он – нет.

– О-он хо-отел прийти, да то-олько-о развязаться не сумел. – Вновь сверкают белоснежные зубы.

Дверь отворяется, и, удерживая на одной руке серебряный поднос, а в другой сжимая реактивный пистолет, входит Владислав. Он чуть медлит, прежде чем перешагнуть порог и опустить блюдо на журнальный столик подле дивана. Затем отступает назад и, не сводя глаз с конфедератки, обращается к бан Бриджит:

– Будут ли еще распоряжения, ку?

– Да, мистер Владислав, пожалуйста, налейте нам нектара. Во все бокалы из одного графина.

Дворецкий наполняет бокалы холодным как лед персиковым нектаром. Олафсдоттр наблюдает за его действиями, слегка наклонив голову набок.

– Ты и правда левша?

Владислав бросает взгляд на свой пистолет.

– Я – амбидекстр, мисс. – Дворецкий ставит графин на поднос и отходит назад.

– О-охо-о, да я бы правую руку о-отдала, что-обы стать амбидехстро-ом!

Легкая улыбка пробегает по губам дворецкого.

– Еще пожелания, ку?

– Нет, мистер Владислав.

– Мистер Тенботтлз просил передать свои искренние извинения за то, что допустил подобное вторжение. Никто не видел…

– Они и не могли увидеть. Кто-нибудь пострадал?

– Разве что их честь, ку.

– Думаю, в этом случае им не помешает небольшой отдых.

Едва дворецкий исчезает за дверью, Равн Олафсдоттр потирает руки, осматривая четыре бокала.

– Разлиты все из одного графина, – замечает она на маньярине. – Сколь изящно показали вы, что не отравлено питье.

Протянув руку, незваная гостья берет не тот бокал, что стоит возле нее, но тот, который ближе всего к Мéаране. И откидывается обратно на диван, хотя и не спешит пригубить напиток.

Гончая усмехается, забирает себе бокал, стоящий перед Олафсдоттр, и ждет, пока ее примеру последуют остальные. Она тоже не пьет пока из бокала.

– Нет, арфистка, – произносит конфедератка. – О-от это-ой исто-ории тво-ои пальцы запутаются в струнах, о-обещаю; но-о рассказывать ее я буду так, как сама пожелаю, и все тайны будут расхрыты в сво-ое время. Жизнь есть искусство-о, и по-овество-овать о-о ней следует со-о-ответственно-о, а блахо-оро-од-ные деяния о-описывать яркими красками.

I. На пути к Разлому: первый контраргумент
 
Мы с Донованом стремительно мчались
К Разлому, что звезды делил.
Друг другу чуждых связали дороги.
Очнулся он, вопреки ожиданиям,
Преждевременно цепи сна разорвав,
Что упасть были должны,
                          когда это станет не важно.
Во гневе он был от того похищения,
И долго потом нас вражда разделяла.
Даже мне порою приходится спать,
Но во сне беззащитна была я
                                            пред злобой его.
Но стойте!
Лучше мне отстраниться от этой легенды
И говорить о Равн, как о всех прочих героях;
Стать подобной великой богине,
Что восседает над миром и сверху глядит;
Чей взор беспристрастен и в суть вещей
                                                   проникает.
Ну что же… начнем.
 

Когда человек со шрамами очнулся в темном запертом помещении, у него жутко кружилась голова, и он никак не мог сообразить, где находится и почему его опутывают все эти провода и трубки. Последним отчетливым воспоминанием, которое ему удалось найти в темных чуланах своего сознания, было то, как он покупает билет до Полустанка Дангчао. На секунду одурманенный разум даже предположил, что он и в самом деле сел на корабль и сейчас на пути к своей цели.

Вот только если это так, то его здорово надули, ведь покупал-то он место в третьем классе на лайнере Хэдли, а, где бы человек со шрамами сейчас ни находился, это помещение никак не могло быть каютой такого лайнера. Размеров комнатушки едва хватало, чтобы вместить узкую и жесткую скамью, на которой он проснулся. Когда же он убрал ее в стену, помещение парадоксальным образом стало казаться еще меньше: всего полтора шага в ширину и два с половиной в длину. Сильнее всего раздражали именно эти «половинки».

В таких камерах содержат узников.

– Глупец, – заявил Фудир, избавляясь от катетеров и трубок внутривенного питания, которые опутывали его, подобно паутине, пока он лежал на скамье. – Нас зашанхаили.

– И долго мы спали? – поинтересовался Донован.

Есть одна деталь, которую вам следует знать о человеке со шрамами, или, если выражаться точнее, девять деталей. Речь идет не о его крючковатом подбородке или отвратительном характере и даже не о шрамах, бороздящих его голову, из-за чего неестественно белые волосы торчат клочьями. Дело в том, что он – «составной человек». Его личность подобна разбитому зеркалу, осколки которого были по чьей-то прихоти переставлены в произвольном порядке. Природа разума заключена в отражении действительности, а потому сравнение его с зеркалом вполне оправданно, вот только сознание человека со шрамами скорее походило на калейдоскоп.

Параперцептики обладают одной важной особенностью: они могут наблюдать за различными предметами каждым глазом по отдельности, прислушиваться каждым ухом к другому звуку, очень часто их правая рука в прямом смысле не знает, что делает левая. В этом есть свои преимущества; их было бы еще больше, не окажись хозяева человека со шрамами амбициозными подлецами.

Свою вторую личность, Фудира, Донован получил от Тайного Имени, когда еще только начинал работать на Конфедерацию. Этот подарок позволил ему скрываться под личиной простого воришки из терранского Закутка на Иегове, одновременно выполняя особые поручения Названных. Но если две головы – хорошо, то десять должно быть еще лучше… и когда Донован как-то раз подвел своих нанимателей в их борьбе за доминирование над галактикой, его сознание расщепили еще сильнее. Его разум был разрезан на лоскуты и перекроен ради создания чего-то совершенно нового: он стал параконцептиком, способным не только к параллельному восприятию, но и к такому же осмыслению. Это было амбициозно.

А еще – подло. Они наделили каждый лоскут независимой, пусть и несколько рудиментарной, личностью, являющейся экспертом в той или иной области искусства шпионажа. Замысел заключался в создании отряда профессионалов, получилось же просто вечно ссорящееся сборище. Рука, державшая тот скальпель, который рассек разум человека со шрамами, дрогнула и повредила заодно и его волю.

Впрочем, равновероятно и то, что это было сделано специально, чтобы покарать его за прегрешения. Не исключено, что в последний момент хозяева передумали наделять оступившегося агента столь великолепными способностями. Названные превратили наказания за преступления в настоящее искусство; применяя к своим жертвам изощренные пытки, их мастера впадали в некое подобие эстетического экстаза. Они называли это «каовèн». Человек со шрамами должен был стать живым оружием. Но кто же, создавая подобное оружие, не встроит в него предохранитель?

– Глупец, – заявил Фудир. – Нас зашанхаили.

– И долго мы спали? – поинтересовался Донован.

«Сложно сказать, – ответила Шелковистый Голос. – Лично мне драка с той дрянью, которой нас накачали, показалась вечностью».

Педант застонал и несколько раз моргнул серыми глазами.

«Если речь именно о сне, то не более трех суток. Но если нас ввели в стазис, то, может, и три недели».

Ищейка окинул взглядом системы жизнеобеспечения, из которых они только что высвободились.

«Мы определенно были в стазисе, – заключил он, – а не спали».

«Вполне возможно. Наркоз способен дотянуться даже до меня, пусть я и в гипоталамусе».

«Равн Олафсдоттр! – вспомнил Внутренний Ребенок. – Она скользнула нам за спину. А затем что-то нам ввела».

«Неужели? – произнес Силач. – И где же в это время был ты? Кажется, именно тебе полагалось стоять на стреме».

«Сейчас неподходящее время для ссоры, – остановил его облаченный в хламиду юноша. – Начать следует с того, где мы находимся теперь, а не с того, где были прежде».

Силач недовольно заворчал. Попытавшись открыть дверь, он обнаружил, что панель управления отключена, но все равно пощелкал по кнопкам. Донован не рассчитывал на успех, а потому и не огорчился, когда ничего не вышло. Юная девушка в хитоне присела рядом на корточки и обхватила ноги руками, опустив подбородок на колени.

«Мы вполне можем выбраться отсюда», – сказала она.

Донован передал управление телом Ищейке, и тот опустился на колени, чтобы внимательно изучить запорный механизм.

Педант сравнил устройство замка со своим банком данных.

«Изготовлен на фабрике „Ярбор и Чань“. Это судно было построено на Периферии».

– Должно быть, наша гостеприимная хозяйка угнала его, – пробормотал Фудир.

«А значит, изначально это помещение не являлось тюремной камерой», – заметила девушка в хитоне, которую Донован предпочитал называть Полианной.

«Стало быть, его подгоняли под эти нужды на скорую руку, – отозвался Ищейка. – Скорее всего, делалось все в спешке. Значит, „Ярбор и Чань“… что нам это дает?»

«Архитектура центрального процессора замка имеет уязвимость. Отчет о ней был опубликован два метрических года назад расположенным на Гладиоле головным офисом корпорации. Помню, читал его однажды».

«Ты вообще ничего не забываешь, – отрезал Ищейка. Он перехватил управление правой рукой человека со шрамами и показал пальцем. – Упомянутая Педантом уязвимость означает, что если пропустить разряд через вот эти две точки – здесь и здесь, – то возникнет электромагнитное поле, которое заставит процессор открыть замок».

– Замечательно, – ответил Фудир. – Говоря по-простому, валяйся у нас в кармане генератор или хотя бы батарея, а еще моток провода, мы бы могли спаять нужную схему. Ах да, еще нам понадобились бы паяльник и олово… и тогда у нас появилась бы надежда выбраться из этой комнаты.

– После чего, – продолжил Донован, – мы все равно оказались бы запертыми на космическом корабле. Та же клетка, только размерами побольше.

«Э! Зато у нас появится достаточно свободного пространства, чтобы хоть ноги размять».

– И где же ты собираешься достать провода?

«Я вижу Глаз на стене. Прямо над дверью».

«И здесь вовсе не непроглядная темень…»

«Он имеет в виду, что где-то рядом находится источник энергии».

– Я и сам прекрасно понял, что он хочет сказать. Такова суть Ищейки: он умен, но вынужден в разговоре ходить вокруг да около.

«Эт’ только пока его в углу не прижмут!» – расхохотался Силач.

Плоские шутки Силача раздражали Донована. Порой его собственная душа оказывалась для него потемками. С тех самых пор как его столь непохожие «я» объединились, они постоянно учились друг у друга. Силач теперь был далеко не так примитивен, как когда-то; впрочем, до права вступить в ряды Новых Сократиков он еще определенно не дорос.

Фудир взобрался на скамью, осмотрел Глаз и при помощи походного набора инструментов, который прятал в сандалиях, снял защитные панели и вытащил кабель.

«Вот видите? Проблема с источником энергии решилась».

Тем временем Донован и все остальные обсуждали, что будут делать, когда сбегут из темницы.

– Думаю, мы должны захватить это судно, – сказал Донован. – Потом скользнуть к Полустанку Дангчао. Повидаемся с Мéараной… и бан Бриджит.

«А экипаж у Олафсдоттр большой?»

«Разве эт’ важно?»

– Вообще-то это может повлиять на наши планы.

«Меня куда более интересует, зачем она нас зашанхаила…» – произнес Ищейка.

«Лампа зажженная воссияла вновь».

«О чем это ты, Шелковистая?»

«О ее словах. О том, что всплывало в моих грезах. Педант? Ты ведь помнишь все…»

Дородная, с вечно слезящимися глазами ипостась Донована покачала огромной головой.

«Мое метье [3]3
  Ремесло, призвание (фр.).


[Закрыть]
– факты, а не чьи-то сны».

Фудир приложил выдранные из Глаза провода к дверной панели так, как показывал Педант: один сверху, второй снизу.

«Должно сработать», – прокомментировал Ищейка.

«Еще бы», – отозвалась девушка в хитоне.

Электрический контур замкнулся. Возникло магнитное поле. А где-то в глубине двери обнулились и отключились системы замка.

Точнее сказать, должны были. Дверь оставалась заперта.

Силач вскочил на ноги, а следом за ним, вынужденно, вскочили и все остальные. Он ударил по управляющей панели… и дверь скользнула в сторону. Человек со шрамами почувствовал громадное облегчение.

«Осторожнее», – предупредил Внутренний Ребенок, перехватывая управление и выглядывая в проход. Влево он уходил шага на четыре, заканчиваясь т-образным разветвлением.

А справа…

Справа с шокером в руках и ослепительной улыбкой на угольно-черном лице стояла Равн Олафсдоттр. Оружие было нацелено в голову Донована.

– О-ой, бедный ты мо-ой глупыш, – произнесла Равн с тягучим акцентом алабастрианки. – Како-ой же ты нетерпеливый! Я бы тебя и так уже ско-оро-о выпустила, а ты мне дверь по-оло-омал!

– Видать, придется тебе становиться на ремонт, – посоветовал Фудир. – Я, кстати, собираюсь на Дангчао, так что можешь высадить меня, скажем, на Ди Больде, если тебе по пути.

Олафсдоттр ласково потрепала его по щеке.

– А ты весельчак, До-оно-ован.

Олафсдоттр, как могла, собрала на стол. Кулинария определенно не являлась ее коньком, так что обед в лучшем случае можно было назвать холостяцким. Впрочем, за три проведенных в стазисе недели человек со шрамами нагулял изрядный аппетит и набросился на еду с завидным энтузиазмом.

Трапезная оказалась весьма мала; по правде сказать, это был всего лишь узкий коридорчик, заканчивающийся с обеих сторон дверьми. Столом служила скамья, встроенная в стену унылого серого цвета.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю