Текст книги "Пиратское фэнтези"

Автор книги: Майкл Джон Муркок

Соавторы: Гарт Никс,Говард (Ховард) Уолдроп,Кейдж Бейкер,Наоми Новик,Эрик Флинт,Элизабет Бир,Конрад Уильямс,Джефф Вандермеер,Сара Монетт,Стив Айлетт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Когда он ненадолго засыпал, ему виделись тянущиеся к нему руки, которые прижимались к его губам, давили на него; снилась пугающая непристойность, при пробуждении преображавшаяся в неодушевленные предметы: стаканы, стол, серое гусиное перо, – все предметы взывали к нему.

XIV

Дикарка еле дышала. Ее лицо истончалось, словно затухающее пламя свечи. Живот вздулся, губы разомкнулись в страшной ухмылке. Огромные глаза глядели на капитана, зрачки недвижимо застыли. Потом она отвернулась.

Бруерович встал и вышел из каюты. Каблуки капитанских башмаков застучали по доскам палубы, его шаг был ровным и четким. На палубе несколько матросов молча занимались своими делами. За кормой тихо плескались волны.

Пузырьки в воде.

Капли росы.

Капитан стоял на мостике и смотрел на воду – бескрайний луг, бесконечный сине-зеленый ковер. Корабль скользил по пустынному морю. Вдалеке, у горизонта, росла громада темных облаков, и губы капитана плотно сжались.

XV

Вернувшись в каюту, капитан с удивлением обнаружил туземку на полу. Она сидела совершенно нагая и в весьма странной позе: лодыжки скрещены позади шеи. Все тело было покрыто тонкой слизистой пленкой.

– Тебе нужно лечь в постель, – сказал Бруерович, подходя к девушке.

Раскрылись челюсти посреди живота, словно оскалились; дикарка огрызнулась, не подпуская к себе капитана. Он шагнул назад, глядя, как вся она неистово затряслась и забилась в корчах; теперь челюсти выпячивались из живота, тянулись вперед; глазные яблоки бешено вращались.

Тут он заметил на полу вокруг нее ошметки плоти, пальцы ног, части рук:

– Что за черт!

Задыхаясь, она замельтешила по каюте. Судорожно вздымались ребра, вслед за ней на полу оставался желтоватый склизкий след.

Правая рука капитана дернулась, словно желая найти клочок бумаги и записать наблюдения, но происходящее перед ним не располагало к записям, а потому Бруерович призвал на помощь нескольких моряков. Все вместе они накинули на туземку сеть и вытащили на палубу, умерив ее буйство.

– Ей хочется в воду, – заключил Лаговерде.

Капитан Никола Бруерович на мгновение задумался, а потом отдал приказ и смотрел, как сети подняли над планширом, и секундой позже их содержимое свалилось в синие воды. Сверкание брызг – и вот ее уж нет. Дикарка затерялась в громадном пространстве самой большой слезинки на свете.

На прочтение стихов, исполнение страстных баллад о свободе или тленной жизни не было времени.

– Корабль по левому борту, капитан. Фрегат.

– Флаг?

– Английский.

– Сколько нас?

– Сорок семь.

Капитан повернулся к Лаговерде:

– Как думаете, мы одолеем фрегат?

– Не знаю, но я бы не отказался убить нескольких англичан.

– Не стану лишать вас этого удовольствия.

«We Sleep on a Thousand Waves» by Brendan Connell

СТИВ АЙЛЕТТ
Путешествие «Игуаны»
Перевод Н. Кудрявцева

Bо время поиска материалов для моего неопубликованного романа «Бархатные псы» я прослышал о престарелом джентльмене, который владел коллекцией старых судовых журналов – подлинными источниками эпохи парусного флота, – и решил найти его, дабы спросить, не может ли он одолжить мне немного денег. Фигура отшельника, приветствовавшего меня на чердаке одного бристольского дома несколько месяцев спустя, представляла собой зрелище воистину эксцентрическое. Он сидел в углу и поглаживал высохший папоротник.

– Одно из немногих оставшихся мне удовольствий, – объяснил старик шепотом и зашелся в приступе такого кашля, что я перепугался, не испустил бы несчастный дух прямо на месте.

Вернув разговор к вопросу о финансировании, я выяснил, что у него есть целых восемь фунтов, и предложил инвестировать капитал в выгодное дело.

Старик наклонился и принялся рыться в старом дубовом сундуке, откуда, среди прочего, достал толстый, обернутый в кожу том, вроде тех, о которых я впервые слышал в связи с этим слюнявым джентльменом. Подобрав и пролистнув несколько ветхих страниц, я сразу же вычислил относительную стоимость журнала. На вопрос о подлинности дед неожиданно озверел и извлек на свет божий антикварный мушкет размером с водяного быка. Я по-быстренькому ретировался, а отшельник вопил мне вслед, что никто не смеет обзывать его мошенником. Так мне попал в руки текст, который здесь я назвал «Путешествие „Игуаны“».

В журнале рассказывалось о некой морской экспедиции, страдающей полным отсутствием дисциплины. Ею руководил капитан Сэмюэль Лайт Себастьян, и она была организована Ист-Индской компанией, но говорили о ней редко, а если и упоминали, то принимались орать от раздражения или отпускали язвительные замечания.

Похоже, капитан «Игуаны» занимался только одним: бросал пустые бутылки в акул-молотов, которые, по его неоднократным заявлениям, постоянно над ним «глумились». Его методы управления характеризовались вялым безразличием и поразительным невежеством в области морского дела: он часто, к примеру, отдавал приказ «табанить нос к корме» – маневр, в случае исполнения которого корабль бы переломился на равные части и сложился сэндвичем.

После изучения журнала на многие вопросы ответов я так и не получил. Куда вообще держал курс корабль? Как он мог проделать полпути без балласта? Что было такого ужасного в ритуале аборигенов, отчего Себастьян и старпом потеряли сознание? И, самое интригующее, где капитан держал этот журнал? Он, похоже, с ним не расставался. Архивные записи не дают ответов – имя Себастьяна практически вычеркнуто из истории. Вернувшись в Англию в марте 1809 года, он был спешно понижен до звания «человека без средств, чести и работы», а уже через две недели снова вышел в море капитаном 54-пушечного корабля, который лорд Кокрейн[14]14
  Лорд Томас Кокрейн (1775–1860) – адмирал британского военно-морского флота, политический деятель, новатор и изобретатель.


[Закрыть] впоследствии изъял и намеренно взорвал, дабы поразить неприятеля обманным маневром…

27 мая. Зюйд-зюйд-вест. Отплыли из гавани Бристоля с попутным ветром. Представил себя и старпома Леггахорна команде, та развеселилась. Во время построения один матрос не переставая мочился за борт. Второй помощник Форфанг прервал мою речь, выкрикнув непристойность, команда разразилась смехом. Мораль на высоте.

28 мая. Зюйд-вест-вест. Сильный ветер. Леггахорн потерял шляпу и кинулся ей на помощь, семеро человек едва удержали его от прыжка за борт. Сказал юнге Бэтчу, что такое поведение извинить нельзя, после чего все восемь человек хорошенько по нам потоптались.

29 мая. Зюйд-зюйд-зюйд. Бурное море. Мистер Байрон постоянно поворачивается к штурвалу спиной и смеется, наблюдая за тем, как суетится команда, когда резко меняется курс. Леггахорн и я еле разняли Форфанга и боцмана, дерущихся у двери в кают-компанию, – второй помощник как раз бил меня головой о дверь, когда корабль захлестнула большая волна и унесла старпома и боцмана на носовую палубу. Все ругались как сапожники. Мистер Байрон заметил, что теперь мне есть о чем рассказать внукам.

30 мая. Зюйд-зюйд-ост. Снова хорошая погода – дождь прекратился, волны размером не с корабль. Боцман умер, ветер стих. Форфанг схватил меня за ногу и с громким воплем ударил о кормовую палубу. Все хорошо.

31 мая. Зюйд-зюйд-вест. Невероятный ливень, большие волны, похороны боцмана не задались, останки зашвырнуло обратно на корабль. Бизань-гик в лоскуты. Пошел спросить кока о повреждении корпуса, но у того хватило наглости ответить мне, что это не его дело. Поднял дух команды Форфанг, все еще празднующий вчерашнюю хорошую погоду. Послал старпома наверх понаблюдать за смешными облаками.

1 июня. Зюйд-вест-зюйд. Корабль приготовлен к шторму. Топсели убраны, стаксели подняты, бизань и стеньга тоже убраны. Команда дерется на палубе. За обедом Леггахорн рассказал поразительную историю о человеке, съеденном пантерой. Приказал выдать боцману семь плетей за стрельбу на палубе, но того смыло за борт.

2 июня. Норд-норд-ост. Говорил с Форфангом в каюте о морали и приличествующем офицеру поведении, но качающийся фонарь ударил его по голове, второй помощник расстроился, стал бегать за мной, поймал и с громким хохотом принялся бить головой о стол. Я решил завтра развлечь себя партией в шашки. Леггахорна заметили на канатах брам-стеньги. Он выкрикивал непристойности.

3 июня. Норд-норд-вест. На камбузе беспорядки из-за нехватки еды. Внизу взорвалась одна бочка, и случился целый потоп рома, матросы, распихивая друг друга, ложились прямо на пол, пускали пузыри и отчаянно ругались. Леггахорн и я прогулялись по палубе в плащах и сапогах. В конце концов сели поиграть в шашки. Те тут же исчезли, едва мы открыли коробку. Борьба переместилась в кают-компанию, когда туда начали подниматься люди.

4 июня. Норд-норд-зюйд. Рискнул подняться наверх с корабельным псом, тот слетел за борт, когда я выпустил его размяться. Джон Танни говорит мне, что это плохое начало для путешествия, когда не знаешь, где кончается корабль и начинается море. Его еле слышно из-за шума волн. Я согласился смеясь. Матрос оскорбился и ушел.

5 июня. Зюйд-зюйд-норд. Недостаток мяса и провизии, который нельзя объяснить. Проверяю грузовые книги. Новый боцман – Пайпер. Форфанг споткнулся на кат-балке и пришел в ярость, сломав ногу.

6 июня. Зюйд-вест-ост. Нам недогрузили провизии. Собрал команду на палубе сообщить новости, но даже сам себя не слышал из-за грома и волн. Форфанг швырнул бочку мне в лицо. Харкер непрерывно мочится за борт.

7 июня. Вест-вест-норд? Леггахорн учил команду танцевать хорнпайп[15]15
  Хорнпайп – народный танец; особую известность получил так называемый хорнпайп моряков.


[Закрыть] – семеро оказались за бортом. Поговорил с Бэтчем об обязанностях юнги, но его лишил сознания обвалившийся потолок. Новости о провианте заставили Берринджера возопить: «Ну, парни, нам крышка, чтоб вас всех черти драли». Не могу не восхититься его дипломатическим талантом.

8 июня. Сегодня прогуливался по палубе, наблюдал за тем, как подтягивали задний грот. Паркинс и остальные ругались, стараясь перекричать ветер и дождь. На борт задуло черепаху. Она ударила Леггахорна, который в это время хохотал, опершись об ограждение правого борта. Дурное предзнаменование.

9 июня. Беспокоюсь о корабельном докторе, который взошел на борт, уже больной тифом. Ему пришлось сразу уйти в каюту, и теперь за ним ухаживает Леггахорн. Все еще штормит. Бэтч решил отобедать с нами, кок приготовил черепаху. Несколько членов команды украли ее ласты и, привязав их к ушам, исполнили демонический ритуал. Ответственных отправил драить палубу, но их смыло за борт. Назначил заупокойную службу, но ее смыло за борт. Теперь все сидят внизу, кроме Харкера, мочащегося за борт.

10 июня. Прекрасное утро. Спокойное море. Полным ходом идет починка такелажа. Голубое небо и попутный ветер. Форфанг в восхитительном расположении духа, несмотря на сломанную ногу. Старпом поет на палубе. Десять человек упали за борт.

11 июня. По-прежнему хорошая погода. Мистер Байрон, с каменным выражением лица, привязал себя к штурвалу. Где-то около полудня Форфанг ударил старпома, который стоял, пребывая в замечательном настроении, на полуюте. Второй помощник не раскаялся. Джон Танни попытался выбросить его за борт, но тот вырубил его канатом. Все хорошо.

12 июня. Заставил команду чинить паруса. Надо запастись водой. Отвел Бэтча к лееру и поговорил с ним о море. Показал, как дразнить акул-молотов.

13 июня. Поговорил с Форфангом о его поведении, тот взял доску и попытался меня ударить, крича и пуская пену, когда Леггахорн вытолкнул его из каюты. Я отполировал свой фарфор.

12 июня. Боцмана сожрал второй помощник. Смеялись.

15 июня. Хорошая погода. Паруса и Форфанг надулись. Место положения неизвестно. Матросы или усердно работают, или спят, или потонули. Только Харкер, кажется, не перестает мочиться за борт.

16 июня. Берринджер вычислил, что если следовать прежним курсом, принимая во внимание течения, то в конце пути его ждет смерть. Бреясь на свежем воздухе, Форфанг напомнил мне о быке-гордене[16]16
  Бык-гордень – снасть бегучего такелажа парусного судна.


[Закрыть] крюйс-брамбакштаги, который серьезно повредило штормом, и неловко ухватив меня за ногу, попытался рывком перебросить через леер правого борта. Идем вперед, ветер постоянный. Леггахорн в трюме присматривает за починкой потолка.

17 июня. Место нашего положения так и не определено. Собрал все карты и инструменты в один мешок и вместе с ним отправился к коку, но помощи не получил. Стоял на полубаке, наблюдал заход солнца. Похоже, я – конченый человек.

18 июня. За обедом Леггахорн рассказал изумительную шутку – о свинье и батуте. Порадую ею лорда Кокрейна. Бросал бутылки в акул-молотов, наблюдал, как те злятся. Дал крысе немного хлеба.

19 июня. Поговорил с мастером-парусником на полуюте, пока тот работал, и в это время меня ударила летучая рыба. Мастер-парусник, увидев это, рухнул на палубу, визжа от смеха. Пришлось в конце концов унести его вниз и дать нюхательной соли.

20 июня. Нашел на палубе крохотную морскую черепаху. Смеялся. Решил вынянчить ее и поставить на ноги. Новый боцман – Лэндис – утонул в собственных соплях.

21 июня. Собрал команду на палубе и рассказал ей шутку о свинье и батуте. Один человек выругался, другие смеялись. Ремонт все еще идет.

22 июня. На ужин был альбатрос. Дурное предзнаменование.

23 июня. Форфанг сунул меня головой в иллюминатор и принялся тянуть ее на себя с другой стороны. Я громко звал на помощь, появился довольный Леггахорн и, поедая виноград, попытался развеселить меня остроумными шутками. Заход солнца положил конец сим упражнениям. Все хорошо.

24 июня. Слышу все больше докладов о Харкере, который часами мочится за борт. Пошел на палубу и решил серьезно с ним поговорить. Он мочился за борт. «Слушай, приятель, твои излияния надо прекратить», – сказал я ему. Матроса это явно удивило и даже обидело. Я ушел, чувствуя себя несколько пристыженным. Оглянулся назад, а он опять мочится за борт. Похоже, у него планы занять пост капитана.

25 июня. Встревожен переменой в Бэтче, юнге. Тот частенько стал красоваться голым в дверях кают-компании. Он не ответил, когда я предложил ему апельсин, да и вообще ни на что не реагирует. На палубе столкнулся с Берринджером и предложил вместе посмотреть карты; матрос порекомендовал мне посоветоваться с дьяволом. Форфанг сегодня набросился на меня с пронзительным криком. Назначил нового боцмана – Паркинса. Тот от такой новости сразу прыгнул за борт.

26 июня. Старпом Леггахорн сообщил, что команда начала есть собственные штаны. Рассказал ему шутку об улитке и театральном билете. Смеялись.

27 июня. Услышал, как бешено трясется парус, отправился посмотреть, в чем дело. Это Бэтч бил по нему веслом. Команда в унынии. Попытался развеселить их, изящно запустив морскую звезду, но попал Форфангу в лицо.

28 июня. Леггахорн, стоя на полубаке, давал уроки плавания Тобиасу, дородному грузчику, того подхватило волной и разбило о нос корабля.

29 июня. Пошел вниз проведать доктора, тот схватил меня за руку и прошептал что-то о «проклятии».

30 июня. Корабль в дрейфе, штиль, ветра нет совсем. Новый боцман – Уайт. Немало волнений вызвал Бэтч. Юнга долго стоял у леера, причитал, что в воде плавает носорог, и звал команду спасти его, но больше никто на корабле незадачливого зверя так и не увидел. Мы с Леггахорном решили спросить у кока, как же выглядит это животное, но тот, кажется, был не в курсе.

1 июля. Наблюдал за глумящимися акулами-молотами. Мистер Байрон отстегнулся от штурвала и со стоном упал на палубу. Я и Леггахорн сидели на квартердеке,[10]10
  Квартердек – приподнятая часть верхней палубы на корме парусного судна. На квартердеке располагался штурвал и обычно находился капитан корабля.


[Закрыть] рисуя по памяти собак. Бэтч встал посреди корабля и, взгромоздив на голову бочонок рома, застыл так на целый час. Джон Конк бормотал о сосисках.

2 июля. Боцман крикнул: «Зеленые поля – воздушные ша…» – и прыгнул с фок-мачты. Поминальную службу прервал Форфанг, выстрелив из мушкета во всплывшую на поверхность сардину.

3 июля. Никто не помнит, что мы везем, и должен признаться, пункт нашего назначения также представляет для меня загадку. Бэтч говорит, может, это кокосы. Харкер мочится за борт. Леггахорн заявил, раз мы не помним о грузе, значит, он не важен. Джон Танни хватает меня за руку и беззвучно шевелит губами.

4 июля. Форфанг приказал команде есть свои собственные ноги, вынужден был вмешаться и распоряжение отменить. Матросы явно расстроились из-за столь неожиданной смены планов. Ветра по-прежнему нет. Крысы беспокоятся.

5 июля. Ветра по-прежнему нет. Джон Конк развлекает команду, пиная себя в голову. Леггахорн делает холстяной портрет своей матери. Я на палубу не выхожу, занимаюсь пантомимой.

6 июля. С лампой исследовал трюм. Нашел на полке засохший пикуль и книгу с множеством изображений лебедей. Несколько прямых балок: наверное, они часть корабля. Три пустые бочки – одна настолько покрылась мхом, что я поставил ее в каюте, получилось удобное кресло. Леггахорн предложил организовать в трюме, как он выразился, «вечеринку сопляков», но я не стал уточнять, что старпом имел в виду.

7 июля. Подул ветер. Леггахорн свалился с гамака и потерял сознание. Хэзлитт выстрелил в показавшегося на поверхности иглобрюха, в результате мишень взорвалась и ослепила его на один глаз. Новый боцман – Феннел – постоянно атакует воображаемых противников и кричит о «заговоре». Команда смотрит на меня сквозь снасти. За борт упала крыса, но ее спас мистер Байрон.

8 июля. Бурное море. Столкнулся с Берринджером на палубе и похвалил его за хорошую работу. Он в ответ плюнул по ветру и что-то прокричал, я, впрочем, ничего не услышал из-за грохота волн. Потом матрос схватил медузу, разорвал ее надвое и принялся тыкать мне пальцем в грудь. Пожелал ему трудиться так же усердно и отправился присматривать за работой команды.

9 июля. После небольшого опроса оказалось, что никто не помнит названия корабля. Безуспешно поискал в книгах упоминание о нем. Бэтч говорит, что судно называется «Кокосы». Палубу захлестывают волны. Все наверху в опасности, кроме Харкера, мочащегося за борт. На свой страх и риск, надев плащ и сапоги, отправился наверх и встретил его у леера. Попытался перекричать шторм, сказал, чтобы шел вниз. Он ответил, что люди не одобрят, если он станет мочиться там. Я заорал во все горло и предложил ему прекратить мочиться, но Харкер отвернулся от меня с ничего не выражающим взглядом.

10 июля. Бурное море. Спустил Форфанга вниз по борту посмотреть название корабля. По возвращении тот заявил, что видел бизона. Трех человек смыло в воду. Задыхаясь от усталости, второй помощник сообщил, что никогда не умел читать.

11 июля. Во время шторма Леггахорн разбил навигационные приборы кувалдой. В каюте одни карты промокли, другие – старпом, второй помощник и я съели на ужин. История про разбитый фрукт – как же мы хохотали!

12 июля. Боцман стал нападать сам на себя и бегать по квартердеку, колотя себя по носу. Леггахорн велел ему остыть, но в полдень тот снова начал драку, дрожа посредине корабля, после чего метнулся в воду. Поминальную службу прервали крики Форфанга о том, что корпус покрыт съедобными раками, и вся команда прыгнула за борт.

13 июля. Сегодня хорошая погода. Прервал стенающего на канатах Берринджера. Тот прямо посередь очередного залпа горестей увидел меня и плюнул в мою сторону. Спросил его, как давно он стал моряком. Берринджер ответил, что двадцать пять «проклятых» лет назад, и добавил, что – клянется именем Господа – его бы тут не было, если бы не воля моего «черного пустого сердца». Я поблагодарил его, а он ударил меня в лицо, после чего команда развеселилась и все запели хором песню грузчиков, танцуя на палубе похотливый танец. Двадцать человек оказались за бортом.

14 июля. Приговорил Бэтча к пятидесяти ударам плетью за то, что он онанировал на фонарь. Свистком созвал всех на палубу засвидетельствовать наказание, но всех смыло за борт. Форфанг и я запутались в брасах бизани и скоро лишились сознания от ударов волн. Леггахорн все это время сидел внизу, курил мою трубку и читал Смоллетта.

15 июля. Хэзлитт выстрелил гарпуном в поднявшегося на поверхность анчоуса, после чего принялся жаловаться, что из-за потери глаза утратил меткость. Оскорбился, когда я предложил ему выбирать цели покрупнее. Я просидел в каюте весь день, пытаясь вспомнить свое имя.

16 июля. Сегодня был день выплаты жалованья. Команда отреагировала довольно прохладно, многие смотрели на деньги совершенно безразлично и не понимали, что это, а некоторые, после краткого изучения, их проглотили. Дурное предзнаменование.

17 июля. Подул попутный ветер, мы подняли фок и тут же сели на мель со звуком, который Леггахорн сравнил с «криком лося». Старпом на несколько минут загородил проход, заливисто хохоча, пока я старался выбраться наверх. Большинство команды занималось тем же, согнувшись и чуть ли не визжа от веселья, несмотря на повреждение корабля. Черный утес возвышался над парусами, а море пенилось бурунами у валунов внизу. Харкер, мочась за борт, крикнул, что только повелитель преисподней сможет устранить такую поломку. Старпом успокаивающе положил мне руку на плечо, и его смыло за борт. Посоветовался с коком, тот держал в руке сухарь и громко, с выражением что-то говорил, сначала показывая на себя, потом на него. В корабле течь – команда недовольна, придется спать в снастях.

18 июля. Я, Леггахорн и Джон Танни пошли в грузовой трюм и принялись двигать бочки, оценивая повреждение корпуса. Старпом поднял лампу к лицу и принялся корчить рожи. Дал ему знать обо всей серьезности нашего положения. Смеялись. В проломе торчал огромный камень – Джон Танни предложил оставить его в качестве балласта. Он и мистер Байрон прикатили бочку пороха, подожгли ее мушкетами. Мы сорвались с крючка, а корабль снова поймал ветер. Табанить носом к корме. Паук в каюте!

19 июля. Исследуем берега этого черного острова, скрывающегося по правому борту. Команда так давно в море, что уже не понимает значения земли. Хэзлитт неопределенно заявил, что это, наверное, такой сорт пудинга. Мистер Байрон открыто высказался, что хотел бы иметь колесо, «покрытое шерстью». Погода тихая и теплая. Приказал выдать Леггахорну пятьдесят плетей за то, что тот приставал к носовой фигуре.

20 июля. Мы подошли к пальмовой бухте, и я решил сойти на берег. Приказал мистеру Байрону отпустить якорь, но тот не двинулся с места. Понадобилось восемь человек, чтобы вырвать якорь у рулевого, отчего тот заплакал. Велел ему собраться и оставил на борту вместе с Харкером. Пока гребли к суше, прочитал, что имя корабля – «Игуана». Команда расстроилась. Высадившись, матросы проигнорировали мой приказ выгрузить провизию и с воплями умчались в джунгли. Я провел ночь в одиночестве под деревом. Использовал лампу, подав сигнал на корабль, что все в порядке.

21 июля. Команда с ревом вырвалась из джунглей. Все покрыты грязью. Леггахорн доложил, что нашел нечто крайне важное, потом показал мне живот и убежал. Хэзлитт прошел по пляжу, хохоча, подбоченившись и балансируя арбузом на голове. Пролетел Джон Конк, пиная себя в промежность. Форфанг вышиб из меня дух веслом и рассказал о встрече с крокодилом в джунглях. С немалым беспокойством он поведал мне, что тот пытался его «обнять», второго помощника спасла только глубина потока. Хэзлитт несколько раз выстрелил из мушкета в песок и истерически расхохотался. Леггахорн посоветовал ему все рассказать товарищам, потом показал живот и убежал. Форфанг пропал в джунглях. Команда меня похоронила, а затем впала в пьяный ступор.

22 июля. Матросы развлекались, стреляя в кокосы, вырезав на каждом мой портрет. Я извинился и решил поплавать.

23 июля. Когда я пытался развлечь команду, изображая курицу, напали дикари – взяли нас в плен и сломили боевой дух, вылив ром в море. Леггахорн непрерывно кричал, Джон Конк трясся, как пациент Бедлама.[17]17
  Бедлам – психиатрическая больница в Лондоне.


[Закрыть] Приказал Берринджеру передать дикарям наш дружеский привет, а он схватил одного за руку и принялся шумно рыдать. Хэзлитт весело заметил, что нам улыбнулась удача: никого не смыло в море, всех только рвало.

24 июля. Дикари связали нас и выбили всю, по выражению Берринджера, «проклятую Богом душу» дубинами. Бэтч рассказал нам о Моисее, а потом вызвал негодование команды, разразившись смехом. Берринджер заявил, что мы находимся на «земле самого дьявола». Здесь действительно на каждом шагу куча змей.

25 июля. Дикари опять избили нас, сегодня они надели цветные маски и останавливались только несколько раз, отвечая на мои вопросы. Берринджер сказал, что их маски – это «гали-маски», а змей они называют «бо-мамбами», и те, по всей видимости, «могут досуха высосать из каждого алую душонку». Я решил заняться образованием Бэтча: тот сегодня мне сообщил, что забыл значение слова «счастье».

26 июля. Сегодня дикари снова нас избили. Я посоветовал Берринджеру постричь бороду. Он зарычал и выплюнул ответ, впрочем неслышный из-за криков команды.

27 июля. Дикари сообщили, орудуя дубинами, что намереваются «запечь» нас и пообедать, «смеясь» над сожженными останками. Леггахорн уставился на меня. Мораль на нуле.

28 июля. Потратил много времени и ценных мыслей на то, как разобраться с дикарями. Леггахорн предложил назначить их боцманами. Посоветовался с коком, тот в ответ зарыдал. Дикари сосчитали наши конечности и вывели на песке какие-то формулы, болтая, смеясь и ломая стволы деревьев голыми руками.

29 июля. Дикарей разбросал крокодил, который вырвался из джунглей прямо к Берринджеру, укусил его за руку и лег рядом, плотоядно на нас поглядывая. Мы сразу принялись громко кричать, но зверь, похоже, только еще больше развеселился. Появился Форфанг, мы стали умолять его развязать нас, что он и предпринял, начав палить в веревки из мушкета. Джон Конк упал в обморок. Остальные заорали с такой силой, что нам на помощь прибежали дикари, но снова бросились в бегство, испугавшись выстрелов Форфанга. Леггахорн поблагодарил его с усталым вздохом и вырубил ударом камня.

30 июля. Наблюдал за кораблем в подзорную трубу. Видел, как Харкер мочится за борт. Просигналил мушкетом, что все в порядке, мистер Байрон выстрелил в ответ, ранил Хэзлитта, команда, вопя, метнулась в джунгли. Форфанг взял крокодила на поводок, исследуя остров. Долго и утомительно выбирали зверю имя – я с энтузиазмом голосовал за Джонатана, команда дружно сплюнула в огонь и согласилась на Дарли. Джон Танни, ухмыляясь, заявил, что это лишь животное, «сделанное из кожи». Приятно видеть, что матросы опять проявляют интерес к миру.

31 июля. Разъяснил матросам разницу между кокосами и папоротником, приказал загрузить на корабль кокосов и свежей воды. Я, Леггахорн и остальные углубились в джунгли, где Форфанг «впал в буйство», Хэзлитт «разделал мартышку», а Леггахорн, по-видимому, «часами говорил о паре». Вскоре тем не менее мы оказались в совершенно неизвестной местности, и Джон Конк принялся ныть и постоянно сморкаться. Нашли много храмов, где почитали змей, газелей и насекомых. Наш проводник, которого Берринджер назвал «Смертью», рассказал, что здесь проводилось множество ритуалов, включая один, в ходе которого жабу растирали в порошок тяжелым каменным пестиком, принося в жертву адской ярости бога Ракаты, а потом изучали останки. Команда помолилась у нескольких каменных изображений, оставила дары: сережки, штаны и все в таком духе. Когда вернулись, оказалось, корабль забит папоротниками. Решили остаться еще на один день.

1 августа. Собирали кокосы и рассказывали о приключениях. Берринджер шутил, что его разыскивают за убийство, и показывал всем кинжал, говоря: «Это тот самый». Бэтч удивил нас, задушив форель. Форфанг решил проехаться на Дарли, но быстро с него слез. Леггахорн и я обменялись анекдотами о прахе – как же мы смеялись!

2 августа. Команда собрала кокосы и обучила Смерть танцевать хорнпайп. Результат получился настолько устрашающим, что все наперебой начали просить его больше никогда не плясать. Берринджер схватил меня за руку и принялся размахивать зажатыми в кулак водорослями, выкрикивая различные фразы. Сказал ему остыть. Посоветовался с коком относительно условий дальнейшего плавания, тот сбежал в джунгли. Доусон развлек нас песней о летучих мышах. Джон Конк проводил время, молотя себя дубиной по голове. Хэзлитт принялся громко петь и утопил аккордеон. Все хорошо.

3 августа. Приказал выдать Джону Танни пятьдесят плетей за изнасилование голубя. Леггахорн заявил, что устал присматривать за погрузкой кокосов, и принялся бегать по лагерю, всем показывая живот. Форфанг со свирепым видом упрекнул меня в равнодушии – я так и не смог завязать разговор с крокодилом – и встал надо мной, наблюдая за новыми попытками. Я встал на колени и пожелал Дарли хорошего дня, так и не поняв, правильно ли все сделал, и Форфанг с ревом пнул меня. Берринджер поведал нам о своем житье в Кларкенуэлле. Смеялись.

4 августа. Леггахорн, я и Хэзлитт отправились к водопаду в джунглях. Хэзлитт утверждал, что ему улыбнулся карп. Собрали несколько кокосов. В наше отсутствие Форфанг произвел Эмберли в боцманы и изувечил его носом марлина. Похоронную службу прервал Смерть, выскочив вперед и станцевав хорнпайп.

5 августа. Фогг подошел ко мне с ремнем. Я отступил на песчаную отмель, где команда жгла флаги. Хэзлитт бросил краба, тот взорвался с такой оглушительной силой, что к нам на помощь прибежали дикари, впрочем тут же ретировавшиеся под слаженным залпом мушкетов. Матросы хором затянули песню, каждый куплет которой заканчивался строчкой: «Убей капитана ради брюк». Джон Конк коротал время, ударяя себя ножом в спину, а Смерть, поначалу неуверенно, вскоре начал подпевать. Все хорошо.

6 августа. Из джунглей выбежал трясущийся повар и заголосил, что за ним гонится каждое животное на земле, – я только собрался посоветовать ему побриться, когда среди кустов показалась пантера с крайне недружелюбным видом и внезапно прыгнула прямо в гущу матросов. Те сразу проснулись и принялись разряжать друг в друга мушкеты, вырывать штаны из пастей тигров и страшно ругаться. Я не знаю точное количество зверей, преследовавших нас, но как минимум дюжина самых разных кошек плыла рядом с лодкой, а мы бросали в них кокосы и поливали залпами изобретательных оскорблений. Команда взобралась на корабль и стала, вопя, бегать по палубе среди орехов, колотя друг друга и падая за борт. Я сказал Харкеру, что все в порядке, и приказал трогаться. Не переставая мочиться за борт, тот передал распоряжение мистеру Байрону, который отвязал себя от штурвала и со стоном рухнул в кокосы. На борт, зацепившись за якорь, взобрался лев, укусил Хэзлитта за руку и оступился на орехе. Паруса тем временем развернулись, и мы поплыли с низкой осадкой, преследуемые свирепыми кошками из джунглей. Я забаррикадировал дверь в каюту кокосами и расслабился с трубкой и Смоллеттом. Матросы пожелали друг другу спокойной ночи и заснули, привязав себя к снастям.