Текст книги "Колледж МПС"

Автор книги: Майка Мальчик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

Костёр уже горел ровным пламенем, освещая небольшой круг на поляне.

Майка взяла за одну руку Никиту, за другую Гришку. При соприкосновении их будто током ударило, но они удержали руки, схватившись ещё крепче. Дальше встали Яна с Никифором, замкнула круг Саша. Голубой свет Луны освещал их спины, накрытые белыми простынями, спереди они были освещены рыжим пламенем костра. Девочки запели какую-то песню, мальчики подхватили.

Варваре показалось что-то неправильное в этом обряде. Показалось, будто девочки движутся в одну сторону, мальчики в другую.

– Стойте! – крикнула она, но было поздно, ребята растворились в лунном свете, на землю упали только шесть простыней.

Глава 13 Эпилог 1-й части

Редко выпадает заниматься смешанной группой, когда теоретики и практики занимаются в одной аудитории, или, как мы привыкли называть, в классе. В крайнем случае, в кабинете.

Занятие ведёт наш преподаватель, он же мастер практического обучения, а ещё физрук, Никита Андреевич Плетнёв.

Со мной за одним столом сидит Ян. Он уже почти стал мальчиком. Когда прибыл на обучение, Гришка подумал, что это брат-близнец Яны. Даже пристал к нему с вопросом, где Яна. Ян ответил, что Яны он больше не увидит. Гришка, по-моему, сильно расстроился. Не везёт ему с девушками. Маша нашла себе парня, Яна исчезла из его жизни. Это он ещё не знает, что Яна стала мальчиком!

С Гришкой сидит Саша. Несмотря на юный возраст, она могла учиться на курс выше, но решила остаться с друзьями. Не знаю, связывает их что-то, или Саша пытается оградить Гришку от дурного влияния девчонок. Саша молчит на этот счёт. Живём мы с ней в прежней моей съёмной комнате, по-прежнему спим вместе, потому что Саша так и не научилась ещё обходиться без «якоря». С нами живёт Никифор. Мы поселили его на диване, даже повесили шторку возле кровати, но этот маленький разбойник утром почему-то оказывается спящим рядом с нами. Причём, нагишом.

Он совсем не стесняется нас, говорит, что, если не будем его пускать к себе, будет спать на полу, возле кровати, потому что ему страшно, он постоянно боится проснуться в прежнем мире, где был рабом.

Посмеявшись, решили оставить его, пока не подрастёт.

Кстати, он совсем не умеет ни писать, ни читать, ни считать больше, чем пальцев на руках.

Пришлось отдать его в первый класс коррекционной школы, чтобы над ним не смеялась мелюзга. Делает значительные успехи, но для шестого класса Нику ещё далеко.

Николай Андреевич привёз свою бывшую подругу, о которой рассказывал мне в первый день знакомства. Настя была беременна на последних месяцах, не знаю, от него или того, с которым изменила Никите. Мне известно, что у Никиты две комнаты, так что, не исключено, что Настя живёт отдельно от него. Почему так получилось? Естественно, после разборок с директором, после наших приключений. Директор настоятельно посоветовал ему жениться или увольняться.

Что там было, лучше не вспоминать. Я имею в виду, кабинет директора. Мне завели «Дело», куда положили ещё несколько расписок от меня. Последнее китайское, если ещё раз уйду в другое пространство самостоятельно, без согласования с деканатом, отчислят из колледжа.

Угу, отпустят они меня, жди.

На вопрос, могу ли я посещать родных, ответили, что только на каникулах. В Нетландию тоже иногда, на выходных, и то, если не в наряде. А наряды нам старались назначать почти в каждый выходной, чтобы были на глазах у преподавателей и мастеров.

Мы не роптали, иначе могли вылететь из колледжа, несмотря на успехи в учёбе.

Я задумалась, взяла кончик ручки в рот и незаметно начала его грызть. Покосилась на Яна.

Мальчик увлечённо решал задачу о построении сдвоенного пространства.

Ребята каждый свободный выходной проводили у нас с Сашей. Ходили на речку, пока тепло, играли в мяч. Гришка посматривал в мою сторону печально, когда думал, что я его не вижу. Ладно, пусть помучается.

А Ян хвастался передо мной, что стал мальчиком, показывал мне, но смущался, что ещё маленький, хотя утверждал, что вполне работоспособный. Он очень горд, что стал мальчиком. Не понимаю, почему. Девочкой, по-моему, тоже неплохо быть.

А с Гришкой я помирюсь. Уставившись в потолок, представила, как сажусь рядом с ним на берегу и говорю, с улыбкой:

– Привет! Я Саша! – и мальчик застенчиво улыбается мне и говорит в ответ:

– Привет! Я Даня! – и радость загорается в его больших глазах.

Глава 14 Эпизод 3 Васька

Эпизод 3

Васька

1

Сознание вернулось. А вместе с ним боль. Болело всё, как будто пропустили через мясорубку. Правда, меня ещё никогда не пропускали через мясорубку, но чувство такое было.

Сквозь боль и шум в ушах послышались голоса. Взрослый, старушечий, и детский.

– Как ты его дотащила только?

– Сама не знаю. Из сил выбилась. Сам маленький, а тяжёлый!

– Прибежала бы, меня позвала!

– Там бы его медведь съел!

– Ты медведя прогнала, что ли?

– Прогнала. Как увидела, что он мальчишку ломает, я взяла палку и прогнала его…

– Да, Купава, сильна!

– А что было делать? Сожрал бы мальчишку!

– Ты как его тащила? Вот так? Хвост цел? – заминка.

– Цел, вроде…

– Это не хвост… – смех, – хвост сзади!

Меня слегка поворочали, причинив ещё боли.

– Так и знала, – озабоченный бабушкин вздох.

– Откуда я знала, что у него хвост есть? – чуть не плача, оправдывалась девочка.

– И уши не видела? Ой, смотри, одно разорвано! Давай, отнесём его в баньку, там отмоем от грязи, потом полечим. – Меня взяли за ноги и под мышки и осторожно понесли. Надеюсь, в баньку. В воде всегда легче. Только вот, не пойму, о ком они говорили? О каком мальчике? Ещё про хвост. Кстати, саднит что-то в районе копчика сильно.

Занесли моё больное выжатое тело в тепло, положили на лавку.

– Да раздевайся ты, он всё равно без сознания, а то обольёмся все! – бабушка, судя по голосу. Потом начали осторожно мыть мне голову.

– Я схожу за иголкой с нитками, зелья принесу, – сказала старая, и ушла. Девочка продолжала меня мыть. Осторожно вымыла лицо, потом перешла на грудь, живот…

Больно как!

– Ого! – пробормотала девочка, – какие глубокие раны от когтей! Хорошо, кровь я умею заговаривать, а то бы не выжил… И не оторвал ничего… – девочка вздохнула. – Рёбра, наверное, сильно помял, вон какие синяки.

– Что, обмыла с одной стороны? Давай со спины, – снова ворочают, причиняя сильную боль. Терплю, не издаю ни звука, больше молчу от того, что дыхание перехватило.

– Бок зашивать придётся, и ухо. Хвост не оторвался, ссадины только. Перевяжем.

– А почему хвост голый, бабушка? – спросила девочка, – Я думала, он пушистый, как ушки.

– Ушки на макушке! У тебя голова тоже пушистая! Вот подрастёт, тогда и хвост пушистый будет. А пока вот, кисточка только, – чувствую, обмывают мой больной хвост. Брежу, наверное.

– Вообще, я ни разу ещё не видела котомальчиков.

– Я думала, их вообще, нет, вот и не разглядела ни хвоста, ни ушек. Думала, обычный мальчик!

– Да, они редко попадаются. Один из десяти кошкодевочек. Да и те наперечёт. Разве что в Замке у барона Лешняцкого есть. Вот, возьми этот флакон, ватку, смочи и под нос сунь. Пусть уснёт.

– Он и так спит, бабушка!

– Не спит он. Начнём шить, очнётся. Больно очень будет, по живому ведь шить будем.

Что-то звякнуло, под нос мне сунули что-то резко пахнущее. Я дёрнулась, даже глаза открыла. Увидела два мутных силуэта и провалилась в спасительное забытье.

Второй раз я очнулась уже накрытая одеялом. Болело тело уже меньше, чего не скажешь о голове. Ухо ещё… Потрясла ухом. Как это получилось?! Но ещё раз не решилась, потому что больно. Фантомные боли в хвосте… Бок огнём жжёт! Блин, лучше бы не просыпалась!

Открыла глаза. Лежу в какой-то избушке, на лавке, наверное, потому что вижу печь. Большую русскую печь. Я только один раз такую видела, не нарисованную.

Укрыта я одеялом, мне не холодно, только дискомфорт внизу живота, давит.

Тут дверь скрипнула, девочка зашла. Купава, кажется. Наконец-то увидела свою спасительницу. Девочка небольшая, лет двенадцать, может, меньше.

– Проснулся? – улыбнулась она. – Как себя чувствуешь? Лучше? – я прикрыла и снова открыла глаза.

– Ух ты! Вот это глазищи! – восхитилась она, – Мне бы такие! И зачем мальчишке такие глаза? – подумала, – Ты больше на девочку похож… – я, конечно, промолчала. Кто же я, как не девочка? Всю жизнь девочка…

– Может, ты сикать хочешь? – догадалась она спросить. Я снова слегка прикрыла глаза.

Девочка достала из-под лавки берестяную кружку, приоткрыла одеяло:

– Давай свой писюн. Не стесняйся, я уже видела, ухаживаю второй день за тобой… – девочка потянула у меня что-то, пододвинула кружку ближе.

– Сикай, давай, я подержу.

Как это? – удивилась я, – Может, катетер вставили? Закрыла глаза, расслабилась. Вроде, помогло, зажурчало в кружку. Встать-то реально, не смогу! Вспомнилось что-то о медведе, который мальчика порвал. Может, и меня, заодно?

– Вот и хорошо! – улыбнулась девочка, – Больше ничего не хочешь?

Я не могла ответить, и головой покачать, тоже, болит голова сильно!

– Меня Купава звать, а тебя? – продолжала допытываться девочка. Я даже не попыталась ответить, снова закрыла глаза. Тут вошла бабушка.

– Бабушка! – ликуя, воскликнула девочка, – Мальчик очнулся! Вот! Посикал уже!

– Не приставай к нему! – строго сказала бабушка, – Ему больно, и голова, наверное, болит очень. Сейчас я ему питьё приготовлю, уснёт. Потом, как проснётся, утку подложим.

Я попыталась покраснеть. Ещё и утку! Такого со мной ещё не было!

– Ба! А у него глаза, как у кота!

– А какие они ещё должны быть? – удивилась бабушка.

– Ну, он же больше на человека похож…

– Выбрось глупости из головы! Это совсем другой вид, они больше животные! – девочка хмыкнула и вышла. Наверное, выносить за мной. Одного не могу понять, почему они меня мальчиком называют? Или я сплю, или брежу. Только во сне такой сильной боли не бывает. Значит, попала в аварию, лежу в коме, и мне это видится.

– Выпей, малыш, – мою голову приподняли, к губам поднесли кружку с напитком. Фу! Ну и гадость! Я обратила внимание, что обоняние у меня невероятно обострилось. И слух. Я развернула ухо, прислушалась. Левое ухо болит сильно, но, сквозь шум расслышала, как в подполье шуршит мышь. Сглотнула слюну.

– Пей, давай! Нечего нос свой кошачий воротить! – сердито прикрикнула бабушка, – Сама знаю, что гадость, но надо тебе, заснёшь и на поправку пойдёшь. Потом валерьянки сварю! – захихикала бабуля.

Я выпила всю бурду и потихоньку заснула.

– … долго ещё болеть будет? – голос девочки.

– Что, не терпится? – засмеялась бабуля.

– Ну, а чего, всё спит да спит…

– Не волнуйся. На них, как на собаках… то есть, как на кошках, быстро всё заживает! И девять жизней, говорят, у них! – смеётся бабушка, – О, проснулся! Видишь, ушами шевелит, слушает. Проверь, не мокрый? Долго спал.

Ко мне под одеяло кто-то залез, потрогал простыню.

– Нет, сухой! Может, утку?

– Давай утку. Потом попробуем посадить, рубашку хоть надеть. Пусть посидит, головокружение пройдёт, а там и на свежий воздух, к вечеру выведем.

Девочка счастливо пискнула, потом под меня стали подсовывать какую-то посудину.

Честно говоря, хотелось сильно. И не только по-маленькому. Меня погладили по голове:

– Не стесняйся, малыш, делай свои дела. А девочку попрошу выйти, если стесняешься.

Девочка что-то проворчала, но вышла, я слышала, как открылась и закрылась дверь.

Ну, при бабушке как-то спокойнее…

Потом ещё и помыла. Не знаю, как благодарить потом буду. И боль уже меньше. Где-то в боку, и ухо саднит, и хвост… А что, на самом деле, хвост есть? – думаю я.

– Попробуй руками пошевелить, – между тем предлагает бабушка. Купава тоже вернулась, сопит рядом. Я пошевелила одной рукой, другой. Согнула и разогнула кисти рук. Всё шевелится, ничего не оторвано.

– Давай, Купава, посадим мальчика, – просит бабушка девочку. Меня осторожно сажают, подкладывают под спину подушку. Я приоткрываю глаза, вижу свою голую грудь. А где грудь? Плоская, как у девочки. Глаза распахиваются во всю ширину. Не пойму ничего. Может, исхудала так за время болезни?

В это время на меня накидывают рубашку, скрывая от моего взора незнакомое тельце.

– Как ты думаешь, ба, сколько ему лет? – спросила девочка.

– Кто их знает? – сомневается бабушка, – На наш, человеческий вид, лет десять дала бы. Да и хвост ещё голый. Когда старше делаются, хвост пушистый становится.

– Это хорошо! – улыбается Купава.

– Я тебе ещё раз говорю, выброси этого мальчика из головы! – строго говорит бабушка.

– Но почему, ба? – огорчается девочка, – С деревенскими мальчиками запрещаешь водиться, с котомальчиком, тоже…

– Если не передумала целительницей становиться, забудь о мальчиках. Никогда замужние не становились нормальными целительницами. Грех один! А с животным, вообще!

– Ба! Ну, какой же он животный? Смотри, какой красивый!

– Не совместимы мы, – поясняет бабушка, – ничего у вас не получится.

– Что не получится, ба? – удивляется девочка.

– Детей у вас не будет! – припечатала бабушка. Девочка вдруг становится красной.

– Да ну тебя! – и зырк на меня. Я слушаю, растопырив уши и округлив глаза. О ком это они? Я же тоже девочка!

– Смотри, как ты его смутила! – улыбается Купава, – Тоже покраснел! Значит, понимает нашу речь!

– Угу. Сейчас спросим. Ты меня понимаешь, или нет? – спрашивает меня бабушка.

Я киваю утвердительно. Потом отрицательно.

– Чего это он? – удивилась бабушка.

– Ты неправильно спрашиваешь! – рассмеялась девочка.

– Спроси ты! – сердится бабушка.

– Мальчик, ты меня понимаешь? – спросила девочка. Я смотрю на неё, слегка не понимая вопроса. Потом решила кивнуть.

– А как тебя зовут? – я подумала.

– Ма… Мя… – никак не могу справиться с языком. Облизнула губы.

– Ма… яаа…

– Мая? – удивилась девочка. – Ты же мальчик, наверное, Май, или Мяун… Ба, как мы его назовём? – обратилась девочка к бабушке. Та пожала плечами:

– Как хочешь, так и называй. Хоть Барсиком, или Васькой. Видишь, кроме мяуканья у него ничего не выходит.

– А они что, разговаривать не умеют? – разочарованно спросила девочка.

– Могут. Ещё как тараторят. Это, наверное, из-за травмы. Сильно помял его медведь. Со временем речь восстановится.

– Жалко. Смотри, у него глаза закатываются!

– Устал, наверное, давай положим его… – и снова темнота.

В следующий раз я проснулась, когда ещё было темно. Открыла глаза. Темнота отступила, стало всё видно, как в сумерках. Попробовала шевельнуть рукой. Нормально. Больно ещё, но уже меньше. Если меня помял медведь, то выздоровление просто феноменально быстрое.

Почему меня называют мальчиком? – пришла мысль. Сердце ухнуло и застучало сильнее.

Нерешительно приподняла край рубашки, коснулась низа живота…

Не может быть! Рука нащупала маленькие яички и отросток. Я резко села, откинула одеяло, тупо уставилась на вновь приобретённое тело.

В последний раз мне уже было шестнадцать лет, а сейчас, бабушка говорит, десять.

Может, об этом предупреждал Никита, когда отговаривал от перемещениях между мирами? Что девочки потом родить не могут. Теперь я однозначно родить не смогу! Я откинулась на подушку, не выпуская из рук то, что должно быть у мальчика.

Немного успокоившись, подумала, что с этим как раз смириться можно. Надо продолжать исследовать свой новый организм. Коснулась головы. Уши. Кошачьи уши. Даже дыхание остановилось. И хвост есть?! Есть. Вот он, мешается. Я вздохнула. Так, пока я одна, что о себе думать будем? Я мальчик? В своём прошлом мире я помню, что были такие, считали себя девочками. Вот с такими органами.

Я тоже стопроцентная девочка. Была. И что? Я поморщилась, представив себя с мальчиком. Нет, надо пользоваться тем, что имеем.

Хотя, какое там «пользоваться»?! Мне ещё десять лет!

А что, хвост в самом деле голый? Как у крысы? Меня даже передёрнуло. Опять взяла себя за хвост, протянула сквозь пальцы. На кончике обнаружила маленькую кисточку. Хоть что-то.

Снова легла спать, не выпуская из рук приобретённое «счастье». Почему-то отвлекает от боли в теле.

Хорошо, что самостоятельно изучила ночью свое тело! Не было на следующий день выпадающих глаз, когда наутро Купава подняла меня и повела на двор, в уборную. Хотела помочь мне облегчиться, но я ещё не привыкла писать стоя, опустилась на корточки.

Купава решила, что я ещё очень слаба.

Потом помогла умыться, дала пожевать, вместо зубной пасты, жевательную сосновую смолу. Не хуже пасты освежила рот. Или пасть? Посмотреться бы в зеркало! Или лучше не надо?

На завтрак была каша и молоко.

– Эх, ему бы мяса сырого, – причитала бабушка, – быстро бы на ноги встал!

– Я могу приманить, – нерешительно сказала девочка.

– И что? Сумеешь, убить? – скептически спросила бабушка. – Ладно, придумаю что-нибудь. Твой Васька, хищник, всё-таки. Что, отпустили тебя или ждут?

– Я сама убежала, – потухшим голосом ответила девочка.

– Что, достанется? – недовольно спросила бабка. Купава кивнула:

– Они ругаются, что к тебе бегаю. Когда ты, меня заберёшь? – с тоской спросила Купава.

– Ты же знаешь, сколько они просят за тебя! – вздохнула бабушка и посмотрела на меня задумчиво. – Вот, вылечим Ваську, там посмотрим.

Мне стало неудобно. Получается, из-за меня девочку не могут выкупить. У кого? Наверное, родителей у неё нет, если так к бабушке хочет сбежать. Или тётка, или, ещё хуже, кто-нибудь взял на воспитание. Я хмыкнула про себя. Знаем мы это воспитание! Небось, заставляют работать с утра до ночи, а за то, что бегает к бабушке-целительнице, ещё и получает люлей.

Я ещё не знала, что её розгами, а то и кнутом охаживают.

– Люди совсем ко мне ходить перестали, – продолжала сетовать ведьма, – этот новый батюшка окончательно людей к вере своей приучил. Теперь лучше помрут, чем ко мне обратятся. И детей не жалеют, глупцы! «Всё в руце Божией»! – явно передразнила она священника. Покачала головой.

– Идите, погуляйте немножко, и беги в деревню, пока не хватились.

– Можно? – засветилась девочка. А мне стало приятно. Хорошо, что теперь я мальчик, подумалось мне, девочка такая милая!

Девочка помогла мне выйти из избушки, я прошлась босиком по траве. Еда придала мне сил, я чувствовала, что могу сама ходить, без помощи.

– Как ты быстро поправляешься! – счастливо засмеялась девочка, – Правда, наша бабушка волшебница? – я с готовностью кивнула, губы растянулись в улыбке.

Прошлись вдоль покосившегося плетня. Совсем близко подступал лес.

– В лес не ходи без меня! – предупредила девочка меня, – Ты пока слабый, а там волки. Задерут!

«А ты?» – спросила я взглядом.

– А меня звери не трогают! – улыбнулась волшебной улыбкой девочка, – ты же тоже не хочешь причинить мне вреда? – я округлила в ужасе глаза, – Вот, видишь! Я тоже немного колдунья, знаю травы, когда их можно собирать. Даже в полнолуние, без одежды хожу далеко в лес, и никто не трогает. Ходят близко, как будто охраняют, – девочка вздохнула, – от недобрых людей.

Увидев, что я немного устала, посадила на завалинку. Привалившись спиной к бревенчатой стене, я сидела, с удовольствием щурясь на слишком яркий свет.

– Ты такой милый, – прошептала девочка, прислонившись ко мне, начала гладить по голове, почёсывая за ушком. Внутри меня родилось мурчание. Даже не ожидала, что могу так. Однако мне было приятно, и девочке возле меня, тоже.

– А ты знаешь, что кошки своим мурчанием лечат? – засмеялась колокольчиком Купава.

Где-то я слышала об этом, что звуки, издаваемые кошками, благотворно действуют на человеческий организм. Но то, что я сама кошка, не укладывалось в моей кошачьей голове.

– Вот и всё… Вася. Пора мне, – с сожалением вздохнула Купава. – Ты будешь скучать по мне? – я кивнула, с готовностью.

– Я попробую прибежать к вечеру. Тебя же купать ещё надо, потом повязки менять!

Мне стало радостно, что эта девочка ещё прибежит ко мне. Я проводила её до калитки. Она помахала мне, подхватила корзинку и скрылась в лесу.

Вышла бабушка, окликнула меня на процедуры. Опять дала выпить вонючее зелье и уложила спать.

– Спи, я схожу в лес, чего-нибудь насобираю. Грибочков, корешков.

Мне ничего не оставалось, как уснуть, потому что после бабкиного зелья тянуло в сон со страшной силой.

Бабушка ушла, а мне приснился странный сон, что я проснулась… Нет, проснулся!

Прислушался. Под полом явно шуршала мышь! Я тихо поднялся, встал на четвереньки и снова прислушался. Рубашка мешалась, волочась подолом по полу. Я решительно избавился от неё, бросив на лавку, тихонько обошёл горницу, потом выскользнул на двор, осторожно обошёл, пока не увидел лаз в подпол. Ловко просочился внутрь. Замер, привыкая к полутьме, насторожил уши. Ага! Вот она! Шажок, ещё шажок. Хвост дёрнулся и спугнул мышь. Она побежала в сторону, я протянул когтистую лапу и прижал зверька к земле. Потом поднёс трепыхающуюся добычу к лицу. Маленькая какая! Но, может, не одна? Разорвав добычу, с наслаждением стал жевать вкусное мясо.

Следующую мышь я нашёл на сеновале. Посмотрел на лес, но вспомнил, что девочка мне запретила туда ходить. С сожалением вздохнул, осмотрел ещё раз ограду. Нашёл несколько норок, но мыши затаились. Нашёл кадушку, наклонился над ней, начал лакать воду. Рассмотрел себя. Симпатичное лицо, с ушками на макушке, огромными круглыми глазами с вертикальными зрачками. Красавец! Хоть и похож слегка на девочку. Фыркнул и побежал отдохнуть. Вспрыгнув на лавку, свернулся клубком и мгновенно уснул.

Разбудила меня бабушка.

– Ты чего, голышом валяешься? – я повернул к ней голову, – Да ты весь в крови! Мышковал, что ли? Умница! – бабушка погладила меня по голове, я от удовольствия зажмурилась, – Только умываться надо всегда после охоты. Иди, умойся! – я сладко потянулась, изгибаясь, как кошка, потом вскочила и, забыв одеться, побежала к умывальнику.

Потом попробовала пометить дерево, как мальчишки. Получилось! Может, себя уже мальчиком называть? Радостно прибежала домой.

– Оденься, – велела бабушка, – не в лесу. Неудобно в рубашке бегать, что ли? – и сама себе под нос сказала: – Ладно, поищу тебе что-нибудь. А пока суп сварю. Будешь суп? Знаю, будешь! На поправку пошёл, сейчас кушать будешь, что ни дай!

Бабушка разожгла огонь в печи, а я, не в силах усидеть на лавке, начала осматривать избу. Всё мне было интересно. Под лавку заглянула, выволокла старые сапоги, обулась. Но они были такие высокие, и огромные, что, сделав пару шагов, грохнулась. Бабушка обернулась и рассмеялась.

– Ну, ты поглянь! Кот в сапогах! – помогла мне подняться, вынула из ботфорт.

Сапоги мне не понравились, я решила изучить, что стоит на полке, пока бабка не видит.

Там стояли какие-то туески из берёзовой коры. Пахло восхитительно. Особенно один из них. Подцепив когтем крышку, открыла, но не удержала, и банка упала на пол, рассыпав содержимое.

– Ах ты, проказник! – закричала бабушка, – Валерьянку нашёл! А ну, брысь! – она стукнула меня по заднему месту чем-то твёрдым, и я, с мявом, задравши хвост, выскочила из избы во двор.

– Вот там и сиди, жди, пока не позову! – крикнула вслед бабушка, потом ушла, ворча что-то и собирая рассыпанные корешки.

Я погладила пострадавшее место и уселась на завалинку, опасливо поглядывая на дверь.

Потом моё внимание привлекла птичка, неосторожно усевшаяся на плетень.

Мой хвост забил тревогу. Я соскочила с завалинки и метнулась к птичке.

Промахнулась. Перелетела через плетень и зацепилась рубашкой за кол, больно поцарапав бок. Повисла, оглашая окрестности громким рёвом.

– Да ты посмотри на него! – ругалась бабка, подходя, – На минуту одного нельзя оставить! Зачем ты сюда залез? Оставить тебя здесь висеть, что ли?

Я возразила, разоравшись.

– Опять бок поцарапал! Горе ты моё, вот Купаве расскажу! – я моментально заткнулась.

– А, боишься! Правильно делаешь! Эта девочка умеет с непослушными котятами управляться, всяко лучше меня.

Освободив меня из плена, сняла окровавленную рубашку.

– Ладно, побегай так, удобней, всё-таки. Загорай, а то бледный какой-то. Постой здесь, царапину смажу.

Пока она ходила, я зализала царапину языком и отправилась к копне в углу ограды. Там села в засаду. Тихо-тихо сидела, слушая, как шуршит мышь. Сейчас я её…

– Да куда ты провалился?! – услышала я крик бабули и от неожиданности подскочил на метр вверх.

– Что ты там делаешь?! – направилась ко мне бабушка, – Опять мышей ловишь? Какой хороший котик! Вкусные, что ли? – я кивнула, облизываясь. А бабушка примерилась к моему боку и мазнула чем-то едким по вновь полученной ране… Я взвизгнула и запрыгнула на плетень. Плетень зашатался, и я рухнула вместе с ним в канаву. Там до меня была компостная яма. А теперь я и мышь, не успевшая убраться. Недолго думая, разорвала её на кусочки, освежевала и съела, даже не думая, что делаю.

– Васька! – неодобрительно покачала головой бабушка, – Я тебя на цепь посажу! Кто мне теперь ограду починит? Явно не ты! Вот придёт Купава… – я уже выскочила из ямы и скачками мчалась к избе. Села на завалинку и замурлыкала. Я отсюда никуда не уходила…

– На кого ты похож… – покачала головой бабушка. – Ладно, сиди, грейся, суп сварю, потом помою.

Бабушка опять ушла в избу, а я сидела и не могла понять, что со мной происходит. Кажется, я уже становлюсь котёнком Васькой. Пока раздумывала, начала вылизываться. Гибкое тело позволяло добираться языком до самых недоступных для человеческого тела мест.

Только рана в боку мешала, но всё-таки яички вылизала, пока не поняла, что делаю.

– Когда коту делать нечего… – услышала я, – пошли, отмою от грязи.

Меня тёрли травяной мочалкой, я терпела, качаясь под напором тяжёлой руки. Потом бабка вытерла жёстким полотенцем и повела, за руку, чтобы опять куда-нибудь не ускакала, есть суп.

Я уверенно работала ложкой, уплетая вкусный суп с корешками. Бабушка только головой качала. А я посматривала в окошко, думая ещё побегать вокруг.

– После обеда спать! – решительно сказала ведьма. Я даже есть перестала, умоляюще глядя на неё.

– Придёт Купава, наиграетесь, – успокоила бабушка. Не удержалась и погладила по голове и торчащим ушам. Я замурлыкала, успевая доедать остатки супа.

Потом опять горькое и вонючее питьё, от которого неудержимо начало клонить ко сну.

Проснувшись, увидела в маленькое окошко, что день уже клонится к вечеру.

Вот это поспала! Потянулась, чувствуя, как хвост встаёт трубой, приподнимая одело.

Выздоровел, что ли? А то висел, весь такой больной… Глянула мельком на хвостик, что спереди. Маленький, но уже любимый. Скоро привыкну к тому, что мальчик, наверное.

Выздоравливаю зверскими темпами, под повязкой сильно чешется шрам. Оттягиваю коготком…

– Куда?! – грозно окрикнула старуха, и я «теряю сознание», замертво упав на подушку.

– Ах, ты, хулиганчик! – треплет она меня за зашитое ухо, – Зажило уже? Не больно? – я киваю, ожив, и улыбаюсь, во все зубы, не знаю, сколько их там. Видела только, в отражении, что спереди хорошие такие, клычки. Белые.

– Мя? – спрашиваю я.

– Мяса? – по-своему понимает бабушка, – Мясо сам ищи, беги, поиграй во дворе, ужин приготовлю, из чего найду. Ходила, пока ты спал, в деревню, крупы купила, хлеба, молока для тебя. Впрочем, большим котятам молоко вредно, кашу сварю на молоке.

– Мяу! – обиженно говорю я, потому что в прошлый раз молоко мне очень понравилось.

– Никаких «мяу»! – сердито отрезала бабуля, – Иди, играй! – я пулей выскочила во двор, сбегала в уборную. На тёплой стенке дощатого строения сидела огромная радужная бабочка.

Я, затаив дыхание, следила за ней. Подкравшись ближе, собралась уже поймать, выпустила когти.

– Не трогай! – услышала за спиной, и замерла, чуть ли не прыжке. Обернувшись, увидела Купаву, и тут же, забыв о чудесной бабочке, прыгнула уже к девочке, громко мурлыча.

– А ты чего без штанов? – удивилась девочка. Потом, вспомнив, что штанов у меня никогда не было, спросила по-другому:

– Где рубашка? – я показал на избушку:

– Мая, ба!

Оглядевшись, Купава увидела разгром, учинённый мною на дворе, засмеялась:

– Выздоравливает, мой котёнок! Иди сюда! Только не лезь с поцелуями… Фу! Где ты так вывозился?! – я мурчала, как сумасшедшая, от радости.

– А, вот и Купавушка прибежала! – из избушки вышла бабушка. – Ты бы видела, что этот маленький негодяй натворил! Нашёл валерьянку, рассыпал, нанюхался и давай хулиганить! Повалил забор, повис на плетне, рубашку порвал и бок расцарапал! Мышей наловил и съел!

– И это всё за день? – не поверила девочка. – Когда уходила, он еле живой был!

– Я же говорила, заживёт, как на собаке!

– Это всё твои снадобья, бабушка! – улыбнулась девочка. Бабушка махнула тряпкой, которую держала в руке:

– Никому мои лекарства стали не нужны. Вверяют свою жизнь Богу. А я, ведьма старая, только вред приношу…

– Неправда, бабушка! – пыталась спорить Купава, но бабушка, махнув рукой, скрылась в дверях. Я тоже притихла. Хоть и играл во мне котёнок, я-то девочка взрослая, понимаю, что будет, если люди перестанут платить бабушке. Жить на одних дарах леса она сможет, а Купава? Никому станет не нужной? А талант у девочки огромный. Она и со зверьём может ладить, и видит, чем болен человек ли, зверь. Ей бы обучиться где. Хоть у бабушки. Подумав, я решила, что в медицинском институте её только испортят.

Я потянула Купаву за рукав, показывая другой рукой на лес:

– Май, мя…

– Скажи: Вася хочет в лес! – попросила девочка, не удержавшись от того, чтобы не потрогать мои уши. Я тряхнула ушами, дёрнула хвостом:

– Мая!

– Какая Мая? – расстроилась девочка, – Ты мальчик, значит, Вася.

– Май, – коротко возразила я, пытаясь сказать ещё что-нибудь. Но язык меня не слушался.

– Ладно, не буду тебя мучить, – решила Купава, – пойдём, погуляем. Со мной тебе ничего не угрожает.

И мы пошли в лес. Девочка стала рассказывать, какое растение как называется, какой куст.

Я уже была в кустах, вынюхивала добычу. Пахло полёвками и бурундуками.

– Вася! – позвала меня девочка. Я нехотя выглянула из кустов, – Что ты там нашёл?

– Ням!

Девочка сначала хотела сказать, что кушать будем дома, потом махнула рукой:

– Только недолго! – я кивнула и снова зашуршала прошлогодними листьями.

Нашла гнездо полёвки, раскопала и съела её, потом догнала хомячка. Жирный, упитанный был! Не слушая Купаву, забралась высоко на дерево, нашла беличье гнездо. Белок в нём не было, только орехи. Зато на соседнем дереве заметила большое гнездо неведомой птицы.

Примерившись, прыгнула на дерево, не слушая испуганных криков Купавы.

Оглянулась, посмотреть, почему паника. Ну, высота метров пять, и расстояние до беличьего гнезда, тоже примерно такое. Я взобралась повыше, осмотрела гнездо. Там лежали четыре крупных яйца. Тут же сунула одно в рот, раздавила зубами. Вкусное содержимое выпила, второе…

– Вася, осторожно! – крикнула девочка снизу. Я прижала уши и почти съехала по стволу вниз, только щепки полетели. Вернее, частицы коры. На пузе прибавилось царапин.