Текст книги "Хьюстон, 2030"

Глава 8

Марк вернулся домой после девяти, когда младшие дети были уже в постели. Дэйвид – старший курил свою трубку на крыльце, в то время как Майк, Уильям и Клэрис пили чай в гостиной. Мэри дома не было – она уехала проведать сестру в Бэйтоун. Поездка на велосипеде за двадцать с небольшим миль от Шелдонского водохранилища была нелегким путешествием, поэтому Мэри могла позволить себе такую поездку лишь пару раз в год. Кроме поддержания семейных уз, поездка имела и более прагматическую цель: Мэри хотела посетить рынок в Бэйтоун, на котором соль и морепродукты всегда были дешевле, чем в их собственном районе.

Клэрис поставила перед Марком тарелку с холодным ужином и вышла проверить почтовый ящик. Через несколько минут, она, улыбаясь, проковыляла обратно в комнату и помахала в воздухе средних размеров конвертом.

– Ну-ка угадайте, что у меня тут? Прямо из Пентагона! Наверное, документы на компенсацию для Уильяма?! Главное – вовремя! Мне рожать через два месяца – вот деньги пригодятся!

Уильям повернулся на ее голос, – Ну, открывай скорей! – Он также выглядел довольным.

Клэрис осторожно разорвала конверт и вытащила оттуда три сколотые степлером страницы. – Здесь только письмо, – сказала она, с разочарованием заглянув в пустой конверт, – Больше ничего не прислали.

– А что ты хотела, пупсик? Пачку денег? Почта наперекосяк работает, даже именной чек посылать опасно. Ну, давай, читай, – нетерпеливо ответил Уильям.

«Кому: Инженерные Войска США. Рядовой (PV2) Уильям М. Пендерграсс. Отставка с почестями,» – начала читать Клэрис.

«Дорогой Сэр, В соответствии с приказом, данным мне Заместителем Управления G-1 по Кадрам Армии США, мы рады сообщить Вам, что на Ваше заявление от 12 августа 2029 года, в отношении компенсации Вам за увечья, которые Вы понесли на действительной военной службе в составе Инженерных Войск США, получено положительное решение…» – Звучит здорово, правда? – Клэрис была в восторге.

«…Положительное решение. В соответствии с выпиской из Вашей истории болезни, предоставленной нам из офиса Главного Медицинского Управления ВС США, увечья, понесенные Вами на военной службе, включают, двоеточие… Дальше, по номерам… Один. Ампутация правой верхней конечности на уровне плечевого сустава, с удовлетворительным излечением. Два. Ампутация левой верхней конечности на уровне верхней трети плеча, с удовлетворительным излечением. Три. Полное удаление правого глазного яблока, с удовлетворительным излечением…» – А нафига они это все перечисляют? Как будто ты сам не знаешь, что конкретно тебе отчекрыжили?

– Так положено, пупсик. Это юридический документ, в конце концов, – сказал Уильям. – Пожалуйста, читай дальше. Там сказано что-нибудь про налоги?

– О налогах ничего еще не было. Читаю дальше, – продолжала Клэрис: «Четыре. Проникающее осколочное ранение левого глазного яблока, с частичным удалением глазного яблока. Достигнуто удовлетворительное излечение, с остаточным зрением, не превышающим трех процентов… Дальше в скобках три процента цифрой. Забавно… Пять. Шестнадцать… В скобках опять: шестнадцать, как номер…осколочных ранений мягких тканей нижней части лица, шеи и груди, с удовлетворительным излечением…» – Ты мне никогда не говорил, что было так много, но я знала. Пересчитывала потихоньку, пока ты спал…

«Как предусмотрено Инструкцией о порядке установления степени инвалидности, параграфы со второго по седьмой, одиннадцать, шестнадцать, семнадцать и двадцать семь…» – Что за фигня?

– Да так, просто адвокатская писанина. Параграф семь – это про тех, кому ампутировали одну руку. По нему дают тридцать процентов инвалидности. Или двадцать пять, если не доминантная конечность. Параграф одиннадцать – это про тех, кому в дополнение к доминантной руке, укоротили и другую руку. Помнишь, я тебе объяснял? На «Мусоровозе», счастливчики без обеих рук, я, например, назывались « Севен-Элевен», то есть семь-одиннадцать. Как тот обанкротившийся магазин на углу, где сейчас пекарня… – пояснил Уильям.

– А, помню! Я еще спросила, что это за фигня: « Севен-Элевен». Та медсестра… в Галвестонском порту. Она тебя все « Севен-Элевен» называла.

– Ты правильно запомнила, пупсик. А другие параграфы – это, наверное, про глаза, осколочные ранения, и все прочее. Кроме военных юристов, эту фигню никто полностью не знает, даже медики. Не бери в голову и читай дальше…

«…Вышеперечисленные увечья приводят к постоянной и необратимой инвалидности – семьдесят девять процентов…» – В скобках циферка стоит: семьдесят девять… Что за хренотень? Почему только семьдесят девять? Вон Пол, наш сосед через дорогу. Вернулся из Египта полностью слепой, так? Он как-то хвастался, что ему дали пятьдесят пять процентов?!

– Ну и правильно, что столько дали. Быть слепым – не фунт изюму. Это я совершенно точно по себе знаю.

– Ну! А теперь вон твой приятель в конце улицы: Даррел или Дамиан, как его там? Ну, тот, который тебя делать Маршрутводил, когда я гриппом болела? Ему только кисти оторвало. Кисти, а не по плечо… Ему дали сорок пять процентов, так? Пятьдесят пять плюс сорок пять – это сто! Я не въезжаю. Они должны были дать тебе сто процентов, зайка! И та медсестра тоже говорила: «стопроцентный», так ведь?

– Это не так устроено, пупсик, – возразил Уильям, – Для комбинированных повреждений, они считают не то что отрезали, а то, что осталось. Называется: остаточные функции. Нам на «Мусоровозе» все это объясняли. Вот у меня есть две ноги, то есть по десять процентов на каждую. Сто минус двадцать – восемьдесят. Наверное, они еще процентик вычли за остаточное зрение в левом глазу. За мои четыре десятитысячных мегапикселя. Все правильно: семьдесят девять.

– Правильно-неправильно! А кому тогда сто дают? – перебила Клэрис.

– Хм… Ну, скажем, если полное повреждение мозга. Овощ. Кормим с одной стороны, и убираем какашки с другой стороны. Главное, не перепутать…

– А что, если «самовар» – вообще без рук и без ног? Да! Только голова и туловище. Как наш местный Джек-Потрошитель, что на рынке рэп исполняет?

– Он, наверное, получил процентов девяносто пять. Или даже девяносто. Он, ведь не слепой, так? Два глаза, два уха. Болтает непрерывно, рэп исполняет, да еще как. Где-то процентов десять и насчиталось. Вот если бы он был еще и слепо-глухонемой, тогда бы дотянул до сотни. Но тогда, он не был бы Джеком-Потрошителем. Вот прикинь, если бы мне, в дополнение ко всему прочему, еще бы и ноги оторвало? Ты бы возила меня в кресле-каталке. А я бы делал под себя, как младенец.

– Нет, зайка, нам однозначно повезло, что у тебя ноги остались. С ногами ты мне нравишься куда больше. Однако, все равно, семьдесят девять процентов – это как-то нечестно.

– Это все фигня, детка. Инструкция есть инструкция. Мне семидесяти девяти процентов вполне достаточно. Ничего большего и не ожидалось. Пожалуйста, читай дальше. Я прямо от любопытства умираю, сколько они там насчитали…

– Хорошо, хорошо, читаю дальше, зайка… «Мы уважаем и ценим жертвы, которые Вы принесли, защищая нашу демократию и американский образ жизни, и глубоко сожалеем о страданиях и неудобствах, испытываемых Вами в настоящее время…» – Да. Страдания и неудобства… «Будьте уверены, что нами будут приложены все усилия для реабилитации инвалидов боевых действий. Пожалуйста, позвольте нам воспользоваться этой возможностью, чтобы рассказать Вам о программах реабилитации инвалидов…» Дальше – опять по цифрам пошло… «Один. «Пожизненное Протезирование» Президентская программа «Пожизненное Протезирование» предоставляет ветеранам бесплатное изготовление современных протезов в государственных протезно-ортопедических клиниках по месту проживания…»

– Это можешь не читать. Меня еще на «Мусоровозе» обнадежили, что мне протезы не понадобятся. Я для этой программы не гожусь.

– Тут еще на пол-страницы… Ля-ля-ля… А вот, в конце тут про тебя, дорогуша. «К сожалению, в связи с характером Ваших увечий, Ваше участие в вышеуказанной программе в настоящее время невозможно…» К сожалению – невозможно… О-кей, проехали. Двигаем дальше… «Два. « Дом Надежды». Программа штата Техас « Дом Надежды» предоставляет инвалидам бесплатное содержание в учреждениях компактного проживания инвалидов открытого типа…» – Что еще за инвалиды открытого типа?

Майк выдал на-гора объяснение еще до того, как Уильям успел раскрыть рот, – Не инвалиды открытого типа, Рисси, а учреждения. Если учреждение открытого типа, это значит, что ты можешь оттуда уйти в любое время. Научно доказано, что безрукие и безногие инвалиды особой опасности для общества не представляют. Вот если у тебя неподетскиедет крыша, тогда тебя запирают в других учреждениях. Закрытого типа. С охраной и колючей проволокой.

– Ясно, спасибо за объяснение… «инвалидов открытого типа.» Тут дальше – снова на пол-страницы всякая муть. Тихая природа… Условия для отдыха… Дежурная медсестра… Школа для детей… На рекламу больно смахивает. А что-нибудь конкретное? Ага, вот: «Пожизненное содержание одиноких инвалидов, либо инвалидов с непосредственными членами их семей…» «Койки в общей спальне, из расчета двадцать квадратных футов [50] 50
  два квадратных метра, -примечание переводчика.


[Закрыть]на человека…» Опа! «С общей кухней, туалетом и умывальником…» Да, компактное проживание, ничего не скажешь. Ну и нахер кому это надо?

– Только дуракам это надо. Если инвалид туда по дурости припрется, его поселят в каком-нибудь развалившемся здании завода, – снова подал из угла реплику Майк. Он смотрел вечерний показ старых фильмов по телевизору. – Завод этот будет стоять где подальше, конечно, чтобы калеки не мозолили глаза хорошим людям. «Тихая природа», – там же написано! Наш сосед на Кучекак-то рассказывал нам про такой « Дом Надежды» в городишке Уако, штат Техас. Там около четырехсот человек. Стоят нары в два яруса – в старом вагоноремонтном депо. Человек триста с чем-то калек, – типа, как наш Билли, или еще хуже. Десяток женщин. Ну, там, жены, сестры этих калек. И около шести десятков ребятишек голопузых. Для них, действительно, устраивают «школу» – утром рассадят на дворе, и какой-нибудь инвалид им чего-то бормочет час-другой. Книжек и тетрадок у них отродясь не было. А потом детей отправляют в город – собирать помои и таскать у кого что плохо лежит.

– Однако, если у беспомощного инвалида вообще нет близких, такое заведение – еще не самый хреновый вариант, – не согласился Марк.

– Это все ерунда, – прервал их спор Уильям, – мы ведь не собираемся жить в одной из этих клоак? Рисс, милая, продолжай читать.

Клэрис продолжила, – Читаю дальше. Здесь, в конце, написано: «мы рады сообщить Вам, что уровень установленной Вам инвалидности превышает семьдесят пять процентов, поэтому Вы и ближайшие члены Вашей семьи, могут быть немедленно приняты в одно из учреждений компактного проживания инвалидов программы « Дом Надежды». Для поселения Вам надлежит лично подать заявление в любое из учреждений программы по Вашему выбору. Пожалуйста, обратите внимание, что в случае, если Вы будете приняты в эту программу, из средств, положенных Вам в качестве компенсации за увечья, будет удержано 70% на покрытие расходов…» Да уж. А выше было, что содержание бесплатное. Лапшу вешают…

Клэрис подергала головой, как будто вытряхивая из нее воспоминания об учреждениях компактного проживания инвалидов открытого типа.

– Дальше читаем… «Три. Предполагается, что наиболее целесообразным является проживание инвалидов боевых действий в их семьях по месту жительства до военной службы. Получая помощь членов семьи и соседей, даже инвалиды с наиболее тяжелыми увечьями могут жить счастливой и полноценной жизнью, и быть полезными членами общества. Нам известно, что Вы проживаете со своей семьей в районе Шелдонского водохранилища, Хьюстон, штат Техас. Вам будет полезно получить информацию о программах помощи инвалидам, которые предоставляются в Вашем районе различными общественными и/или религиозными благотворительными организациями, а также группами взаимопомощи инвалидов и ветеранов. Обратите внимание, что различные благотворительные организации предъявляют различающиеся требования к участникам своих программ. Уровень инвалидности, установленный Вам при определении настоящих компенсационных выплат, не гарантирует Ваше право на получение какой-либо помощи от конкретных общественных и/или религиозных благотворительных организаций. Для получения помощи от них, Вы должны обращаться непосредственно в благотворительные организации по месту проживания…» Уф! Еле дочитала.

– Уже полторы страницы прочитали, а не узнали ничего нового, – ехидно прокомментировал Майк из угла, – Во-первых, они нам рассказали, что у Билли нет обеих рук и обоих глаз. Как будто, мы сами слепые. Потом нам рассказали, что Билли может пойти сделать себе искусственную ногу, но, к сожалению, она ему не нужна. Потому как будет третьей к двум здоровым. Затем нам ненавязчиво посоветовали отправить Билли, вместе с Рисс, или без нее, жить в какую-нибудь клоаку «открытого типа», с глаз долой, но мы этого делать не хотим. Тогда нам говорят, Билли будет гораздо лучше, если он будет жить здесь и с нами. Точно в яблочко попали! С нами ему будет лучше, а то мы не знали. Наконец, они сказали Билли, чтоб он пошел в местное отделение « Пути Спасения» и попросил там себе красное ведерко для сбора пожертвований. Что он и сделал. Причем, – еще полгода назад! Я вообще не врубаюсь, зачем эти задницы в Пентагоне тратят время и деньги на такую лабуду!

– Я так думаю, что они не потратили на это письмо и одной минуты, Майк, – не согласился Марк, – Очень похоже на произведение искусственного интеллекта. Все письмо состоит из стандартных заготовок. У них, наверное, есть специальное программное обеспечение: вводишь имя ветерана, адрес и другие прибамбасы, и комп выплевывает тебе и письмо, и даже конверт с адресом.

– Дальше, дальше давайте читать, – попросил Уильям, – Сколько мы получим, наконец?

– Хорошо, зайка, – продолжила Клэрис. Ее энтузиазм начал потихоньку испаряться, и ей становилось скучновато – «Следующий раздел описывает условия выплаты единовременной компенсации за увечья, которая будет выплачена Вам Федеральным Правительством США, а также Ваши права для предъявления требований по увеличению размера компенсации. Пожалуйста, прочтите этот раздел внимательно. Единовременная компенсация представляет собой полную и окончательную компенсацию за перечисленные выше увечья, а также включает в себя компенсацию за любой другой ущерб здоровью, который может возникнуть или проявиться как следствие этих увечий. Тем не менее, в случае заболеваний или иных повреждений здоровья, которые могут возникнуть в связи с Вашей службой в Инженерных Войсках США, но не связаны каким-либо образом с любым из увечий, перечисленных выше, Вы имеете право выдвигать требования по увеличению размера компенсации, если таковые требования подтверждены соответствующими медицинскими свидетельствами…» – Что за фигня! Я прочитала все, и не поняла ни слова.

– Все очень просто, пупсик. Например, в учебном лагере у нас были тренировки по хим-оружию. Перцовым аэрозолем прыскали, ничего особенного. Скажем, десять лет спустя, обнаруживается, что этот конкретный аэрозоль вызывает рак мозга. Ну вот, если у меня случится рак мозга, я смогу пойти и потребовать себе еще немного денег. Неправильный аэрозоль к моему подрыву на мине отношения не имеет, так?

– О-кей.

– Теперь наоборот. Скажем, я навернулся на лестнице, потому что ни хрена не вижу, и раскроил себе череп, потому что у меня нет рук, чтобы задержать падение. В этом случае мой раскроенный череп будет следствием подрыва на мине в двадцать девятом году, и дополнительная компенсация нам не светит. Так что, пупсик, особенно не надейся заполучить деньжат за мой оставшийся двадцать один процент здоровья. Если я вдруг стану овощем, тебе придется за мной ухаживать за те же самые бабки.

Клэрис перекинула ногу и уселась верхом на колени Уильяма. Игриво поцеловала его в лоб, одновременно прижимая свой беременный живот к его груди. – Я живу с тобой, несмотря ни на что, зайка. Только, пожалуйста, не вздумай раскроить себе череп! Кстати, к вопросу о черепе, твои шлепанцы скользучие, как не знаю что, особенно если мокрые. Если будет дождь, не вздумай их надевать. Помнишь, как ты загремел с лестницы прошлой осенью?

– Ты про мои вьетнамкиговоришь уже сотый раз, пупсик. Каждый раз, когда я спотыкаюсь, ты говоришь мне, что гораздо безопаснее ходить босиком. А каждый раз, когда я босой наступаю в какое-нибудь дерьмо, ты говоришь мне, чтобы я без вьетнамокне вздумал выходить из дому. Скоро у меня начнется раздвоение личности. Интересно, как ты запоешь, когда у меня неподетскипоедет крыша? Ладно, забыли про мои вьетнамки. Давай читать дальше.

– Хорошо, дорогой… – сказала Клэрис, с неохотой слезая с колен Уильяма. У нее тоже потихоньку начиналось раздвоение личности, заметил Марк. С одной стороны, ей хотелось забросить дурацкое письмо в угол и начинать поскорее вечернюю сессию обниманий и поцелуев с любимым мужем. С другой стороны, ее разбирало любопытство, что же там в конце-то написано.

– Так, где это я? «Медицинскими свидетельствами…» Во, здесь начинается самое интересное. Слушай, зайчик… «Сумма единовременной компенсации рассчитывается на основании дневной нормы внеслужебного денежного довольствия мирного времени, в соответствии с Вашими званием и занимаемой должностью на момент Вашего увольнения из рядов Вооруженных сил, что составляет сто сорок пять долларов, ноль-ноль центов…» – Это так в письме. Центов! Кто когда последние центы видел? Рикки вчера делал уроки. Спрашивает: Рисси, тут в задаче написано: два доллара и пятьдесят центов. Что это за центы, и зачем они в задаче? Да, а почему всего сто сорок пять баксов? Это даже меньше, чем мы собираем в день для « Пути Спасения». Я помню, ты говорил, что получаешь шесть или семь сотен в день в Венесуэле.

– Ну да. То есть в зоне боевых действий и при исполнении служебных обязанностей. В учебном лагере, пупсик, мы получали две девяносто в день. Сто сорок пять баксов – это как раз половинка, то есть внеслужебная норма мирного времени, как и написано… – объяснил Уильям.

– Ладно, зайка… «Величина дневного дохода, утраченного вследствие увечья, вычисляется пропорционально степени Вашей инвалидности на момент рассмотрения Вашего заявления о компенсации, то есть семидесяти девяти процентам от полной дневной нормы денежного довольствия, что соответствует ста четырнадцати долларам, пятидесяти пяти центам…» – Опять же, число в скобках… Сто четырнадцать баксов в день? Это железобетонноменьше, чем набирается в нашем ведерке, даже в самый неудачный день…

– « Социальный Оптимум». Официальный способ, как наколоть инвалида, не нарушая законов, – сказал Марк, – Дневная норма рядового срочной службы в мирное время – мизерная. Если при исполнении обязанностей – плата удваивается. Ну, а в зоне боевых действий есть еще и боевой коэффициент. То есть, на войне солдат получает очень даже приличные бабки. Кроме того, для рядовых почти все бесплатно: жратва, развлечения, обмундирование и все прочее. Деньги нужны только на пиво и девочек. Так можно жить припеваючи… Но как только рядовой получает инвалидность, вся оплата сокращается обратно до нормы мирного времени, да еще на процент инвалидности умножают. Есть еще одна уловка: автоматически предполагается, что зарплата рядового – это все, что здоровый мужик был бы способен зарабатывать на протяжении всей своей карьеры. Как будто нет работы, которая оплачивается лучше, чем быть рядовым.

Клэрис кивнула, – Да, тут так и написано… «Полная сумма утраченного дохода рассчитывается как произведение величины дневного дохода, утраченного вследствие увечья, на расчетный период. За расчетный период принимается количество дней между датой увольнения из рядов Вооруженных Сил и шестидесятым днем рождения инвалида, округленное до ближайшей сотни дней, но не менее 200 дней. В Вашем случае, расчетный период составляет 15,300 дней, в результате чего общая сумма компенсации составляет один миллион семьсот пятьдесят две тысячи шестьсот пятнадцать долларов, ноль-ноль центов…» – И то же самое число в скобках… Марк, а сколько ты получаешь за год?

– Сейчас? Семьсот шестьдесят тысяч, но это до вычета налогов. После налогов – чуть меньше шестисот кусков, Клэрис, – отозвался Марк. Он ожидал, что компенсация Уильяма будет не слишком щедрая, но по его расчетам как-то выходило три миллиона с небольшим. Марк был неприятно удивлен, услышав, что сумма компенсации будет куда меньше трех миллионов.

– То есть, компенсация Билли будет примерно как папина зарплата в ФБР в течение трех лет, – прикинул Майк из своего угла. – Не так уж плохо. У нас на Куче, нужно по крайней мере пять или шесть лет вкалывать, чтобы заработать столько же.

Уильям сидел, тихо кусая губы. Конечно, он тоже ожидал чего-то покрупнее.

– Не переживай, зайка, – сказала Клэрис, – Надо смотреть на положительные стороны. Стакан наполовину полон! Миллион семьсот пятьдесят! Не горы золотые, но всяко уж лучше, чем совсем ничего…

– Ладно, пупсик, стакан наполовину полон, я совсем не переживаю. А на положительные стороны я просто наглядеться не могу. Всеми моими четырьмя десятитысячными мегапикселя. Дочитывай письмо!

– «…Общая единовременная компенсация в размере одного миллиона… Короче, тут та же сумма: лимон семьсот пятьдесят… Будет выплачиваться в виде четырех отдельных траншей, не более 450 тысяч долларов каждый, в течение восьми лет. Обратите внимание, что компенсация за увечья является облагаемым доходом, поэтому выплаты производятся за вычетом подоходного налога…» – Черт! Да, так и написано, зайка: «выплаты производятся за вычетом подоходного налога…»

– Суки! То есть, сначала они дают вам жалкую подачку, а потом – еще и отбирают налог! – совсем расстроился Уильям. Как всегда, когда он чувствовал себя не в своей тарелке, он попытался дотянуться своей коротенькой культяпкой левой руки до пустой правой глазницы, и ему не хватило, как всегда, примерно одного дюйма. В том, что осталось от его левого глаза, блеснули слезинки. Клэрис обняла мужа за плечи и вытерла ему глазницы ладошкой.

– Успокойся, зайка. Облагается, не облагается? Разве это важно? Мы получим немного денег до рождения нашего второго, вот и хорошо. Чего ты так с ума сходишь по этой «компенсации»? Мы и в « Пути Спасения» зарабатываем вполне достаточно, правда?

Именно так: «вполне достаточно», подумал Марк. « Социальный Оптимум». Вполне достаточный, самый такой оптимальный оптимум – чтобы не помереть с голоду.

– А какая ставка налога нам светит, отец? – спросил Уильям, пытаясь удержать эмоции под контролем.

– За четыреста пятьдесят кило? Двадцать процентов. Если выше пол-миллиона, будет двадцать два. Именно поэтому они и выплачивают по частям раз в два года. Так или иначе, вы получите на руки триста шестьдесят килобаксов. Учитывая все нюансы, не так уж и плохо…

– Ладно, будем считать, что это справедливо. В конце концов, все должны платить налоги, – кивнул Уильям, – Читай-ка дальше, Рисс. Они там пишут, как нам вытащить все эти килобаксы из системы?

– Да, зайка, тут дальше именно про это… «Первая выплата может быть получена в Управлении по Делам Ветеранов ВС, расположенном по адресу: 2700, Бульвар Пост Оак, Хьюстон, штат Техас. Получение выплаты производится по предъявлению документа, удостоверяющего личность инвалида…» Так! Значит, нам придется переться на бульвар Пост Оак? Автобус туда больше не ходит, а на омнибусе это по семь часов в каждую сторону. За день не обернешься.

– За триста шестьдесят кусков, наверное, стоит переться, – отметил Майк, – Я могу отпроситься на день у мистера Штольца и отвезу вас туда на моем грузовом велике. Или нет, лучше мы одолжим тандем, и я поеду только с Билли. Ты, Рисси, сейчас не в той спортивной форме, чтобы крутить педали до самого центра Хьюстона. Да и с точки зрения охраны денег, большой пользы от тебя не будет. Думаю, на тандеме, мы сможем спокойно обернуться за день. Оставаться в центре на ночь, да еще с такими деньгами в карманах, говорят, немного рискованно…

Клэрис удовлетворенно кивнула, – У тебя, Микки, найдется план на все случаи жизни. У тебя мозги – практические. Это мы с Билли – теоретики! Кстати, мне понравилось кататься на твоем грузовом велике. И насобирали мы сегодня хорошо. И даже в Луна-Парк зашли! Я так думаю, что нам стоит делать Маршрутвдоль шоссе Беамонт по крайней мере раз в неделю. Тебе не в ломподвозить нас по утрам?

– А ты разве не устала сегодня, пупсик? – спросил Уильям.

– Немножко. Но это не проблема. Вообще, утверждают, что много ходить пешком – это хорошо для сердца.