Текст книги "Хьюстон, 2030"

Глава 5

Так или иначе, со всеми адресами в восточной части трущоб они закончили. Время приближалось к полудню, и стало заметно жарче.

– Я обязан накормить тебя обедом, Ким, – предложил Марк, – Ты заслужил, как минимум, бесплатный ленч за всю эту беготню.

– Какая еще беготня, сэр? Я бы тут все равно весь день патрулировал. Тем не менее, от ленча отказываться глупо. Вы любите корейскую еду? Я покажу Вам лучшую кафешку в этих местах. Это рядом.

Они крутили педали еще в течение четверти часа. Тропинка внезапно вывела их на довольно чистую, закатанную в бетон улицу. Здесь располагался коммерческий центр ТШГ. По обе стороны дороги были лавки и небольшие кафе.

– Видите, сэр? – показал рукой Ким. – Эта часть трущоб уже амер-корейская, а не амер-индийская, как там, на востоке. Тут тоже трущобы, без вопросов! Однако – гораздо чище, не правда ли?

Он прав, подумал Марк. Бетонные тротуары были чисто выметены, не было ни мусора, ни кучек какашек. И люди были одеты куда лучше. Не в смысле, что одежда была новее: многие носили такие же лохмотья, как и в восточной части ТШГ. Но, по крайней мере, лохмотья были хорошо выстираны.

Они остановились перед одним из заведений. Огромная вывеска была полностью на корейском, с латинскими буквами только в адресе веб-страницы, да еще номер телефона был понятен. Это кафе и в самом деле было популярным. Все столики были заняты, но владелец быстро прошел на задний двор и вынес офицерам два пластиковых стульчика и низенький столик, очевидно, из зарезервированных для специальных гостей. Они заказали « тубу тиге» – острый суп с соевым творогом и капустой « кимчи». Цены были вполне приемлемые: 220 долларов за две порции.

Пока они ждали свой заказ, Ким вытащил из кармана коробку с табаком-самосадом и скрутил себе папироску. Марк не курил совершенно. Он принадлежал к «без-табачному» поколению конца прошлого столетия: во времена его юности курение было запрещено во всех общественных местах, и постепенно выходило из моды. Сейчас молодежь снова начала курить. Сигаретные корпорации обанкротились полностью во время Обвала, и курильщикам приходилось довольствоваться табаком, выращенным на местных огородах. Хьюстонская разновидность самосада не отличалась ни особенно приятным ароматом, ни дешевизной. Марк удивлялся про себя, почему молодежь вообще увлекается этой гадостью.

Вдруг, они услышали скрежет колес скейтборда о бетон. Молодая афро-американкана скейте подкатилась к ним и протянула красное пластиковое ведерко.

– Поможем инвалидам?

У девушки не было ног по самое туловище, и она передвигалась на скейте, отталкиваясь от земли зажатыми в руках деревяшками. Сначала Марк подумал, что она – не настоящий инвалид войны. Женщина-инвалид войны – это было довольно необычно. С другой стороны, Марк знал, что кое-кто из уличных попрошаек любил приврать, что они были искалечены в армии, а не, к примеру, на Куче. Через секунду Марк изменил свое мнение. Не старше двадцати, безногая была одета в повседневную униформу ВМФ, и с настоящей медалью «Перпл Харт» на груди. Ее ведерко для пожертвований тоже было вполне настоящим: с эмблемой « Пути Спасения» и серийным номером. Она без сомнения была ветераном боевых действий. Марк и Ким, не сговариваясь, бросили в ведерко по паре долларов.

– Спасибо за пожертвования, офицеры! – девушка выпрямилась на своем скейте и отдала честь по флотски, приложив кончики пальцев к козырьку морской кепи. Затем она указала на папироску Кима, – Извини, братишка, – еще одна просьба. Мне срочно надо дунуть. Курево у меня свое, а вот бумага закончилась. Как моряк – моряку, не подкинешь боеприпасов?

– Черт побери! Откуда ты знаешь, что я служил на флоте? – удивился Ким, протягивая девушке свою табакерку. Он был определенно впечатлен.

– И как ты догадалась, что мы оба из Полиции? – добавил Марк.

Безногая улыбнулась, – Два одинаковых полицейских велика, причем припаркованы рядом. Двое мужчин за столом, один из них в полицейской форме. Несложная задача: сложить два и два. А насчет флота, просто повезло. Зажигалка вон лежит, а на ней – якорек, и надпись: «USS Панишинг [36] 36
  USS – United States' Ship. Военно-морское судно. Примечание переводчика.


[Закрыть]». Молодой человек за столом – единственный курильщик, значит, он и служил на флоте.

– Ну и глаз у тебя, сестренка, – сказал Ким, подбирая со стола зажигалку.

– Ну, вообще, я могла ошибаться. Зажигалку тебе мог кто-нибудь подарить. Или ты купил ее на толкучке. С другой стороны, настоящий моряк никогда с такой зажигалкой не расстанется. На ней – имя корабля. Отдать такую – все равно что оставить корабль без приказа капитана… В общем, шансы были на моей стороне. И я угадала правильно!

– Круто! – восхитился Ким, – Если бы не цвет твоей кожи, я бы поставил миллион-другой, что твой пра-пра-прадедушка был мистер Шерлок Холмс, собственной персоной!

– Для твоей информации, братишка, мистер Шерлок Холмс – это всего лишь литературный персонаж. Полностью выдуманный. Сэр Артур Конан-Дойль использовал своего врача-коллегу в качестве прототипа, так? А насчет цвета кожи, так черный – происходит из доминантныхгенов. Говоря по-простому, если кто черный, то и все потомство будет черным. Неважно, если партнер черный или белый. Так что, если бы мой пра-пра-прадедушка и в самом деле был Шерлок Холмс, все, что ему требовалось, было бы недолгое туристическое путешествие в колонии. Например, на Ямайку. Или даже еще проще: в Лондоне было полно самостоятельных чернокожих девушек, даже во времена, когда Сэр Артур писал свои детективы…

Объясняя Киму литературу и генетику, безногая не теряла времени даром. Она достала из табакерки Кима папиросную бумагу и умело скрутила себе папироску, только не с табаком, а с травой, которую она извлекла из собственной коробочки. Ким услужливо щелкнул своей флотской зажигалкой.

– Могу и тебе свернуть такую, – предложила девушка, возвращая Киму его табакерку. – У меня классная смесь: табак и травка, один и трем. Исключительно в лечебных целях, конечно…

Техас и Аляска были двумя последними американскими штатами, легализовавшими у себя марихуану. Предлагать травку сотрудникам Полиции было очень модно.

– Нет, я при исполнении, сестренка, – отказался Ким.

– Что, они по-прежнему запрещают бедолагам-полицейским легальноекурево? Ну ладно, не сейчас. Давай, я скатаю, а ты дома запалишь…

– Нет, я пас, сестренка. Категорически предпочитаю с табаком.

– Ну, как хочешь. Не против, если я тут с вами посижу немного? Мне стула не нужно…

Марк и Ким кивнули в подтверждение. Девушка соскользнула со своего скейта на бетон и уселась, положив руку на ведерко « Пути Спасения», как на подлокотник кресла.

– Я тебя не видел раньше в своем околотке, – спросил Ким, – Ты откуда?

Безногая захихикала, – Я – с «Карибского Мусоровоза». Знаете, есть такой круизный лайнер?

– Еще бы не знаем, – буркнул, поджав губы, Марк, – Мой старший сын не так давно был в таком же круизе. Только тебя уполовинили снизу, а его – сверху.

– Опа! Извиняюсь! Шутка вышла дурацкая… На самом деле я из Детройта, штат Мичиган.

– А во флот – волонтером пошла? – спросил Марк.

– Волонтером? Ну, можно и так сказать. Большого-то выбора не было. Детройт – мертвый город. Слышали, что у нас в Мичигане – перебои с едой, особенно зимой? Папашка мой сбежал, когда мне было три месяца. Мама умерла не так давно. Старший брательник и его подружка – оба алконавты на последней стадии… Так что, «домом» мне Мичиган считать как-то западло.

– Я не знал, что в Мичигане все так плохо, – заметил Марк, – В новостях про это ничего нет.

– Кто бы стал писать в новостях про наш долбаный Мичиган? На «Мусоровозе» они хотели отправить меня обратно на север, в Детройт, представляете? Выдали пропуск на военный поезд. Ну, которые раз в неделю, через всю страну. А я санитарам говорю: просветите меня, дуру, что я там, нафиг, забыла? Что, если я в Техасе хочу остаться? А они говорят: у нас приказ, мисс – отправить Вас по месту проживания. Ну, а я спрашиваю: а что если я просто наплюю на ваш дурацкий поезд, выкачусь вот на этой инвалидной коляске из порта – и поминай, как звали? А они смеются: на этой коляске, говорят, из порта выкатиться не получится. Коляска – не Ваша. Видите, мисс? Вот ярлычок: «Собственность USNS Санта Лючия». А Ваша коляска, мисс – она в Детройте. Ее Вам выдадут по прибытии на место.

– Нифига себе, – покачал головой Ким. – И они отобрали и тебя инвалидную коляску?

– Ну да! Вывалили на асфальт, и все делов.

– Вот козлы!

– Ну, я их не виню. Они по-прежнему на флоте – действуют по приказу. Но мне повезло. В порту как раз была бабушка-доброволец из « Пути Спасения». Посмотрела на меня и говорит: тебе транспорт не нужен, девушка? Так я получила этот скейт. Честно говоря, скейт мне нравится куда больше, чем эта дурацкое инвалидное кресло. Проходимость выше. А кроме того – дает тебе новый взгляд на жизнь. Снизу вверх!

Девушка глубоко затянулась своей папироской и медленно продула дым через нос. – Отличная травка, кстати. Куда круче, чем у нас в Мичигане. Ты, братишка, еще не передумал курнуть?

Ким помахал пальцами в воздухе, повторно отклонив предложение. – И как ты очутилась у нас в Шелдон-Рез?

– Прикатилась на моем скейте!

– На скейте? Из самого Галвестона?

– Да нет, шучу. Случайно получилось.

– Как случайно?

Безногая снова пыхнула папироской, – Случайно. После того, как добрая фея « Пути Спасения» одарила меня скейтом, надо же было его тряхнуть…

Она заметила удивленно поднятые брови Марка и уточнила, – Ну, «тряхнуть» – это испытания корабля в море. Короче, ходовые испытания скейта прошли с общей оценкой «хорошо», и я оказалась в местном баре. Там было полно инвалидов с «Мусоровоза», все друг другу предлагали выпить. Самогон «Лунный Свет» был в порядке, но я плохо рассчитала загрузку боекомплекта. Водоизмещение-то поменялось!

– Водоизмещение? Что ты имеешь в виду? – Марк совсем запутался в морских словечках девушки.

– Объем. Объем тела. Меня же… Как вы это назвали, сэр? Уполовинили?

– Дурацкая шутка, забудь об этом, – извинился Марк.

– Да нет, что Вы, мне очень нравится. Надо запомнить, это та-а-а-к круто. Уполовинили! В общем, все друг другу непрерывно покупали выпить, и вот итог: я с моим уполовиненным водоизмещением, но с полным боекомплектом в трюме. Понятия не имею, как я добралась до автобусной станции. Продираю утром глаза: оба-на! Оказывается, я спала на голом бетоне, в обнимку со своим скейтом! Денег нет, лужа блевотины рядом, ну, в общем, такой морской пейзаж: «Утром Штормило» называется.

– Тогда уж лучше: «Штормовая Ночь».

– Если честно, я никогда так не напивалась. Надеюсь, что это был первый и последний раз в моей жизни.

– У тебя есть отличная отмазка, – сказал Марк, – Не каждый день человеку отпиливают ноги и вышвыривают его на улицу.

– Ну да. Будем называть это «особо торжественный случай»! В общем, в славном городе Галвестон мне делать было больше нечего. С десяток омнибусов и пара автобусов отъехали, а у меня не было денег на треклятый билет! Потом, один водитель омнибуса сказал: что, денег нет? Ладно уж, залезай, отвезу забесплатна. Ну, я: спасибо, а куда мы едем, черт возьми? В Шелдон-Рез, мисс. Ну, значит, О-кей, поехали в Шелдон-Рез. Всяко лучше, чем Детройт.

– И ты решила остаться здесь? – спросил Ким.

– Во всяком случае, на некоторое время. Мне вообще понравился Юг! Прикинь: тут можно заснуть на бетоне, укрывшись скейтом, и утром проснуться. А снег я всегда ненавидела, кстати. Вопрос отсутствия денег был решен немедленно. Оказалось, что местный штаб « Пути Спасения» в Шелдон-Резнаходится как раз напротив автобусной станции… Я сразу туда вкатилась на своем скейте и спросила, не нужен ли им еще один инвалид для сбора пожертвований. Ихний офицер немного поартачился, я же не местная. Но потом согласился и выдал мне ведерко. Сказал: в порядке исключения. Такие как я – пока большая редкость. Блестящий потенциал в области сбора пожертвований.

– Ну, в общем, ихний офицер прав, – кивнул Марк, – Не знаю, как у вас в Детройте, а в Хьюстоне женщины-инвалиды боевых действий – в самом деле большая редкость. К счастью.

– Пять лет назад, когда я на флоте служил, нам говорили, что девушек в зону активных боевых действий не направляют. Только на авианосцы или на береговые батареи… Что, сестренка, у тебя с ногами вышло? Авария что-ли? – полюбопытствовал Ким, – Ничего, что спрашиваю?

Девушка хихикнула, – Ничего, братишка. Спрашивай, я не против. Не знаю, где у них сейчас «активные» боевые действия, а где – «пассивные». Я была пулеметчицей на речном бронекатере. Бронекатер класса «Пиранья», весь экипаж – женский. По нам стреляли каждый день, и мы стреляли, из всех стволов. Конечно, на катере – не так, как в джунглях. Броня все-таки. Не высовывай задницу – не получишь. Огонь из мелкого оружия нам был совершенно пофиг. Даже из РПГ. Ну, если бы русской гранатой, или чешской – тогда да. Но откуда у этих обезьян русские гранаты? А китайские нам были пофиг. Но потом у партизан появились откуда-то управляемые ракеты, с лазерным наведением… Наверное, тоже китайские. Но ракета, тля, – это тебе не китайская граната из РПГ. Нам долбанули точно в боевую рубку. Пулеметчица по правому борту только успела прокричать: «Запуск ракеты – по корме справа!» Бац – и все. Ракета сзади пришла – на пять часов. А там еще загрузочный люк, и броня тонкая. На «Пираньях», если вы не в курсе, экипаж семь человек. По боевому расписанию, двое в пушечной башне, пятеро в боевой рубке. Из этих пятерых только я осталась, а остальных… В общем – на куски…

– И тебя отправили на «Мусоровоз»?

– А куда еще меня можно было отправить? Таких как я – сразу на помойку. Ха-ха! Выкинули, в общем. В «Мусоровоз»! Смешно! – Она глубоко затянулась своей папироской, закрыла на несколько секунд глаза, а затем выдохнула сладковато-пахнувший дым, – Я такая просыпаюсь после операции… Уже укороченная… – Она снова хихикнула и подвигала ладонью, как будто отпиливая воображаемые ноги от своего тела. – Надо сказать, бензопильщик все отлично сделал, я не жалуюсь.

– Бензопильщик?

Безногая снова глубоко затянулась сигаретой. Видно было, что марихуана сильно подействовала на нее: речь становилась все более и более несвязной.

– Ага, на «Мусоровозе» так всех хирургов называли. Какой-то остряк придумал, и пошлó. Как в каком-нибудь старом фильме ужасов… Типа: маньяк в бензопилой. Бу-хо-хо-хо! Кто здесь у нас раненый? Этот? Без проблем! Вжик – одна нога! Вжик – вторая! Вжик-вжик! Руки тоже! Нафига ему руки, правда? Так, медсестры, этот готов, унесите! Сле-е-едующий!

Девушка – официантка принесла Марку и Киму заказанный ленч и начала расставлять тарелочки на столике. Она ничего не сказала, но посмотрела на безногую с явным неодобрением.

– Не обращайте внимания на мой треп, джентльмены. Это все от травки! После травки я всегда несу всякую чушь. Забавно, да? – Ее папироска уже догорела почти то самых пальцев, и она потушила окурок о бетон.

– Ладненько, не буду вам мешать поглощать ваш ленч. Спасибо за денежку, за папироску и за разговор… Я дальше пойду… То есть поеду, ха-ха-ха… «Мы едем, едем, едем, в далекие края…» [37] 37
  В английском оригинале девушка напевает «Rolling, Rolling, Rolling…» из песенки ковбоев Дикого Запада (сериал «Rawhide», 1959-66 гг). Песенка С.В.Михалкова как нельзя лучше подошла тут по смыслу – шутка переводчика.


[Закрыть]– она взгромоздила обрубок своего тела на скейт и пристроила спереди красное ведерко « Пути Спасения» – Ну, пока!

– Увидимся, – ответил Ким. Безногая помахала им рукой и стала пробираться между столиками. Некоторые посетители бросали в ведерко пожертвования. Затем девушка выкатилась на дорогу и двинулась к следующему придорожному кафе.

– Симпатичная, – заметил Ким, глядя ей вслед.

– Она была бы еще симпатичнее, если бы ей ноги не отпилили, – заметил Марк и принялся за еду. Рассказ безногой произвел на него гнетущее впечатление. Воображение нарисовало Марку одну из его дочерей, Памелу либо Саманту, без ног, сидящую на скейте, так же, как эта вот девушка-инвалид. Долбаные генералы, подумал он, за девчонок принялись. Как будто им убитых и искалеченных парней не хватает!

– Не знаю, как в других местах, сэр. Здесь, в трущобах, в каждой третьей семье: либо погибший, либо инвалид. Зачем нам так много локальных войн, да еще и одновременно? Поразительно, как Соединенные Штаты усей Америки умудрились так обосраться за такое короткое время.

– На нашей улице – такая же история, – кивнул Марк, – В каждом третьем доме. Просто напасть какая-то! Призывают парня в армию. Год-полтора – и возвращается калекой. Я тебе про моего Уильяма рассказывал уже, так?

– Да, сэр. Как Ваш сын справляется, кстати?

– Да он в порядке. Если честно, я думал, что будет значительно хуже. Нам еще относительно повезло. А то – бац! И вместо парня, приходит письмо. И посылочка с медалькой. Посмертно. Хорошо еще, что хоть кто-тоумудряется вернуться домой целым и невредимым… Тебе сколько лет? Двадцать четыре – двадцать пять? Ты помнишь, какая жизнь была до Обвала?

– Классная была жизнь. Как шоколад. Может, потому, что я еще маленький был тогда. Первый кризис я вообще не помню – мне три года было, – ответил Ким, также принимаясь за « тубу тиге».

– Да и кризис два-ноль как-то не очень нас затронул. Мой отец был управляющим филиала банка, мама – аудитор. Оба работали в сфере финансов и делали хорошие деньги. Мы жили в Чарльстоне, Западная Вирджиния. У нас был огромный особняк, и райончик, что называется «для людей с доходами гораздо выше среднего». Мы с братом учились в шикарной частной школе. Школа только для мальчиков. Пиджаки, галстуки и соломенные шляпы с шелковыми ленточками на английский манер – вот такого типа была школа! Банк, где работал отец, был национализирован и выжил. Папа не только работу не терял – получил повышение. После Кризиса два-ноль, мой родители решили, что мы будем делать альтернативные инвестиции. Вот и все, что я знал про оба кризиса.

– Альтернативные инвестиции? А во что?

– Отец заезжал в « Уол-март [38] 38
  Международная сеть супермаркетов, особенно в США – примечание переводчика


[Закрыть]» три раза в неделю и закупал еду. Консервированная фасоль, мясные консервы, макароны, мука, сухое молоко… Этой лабудой он заполнил весь подвал. Одной туалетной бумаги была, не поверите, – целая полка! У нас были автономный электрогенератор и две бочки бензина в гараже… Сейчас я думаю, что мой папа как-то знал, что начнется Обвал.

– Ну, и помогли вам эти ваши инвестиции?

– Ни хрена… Как Обвалначался, мои родители сразу потеряли работу, но это не было большой проблемой: в магазинах все равно были только пустые полки. Мы начали потихоньку юзать то, что хранилось в подвале. Две-три банки консервов в день. Папа рассчитал, что у нам хватит по крайней мере на четыре года… Хрен там! Два месяца спустя, нас ограбили.

– В смысле: как банки грабят?

– Ну да. Под дулом пистолета. Может быть, соседи узнали о наших запасах, и стало им завидно, кто знает? Грабителей было шесть. Две бабы, четыре мужика. Отец пытался им помешать, так его застрелили. Прямо на лестнице в подвале…

– Черт!

– Они заперли меня и моего братишку в туалете наверху, и сказали маме, что отправят нас вслед за отцом, если она не будет помогать. Ну, она и помогала. Они грузили наши вещи в наши же машины… У нас две машины было: внедорожник отца и компакт «Дэу» у мамы. Грузили, потом двое или трое из них уезжали куда-то и приезжали назад без вещей. Заправлялись нашим же бензином из бочек. Не знаю, они это все продавали или прятали для себя. А потом они уехали. До сих пор не пойму, почему они нас не застрелили под конец. У нас не осталось ничего, только диван и пустые шкафы. Они во внедорожник не поместились.

– В Полицию звонили?

– Конечно. Они помогли. Направили труповозку, чтобы увезти тело отца в морг. Все.

Марк хорошо помнил, как федеральные и местные службы не могли справиться с волной преступлений и происшествий в течение нескольких месяцев после Обвала. Операторы службы 911 не могли потратить более сорока секунд на вызов! Самое печальное было то, что они почти ничем не могли помочь большинству звонивших. Что делать? В вашем распоряжении столько-то патрульных автомобилей, столько-то пожарных машин, столько-то машин «скорой». Даже работая сорок восемь часов в сутки, эти автомобили не успели бы объехать все места убийств и вооруженных ограблений. А что до краж со взломом и других менее опасных преступлений, Полиции просто некого было туда отправить. Не считая того, что и с бензином начались перебои! Слава Богу, через четыре или пять месяцев после Обвала, волна звонков в 911 начала спадать. В Полиции была шутка, что люди перестали звонить 911 не потому, что стало меньше преступлений, а потому, что у мобильников сели все батарейки. На самом деле, во многих местах у преступников просто закончился бензин, и им пришлось срочно изобретать менее моторизованные версии своих преступлений. А в некоторых кварталах преступникам стало просто очень неуютно. «Граждане-активисты», при негласной поддержке Полиции, ввели там немедленное линчевание за любые насильственные преступления. Суд Линча – это вам не гуманное американское правосудие, с изворотливыми адвокатами и продажными экспертами защиты. Соседи быстро приносят все необходимое: веревку покрепче, табуретку под ноги, а для вящего гуманизма – кусочек мыла. Пять минут – и бандит уже болтается на фонарном столбе!

– В общем, Обвалон и есть Обвал. Вот сегодня у тебя все есть, а завтра – ничего не стало. У нас ничего не было, никаких продуктов, одежды, ничего, – продолжал свой рассказ депьюти, – Спали на диване, а шкафы разломали, чтобы топить камин. Хорошо еще, уже весна была, не так холодно. Мама бегала по всем благотворительным заведениям, искала еду. Но большинство из контор были уже закрыты. Какая, к чертям, благотворительность? Жратвы ни у кого не было, так, – старые запасы. Мама сказала: если мы останемся в Чарльстоне, лето, может, и протянем, а зимой – загнемся. Не от голода, так от холода. Надо ехать туда, где зимой снега не бывает. Она нашла какого-то дальнобойщика, тот сжалился над нами. Грузовики тогда еще работали, только ездили большими колоннами, чтобы избежать грабителей. В общем, нас водила взял в такой рейс и довез до самого Хьюстона. И мы поселились тут, в трущобах. ТШГ тогда были куда меньше, только вдоль шоссе на пару миль. Это теперь трущобы так разрослись… Культурный шок был еще тот… Мать пошла работать на свалке. Финансовый аудитор – мусорщицей! Снимали угол. Представляете: после особняка – угол! В комнатушке семнадцать человек! Потом построили себе дом. Ну, не совсем дом, так – хибару в три стены, но все же свою. Так и живем здесь с тех пор. Привыкли…

– Да, офигенная история, – сказал Марк, – А вот мои дети про первый год Обвалане помнят совершенно. Старшему, Уильяму, во время Обвалабыло пять. Он только в школу пошел в том году.

– В школах тоже тогда всякая фигня творилась, – кивнул Ким. – Мой братик и я пошли, конечно, в школу Нулла – ближе к нашим трущобам и сейчас ничего нет. Я помню, как моя мама надрывалась, чтобы купить нам школьную форму. Помните те первые обязательные школьные формы в Техасе?

– «Скул-смартс»? Белые рубашки, темно-синие брюки, черные ботинки?

Конечно, Марк помнил эти самые «Скул-смартс». До Обвалав Техасе на было школьных униформ. Сразу же после, Конгресс штата Техас ввел их в оборот. Это было что-то вроде симптоматического лечения неизлечимой болезни: как морфин от рака, укололи, и какое-то время не больно. Если одеть всех школьников в одинаковые белые рубашечки и синие брючки, не будет так заметно, что большинство живет впроголодь. Беднейшим семьям выделяли деньги из бюджета на покупку этих школьных форм, а остальным – пообещали вычесть стоимость из налогов. Тем не менее, большинство семей, даже не бедных, затруднялись купить форму. Китай прекратил экспорт дешевой одежды и обуви, на всех рубашечек не хватало… Дизайн «Скул-смартс» не выдержал и двух лет и был заменен на более демократичную форму, которую почему-то прозвали «Сингапуркой»: синие шортики до колен, такие же синие футболки и спортивные тапочки. Когда Патрик, младший сын Марка, пошел в школу, была еще одна, последняя реформа школьной формы. Ей дали прозвище «Сафари»: ткани защитного цвета и камуфляж все еще выпускались в достаточных количествах, и их было легче достать, чем синюю ткань.

– Ну вот: наш первый день в местной школе, – продолжил Ким. – Старшеклассники нас в дерьмо втоптали. Буквально. Там, за школой есть умывалка и туалеты. Эта лужа с дерьмом по-прежнему существует и, насколько мне известно, по-прежнему служит для той же цели: для перевоспитания неженок.

– А вы были неженки?

– Несомненно. Кем еще можно быть в шикарной частной школе? Старшие нам сказали: какие вы, неженки, чистенькие и аккуратненькие. Так не годится. У нас тут – свои правила. И первое правило: «Нефиг выделяться». Школьные ботинки у нас были совершенно новые. Начищены до зеркального блеска, как нас учили в Чарльстоне. Наверное, из-за этих-то ботинок все и было устроено. Первым делом, нам скомандовали снять обувь, и старшеклассники вроде как бросили наши ботинки в толчок. Но позже я узнал, что эти козлы просто спрятали их в уборной и продали потом на барахолке.

– Действительно: козлы!

– Ботинок было жалко. Мы потом пришли домой, нас мама чуть не убила! Так трудно было найти школьную обувь тогда… Короче, ботинки с нас сняли и втолкнули прямо в дерьмо. А потом – они порезали наши «Скул-смартс» бритвенными лезвиями. В то время у пацанов были в ходу только бритвы. Это теперь у всех ножи. Ну вот, стоим мы посреди этой долбаной лужи, в порезанной одежде, с ног до головы в дерьме, а все вокруг – хохочут. И не только эти козлы-старшеклассники. Половина школы сбежалась посмотреть, как неженок из частной школы перевоспитывают. В общем, консенсус был такой, что теперь неженки выглядят куда лучше, чем в чистеньких рубашечках и сверкающих ботиночках. «Нефиг выделятся», одним словом.

– А что ваша мама?

– У мамы чуть крыша не слетела. Она помчалась к директору школы. А тот и говорит: о, не стоит беспокоиться, это просто безобидная шутка, мальчики делают что-нибудь этакое постоянно. У них же переходный возраст, Вы должны понимать. Он ничего не мог в школе изменить, и ему было все абсолютно до фонаря. А у нас тоже особого выбора не было. Единственной альтернативой было вообще не ходить в школу.

– И чем дело кончилось?

– Ну, мы решили перестать выделяться, что еще? Мама отстирала и залатала школьные формы, и со всеми этими пятнами и заплатками мы стали смотреться не лучше, но и не хуже, чем наши одноклассники. Ну, была еще небольшая проблема: какое-то время пришлось ходить в школу в шлепанцах, а во вьетнамкахтогда в школу ходить не разрешали. Учителя нас доставали каждый день: где ботинки, почему без ботинок? Но нам было уже наплевать. К тому же, тогда не у нас одних была такая же проблема со шлепанцами. Не нас одних учителя гоняли. Месяца через два все устаканилось: мама нашла нам ботинки, и нас оставили в покое. А ботинки мама специально купила ношенные. Мы хорошо усвоили урок. Но, справедливости ради, школа Нулла здорово нам по жизни помогла. Практические навыки выживания. Убивай других или сдохни сам…

– Знаешь ли, школы, они и сейчас – того, – подтвердил Марк, – Но, по крайней мере, учителя больше не зациклены на школьной форме.

За последние несколько лет правила значительно упростили. Теперь за школьную форму могла сойти любая одежда цвета хаки – у кого что найдется. Большинство учеников щеголяло в перешитых обносках армейских униформ, разной степени сохранности. Учитывая относительно мягкий климат Техаса и «временные экономические трудности», школьная обувь была необязательна. Последние два-три года, Саманта, Памела и Патрик почти всегда ходили в школу босиком. Не потому, что Марк не мог позволить себе купить детям три пары сандалий. «Нефиг выделяться», как во времена Кима, этот закон оставался в силе. Несчастные «неженки», одетые чуть лучше остальных, по-прежнему сильно рисковали получить нахлобучку от «агрессивного большинства» вечно-босоногих оборвышей из трущоб.