Текст книги "Бумажная Деревня(СИ)"
Автор книги: Матвей Крокодилов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
Рю даже не размышлял. Если честно, размышления были для него совершенно не свойственны.
Он с ходу вычислил заводилу – он вычислял их автоматически, как самонаводящаяся ракета вычисляет флагмана эскадрилии – подошёл сзади, схватил за шиворот и попросту отшвырнул на обочину.
– Эй, ты чего?
– Отстань от неё.
– Ты мне не...
– Отстань от неё, я сказал.
– Ты что...
– Отстань и иди куда шёл!
Цель была идентифицирована как маломощная боевая единица класса "Gopnik". Основной недостаток – на капитанском мостике. Потому что там, как правило, пусто.
Если говорить о боевых качествах, то главной недостаток – плохая маневренность. Экипаж способен выполнить только две команды: "Вперёд" и "Сваливаем отсюда!", запас вариантов тоже ограничен. Важно не давать им договорить до конца, иначе корабль всё-таки развернётся и последует неумелый, но болезненный залп.
Будь Рю боевым кораблём хотя бы в классе миноносца, – шансов у этих горе-пиратов не было бы никаких. Но наш герой тянул в лучшем случае на учебный корабль и мало годился для сопровождения транспортного конвоя.
К сожалению, бестолковые транспортники... пардон, девушки, вместо того, чтобы на всех парах нестись во флот назначения, так и замерли в акватории, ожидая исхода морского битвы.
Эх, были бы другие корабли охранения – можно было бы что-то придумать. А то как бы не получилось очередное избиение каравана PQ-17.
– Да ты...
– Быстро!!
Но тут Рю схватили за грудки и приподняли над землёй.
Переговоры сорвались, сейчас будет битва. Весь вопрос в том, получится в итоге Цусима – или Мидуэй.
– Ну, чё ещё приказывать будешь?
– Ты хоть знаешь, с кем связался?
– Ну с кем?
– Якудзу знаешь?
– Это кто такой?
– Это типо люберецких,– серьёзно ответил Рю,– или солнцевских. Но в масштабах всей Японии. Включая Окинаву и спорные территории. Ты хоть просёк, на кого наехал?
– То есть ты типо из этих... ну татуированных в смысле, да?
– Татуировку заслужить надо.
– А, так ты вообще ещё шестёрочка. Шнырёк мелкий.
– Якудза своих не бросает,– с каменным лицом ответил взмокший Рю,– Не стой нас на дороге, бака-гайдзин!
– Ути-пути!
– Проблем хочешь?
– А что, есть?
– Найдём. Я не только за себя говорю, я за всех наших. С Посёлка, с Утюгов, с Драконьего Хвоста. Старикан Хиро с Утюгов – может слышал? Я из его клана. Смотри, куда ступаешь, чтобы не вляпаться! Нам сам Зенковский башляет за спокойную жизнь!
– Что-то мне кажется, что ты слегонца заливаешь. Чем обоснуешь свои закидоны, а?
– Тем, что крепость – наша. Мы тут много чего возим и храним. Белый, чёрный, приставочки SEGA, видео интересные – и, для совсем ценителей, журнал "Кансайская Лолита".
Нападающие удивились.
– Правда что ли?
– Серьёзно.
– А эти девки причём?
– Они у нас... снимаются.
– Снимаются, да... Типо для этой "Лолиты"?
– Ну, не только для "Кансайской Лолиты",– Рю многозначительно поднял взгляд,– Ещё и на видео... Кстати, мы и "Офисную леди Канто" тоже возим. Спрашивается у дилеров на вашем районе.
– А ну-ка покажи!
– С собой не ношу.
– Заливаешь, да?
– Ну ладно, пошли, показывать буду.
Рю опустили на землю. Младший Мураками расправил пиджак и с достоинством зашагал к дальнему холму с подземным складом. Рассчёт был довольно простой – пока они будут ходить туда и сюда, Рита и подруги смогут уйти. А уж он-то, пока горе-пираты будут ломиться в дверь за кансайскими лолитами, успееть слинять по-быстрому. Ему-то не привыкать...
А потом, при следующей встречи, Рита скажет ему что-нибудь приятное. Например, "Рюшечка у нас молодец".
Конечно, можно было просто ввязаться в драку и быть побитым. Но Рю хотел помочь, а не драться. Быть побитым он и так успеет.
Рю вышагивал по холодному асфальту, мелкий и очень взъерошенный.
Вокруг дверей преют сырые осенние листья. Рю подходит к створке и видит на ней немыслимую римскую цифру IIII.
– Вот тут всё и лежит,– заявляет он, попутно прикидывая путь побега.
– Ну покажи, покажи!
План довольно прост. Если дверь не заперта – приоткрыть и пригласить зайти.. Если заперта – приоткрыть и предложить заглянуть. А пока они смотрят, дать дёру.
Рю потянул створку. Дверь открылась легко.
Наш герой заглянул внутрь...
И ничего не сказал.
А отлетел в сторону и быстрее, чем гопники успели что-то сообразить, юркнул, как заяц, в кусты.
Из полуоткрытой двери вышел Афган. За его спиной в молочно-белых кругах двух подвешенных фонариков – какие-то ящики и коробки.
– И что вам тут надо?
– Мы... нас... этот...
– Васятка, принимай.
Отработанным движением он хватает самого ближнего и швыряет его внутрь. Потом настоёт очередь следующего. Третий пытается убежать – но тщетно. Движения отработаны, как на конвейере. Татуированная рука хватает за шиворот и кидает к собратьям по несчастью.
Дверь номер IIII захлопывается.
...Вот уж угадал, так угадал!
Рю по-пластунски прополз кустами и выкатился на большую дорогу. Встал, отряхнул траву и попытался унять дрожащие руки. Потом поднял взгляд и увидел её.
Рита, уже без подруг, дожидалась у поворота.
Рю слегка поклонился.
– Вот видишь – всех победил!
Рита выдохнула, дёрнула плечами, словно стряхивая испуг. Потом улыбнулась – слабо, лишь краешком губ -
И залепила Рю звонкую пощёчину!
– Ты чего!
– Это за "Кансайскую Лолиту"!
– Так нет ведь такого журнала!
Люксембург молча развернулась на каблуках и зашагала к подругам.
И Рю осталось только стоять на дорожке, глотать слёзы и смотреть, как удаляется от него Джим Моррисон. Распятый на хозяйке барсук, казалось, развёл лапами – дескать, вот видишь, друг, какая беда с этими женщинами!
И Рю стало очень грустно. Вот если бы он был крутым – она бы не посмела с ним так обращаться. Но ему до этого так далеко...
Но в чём же тайна крутизны? Том самый секрет, который иногда скрыт даже от самых накачаных культуристов.
Вот, кто-то считает, что качалка – это круто. Для кого-то круто – это чёрная косуха из натуральной кожи и сверкающий лаком байк. Другой выколачивает крутизну из боксёрской груши, а третий – из удара ногой с разворота. В иные времена крутой человек ездил на коне арабских кровей и носил гусарский мундир. А во времена Ямамото Цунэтомо крутые люди носили два меча и были всегда готовы выхватить их и погибнуть.
Но объекты крутизны постоянно меняются. Сейчас с двумя мечами по Гиндзе не походишь... Или вот гарлемские негры – был мрачный ненужный район, хуже Западной Речки. Но вот началась "рэп-лихорадка – в любом городе" и, как верно замечено, "раньше большинство были гопники – теперь же рэперы, со стихами на устах, в ватнике и кепи". Или вот ещё каких-то десять лет назад три полосы "Адидаса" были ого-го как круто – а теперь даже деятели вроде Афгана выбирают строгий секрьюрити-стиль. А ещё раньше, в пятидесятые-шестидесятые, японские товары считались ширпотрёбом. Зато теперь made in Japan – это круто, очень круто. Или вот крутизна идей коммунизма скачет, как на сейсмографе: в восьмидесятые, казалось, крутость легла в ноль, но вдруг появляются сибирские панки, коньковская формация, газета "Лимонка"... и вот уже даже Рю идёт с красным знаменем!
Так в чём же тайна крутизны? Кто же крут – а кто нет? Есть ли что-то, что круто всегда и везде, по всей планете и во все времена? Или всё, как у философа Дудкина, – лишь заговор, мода и постмодернизм?
А ведь ответ.
Всё очень просто.
Универсальная крутизна существует.
Во все времена и на всех континентах...
Очень круто – быть крутым.
Вот и всё.
Если ты крут – это круто. Даже если ты пешком. Или даже в школьной форме. И басист.
Но что значит – быть крутым?
Это тоже достаточно просто. Со времён итальянского Возрождения и японского Сэнгоку быть крутым – значит примерно одно и то же.
Лёгкое высокомерие. Говорить ясно и по делу. Уверенно себя держать. И что бы не случилось – не терять головы. Умный, прямой, немного насмешливый взгляд. Словно спрашиваешь: "
Не любезить, как шестёрка в колонии для малолетних. Не извергать наукоподобный бред в духе журналистов, – ты всё равно не Арий Гипербореевич. Не беситься по любому поводу, как русский правозащик или японский левый активист. Всё это – не круто.
Круто быть спокойным и прохладным – cool. Девушки это чувствуют. Посмотрите, кого из анимешных персонажей они клеют себе на тетрадки. Мужественных, насмешливых и со светлыми волосами. Красноволосые скандалисты – не их выбор.
Такой был идеал Рю – он его не понимал, но чувствовал. И, в очередной раз опомнившись, он даже пытался ему следовать.
Не всегда получалось, конечно...
Но он очень, очень старался!
5. Рю становится анонимным
Почти все великие пранки анонимны. По понятное причине – это та разновидность постановки, когда режиссёру лучше не сталкиваться с примадонной.
Но анонимность – не повод, чтобы произведение искусства не стало шедевром. Она обычна нужна просто для авторской безопасности. Вольтер не просто так печатал свои самые ядовитые книги под псевдонимом, но ещё и не забывал потом всех заверить, что выпускать в свет "эти ужасные страницы" он совсем не хотел, на какой-то коварный тип ухитрился стянуть его рукопись.
Иногда анонимность принимает странные формы. Есть известный азербайджанский роман, на авторство которого претендуют три человека – и для каждого из трёх возможных вариантов есть веские доказательства.
Или вот портреты с гравюр Тосюсая Сяраку. Не надо говорить, что вы их не видели. Если вы видели портрет актёра театра Кабуки в манере укиё-э, то скорее всего это был его "Отани Онидзи III" или "Итика Эбидзо IV". Можете поискать и убедиться.
А помимо своих гравюр Тосюсай Сяраку известен тем, что про него толком ничего неизвестно. И очень похоже, что и его современники знали о нём не больше. Разве что есть книжка о хайку, которую напечатал в 1776 какой-то Сяраку из Нары – и большинство учёных считает, что это не тот Сяраку. То есть, помимо успехов в гравировке и портерной живописи, у Тосюсая Сяраку получилось ещё одно удивительное достижение: он оставил о себе отрицательное количество информации.
Вот и Рю не стал говорить, что это его запись. По многовековой традиции юных поэтов, он решил выпустить первую работу анонимно. В случае чего, сознаться будет никогда не поздно.
В воскресенье он снова был у библиотеки. Там уже собралась все, кроме Люксембург.
Похоже, услышать "Рюшечка у нас молодец" ему и правда уже не судьба. Она, наверное, только из-за этого Антона сюда и приходит...
– Мне тут друзья кое-что записали,– сообщил Рю,– По-моему, очень милый розыгрыш. Не бойтесь, не на японском. Всё по-русски, всё понятно. Можно слушать прямо тут.
Он вытащил из портфеля замотаный изолентой кассетный плеер и годовой запас пальчиковых батареек.
– Надеюсь,– Вилк-Берестейский косится на высокие пыльные витражи библиотечных окон,– библиотечная полиция нас не арестует.
Сейчас такие файл путешествуют с телефона на телефон, а на сайтах "анафемов проклятых" можно скачать целые подборки. А тогда были кассеты, чуть позже диски с приколами. Особенно странное, просто сюрреалистическое впечатление оставалось от розыгрышей, когда жертве ставят запись его собственного голоса. Увидительно, что жертвы не просто не узнавали себя самого – но даже не помнили, что и кому говорили пару дней назад. Встревоженные обыватели долго и бестолково переругивались с самими собой недельной давности, словно играли в пинг-понг с зеркалом, и даже не обращали внимания, что реплики никак не связаны с ходом разговора. Жертва, как и в обычной жизни, реагировала не на смысл, а на угрозы и использовали их как шанс для немыслимых матерщинных импровизаций.
Левый наушник взял Вилк-Берестейский, правый достался лисе.
Рю пришлось стоять и напряжённо ловить эмоции на лицах аудитории.
– Ну?– спросил он, когда плеер вручили обратно.
– Знаешь, мне понравилось,– признала Лиса,– Получилась такая хорошая радиопьеса. Политика, приключения, в конце даже эротика есть.
– А это когда записано?– осведомился Вилк-Берестейский.
– Недавно, наверное.
– А кто этот учитель?
– Какой-то из нашего города.
– Просто интересно, где у нас такие весёлые учителя учат.
– Я думаю, везде,– предположил Рю.
– Да уж... Жестоко! Слушай, можно эту кассету у тебя переписать? Уж очень хорошая, надо бы много кому показать.
– Ну, мне её друзья дали...
– Хм... Во! Лирохвостову знаешь? Ну, певицу нашу оперную.
– Знаю. Афишу видел.
– Хочешь её телефон?
– Зачем он мне?
– Ну, другу дашь.
– Кому из друзей.
– Тому, кто это записал. Может, и с ней что весёлое получится. Она, насколько я знаю, в таких операх пока арий не пела.
– Ну ладно, бери,– сердце колотилось так сильно, что Рю с трудом смог протянуть руку,– только с возвратом. Мне тоже переслушать хочется.
Вилк-Берестейский протянул в ответ свёрнутую бумажку.
– Конечно, у Антона по сравнению с этой драмой – дрянь кромешная,– констатировала лиса,– Какие-то бабки сумасшедшие ругаются... Никогда не понимала. Такое в любом автобусе наслушаешься, если на ногу наступить. А тут – вся подноготная вылезла. Человек, как на экране. Настоящая пьеса.
– Но это не постановка,– предупредил Рю,– он бы мне сказал. Он не из тех, кто подделки клепает.
– Я понимаю. Очень, знаешь, художественно получилось. Действительно, как пьеса. Хотя второй актёр и был не в курсе.
– Ну, это просто свой театр,– заметил Вилк-Берестейский,– Театр телефонного хулиганства. Канона пока нет, но уже есть свои примадонны.
– Это кто?– осведомился Рю.
– Бабка АТС.– сказала лиса,– Дед ИВЦ. Рак. Их тиражам даже наша попса может позавидовать. И куча других живых телефонных легенд, от которых, как от великих певцов прошлого, нам остаются лишь записи и иногда номера.
– Я вот слышал, что у индейцев майя был свой театр,– заметил Вилк-Берестейский,– Но сохранилась только одна пьеса. Называется "Рабиналь-ачи", и, как водится у древних, она про войну. И когда устраивали настоящие, доиспанские постановки то актёра одной из ролей по ходу пьесы всерьёз убивали на жертвеннике. Вот уж не знаю, как у них было с репетицией и сдачей пьесы – но на представлении жертва должна быть. Ну и правильно – что они за майя без человеческих жертвоприношений? Нельзя, чтобы публика заскучала. Вот такая была добрая театральная традиция. А потом пришли испанцы и этот славный сценический приём запретили. Растоптали, так сказать, нетолерантные конкистадоры важный элемент национальной культуры. Так вот, я думаю, что телефонный театр тоже что-то породит. Что один из участников пьесы про пьесу не в курсе – так это нормально, в жизни тоже никто не знает, в какую сказку попал. Ну вы же знаете – по телевизору хорошие парни побеждают плохих во всех программах кроме выпуска новостей. Но телефонный театр будет развиваться, пока есть телефон. А может быть, даже исправит чьи-то нравы. Всё, пора мне. Дела тут наметились срочные.
Поднял на прощание руку и пошёл прочь по Психонавтов.
– Донесёт,– заметила сквозь зубы лиса,– точно донесёт.
– Докуда?
– Не докуда, а куда.
– И куда?
– Куда следует... Ладно, пойдём-ка мы отсюда по домам. Ветрено что-то слишком. Осень в зените...
6. Харуки и магическая библиотека
– Любимым сном Харуки был сон про магическую библиотеку.
– Счастлив тот книгочтей, кто, навещая дом, где прошло его детство, может сесть на диван, обвести взглядом знакомые книжные полки и удостовериться, что всё, что надо, он отсюда уже прочитал.
– А Харуки был очень начитанный. И ему грезились совсем невероятные библиотеки. Даже не такая, как у Вилк-Берестейского, что занимает всю двойную стену и поднимается под высокий, довоенного образца потолок и вмещает больше книг, чем в крупном средневековом монастыре. Ему грезились невероятные библиотеки где каждая книга достойна прочтения и по-своему невероятно.
– В разных снах библиотека выглядела по-разному. Давно, когда ему было лет десять, он просто сидел перед комодом в квартире на МОПРа. И вот Харуки открывает комод и оттуда высыпается целая гора разноцветных, невероятных, прекрасно иллюстрированных, лощёных книг, которые просто испускают сияние. Наш герой берёт одну, другую, третью, они одна невероятней другой, там нарисованы луга, холмы, дорожки, ручьи, леса и старинные пагоды – но тут сон заканчивается.
– В другой раз волшебная библиотека была скромней. Она расположилась на небольших полочках, что вдруг возникли под потолком комнаты, которую он делил с братом. Харуки летает от полки к полке и на каждой находит две-три невероятные книги. Под их грузом он уже не может летать, плавно снижается на матрац – и опять просыпается, совсем без книг и впридачу сегодня контрольная.
– Потом библиотека оказывается в книжном магазине "Вавилон", что за пятнадцатой школой. Прекрасные разноцветные книги выстроились в ряд и их новенькие обложки сверкают как драгоценные камни. Тут какие-то немыслимые области наук и новые, неведомые вершины киберпанка, где каждый вровень с Майклом Суэнвиком, но растёт в другую сторону. Харуки успевает пролистать несколько книг и поразиться иллюстрациям с переплетёнными чёрными балками, но тут некто в котелке, двубортном пальто и с хитрыми усиками зовёт его и они идут по улице мимо школы, где в столовой бухают бас-бочки очередной дискотеки. У человека какое-то дело, причём настолько сложное, что изложить он его так и не успел до пробуждения.
– Сличив три сна, Харуки убедился, что с годами и снами библиотека удаляется всё дальше и дальше. И очень скоро про неё будут только говорить.
– Наконец, той ночью он оказался юным учеником в каком-то загадочном монастыре по типу Шаолиня, но на Тайване и под патронажем Гоминьдана. Мудрый бородатый наставник (под фальшивой бородой угадывался давнишний хитрец с усиками) усиленно делал вид, что учит их секретному стилю кунг-фу.
– Харуки был в спарринге с подозрительным Яном из-под Лояна. Ночью, после отбоя, когда руки и ноги как ртутные, он мог часами распространятся про поместье родителей, парк с двумя беседками и мостом, и столовую, украшенную панелями с каллиграфией шестнадцати школ.
– Магическую библиотеку он прекрасно знал. Её книги хранились вместе со всеми прочими, уложенные в особые сундуки из лакированного чёрного дерева. Сам Ян их не читал, но всем советовал.
– Но сейчас, когда в Лояне коммунисты, а поместье конфисковано, книг уже, наверное, не найти. Хотя Ян соглашался с Харуки, что эти книги намного важнее, чем монастырь, вымышленное кунг-фу и Тайвань вместе с Гоминьданом.
И как-то туманной ночью они сбежали. Как перебирались через пролив, Харуки не запомнил, потому что было тёмно, мутно, а Ян в придачу декламировал непонятное "Фу о Тайфуне", из которого запомнились только две фразы – "ветер и грязь" и "цифры кричат под землёй в третей степени".
Они очутились в Шанхае. Ян отчего-то решил, что именно здесь и надо начинать поиски конфискованной библиотеки.
Ночная окраина Шанхая удивительно напоминала многоэтажки родного Дальнего. Только они стояли тесно-тесно, одной сплошной великой китайской стеной, и квадратные чёрные норки арок отделяли дома друг от друга.
– Мы здесь прятались,– пояснил Ян,– Перед эвакуацией. Тут нас все помнят.
И указал на железную паутину балконов и лестниц, что опутала кирпичные трущобы.
– А вот в этом дворе я рос.
Харуки вгляделся во тьму и не увидел там ничего, кроме чёрных теней карусели.
Ян решительно подошёл к подъезду. Дверь у подъезда была железная, с кодовым замком. Похоже, приснившийся Китай легко заимствовал технологии будущего.
Ян нажал одну из кнопок.
– Доброй ночи, почтеннейший. Я хотел бы узнать, это у вас жила семья Суй?
– Какая тебе семья Суй, лисье отродье!– заорали из динамика с фирменным шанхайским прононсом,– Два часа ночи, все спят!
– Ошибка,– прокомментировал Ян,– Память подводит. Ну ладно, продолжим поиски.
И он принялся обзванивать все квартиры, сверху донизу. Динамик вопил, матерился и плевался в ночь драконьими задницами, морскими черепахами, собачьими невестами и мальчиками из парикмахерской. Но про семью Суй тут и правда никто не понял.
– Ну что ж такое!– горестно крикнул Ян,– Ну что это такое, а?
И сразу стало ясно, что он не старался обмануть. Может быть, он обманул сам себя, но Харуки он обманывать не хотел. Он правда приехал сюда искать следы семьи Суй. И не его вина, что следов здесь не было.
Грустный Ян отошёл к карусели и сел на сиденьеце. Харуки стоял рядом и не знал, что теперь делать.
– Эй, парниши. Вы тут чего?
Заветная железная дверь подъезда открылась. Из утробной мглы показались какие-то типчики в кожаных жилетках на голое тело. По виду – типовые бандиты.
Даже и не верится, что такие остались в стране, которая под руководством Великого Кормчего неудержимо плывёт в коммунистическое светлое будущее и ставит на подъезды железные двери. Как они здесь обосновались, это отвратительные продукты мелкобуржуазного разложения люмпен-пролетариата? Куда смотрит Красная Армия и местная партячейка?
И Харуки понимает, что друга надо спасать. С применением кунг-фу – настоящего или придуманного. А вот если бы ещё катану отыскать...
Но к драке он перейти не успел, потому что проснулся. И лежал посередине ночи, затаившийся, словно мышь, и страхом, оставшимся после сна.
– Как же ему помочь?– раздумывал Харуки,– Как я мог ему помочь?
Конечно, неугомонный Ян давно растворился в мутных образах сна. Но он был очень похож на Рю. И Рю тоже нуждался в помощи. Уже наяву. И это было в тысячу раз важнее, чем книги, которые всё равно могут только сниться.
– Что же я могу сделал?– раздумывал Харуки,– Им всем нужна помощь, а я сижу и читаю. Что я могу сделать?
Их дома обступали другие высотки, полные людей, которым тоже нужна помощь. Они были бесформенно-чёрные и походили на тяжёлые свитки из приснившейся волшебной библиотеки.
На следующий день после школы Харуки заходит в продуктовый. Какая-то школьница (Рита Люксембург, но в лицо он её не знает) делится с продавщицей своей слабостью к шоколаду.
– Если вижу шоколадку – не могу не развернуть и не съесть. Просто как проклятие какое-то.
Без малейших раздумий он протягивает девушке шоколадку, которую купил в ларьке две минуты назад на предпоследние деньги.
– Мы, наркоманы, должны помогать друг другу,– сообщает он под смех Риты и продавщиц.
Он делает нужные покупки и выходит из магазина.
– Эй, пацан, тридцатки на пиво не найдётся?– спрашивает мрачный парень в джинсовой куртке.
– Нет,– твёрдо отвечает Харуки.
Потому что пятая буддистская добродетель запрещает употреблять всё опьяняющее.
7. Трагедия про Люшу и Пусю
Первое время в незнакомой стране каждый чувствует себя немного инопланетянином. Конечно, автобусы, деньги или Макдональдсы по всему миру сейчас более-менее одинаковые. Но вот добиться от аборигенов чего надо – это и есть настоящее приключение.
То же самое – для иностранца у нас. До сих пор случается так, что узнав о предках Харуки и Рю, даже местный обыватель смотрит на них, как на пришельцев.
Ведь это же японцы, прикидываешь? Они роботов делают!
Но бывает и хитрее. Скажем, просыпаешься с утра, видишь за красными шторами углы знакомых блочных многоэтажек. Гудят машины, знакомый магазин на углу.
А эпоха уже другая. И ты в ней как инопланетянин. Ты не понимаешь, кто этот Зенковский, которого хвалят в одной газете и что за цирк начался вокруг старого цирка.
Поэтому никто из Мураками инопланетянином себя не считал. Инопланетянин – это тот, кто жил на чужой планете и прилетел оттуда на нашу, верно? А если все вокруг как с Луны свалились? Это уже не инопланетяне, это просто колонизация.
И люди колонизировали: кассетные магнитофоны, японские машины, новый алкоголь, наклейки со Шварцнеггером на фальшивой советской полироли поверх ДСП, петарды, приставки, компьютеры, визы, вьетнамские куртки, лохотроны, газировнные напитки со вкусом химзавода, и тот самый склад колготок где-то в Гуанчжоу. И в Дальнем, и везде шло, по меткому выражению Ария Гипербореевич "исторически необратимое разграбление символических караванов атлантической товарной империи номадически настроенными челноками и потребителями".
Поэтому не удивительно, что Рю знал про Ларису Лирохвостову только то, что она есть. Он был уже из тех, кто рос в мире, где известным становится кто попало. А от концертов новоявленных звёзд на центральных каналах ему становилось страшно за панк и весь андерграунд: ведь сделать ужасней и непереносимей не вышло даже у Манагера на "Гаубицах лейтенанта Гарубы".
Конечно, хотелось атаковать побыстрей. Но нет, нельзя выпускать актёра на сцену, если не знаешь его амплуа. Например, от уроков Сергея Владимировича Рю страдал уже третий год и отлично изучил все закидоны. К тому же, из обычной воскресной суматохи возник вдруг отец и утащил замотанный плеер (как выяснилось, навсегда).
Надо было узнать, чем можно её раззадорить. Но как это сделать? Даже если пойти в библиотеку и зарыться в газеты, то единственное, что получится узнать – это то, что журналисты даже не придумывают скандалы и подробности жизни звёзд, а попросту списывают их друг у друга.
Конечно, был вариант позвонить Пине. Пиня могла знать другую девочку, которая знает третью... Но это медленно и неизвестно, куда заведёт.
Что он знает про Ларису Лирохвостову? Что у неё есть классическое образование, хорошая репутация, она известна на всю Россию, а выступать предпочитает за границей. Любила животных: держала алабая Люшу, оцелота Пусю и лютого зверя Матильду (чухуахуа). Жалко, кстати, что животные пока не пользуются телефонами...
Ещё у неё была уютная дача, откуда она как-то пожеловалась по телевизору, что вода из крана идёт ржавая и вонючая.
Всё в пределах нормы. Такому человеку можно доверять.
Даже без чтения французских просветителей Рю не верил в известных и влиятельных людей, которые ютятся в тесных квартирках с продавленными диванами и полами, что готовы уже рассыпаться на лакированные дощечки. Такие отшельники напоказ были для него кем-то вроде архимандрита из повести Вольтера, что "располагает рентою в сто тысяч экю за то, что дал обет бедности, и пользуется значительной властью за то, что дал обет смирения". Ну или буйных рекламщиков, которых, если послушать, могут манипулировать всем миром кроме своих собственных заказчиков.
Кто были её друзья и покровители, – он не имел ни малейшего представления. Наверное, кто-то из новых буржуев, что развернулись по случаю новых времён. Кто-то влиятельный, но не из самых верхов, так что про него судачат только бабушки того района, где его бизнес. А может, кто-то из иностранных консулов? Нужны же этим навигационным бакенам, что прыгают на волнах среди контрабандно-таможенных бурь, хоть какие-то туземные развлечения.
Главное, чтобы покровителем не оказался ни Зенковский, ни новый губернатор или ни этот серый мэр с фамилией, которую невозможно запомнить (Серов? Круглов?). Потому что эти могут отыскать несмотря на все синие коробочки, что есть на свете. И не просто отыщут, а придумают какое-нибудь изощрённое, изобретательное наказание... нет-нет, тогда лучше сразу сдаться и пускай наказывает она. Красивые талантливые женщины, говорят, мстительны...
Да, судя по фотографиям, она очень стильная леди. А ведь не каждая может держать стиль, – некоторым проще сразу раздеться. Длинные ухоженные руки, почти на всех фото открытые до плеч, слегка подвитые волосы и влажные пронзительные глаза. Ростом она была чуть ниже Сайто, но и это придавало очарование – казалось невероятным, что в таком небольшом теле живёт такой мощный голос.
Да, выдерживать стиль – особенное женское искусство.
Вот, к примеру, Пиня как-то услышала (разумеется, от Рю) про стиль гангуро и решила перекраситься в "перламутровый блонд" от китайского производителя. Денег на солярий ей, правда, не дали возмущённые родители. Получилось очень своеобразно даже с её светлой кожей – хотя, конечно, вместо благородной светлой платины получилось молоко с мёдом. Кажется, половина параллели успело перефотографироваться с "китайской блондинкой".
Потом волосы стали отрастать, у корней проступили чёрные всполохи.
Однажды в понедельник Пиня пришла мрачная и с волосами, замотанными косынкой с узлом на загривке – на манер передовых рабочих девушек с советских плакатов 1920-х годов.
А ещё в классе был Моталыцкий. Никто не знает, почему, но в любом классе, как его не отбирай, неприменно найдётся непоседливый идиот вроде него ("или вроде нашего Рю", как отвечает на это сам Моталыцкий). Надо ли говорить, что на первой же перемене этот деятель подкрался к Пине сзади – и дёрнул за узел, так, что косынка сползла, как кожура с печёной картошки.
Волосы под косынкой были немыслимого в обычном мире малиново-розового цвета. Точь-в-точь как у Луизы-Нулизы из Zero no Tsukaima или у семейства диклониусов из Elfen Lied.
Ну и настрой у Пини соответствовал. Того и гляди начнёт гонять всех хлыстом или разрывать на кусочки невидимыми руками-векторами.
– Что случилось-то,– недоумевал Рю,– если тебе не нравится – зачем перекрасилась?
– Так я не красилась, я наоборот!
Как оказалось, Пиня попыталась смыть надоевшую белизну. Причём жидкость для снятия краски была в том же наборе производства её соотечественников. Рю и не предполагал, что у девочек всё так продумано.
Пиня намылила голову и сунула под кран. В ванну побежала грязная пена. Когда пена закончилась, девочка глянула в зеркало и обомлела. Белый краситель смылся начисто, а розовый, который должен был придать "уникальный перламутровый блеск" – пропитал всё и даже закрасил чёрные полосы у корней.
Помочь ей вызвался наш главный специалист по химии Евграфов. Всё дело в том, что китайские кудесники смешали, не подумав, не те щёлочи. А вот если она помоет голову той смесью, которую намешает он...
– Не надо!
– Ты снова станешь чёрной!– уверял Евграфов.
– Неправда!– кричала Пиня,– С твоей микстурой я стану лысой!
Наконец, через пару недель Пиню удалось отстирать и с тех пор она экспериментирует только с косичками. И хай-хетами.
Но когда же закончится беготня? Отец выглядит довольным, ему, кажется, удалось отбить не только ящик, но и упавший в шапку задаток. На волне радости в нём просыпается бонвиван и он предлагает маме хоть раз в жизни сходить в ресторан.
Мама отказывается с непреклонностью римлянки и в выражениях, характерных скорее для Осаки или Иокогамы.
В своё время Поливанов предсказывал, что если в Японии произойдёт рабоче-крестьянская социалистическая революция, то говор торгово-индустриальной Осаки, этой Одессы земли Ямато, станет основным языком, а салариманско-писчебумажный Токио и чопорный старомодный Киото так и останутся в прошлом. Перенесли же большевики столицу из Петербурга в Москву. Интересно, где было больше пролетариата?
