Текст книги "Бумажная Деревня(СИ)"
Автор книги: Матвей Крокодилов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
Компьютерными штуковинами на Жадине торгуют в секторе К, как раз у перекрёстка. От остановки надо идти через подземный переход. Внизу, в этой каменной подземной звезде, тоже кипит нелицензированная торговля.
Старушки торгуют носками и запчастями военной техники, две школьницы-китаянки в кошачьих ушках выставили на торг ящик пищащих белых котят. Пузатый дядька с казачьими усищами раскладывает целую связку тележек для сумок. Объявления на стенах предлагают оформить справку, диплом, документы, членский билет союза композиторов, и кого угодно ещё. И компания панков, запитавшись на провод лампочки, поёт под гитару и разухабистый вой синтезатора в регистре аккордеона "Юпитер":
Моя сестрёнка
Расчленёнка
Отрежет голову несчастному ребёнку...
Вынырнул на поверхность – а вот и вход в бетонный квадрат. Это неуютная железная калитка с открытой решёткой.
Справа кто-то нарисовал на бетонной секции забора зачёркнутую свастику и написал серьёзными синими буквами:
ФАШИЗМ НЕ ПРОЙДЁТ
А кто-то ещё добавил ехидным чёрным аэрографом:
КАК ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ!
Харуки идёт по рыночному лабиринту с полной коробкой картриджей, джойстиков и перепаянных материнских плат. Вокруг спорят и обсуждают всё на свете и на всех языках.
– Эти корейцы чушь говорят,– произносит по-китайски Марина Цаовна. Надо же, и наша китайчиха сегодня здесь,– Не мог Конфуций быть корейцем. Пусть на карту посмотрят – где царство Лу, а где Корея. Там от Цюйфу до моря ехать и ехать.
– Это осень правильно,– уже по-русски соглашается китаец, заворачивая покупку,– Пусай не тлогают насего Кун-цзы!
Харуки вспомнился известный рассказ Лу Синя – как военная полиция одной власти порола всех, кто срезал манжчурскую косицу, а потом приходила другая власть и начинали пороть всех, кто косицу не срезал. А вот в России без шапки или капюшона и на улицу не выйдешь, причёску, выходит, сразу не разглядишь. Наверное, поэтому здесь столько споров и мнений.
Китайских туристов до сих пор поражают русские книжные магазины, где на одной полке стоят книги, которые Сталина хвалят – а на соседней, для удобства, те, которые его же ругают на чём свет стоит. "И кто же считается прав?"– спрашивают не только они, но и американцы. "Покупатель" – отвечают издатели.
А вот и нужный синий павильон "У Приставкина". Между студией хиромантии "Красная рука" и музыкально-андеграундной лавочкой "Ампреметр". Чёрный Лукич поёт из динамика про девочку и рысь. Надо, кстати, будет братишку порадовать.
Но что это? Что случилось с уникальной неоновой гирляндой, которую отец спроектировал для токийского демо-фестиваля? Дверь павильона закрыта – ну это ладно, наверное, куда-то ушёл. Но почему гирлянда осталась гореть? И по ней бегут не обычные полоски, а три коротких, три длинных, три коротких, ещё три коротких, три длинных, три коротких...
... – – – ...
SOS
Харуки подкрался к окну, поставил ящик на землю и прислушался. Правое ухо накрыл ладонью, чтобы Чёрный Лукич не мешал. Потом, очень осторожно, стал присматриваться.
– Да нет денег пока,– оправдывается Приставкин,– Все хотят новый комп, чтобы с окошками.
– Денег нет,– кивает смуглый, скуластый и коротко стриженный незнакомец, который уселся прямо на медносверкающий подарочный системный блок,– а реклама по телевизору есть. И вот это вот всё есть,– он обвёл рукой импровизированный склад техники,– за лохов что-ли нас держишь?
– Всё в товар ушло. Я что сделаю?
– Ты – найдёшь деньги,– говорит скуластый. Второй рэкетир, жирный и весёлый, кивает ему со стульчика для посетителей,– Иначе тебе будет плохо. А если и после этого не найдёшь деньги – то тебе станет ещё хуже.
– Всё от покупателя зависит...
– Покупателей я ловить не буду. А ты никуда не денешься. Усёк, ботаник.
– Не, ну понятно, что я никуда не денусь...
– Слушай, ты ведь, наверное, книжек много читаешь,– скуластый поднял брови, словно мафиозо из боевика категории Б,– Вот скажи – кто у тебя любимый злодей?
– Ну... Дарт Вейдер, наверное.
– А вот знаешь – меня не волнует кто твой любимый злодей. А если говорить о серьёзных парнях, то самый крутой был, конечно, одноногий Джон Сильвер. Ты подумай парень, подумай – он же был умный, этот Сильвер. Не образованный, как лох Мориарти, а умный. И обдурить его, или кинуть – было без шансов. Даже на одной ноге он крутил этими лошариками как хотел. И ты думаешь, ботаник, что сможешь от меня что-то спрятать в этих проводочках и коробочках? Да я тебя насквозь вижу!
– Ну... я понимаю,– у Приставкина даже очки запотели.
– Как по мне, лучше бы вместо этого,– скуластый пнул ящик с катриджами так, что они посыпались на пол жёлтым потоком,– возили бы белый. Или чёрный. Больше выхлоп с одного пакетика, просекаешь? Но снега к зиме будет и так много... во всех смыслах. А на это всё люди тоже ведь подсаживаются, понимаешь? Сидят и их не оторвёшь. И вы, ботаники, думаете, что эту новую тему от нас спрячите? Да вы, торчки, просто берега попутали, просекаешь? Думаешь, эти химики нас за лохов держать не пытались? Очень даже прекрасно пытались, да только мы их кое за что другое держим! Хороший хомяк сидит дома, гонит чистый, молчит и не имеет проблем. А у тебя проблемы есть.
– Ну ведь это же – не наркотики.
– Ты чё, минздрав? Будешь меня учить, что вещества, а что нет? Или ты игральных автоматов не видел. Сходи вон, посмотри. Некоторые так заигрываются, что на бухло денег нет! Не, хомяк, не спрячешься. Не пытайся, юнга, обмануть старину Джона Сильвера.
– Так точно, капитан!
– Смешно. Ха-ха. У тебя, кстати, эти,– рэкетир повернулся к куче,– момеды есть?
– Модемы.
– Ну модемы! Какая разница... В интернет с ними можно?
– Да, можно и в Интернет.
– Отлично. Я слышал, что интернет – это очень модная тема. И мы будем его держать.
– Его держать невозможно.
– Это ещё почему?
– Потому что это сеть!
– Тю... Сетевые магазины – только так держим.
– Нет, я не о том. Просто если вы хотите интернет держать – это вам не торговцев модемами, а провайдеров крышевать надо. Даль Телеком вот, например.
– А чей он?
– Зенковского.
– О-о-о...
– Подожди, Афган,– вдруг проснулся второй бандит,– не сейчас. Тут такое дело...
– Что такое, Васятка?
– Да нас тут, по ходу,– произносит Васятка,– какой-то мудила возле окошка слушает.
– У-у-у, бедолага какая... Ну, сча разберёмся,– и скуластый Афган поднимается с системного блока.
Харуки отшатнулся и огляделся. Взгляд ищет, что может его защитить...
Но видит только дальше, за забором, мемориальный холм с гранитной стелой и акварельно-влажным мазком Вечного Огня.
И Мураками бросается прочь. За спиной хлопает дверь и слышится матерщина.
Надо бежать...
Но куда?
Вдоль рядов – нельзя, эти торгаши немедленно его выдадут. Наружу и вдоль дороги – бесполезно. Синяя лента дороги зажата белыми секциями заборов и случайный беглец там – мишень идеальная. Павильоны одежды, где, судя по фильмам, очень легко укрыться и затеряться – далеко, поблизости только Двор Чудес, где продают гантели, вёдра, ходики с кукушкой и другие бытовые случайности.
Кунг-фу, чтобы раскидать преследователей в лучших традициях Mortal Combat, Харуки тоже не владеет. Да и против огнестрельного оружия боевые искусства не особо помощники.
Он прыгает в переход, как лисица в нору. Ступеньки мельтешат под ногами. Куда же дальше?
Под землёй никаких перемен. Разве что куда-то делись девочки-кошечки со своими собратьями и панки, закончив песню, многозначительно курят.
Харуки подлетает к ним и одним махом вскакивает на кофр.
– Подыгрывайте,– громко шепчет он.
В ответ получает удивлённые взгляды.
На ступеньках уже мелькают ноги преследователь.
Тогда Харуки суёт руку в карман и швыряет в шапку стодолларовую купюру задатка.
– Ох, ничего себе!
– Подыгрывайте, придурки!
– Что подыгрывать-то?
– Как вальс! Медленный!
Звучит нестройный вальс – нечто среднее между "Прогулками по воде" и "Моя смерть ездит в чёрной машине".
Харуки вскидывает руку и начинает в ритме вальса, как на уроке пения.
(Эх, братик, какими хорошими кажутся твои стихи, когда они вовремя!)
В этих горах вчера затонул
Знаменитый крейсер "Мангуст"
Разлёгся среди песчаных акул,
Зацепившись кормою за куст.
Небо над ним – словно земля.
Дождь, сухой как песок.
Ни искры воды, ни капли огня:
Насухо крейсер промок.
Рэкитиры идут по переходу. Взгляды шарят вокруг, цепкие и опасные, как огоньки оптических прицелов. На Харуки взгляд не задерживается – сразу видно, азиат. Да и долбанутый к тому же.
Бывалые старушки поспешно заворачивают в газеты свои носки и запчасти.
Ожил со смертью его капитан
Кингстоны крепко закрыл
К сухопутным портам неведомых стран
Якорь спустил и отплыл
Равнинные горцы с безводных болот
Деревянные камни несут
А мимо них крейсер, зоркий, как крот
Неподвижный проложит маршрут!
Тем временем толстяк с казачьими усами закончил с тележками. Теперь они стоят в ряд, словно дыни, выставленные для продажи у шоссе Киев-Одесса. Толстяк качает головой, страшно гордый своим достижением, а потом поворачивается в переход и, весь багровый, вдруг как заорёт:
– КУПЛЯЙТЕ ВОЗИКИ!
Молчание воцаряется под землёй.
Рэкитиры подходят к нему, чавкая подошвами. Оглядывают с головы до ног, как редкий и незнакомый прежде экземпляр.
И начинают зверски дубасить – сперва руками, а потом и ногами, раскидывая жалобно дзенькающие тележки.
На этом месте все обитатели перехода бросаются кто куда.
2. Синяя коробочка
– Братик, мне нужна твоя помощь!
– Конечно, конечно,– Харуки сидит на подушке и пытается придти в себя. После пережитого потрясения ему очень хочется быть честным и хорошим. Может, тогда получится объяснить отцу, куда делись товар и задаток...
– Ты можешь спаять мне синюю коробочку?
– А... коробочку? Ну смотри, берёшь лист бумаги, складываешь его вот так...
– Да не из оригами! Синюю коробочку, чтобы звонить по телефону, а твой номер не определялся. Я тут с одной девочкой познакомился, а у неё родители строгие и телефон с определителем номера! Я знаю, есть такие штуки, по английский blue box называется. Их ещё Стив Джобс в своё время делал.
– Я схему не знаю,– Харуки открыл папку и роется в распечатках,– Но где-то была. Хотя я бы не стал с такой девочкой общаться. Зачем проблемы искать на свою здоровую голову?
– Ну да – это тебе не всепрощающая Пиня.
Пиня – а если официально, Ю Пинь, – это низенькая лобастая китаянка из одного класса с Рю. Она – общешкольная барабанщица, и кто знает – может быть из-за неё Рю басистом и сделался? А так как Харуки не приемлет корейской системы, когда у старшего и младшего братьев общих друзей быть не может, то в итоге образовалась целая компания: Харуки, Шкутенберген, гитарист Евграфов, Пиня и Рю. Вот почему они так часто пересекаются.
– Дело в том,– наконец, решается Харуки,– что меня сегодня пытались убить. И возможно, попытаются снова.
Рю покачал головой.
– Хотят убить – это к дедушке Хиро. Я такое не ремонтирую. Короче, вот тебе канифоль и давай рассказывай, пока паяешь.
Кстати, о дедушке Хиро. Он уже столько раз появлялся на этих страницах, что пора бы представить его по всей форме. К тому же, вы, в отличии от Рю, уже и так знаете, что произошло в переходе.
Капитан Морита Хиро родился 1920 году в Хиросиме, в семье участкового полицейского, который, как известно, зовётся по-японски кабан. Ещё в детстве он был маленьким, но самураем, читал журналы «Фудзи» и «Юный милитарист» и мечтал побеждать врагов и устанавливать порядок и справедливость.
Так что ничего удивительного, что будущий герой поступил в хиросимскую военную академию и пошёл по диверсионно-разведывательной линии. После успешной тренировочной миссии в Сингапуре (о которой стоило бы рассказать в другом месте) его зачислили на дополнительный курс русского языка и особенностей Красной Армии. Приближался Халхин-Гол и командованию Императорской Армии срочно требовались специалисты.
– "Пересекать вброд "означает, например, пересечь море через пролив или же одолеть океанский простор кратчайшим курсом. Я думаю, такие ситуации часто встречаются в жизни человека. Случается, ты отправляешься в плавание, несмотря на то что твои друзья остаются в гавани. Ты знаешь дорогу, знаешь качества своего корабля и преимущества именно этого дня. Когда все благоприятные условия налицо и ветер попутный – отплывай",– с выражением цитировал дедушка на старояпонском. И добавлял:– Вот почему в ту ночь решили самураи – перейти границу у реки!
– А если ты не знаешь, что ждёт на том берегу,– спросил его как-то Рю,– Это ведь страшно, наверное.
– Не знать, что на том берегу – это нормально,– отвечал старый Хиро,– Но во-первых, кто может переправиться туда, тот может и вернуться обратно – скажем, за подкреплением. А во-вторых, самураю, если он хорошо тренировался, те, кто на другом берегу, не так уж и опасны. Это они его бояться должны!
Академию дедушка закончил с отличием и поехал служить в Маньчжурию. Больших чинов ввиду незнатного рода и узкой специализации не светило, да он к ним и не стремился. Дедушке нравилось воевать. Его ждала большая полевая работа.
Какой был номер части и чем она занималась, дедушка не говорил. Было известно, что когда приезжала ревизия, их маскировали под диверсантов. Одно из заданий часть выполнила настолько успешно, что капитана Мориту сочли погибшим и представили к "Медали Почёта за участие в Китайском Инциденте". Через сутки после подписания наградного указа он, по меткому выражению поэта, "посмертно прибежал обратно".
Дедушку не обескуражил даже разгром Квантунской армии. Бумаги были сожжены, боеприпасы где надо – заложены, а шифровальная машина – расплавлена в кузнице. Его отряд отступил в гаоляны и мирно разошёлся кто куда. Дальнейшая судьба рядовых была тоже пока засекречена.
О своём способе жизни в первые десять послевоенных лет дедушка отвечал ещё уклончивей. По его словам, ещё в детстве он обожал читать про боевых горных монахов – а тут как раз выпал шанс попробовать. Правда, местные жители уже тогда были заражены коммунизмом и предрассудками. Они едва ли бы согласились добровольно кормить отшельника-японца. И есть подозрения, что дедушка был всё-таки благородным горным разбойником...
В конце концов он осел в Дальнем, прикинув, что китайцы его здесь не достанут, а русские – не будут искать. Хиро рассчитал точно: Советский Союз не допускает иностранцев во Владивосток, но ему нужна валюта. А значит, он будет торговать с Азией через другие порты... где можно многое, а первое время так вообще всё.
Он расписался с кем-то из местных жительниц и стал делать вид, что живёт нормальной жизнью. В 1964 даже посетил японское консульство и получил паспорт, но возвращаться на родину не желал.
Нельзя сказать, что он обожал Дальний, – напротив, он ругался, что климат тут "как на проклятом Хоккайдо, где даже рис не растёт". Но возвращаться ему было, для начала, некуда: район Хиросимы, где служил его отец, оказался как раз в эпицентре. Всё, что не сгорело – расплавилось, включая оригинал посмертной "Медали Почёта". Кто знает, быть может именно обугленную руку его батюшки сотрудники советского посольства послали дипломатической почтой как приложение к известному отчёту о результатах ядерной бомбардировки.
Какие-то родичи оставались только в префектуре Мие, где кто-то из Морита вроде бы работал директором школы.
– Ну и чему я его детей научу?– говаривал дедушка,– Нет своей внешней политики – значит, нет своей внешней разведки. Пускай привыкают, рылиндроны. Вот если бы при музее ниндзя школа была, я бы там прочитал пару лекций.
Всё дело в том. что новая Япония, по версии дедушки Хиро, была оккупирована врагом и утратила дух предков. А ещё там надо много работать, причём всем. Это дедушке Хиро совсем не нравилось. Где это видано – чтобы самурай работал, как простой крестьянин? Если все пойдут работать – то кому же отдавать жизнь за Государя-Императора?
– Видели фильм про Годзиллу? Армия бегает, небоскрёбы падают, – полная бестолковщина. Да один залп четырестадесятимиллиметровыми с линкора "Нагато" – и эта ящерица поплыла бы рыбок кормить! Вот что бывает, когда за оборону отвечают крестьяне с монахами... в смысле, с учёными.
Свою судьбу он не считал чем-то особенным. Ещё в семидесятые сообщения о том, что очередной японский часовой, оставленный в джунглях одинокого острова где-то на Филиппинах, наконец-то сообразил, что война закончилась, были делом обычным.
Жил он на Утюгах, в старом японском бункере посреди частного сектора, что на улице Сикорского. Харуки с детства недоумевал – неужели в честь того Рудольфа Сикорски, который Экселенц из известной повести Стругацких?
Упражнялся в фехтовании, разводил на крыше пионы, вёл дневник, спаял себе антенну, чтобы ловить телевидение исторической родины, гнал из магазинной кока-колы известную послевоенную бражку "Кастри" и регулярно смотрел "Сейлормун". Дочек он назвал Тихако (в честь танка Ти-Ха, он же тип 97) и Кацуко (в честь бронетранспортёра Ка-Цу, он же тип 4). Уже в школе эти несовершеннолетние онна-бугэйся (то есть дамы самурайского сословья) наводили порядок, ставили всех на место и заставляли самых записных хулиганов называть себя по имени-отчеству и не сметь не хихикать на "Хировне". От Кацуко пошли Мураками, два брата-акробата, а что до семейки Тихако, то про них и вовсе надо писать отдельную книгу.
На жизнь дедушка зарабатывал решением чужих проблем и получением японской военной пенсии. Поэтому с распадом Советского Союза его доходы резко возросли.
Например, муниципальное управление Утюгов хочет кого-то откуда-то выселить. С началом рабочего дня на пороге появляется дедушка Хиро. Он в отглаженом парадном кимоно с рукавами, а на пальце крутит верёвочкой гранату-лимонку, словно это противовес-нэцке.
– Каку учира меня мудоросити оросия-коку-но народа,– коверкает он слова, как в первый год своего хиросимского обучения,– Дедусика – старый, ему фусё рабуно!
И, не дожидаясь полудня, дело о выселение разрешено самым наилучшим образом. Клерки вздыхают с облегчением: наконец-то ушёл старый псих.
А "старый псих" уже сидит на ближайшей школьной площадке и вполне гладким русским языком с приятным "эркающим" акцентам объясняет ошалелым младшеклашкам стратегический аспект применения камикадзе на тихоокеанском театре военных действий.
Помимо жены, которая не благородного сословия, поэтому мы её имя упоминать здесь не будем, в бункере живёт сторожевой кот, здоровенный и боевитый мэйн-кун по имени Линкор Ямато. Каждой год 27-го мая, в день Императорского флота, дедушка доставал акварельные краски и раскрашивал кота в цвета флотского знамени.
3. Монархия в опасности!
Даже (посмертный) адмирал Тюити Нагумо не готовился к Гавайской операции, которую гайдзины называют атакой на Перл-Харбор, с такой тщательностью, как...
Хотя нет, скорее даже Эйзенхауэр и Монтгомери не готовились к высадке в Нормандии с такой тщательностью, как...
Нет-нет, и этого недостаточно. Лучше так: даже Жуков, Рокоссовский, Баграмян, Черняховский и Василевский вместе взятые не готовились к операции "Багратион" так тщательно, как готовился Рю к своему первому телефонному хулиганству.
Дождаться, когда опустеет квартира, было несложно: уже на следующий день отец и Харуки отправились на Жадину разбираться, прихватив с собой Кацуко в качестве боевой единицы.
Харуки занавесил шторы, позвонил для пробы Пине – та подтвердила, что номер не светится – очистил пространство, разложил вокруг листки с заготовками разговора, заварил чай, подключил микрофон в басовый усилитель, настроил эквалайзер и пропробовал голос.
В наушниках заворчал препротивный басок. Рю добавил акцента. То, что надо.
Телефонный номер Столбового-Бельского был коварно обнаружен в телефонной книге. Рю выписал все данные, чтобы не отвлекаться и убрал книгу, а вместо ней расстелил карту. Потом на цыпочках прокрался в прихожую и посмотрел в глазок. Никого. Ну, можно начинать.
Из вентиляции приятно пахло соседской печёной курочкой. Рю включил магнитофон и набрал номер.
Один гудок, второй. Сердце прыгнуло в горло.
– Алло.
– Моси-моси,– Рю старался говорить максимально противно,– Это Серугей Володимирович-сан?
– Да. А кто его спрашивает?
– Мы из одной организации японской. Мы слышали, что вы учитель и патриот.
– Надеюсь, вы звоните, чтобы мне угрожать?
– Ни в коем слусяе! Ну вот ни в какоечком... Да! Мы звоним, чтобы предложить союзничество! То есть сотрудничество!
– А сотрудничество в какой сфере?
– В сфере образования и учёбы. Да!
– Так, а откуда вы про меня узнали.
– Мы ваше выступление слушали, на Консервном форуме в Иркутске.
– Да, я выступал на Консервативном Форуме. Пустая трата времени, если честно. Вся аудитория – глубоко безнадёжные советские люди.
Про приключения Столобового-Бельского на Иркутстком Либерально-Консервативном Форуме Рю рассказал, отчаянно хихикая, Шкутенберген. По его словам, сначала господин преподаватель чуть не подрался с графом Пястом и политтехнологом Бабайкиным, но, отведав местного самогона "Бабр", раздобрел. А потом, по слухам, дерево украл!
– А какую организацию вы представляете?– вдруг спросил учитель.
– Ох, наша организация весьма приватная...
– Какое хоть государство?
– Японская империя.
– Аум Синрикё, что-ли? Имейте в виду, с такими я сотрудничать не буду,– отрезал Сергей Владимирович,– Ваши эмиссары лезут в Совет Безопасности и жмут там руки разной коммунистической сволочи советских времён. Я с такими неразборчивыми организациями не сотрудничаю.
– Нет-нет-нет, что вы, что вы. Мы коммунистов не любим, мы их по пяткам бьём. Мы боролись с коммунистами ещё до того, как они появились, вот так! Просто понимаете, нам нужна гарантия, что вы сохраните наш разговор в тайне. Видите ли, по вине наших врагов у нас немного неоднозначная репутация...
– Общество Чёрного Дракона? Иссуй-Кай?
У Рю засосало под ложечкой – он, несмотря на происхождение, ни про каких Чёрных Драконов не слыхал.
– Нет, нет.
– Если у вас есть на них выход – дайте знать. Иссуй-Кай – это в наше время редкий пример внятной идеологии. Но хотелось бы предостеречь их от сотрудничества с ЛДПР. Этот Жириновский – он совсем не тот, за кого себя выдаёт!
– Мы... несколько менее радикальная организация.
– Общество японской молодежи? Японская партия подданных Императора?
– Ну нет. Понимаете, наши интересы лежат в несколько иной сфере. Мы больше с бизнесом работаем.
– Неужели партия Комэйто?
– Нет-нет-нет. Мы не берёмся комментировать слухи о нашем сотрудничестве.
– Группа Синего Шторма? Кстати, если есть возможность, передайте Исихаре-сану моё искреннее восхищение.
"Да сколько ж можно партии-то перечислять,– подумал Рю,– Такими темпами мы к вечеру пройдём Строителей Нации и упрёмся прямиком в Татэнокай. Ладно, подскажу"
– Вот вы знаете, физика...
– Знаю. Отупляющая наука.
– Согласен. Но горжусь нашими нобелевскими лауреатами в этой области. Мы ведь тут все патриоты, понимаете, невзирая на репутацию.
– Я понимаю Это потому, что преемственность вашей страны не разрушено. Хотя, разумеется, упразднение института пэрства – серьёзный удар по структуре японского общества. Разумеется, отмена статьи 14 Конституции Японии так же важна, как и отмена 9.
"Опять пошли конституции,– подумал Рю,– Но нет, сразу признаваться нельзя. Он умный. Не поверит"
– Ну, в общем, физика. Просто немыслимые физические конгрессы происходят – где?
– Какая разница?
– В Италии. И кто же их, по вашему, финансирует?
– Неужели Папа Римский?
– Не угадали.
– Итальянская компартия? Не верьте, это обычное коммунистическое враньё.
– Ну перестаньте. Подумайте – кто ещё есть в Италии, кроме Папы и компартии?
С той стороны зашуршала.
– Вы про мафию что ли?
– Ну, наших итальянских коллег в том числе называют и так...
– А вы, стало быть, якудза?
– Ну а кто же ещё,– примирительно сообщил Рю,– У бродячих ронинов, знаете, обычно нет денег на международные разговоры.
– И что у вас ко мне за дело? Вы нашли материалы по деятелям Белого Движения, которые бежали в Японию.
– Ну нет, если мы и ищем, то только должников. И находим почти всегда, имейте это в виду. Просто понимаете, у нас тут образовались лишние деньги. Так, пару миллиончиков йен. И мы хотим их потратить на образовательне проекты в России. Благотоврительность, так сказать. И назначить вас, как уважаемого педагога, одним из представителей этого проекта в России. Разумеется, с возможностью выезда в Страну Восходящего Солнца, если коррумпированные полицейские и охваченные красной заразой чиновники попытаются вам навредить.
– Не касаясь вашего бизнеса,– заметил Столбовой-Бельский,– в этом поступке есть подлинное благородство. Возможно, именно вы – хранители подлинных идеалов дворянства. Вы не представляете, на что приходится здесь идти нам, продолжателям дореволюционных традиций, чтобы вести достойную жизнь.
– Наш оябун искренне вам сочувствует,– заверил Рю.
– А что делать-то надо? Лекции читать?
– Нет, лекции вы будете читать в свободное время. Речь идёт о, скажем так, программе обучения за рубежом.
– Это очень важное дело! Увидеть по-настоящему цивилизованную страну, свободную от коммунистической чумы, в юном возрасте – это то, что я желаю каждому из своих учеников.
– Понимаете, в одной частной школе согласны пристроить несколько десятков учениц. К сожалению, школа только для девочек – насчёт мальчиков переговоры ведутся. Я надеюсь, это не вызывает у вас возражений.
– Разумеется, нет. Я, в отличии от некоторых, не считаю, что женщины не способны хранить идеалы. Достаточно вспомнить подлинных правительниц России – Елизавету Петровну, Екатерину Вторую...
– Именно так. И вы, надеюсь, понимаете, что раз это благотворительность, то нам не нужны ну... вы понимаете... дочери слишком обеспеченных родителей. В конце концов, об их образовании могут позаботиться сами родители. Речь идёт о скромных и симпатичных девочеках из небогатых семей, которые бы хотели получше познакомиться с нашей великой культурой. Старшеклассницы или студентки. Особенно нас интересуют талантливые девочки из детских домов и приютов – возможно, нам даже получится организовать удочерение.
– Таких у нас, к сожалению, немало.
– Ну вот. Они будут жить в пансионе при школе. К сожалению школа несколько старомодна, поэтому девочкам, возможно, придётся выполнять... ну, посильную работу, понимаете. Но насколько я знаю, женщины в вашей стране трудятся наравне с мужчинами, так что вопросов это не вызовет.
– Да, я понимаю.
– И ещё – из-за экономического роста у нас тут полно мошенников. И будет страшным позором если кто-то из них из-за какой-нибудь глупой обиды решит сбежать домой. Поэтому, чтобы сохранить лицо, мы будем вынуждены забрать у девочек паспорта. Вы же сами понимаете, в таком юном возрасте девочки мыслят, ну... как в сказке. Им может не понравиться необходимость трудиться. Или школьная программа покажется слишком сложной. Ведь даже не всем исследователем ясно, что теперешнее благополучие Японии достигнуто упорной учёбой и тяжёлым трудом.
– А... это обязательно?
– Да. Пожалуйста, если эти условия вас не устраивают – мы будем вынуждены искать другого представителя нашего фонда.
На том конце трубке задумались.
– Всё в порядке. Я согласен.
– Это ваше официальное заявление.
– Даю! Слово чести!
– Благодарю вас. Начинайте поиск девочек прямо сейчас. Мы с вами свяжемся.
Рю повесил трубку и выдохнул. А потом повалился на пол и бился в хохоте, наверное, минут двадцать.
"А всё-таки,– думал он, в изнеможении раскинувшись среди бумажек и записей,– и от хентайной манги бывает польза... А не только банальное удовольствие"
Пошёл на кухню, взял яблоко и съел. Потом спохватился, прибежал обратно и выключил магнитофон.
4. Цитадель
В субботу класс Рю отправили на экскурсию в цитадель Порт-Артура.
За воротами крепости младший Мураками отпросился в туалет, а уже оттуда пошёл бродить по остаткам крепости, как всегда верный дзенскому принципу "куда ноги несут". Экскурсий в тот день было немало, привели даже китайцев из двадцать седьмой, так что блуждающий школьник никому не внушал подозрений.
Рю вскарабкался на стену, посмотрел на залив, не нашёл там ничего интересного, и спустился другим маршрутом. Отсюда, с земли, крепость казалось удивительно хаотической. Разрушения войны, попытки перестроить для новой войны, послевоенная заброшенность, и финальное превращение в музей превратили грозные стены фортеции в большущие руины, местами проросшие иррегулярным английским парком.
Наш герой гулял по пожухлой траве, не особенно разбирая дороги. И на склоне одного из холмов его вдруг охватил ужас.
Ему почему-то подумалось, что где-то под ногами вполне может быть мина. Ведь рассказывал же Шкутенберген, что здесь до сих пор находят обломки снарядов и патроны с боевым порохом. А что если и мины остались?
Рю попытался себя успокоить. Крепость обустраивали и наверняка проверили каждый метр. Но получилось не очень. Слишком уж дикими казались деревья и кустарники. Кто знает, вдруг хоть одну, да упустили. И она как рванёт под ногами как высокий облачный столб... причём не убьёт, а лишь изувечит настолько, что он уже не сможет ни ходить, ни играть на бас-гитаре и ему останется лишь лежать целыми днями в комнате, оплакивая погибшую молодость. Он слышал, что в Камбодже это до сих пор сплошь и рядом.
И тут он услышал звонкий девичий голос. И сердце забилось громче. Потому что голос был знакомый.
Это же Рита Люксембург!
Сейчас он совершенно неожиданно спустится, выйдет к ней и скажет – "Привет!". Правда, здорово?
Очень осторожно, чтобы не наступить на предполагаемую мину, Рю спустился с холма. Справа из холма выдавался кирпичный фасад подземного склада, очень похожий на норку каких-нибудь особенных воинственных хоббитов. А слева была цивилизованная дорожка, даже расчерченная для велосипедистов и бегунов. Там и стояла Рита с двумя подругами – все трое в уже знакомой Рю униформе из чёрного жакета и длинной юбки в огромную клетку. Форма была ему, конечно, знакома, но только сейчас он понял, какая она всё-таки невероятно современная и очаровательная, особенно если девушка дополнит её утеплёнными и чёрными колготками.
А на них наступали трое мрачных, юных и в спортивных штанах. Что они собирались сделать – скорее всего, они и сами не знали. Просто день такой выдался, что надо было к кому-то доколебаться. Ну хоть до столба, хоть до дерева... Просто к какому-нибудь Дробышу, или Вилк-Берестейскому, или Кацуко Мураками доколёбываться – себе дороже. А вот Рита Люксембург маленькая, тонкокостная и ногой заехать не может.
Встревоженный барсук Джим Моррисон украдкой посматривал на Рю, словно хотел спросить – оставит он всё как есть или рискнёт вмешаться?
