Текст книги "Дзен в большом городе"

Автор книги: Маша Стрельцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Глава четвертая

Самое чудесное время суток – это рассвет. Он хорош в любое время года и при любой погоде. Воздух напоен особой свежестью, вид из окна на знакомые улицы кажется совершенно другим, нереальным и прекрасным под розовыми рассеянными лучами.

Солнце, звезды и луна одновременно на небе, и именно в этот момент лучше всего творится светлая волшба. Именно в этот час благословение ангелов лежит на земле, и все что ни попросишь с чистым сердцем – сбудется…

Обряд на коррекцию нрава – простенький. Это не охранки, на которых я, собственно, специализируюсь; вот на них-то надо потратить очень много сил и времени, зато после этого человек год будет в неуязвимости. Враг забудет о нем, несчастье обойдет стороной, а у молодой жены рука не поднимется сдобрить борщ крысиным ядом, приближая получение наследства.

Встав с колен после молитвы, я закрыла Библию Ведьмы и прислушалась к себе. Так, на этот раз обряд проведен как надо, паскудный характер у тетеньки отчитан. Правда, это ненадолго, месяца на три, потом подделывать придется, но некоторые привыкают за это время к новой сущности.

Смахнув испарину, я пошла закрывать окна на лоджии. На последнем не утерпела и посмотрела вниз.

Женьки не было.

Не веря в свое счастье, я аж перегнулась через подоконник, внимательно обозрела двор. С вечера обещанный ливень тут же вымочил меня, ветер залепил лицо прядью волос, я нетерпеливо отмахнулась и еще раз обшарила взглядом каждый закоулок.

Женьки не было!!!

– Спасибо Тебе, Господи, что вразумил его! – с чувством сказала я в небо, захлопнула окно и пошла в квартиру.

Дэн еще спал. Протянув руку, я едва касаясь очертила контур его губ и он тут же сонно поцеловал кончики пальцев.

– Вставай, соня, – прошептала я.

– Я тебя люблю, – улыбнулся он, не открывая глаз.

– Я знаю, – спокойно кивнула я. – Но вставать все равно придется.

– А пять минут сон досмотреть у меня есть?

– И что это тебе там снится? – подозрительно осведомилась я.

– Кошка, – сонно пробормотал он.

– Взрослая кошка? – помертвевшие губы отказывались шевелиться.

– Ага, здоровая такая.

– Знаешь, ты и правда поспи еще, я пока кофе сварю, – я взяла себя в руки и нашла силы сказать это как можно более беззаботнее, встала с кровати и пошла к двери.

– Я тебя люблю, – повторил он мне в спину.

– Я знаю, Дэн. Спи, – не оборачиваясь, ответила я.

Я тоже люблю тебя, Дэн. Очень. И потому мое сердце сейчас трепыхается от дикого страха, ибо кошки снятся к беде. К большой беде.

«Я не переживу, если с ним что-то случится», – стучало в висках.

Когда мне первый раз приснилась кошка, мне было десять лет. И тогда в школе пропали собранные на новогодние подарки деньги, и так получилось, что все улики указали на меня. Сначала я недоуменно посмотрела на школьных товарищей и учителей, не понимая, как у меня в ранце взялся чужой пустой кошелек, потом нервно улыбнулась, мол, вы же не верите, что это я? Они верили, и для меня началось страшное время. Вся школа плевалась в меня, я шла по коридорам, и вслед мне неслось: «воровка». И самое поганое – я ничего не могла сделать. Ничего. Кошелек, в котором когда-то лежали новогодние деньги – был найден у меня в ранце.

Бабуля, Царствие ей небесное, тогда все решила. Пожгла скрученные вместе свечи, затушила их в тазике с травяным настоем, и назавтра Ленка Потеряева встала на математике и с пустыми глазами призналась, что деньги взяла она, а кошелек подкинула мне, потому что я ей списать на контрольной не дала. Деньги она вернула, мать ее перевела в другую школу, а передо мной особо никто извиняться не стал. Прямо как в анекдоте: «Ложечки-то мы нашли, но осадок остался, вы к нам в гости больше не ходите».

Если б не бабуля, я бы от такого позора руки на себя наложила. В десять лет такие стрессы пережить слишком сложно.

В следующий раз кошка мне приснилась уже много лет спустя, и вскоре я заболела раком. Сначала я лишь посмеивалась – ну что такое рак для ведьмы? Сделаю переклад на скотину, отчитаю обряд от лютой болезни – и все! Однако ни я, ни другие ведьмы не смогли убрать от меня эту напасть. Не помогло и лечение в дорогущей швейцарской клинике Женолье, что на полпути между Женевой и Лозанной. И лишь когда я приехала в Россию умирать, я узнала, что это мне подарочек от ведьмы-товарки. Серьезный конфликт у нас с ней вышел незадолго до болезни, вот она и решила, что нам двоим на земле тесно. И вправду тесно – упокоилась она в неизвестной могилке, наказали ее духи за жадность, а наведенный рак пропал вместе с ее смертью.

Третий раз кошка мне снилась перед тем, как убили смотрящего за городом. И случилось это тогда, когда мы с ним вдвоем стояли около Колосовского леса, он мне заказал обряд и мы к нему готовились. Кто виноват? Конечно же Марья. За мной тогда полгорода гонялось, отомстить за смерть смотрящего – это по понятиям. Чудом выжила, но при мысли о том времени неизменно вздрагиваю.

Единственный способ избежать беды – это убить кошку во сне. Но Дэн уже проснулся, да и по своему опыту помню, что вспоминаешь об этом способе только открыв глаза.

На кухне я принялась готовить завтрак для любимого. Кофе я заговаривала от лютой беды, тосты – от нещадных врагов.

– Господи, сохрани и спаси его, – беспрестанно шептала я.

«Перестань истерить!», – поморщился внутренний голос, и я очнулась. Действительно. Смерть ему не грозит, смерть по-другому является. Кошка только принесет беду, а это можно пережить. Разорится? Не страшно, я отлично зарабатываю. Заболеет? Я ведьма, вылечу. Главное – мы вместе. Мы выстоим и все переживем – вместе.

Дэн вверху уже вовсю плескался под душем, а я переписывала молитву Ангелу—Хранителю на обычный листок в клеточку и пыталась убрать из сердца панику. И злость. Если бы он смог изменить свое отношение к магии, кошки бы ему сейчас не снились. Я бы закутала его заранее в толстый-толстый кокон охранки, и все было бы хорошо. Но Дэн не одобряет моей профессии, и это единственный камень преткновения в наших отношениях. Сначала мы ругались, он пробовал меня убедить, что мне больше не надо зарабатывать на жизнь, что я могу бросить свое шарлатанство. Да, так и сказал – «шарлатанство», смертельно меня обидев. И тогда я ледяным тоном объяснила ему, что содержанку ищет пусть в другом месте, а я уже одиннадцать лет как ведьма, и это уже не исправить. Или принимает меня такой как есть – или пошел к черту. Все равно из меня домашней клуши не получится.

Он тогда не хлопнул дверью. Он смог меня тогда понять, и за это я любила его еще больше. Теперь он не задает вопросы, что я делаю на лоджии, а я стараюсь колдовать только когда он спит или отсутствует.

Он не знает, что когда он уезжает на работу, я стою у окна и шепчу ему наговоры для удачи, не знает он и о том, что во всех карманах его одежды изнутри нарисован защитный знак.

Вот только все это мелочи, настоящую крепкую охранку без его участия и доброй воли мне не поставить.

Дэн – это самое дорогое, что у меня есть. И я должна его защитить. Ради себя самой, ибо я здорово расстроюсь, если с ним что-то случится. И потому я, воровато оглянувшись, засунула листок с молитвой под стельку его ботинка.

Этим утром я была рассеянна и мрачна. Задумчива.

– Ну что с тобой? – наконец не выдержал Дэн после завтрака.

Вымыв последнюю чашку, я обернулась к нему и спокойно указала на часы:

– Опоздаешь ведь.

– Я гендиректор, кто меня уволит, – отмахнулся он. – Лучше скажи, о чем думаешь?

Я посмотрела в его прозрачные серые глаза под длинными девчоночьими ресницами и внезапно решилась:

– Позволь мне сделать тебе охранку, пожалуйста…

– Зачем? – взгляд его сразу закаменел, и это мне не понравилось.

– Ну мало ли что в жизни случается.

– Я мужчина, Магдалина. Я справлюсь.

Я села к нему на коленки, взъерошила темную челку и жалобно спросила:

– А ты обо мне подумал? Я же за тебя переживаю! А вот поставила бы охранку – и спокойна была бы.

– Ты знаешь как я отношусь к этой твоей… магии, – раздельно сказал он, – Я нормальный парень, на дворе двадцать первый век, и если у тебя у самой такое странное хобби, ты меня не впутывай, ладно?

– Сейчас обижусь, – спокойно сказала я.

– Извини, – сразу одумался он, обнял и прижался ко мне – щекой к щеке. – Ты не бойся за меня. Я большой и сильный. Я со всем справлюсь. И не переживай напрасно. Поняла меня?

Я молчала, закрыв глаза, и ресницы мои касались его темной челки. Было нечто пронзительно прекрасное в этом моменте – чувствовать, как его руки обвили меня, впечатывая нас друг в друга, ощущать своей щекой его кожу и знать, что это – мое… Сердце замирало, боясь стуком нарушить хрупкую красоту сказки, а в воздухе едва заметным маревом разливалась щемящая душу нежность…

– Ты меня слышишь? – тихо спросил он.

Как я могла ему возражать в такие моменты?

– Конечно, – шепнула я.

Он ушел, а я еще долго сидела и думала о сложившейся ситуации. Потом мои губы шевельнулись и устало сказали:

– Баран ты, прости Госсподи душу грешную.

Пять минут на сборы – и вот я уже выезжаю из подземного гаража на своей бээмвушке. Пойду просить помощь зала, может, другие ведьмы знают, как максимально эффективно защитить человека против его воли. Дэна я кошке не отдам.

Женька сидел прямо за воротами на лавочке. «Так вот отчего я его из окна не видела», – мелькнула мысль, а потом мы встретились глазами – и я аж вздрогнула от неожиданности. Он быстро опустил взгляд, сделал вид, будто меня не узнал, я тоже проехала мимо.

«Да отвяжется он от меня когда-нибудь или нет?», – нервно думала я по дороге.

Я ничего не понимала. Парень явно мерз, выглядел ужасно, но с упорством болтался около моего дома. Почему он не шел к себе? Там тепло и сухо, а во дворе мерзкая октябрьская погода, добрый хозяин собаку не выпустит… Если же ему от меня что-то надо – отчего он не придет и не поговорит? Приглашение ему особо не нужно, с его-то способностью проходить сквозь стены! Что ему мешало появиться у меня дома и конкретно так предъявить, мол, Марья, ты виновна в том, что со мной случилось, ты и расхлебывай! Однако же он не только не шел на контакт, он вроде еще от меня и шарахался.

Где логика???

Вера, мастерица лечить детвору, жила в пригороде, в большом частном доме. Еще со двора я поняла – конец моей фигуре: Вера пекла пирожки. Надо сказать, что выходило у нее это просто божественно. Ирина из Восточного микрорайона считает, что знает она какой-то особый заговор для стряпух, да и я так думаю, однако сама Вера упорно твердит, что просто на глазок добавляет в муку воду, яйца, дрожжи…

Ну да, так я и поверила. Я если на глазок все это смешаю да испеку – подзаборная дворняжка есть не станет. Впрочем, над душой стоять у Веры и пытать ее утюгом я не собиралась. Правильно делает, что не признается, так и перебить заговор можно.

– Можно к вам? – улыбнулась я с порога.

– Заходи, коль не шутишь, да к столу садись, угощайся, – бодро отозвалась она. – Что—то давно тебя не видать.

– Ну так у меня же семья!

Устроившись на облезлой крашеной табуретке, я цапнула с блюда пирожок, надкусила и застонала от счастья. Мне так никогда не научиться готовить.

– Семья? – хмыкнула Вера, ставя передо мной кружку с молоком.

– Кот, муж, – перечислила я и потянулась за следующим пирожком.

– Муж? – брови ее поднялись еще выше, да так демонстративно, что мне аж грустно стало. – И когда это вы повенчаться успели?

– Замуж выйти – не напасть, как бы замужем не пропасть, – наставительно ответила я. – У нас сейчас идет эксперимент. Уживемся – повенчаемся. Не получится – выставляю чемодан за порог – и аста ла виста, бэби.

– Не по-божески, – поджала она губы. – Пора уж тебе замуж, засиделась ты у нас в девках.

– Вера, погоди немного, и погуляете вы у меня на свадьбе, вот честное слово.

Кряхтя, старая ведьма уселась на табуретку около стола, оттерла пот со лба платком и осторожно поинтересовалась:

– А сам-то чего говорит, согласен грех покрыть?

– Какой грех? – не поняла я.

– Ну так попортил поди девицу, а жениться ни в какую. Так ведь, Марья?

Я в немом изумлении уставилась на Веру – она что, прикалывается? Какая девица, мне уж почти тридцатник!

Однако ее глаза смотрели сочувственно, без доли иронии. Я прокашлялась и ответила:

– Вер, ты не понимаешь наших отношений. Я не заглядываю ему в глазки – ах, когда же он мне сделает предложение? Я не боюсь, что он меня бросит. Между нами все давно решено и нет никаких недомолвок. Мы родные, понимаешь? И мы никогда не расстанемся.

– Я посмотрю, как ты вскоре запоешь, – снисходительно ответила она.

«Да отстань ты от нее, что она понимает, дура-баба?», – сказал внутренний голос.

И правда.

Слепому не объяснишь про свет, глухому не объяснить про звук.

Как объяснить ей то, что мы с ним вросли друг в друга? Что нам расстояние не мешает чувствовать стук сердца и улыбки другого?

– Я к тебе по делу, – подняла я глаза на нее, ставя точку в бесполезном разговоре.

– Говори, – кивнула она.

– Вер, вот скажи – как можно человеку поставить охранку без его ведома?

Она помолчала, раздумчиво глядя на меня, не торопясь съела пирожок и вопросила:

– Своему охламону, что ли?

– Дэну, – с нажимом поправила я.

– А чего он сам-то, против?

– Против, – печально кивнула я.

– Вот остолоп, это же сколько б денег сэкономил, – покачала она головой. – Ты же за свои охранки деньжищи несусветные дерешь!

– Так они и действуют год!

– Ну-ну, разобиделась сразу! Мне-то что? Я чужие деньги считать не буду, я – не Лорка-Святоша.

– Что, опять эта змеюка под меня копает? – насторожилась я.

Святоша меня страсть как не любит, факт общеизвестный. И не упускает возможности с божьей помощью напакостить.

– Жалуется, что ты деньжищи заколачиваешь, а на церковь десятину не сдаешь!

– Чего? – возмутилась я. – А Святоше об этом откуда известно? Она что, меня со свечкой около церковного ящика караулит?

– Пьяной она тебя тут как-то видела. И курящей!

– Вот ведь врет, вехотка старая!

– Да я ей тоже сильно не поверила. Но в одном она права – в грехе ты с мужиком-то живешь.

– Слушай, я тебе говорю – это наше дело.

– Смотри, обрюхатит и бросит.

– ВЕРА!!!

– А ты на меня голос не повышай, – спокойно сказала ведьма. – Мое дело предупредить, а дальше сама думай, взрослая уже.

– Вер, у меня и так настроение паскудное, ты еще подливаешь.

На колени ко мне забралась трехцветная кошка-пеструшка, свернулась калачиком и заурчала от счастья под моей ладошкой.

– Успокоя дать? Недавно варила, у соседки совсем нервы никудышные стали.

– Лучше совет дай, – вздохнула я. – Как же мне Дэна в охранки-то закутать, а?

– Совет, говоришь, – Вера задумалась, рассеянно сжевала пирожок и наконец молвила: – А если ему заговоренную на охрану вещь подарить?

– Вер, ему кошка сегодня снилась, какая к черту вещь, – устало призналась я.

– Ого, так с этого и надо было начинать! – теперь она смотрела сочувственно, с традиционной русской жалостливостью во взоре. – Ну, коль так, то у твоего милого два пути. Или сделать охранку, или…

– Ну? – тихонько подтолкнула я запнувшуюся ведьму.

– Ну или пусть хлебнет горюшка, – пожала она плечами. – Все одно – жениться не хочет, чего ради тебе стараться.

– Да хочет он жениться!

Вера выразительно хмыкнула. «Ври больше, – было написано у нее на лбу, – да если б он тебе предложил – ты б давно уже поперед него в загс побежала!».

Я досчитала до десяти, выдохнула и очень вежливо спросила:

– Более вариантов нет? Я к тебе за советом пришла, надеясь что ты меня поопытнее, глядишь чего и подскажешь умного.

– А я тебе умного не сказала, значит? – усмехнулась она.

– Я это и так знаю, Вера. Я же мастер по охранкам, забыла? Но вот как сделать так, чтобы против воли поставить охранку – мне не сообразить. Там же нужно участие человека, сонного его не заговорить, понимаешь?

Вера чуток подумала и предложила:

– А оморочку на него сделать? Навесь пояс рабства, как миленький сделает все, что скажешь.

– Ну да, а потом сниму с него заклятье послушания, и он уйдет. Не простит он мне такого.

– Так память стери да и все!

– Ты умеешь? – жестко спросила я ее. – Умеешь стереть память так, чтобы только вот этот эпизод убрать? Лично я – нет. Получится еще как с той девочкой, Пелагеиной клиенткой.

Тогда нам всем пришлось попахать. Девочка та пережила изнасилование, и кто-то очень умный подсказал родителям, что можно сходить «к бабушке», та память и сотрет, не будет малышка рвать себе сердце воспоминаниями. По мне, так тут хватило бы успокоя да снятия тоски, но меня никто не спросил. И Пелагеюшка, старый и опытный мастер, и та не смогла ювелирно сработать – вместе со сценой изнасилования из памяти девочки выпало слишком много. Папу забыла напрочь, подруг не узнавала, кое-что из школьного курса стерлось. Пришлось нам всем вместе собираться да переделывать работу Пелагеи.

– Святоша может, – помолчав, напомнила Вера.

– Святоша многое может, так что мне, в ножки ей кланяться идти? – хмыкнула я.

– Тогда не знаю, – развела Вера руками.

– А если подумать? – почти жалобно спросила я, заглядывая ей в глазки. – Верочка, ну кошка ведь. Сама понимаешь, как это серьезно. Помоги, а?

– Ну, разнылась, – неодобрительно цыкнула ведьма.

– А как не ныть, я же без него жить не могу, – несчастно и очень искренне призналась я.

– Дура девка, – покачала она головой.

Я молчала.

– Ну ладно, – решилась она наконец. – Можно помочь твоей беде.

– Как? – вскинула я на нее глаза, полные безумной надежды.

– Ты погоди, – поморщилась ведьма. – Плата сильно высока!

– Насколько высока?

– Лет десять жизни.

Я невольно присвистнула. За печкой кто-то возмущенно завозился.

– Ты мне домового не высвистывай, он мне еще от прабабки достался, – строго велела Вера.

– А что за обряд-то такой?

– На двойника. Вызовешь духа своего ненаглядного да и сделаешь на него обряд. Все, что сделаешь с духом – отразится на Дэне.

– Это не тот обряд, когда через зеркало дух живого призываешь? – что-то такое я припоминала, говорила мне бабуля про это.

– Ну да.

– А попроще ничего нет? – расстроено вопросила я. – Цена ведь чересчур высока!

Как я не любила Дэна, но понимала, что годы за избавление его от неприятностей – слишком много. Потом, когда мы с ним состаримся и ему придется меня хоронить раньше времени – он мне спасибо не скажет. Впрочем, если дело примет слишком серьезный оборот – пойду на это не колеблясь.

– А попроще – пусть он хлебнет беды от кошки, – охотно поделилась Вера мыслями. – Намается, да к тебе же и прибежит, около юбки твоей отдохнуть. Тут-то ты и не теряйся – через плечо его да под венец.

– Ясно, – безразлично молвила я, некстати вспомнив, что Вера с мужем жила плохо. Очень плохо. Уж давно он помер, а она к нему даже и на могилку не ходит, зарастает она бурьяном.

Уходить пора. Ничем мне Вера не помогла. Если и есть у нее какие-то секреты – открывать их мне она не намерена.

Что-то попало мне в глаз, я сморгнула, подняла глаза на ведьму и удивилась. Вера как-то чересчур пристально смотрела на меня.

– Пойду я, – устало сказала я. – Дел полно, да и тебя отвлекать не хочется.

– У тебя все нормально? – странным тоном спросила она.

Около моего дома бродит привидение, а любимому снятся кошки.

– Просто замечательно, – кивнула я, встала…и почему-то покачнулась. Оперлась рукой об некстати подвернувшееся блюдо с единственным пирожком, оно выскользнуло, упало на пол…

– К счастью, – выдохнула я, глядя на осколки.

– А ну-ка, счастье, сядь! – хреновым тоном велела ведьма, настороженно глядя на меня.

– Ты чего? – воззрилась я на нее в полном недоумении.

Та молча сдернула с головы платок; расплела длинную, с проседью, косу; положила руки мне на голову и замерла, едва слышно читая заклятье.

Пахнуло холодом.

Я молча сидела, не понимая, что нашло на коллегу. Случаи буйного помешательства ведьмам не грозят. Мы не умрем от ужаса при виде восставшего покойника, нам не страшны склероз, маразм и прочие радости возраста. Пелагее, вон, уже под сто лет, ровесницы ее давно как растения, а она у нас – живчик еще тот, ни одна свадьба без нее не обходится.

Веру я уважала. Ведьма была умелая, весьма здравая, да и ко мне словно мать родная относилась. Не верила я, что она мне возьмет и зло причинит. Однако на всякий случай я следила за ее действиями.

Пока волноваться не стоило – она всего лишь сканировала ауру. Это она делает просто мастерски, и надо быть идиотом, чтобы отказаться от такого сеанса. Сейчас она закончит, и у меня на руках будет полная диагностика состояния моего тела. Возможно, гастритик намечается, а я и не знаю об этом…

Вера закончила, сняла руки с моей макушки, села на табуретку и молча посмотрела на нее. Мне не понравился ее взгляд. Совсем.

– Что не так? – тихо спросила я.

Похоже, гастритиком тут дело не обойдется. Что, что заставляет ее смотреть на меня, как на будущую покойницу? Что притаилось во мне? СПИД? Тропическая лихорадка? Атипичная пневмония???

– Вот тут, – она указала на мой живот, – у тебя аура серая. Я сразу поняла, что дело неладно, но такого, признаться, не ожидала…

– Что? – видимо, я ослышалась.

Это же аура мертвых! Вернее, просто серая дымка, ничего не имеющая с семислойной аурой живых! Не может мертвое наложиться на живое, это просто редкостный бред!

– Аура, говорю, у тебя около пупка серая, – повторила Вера, вновь повязывая волосы платком. – Правда, отторгает ее тело, выталкивает, словно вода масло. Когда я положила тебе руки на голову, она была размером с суповую тарелку. А сейчас уже со спичечный коробок.

– Вера, – тихо сказала я. – Но, если эта дыра так быстро сокращается, то откуда она вообще взялась? Даже если допустить, что я к тебе пришла вся серая с ног до головы – и то сейчас бы этого пятна на животе уже не было!

Вера пристально посмотрела на меня и вздохнула:

– Знаешь, мне что странным показалось? Сидели мы, разговаривали, и вдруг ты замерла, лицо исказилось на миг, а потом ты взглянула на меня совершенно чужим взглядом. У меня прямо сразу мысль мелькнула: вот не Марьин взгляд и все тут! Умный такой…

– Это что, ты меня за олигофренку держишь? – возмутилась я.

Ведьма красноречиво посмотрела на меня, и я осеклась.

– Это в какой момент произошло? – очень тихо спросила я.

– Мы с тобой поговорили о вызове духа-двойника, ты сказала «Ясно», и после этого начались странности.

– Ты ошиблась. Все нормально, я все помню.

– Точно?

Я напряженно осмотрелась вокруг себя, пытаясь угадать в картинке десять отличий. Спустя секунду мне стало как-то очень нехорошо. Когда я пришла – огонь в печке вовсю полыхал, на плите исходила бульканьем кастрюлька. Теперь же она была отставлена на приступок, и дрова прогорели. Сквозь решетчатую дверцу виднелись алые угли.

– Сколько это длилось? – помертвевшие губы отказывались шевелиться.

– С полчаса.

– Я что, сидела мумией – и все? И ты полчаса ждала, чтобы просканировать ауру?

– Ничего себе мумия, – возмутилась она. – Все пирожки подмела подчистую!

– Конец моей фигуре, – горько заключила я, то-то мне так нехорошо в животе и тяжело на душе. – И что, я полчаса только пирожки лопала? Не разговаривала?

– Знаешь, ты была очень вежливая и вообще приличная, – задумчиво поведала она. – Сказала, что у меня тут очень мило и что мой платочек великолепно оттеняет цвет лица.

Я обвела кухню, не блещущую чистотой, ошалелым взглядом. Мило? Потом перевела глаза на застиранный платок на голове ведьмы с еле различимыми цветочками и вгляделась в лицо под ним, щедро отмеченное возрастом.

Боже, я сошла с ума…

«Это сказывается позавчерашний перепой», – гнусно хихикнул внутренний голос.

«Да я ни с какого такого перепою я не стану отвешивать комплименты старым ведьмам!!!», – рявкнула я на него.

– Это все, что я говорила? – снова обратилась я к Вере.

– Путина с тобой от души поругали, – охотно призналась она.

– Знаешь, а я ведь ничего против него не имею, – задумчиво сказала я, – Более того – на последних выборах специально взяла себе труд проголосовать за него. И мы с тобой не раз говорили, что я не желаю его ругать. Нравится он мне.

– Я помню, – спокойно ответила она. – Потому и поняла, что дело тут нечисто.

Я помолчала, припоминая горячий диск в сидюке и вкус баунти во рту.

– У меня шизофрения? – бесстрастно спросила я. – Только честно. Ты же видела все семь слоев…

– Балда! – не выдержала Вера. – В тебе – мертвый!!! Десять минут назад в твоем теле был мертвый!!! Иначе откуда тут серая аура???

И она снова ткнула пальцем мне в живот.

– Это невозможно, – устало спросила я. – Вера, я же некромантию практикую, так что поверь мне, дух мертвого никогда не попадет в чужое живое тело, просто потому, что нет такого понятия – «дух мертвого». Ведь именно дух делает тело живым, сломалось что—то в теле – и все, тут же дух отлетает на небеса.

– Так может какой заблудший, еще не долетел? – несмело предположила Вера.

Я покачала головой:

– Живое не может принять мертвое, это просто невозможно. Да и не может быть в одном теле более одного духа. Так что твои намеки про ауру… Ну бред ведь, согласись.

– Соглашусь, – кивнула она. – Соглашусь, милая ты моя. Только я своими глазами видела, как в твоем теле со мной разговаривал кто—то другой. И взгляд не твой, и разговаривала ты совсем другими речами. Да и аура не соврет.

Я молча смотрела на нее. Что сказать – я не знала. Вот тебе и съездила за советом о том, как уберечь любимого…

– Марья, тебе может помощь нужна? – помолчав, спросила ведьма.

– Там видно будет, – кивнула я, думая о своем.

– Если что – обращайся.

– Да скорее всего мне к батюшке Иоанну из Знаменского собора придется обращаться, – хмыкнула я. – Пусть хоть раз в жизни почувствует себя экзорцистом.

– Кем? – не поняла она.

– Изгоняющим дьявола, так сказать. Ладно, Вера, спасибо тебе огромное за все. Не знаю, чтобы я без тебя делала, но теперь точно надо идти.

– Будь осторожнее.

– Непременно.

На пороге меня нагнал ее голос.

– Марья?

– Да.

– Знаешь, а ведь то пятно у тебя на пупке не сходит. Словно въелось оно в тебя.

– Буду отстирывать тайдом, – пожала я плечами. – И не рассказывай никому, ладно?

Выйдя от Веры, к машине я не пошла. Глянула вправо – влево, углядела знакомый призрачный силуэт вдали и нисколько не удивилась. Да, любимому снятся кошки, какая-то тварь притаилась во мне, а еще за мной тенью следует настоящее привидение. Здорово. Жизнь бьет ключом, и все по голове. Подумав, я пошла к продуктовому магазину на пустынном пятачке. Шопинг меня всегда здорово успокаивал, и вообще…

Через десять минут я вышла из оттуда с покупками. Упакованная в полиэтилен куриная ножка для Бакса и здоровенная плитка шоколада для …

«Для кого?», – ласково осведомился внутренний голос.

Я не ответила. Мог бы и сам догадаться – когда ведьмам туго, они стараются сделать как можно добрых дел. Особенно тех, которые не хочется делать. Господь – он все видит, если что – зачтет.

С крыльца я обозрела окрестности, хмыкнула, обошла магазин, и наконец наткнулась на Женьку. Он стоял, привалясь к стене спиной и обхватив себя руками.

– Замерз? – сочувственно спросила я.

– Что? – он открыл глаза, увидел меня и явственно вздрогнул.

А я поразилась тому, как же он здорово сдал за это время… Он был, словно цветная простыня по весне, с лета забытая нерадивой хозяйкой на бельевой веревке. Он словно полинял.

– Надеюсь, убегать от меня не будешь? – вздохнула я.

– Да с чего это я забегал? – холодно спросил он.

– Ну, кто тебя знает, – неопределенно пожала я плечами. – Пошли в машину, поговорим.

– Нет.

Он так это сказал, что я поняла – обжалованию это не подлежит. Нет – значит нет. И упрашивать его бесполезно. Ну да ничего, я тоже вредная.

– Жень, ситуация слишком сложная, чтобы я вот так взяла и ушла. Странностей много и вообще…

– Магдалина, – раздельно сказал он. – Какое-то время я еще буду появляться тебе на глаза. Поверь, не по своей воле. Ты, главное, держись от меня подальше. И все будет хорошо.

– А что будет, если наоборот? – хмыкнула я. – Если я не отстану? Если я буду с тобой сидеть с тобой на лавочке во дворе и скрашивать твое одиночество?

– Ты заболеешь и умрешь.

– От общения с тобой, что ли?

– От простуды! – он мученически возвел глаза в дождливое осеннее небо.

Я проследила за его взглядом и согласилась:

– Да, погодка мерзопакостная. Так что поехали-ка домой ко мне, чай с шоколадкой попьем.

Он равнодушно посмотрел на продемонстрированную плитку и пожал плечами:

– Магдалина, я тебе уже как-то объяснял, что пить чай я не могу чисто технически. И не надо за мной ходить, ладно? Не надо пытаться со мной заговорить. Скоро ты избавишься от моего присутствия, обещаю.

– Насколько скоро? – помимо воли задала я нетактичный вопрос. Хотя – все равно доброе дело не состоялось, так чего церемониться?

– Не знаю, – ровно ответил он.

– А чего тогда обещаешь? Может быть, это еще пару лет продлится, – деловито поинтересовалась я.

– Максимум месяц, – сухо ответил он. – Но думаю – в ближайшие дни все решится.

– Я надеюсь, – благожелательно улыбнулась я ему, развернулась, и, не прощаясь, пошла к машине.

А по дороге я размышляла о том, что я на месте Женьки уже бы давно билась в истерике и валялась в ногах у той, что является единственной ниточкой-связью с привычным миром. Со мной. Ибо только я его вижу.

А он меня гонит.

Да, я не могу ему помочь. Но ведь он сам себе не поможет, так хотя бы не отвергал мою руку, вместе со мной ему было бы проще пережить эту ситуацию.

Упрямство – вот имя твое, Евгений…

«Скорее, тут дело в дзен», – тяжко вздохнул внутренний голос.

«Дзен, не дзен, главное – он умный мальчик и не лезет ко мне со своими проблемами», – цинично подвела я итог и аж сама загордилась тому, какая же я все-таки сука.

«Тебе надо другой настрой, – поморщился внутренний голос. – У тебя проблемы, не отягощай душу грехами».

«Настрой, значит, другой? – задумчиво протянула я, – это можно».

И, развернувшись, я поехала на Текутьевское кладбище.

По пути я остановилась на Малыгина около «Цветочного Дождя», чтобы купить роскошнейшую корзину алых роз. Продавщицы меня знали.

– Тридцать две, как всегда? – мило улыбнулись они.

Я лишь кивнула, пытаясь протолкнуть в горле комок. Да, год назад Димке было тридцать два года, а мне двадцать восемь. Я отпраздновала с тех пор еще один день рождения, а его возраст навсегда замер.

Продавщицы меня явно жалели. Однажды я стояла за огромным кустом в кадке, ждала заказанного букета, и нечаянно услышала их разговор.

«И не жалко людям такие деньги выкидывать, – бурчала одна, ловко обвивая лентой колючие стебельки. – Добрые люди на такие деньги неделю живут всей семьей».

«А я думаю – у нее кто-то дорогой умер, и ему она цветы носит, – понизив голос, ответила другая. – Муж или любимый парень. Ты видела, какие у нее глаза больные, когда она с цветами уходит?»