Текст книги "Дзен в большом городе"

Автор книги: Маша Стрельцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Упыри, что ли? – тихо спросила я.

– Всякое бывало, – туманно ответила она. – Ведьму там однажды похоронили. Неотпетую.

– Это как – неотпетую? – не поверила я.

Да быть такого не может! Всякий знает, коль ведьму не отпеть, то потом греха не оберешься. И какими бы атеистами не были родственники, они, насмотревшись на шалости мертвого духа за три дня до похорон, сами упадут в ноги местному батюшке.

Мертвая и неотпетая ведьма – это, скажу я вам, стихийное бедствие.

– Сама она себя порешила, – ответила ведьма. – А поп тамошний не стал самоубийцу отпевать. Уперся как баран и все тут.

– А другого позвать?

– Очнись, доченька! Коммунизм тогда был, за этим-то в область ездили!

– Слушай, а чего же она убилась-то? – помолчав, спросила я. – Я просто представить не могу, что должно было случиться, чтобы ведьма – и вдруг такое с собой сотворила.

Если у нас депрессия – мы выпьем отвар травок, нашептав на него успокой, и все как рукой снимет. Если у нас проблемы – мы почитаем Богородицыны Сны, лютые заговоры от напастей – и солнышко вновь засияет над небом.

– Говорят, парень ее обрюхатил да бросил. А приворожить его она не смогла, женатый он уже был.

– И что, из-за мужиков травиться? – недоуменно спросила я.

– Много ты понимаешь, – строго сказала Пелагея. – Сердечная боль – самая сильная. Так жжет, что никаким успокоем ее не унять.

Мы помолчали, сидя на крыше, как две канарейки на жердочке. Женька бродил по полю, его светлые волосы мелькали как желтый флаг. А я вспоминала. Про то, как выла после смерти Димки бродила по дому, ничего не видя из-за слез. Успокой и правда не помогал.

А если бы он не умер? Если бы я просто узнала, что он женат, принадлежит не мне, что у него есть дети, и он никогда, никогда не станет мне мужем?

Сердце на миг кольнуло острой, непереносимой болью, я вздрогнула, с трудом выдохнула и сказала:

– Поняла тебя.

– Вот с тех пор та ведьма и шалит, – как ни в чем ни бывало, продолжила Пелагея. – Сначала-то люди не поняли, что к чему. Похоронят дедушку, а вечером он с ними ужинать садится. Психиатричка туда только ездить успевала, полдеревни в диспансере закрыли, от белой горячки лечили.

– А остальные? – тихо спросила я.

– Там остались, – снова махнула она на северо-восток.

– На кладбище, что ли?

– Ну а где еще?

– Хоть я и некромант, но что-то мне нехорошо, – изрекла я. – Три-четыре мертвых, это еще куда ни шло. Но против целого кладбища мертвых мне не выстоять, толпой завалят.

– Да не, тридцать лет уж прошло, давно уж плоть истлела, – равнодушно отозвалась Пелагея. – Неотпетая ведьма наверняка там еще, так что лишний раз соваться не стоит. А вот у обычных покойников уже и косточки рассыпались, не встанут.

– Но все равно не по себе, – поежилась я.

– Точно, – согласилась старушка.

Я нервно покосилась на часы. Без пяти четыре. Потом смерила расстояние до виднеющейся вдали сожженной деревеньке. Километра три. Час ходьбы даже по такой грязи, но кладбище наверняка дальше.

Зазвонил сотовый. Я посмотрела на дисплей – номер высветился какой-то незнакомый.

– Кто там? – доброжелательно спросила я.

– Иван, – слегка замешкавшись, ответил чарующий мужской голос.

– Мы знакомы? – воодушевилась я.

– Конечно. Вчера в церкви среди ночи встречались.

– Иоанн? Ты, что ли? – разочарованно протянула я.

– Послушай, надо срочно поговорить.

– Говори, – согласилась я.

– Лично.

– Ну тогда завтра встретимся.

– Магдалина, ты не понимаешь. Мне СРОЧНО надо с тобой поговорить, – в голосе его мне послышались панические нотки.

– Слушай, Иоанн, тут такое дело, – вздохнула я. – Машина моя застряла за Богандинкой, и я сижу, как муха в варенье. Так что не выбраться мне.

– Господь послал тебе меня, – радостно перебил он. – Еду на выручку! Говори подробнее, где ты стоишь!

– Да не стоит, – заотнекивалась я.

– Стоит! – пресек он все возражения. – Как раз и поговорим.

– Ну, коль тебе так срочно – то езжай после Богандинки по дороге на карьеры. На полпути я и кукую.

– Жди! – велел он и отсоединился.

А я запоздало удивилась – а на чем он меня вытаскивать собрался? На велике, что ли?

– Ты не поверишь, кто нас сейчас спасать приедет! – обернулась я к Пелагее. – Батюшка Иоанн!

– А что, у тебя и правда с ним шашни? – загорелись ее глаза.

– Чего??? – челюсть со стуком брякнулась на серебристую крышу джипа.

– Все знают, – снисходительно ответила она. – Полюбовница ты его!

Я в растерянности уставилась на нее, не зная, то ли смеяться, то ли плакать. В принципе, мне совершенно без разницы на такие слухи, но если это дойдет до начальства Иоанна – ему придется несладко. Могут не только выпереть с работы, но и от церкви отлучить.

– И с чего это вы так решили? – беспомощно выдохнула я.

– Ну так а как? – пожала она плечами. – Он же от девок шарахается как от чумы, а с тобой вечно приветлив, в уголок отводит, шушукается. Неспроста!

– Да я как раз единственная на него не вешаюсь! – взвыла я. – Понимаешь? Мы с ним друзья! Он знает, что я его домогаться как другие не стану, вот и рад общению со мной.

– Попова дочка, Алеська, уж как перед ним хвостом крутила, а он на нее и не смотрит, – укоризненно поведала ведьма. – А ведь Алеська уродилась красы невиданной да нрава тихого и скромного, чем ему не пара? Ну-ка, признавайся, приворожила Иоанна?

– Да уж, нрава тихого да скромного, – рявкнула я. – Эта Алесенька, красавица ваша, на исповедь пришла в юбке до пят и с во-от таким разрезом. Так что Иоанну строение ее ног теперь доподлинно известно!

– Ревнуешь! – всплеснула она руками.

– Да ну вас, – махнула я рукой. – За парня обидно. Налетели все на него, так каждая и старается от него отщипнуть. Думаешь, ему легко, когда столько красивых девушек ему чуть ли не прямо обещают секс без всяких обязательств? Он ведь не каменный, Пелагея. Только вот он – священник от Бога, понимаешь? Не пойдет он на грех. Потому и мучает его плоть.

– Это все он тебе сам сказал? – подозрительно сощурилась она.

– Да сама не слепая, вижу, – хмыкнула я. – Мы же друзья, понимаешь?

– Эх, была б ты нормальной девкой, так пожанили б вас, и делу конец, – она взглянула в сизое небо и задумчиво добавила: – Как раз осень, славно свадьбу играть.

– Э, – возмутилась я. – А сейчас я ненормальная? И вообще – какое «пожанить»? У меня Дэн!

– Сейчас ты – ведьма, а он – поп, – разъяснила Пелагея. – Так что ему сроду не разрешат на тебе жаниться.

– Да я и не настаиваю.

– А что касаемо этого Дэна, так не смеши народ, а?

– В смысле? – опешила я.

– Не пара вы, – жалостливо глядя на меня, произнесла она. – Ведь поиграет он и бросит, Марьюшка. Не женится он на тебе.

– Вы чего, сговорились? – тихо сатанея, спросила я.

– А что, я не первая? – с удовлетворением в голосе осведомилась она.

– Пелагея, мы с ним родные, как ты не поймешь. То, что мы будем всю жизнь рядом – это да и аминь.

– А чего же он тогда не женится?

– Вы дадите мне самой сделать выбор или нет? – гневно рявкнула я. – Что вы все меня провоцируете? Мне же с ним всю жизнь жить, детей растить, хоть присмотреться дайте! А то мы с ним и знакомы-то менее полугода, а вы уж все уши прожужжали – не женится да не женится!!! Да он уж давно мне предложение сделал, ответа ждет!

Пелагея испуганно посмотрела на меня снизу сверху, отняла ладони, которыми инстинктивно прикрыла ушки, и мелко закивала головой:

– Так бы сразу и сказала, теперь поняла!

«Врет», – хмыкнул внутренний голос.

«Точно», – согласилась я.

На дороге тем временем показалась какая-то машина, бодро подкатила к нам и оказалась джипом «Шевроле». Из него вылез батюшка Иоанн и радостно нам улыбнулся:

– А вот и я.

– Так быстро! – всплеснула руками Пелагея.

– Спешил, – коротко сказал он, взглянул на меня и мне отчего-то стало неуютно. – Магдалина, мне надо с тобой поговорить.

– Говори, – разрешила я, и дурные предчувствия охватили меня.

– Ну не при людях же, – смешался он.

Глаза Пелагеи победно блеснули. «А еще отпиралась», – читалось в ее взоре, обращенном на меня.

– Говори, – с нажимом велела я. – Все равно мне с этой крыши сойти затруднительно.

– Я помогу, – вызвался он.

Пелагея просто блаженствовала, глядя за нашим воркованием. Как же, Иоанн все бросил, полетел на выручку любимой, да еще и срочно что-то желает ей сказать! Некстати вспомнилось, что сплетница она еще та.

– Говори, милок, я уши-то закрою, – хитро велела бравая бабулька.

– Вань, если ты не скажешь, люди невесть чего подумают, – вздохнула я.

Он потоптался, собираясь с духом, и наконец помотал головой.

– Нет, Магдалина. Не могу. Боюсь.

– Чего? – хором воскликнули мы с Пелагеей.

– Да вдруг откажешь, – признался он.

Тут уж и я была заинтригована. Что же такое он мне собрался предложить?

– Да ладно тебе, – доброжелательно улыбнулась я. – Мы же друзья, забыл?

– А я уши уже заткнула, – сообщила Пелагея. – И ни-че-го не услышу. Беседуйте на здоровье.

Он нерешительно посмотрел на меня.

– Говори, – кивнула я. – Раньше выйдешь – раньше сядешь.

– Ну и шуточки у тебя, – пробурчала «ничего не слышащая» бабулька.

– Марья, – выдохнул он наконец, – выходи за меня замуж.

У нас с Пелагеей синхронно отвисли челюсти.

– Чего-чего? – недоверчиво протянула она. – Повтори-ка, милок, чегой-то я не расслышала.

Иоанн тем временем взял себя в руки, взглянул мне в глаза и спокойно сказал:

– Я понимаю, время неподходящее, и место тоже. Но я прошу тебя, Марья, выйди за меня. Ты единственная, кто стал мне душевным другом, единственная, с кем мне есть о чем поговорить, чьим умом я восхищаюсь, – он запнулся, окинул меня внимательным взглядом и неожиданно закончил: – И ты так прекрасна в лучах заходящего солнца, что любые слова тут бессмысленны.

– Иоанн… – я во все глаза глядела на него, завороженная его словами.

– Ты выйдешь за меня? – строго и слегка торжественно спросил он.

– Выйдет, конечно выйдет! – радостно закудахтала Пелагея, но внезапно ее лицо омрачилось и она осторожно спросила: – А что батюшка Серафим скажет? Или ты уходишь из церкви?

– Батюшка Серафим брак благословит, сам отправил нас Марью сватать, – раздался из «Шевроле» скрипучий голос. – Куда денешься, надо же грех покрывать.

И из машины на раскисшую дорогу вылезла… бабка Лукерья! Та самая, что вчера подглядела, как то, что было во мне, кинулось целовать Иоанна!

Вот вехотка старая, заложила Ваньку начальству!

Я перевела взгляд на Иоанна, тот слегка кивнул. Подмигнув ему, я принялась ломать комедию специально для двух сплетниц.

– Батюшка Иоанн, – мгновенно забыв про фамильярное обращение, благоговейно начала я свою речь. – Вы стали мне добрым другом и духовным наставником. Благодаря вам в моем сердце воссияла Божия любовь, осветив грехи. Я стала читать житие святых на ночь вместо Плейбоя; пятачки теперь не спускаю на игровых автоматах, а отдаю нищим. Вы для меня всегда были прежде всего священником, другом, которому я поверяла о своем духовном росте. И потому ваше предложение меня, откровенно говоря, смутило. Я слишком вас уважаю, отче, и все во мне восстает против того, чтобы воспринимать вас как мужчину, а без этого супружество невозможно. Простите меня, отче… Не смогу я быть вам доброй женой.

– Ну что ты, дочь моя, – смахнул он фальшивую слезинку. – Я тронут до глубины души твоей искренностью.

– Так вы что, еще не…, – Пелагея запнулась, ошарашено глядя на меня и на него.

Мы дружно посмотрели на нее безмятежным взглядом стопроцентных праведников.

– Да я сама видела, что вы целовались! – закричала бабка Лукерья.

– Когда? – изумилась я.

– Вчера! Вчера ночью, на дороге у церкви!!!

– Вы ничего не путаете? – недоуменно спросила я и подняла перед собой раскрытую ладонь: – Клянусь перед Господом, Богом нашим, что я, лично я, никогда не целовала батюшку Иоанна, коего я безмерно уважаю как своего духовного пастыря.

– Лукерья, а ты точно видела, что они цаловалися? – скептично спросила Пелагея. – Магдалинка, хоть и ведьма, а такими клятвами бросаться не будет.

– Видела, – потерянно пробормотала бабка.

– Так может очки забыла одеть да не рассмотрела толком?

– Я еще не в том возрасте, чтобы очки носить! – неожиданно кокетливо отозвалась старая вехотка.

– А на дороге вчера фонари не горели, – сказала я в пустоту. – Я специально вытащила батюшку Иоанна на улицу, чтобы показать ему звезды во всей красоте Божьего творения. Фонарь бы тут был некстати.

– Еще и фонарь не горел! – всплеснула руками Пелагея и укоризненно уставилась на сплетницу.

– Ну да, погорячилась я, наверно, – нехотя призналась она. Помялась и вдруг напустилась на Иоанна: – А чего же вы ничего не сказали перед батюшкой Серафимом, когда он вам велел грех покрыть, а?

– Он – джентльмен, – быстро сказала я. – Женщину поставить в неудобное положение или как-то обидеть не может.

– Тебя обидишь! – заносчиво выкрикнула бабка Лукерья.

– Я про вас, – скромно ответила я.

– А, – начала она, и вдруг осеклась, уставившись испуганными глазами на Иоанна, – а что же мы теперь батюшке Серафиму скажем?

– Хошь – помолчи, я сама скажу, – доброжелательно предложила Пелагея.

– Хочу!!! – вскричала Лукерья.

– Скажу, что ты сплетница, – продолжила ведьма. – И что напраслину возвела как на Магдалину, так и на батюшку Иоанна.

– Чего??? – взвилась она. – Нет уж. Видела я, видела, как они целовались.

– А перед иконой поклясться сможешь? – хладнокровно спросила я, уверенная в том, что видеть-то видела, да явно издалека, нечетко и полной уверенности у нее в том нет.

Бабка Лукерья задумчиво помолчала, повернулась к Иоанну и горько спросила:

– Батюшка, так и что теперь делать?

– Молиться, – благочестиво ответил он, кладя руку ей на голову. – Господь – он рассудит и всем воздаст по делам.

Лукерья вздрогнула и взглянула на него исподлобья, как фашист из окопа.

– А мы ведь Марью вытаскивать приехали, – напомнила она, явно стараясь замять эту тему.

– Ну, коль замуж она у нас идти отказалась, придется ограничиться спасением, – кивнул он, усмехаясь. – Идем!

– Куда? – насторожилась бабка Лукерья.

– А во-он там березу видишь? Как раз с нее веток и наломаем, под колеса надо подложить.

И он зашагал к дереву, не дожидаясь бабки.

– Далеко же! – охнула она. – А я старенькая, меня беречь надо. Возраст и все такое. Пусть Марья и идет, она лошадь здоровая.

– Нет уж, – лицемерно отказалась я. – Раз пошли такие инсинуации моих дружеских отношений с человеком, которого я так уважаю, то я теперь с батюшкой Иоанном буду только при свидетелях общаться. И вдвоем с ним я за ветками не пойду!

– Да иди, иди! – замахала руками бабка. – Ты не бойся, дочка, я не сдам!

– Мне с крыши не слезть, – ехидно отозвалась я.

Старая сплетница осмотрела вязкую глину, засосавшую в себя джип, и недоверчиво спросила:

– Так что, мне, старой женщине, все же идти за ветками?

– Нет! – твердо ответила ей Пелагея. – Не надрывайся, Лукерья! Иди садись в машину. Вон, смотри какой закат красивый, так бы и сидела да любовалась им. Жаль, что мы слезть не можем, придется Иоанну одному ветки таскать. Так что заночуем мы тут. Костер зажжем, лепота…

– Заночуем? – тревожно переспросила бабка, метнув взгляд на северо-восток.

– Ну так сама посмотри – вечер уж, а пока Иоанн нас вытащит…

– Пойду помогу, – хмуро сказала Лукерья и бодрой рысцой двинулась вслед за батюшкой.

– Вехотка знает про кладбище, – глядя ей вслед, молвила я.

– Старые люди все почитай про него знают, – пожала Пелагея плечами. – Я на то и рассчитывала. Лукерья – баба неплохая, вот только ленивая, да язык без костей.

– Я заметила, – вздохнула я.

– А что, и правда у тебя с Иоанном ничего не было? – осторожно спросила она. – Мужик-то дюже красивый, неужто ни разу сердце не екнуло?

– Пелагея, вот ты по приворотным делам мастерица, так что должна меня понять. Я Дэна люблю. И хоть какого передо мной раскрасавца поставь, я Дэна не променяю ни на кого.

Ведьма помолчала, глядя на розовый закат.

– Ты его привораживала, что ли? – как бы невзначай спросила она.

– Поначалу да, – неохотно призналась я. – Но ты учитывай, что мои привороты – это ведь ерунда. Детский чих, нет у меня к этому способностей. К тому же через несколько дней сняла я колдовство, и ушла от него.

– И что? – поторопила она меня.

– А он меня нашел, – просто сказала я. – Нашел и посмеялся над всеми моими приворотами-отворотами. С тех пор вот и живем.

– Так что, он около монастыря жил уже без приворота? – удивилась она.

– А ты откуда знаешь про монастырь? – довольно улыбнулась я.

– Настоятельница шибко ругалась, когда я при ней тебя упомянула. Велела передать, чтобы ноги твоей больше не было, они замучались дверное окошко после тебя ремонтировать.

Я лишь ухмыльнулась. Это окошко первоначально было весьма скромных размеров. Путник, решивший постучаться в монастырские ворота, видел через него только глаза монашки-привратницы. В монастырь Дэна не пустили даже на порог, и потому эта щелка стала для нас единственным способом свидания. И тогда мы принялись ее расширять. Я сперла на кухне здоровый тесак, Дэн привез из города охотничий нож из швейцарской стали. Так что шепчась у ворот о своем, мы усердно ковыряли дерево. Подозреваю, что Дэн и ночью прокрадывался к заветной щелке с ножом в зубах, ибо вскоре я уже могла высунуть в получившееся окошко лицо. Уши, правда, поначалу застревали, но целоваться это не мешало. Так мы с ним и жили, пока я отмаливала грехи в монастыре.

– Я бы еще раз туда съездила, – мечтательно зажмурилась я. – Было здорово.

– Не пустят, говорю же, – усмехнулась Пелагея. – Чудная ты, тут тебе батюшка замуж предлагает, а ты за своего Дэна цепляешься. А ведь батюшка и красивее…

– Хорош рекламой заниматься, они уж возвращаются, – блаженно улыбалась я, все никак не отойдя от монастырских воспоминаний.

А Иоанн с Лукерьей тем временем добрались до нас, скинули наземь вязанки веток и бабка тут же схватилась за поясницу:

– Ой, помру, надорвалася!

– Я полечу, – доброжелательно вызвалась Пелагея. – Вот только вытащат нас – и тут же возьмусь за дело!

Бабка зыркнула на нее и отошла в сторонку.

– Любит она посимулянтничать, – шепотом поведала мне Пелагея, – только я раз ее уже вывела на чистую воду, теперь она боится лишний раз прикидываться больной.

– Вот люди, – осуждающе пробормотала я и полезла в люк. Хватит на крыше сидеть, Дэн приедет – а я уже спасена! И никакого ему ужина со стриптизом, вот так-то! Пелагея проскользнула вслед за мной в салон машины, и мы принялись спасаться. Ветки вскоре были сунуты (кари, нет такого слова в русском языке.) под задние колеса, трос от Шевроле тянулся к моему джипу, и вот, наконец, батюшка Иоанн уселся в свою машину и принялся меня дергать. Делал он это усердно, глина только летела из-под колес, джип даже слегка выбрался, но тут оказалось, что Шевроле-то застрял!

Пока его колеса бешено крутились на одном месте, пытаясь поднять наш мерседес – он, так же как и мой джип, закопался по уши!

– Я фигею, Клава, в этом зоопарке, – растерянно говорила я чуть позже, сидя в привычной позе на крыше своей машины. – Ну что за невезуха?

– Все в руце Божией, – безмятежно отозвался с крыши «Шевроле» батюшка Иоанн. – Ничто без его ведома не происходит, так что не нервничай, Магдалина, и отдайся на волю Божьему промыслу.

Я подозрительно на него посмотрела:

– Ты что, в семинарии и дзен изучал?

– Нет конечно, святые отцы ереси не любят, – тут же открестился он.

Я оглянулась. Нагулявшийся по полям Женька сидел на капоте, и улыбка его была точь-в-точь такой же, как у христианского священника.

– Не суетись, – спокойно сказал он. – Все идет своим чередом.

«Вот тебе раз!», – удивилась я единомыслию таких разных конфессий, и тут на дороге показалась темная точка. Она быстро приближалась, и вскоре стало понятно, что это бэтмобиль любимого. Именно так мы называли его навороченный крайслер немыслимого футуристического дизайна.

– Это что у вас тут, митинг? Вечеринка? Пати на крышах? – удивился Дэн, высовываясь из окна.

– Мил человек, вытащи нас отсюда, – с мукой в голосе простонала бабка Лукерья из Шевроле.

– Не вопрос! – кивнул Дэн и вышел из машины, и у меня сердце замерло от его красоты.

А он со скорбным видом осмотрел свой мерседес, по уши заляпанный грязью, смерил меня печальным взглядом и перевел взгляд на Шевроле.

– А это еще кто такой, извините за бестактность? – холодно спросил он, оценивающе глядя на Иоанна, скрестившего ноги по-турецки на крыше.

– Это батюшка Иоанн из Знаменского собора, – с нажимом в голосе представила я, а то знаю я любимого.

Он внимательно посмотрел на меня, перевел взгляд на священника, здорово смахивающего на оживший девичий сон, и заколебался:

– Что-то не похож ты, батюшка, на попа. Это вы так изысканно стебетесь, что ли?

– Да как не похож, рукоположен он! – возмутилась из Шевроле бабка Лукерья.

– Приходи ко мне на исповедь, аль на службу, и сам увидишь, – спокойно сказал Дэну Иоанн.

– Ладно, разберемся, – хмуро сказал любимый. – Вытаскивать придется сначала попа…

– Батюшку Иоанна! – вредным голосом поправила Лукерья – … а потом уж тебя, Магдалина.

– Береза вон там, – бесстрастно указал рукой Иоанн.

Дэн резко обернулся к нему и очень вежливо сообщил:

– У меня хорошее зрение.

– Ну и слава Богу, – торопливо закрестилась Лукерья. – Ты, мил человек, на месте-то не стой, вечереет уж.

– Магдалина? – повернулся Дэн ко мне. – Идем?

– Конечно, – кивнула я, хорошенько оттолкнулась от крыши и прыгнула прямо на него. Он поймал, отряхнул и поставил на землю.

– А мне так говорила, что не может слезть! – возмутилась зловредная бабка.

– Ловить некому было, – очаровательно улыбнулась я, и мы, взявшись за руки, пошли к березе.

– Я бы поймал, – пробормотал Иоанн.

«И потом бы Лукерья нас точно пожанила», – хмыкнула я. Не, Ванька – парень классный, нечего ему жизнь портить.

– Это что еще за крендель? – недовольно спросил Дэн, едва мы удалились от машин.

– Да говорю же – священник! Я к нему на исповедь хожу!

– К этому??? А почему я об этом только сейчас узнаю?!

– Потому что надо больше интересоваться жизнью любимой девушки! – отбрила я.

– И что он тут делает?

– Позвонил по делу, узнал, что я застряла, и кинулся на выручку. У него профессия такая – спасать, понимаешь? Нельзя ему мимо пройти, грех.

– И что, он всех прихожанок спасает? – не поверил Дэн. – Вот так днями и ночами колесит по городу и всех спасает?

– Слушай, ты чего такой ревнивый? – довольно усмехнулась я.

Он помолчал, потом признался:

– Так страшно. А вдруг ты меня бросишь и к нему удерешь?

– Не, – помотала я головой. – Он – это вообще последний вариант. Понимаешь, за него замуж выходить надо, прежде чем в постельку тащить. Так что сам понимаешь…

– А за меня ты выйдешь? – остановился он.

– Конечно, – уверенно ответила я.

– Когда? – улыбнулся он.

– Скоро. А теперь пошли, чудо, ветки надо ломать да убираться отсюда, – поднявшись на цыпочки, я чмокнула его в ямочку на подбородке и потянула за руку к березе. – Ты в курсе, что тут кладбище нехорошее рядом?

– И что?

– Ночевать тут нельзя! Убираться надо поскорее!

– Ну ты же у меня ведьма, – ехидно усмехнулся он. – Тучи руками разведешь, всех покойничков прибьешь. Я с тобой не боюсь!

– Твой любимый швейцарский нож при тебе? – перебила я его, – режь ветки, душа моя. Покойников я и сама не боюсь, меня больше бабка Лукерья беспокоит. Если ночевать останемся – она к рассвету все нервы вытреплет и всю кровь выпьет.

– А по мне, так милая старушка, – удивился он.

– Все они, старушки, милые, пока спят зубами к стенке, – мрачно процедила я.

– Магдалина, у тебя старушкофобия какая-то, – укорил меня любимый. – Вон, на Лору-Святошу вечно жаловалась, а она, между прочим, тут звонила мне, о тебе спрашивала.

– Это когда она звонила? – я аж ветки ломать перестала от изумления. Мир сошел с ума, коль Лора обо мне справляется у Дэна! В жизни б не поверила, но крестик, что висел на шее Дэна, уверял в обратном.

– Сегодня и звонила, – пожал он плечами. – Видишь, какая старушка заботливая? Все выспросила: не кашляешь ли ты, не чихаешь, обещалась в гости зайти, проведать.

– С ума сойти, – растерянно протянула я. Поведение Святоши просто обескураживало.

Дэн развязал мой пояс на куртке и обвил им здоровенную кучу добытых веток.

– Пошли, – сказал он, взваливая вязанку себе на плечи.

– Здрасьте! А мне что, с пустыми руками возвращаться?

– Конечно. Тебе вечером стриптиз танцевать, так что не утруждайся, а то знаю я тебя! Задерешь ноги в потолок и скажешь, что зверски устала и у тебя болит голова.

Глаза его смеялись, и я помимо воли улыбнулась вслед за ним.

– Пошляк! – лицемерно заявила я ему, но он, не слушая меня, уже шел к машинам.

– Что-то долго вы ходили, – недовольно посмотрела на меня Лукерья по возвращении.

– Целовались, – любезно объяснила я, предвкушая как она сейчас заведется.

– Да мне без разницы, что вы там делали, – неожиданно зло сказала она. – Застряли тут по твоей милости, вечер на носу, а тебе все хаханьки да хихоньки.

– Дамы, не ругайтесь, – обворожительно улыбнулся Дэн. – Полчаса – и мы разъедемся по домам. Магдалина, что у нас на ужин?

– Пицца, – хмуро ответила я, расстроенная выпадом Лукерьи. – По дороге закажу, пока доедем – как раз и доставят.

– А ты на ней еще жаниться хотел, ишь, готовить-то она и не умеет, косорукая, – зашептала бабка Иоанну.

Тот неопределенно хмыкнул, а я воровато перекрестилась – Дэн укладывал ветки под колеса Иоанновой машины и ничего не слышал. Пока он ходил за тросом к своей машине, я наклонилась к шевроле и тихонько сказала:

– Баб Лукерья, ты что, хочешь, чтобы батюшка Иоанн с фингалом в церковь вернулся?

– С чего бы это? – насторожилась она.

– Ну так и молчи при моем Дэне про ваше сватовство, ясно? – рявкнула я. – Он у меня парень простой, его долго придется уговаривать, что Иоанн на самом деле в меня не влюблен, а просто жертва поклепа!

– Какого такого поклепа? – взвилась она.

– Если они подерутся – я сама Серафиму все расскажу, ясно? – веско сказала я. – И про все твои делишки расскажу, вот так-то!

Я блефовала. Грешков ее я не знала, только что бросающаяся в глаза вредность, но покажите мне человека старше тридцати, у которого нет на совести ни одного постыдного проступка, который он жаждет сокрыть от окружающих?

Бабка припухла, растерянно глядя на меня. Потом перевела взгляд на Иоанна и неуверенно пискнула:

– Забижают, батюшка.

– Молись о гонителях твоих, – доброжелательно посоветовал он. – Все в воле Божьей.

Глаза его блеснули ехидством. Так ее, Вань, а то совсем обнаглела. Ладно, я сегодня не растерялась, сыграла спектакль, а то пришлось бы нам обоим по ее милости кардинально менять свои судьбы. Иоанн стал бы священником, женатым на ведьме, ужас-то какой! А я бы стала попадьей. Подруги бы оборжались.

– Магдалина, – позвал меня Дэн.

Я обернулась, всмотрелась в его лицо, лаская любимые черты взглядом.

– Любовь моя, отойди в сторону, пособирай ромашки, – велел он. – Иоанн, готовься, сейчас дернем тебя.

Перечить Дэну я не стала, пошла в поле. С ромашками были проблемы ввиду погодных условий, так что я просто бродила кругами, всматриваясь в землю. Признаться, я надеялась найти под ногами какие-нибудь нужные корешки. Машины тут ездят редко, так что выхлопные газы не испоганили травки. Летом бы сюда, ох я и оторвалась бы!

Примерно через полкилометра вдоль дороги я набрела на сапог. Отличный такой сапог, от Вичини, заляпанный грязью, но видно, что почти не ношеный. Недоуменно нахмурившись, я подняла его двумя пальчиками, изумляясь тому, как он сюда попал. Глянцевая коричневая кожа крокодила, высокое голенище до колена, острый нос, высокий тонкий каблук, лодыжка кокетливо обернута норковым хвостиком. Хм, такую бы модель и я поносила. Неужто это местные пейзане столь изысканно развлекаются – выкидывают нафиг неподходящую им обувку? Но почему только один сапог?

Подумав, я принялась прочесывать местность. Минут через сорок основательно стемнело, но я к тому времени успела увериться – второго сапога поблизости не было. Чудеса, да и только!

Спохватившись, оглянулась назад. Наверняка обе машины уже вытащены и все ждут меня. И правда, Дэн с Ванькой стояли на обочине и о чем-то беседовали, бабульки не торопясь шли по направлению ко мне.

– Вытащили? – поинтересовалась я для проформы, когда мы встретились.

– Застряли, – мрачно доложила Пелагея. – И Дениска твой тоже вляпался. Правда, у него лопата нашлась, маленькая такая, так что дверцы откопали.

– И что теперь? – растерялась я.

– Мужики думают в деревню идти за трактором, – нервно отозвалась бабка Лукерья. – А пока они ходят туда, пока тракториста похмеляют да за руль содют…

Не договорив, она расстроено махнула рукой и снова кинула взгляд на северо-восток.

– А зачем куда-то идти? – удивилась я.

– Что ты предлагаешь? – старушки дружно воззрились на меня.

– Идем! – решительно велела я.

Парни при моем появлении сделали огорченные лица, несчастно вздохнули, и Дэн начал:

– Магдалина, нам придется идти в деревню за трактором, я тоже увяз.

– Не придется, – спокойно ответила я и достала сотовый. – В деревеньке как раз Лора-Святоша живет, сейчас ей позвоню, она махом помощь пригонит!

– Так что же ты раньше молчала! – закричала Лукерья.

– Так раньше и так помощников было полно, – вздохнула я, оглядев выстроившиеся цепочкой машины и набрала Лорин номер.

Линия у нее была старая, и потому связь радовала потусторонними завываниями и всхлипами. Прошло восемь гудков, прежде чем Лора взяла трубку.

– Алло! – сердито каркнула она, и голос ее был далеким и глухим, словно из-под земли.

– Привет, Лора, это Марья, – улыбнулась я ей. – Не занята?

– Марья? – с изумлением спросила она. – Не занята. Что случилось?

– Много чего, помощь твоя нужна, – вздохнула я. – Ты не могла бы местного тракториста подопнуть? Мы тут застряли на дороге за твоей деревней, на полпути к карьеру. Сидим плотно, не дернуться. Лора, на тебя вся надежда, больно ночевать не хочется тут, выручи уж, а?

– «Мы» – это кто? – настороженно спросила ведьма.

– Батюшка Иоанн, Пелагея, – перечислила я.

– А чего же вы в тех местах забыли, – перебила меня Лора.

– Да есть у нас одно дельце, по нашей ведьмовской линии, – туманно ответила я. Не хотелось позориться и рассказывать про то, что мы влипли из-за того, что кое-кому приспичило набрать из карьера глины.

– Да? – неопределенно буркнула Лора.

– Так ты поможешь? Пошлешь тракториста? – напомнила я ей.

– Конечно, – спокойно ответила она. – Прямо сейчас и побегу.

– Спасибо! – от души поблагодарила я и захлопнула крышку телефона.

– И чего, скоро трактор приедет? – с мукой в голосе спросила Лукерья, заискивающе глядя на меня.

– Скоро только сказка сказывается, – неопределенно пробормотала я.