Текст книги "Дзен в большом городе"

Автор книги: Маша Стрельцова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– А лучше ее оставить тут, вместо Надежды? – резко спросила я.

– Оставь, – помолчав кивнула я. – Хотя бы пока я жива, чтобы мы видеться могли. А как я умру – так можешь и внучку за мной отправить.

– Ты ума лишилась, – отрезала я.

– Магдалина, я сейчас беспомощна, но когда я вылечу раны, тебе со мной не сравняться. Я тебя как кутенка сомну, я так тебе отомщу за внучку, что ты проклянешь белый свет и будешь молить о смерти. Пока я тебя по-хорошему прошу – оставь Нинку в покое, и я не стану тебе мстить.

– Никаких компромиссов, – покачала я головой. – Я мертвую не оставлю гулять в ночи среди живых. А что касается твоих угроз, так, милая, ты о себе подумай, как будешь оправдываться на совете ведьм.

– Магдалиночка, – заплакала Святоша, – одна у меня внученька, не губи, а? Что хочешь для тебя сделаю…

Нинка встала с колен и повернула ко мне бледное, осунувшееся личико.

– Алекс, выведи бабушку на свежий воздух, – велела я. – А мы тут пока поговорим.

Я не хотела, чтобы Лора видела казнь своей внучки. И чтобы Алекс видел смерть своей… любимой?

– Не пойду! – уперлась Святоша, но Тау железной рукой подхватил ее за локоток и потащил к выходу.

– Не пойду!!! Внученька!!! – кричала она, бросая взгляды на Нинку.

– Ты готова? – участливо спросила я девочку.

Та судорожно кивнула.

– Не бойся ничего. Смерть – это не страшнее той жизни, что ты ведешь сейчас.

– Мне батюшка Иоанн уже все рассказал. Я поняла, Магдалина, – тихо ответила она.

– С Богом, – кивнула я и приложила ей ко лбу ладонь со вторым колоском.

Она вздрогнула и застонала – отчаянно, мучительно, в глазах ее плеснулась непереносимая боль, и я обернулась к Дэну, словно он мог чем-то помочь.

Он метнулся к нам, подхватил девушку на руки и отнес ее на второе каменное ложе.

– Больно, как же больно, – кричала девочка, пока колосок прожигал ее лоб.

Иоанн подошел, взял ее руку в свою и принялся читать молитвы.

Дверь негромко стукнула, я обернулась – Алекс стоял на пороге и бесстрастно смотрел, как корчится и стонет Нинка, как вспухает багровым ее кожа.

– Не смотри, – велела я ему.

Он даже не шелохнулся. А за его спиной появилась другая фигура – бледная и призрачная. Женька вошел, стряхивая с густых волос цвета пшеницы капельки дождя, и Нинка, увидев его, вскрикнула:

– Ты?!!

– Явился, – пробурчала я.

А он молча подошел к девушке, сел около нее и сказал:

– Прости. Прости, Нин. Я вел себя с тобой как последний мудак.

– Я умерла из-за тебя! – крикнула она.

– Нин, прости меня, если сможешь. Я правда сейчас корю себя за то, что так гадко вел себя с тобой. Нельзя так вести себя с влюбленными девушками. Нельзя…

– Не прощу, – упрямо покачала головой девушка. – Раньше надо было думать, пока я была жива.

– С кем это она? – недоуменно переглянулись парни.

– Тут Женька, – вы его не видите, – тихо сказала я. – А мы с Ниной видим. Не мешайте. Пока она с ним говорит – она на боль вообще внимания не обращает.

– Нин, понимаешь, я очень спешил сюда, чтобы попросить у тебя прощения. Я боялся не успеть, Нин. Мне очень важно, чтобы ты знала, что мне стыдно перед тобой, и вина моя велика.

– Ты все равно бы меня не полюбил, – жалобно сказала она.

– Не знаю, – задумчиво покачал он головой. – Не знаю, Ниночка. Но я точно не должен был над тобой издеваться и прикалываться. Нинка, я мудак. Полный мудак.

Я видела, что он действительно глубоко раскаивается, и девушка тоже разглядела это в его лице. И она оттаяла, робко улыбнулась ему и прошептала:

– Неправда. Лучше тебя никого нет на свете.

Глаза ее ласкали любимое лицо, а Тау вздрогнул, как от удара.

Женька несмело улыбнулся:

– Так простишь?

– Ну а как иначе? – вздохнула она. – Любовь – она все прощает, солнышко ты мое.

– Спасибо, – порывисто сказал он.

– Женька, – начала она, и тут судорога выгнула ее тело, но она сквозь боль смогла прошептать: – Знаешь, Лёшка мне когда-то сказал слова вашего дзенского учителя, но тогда я их понять не смогла. А вот сейчас я их вспоминаю. «Этот день не повторится дважды. Мгновение дороже сокровищ. Этот день больше не придет. Каждая минута – бесценное сокровище».

– Это слова учителя Такуана, – тихо сказал Женька.

– Умный был мужик, – сквозь боль улыбнулась Нинка. – Я не поняла этих слов, так хоть ты их запомни, Женечка. Ты проживи эту жизнь и за меня и за себя, ладно? Хорошо ее проживи, весело и насыщенно. Помня, что каждая минута жизни – это бесценное сокровище.

– Но Женька умер! Как он сможет прожить за тебя жизнь? – вскричала я.

– Можно… исправить, – прохрипела она. – Можно. Коль…

Она замерла на полуслове, обмякла.

– Что? – лихорадочно спросила я. – Что, Нина?

– Все, – покачал головой Женька. – Она умерла. Совсем.

– Прими, Господи, душу ее грешную, – перекрестился Иоанн.

За стеной слышались причитания Святоши, тоскливые и безумные. И правда, сильно она внучку любила.

– Надо похоронить останки, – нарушил молчание Дэн.

Тау, не говоря ни слова, направился в угол, где были свалены лопаты, взял одну и вышел. Иоанн с Дэном последовали его примеру.

А мы остались с Женькой наедине.

– Тебя где носило? – печально спросила я. – У нас тут такие дела творились.

– Вижу, – устало смахнул он челку. – Меня ангел водил по прошлому, я же говорил. Тау что тут делает?

– Я позвала. Сказала, что тебе помощь нужна, он и пошел.

– Настоящий друг.

Я молча смотрела на его лицо. Да, Женя, он настоящий друг. Ни словом не высказал девушке, которую любил, о своих чувствах. Потому что ей нравился ты. Он был ей другом, бесполой подружкой, утешал ее после того, как ты над ней прикалывался.

А ты ничего и не знал, Женечка.

Молча я встала и вышла из избушки.

Занимался рассвет. Сизое октябрьское небо прорезали чахоточно-розовые пласты, накрапывал дождь. Невдалеке парни копали могилы.

– Что сейчас со мной будет? – тихо спросил Женька из-за спины.

«Этот же вопрос мне задавала и Нинка», – отрешенно спросила я.

– Будешь жить, – пожала я плечами. – За себя и за Нину, как она и просила.

– Уверена? – напряженно спросил он.

– Ну а как иначе? Смотри – видишь, некрополе исчезло? Потому что умерла Надя, его создательница. Нина умерла, и потому проклятье на тебе умерло вместе с ней. Ты будешь жить.

– Не верится, – прошептал он.

– Вечером приходи к нам в гости.

– Нет уж, давай лучше в горсаду встретимся, был же уговор.

– Давай, – равнодушно пожала я плечами.

Из-за угла избушки, покряхтывая, вышла Пелагея. Живая и вроде здоровая.

– Ты?!! – одновременно воскликнули мы и кинулись друг к другу.

– Уж ты когда пропала, а потом на нас напали покойницы, я с тобой и простилась – думаю, тебя первую утащили, не жилец ты! – тараторила старушка.

– А ты-то как в некрополе выжила? – изумленно спросила я в свою очередь, осматривая ее целые запястья, без единой ранки.

– Сама того не ведаю, – развела она руками. – Лукерье-то сразу дюже плохо стало, а на меня давит, сил нет, но ничего, выжила. Сейчас услышала голоса, да и пошла посмотреть – может, то не покойники, может, люди добрые да крещеные.

– Бабка где? – перебила я ее.

– Пойдем, отведу.

Мы побежали за угол, и обнаружили около безымянной могилки Лукерью. Щупленькая старушонка подозрительно смахивала на погибшую от суровых жизненных обстоятельств бомжиху.

Пульс ее бился, но еле-еле.

– Я уж над ней молитвы-то читала, думала, дотянем до рассвета, а там разберемся.

– Дотянули, но она сейчас умрет, – посмотрела я на старую ведьму. – Что делать будем?

– Давай заговор почитаю, – неуверенно бормотнула Пелагея.

Обе мы понимали, что это бабку не спасет, сил у нас не хватит на хороший обряд, вымотаны мы. Мелькнула мысль – а ну его все к черту. Это была слишком трудная ночь, и я смертельно устала. Свои все спасены – а бабка все равно вредная.

«Колосок», – строго сказал мне внутренний голос.

«Колосок?». Я подумала с полминуты и спросила у Пелагеи:

– Слушай, ты свои колоски куда дела? Которые мы с тобой вечером на поле подобрали?

– В тряпочку завязала да в лифчик сунула, – охотно призналась она. – Так-то оно сохраннее будет.

– Они тебя и спасли от некрополя, – со вздохом сказала я и достала третий, последний колосок. Выглядел он неважно. Подгнивший, измятый. И не подумаешь о том, что в нем такая сила заключена. Не колеблясь, я прилепила его ладонью Лукерье на лоб.

– И правда, как это я сама не сообразила, – пробормотала Пелагея.

– Следи за ней, – наказала я ей и пошла к парням.

Те уже уложили тела в могилы, засыпали и Иоанн читал над холмиками молитвы. Дэн своим швейцарским ножом вырезал буквы на связанных крестом досках из забора.

– Все кончилось, – ободряюще улыбнулся он мне. – Сейчас поедем домой.

«Не верится», – подумала я.

Глава пятнадцатая

Мне снилось, будто я стою на шатком деревенском мосту. Доски прогнили, сквозь множество дыр виднелась черная маслянистая вода омута.

Медленно всплыл утопленник, и, протягивая мне желтую кувшинку, прошептал сгнившими губами: «Поцелуй меня, Магдалина…».

В ужасе отшатнувшись, я наткнулась на Святошу.

«Я говорила, что я тебе отомщу?», – гадко захихикала она. Я вскидывала руки, пыталась колдовать, но губы мои не могли пошевелиться.

«Вот твой жених, вот твой муж! Живи навек с уродом!» – злобно крикнула она и столкнула меня с моста.

Камнем я полетела вниз, и мертвые руки подхватили меня. Застенчиво улыбаясь, утопленник воткнул кувшинку мне за вырез блузки.

«Будьте счастливы!», – хохотала сверху Святоша.

Я вздрогнула от ужаса и проснулась.

Тихо тикали часы, еле слышно шумел кондиционер. Дэн спал рядом, по-хозяйски обняв меня во сне рукой.

Вспомнилось, как утром, когда мы ехали с кладбища, он мне сказал непререкаемым тоном:

«На этой неделе подаем заявление в ЗАГС».

«Яволь, май фюрер», – устало улыбнулась я ему.

Неужели из-за этих брачных планов мне и приснился такой сон?

«Нет. Из-за Лоры», – подсказал внутренний голос.

Точно. Всю дорогу до дома меня мучило то, что она как-то очень тихо слиняла с погоста, не дожидаясь прощальных слов. На обратном пути мы заехали к ней домой – ее явно там не было. Голодная собака хмуро сидела на цепи, и Дэну пришлось пожертвовать ей пачку чипсов, завалявшихся в его бардачке. Недоенная корова тревожно мычала в хлеву, но тут я уже ничем не могла помочь. Только забежала к соседке и попросила приглядеть за скотиной, пока Лора не явится.

А когда я уже засыпала дома, в теплой постельке, я осознала, какая я идиотка. Если бы я была поумнее – я бы давно уже поняла, что Лора тут замешана по самые уши.

Первый звоночек был, когда Вера сказала мне, что Святоша видела, как я пьянствую и курю сигареты. Я тогда возмутилась ее вранью, ибо подобное для меня – совершенный нонсенс! И не связало то, что не так давно я действительно сидела на лавочке Женькиного подъезда и кутила, пытаясь заглушить в себе чувство вины и тревоги. Это был единственный раз, когда Святоша могла меня действительно видеть, и если бы я задалась вопросом, что она там делала среди ночи – не исключено, я бы нашла связь между ней и Нинкой.

Второй же случай и вовсе не делает мне чести. Что мне сказала Святоша, когда принесла крестик? Наплела, что идет из Знаменского собора. А за полчаса до того я разговаривала с Верой, и она сказала, что Святоша только от нее ушла. Да никогда она не успела бы за это время посетить и собор, и ко мне успеть. Она мне наврала, святая Святоша, самая сильная ведьма города – мне наврала! Видимо, начав грешить, не смогла остановиться, ну а если б и были у нее причины так меня путать, то все равно звонок был оч-чень подозрительным. И как я могла за полчаса забыть то, что мне Вера говорила – не понимаю.

Очень осторожно, стараясь не разбудить Дэна, я перелезла через него, сунула ноги в тапочки и вышла на лоджию.

Снова занимался рассвет. Сизое октябрьское небо прорезали нездорово-розовые пласты. Посмотрела на часы – уже шесть. Проспали мы почти сутки.

Ну что же… Жизнь продолжается. Лору я найду потом, а пока я отправилась вниз, варить кофе и поджаривать тосты.

Когда я вошла на кухню, сердце от ужаса замерло – настолько меня напугала какая-то фигура, сидящая у окна. Трясущимися руками я нащупала на стене выключатель, вспыхнул свет, и я увидела… Женьку!

– Что ты тут делаешь?! – гневно прошипела я. – Черт, как же ты меня напугал!

– Просто сижу, – безразлично сказал он.

«Нервы совсем ни к черту», – подумала я и принялась варить кофе.

– Ну, как жизнь в теле? – миролюбиво спросила я.

Он промолчал, странно улыбаясь.

– Я вопрос задала, – спокойно указала я ему.

Он, не говоря ни слова, провел рукой сквозь стол. Я видела, как массивная дубовая столешница никак не отреагировала на его прикосновение, пропустив плоть сквозь себя, словно ее и не было.

– Приплыли, – я так и села. – Совсем ничего не изменилось, что ли?

– Нет, – покачал он головой. – Так что извини, но придется мне у тебя еще немного поквартировать.

– Так, – я потерла виски пальцами и задумалась. – Значит, смерть Нинки ничего не изменила. Примем это к сведению. Но способ спасти тебя должен быть, точно должен быть. Она же сама велела тебе прожить за нее и за себя! Значит, знала, что можно это снять!

Он молчал, все так же тихо улыбаясь.

– У тебя какой день? – внезапно спросила я, пораженная пришедшей в голову мыслью.

– Девятый, – смущенно признался он.

– Последний? – неверяще посмотрела я на него.

– Да. Все нормально, Магдалина. Ты не беспокойся.

– А кто будет беспокоиться? – зашипела я на него. Ты, что ли? Тебе-то все пофигу, сидишь и улыбаешься!

– А толку? Всё идёт, как должно идти. Колесо сансары вращается и ни тебе, ни мне этому не помешать.

– Иди ты, – хмуро отреагировала я на его сентенцию.

Послышались шаги, а кухню вошел Дэн.

– Как ты, радость моя? – сонно улыбаясь, спросил он.

Я, немного поколебавшись, все же призналась:

– Тут Женька.

Прошлым утром, пока мы ехали домой, я ему все – все рассказала, без утайки. Он хмурился, качал головой и бормотал: «Какого черта ты молчала, дурочка?».

Сейчас он осмотрел кухню, Женьку не увидел и озадаченно спросил:

– Он что, все еще не в теле?

– Увы, – печально покачала я головой.

– Но ты же говорила, что после смерти Нинки у него все будет в порядке!

– Я ошибалась. Так что сейчас сижу и думаю, за что хвататься. То ли Библию Ведьмы пойти почитать, то ли в больницу бежать, на тело посмотреть.

– Погадай, – посоветовал Дэн.

– Точно! Что-то у меня совсем ум за разум зашел!

И я тут же, отставив чашку с кофе, достала из кармана халата походную колоду карт и принялась за расклад. Женька перебрался за соседний стул и внимательно следил, как мои руки ловко выкладывают карты.

– Так, – бормотала я, принявшись за чтение расклада. – Молодая да пожилая дамы, желающие смерти клиента, с этим все понятно, смерть для молодой дамы, неудача для второй, а это что еще такое?

Я всмотрелась в карты, и наконец подняла глаза на Женьку:

– Что тебе Нинка дарила?

– Ничего, – тут же открестился он.

– Думай! – велела я и ткнула в расклад: – Через подарок ее смерть к тебе пришла!

Он нахмурился, помолчал, и наконец сказала:

– Нет, Магдалина. Точно она мне ничего не дарила. На дни рождения и Новый Год я ее не приглашал, а если б просто так она ко мне подошла и что-то подарила – неужто б я не запомнил?

Я задумалась, потерла виски, кинула еще несколько уточняющих карт и растерялась:

– Говорят, она тебе этот подарок уже после смерти сделала. Погоди… А это не тогда ли она тебе его принесла, когда я пол у вас ночью мыла?! Ну-ка, вспоминай, ты что-то необычное в своей комнате нашел, когда ушел медитировать?

Дэн, до этого молча слушавший наш разговор, который для него походил на бред сумасшедшего сам с собой, на этой реплике аж кофе подавился:

– Ты ночами моешь полы?! Я не ослышался?!

– Неа, это обряд такой на богатство, надо обязательно отмыв пола сделать, – улыбнулась я ему.

– Ну хоть так, – буркнул он. – А то я уж думал – ты у меня совсем докатилась.

– Кольцо, – потрясенно прошептал Женька.

– Какое кольцо? – резко повернулась я к нему.

– На столе лежало золотое кольцо. Не знаю почему, я но я его одел и как-то тут же забыл про него. Сел медитировать, а дальше ты знаешь.

– А Нинка ведь как раз перед смертью покупала в ювелирном салоне два каких-то предмета, и была там бирка от кольца…, – медленно прошептала я. – Дэн!

– Да, радость моя?

– Ты не припомнишь, Нинка носила кольцо?!

– Ну откуда я могу это знать? Не заметил, покачал он головой.

– А ты? – обернулась я к Женьке.

Тот только развел руками.

Схватив телефон, я набрала номер Тау.

– Что опять? – хмуро спросил он вместо приветствия.

– Скажи, у Нины на пальце было какое-нибудь кольцо? – выпалила я.

Он помолчал, после чего очень вежливо ответил:

– Да, Магдалина. У Нины на безымянном пальце правой руки было обручальное кольцо.

И он, не прощаясь, отключился.

– Собирайтесь, поедем в больницу, – устало сказала я парням.

Тау было очень жалко.

Дэн, ни слова не говоря встал и пошел одеваться. И я вслед за ним поднялась в спальню, натянула джинсы, свитер, с сомнением посмотрела на растрепавшуюся косу и наконец решила – и так сойдет.

Но расческу я захватила, так что по дороге я переплетала косу и думала о том, что неужто сейчас закончатся все наши беды. Как-то не верилось, что все так просто.

Медсестры в больнице, как на грех, оказались те же самые, как и в последний визит. Увидев меня, они чуть не перекрестились.

– Не пущу! – веско сказала пожилая медсестра с темными усиками над губой. – В прошлый раз после ваших поцелуев вся палата на ушах стояла!

Дэн внима-ательно посмотрел на меня, я потупилась и принялась ковырять носком пол.

– И время неприемное, – поддакнула молоденькая.

– Дамы, можно вас на минутку? – Очаровательно улыбнулся им Дэн, подошел, минут через десять вернулся и сухо сказал мне: – Идем.

По пути он словно невзначай спросил:

– Это о каких таких поцелуях говорила медсестра?

– Тебе сейчас будет стыдно, – хмыкнула я. – Что, думаешь я и правда кого-то по своей воле целовала, забыв о тебе?

Он неопределенно хмыкнул.

– Мы пришли к Женьке с Алексом, а на него покойница напала, вошла в него, и мне пришлось его поцеловать, чтобы вернуть его душу. Этот метод называется метод мертвой царевны.

– Отлично объяснение, – ядовито сказал он. – Когда однажды ты меня с кем-нибудь застукаешь, я тоже скажу, что жизнь спасал!

– Дэн, ну не вредничай, – улыбнулась я. – Ведь если бы Алекс не был в курсе, что так можно вернуть душу, ты бы не смог меня на кладбище спасти. И все, похоронили бы меня с утреца.

Он промолчал, лишь рука его крепче сжала мою ладонь.

В Женькиной палате мы увидели его мать. Она, сама бледная и очень нездоровая на вид, сидела около постели сына и гладила его по голове.

– Ирина Сергеевна! Вам уже лучше? – радостно вскрикнула я.

– Здравствуйте, Магдалина, – скупо улыбнулась она. – Оклёмываюсь потихоньку.

– Как Женька? – участливо спросила я.

– Да так же, – пожала она плечами. – Лежит, не шелохнется.

– Разрешите? – я подошла к безжизненному телу и вытащила правую руку из-под одеяла. Кольцо, простой золотой ободок, тускло сияло на безымянном пальце правой руки.

– Откуда это у него? – охнула мать.

– Ирина Сергеевна, – медленно спросила я. – Вы не хотите рассказать, отчего вы хотели потратить немалые деньги на охранку?

Она пристально всмотрелась в меня и спросила:

– А вам зачем это знать?

– Да много тут всего произошло, – пожала я плечами. – И я влипла в историю, и Женька. Так хотелось бы знать, с чего началось.

Я осторожно потянула кольцо с пальца.

– Бабка ко мне пришла, – помолчав, сказала женщина. Вся в черном, неприятная такая. И наказала: мол, заговори-ка своего сыночка от беды, не пожалей денег на охранку, иначе сгубит его Нинка. Сказала, что та заказала обряд сильной порчи на Женьку, велела не медлить и ваш телефон дала. Сказала, что лучше вас никто не сделает.

– Вот как? – рассеянно спросила я. – А не добавила что я, такая-сякая, деру много?

– Точно! – слегка удивленно сказала она. Я сначала-то думала – просто на деньги разводят, а потом сходила к гадалке – она говорит, мол, и точно Женька в опасности. Я подхватилась тут– да и к вам на прием. А тут, как на грех, сгубил меня обряд на богатство. Эх…

– Вот только с чего бы это Святоша стала предупреждать вас об опасности? – задумалась я.

Кольцо не слазило, ни в какую ни слазило.

– Магдалина, ты о старушке слишком плохо думаешь, – покачал головой Дэн. – А ведь у нее тоже совесть имеется. Местами.

– Последнее замечание ценно, – кивнула я. – Мыло есть у кого-нибудь?

– Мыло? – воззрились на меня все присутствующие.

– Не снимается, – указала я на кольцо.

– Дайте-ка я попробую, – вызвалась Ирина Сергеевна. Она пропыхтела несколько минут, недоуменно нахмурилась и спросила: – А оно откуда вообще взялось? Сынок мой вроде бы не женат.

– Нинка его со смертью повенчала этим кольцом, – пояснила я. – Снимем – будет у него шанс. Не снимем – сегодня же он умрет.

– Сегодня? – растерялась она и схватилась за сердце.

– Девятый день, ничего не поделаешь, – развела я руками. – А вот если вы сейчас опять запомираете – будет совсем некстати, имейте в виду.

Ирина Сергеевна яростно рванула злополучное кольцо, тут же забыв про хвори.

Дэн молча вышел и вернулся уже с обмылком. Протянул его бедной матери, она принялась смазывать мыльной пеной пальцы, кольцо.

– Что-то я последние полчаса Женьку не вижу, – пробормотала я.

– Наверно, ангел его водит, – предположил Дэн.

Я покачала головой.

– Если он его сегодня уведет – больше он не вернется.

– Вот как? – остро взглянул на меня Дэн и обратился к Ирине Сергеевне: – Леди, вам, как матери, надо сделать выбор. Или я сейчас отрублю его палец с кольцом, и он будет жить, или, если мы промедлим, ситуация станет необратимой.

– Как же так? – залепетала она. – Ведь больница, может быть, что-нибудь врачи придумают?

– Ампутация? – скривилась я. – Они пока готовиться будут к операции, время уйдет. Да и не уговорим мы их отрезать здоровый палец.

Она растерянно хлопала глазами, глядя на меня.

– Дэн, режь, – выдохнула я. – Режь, пока не поздно.

«Это тебе за Нинку», – бесстрастно подумала я.

Он вытянул руку Женьки, положил на табурет, достал нож, мы с матерью синхронно отвернулись.

Дверь распахнулась, влетел взъерошенный Женька и завопил с порога:

– Вы чего, садисты, охре…

Чпок.

Силуэт его подернулся дымкой и пропал.

– …охренели? – донеслось сзади. – Я всего-то гулял по больнице!

Мы дружно обернулись и уставились на возмущенного Женьку, приподнявшегося на кровати и разглядывающего руку.

На тумбочке одиноко лежал отрубленный палец, и рядом – золотой ободок кольца, изрядно заляпанный кровью.

– Женечка! – плача от счастья, кинулась к нему Ирина Сергеевна.

– Мать, нежности потом, зови врачей! – скомандовал он.

– Хос-спидяяяя… – донесся с порога потрясенный голос.

Я обернулась – усатая мадам ошарашено глядела на ампутированный палец. За ее мощной фигурой металась молоденькая медсестричка и пыталась найти щелочку, дабы посмотреть на то, что так изумило усатую.

– Он сам на ножик напоролся, – быстро сказала я. – Сам! Женя, подтверди!

– Садисты! – прорычал он. – Больно же!

– Вот так тебя и спасай, – обиделась я, а усатая в этот момент очнулась.

О, как же она заголосила на всю больницу! Она кричала, что я ненормальная, и меня надо сдать в психушку, то целуюсь я около коматозного больного, то пальцы ему рублю.

– Да не рубила я ему пальцы! – обиженно возражала я.

– Милая, нам пора удалиться, – улыбнулся мне Дэн, подмигнул Женьке, и мы сбежали. По дороге я позвонила Женькиной матери:

– Да все нормально, Магдалина, я объяснила, что это и правда был несчастный случай и вы тут ни при чем! А Женьку отвезли в операционную, палец обратно пришивают!

– Вы на нас не сердитесь? – смущенно спросила я.

– За палец, что ли? – вздохнула она. – Были сомнения, как ты спросила. Молодец, что ждать ответа не стала. Уж лучше без пальца, да живой. Спасибо, Магдалина. Сколько я вам должна?

– Чего?! – изумилась я. – Да нисколько.

– Ну это же ваша работа, вы такой труд провернули, мне тут Женька успел порассказывать…

– Если честно, меня даже коробит мысль о деньгах за такое, – призналась я. – Столько всего сама пережила, что живой осталась, и то хлеб.

– Ну смотрите, – с сомнением сказала она и мы попрощались.

– Радость моя, эта история на этом закончена? – со вздохом спросил Дэн.

– Почти, – кивнула я.

– Лорой я сам займусь, хочешь? А ты отдыхай.

– Слушай, ну не смеши меня, а? Ты собрался на разборки с сильной ведьмой? – поморщилась я. – Она же тебя как котенка придушит.

– Тогда пообещай мне, что сначала отдохнешь, ладно? На тебе лица нет.

Я поклялась.

Неделю после этого все было тихо и спокойно. Я смотрела мультики, поставив около себя корзинку с фруктами, играла в игрушки на компьютере – и ни-ка-ких клиентов, обрядов, ритуалов. Правда, однажды, листая свою записную книжку, я наткнулась на запись: «Отчитать приворот для паскудной тетки!». Прочитала я это, вспомнила, как она в последний раз звонила и усталым голосом жаловалась на то, что муж пришел за вещами и развод неминуем. Я пообещала ей сделать работу, а у самой на следующий день началось черте-что, не до нее стало.

А ведь тетенька мне и деньги уже заплатила…

Нехорошо, как же нехорошо. Перекрестившись, я набрала ее номер телефона – придется возвращать деньги и расписываться в своей необязательности.

Она мне, как ни странно, обрадовалась.

– Волшебница вы, Магдалина, – щебетала она. Мы с ним ведь сели, поговорили, поплакали да и живем сейчас душа в душу. Никого мне кроме него не надо, да и он, я смотрю, с работы домой как на крыльях летит. Ой, не зря я деньги заплатила, не зря…

– Кхе-кхе, – смущенно кашлянула я. – Знаете, я к вам на днях заеду, посмотрю, как работа моя взялась, ладно?

– Да конечно, дорогой гостьей будете! – радушно пригласила она меня.

Положила я трубку, вся пунцовая от стыда. Ой, как нехорошо-о получилось! За семью эту я рада, особенно тому, что они сами решили свои проблемы. Только я-то с тетки немалую сумму взяла, и сейчас ее отдавать – потерять лицо. Так что я подарю-ка я им пару подушек из гусиного пуха, и заговорю их на вечный лад и любовь в семье. Дорого стоит сей приворот, тяжело его ставить, но что делать? Сама виновна.

Еще через неделю позвонил Тау.

– Ты помнишь, что обещала мне свидание? – как обычно, не здороваясь, спросил он.

– Правда, что ли? – удивилась я.

– Завтра в шесть в горсаду, – сухо сказал он и отсоединился.

У меня остался неприятный осадок. Моего мнения не спросили, да?

На следующий день с утра позвонил Женька.

– Пришили мне палец, – хмуро сообщил он.

– Рада за тебя, – не менее хмуро сказала я, памятуя, что усатой медсестре он нас все-таки сдал.

– Ты про обещание свое помнишь?

– Какое? – озадачилась я.

– Про свидание!

– Ты чего? У меня же парень!

– Ой, можно подумать я тебя целоваться зову! – хмыкнул он. – Так, погуляем по парку, поговорим. О многом надо поговорить, согласна?

– Ну хорошо, – пожала я плечами.

– Тогда сегодня в шесть, около памятника Незнайке!

Я положила трубку, глубоко озадаченная. Это уже становилось забавным. Кинула карты – нет, мальчики не сговорились. Неужто они и правда такие супер-пупер-друзья, что у них аж мысли сходятся? Бывает такое при очень сильном понимании и родстве душ.

К шести я накрасилась, заплела косу, и пошла из дома.

– Мяв! – гавкнул котеночек, сидя на пороге.

– Дом сторожи, – отмахнулась я от него и тот понятливо двинулся точить когти об дорогущий диван белой кожи.

Ах, прибить бы дармоеда, да некогда!

К статуе Незнайки я прокрадывалась как партизан, чуть ли не по-пластунски. Предчувствия меня не обманули – друзья стояли рядышком, пили пиво и беседовали.

– Да не была она идиоткой, Женя. Она тебя просто стеснялась. Всем, думаю, известно, что с теми людьми, которые нам действительно нравятся, мы ведем себя совершенно иначе, чем в обычной жизни. Причем в большинстве случаев данное поведение можно охарактеризовать как «идиотское», «навязчивое», «нелогичное» и подобрать еще море подобных эпитетов.

– Ну так-то да, – задумчиво проговорил Женька. – Я вот так припоминаю – и правда, положа руку на сердце, было у меня такое с девушками, которые мне сильно нравились.

Тау вздохнул:

– Надо, что ли, снисходительнее относиться к людям, когда увижу подобное. Что-то девушка твоя запаздывает, а хотелось бы посмотреть, кого ты себе там отхватил.

– Это она мне отхватила… кое-чего, – хмуро ответил Женька и покосился на перебинтованную руку. Я аж возмутилась – ничего себе, и тут я виновата! А ведь палец ему отрубил Дэн, и правильно сделал!

– Ну, я бы тоже на твою не отказался посмотреть, – снова промолвил Женька. – Ты ее как, любишь?

– Скорее она меня.

«Он что, еще кому-то назначил свидание?», – удивилась я.

– Добрый ты, Тау, – хмыкнул Женька. – Пойду я за пивком сбегаю, пожалуй.

Он ушел, а я выплыла из-за Незнайки.

– Здравствуй, Магдалина, – слегка улыбнулся Алекс.

Я смотрела на него, и отчего-то очень отчетливо вспоминала, как он морщился при каждой моей фразе, давая понять, что я порю несусветную чушь. Как он меня не стеснялся называть дурой и идиоткой, и в его устах это выглядело оскорбительным диагнозом. Как он скучающе объяснял, что я ему надоела и лишь его ангельское терпение не позволяет меня послать.

– Здравствуй, – медленно сказала я. – Зачем звал?

– Собственно приношу свои извинения, вчера понял, что временами был полным мудаком, – сказал он и обворожительно улыбнулся.

«Где-то я это уже слышала», – подумала я, посмотрела в серое небо, и спокойно ответила:

– Тау, я отдаю себе отчет, что дождаться от тебя извинений – совершенно нереально и посему надо это оценить. Но, черт побери, я не могу себя заставить сказать в ответ «Ок, Алекс, все в порядке». Ибо ты реально вел себя как полный мудак, и такое словами «простите-извините» не смывается. Что толку в твоих извинениях? Чтобы ты и дальше чувствовал себя порядочным и честным человеком и забыл про свои проступки?

– Магдалина, я просто извинился и все. Хотелось, чтобы ты знала, что я счел себя неправым.

Я подула на озябшие руки, вспомнила, о чем парни говорили до моего прихода и усмехнулась. Он что, счел мою вежливость и терпение любовью?

– Оставь свое милосердие и снисхождение тем, кто в нем реально нуждается. Я, безусловно, смертельно влюблена. И думаю, не сложно догадаться, что это не ты.

– Глупая ты, – как-то мягко улыбнулся Тау. – Я просто извинился, и все. Мне от тебя ничего не надо.

– Тогда ты рано начал этот разговор, – вздохнула я. – Просто ты так поиздевался надо мной, что я теперь при одном твоем имени плююсь ядом.

– Ничего. Это пройдет.

– Пойду я, – вздохнула я. – А Женьке привет передавай.

– Звони, – печально улыбнулся он мне.

Я шла, засунув кисти рук в обшлага куртки, отчаянно мерзла и думала о том, что иногда я очень не люблю, когда люди просят прощения.