Текст книги "Дорога-Мандала"
Автор книги: Масако Бандо
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)
– Да, но я слышала, что мужья во время путешествий часто развлекаются с женщинами, – сказала Сидзука, раздражённая этими отдающими конфуцианской моралью суждениями, имея в виду историю Рэнтаро.
Прислонившись полной спиной к спинке стула, Такико рассмеялась.
– Так это же мужчины! Разумеется, им иногда хочется развлечься с женщинами. Самое лучшее не проводить на этот счёт дознания.
– Но разве это справедливо? Жена, не смея глаз поднять, живёт изо дня в день, благодаря мужа, а мужу, оказывается, позволительно во время путешествий развлекаться с женщинами!
– Сидзука, ты думаешь, что мужчины и женщины одинаковые существа, но это не так.
Это мнение в корне противоречило тому, чему учили Сидзуку. Согласно биологии, часть женской Х-хромосомы становится Y-хромосомой, и при соединении X– и Y-хромосом зарождается мальчик. И женский клитор, гипертрофируясь, превращается в пенис. Иными словами, мужчина не более чем трансформация женщины.
– Что же это за существа мужчины? – с вызовом спросила Сидзука.
– Мужчины – злые духи, – чистосердечно сказала Такико.
Растерявшая Сидзука переспросила:
– Злые духи?
– Да, большинство мужчин – дети злых духов. Дети же, разумеется, капризны и своевольны. И это счастье для женщин, что своевольные мужчины, с которыми они сталкиваются и нянчатся, остаются детьми. Если по недосмотру неправильно воспитать мужчину, он станет злым Духом. Станет делать только то, что ему вздумается. А для злого духа женщины и дети лишь игрушки, и их можно третировать. В результате такой мужчина становится повесой и забрасывает дом, вот к чему это приводит.
Такико, заметив по лицу Сидзуки, что не убедила её, придвинулась ближе, не поднимая рук с колен.
– Взять хоть нашего отца – попробуй-ка неодобрительно отозваться о том, что он делает. Он обидится, станет развлекаться с женщинами и жить в своё удовольствие. Но если, закрыв глаза на мелочи, сказать ему, что всё, что у нас есть – благодаря ему, то он не станет делать ничего предосудительного. Быть благодарной за всё, почитать мужа. И тогда злой дух перестанет быть злым духом, а останется ребёнком. Это и называется женской мудростью.
– Но ведь тогда получается, что мы обманываем мужчин?!
Такико плавно, как ива на ветру, покачала головой.
– Так уж повелось. Мужчины и женщины живут, обманывая друг друга.
В душе Сидзуки бушевала буря протеста. Но высказать этого она не могла. Ведь в глубине души она знала – Такико права.
10
С тех пор как Такико обнаружила, что Асафуми и Сидзука близки, она принялась настаивать на женитьбе. Сидзука злилась, когда Асафуми говорил как о ком-то постороннем: «Мои родители говорят мне – женись».
– Ты говоришь – твои родители, а сам-то ты что думаешь?!
Неизменно встречая такой отпор, понуждаемый разгневанным видом Сидзуки, Асафуми поправлялся: «Да я и сам думаю так же».
Но когда смущённый, исполненный серьёзности Асафуми снова спрашивал её:
– Выйдешь за меня замуж? – Сидзука шла на попятный.
Дело в том, что кроме Асафуми она встречалась ещё с одним мужчиной.
Его звали Хироюки. Они познакомились, когда она работала в фирме четвёртый год и уже свыклась с работой. В то время Сидзука упёрлась в стену. Когда она пыталась сдвинуть эту стену, запястья тонули в ней, когда натыкалась на неё, стена мягко отражала удар, когда долго упиралась в эту стену, наступало удушье. Вот какая это была стена. Можно сказать, что стеной было окружавшее Сидзуку общество.
Когда, окончив университет, Сидзука поступила на работу, она думала, что теперь у неё начнётся новая жизнь. Верила, что, самостоятельно зарабатывая деньги, станет независимым человеком. Но, начав работать, она поняла, сколь призрачна её независимость – работа лишь навсегда привязала её к фирме.
Сидзуку стали посещать мысли об увольнении, и, взяв оплачиваемый отпуск, она неожиданно для себя в одиночку отправилась в путешествие в Адзумино. Она остановилась на ночь в пансионе, расположенном в ущелье. В зимний сезон здесь было полно лыжников. Решив прогуляться перед ужином, она неспешно брела по дороге среди рисовых полей. Дорога вдруг пошла в гору, заросшую смешанным лесом. Созвучная душевному состоянию Сидзуки, тропа петляла и вела неизвестно куда.
Остаться в фирме или уволиться? Но даже если она уволится, чем заняться она не знала. Она не знала, чего хочет. Она шла в гору, вдыхая тонкий лёд осеннего воздуха, как вдруг заметила впереди в зарослях мисканта нагнувшегося человека. Это был невысокий коренастый мужчина в пиджаке, прикреплявший к ограде рекламный флажок с надписью «Продаются земельные участки на горе Хорай, прекрасные отзывы». Рядом с ним стояла обляпанная грязью легковушка, из багажника которой торчало ещё несколько таких же флажков. Мужчина пытался выровнять накренившийся флаг. Пиджак у него был помятый, к всклокоченным волосам прилипли маленькие белые цветы китайского мисканта и пожухлая трава.
Фигура мужчины, отчаянно сражавшегося с флагом на безлюдной дороге, выглядела странно и комично – Сидзука едва сдержала смех. Услышав её шаги, он обернулся. Огромными глазами и большим ртом он напоминал гиппопотама. Заметив выражение её лица, он надул свои толстые губы.
– Нечего смеяться, лучше помоги мне! – сказал он так, будто они были близко знакомы. Но в то же время так жалобно, что Сидзука, удивившись самой себе, ответила: «Ладно».
Это и был Хироюки. Пока Сидзука помогала ему устанавливать флаг, она узнала, что он сотрудник агентства по недвижимости и, как и она, живёт в Иокогаме. Они расстались, обменявшись телефонами, и после того как Сидзука вышла на работу, в её холостяцкой квартире раздался звонок. Так и началось общение с Хироюки.
Хироюки не работал в фирме по недвижимости, а был свободным агентом. Когда он продавал крупный застроенный земельный участок, который не могли реализовать сами сотрудники агентства, с ним заключали договор найма. Поскольку земельные участки были крупными, продажа даже одного из них давала значительный доход. Хоть Хироюки и ворчал, что ситуация на рынке неблагоприятна и у него почти нет дохода, на самом деле на одной продаже он зачастую зарабатывал столько, сколько обычный служащий за полгода.
– Да у меня нет денег! Из меня до сих пор выколачивают изрядную компенсацию по разводу, – жаловался Хироюки на свою бывшую жену.
Несмотря на это, он, похоже, всё ещё тосковал по жене и рассказывал, словно обиженный ребёнок, как изредка звонил ей и выплёскивал на неё старые обиды.
Хироюки был очень обходителен. Обходительный, но внешне непривлекательный. И когда между ними возникла физическая близость, Сидзука не могла не спросить себя, почему она свела знакомство с таким мужчиной. К тому же Хироюки любил рассказывать, что умеет нравиться. «У меня было свиданье с восемнадцатилетней девушкой», или «Студентка попросила меня купить ей одежду», – без умолку болтал он.
– Да кому ты можешь понравиться?! – отвечала Сидзука, но уверенности в её словах не было.
«Я ведь встречаюсь с ним, – думала она, – так что нет ничего удивительного в том, что и другие девушки пытаются завязать с ним знакомство».
Так как Хироюки не стеснялся говорить о своих свиданиях с другими женщинами, Сидзука начала встречаться с Асафуми. Хироюки был загадочный взрослый мужчина, Асафуми – совершенно прозрачный мужчина-ребёнок. Хироюки сразу же догадался о появлении другого. «О, да ты ловко устроилась», – подтрунивал он, но никакого дознания устраивать не стал. Асафуми же ни о чём даже не подозревал. С Асафуми она встречалась по выходным, а с Хироюки – после работы. Работа по продаже земельных участков у Хироюки приходилась в основном на выходные, так что это было очень удобно. Благодаря такой насыщенной и полностью контролируемой ею личной жизни, Сидзуке удалось отделаться от чувства недовольства своей работой. И в столь благоприятной и удобной для неё ситуации на неё вдруг обрушилось предложение о браке.
– Мне хорошо так, как есть, – уклончиво ответила она, и Асафуми был немного уязвлён.
Но оставлять дело «так, как есть» в этом обществе было нельзя. Капиталистическое общество существует исходя из предпосылки постоянного прогресса. Развитие и государства, и общества, и даже отдельного индивидуума оценивается положительно только при условии, что они следуют именно такому сценарию. Рядовой служащий должен получить повышение, холостяк должен жениться, в семье должны появиться дети.
Вскоре приехали родители Асафуми и изъявили желание встретиться с родителями Сидзуки. Отказаться значило дать категоричный отказ на предложение о замужестве, а значит потерять Асафуми. Сидзука решила согласиться на встречу, чтобы сохранить всё как есть.
Родители Сидзуки были в разводе, у отца в Токио была другая семья, а мать жила в Иокогаме одна. Сидзука объяснила своей матери, Тамаэ, ситуацию. Сказав, что она не собирается замуж, но хочет как-то замять предложение, она попросила мать встретиться с родителями Асафуми. Тамаэ, ответив, что это только отсрочит решение проблемы, нехотя согласилась.
Было решено, что Тамаэ, родители Асафуми, Кикуо и Такико, и Сидзука с Асафуми поужинают вместе. Встреча была назначена в Иокогаме, в китайском ресторанчике на сорок третьем этаже высотного здания «Минато мираи 21». Оттуда открывался вид на облепленные домами и зданиями холмы, окружавшие квартал Минато, на Мост-радугу через Токийский залив, на отвоёванный у моря участок земли под новый прибрежный центр, планы сооружения которого расстроились. План Сидзуки был таков – очаровать родителей Асафуми красотами города и замять разговор о женитьбе. Как она и предполагала, родители были восхищены огромным городом будущего. Они заказали столик у окна, и родители любовались пейзажем. Но её расчёты оправдались только отчасти. Пока одно за другим подавали новые блюда, родители Асафуми ломали голову над тем, как бы с разных сторон выведать семейные обстоятельства Сидзуки. И когда подали десерт, Кикуо заговорил:
– Ах, какая славная у вас дочка. Мы счастливы, что она станет нашей невесткой.
Рассеянно смотревший в окно Асафуми изумлённо повернулся к родителям, а Тамаэ недоумённо спросила Сидзуку:
– Ты решила выйти замуж?
Сидзука, не глядя на Асафуми, ответила:
– Об этом у нас речи не было.
– Да-да, мы просто обсуждали эту тему, – занервничал Асафуми, обращаясь к родителям.
Кикуо и Такико оцепенели, как пара кукол.
– Да ведь вы живёте вместе всё равно как муж и жена. Если это не оформить…
– Я дважды выходила замуж, – перебила Кикуо Тамаэ.
И хотя Кикуо был недоволен тем, что его прервали, Тамаэ, не обращая на это внимания, продолжила.
– Сидзука моя дочь от первого брака. Мой первый муж притворялся прекрасным семьянином, а за моей спиной заводил себе женщин, и мы развелись. Второй брак был похож на автокатастрофу. Я всё время говорю дочери – нечего выходить замуж. Высосут из тебя все соки, оглянуться не успеешь, как молодость и удовольствия пройдут, – говорила Тамаэ, глядя на цветущую Такико.
Конечно же, Такико возненавидела Тамаэ до глубины Души. После этого ужина родители убеждали Асафуми расстаться с Сидзукой.
Но, несмотря на всё это, она всё-таки вышла замуж за Асафуми. Их отношения получили официальное признание и на службе. И начальство, и сослуживцы спрашивали, когда же свадьба. Под их давлением и под давлением повторяющихся, как волны прибоя, предложений Асафуми пожениться, она устала отвечать отказом.
Стена, на которую она наткнулась на четвёртом году работы в фирме, и которую ей удалось отодвинуть, встречаясь с Хироюки и Асафуми, опять встала перед Сидзукой и теперь окружила её со всех сторон.
Услышав о решении дочери, Тамаэ сказала, что дочь обвели вокруг пальца.
– И ты тоже, как и я, пока не обожжёшься, не поймёшь.
Хироюки перед свадьбой позвонил ей и сказал: «И впредь добро пожаловать». Но Сидзука отвергла его предложение, сказав: «Что за вздор!» Однако через полгода они как-то снова встретились и отправились в гостиницу.
В тот раз Хироюки сказал – пусть твой муж тоже спит вместе с нами. Сидзука тогда вся похолодела. После замужества чувство вины по отношению к Асафуми только усилилось.
Когда было решено, что они едут в Тояму, Сидзука вздохнула с облегчением, решив, что теперь порвёт с Хироюки. Но на самом деле было неясно, сможет ли она порвать. Не позвонит ли она ему сама.
Верно говорит Такико. Мужчины и женщины живут во взаимном обмане. Скрывая историю с Хироюки, она обманывает Асафуми.
11
Дом Рэнтаро был наполнен миазмами, источаемыми бездонным болотом. Чтобы защитить от этих ядовитых испарений сына Исаму, робко стоящего перед отцом, которого увидел впервые, Сая усадила его позади себя, а сама села перед членами семьи Нонэдзава, сидевшими в ряд лицом к выходу.
Рэнтаро в распахнутом на груди кимоно, упираясь коленями в пол, сидел у стены, украшенной на стыках брёвнами-опорами. Он маленькими затяжками курил сигарету, словно стараясь растянуть удовольствие, и делал вид, что смотрит на выдыхаемый дым, но сердцем он был с двумя женщинами, бросавшими на него холодные взгляды. Одна из них была старуха, сидевшая с прямой спиной, с грозным как у японских солдат лицом и в ладно сидящем кимоно. Судя по возрасту и по властной манере держать себя, это была мать Рэнтаро. Другая была высохшая женщина-аллигатор, с которой Сая столкнулась у ворот. Сая узнала, что это японская жена Рэнтаро, ещё прежде, чем вошла в дом. Всем телом источая яростный вопль, женщина-аллигатор тихо сказала, что она жена Рэнтаро и предложила поговорить в доме. Обе женщины сидели вплотную, как пара листьев. Краем глаза они брезгливо следили за Саей и её сыном так, словно те были огромными испражнениями Рэнтаро; от женщин исходили тёмные миазмы ненависти.
По другую сторону рядом с Рэнтаро сидел круглолицый мужчина с мясистыми, как имбирь, губами. Это был его младший брат.
Сая с удивлением услышала, как Рэнтаро объяснил троим своим родственникам, что с ней он познакомился в Малайе. Она почувствовала отчаяние и гнев, когда Рэнтаро вот так в двух словах обрисовал всё, что было между ними.
Сая прекрасно помнила встречу с Рэнтаро. Выгрузив свой обширный багаж в аптеке в китайском квартале Кота-Бару, он, утирая пот, пил чай. Он носил усы и был опрятно одет в европейскую одежду. Встретились они за несколько лет до того, как японские войска высадились в Кота-Бару, а затем дошли до Сингапура.
Сая вместе со старшим братом Кэкой только что прибыли в Кота-Бару. От впервые увиденного и Услышанного голова у неё шла кругом. Она рассмешила брата, когда, указывая на англичан в землистых одеждах, прямой осанкой напоминавших вышагивающие деревья, спросила, всё ли с ними в порядке, и отчего у них такие белые лица. Навлекла на себя его насмешки, вскрикнув при виде проехавшей мимо, сотрясая землю, сверкающей коробки на четырёх колёсах. Она впервые увидела так много китайцев, не говоря уже о том, что впервые узнала о существовании японцев, Увидев Рэнтаро, она решила, что это всего лишь китаец. Но брат шепнул ей, что это «хороший господин-японец», и когда он усаживался перед ней, она знала, что этот мужчина не китаец, а «хороший господин», на которого брат возлагал большие надежды перед путешествием.
Рэнтаро говорил с братом на беглом малайском. Поскольку малайский был похож на язык племени Саи, она кое-что поняла из их разговора. Рэнтаро интересовало имеющееся в джунглях сырьё для приготовления лекарств. Он хотел заключить сделку без торговцев-посредников. Брат радостно кивал. Сая не понимала, почему брат берёт на себя такие обременительные обязательства. Ведь тогда ему придётся снова, как в этот раз, неоднократно сплавляться на плоту. И подолгу жить вдали от племени, думала она.
Когда разговор был окончен, Рэнтаро, взглянув на Сая, спросил, кто эта девушка. Брат ответил, что это его младшая сестра. Рэнтаро сказал, что, похоже, ей не по себе. Брат объяснил, что она ошеломлена своим первым визитом в город. Смущённая вниманием к себе, Сая покраснела.
Рэнтаро, смеясь, достал из лежавшего у него в ногах мешка похожие на листья плоские предметы. Это были разноцветные бумажки – красные, жёлтые, зелёные. Когда Рэнтаро подул в них, они превратились в круглые шары.
«Это воздушный шарик», – сказал Рэнтаро и хлопком ладони подбросил шарик. Сая широко раскрыла глаза от изумления. Ей впервые доводилось видеть такое. Будто радуга сомкнулась в круг и заплясала в воздухе. Рэнтаро бросил это чудо Сае. Радужный шарик неожиданно поплыл и, шелестя, уткнулся ей в грудь. Шарик шелестел, как сброшенная кожа змеи. Он был хрупким – казалось, стоит чуть сжать его в руке и раздавишь. Сая осторожно, словно драгоценность, спрятала радужный шарик в руке и прошептала: «Воздушный шарик». Рэнтаро рассмеялся. Вокруг рта проступили морщинки, она решила, что это очень добрый дядя.
– Мы поняли, – прервав повисшую паузу, сказала женщина-аллигатор. – Эта женщина говорит, что за границей она была твоей содержанкой, и что этот ребёнок у неё от тебя.
Рэнтаро, держа двумя пальцами окурок, важно кивнул.
– Что ни говори, я прожил за границей долгих пять лет. Сая прекрасно разбиралась в растениях, служивших сырьём для изготовления лекарств, поэтому она работала моей помощницей… Ну, и это знакомство нечаянно… – из трудноуловимых слов на местном наречии Сая поняла, что речь идёт о ней.
Рэнтаро обратил внимание на то, что Сая, обучавшаяся у знахаря, разбирается в лекарственных травах. Брат, познакомившись с Рэнтаро в Кота-Бару, договорился сопровождать Рэнтаро в джунгли. И в тот раз он взял Саю с собой, чтобы та помогла им искать лекарственные травы. Знахарь их племени отказался идти, сказав, что нельзя выдавать секреты чужаку. Он и Саю отговаривал сопровождать Рэнтаро в лес. Отговаривая её, он был суров. Это была не та суровость, с какой он укорял её за сломанные ветви дерева-пристанища духов или за растоптанные лекарственные травы – это была суровость острая, как лезвие ножа.
«Чужак не видит леса. Что ни попадёт в руки чужакам, всё превращается в прах, они своего рода напасть. Не становись приспешницей таких типов. Станешь их пособницей, и сама превратишься в чужака».
Это означало, что у чужака не может быть никаких отношений со знахарем. Слова знахаря потрясли Саю до глубины души. Но в то же время запрет сопровождать Рэнтаро в лес вызвал в её душе ростки противоборства. Сая отвернулась от знахаря. Это было всё равно, что отвернуться от племени. Сая последовала за Рэнтаро, покинув лес.
Всё из-за этих радужных шариков. Шарик, привезённый из Кота-Бару, она берегла до тех пор, пока бумага не изорвалась и не истлела. Когда от радужного шарика ничего не осталось, она навечно заключила его в своём сердце. Радужный шарик стал её мечтой.
Эти радужные шарики стали воплощением всего, что ей пришлось увидеть и узнать в городе Кота-Бару. Одежда ярких цветов, мягкая и сладкая на вкус пища, полированная блестящая мебель, защищающие от ветра, но пропускающие свет прозрачные стены, без устали бегущие автомобили. Воздушные шарики были воплощением всех этих удивительных чудес. И для Саи все они оказались прочно связанными с Рэнтаро. Сая знала, что если она пойдёт за Рэнтаро, то сможет снова оказаться в этом городе.
– Ну, легкомысленные дорожные истории неотъемлемая часть жизни торговца лекарствами, – прервал воспоминания Саи робкий голос младшего брата Рэнтаро.
– Да, но разве кредо торговца лекарствами не гласит, что житейские дела, случившиеся во время путешествия, оставляют за порогом дома? Если бы об этом узнал покойный отец, ему было бы стыдно, – старуха пристально посмотрела на Рэнтаро.
Рэнтаро избегал взгляда Саи.
– Поэтому я расстался с ней как подобало.
Обе женщины бросили на Саю язвительные взгляды. Женщина-аллигатор хотела было что-то сказать, но её опередила старуха.
– Зачем вы вообще сюда приехали? – обернувшись к Сае, спросила она.
Сая указала на сидящего позади сына:
– Хотела показать сына отцу.
– Теперь, когда он его увидел, вы можете возвращаться.
Сая отрицательно покачала головой.
– Я буду жить здесь.
Лица у всех собравшихся застыли. Сая, окинув взглядом всех четверых, сказала:
– Я жена Рэна. Поэтому я буду жить здесь вместе с вами.
– Его жена – я! – крикнула, взорвавшись, женщина-аллигатор. К её голосу примешивался визг.
Если слышишь недоступное уху, значит, настало время превращения снов в явь. Сон того, чей голос ты слышишь, становится явью и начинает поглощать тебя. Нужно быть острожной. Сая вспомнила слова, сказанные когда-то знахарем их племени, и посмотрела на Рэнтаро.
– Я понимаю, поэтому я вторая жена.
Тусклые глаза женщины-аллигатора вспыхнули. Если оставить всё как есть, к её высохшей коже вернётся упругость и, оборотившись настоящим крокодилом, она нападёт на Саю. Сая поспешила предотвратить превращение женщины-аллигатора в настоящего крокодила.
– Так сказал Рэн. Сказал, что я вторая жена.
Женщина-аллигатор отвела взгляд от Саи и сурово посмотрела на мужа.
Рэнтаро растерялся.
– Да… ну… дело в том, что малайцы мусульмане. А мусульманин может иметь до четырёх жён.
– Мы не мусульмане, – отрезала старуха.
– Да, но в Малайе считается… – запнулся Рэнтаро и, смешавшись перед старухой и женщиной-аллигатором, уставился в потолок.
Сая не понимала, почему её слова о том, что она вторая жена Рэнтаро, наделали столько шума. Хотя племя Саи не исповедовало ислам, как малайцы, у влиятельных мужчин было по две-три жены. Наличие нескольких жён свидетельствовало о солидности мужчины. Поэтому, покидая племя, она объявила, что стала второй женой Рэнтаро, и, когда стала жить в Кота-Бару, тоже не скрывала этого. И то, что у Рэнтаро было две жены, ни у кого не вызывало презрения, напротив, к нему относились с почтением. В чём тут сложность, она не понимала. Ведь судя по дому, семейство Нонэдзава было зажиточным. Рэнтаро был главой этой семьи. Богатый мужчина может иметь много жён.
– Это Япония. И здесь иметь двух жён – неслыханное дело, – категорично сказала старуха.
И женщина-аллигатор с окаменевшим лицом тоже кивнула. Младший брат Рэнтаро проворчал:
– Вот именно. И главное, в нынешнее трудное послевоенное время приводить с собой женщину с приплодом…
Повисло напряжённое, как скрип ветвей друг о друга, молчание. Рэнтаро раздавил выкуренную до самого фильтра сигарету.
– Я попробую переговорить с Саей наедине.
Старуха и женщина-аллигатор ничего не сказали. Рэнтаро поднялся, сделав Сае знак глазами. Она с сыном последовала за Рэнтаро, раздвинувшим оклеенные бумагой створки двери, ведущей в коридор.
Они направились вглубь дома. Из боковой комнаты в коридор выглянули трое ребятишек, но Рэнтаро, выругав их, закрыл дверь. Когда они проходили мимо этой комнаты, послышался женский голос. В доме, как видно, жила и другая родня.
Открыв одну из выходивших в коридор деревянных дверей, Рэнтаро скрылся за ней. Сая последовала за ним и, едва ступив в комнату, сразу поняла, для чего она предназначалась. Это была комната для приготовления лекарств. На полке у стены стояли склянки и банки разной формы, были расставлены металлические и глиняные ступки, комната была пропитана лекарственным запахом. Наголо стриженный молодой человек, сидя на дощатом полу, укладывал в сплетённые из древесной коры коробки бумажные пакеты с лекарствами. Рэнтаро сказал этому молодому человеку: «Асацугу, выйди-ка ненадолго». Тот изучающе посмотрел на Саю и, ничего не сказав, тяжело поднялся.
– Да – завтрашняя поездка откладывается.
– Но я же всё подготовил, – надув губы, запротестовал молодой человек.
– Только на несколько дней, – сказал Рэнтаро, не дав Асацугу и рта раскрыть, и тот с недовольным видом вышел из комнаты.
Сая вдохнула полной грудью. Это был родной запах. Дом в Кота-Бару, где жили они с Рэнтаро, тоже был пропитан этим запахом. Это был прекрасный свайный дом с крышей, крытой дранкой и просмолённой сосновой корой. Из сада вела лестница на веранду, где стояли стол и плетёные стулья и где можно было принимать гостей. Внутри дом делился перегородками на четыре комнаты, но стоило их раздвинуть вместе с выходящими на улицу дверьми с жалюзи, как всё пространство дома и сад становилось одним целым.
Одну из этих комнат Рэнтаро отвёл для хранения лекарственного сырья, которое он отправлял в Японию. Сая помогала ему, сортировала и упаковывала лекарства, вдыхая напоённый запахами мускуса и древесными ароматами воздух. Иногда она помогала Рэнтаро и в приготовлении снадобий. Из серы, древесной смолы, очищенной камфары, плектрантуса и другого сырья она делала лекарства, помогающие от кожных заболеваний, и Рэнтаро бесплатно раздавал их. Малайцы, часто страдающие болезнями кожи, были им чрезвычайно признательны. Кроме того, они делали «лекарство от малярии», «обезболивающее», и Рэнтаро щедро раздавал их. Сая восхищалась – «какой же Рэнтаро добрый!»
В дом приходили разные люди. Представители японских торговых домов, малайцы, индийцы, китайцы. После захвата Кота-Бару японскими войсками к ним добавились офицеры оккупационных войск. Когда приходили японцы, Рэнтаро разговаривал с ними приглушённым голосом, а под конец просил Саю принести на веранду еду и устраивал пирушку. Сая зачарованно смотрела, как Рэнтаро с явным удовольствием распивает сакэ с японцами. В то время Сая ещё верила словам Рэнтаро, что японцы пришли для того, чтобы помочь Малайе обрести независимость. Она с гордостью смотрела, как Рэнтаро общается с трудившимися на благо Малайи офицерами.
– Сая, – сказал Рэнтаро, плотно прикрыв дверь.
Этот голос вернул Саю во времена, когда они с Рэнтаро жили вместе. Это имя дал ей Рэнтаро. Когда она сопровождала его во время сбора лекарственных трав, он спросил, как её зовут. Сая в нерешительности несколько раз повторила по-малайски: «Нама сая» – «Моё имя». Её настоящее имя было Кэсумба – это название дерева с ярко-красными плодами. Раньше мужчины её племени, вступая на тропу войны, раскрашивали тело соком его плодов. Но в её племени женщины открывали своё настоящее имя только своему мужу. Соплеменники называли женщин по имени отца, добавляя какая это по счёту дочь. После замужества женщину называли по мужу. Поэтому у женщин её племени имя существовало только для отца, матери и мужа. Когда Рэнтаро спросил её имя, он был для Саи всего лишь чужаком, и она не могла назвать ему своего настоящего имени. До сих пор никто не обращался к Сае с таким вопросом. Пока Сая повторяла: «Нама сая», Рэнтаро, подняв руки, рассмеялся.
– Понял, понял. Сая. Я буду называть тебя Сая.
Так Кэсумба стала Саей.
– Рэн, – прошептала Сая, сделав шаг к нему.
Но прежде чем она успела подойти ближе, Рэнтаро строго спросил её:
– Почему ты не осталась в Кота-Бару? Хозяин дома Кё сказал, что ты можешь там жить сколько угодно. Я дал тебе достаточно денег.
Сая заметила, что даже вдали от взглядов семьи Рэнтаро не обнял сына, не сказал: «Хорошо, что приехали, я соскучился». Лицо у него было напряжённое, это был не тот Рэнтаро, что прежде любовно ласкал её гладкое тело, радовался, глядя, как Сая с удовольствием примеряет красивые одежды, ест вкусную пищу. Сае довелось увидеть, как война совершенно меняла людей, и она не удивилась реакции Рэнтаро.
– Вместо денег, что ты мне дал, японская армия выдала реквизиционные расписки. Когда война закончилась, они превратились в ничто.
Рэнтаро должен был прекрасно знать, что после поражения Японии в войне расписки превратились в клочки бумаги. Почувствовав неловкость, он нахмурил тронутые сединой брови.
– Тогда надо было вернуться в лес. Я же сказал, что когда-нибудь приду за тобой.
– Я хотела с тобой увидеться. – Подтолкнув Исаму вперёд, Сая заглянула в лицо Рэнтаро.
– Я понял, твои чувства мне понятны, – едва слышно ответил они.
«Нет, Рэну этого не понять, – подумала Сая в глубине души. – Зачем я хотела встретиться с Рэнтаро? Зачем я приехала в Японию, хотя для этого мне пришлось присвоить чужое имя?» Но Сая молчала. Мужчинам нельзя говорить всего, что у тебя на сердце. Всегда нужно хоть чуточку скрывать свои настоящие чувства – это единственное оружие женщины, нож с одним лезвием.
– Сая, может, ты передумаешь? Жить в Японии тяжело. Пойми, в этом доме живут моя жена и дети. Сюда же перебралась и семья моего младшего брата, чей дом сгорел при авианалете. У нас нет места для тебя.
Сая отрицательно покачала головой. Она была полна решимости.
– Я буду жить здесь, – объявила она.