Текст книги "Дорога-Мандала"

Автор книги: Масако Бандо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

53

Перемыв оставшуюся после ужина посуду, Сая вернулась в гостиную. Исаму спал, свернувшись, как зелёная гусеница. На низеньком обеденном столике стояла открытая светло-лиловая жестяная коробка из-под бисквитного печенья. Коробка была пуста.

Стоило ей открыть подаренную Тами коробку, как Исаму обрадовался, словно ему разрешили съесть всё печенье разом, и подчистил всё за один присест. Сая едва-едва успела перехватить три печеньица.

Когда она увидела сына, простодушно набившего печеньем полный рот, у неё язык не повернулся сказать ему, чтобы оставил его на завтра.

Она подумала, что стоит хоть изредка позволять ему поесть досыта чего хочется. Когда деревья в лесу были унизаны фруктами, Сая, бывало, наедалась до отвала и чувствовала себя счастливой.

Каждый день они с сыном жили в условиях тотальной нехватки всего – еды, одежды, предметов первой необходимости. Дать Исаму наесться досыта было самое большее, что Сая могла дать сыну.

Накрыв Исаму шерстяным одеялом, она присела рядом и принялась складывать бельё. Свисавшая с потолка голая лампочка освещала гостиную красным светом. Слышалось безмятежное дыхание спящего сына. Складывая хранившее запах солнца бельё, Сая размышляла о рыбьих плодах, которые она дала Тами. Её отблагодарили за то, что она лишила жизни ребёнка, и это вызывало у неё смешанные чувства. Тем более, что она теперь и сама носит под сердцем ребёнка. Уж не решилась ли она убить его?

Когда речь идёт об их жизни и смерти, люди способны убивать друг друга. Кэка, чтобы выжить, убивал людей на допросах. Сая ради того, чтобы выжили они с Исаму, убила женщину. Но если так рассуждать, придётся согласиться и с тем, что японские солдаты убивали малайцев, китайцев и индийцев тоже ради своего выживания. И признать, что японские солдаты, столько раз убивавшие её своими «мужскими клинками», тоже делали это ради того, чтобы выжить.

Но где-то ведь должен быть положен предел, думала Сая. Когда ты собираешься выращивать на грядках овощи, грядки надо прополоть. Но если вырвать всю траву в саду, сад погибнет. Вот он, рубеж. Чтобы выжить, нужно постараться не длить грядки до бесконечности, а где-то положить им предел.

Огороды в их племени были в точности таких размеров, чтобы позволить им выжить. Совсем иначе обстояло дело с каучуковыми и пальмовыми плантациями, увиденными ею с плота по дороге в Кота-Бару. Разве люди не принялись безрассудно приумножать своё богатство с тех пор, как они покинули лес?

Её ненависть к Рэнтаро – такое же безудержное разрастание огорода. Ненависть – это лопата. При помощи этой лопаты люди до бесконечности ширят свои поля, вырывают сорную траву, создают города. Создают города, в которых гнездится ненависть.

Сложив чистое бельё, Сая встала. Отодвинув дверцу шкафа, она достала из дорожного саквояжа завёрнутый в ткань клинок.

До тех пор пока у неё есть этот кинжал, у её ненависти есть воплощение. Выбросить его! Закопать на грядке в огороде!

Раздвинув перегородку, она вышла на веранду. Похожий на остриё кинжала тонкий месяц с высокого ночного неба освещал двор. Проступали бледные очертания окружённого живой изгородью двора. Надев гэта, Сая направилась к грядкам, на которых пробивались маленькие. как пальчики, ростки овощей. Не успев дойти до огорода, она заметила стоявшего среди грядок Кэку.

– Нельзя его выбрасывать, – сказал Кэка. Глаза его наполовину закатились. Его переломанные руки и ноги болтались. Он стоял, раскачиваясь, как труп повешенного.

– Убей Рэнтаро! Убей тех, кто убил тебя, тех, кто убил меня!

Сая, не обращая внимания на мёртвого брата, крепко прижав кинжал к груди, вышла в огород.

И в тот самый миг, когда она оказалась в огороде, вокруг стемнело. Это был уже не огород, а лес. Её обступили высокие деревья, виднелась залитая тусклым лунным светом тропинка. Под деревьями, что росли вдоль тропинки, стояла Канэ Тосика. Лицо у неё было осунувшееся и исхудавшее, она пристально смотрела на Саю.

– Ты была малайским сортиром. Отомсти!

Под другим деревом стояла женщина с корабля для репатриантов. Из горла у неё текла кровь. «Ты убила меня, за это я убью тебя, убью тебя!» – с ненавистью крикнула она.

Подошёл Кэка и крикнул:

– Убей, убей Рэнтаро!

И тут она заметила, что за спиной у Кэки стоят толпы японских солдат. Вытащив из штанов свои члены, они завопили: «Убьём тебя, изнасилуем тебя!»

Бросив кинжал, Сая побежала по лесной тропинке. Но голоса преследовали её:

– Убить, убить, изнасиловать, убить, убить, изнасиловать!

Она бежала по усыпанной галькой и заросшей травой тропинке, где-то потеряла гэта и сама не заметила, как оказалась босой.

– Убить, изнасиловать её!

Тёмный лес заполонили злобные вопли. Среди деревьев мелькали Кэка, Тосика, женщина с перерезанным горлом, японские солдаты. Их крики перекрывали друг друга, гремели, как удары палок о стволы бамбука – такие удары раздавались, когда кто-то выходил на тропу войны. Она слышала, как мужчины их племени, раскрасив тело красной краской плодов Кэсумбы, выходили на бой.

– Убей, убей, убей! – гремели голоса в голове Саи.

«Почему они не отпускают меня? Почему эти голоса преследуют меня?!» Сая закричала. Но её крик поглотили раскаты: «Убить, убить!»

Впереди показались стоящие в ряд грубые хижины. Сая успокоилась. Может, там окажется кто-нибудь из её племени. Может, там знахарь. Знахарь бы ей помог. Сая уже не знала, где она – в японском или в малайском лесу.

По тропинке, ведущей от хижин к лесу, навстречу ей шёл мужчина.

Вздрогнув, Сая остановилась. В лунном свете она увидела, что мужчина тоже замер. Его одежда цвета хаки со стоячим воротничком напоминала военную форму. Японский солдат, подумала Сая. В ней забурлили страх и ненависть, пережитые в борделе.

– Убей его, Кэсумба! – раздался рядом голос Кэки. Кэка вложил в руку Саи кинжал, который она только недавно выбросила.

– Убей же обманувшего тебя предателя!

Услышав это, Сая ещё раз взглянула на мужчину.

Перед ней был Рэнтаро.

В грязной, пропахшей потом одежде, заросший щетиной, но всё же это, несомненно, был Рэнтаро.

– Рэн… – стоило ей произнести его имя, как её затопила нежность.

– Сая? – удивился Рэнтаро и поспешил к ней. – Что ты здесь делаешь?!

«Убей его, Кэсумба, дитя войны», – зашептал Кэка на ухо Саи. Она впилась глазами в ярко сверкающий в лунном свете кинжал. У Рэнтаро, тоже заметившего кинжал в её руке, перехватило дыхание.

– Почему у тебя в руке кинжал?

«Убей, убей, убей, убей!» – как удары по стволу бамбука, загремели голоса. Это, окружив Саю, кричали Тосика, женщина с корабля для репатриантов, японские солдаты.

– Я Кэсумба! – крикнула Сая, перекрикивая эти голоса.

– Нет. Ты Сая. Девушка, которой я подарил воздушный шарик. – Рэнтаро улыбнулся воспоминанию об этих давних днях.

Воздушный шарик. Сая вспомнился парящее в воздухе радужное чудо. Медленно переплыв через тьму, он уткнулся ей в грудь. Бесчисленные мечты, вызванные к жизни появлением Рэнтаро. Почему же они исчезли?

«Убей, убей, убей, убей!» – как заклинания вскипали вокруг неё голоса.

Эти голоса раздавили радужный шарик. Голоса, полные ненависти.

Взмахнув кинжалом, Сая повернулась кругом и полоснула им стоявшего рядом Кэку. Острый кинжал рассёк его пополам, и он тут же исчез. Не проронив ни единого вскрика, ни единого укора.

Одного за другим Сая принялась выкашивать всех, кто стоял перед ней: Тосику, женщину с перерезанным горлом, японских солдат с торчащими из штанов членами. Стоило ей коснуться их остриём кинжала, как все они мгновенно растворялись во тьме. Крики стали слабеть. Осталась только женщина с корабля для репатриантов. Она стояла зыбкая, как дым, и злобно смотрела на Саю полным ненависти взглядом. В её зрачках Сая увидела саму себя.

Превратившись в Саю, женщина злобно смотрела испепеляющим ненавистью и гневом взором.

– Ты убила меня, – сказала она Сае и медленно отступила во мрак.

54

Где-то стрекотали насекомые. Их голоса звенели, как колокольчики. Асафуми открыл глаза.

Окрестности были окутаны мраком. Он спал в лесной чаще под деревом с пепельными ветвями. Сквозь густую листву проникал лунный свет. Прохладный воздух и аромат деревьев и трав ласкали его. Рядом, обнявшись, спали Кэсумба и Кэка.

И Асафуми, и Кэсумба, досыта наевшись плодов, уселись в прохладной тени деревьев, и на них навалилась скопившаяся за день пути усталость – незаметно они уснули.

Почувствовав, что Асафуми встал, Кэсумба тоже проснулась. Кэка поднялся и отряхнулся. Кэсумба некоторое время приходила в себя, а потом, наконец, сказала:

– Я возвращаюсь на Дорогу-Мандала.

– Что ж… – ответил Асафуми. Он подумал, что для Кэсумбы, наверное, лучше всего вернуться на Дорогу-Мандала. Но как лучше поступить ему самому, он не знал.

Ему смутно подумалось, что, отправившись к дому деда, он смог бы повстречаться с самим собой, таким, каким он был в детстве. Конечно, этого нельзя знать наверняка. Но именно здесь был лес его детства, поэтому Асафуми не пал духом. Он не мог снова уйти отсюда. К тому же он так и не смог понять, надеется ли он на что-нибудь. Но он был уверен, что вернуться на Дорогу-Мандала значит вернуться к себе прежнему.

– Я остаюсь здесь.

– Что ж, – беззаботно сказала Кэсумба и поднялась, собираясь ступить на тропинку. Кэка, завиляв хвостом, потрусил за ней следом.

– Ты что, собираешься возвращаться в этой кромешной тьме? – изумлённо спросил Асафуми.

– Пока не рассвело, идти прохладнее. И дорогу назад я знаю.

Асафуми сказал, что проводит её по крайней мере до леса.

Продираясь сквозь заросли олеандра, они вышли из зарослей. Под сиявшим в небе молодым месяцем простирались густо заросшие травой развалины. Среди обломков обезлюдевшего города звенел неумолчный стрёкот насекомых, будто похвалявшихся тем, что они отвоевали для себя это пространство. Чёрные тени вонзившихся в небо горных хребтов Татэямы накрыли равнину Тояма. Кэсумба обернулась к горам и, как дикий зверь, потянула носом.

– Почему ты пошла со мной сюда? – спросил Асафуми.

Обернувшись, Кэсумба сказала:

– Потому что… ты был один.

И немного помолчав, добавила:

– На Дороге-Мандала нельзя одному. Где-нибудь упадёшь и обратишься в кости.

– Это твоя обязанность – помогать тем, кто оказался на дороге один?

Но Кэсумба, похоже, не знала слова «обязанность». И Асафуми спросил по-другому:

– Ты всегда идёшь с теми, кто остался на дороге один?

Кэсумба ответила:

– Нет.

– Так почему же ты пошла со мной?

Он подумал, что она, верно, опять скажет, что не знает, но Кэсумба, ткнув себя пальцем в грудь, ответила:

– Потому что вот здесь что-то шепнуло мне – сделай так.

Кэсумба улыбнулась. На смуглом лице сверкнули белые зубы. А потом она зашагала прочь. Кэка вприпрыжку последовал за ней. От этого незамысловатого прощания Асафуми охватило волнение.

– Спасибо, – сказал Асафуми вслед маленькой фигурке. Кэсумба даже не обернулась. Ночной ветер развевал её мешковатую одежду, вместе с двуглавым псом они шли вдаль среди развалин. Асафуми не сводил глаз с их фигурок до тех пор, пока они не превратились в точки и не растворились во тьме. Оставшись без попутчиков, он почувствовал уныние.

Растерянный, он повернулся к лесу и вдруг увидел дом. По форме чёрной крыши, срезавшей часть звёздного неба, он понял, что это дом его деда. Похоже, была уже полночь, и огни в доме погасли. Фонарь над входом освещал стоявшие перед домом голубой «фольксваген» и велосипед Сидзуки.

«Вот тебе и на», – подумал он и обернулся назад. За огораживающей дом низенькой живой изгородью тянулись рисовые поля, в домах по соседству, окружённых рощицей, мерцал свет. Покрытые плющом и травами развалины исчезли.

Поражённый Асафуми некоторое время озирался по сторонам. Он вдруг осознал: «Наконец-то я вернулся!»

«Вернулся! Вернулся домой!» От радости Асафуми совершенно обессилел. Он побрёл к прихожей. Но тут же подумал, что Сидзука, наверное, уже спит, и входная дверь наверняка заперта на ключ. Асафуми зашёл со стороны веранды. «Постучу в окно и разбужу её. Сколько дней уже от меня никаких известий, она, должно быть, волнуется. Наверное, жена изумится, увидев меня голым – только полотенце замотано вокруг бёдер. Как бы получше ей всё объяснить? Про Дорогу-Мандала. Про Кэсумбу». Самые разные мысли переполняли его.

Асафуми поднялся на веранду. Штора на стеклянной двери была незадёрнута. Подумав: «Какая беспечность!» – он заглянул внутрь. На расстеленной в гостиной постели медленно двигались две чёрные тени.

Занесённая для стука рука остановилась.

Там были мужчина и женщина. Они занимались любовью. Коренастое тело мужчины сплелось с хрупким женским телом. В слабом свете фонаря, висевшего над входом, лиц было не различить. Спина мужчины двигалась, прогибаясь, бёдра женщины были широко раздвинуты. По абрису её тела он понял, что это Сидзука.

«Сидзука спит не со мной, а с другим мужчиной! Стонет от удовольствия!»

Оцепенев, Асафуми неотрывно следил за движениями этих двоих. Он не мог отвести от них глаз. Из далёкого мира, отделённого стеклом, Асафуми заглянул в сокровенный мир своей жены.

«Вот чем занималась Сидзука в моё отсутствие!» Всё в нём остро и жёстко перевернулось при этой мысли. «Она не только не волнуется в моё отсутствие, она спит с другим мужчиной!»

Если вдуматься, он чувствовал что-то такое ещё до свадьбы. Она брала несколько дней выходных, говоря, что едет в путешествие с подругой. А когда он звонил ей, было слышно, что рядом с ней кто-то есть. И после свадьбы она уходила по субботам во второй половине дня, а когда возвращалась, казалось, она вернулась откуда-то издалека. Он знал! Знал, но старался не думать об этом.

За стеклом Сидзука вздрагивала всем телом от удовольствия. «Когда она спала со мной, она так не наслаждалась!» В душе Асафуми забушевал гнев. Его охватила ярость, такая же ярость, как и тогда, когда он убил старика.

55

Сая взмахнула маленьким изогнутым в виде полумесяца кинжалом. Рэнтаро смотрел на неё, разинув рот – на залитой лунным светом тропинке, кружась, как в танце, в развевающейся светло-жёлтой юбке, она пронзала кинжалом тьму.

Он был просто поражён, слишком уж неожиданным было и появление Саи на тропинке, ведущей к Дороге-Мандала, и то, что Сая назвалась Кэсумбой, и то, что она вдруг, занеся кинжал над головой, принялась разить им воздух.

Почуявшие присутствие Саи паломники высыпали из дома и собрались за спиной у Рэнтаро. Они изумлённо смотрели на танцующую женщину.

Вдруг, как будто придя в себя, она остановилась, судорожно сжимая кинжал в руке.

– Сая, – позвал Рэнтаро. Она обернулась и посмотрела на него, как на незнакомца; наконец она узнала его, и недоумение исчезло с её лица. Она остановилась перед Рэнтаро и медленно, словно подбирая слова в озере своей души, сказала:

– Для тебя я – малайский сортир.

Рэнтаро был поражён.

– Что ты такое говоришь?!

Но Сая будто не слышала его.

– Ты трус! Ты сбежал от меня!

Рэнтаро убеждал себя, что не считал Саю малайским сортиром, а себя – трусом. Но где-то в глубине души внутренний голос подсказывал ему, что сказанное ею – правда.

– Но я… – Рэнтаро подыскивал подходящие слова. Дело было не только в этом. Он был привязан к Сае, скучал, когда они расставались. Он был потрясён появлением Саи в его доме в Тояме, и ему хотелось убежать от этой действительности, но он совсем не собирался её бросать. Но всё это были лишь отговорки.

И когда, ничего не сказав Ёко, он начал жить с Саей, и когда решил бросить Саю в Малайе, он всякий раз находил себе оправдания. И когда Сая появилась в доме Нонэдзава, он тоже оправдывался. И пока он только и делал, что оправдывался, он сбился с пути. Заблудился на Дороге-Мандала.

– Больше не убегу.

Это было всё, что он мог сказать. Уголки губ Саи судорожно дёрнулись:

– Я…

На какое-то время лицо её исказилось мучительной гримасой, а затем она сказала:

– Я от тебя не отстану.

Переезжаешь из хижины в хижину, а хижина оказывается всё та же. Думаешь, что после многих дней пути по лесу ты пришёл на новое место, но оказывается, что это всё то же место, где ты жил прежде. Даже если расстаться с Рэнтаро и вернуться в Малайю, наверняка окажешься всё в той же хижине. Мужчины, считающие женщину сортиром. Но всё-таки Рэнтаро подарил Сае воздушный шарик. Поэтому Сая и осталась в хижине под названием Рэнтаро. Но Сая могла оставаться в этой хижине только до тех пор, пока Рэнтаро помнил, что в её доме есть ещё и спальня, и кухня. Сая хотела сказать об этом, но не смогла найти нужных слов.

Голоса круживших вокруг Саи злых духов смолкли, и она понемногу прониклась нежностью к Рэнтаро. Её ненависть была льдом, сковавшим зимний пруд, ледяной стеной она отрезала скрытые под толщей льда тёплые чувства, не давая им выйти наружу.

– Будда Якуси… – раздалось бормотание впереди на тропе.

Сая впервые заметила, что за спиной Рэнтаро столпилось человек двадцать. В падавшем на тропинку лунном свете проступил их причудливый облик: женщина с шишкой на лбу, мужчина-альбинос, человек, заросший шерстью как зверь.

– Ты будда Якуси. Да! – Мужчина, росточком не больше кабана, выскочил из-за спины Рэнтаро и подбежал к Сае.

– Я не Якуси, – сказала Сая, но малыш прыгал вокруг неё, как кузнечик.

– Нет, ты Якуси. Я видел! Этим кинжалом ты прогнала несчастье. Вжик-вжик – и отсекла беды!

– Точно, я тоже видела!

– Коли ты Якуси, помоги нам!

И остальные все как один окружили её. Грязные руки тянули Саю за волосы, хватали за одежду, прикасались к её щекам, рукам, шее. С криком Сая шарахнулась от них.

– Прекратите! – Рэнтаро попытался было оттащить от Саи облепивших её людей. Но люди толпились вокруг неё, как роящиеся над трупом мухи.

– Она не Якуси! – раздался хриплый женский голос. Старица, голова которой была замотана ветошью, опираясь на палицу, подошла к тропинке. Но люди не слушали её.

– Видел! Я видел!

– Точно! Она отсекла беды!

– Помоги, помоги!

Оттолкнув Рэнтаро, люди вцепились в Саю. Длинные ногти впились в её кожу, хватали и рвали её одежду. Сая обеими руками оттолкнула от себя толпу. Клинок, который она сжимала в руке, взметнулся и стал косить направо и налево. Стоило ей лишь коснуться человека остриём клинка, как человек исчезал – мужчина-карлик, мужчина-альбинос, женщина с шишкой на лбу – все они исчезли, как исчезли Кэка и Тосика. Поняв это, Сая как одержимая принялась размахивать кинжалом.

– Прекрати! Не притворяйся Якуси! – прогремел голос женщины, завёрнутой в ветошь.

– О, Якуси, помоги! – вопили люди.

«Мне бы кто помог! Мне самой нужна помощь Якуси!» – кричала Сая в душе. Желая убежать от цеплявшихся за неё людей, она просто занесла клинок над головой.

Вдруг всё вокруг стихло. Сая стояла на лесной тропинке. Никого вокруг не было. Даже Рэнтаро. Слышался лишь шелест раскачивающихся листьев.

Сая посмотрела на зажатый в руке клинок. Рукоять была влажной и липкой от пота. Она думала, что пронзала людей, но на клинке не было ни капли крови.

Кэка говорил, что этот кинжал изгоняет злых духов. Эти столь странные обличием люди, верно, были злые духи. Злые духи, просившие о помощи в этом лесу. Но разве злые духи просят о помощи? Или, может быть, кто-то превратил их в злых духов? Ведь женщины дома Нонэдзава были убеждены в том, что Сая – злой дух!

Сая бросила кинжал.

Впереди у тропинки стояла хижина. Прежде ей казалось, что там несколько домов, но теперь хижина была только одна. В окнах горел свет. Значит, здесь кто-то жил. Сая пошла на свет.

Подойдя к дому, она увидела, что это вовсе не хижина, а хоть и небольшой, но добротный дом. Он был очень похож на дом Саи. Но вместо выходящих на веранду раздвижных перегородок были стеклянные двери. Сбоку от входа висел электрический фонарь, рядом стоял небольшой автомобиль. За домом тянулись рисовые поля. Леса вокруг не стало. Охваченная странным чувством, Сая подошла к веранде.

На веранде стоял молодой человек. Он был голым, только бёдра были обмотаны полотенцем. Не замечая Саи, мужчина неотрывно смотрел сквозь стеклянную дверь. Заподозрив что-то неладное, Сая встала рядом с мужчиной.

Похоже, тот не заметил её. Он весь трепетал от ненависти.

Заглянув через стеклянную дверь, она увидела голых мужчину и женщину. Они лежали рядышком, видимо, обессиленные после любовных утех. Сая улыбнулась.

В точности как мы с Рэнтаро, подумала она. Когда приходил Рэнтаро, она отправляла Исаму гулять, и они неистово любили друг друга, а потом лежали голыми в постели.

Да, и они с Рэнтаро так наслаивали время и свои тела. Сая ещё раз оглянулась на мужчину. Тот, разве что не вгрызаясь в стеклянную дверь, прилепился лбом к стеклу. Кулаки его дрожали, похоже, он вот-вот готов ворваться внутрь, разбив стекло.

– Нельзя. – Сая положила руку мужчине на плечо.

Мужчина испуганно отшатнулся. Разинув рот, он пристально посмотрел на Саю так, будто до сих пор не догадывался о её присутствии здесь. Наконец проронил сдавленным голосом:

– Сая…

Она изумилась – откуда этот мужчина знает её?! На его лице отразилась боль. Сама не зная почему, она почувствовала к нему участие. Может, оттого, что в этом смешанном выражении гнева, ненависти и печали она узнала саму себя.

Рука Саи скользнула от плеча к руке мужчины. Мужчина широко раскрытыми глазами следил за движениями её рук. Обеими руками Сая погладила его по спине, плечам, рукам. На глазах мужчины выступили слёзы. Сая обняла его. Мужчина положил голову ей на плечо. Обняв мужчину, Сая гладила его по спине.

– Ф-фу-ун, ф-фу-ун, – вырвались у неё гортанные звуки. Так напевали её соплеменники, переходя от хижины к хижине. Не слова, а бормотанье – так мурлыкали женщины её племени, нянчась с детьми. Нежная мелодия, льющаяся от сердца к сердцу.

Мужчина прильнул к Сае как ребёнок. Сая гладила его и незаметно перестала понимать, кого она утешает – мужчину или себя.

– Ф-фу-ун, ф-ф-ун-ун-ун-ун-ун.

И пока она так напевала, кожа мужчины под рукой Саи стала прозрачной – рука её словно ласкала воздух – и наконец мужчина исчез.

Сая стояла на веранде, на которую проникал свет от фонаря. Раздвижные перегородки были распахнуты. В гостиной, укрытый шерстяным одеялом, спал Исаму. Сая вошла в дом.

Послышался шелест – она наткнулась на что-то ногой. Нагнувшись, она увидела на полу тетрадку. На белой обложке были выведены чёрные иероглифы. Вроде бы в этой комнате не должно быть ничего подобного.

Сая подобрала тетрадь. Какие-то записи значились только в самом начале тетради. Такие тетради ей доводилось видеть. Кажется, они имели какое-то отношение к продаже лекарств. Наверное, это тетрадь Рэнтаро. Сая убрала тетрадь в светло-лиловую коробку из-под бисквитного печенья и закрыла крышку.