Текст книги "Дорога-Мандала"

Автор книги: Масако Бандо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)

56

На тропинке друг на друге лежали паломники. Лунный свет безмолвно освещал груду тел. Сая, размахивавшая кинжалом, будто кружась в танце, исчезла. Рэнтаро неподвижно стоял посреди тропы.

– Вспомнил, – раздался голос из-под груды лежавших тел. Юное существо непонятного пола, приподнявшись, с отсутствующим видом продолжило:

– Людей становилось всё больше, город стремительно разрастался. Разрастался до бесконечности. Стало жарко. Зимы больше не было, настало вечное лето. Ничего съедобного больше не вырастало, и никто уже не работал.

Старик с рыжим зайцем за спиной закопошился, как червь, и встал.

– И ни у кого больше не было сил позаботиться о других.

– И каждый был теперь один-одинёшенек. Чтобы выжить, всякий грабил и убивал, – встал и сказал пронзительным голосом карлик, цепляясь за старика с зайцем.

– И отец, и мать, и братья, и сёстры – все умерли.

– И объединить город, и объединить страну оказалось невозможно… Повсюду царила война. А потом распространились болезни.

– Да-да, болезни! Какая-то необъяснимая болезнь. Кожа трескалась, открывались язвы, иссякали силы, выпадали волосы, сочилась кровь, тёк гной. У всех были самые разные симптомы. И не было лекарств от этой болезни.

– Множество людей умирало.

– Люди стали бояться друг друга. Заразившихся людей ненавидели – ненавидели, гнушались ими и убивали их.

– Эту болезнь называли мгновенным увяданием. Но никто не знал, что это за болезнь.

– Больше не рождались дети, растения перестали плодоносить. И люди, и город, и земля – всё увядало.

Паломники хором рассказывали о том, что они вспомнили. И шум их голосов ночной волной заполнял тёмную тропу и терялся среди деревьев. Рэнтаро смутно начал понимать, что же произошло.

Города, разраставшиеся по мере роста населения. Многие люди лишились домов, потеряли работу и стали скитаться по городам. Города переполнились людьми, и чтобы дать всем жильё и работу, были истреблены поля, срыты горы, города простирались всё дальше и дальше. Они вгрызались и в морское побережье, и в горы. Но места всё равно не хватало. Стало жарче. Беспощадно палило солнце. Засыхали растения. Разразился голод. В поисках еды люди стали мародёрствовать – как стаи саранчи, они захватывали города. На заброшенном побережье были пришвартованы заржавевшие суда, дома разрушились, заводы пришли в упадок, магазины опустели. Постепенно грабить стало нечего. Запасы еды, одежды, других товаров подходили к концу. Множились только болезни. А лекарств уже не было. Люди пытались выжить, объединяясь в небольшие сообщества. Но в обстановке взаимного страха и ненависти эти сообщества исчезали, едва возникнув. Люди стали перебираться в горы. Они бежали туда, где была хоть какая-то надежда продержаться ещё немного. Множились войны. Это были войны не между странами. Врагами были все, и каждый сражался в одиночку.

– Меня обвиняли в том, что я несу беду. Швыряли в меня камни и хотели убить.

– Люди не подпускали меня к себе. Мне оставалось только уйти из города.

– Мне нигде нет места, – заплакала женщина с шишкой на лбу. Заслышав её плач, младенец, которого она держала на руках, тоже заплакал.

– У нас нет выхода.

– В городе мы жить не можем.

– И в деревне поселиться для нас невозможно.

– Остаётся только идти Дорогой-Мандала.

Всех охватило уныние. Возбуждение от того, что припомнилось прошлое, исчезло, всех охватила печаль.

– Об этом нужно забыть, – раздался голос старицы. Волоча за собой ветошь и опираясь на клюку, она подошла к сидевшим на земле паломникам.

– Стоит позабыть, и печали и тяготы исчезнут.

Развернув ветошь, старица укутала ею женщину с шишкой на лбу, держащую на руках младенца. Бережно как мать, она обмотала её ветошью и на какое-то время затихла. Убитые горем паломники наблюдали за ней. Когда старица сняла ветошь, женщина, встряхнув головой, сказала:

– Ах! Спать хочется.

И, укачивая младенца, направилась обратно к хижинам. Одного за другим старица накрывала своей ветошью растерянно следивших за ней паломников. Карлик, рослый мужчина, старик с рыжим зайцем за спиной, мужчина, весь обвешанный виниловыми завязками, однорукая женщина – один за другим исчезали под ветошью, выйдя же из-под покрова, возвращались к хижинам, бормоча: «Ох, как спать хочется! Пойду, прилягу», «Уже ночь-полночь».

– Эй, куда же вы теперь? – спросил Рэнтаро у проходившего мимо в двух шагах от него, мужчины-альбиноса. Мужчина, озадаченно обернулся.

– Как куда? Ведь ничего другого, кроме как искать Якуси, нам не дано.

– Разве ваши беды не закончились?

– Что за ерунду ты говоришь! Да разве могут исчезнуть беды – ведь мы даже не повстречались с Якуси?!

– Но только что… – Рэнтаро не нашёл нужных слов, он не мог поверить, что Сая – это Якуси.

Рослый мужчина, подталкивая мужчину-альбиноса в спину, сказал:

– Скоро мы повстречаем Якуси.

– Да, и когда мы повстречаем его, он избавит нас от бед. – И мужчина-альбинос зашагал рядом с рослым мужчиной.

Старица вновь лишила их памяти. Но зачем? Значит, встреча с Якуси не цель паломничества?

Рэнтаро оглянулся на старицу. Стоя перед юным существом непонятного пола, она собралась накрыть его своей ветошью. Но юное существо отступило от старицы:

– Я не хочу забывать.

Старица в изумлении опустила расправлявшие ветошь руки.

– Почему?

Юное существо, опасливо сохраняя дистанцию, медленно проговорило:

– Я не хочу забывать. Если я забуду, снова будет повторяться одно и то же. Я буду лишь идти Дорогой-Мандала. Так ведь?

– Разве человеческая жизнь – это не повторение одного и того же?

Юное существо медленно покачало головой. А затем, повернувшись к старице спиной, двинулось в путь. Глядя ему в спину, старица, потрясая палицей, громко крикнула:

– Глупец, нет иного пути, кроме Дороги-Мандала!

Но юное существо ничего не ответило. Тихий шелест его шагов стих на тёмной тропе. Старица сердито воткнула палку в землю. Оглянувшись на хижины, она заметила Рэнтаро и подошла к нему. Рэнтаро отступил назад, чтобы она не накрыла его своей ветошью.

– Кто ты такая? Зачем ты вводишь всех в заблуждение? – спросил Рэнтаро.

Из-под скрывавших голову тряпок раздался голос:

– Потому что это моя обязанность.

– Обязанность? Держать людей на Дороге-Мандала? Да тебе, наверное, просто нужна компания. И это именно ты не хочешь ничего вспоминать!

Рэнтаро налетел на неё и сорвал ветошь. Старица хрипло вскрикнула.

Под тряпками оказался лишь сгусток тьмы. Сначала Рэнтаро подумал, что всё дело в вечернем сумраке. Но нет – света было ещё достаточно. Не может быть, чтоб там ничего не было! Под ветошью обязательно должен кто-то быть! Рэнтаро внимательно вгляделся во тьму и наконец разглядел силуэт. Женщина в кимоно. Худая, угловатая фигура. Женщина подняла свой острый подбородок, её огромные сверкающие глаза с ненавистью смотрели на Рэнтаро.

– Ёко… – пробормотал он.

– Зачем ты заставил меня вспомнить? – с исказившимся от ненависти лицом проскрежетала Ёко. – Вот я и вспомнила всё. Как ты жил в Малайе, и эту женщину…

Ёко придвинулась к Рэнтаро. Кожа на её искажённом лице утратила блеск и упругость, теперь она была похожа на мумию крокодила. Сверкнув зубами, Ёко продолжила:

– Я не желаю знать об этой женщине из Малайи! Не желаю о ней слышать! Зачем ты привёл её?! Из-за неё моя жизнь превратилась в ад. Когда тебя нет дома, мне кажется, ты с этой малайкой. Когда я думаю «Наверное, он спит с этой женщиной», внутри у меня всё переворачивается. Ты исковеркал мне жизнь!

Загрубевшими высохшими руками Ёко вырвала у Рэнтаро ветошь, что он сжимал в руках. И вновь укуталась в неё.

– Хочу всё позабыть. Ничего не хочу вспоминать. Ничего не хочу знать… – бормоча это, она принялась заматывать свою голову тряпицей.

Рэнтаро ухватился за край тряпки.

– Ёко, я не хотел причинить тебе зла. И ты, и дети – вы все очень многое для меня значите. Но и Саю я не могу бросить. Ведь у нас есть Исаму.

Но Ёко, целиком завернувшись в ветошь, решительно мотнула головой.

– Может, мы сможем жить мирно все вместе, Ёко?

– Я не Ёко, – раздался голос из-под тряпки. Концы её разошлись спереди, и из-под них проглянула густая тьма.

– Я старица. Я лишаю памяти.

Ветошь взвилась и укрыла Рэнтаро с головой.

57

Кто-то потряс его за плечо. Открыв глаза, он увидел склонившегося над ним мужчину в залатанном пиджаке с огромной корзиной за плечами.

– Что случилось? Вам плохо?

Оттолкнувшись руками от земли, Рэнтаро встал. Внезапно его охватил холод, и он задрожал. Заметив, что одежда на нём распахнута, он поспешно застегнул пуговицы. И тут же увидел, что пиджак и брюки испачканы в грязи. В довершение всего он был бос.

– Вы заблудились в горах? – сочувственно спросил мужчина. Его седые волосы были коротко острижены.

Рэнтаро встал и стряхнул пыль с одежды. Он стоял на горной тропе. На ветвях начинала пробиваться молодая весенняя листва. Узкая тропа петляла в зелени деревьев. Откуда-то снизу доносилось журчание воды. Он словно увидел весь этот пейзаж после долгого-долгого отсутствия. Будто вернулся из дальнего странствия. Но он совершенно не представлял, где странствовал. Одежда в грязи, всё тело провоняло потом, лицо заросло щетиной, и в довершение всего исчезли уложенные в пять ярусов корзины с товаром.

– Не знаю, что со мной случилось. Я шёл по Дороге-Мандала…

– Это и есть Дорога-Мандала, – мужчина показал на тропу у себя под ногами. Но Рэнтаро не узнавал этой дороги.

– Не знаю. Я, кажется, ничего не помню.

Приложив руку ко лбу, мужчина важно кивнул:

– Понятно. На Дороге-Мандала частенько такое случается. Бывает, оказавшиеся на ней чужаки исчезают, а возвратившись, не могут вспомнить ни того, как они здесь оказались, ни того, что с ними произошло.

Рэнтаро растерянно кивнул. Он действительно ничего не помнил. Его память обрывалась на том, как, сойдя с поезда на станции Авасуно с полными лекарств корзинами за спиной, он вступил на Дорогу-Мандала.

– Ты откуда пришёл? – спросил его мужчина.

И когда Рэнтаро ответил, что из Тибаси, мужчина сказал:

– Я как раз собираюсь ехать в Тояму поездом. Поедем вместе?

Рэнтаро решил так и сделать. Без корзин с лекарствами не было смысла продолжать путешествие по новым местам.

Вместе они стали спускаться по Дороге-Мандала к Авасуно. Мужчина шёл лёгкой походкой и непринуждённо рассказывал:

– Нынче весной удалось собрать хороший урожай капусты, вот я и еду продать её на чёрном рынке. Во время войны, какой бы ни был урожай, денег на овощах было не заработать из-за установления государством твёрдых цен. Теперь другое дело – знай трудись, и отдача будет.

Рэнтаро заглянул в корзину. И точно, в ней была плотно уложена капуста. С деревьев доносился птичий щебет. Восходящее солнце заливало лесную тропинку. От полных надежд слов спутника и у Рэнтаро на душе стало легче.

«Вернусь домой! И радости, и невзгоды лучше нести за плечами, как корзины с лекарствами. И тогда куда-нибудь да придёшь», – подумал Рэнтаро.

Вскоре тропинка вывела к широкой дороге. В зарослях на обочине стоял дорожный указатель с надписью «Дорога-Мандала». Увидев его, Рэнтаро ещё раз попытался припомнить, что же с ним приключилось на этой дороге. Воспоминания были смутными, словно терялись в зелёном водовороте, зацепиться за что-то не было никакой возможности. Откуда-то послышался девичий смех – словно звал кого-то простодушный детский голосок. Рэнтаро огляделся, но вокруг не было ни души.

– Эй, сюда! – остановившись на дороге, позвал его мужчина с корзиной за спиной.

– Иду, иду!

Рэнтаро в последний раз оглянулся на Дорогу-Мандала, чьи своды напоминали зелёную пещеру, и вслед за мужчиной направился к станции.

58

Рассвет окрасил небо киноварью. Умывшись, Сидзука проводила Исаму до ворот. Тот сказал, что вернётся в Осаку на первом утреннем экспрессе.

Вчера ночью после секса они уснули, обнявшись. Но, увидев Исаму в утреннем свете, Сидзука поняла, что после случившегося дистанция между ними не сократилась.

– Ну, прощайте, – улыбнулся Исаму, когда они дошли до ворот. Он не сказал ей ни своего адреса в Осаке, ни «ещё увидимся». И Сидзука тоже подумала, что, наверное, больше они с Исаму не встретятся. Она спала не с Исаму, а с тем увиденным в детстве менгиром. С притягивавшим к себе, как магнит, пенисом. Она почувствовала, что благодаря Исаму наконец-то освободилась от его магнетической силы. Но что это освобождение будет значить для неё, Сидзука не знала.

– До свидания, – поклонилась она. Исаму ещё раз низко склонил свою курчавую голову. А затем с дорожной сумкой в руках зашагал по тропинке, пролегавшей среди овеваемых утренней прохладой рисовых полей. Убедившись, что Исаму скрылся вдали, Сидзука пошла в дом.

Проходя мимо голубого «фольксвагена», стоявшего сбоку от входа, она заметила мужчину, спавшего, завернувшись в чехол, на заднем сидении. Это был Асафуми. Его заросшее щетиной лицо было грязно, из-под чехла проглядывало голое тело. Он был совершенно наг.

Сидзука испугалась. «Почему он спит здесь? И почему он голый? Когда же он вернулся? Почему же он не разбудил меня?» И тут она вспоминала, что прошлой ночью спала в обнимку с Исаму.

«Уж не видел ли Асафуми, как я занималась любовью?» Сидзука похолодела. «Вовсе не обязательно. Прихожая была заперта. Может, он не захотел меня будить, и поэтому лёг спать в машине. Дверцы были не закрыты. Наверняка он вернулся под утро и просто решил подождать в машине». Убеждая себя, что всё так и было, Сидзука открыла заднюю дверь. Она заскрипела, и Асафуми проснулся. Увидев жену, он зевнул. Не проронив ни слова, он не спеша встал и, не снимая с себя чехла от сидения, вылез из машины. Глубоко вдохнув свежий утренний воздух, Асафуми взглянул на Сидзуку так, будто впервые увидел её.

Ну конечно он видел, как она спала с Исаму. Это читалось в его взгляде. Сидзуке показалось, что она стоит на краю крутого обрыва.

– Я всё это время спала с другим мужчиной, – выпалила она.

Неважно, что её партнёром был не Исаму – всё это время она спала с другим мужчиной. И сказав это, сразу почувствовала облегчение. Она поняла, что всё это время хотела признаться мужу.

– Я знал, – ответил Асафуми. И, ответив, подумал, что где-то в глубине души он действительно знал об этом. Но, не желая признаваться в этом, только и делал, что слушал музыку. Он ничего не хотел замечать. Точно так же, как его родители старались не замечать Саю, он старался не замечать, что у Сидзуки есть другой мужчина.

Асафуми направился в прихожую. Сидзука шла рядом.

– Что же мы будем делать дальше? – спросила она, словно эта мысль не давала ей покоя.

Асафуми остановился у входа.

– Я… Я больше не знаю, люблю ли я тебя.

Сидзука понимающе прикрыла глаза. Асафуми увидел, что жена восприняла его слова, как наказание за измену.

– Ты не так поняла! Это никак не связано с тем, что ты спала с другим.

– А это… тебе безразлично? – робко спросила Сидзука.

Асафуми прислонился спиной к входной двери. Утреннее солнце бросало первые лучи на рисовые поля за живой изгородью. Сжатые поля были тщательно убраны в преддверии зимы. И на душе Асафуми снова стало грустно и светло.

– Вовсе не безразлично! Но раз это факт, остаётся только признать его.

Немного помолчав, Асафуми нетерпеливо добавил:

– Говорю же, то, что ты спала с другим мужчиной, здесь ни при чём. Проблема во мне самом. Я понял, что совсем себя не знал. Человек, не знающий самого себя, не может разобраться, любит ли он кого-то. Вот что я имел в виду.

У Сидзуки перехватило дыхание. Она посмотрела на рощу в саду, на ветви Дерева мёртвых, которые покачивались над её головой. Наконец, она сказала:

– Что ж. – И, помолчав, добавила: – Я собираюсь вернуться в Иокогаму.

Асафуми почувствовал такую боль, словно его грудь пронзили сверлом. Он знал, что когда-нибудь Сидзука скажет эти слова. И этого он тоже старался не замечать.

– …Я останусь здесь!

Они, не сговариваясь, пристально посмотрели друг на друга. Как звёзды Ткачиха и Волопас, разделённые Млечным путём.[69]69
  В древнекитайской мифологии Ткачиха (звезда Вега созвездия Лиры) была дочерью Небесного правителя. Отец отдал её замуж за Волопаса (звезда Альтаир в созвездии Орла). Выйдя замуж, Ткачиха перестала ткать. Рассердившись на это, отец приказал ей вернуться в отчий дом, разрешив встречаться с мужем только раз в году – в седьмой день седьмой луны. Супругов разделяла Небесная река (Млечный путь). В назначенный день со всего света слетались сороки и своими хвостами образовывали мост через Небесную реку, на котором и встречались Волопас и Ткачиха.


[Закрыть] Сейчас они оба впервые заметили, какое огромное расстояние разделяет их. Они считали, что выстроили свои отношения в браке, но неожиданно всё рухнуло. Осталось только разделяющее их огромное пустое пространство.

Почувствовав головокружение от этой пропасти, Сидзука отвернулась. «Пойду, приготовлю завтрак», – буркнула она и вошла в дом.

Асафуми поднял голову и ударился о притолоку. Он вздохнул.

59

Проводив Исаму в школу, Сая вышла в огород. На грядках густо зеленели пробившиеся из земли первые ростки. Они нежились в лучах весеннего солнца и льнули друг к другу. Нагнувшись, Сая принялась полоть сорняки. От слабого запаха земли, приставшей к корням травы, на душе у неё потеплело.

Вспоминая под этими солнечными лучами свой припадок ненависти, она не узнавала себя, будто случилось это с совершенно чужим ей человеком. Может быть, когда мы ненавидим, мы переносимся в какой-то другой мир. Может, когда мы ненавидим, мы оказываемся в лесу, населённом злыми духами, в лесу, о котором рассказывали её соплеменники.

Ей остаётся только жить, выпалывая прорастающие в душе ростки ненависти. И когда она наконец-то искоренит сорняки, овощи пойдут в рост, а в душе её взрастут теплота и нежность.

Вдруг её пальцы наткнулись на что-то твёрдое. Сая ахнула, её указательный палец пронзила боль. Она увидела кровь – красные капли падали на что-то блестящее в траве. Там лежал кинжал – изогнутый полумесяцем клинок искрился в каплях утренней росы.

Ах да, она ведь обронила его здесь вчера ночью… Сая наклонилась, чтобы поднять находку, но из земли вдруг высунулась белая рука и крепко схватила кинжал за рукоять.

Сая затрепетала всем своим существом.

Из земли, выскользнув как дым, появилась женщина с корабля для репатриантов. Из горла у неё текла кровь. Сжимая кинжал, она смотрела на Саю полным ненависти взглядом.

– Ты убила меня! – крикнула женщина, и кинжал сверкнул в её руке. Остриём клинка ведьма рассекла Сае живот. Та выпрямилась и закрыла глаза. Под веками блеснула серебряная вспышка. Сая так и осталась стоять, крепко зажмурившись. До её слуха донеслось жужжание пролетевшей пчелы. Откуда-то доносились весёлые детские голоса. Она медленно открыла глаза.

Видение пропало. Под ногами у Саи валялся кинжал с каплей крови на лезвии. Сая провела рукой по животу. Никаких ран не было.

Она облегчённо вздохнула, но вдруг внизу живота что-то заворочалось, и её пронзила острая боль. Сая рухнула на колени. Боль долго не отпускала её. Она встала на четвереньки, по лбу струился холодный пот. Сая почувствовала, как из промежности вывалился маленький сгусток. Что-то тёплое хлынуло между ног, и боль исчезла. Тяжело дыша, Сая встала. Она поняла, что случилось. Сняла трусы, и на землю закапали сгустки крови.

«Мой ребёнок», – подумала она, хотела закричать, но голос пропал.

«Эта женщина вместо меня убила моего ребёнка!» В ней забурлил гнев, ненависть чуть было снова не поглотила её.

Но прежде чем её злоба успела обрести форму, Сая обеими руками принялась рыть землю. Порезанный палец ныл, но она не обращала на это внимания. Когда пошла твёрдая земля, она принялась разрыхлять её кинжалом. Выкопав ямку размером с тыкву, она положила туда кровяной сгусток.

Неродившийся младенец. Смерть, порождённая гневом и ненавистью. Рядом с зародышем Сая положила подаренный Кэкой кинжал. Затем обеими руками засыпала могилку. И вздохнула. Яркое весеннее солнце по-прежнему заливало всё вокруг. Нежный ветерок был напоён сладкими ароматами цветов. Сая смотрела на маленький холмик. Потом тяжело поднялась и вернулась в дом.

Зайдя в гостиную через веранду, она открыла шкаф и достала из дорожного саквояжа белый мешок. Взяв мешок с оставшимися в нём семенами, она вернулась в огород.

Подойдя к тому месту, где она зарыла ребёнка, Сая выбрала из мешка одно семечко. Это было семя Дерева мёртвых. Она закопала его в рыхлую землю.

– Твоё имя Кэсумба.

Сидя на земле, Сая пристально смотрела на тёмно-коричневую землю. Она сама не заметила, как принялась перебирать содержимое белого мешочка. Она ощупывала кончиками пальцев лесные семена. Когда она растирала их в ладонях, семена, соприкасаясь, слегка поскрипывали.

Закрыв глаза, Сая вслушивалась в эти звуки. На глаза наворачивались слёзы. Наконец она заплакала. Оставляя бороздки, слёзы катились по щекам и падали на землю.

Скрип-скрип, шептали лесные семена. Скрип-скрип, скрип-скрип. Это был звук ступающих по земле босых ног. Звук шагов – от хижины к хижине. И пока люди шли, время совершало большой круг. Когда они добирались до хижин, деревья уже плодоносили, а хижины сгнивали. Соплеменники перестраивали их и начинали новую жизнь. Так, словно бы они опять начинали заново проживать прежнюю

Фун-н-н, ун-ун-ун-ун, ффу-у-у-ун.

Песня струилась из горла Саи. Песня вместе со слезами капала на землю. Может, семечко впитает и песню, и слёзы – и прорастёт. Может, когда-нибудь оно станет одним из деревьев в лесу. И в этом лесу не будет злых духов. Лес, в котором будут литься песни и слёзы.

Закрыв глаза, Сая стала грезить о том, как она идёт по невиданному доселе лесу.

МАСАКО БАНДО

Дорога Мандала

Перевод с японского Евгении Сахаровой

Санкт-Петербург

ГИПЕРИОН

2014

This book has been selected by the Japanese Literature Publishing Project (JLPP)

an initiative of the Agency for Cultural Affairs of Japan

Бандо, Масако. Дорога-Мандала / пер. с яп. Евгении Сахаровой. – СПб.: Гиперион, 2014. – 416 с. – (серия «Terra Nipponica», XXXVI.)