Текст книги "Маленький книжный магазинчик в Тегеране"

Автор книги: Марьян Камали

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Но прежде чем он успевает решить, как ему лучше сказать все это, его обволакивает сладкий аромат дыни. Али моментально слепнет под полуденным солнцем, у него начинаются галлюцинации. Что-то липкое и теплое касается его щеки, и с минуту он не понимает, что происходит. Потом до него дошло, что девушка уже рядом, что она подошла и целует его, балансируя на цыпочках. Это мгновение кажется ему особенным, не похожим на все остальные. Эти несколько секунд сохранятся в памяти Али до его смерти, запечатанные в сферу, отдельные от всей остальной его жизни. Ее теплые липкие губки касаются его щеки. Да и вся она походит на огненную вспышку.

Потом она снова опускается на полную ступню и едва не теряет равновесие. Али уже не ощущает ее губ на своем лице, но не может даже пошевелиться. Он заворожен. Преображен. Ощущение, оставшееся после этой девушки… Ее теплое, обжигающее прикосновение… Ее поцелуй, заставивший его онеметь и застыть на месте.

– Вот! – Теперь ее голос звучит нежно. – Ты получил что хотел.

Он даже не осмеливается поднять на нее глаза.

– Разве не так?

Он трогает след от ее сладкого, липкого поцелуя на своей щеке и машинально подносит пальцы к носу. Он вдыхает ее запах. Он не забудет этот запах – ни когда женится на Атиех, ни когда станет отцом четырех детей, ни когда станет знакомить с великой классической поэзией и книгами иностранных писателей молодых людей, которые станут завсегдатаями его магазина, который он откроет со временем. Отец сильно разочаруется его выбором, когда Али откажется от более престижной карьеры.

– У тебя есть возможность стать богословом, – будет уговаривать отец. – А ты хочешь открыть магазин? Превратиться в обычного торговца? Как те, кто сидит на базаре?

– Вот что, – говорит Бадри, пока он стоит на солнце, не в силах пошевелиться, боясь реакции на ее поцелуй, мгновенно разучившись дышать. – Я сказала тебе, что если мой отец когда-нибудь узнает, что ты пытался поцеловать меня, он отрежет тебе голову своим ножом. Люди думают, что это нож, а это сабля. Дедова сабля. Его дед был разбойником. Он убивал людей, приносивших ему зло, – она замолкает, ее взгляд впивается в лицо Али, – той самой саблей.

Али стоит на солнце и заставляет себя отвести от девушки взгляд.

– Просто убивал их. Если отец узнает, что ты шел за мной сюда и хотел поцеловать…

– Я не хотел, – перебивает ее Али, снова взглянув на нее.

– Он отрежет тебе голову. Он ловко обращается с тем ножом. Ты ведь видел, как он разрезает дыни, правда? Не думай, что я не вижу, как ты стоишь там каждый день и подглядываешь за мной. Разве такому, как ты, богачу не нужно учиться в школе или заниматься еще чем-нибудь серьезным?

– Сейчас лето, – бормочет Али.

– Конечно! Я знаю, что школы закрываются на лето! – На ее лице мелькает смущение. – Ты думаешь, что я неученая и глупая? Только потому что мой отец торгует дынями на базаре, а твой отец… что? Правит страной? Забирает у нас деньги? Курит сигары? Не знаю. Но мой отец перережет тебе горло, если узнает об этом.

Али кивает.

– Так, если хочешь… – она подходит к баку и водружает его на свое бедро, – …ты знаешь, где меня искать. Я регулярно выношу бак. В полдень, когда отец идет на молитву.

– Что? Я не понял, – шепчет Али.

– Все идут на молитву, так? И здесь тихо и спокойно. – Она глядит на небо и улыбается. – Здесь тихо и спокойно. Здесь только мы да мухи.

– В полдень?

– Да.

Али ковыряет землю носком своего лакированного ботинка. Его сердце учащенно стучит от восторга. Он глядит девушке вслед, а она уходит, и бак подпрыгивает на ее бедре.

* * *

Что же происходило в другие дни под летним солнцем возле мусорных контейнеров? Образованный, богатый юноша и девушка, дочь торговца дынями, творили недопустимые вещи. Ее соблазнительная сладость липла к его брюкам, к горлу; она была с ним всюду, с ним и на нем.

Атиех готовила свадебное платье. Крошечные жемчужины нашивались на края ее свадебной чадры. Али в полдень на задворках базара дышал ароматами Бадри, пробовал на вкус все ее сокровенные места на теле и шел домой, опьяненный и выжатый, словно лимон.

Когда его вожделение переросло в чувство? Тогда ли, когда Бадри шептала ему на ухо о любви, а он изо всех сил старался не взорваться (и все равно взрывался каждый раз)? Или когда перед сном он мечтал только о ней одной? Или когда при мысли об их разлуке его охватывало отчаяние? В какой момент Али перестал просто наслаждаться близостью красивой четырнадцатилетней крестьянской девушки и начал мечтать о том, чтобы она принадлежала только ему, стала бы его женщиной? По-настоящему его, до смешного, до невозможного. Такое не должно было случиться. Не должно было никогда, ни в час, когда планировались их жизни, ни в день, когда их матери выходили замуж, когда на небесах определялись их судьбы, когда все так идеально совпало. Будущее организовано, продумано, тщательно спланировано. Атиех была его будущим. А Бадри – его девушкой возле мусорных контейнеров.

Бадри была его душой, его сердцем. Бадри впиталась в его кожу, он ходил, пропахший ею, был таким же на вкус, как она, желал ее. Желал. И хотя она волшебно, нелепо, опасно, безрассудно позволила ему овладеть ею – этого было недостаточно. Попробовав однажды, он захотел большего. И она дала ему это. Получив то, что хотел, он не насытился, ему было мало. И она приходила чаще. Получая это чаще прежнего, он захотел еще. И она стала отдаваться ему каждый день. Получая это каждый день, он захотел получать это всегда. Он не мог насытиться ею. Для него уже не имело значения, что это – похоть или любовь. Границы не было, во всяком случае для Али. Он просто хотел быть с Бадри рядом всегда, все время. И не хотел думать о будущем без нее.

Но планы составляются не зря, а по определенным причинам. Финансовым, логическим, социальным. Их родители управляли жизнью детей разумно, властно и осторожно. Атиех была суженой для Али. Две семьи всегда хотели породниться. Представители его сословия выбирали оптимальные пути, руководствовались здравым смыслом и множили богатство. Мужчины его сословия не смотрели на нищих девчонок, торговавших на базаре, – а если и замечали их, то брали то, что полагалось, крали их поцелуи, а потом шли дальше. Без сожаления, без проблем.

* * *

Но Али не хочет и смотреть на напудренную и чопорную невесту, которую выбрала для него мать. Его дом полон книг, на полу гостиной лежат лучшие персидские ковры. В глазах его родни крестьянская девушка дахати – просто нелепый курьез, недоразумение. Когда Али заходит в отцовский кабинет и, набравшись храбрости, заявляет, что не хочет жениться на Атиех, отец просто спрашивает «Почему?» таким тоном, как будто слова сына его мало интересуют. Али мнется, кашляет, а потом с трудом говорит про красивую, милую девушку с лицом словно полная луна, а отец нетерпеливо спрашивает, кто она такая. Когда отец слышит, что она дочка торговца дынями, его лицо застывает на миг, а потом он сгибается пополам и громко хохочет, кашляя, и Али с отвращением понимает, что на его памяти отец никогда еще так не хохотал. Он уходит из комнаты, а отец продолжает прочищать смехом бронхи.

Они с Атиех сочетаются браком в конце лета. Али думает о девушке на базаре, о ее красоте и задоре. Он никак не может забыть ее. Он залезает на Атиех, девушку, на которой женился, с мыслями о дынной сладости Бадри. Через год у них рождается сын. Это событие отмечается в их кругах, в их районе города, в сообществе состоятельных людей. Атиех очарована сыном. Следом за ним быстро появляются на свет еще три ребенка, и никто из них не умирает. Все восхищены – Али и Атиех благословил сам всемогущий Аллах. Все дети здоровы. Атиех наслаждается материнством и семейной жизнью. Она вышивает, она вяжет превосходные свитера. Она воспитывает детей в послушании и вежливости. Она не обращает внимания на отчужденность Али и на то, что он с головой погружен в книги. Она просто приносит каждый вечер чай в его кабинет. Она не жалуется, когда он направляет всю свою энергию на открытие магазина канцтоваров, не проявляет разочарование и недовольство тем, что он становится обычным торговцем, а не ученым человеком, каким должен был стать. Атиех по-прежнему предана ему. Она красиво стареет. Ее кожа не видит солнца и сохраняет белизну.

А дочка торговца дынями всегда в его снах бойкая и неожиданная; она целует его возле мусорных контейнеров на задворках Большого базара; он всегда пьянеет от ее сладкого, головокружительного запаха. Он просыпается с любовной тоской о ней. Даже спустя много лет, оказавшись на базаре в центре города, Али невольно ищет глазами свою возлюбленную. Вероятно, она уже вышла замуж за какого-нибудь дахати, крестьянского парня, и родила двенадцать детей. Иногда он видит на окраинах города бредущих по дороге бедных крестьянок; сжав зубами цветастую чадру, они тащат корзинки с пожухлыми овощами и самыми дешевыми кусками мяса (если повезет). Он взглядом ищет среди них дочку торговца дынями, уже взрослую, но никогда не находит.

Потом он открывает магазин канцтоваров на углу авеню Хафиза и одним из первых в Иране начинает привозить иностранные книги. Старшеклассники, студенты читают в те дни безумно много – и зарубежные романы, и персидскую классику, и сочинения современных иранских писателей.

Однажды, когда Али Фахри выгружал из картонных коробок только что напечатанные переводы романов Достоевского и Диккенса и расставлял их на полках, раздается звон колокольчика над дверью. Кто-то входит, и магазин наполняется запахом дорогих духов.

Она высокая и элегантная, одета как западная кинозвезда. Она явно приняла реформы Реза-шаха, касавшиеся одежды. Многие верующие женщины противились им и не хотели расставаться с чадрой. И тогда полиция Реза-шаха срывала с них чадру, заставляя их идти в ногу со временем. Но другие охотно приняли новый западный стиль. Вот и эта женщина явно не скучает по чадре. Она даже нарумянила щеки, а ее лицо прекрасно, словно луна. Круглая, великолепная луна.

Али смутился на мгновение. Он знает, что перед ним не может стоять дочь торговца дынями. Эта богатая и роскошная женщина не может быть той бедной девушкой, которая относила дынные обрезки в мусорные контейнеры на задворках Большого базара.

– Доброе утро, Али-ага! – Ее голос звучит звонко и уверенно. – Какой у тебя чудесный магазин!

Али Фахри так и стоит, застыв от удивления.

– Ты не ожидал, что я тебя найду? Это не так трудно. Не гляди на меня с таким испугом. Ты думаешь, что я осталась на обочине дороги? Нет, теперь я жена инженера, между прочим. Мой муж научил меня читать и писать. Он не жалел времени на это. И вот я перед тобой. В этом приятном магазине, среди книг!

Не успевает Али ответить, как звонок снова звякает и в дверях появляется мальчишка лет пятнадцати, краснощекий, с густой копной темных волос; в его глазах светятся радость и надежда.

– Это мой сын, – говорит женщина. – Я подумала, что тебе будет приятно познакомиться с ним. Он любит читать. Я привела его сюда, потому что слышала, что у тебя есть самые новые книги, самые лучшие. Говорят, ты настоящий книготорговец.

Али осторожно кашляет и пытается что-то сказать.

– Доброе утро. – Мальчишка подходит, кивает Али и улыбается. Его уверенность в себе удивляет Али Фахри. – Моя мама так много рассказывала мне про вас. Она говорит, что у вас есть американские романы, например Генри Дэвида Торо. Это правда? Мне хотелось бы почитать эти книги.

Его мать недовольно пожимает плечами.

– Вот так всегда – политика и философия! Я говорю ему, что будущее этой страны связано с нефтью. Учись прилежно. Изучай экономику. Изучай финансы. Займись чем-нибудь полезным! Но что с ним поделаешь? – Она взъерошила волосы сына со смесью гордости и разочарования и тут же оттолкнула. Мальчик недовольно поежился. – Всегда сплошная политика! Вот уж сегодняшняя молодежь! Ему нужны хорошие книги, Али-ага.

В ее манере говорить слышится легкая неестественность, напряженный тон бедной женщины, которая стала богатой. В какое-то мгновение ее глаза встречаются с глазами книготорговца, и Али Фахри слабеет. Он – отец четырех прекрасных детей. Все называют его жену Атиех ангелом. Он открыл магазин и продает книги и канцелярские товары; его магазин пользуется уважением в городе, его любят интеллигенты. Он поощряет студентов к интеллектуальным играм. Он торгует товарами из разных стран; он успешный предприниматель, и ему завидуют, хотя его отец до сих пор разочарован, что Али не стал религиозным деятелем. Дочка торговца дынями не заслуживает его внимания. Возможно, много лет назад она и занимала его мысли, и встречалась с ним на базаре. Но сегодня он порядочный, солидный человек.

Но все равно. Когда она стоит перед Али, он невольно вспоминает их сладкие, липкие встречи украдкой. Ему невольно вспоминается каждая подробность. Она была его, была вся, целиком. Он помнит ее невероятно гладкую кожу, ее уверенный смех. Он обещал ей, что они поженятся. Бадри рыдала так, словно у нее готово было разорваться сердце, когда он сообщил ей об отцовском отказе, о том, что их свадьба невозможна, о ней даже нечего и думать.

Много лет он жил с мыслями о Бадри. И вот теперь она смотрит на него. Али чувствует, что если сейчас ветер подхватит все страницы всех тщательно отобранных книг в его магазине и унесет невесть куда, ему будет все равно. Вот она стоит перед ним, и он снова полон желания. Он снова теряет голову. Ее голос почти не изменился. Он всегда был слишком взрослым и уверенным для юной девушки. Теперь он наконец соответствует ее облику.

За мусорными контейнерами Али проделывал вещи, какие не посмел бы делать с девушкой из своей среды; он никогда бы не лишил невинности девушку из уважаемой семьи. Но в те дни его, подростка, захлестнула молодая страсть. А она не сопротивлялась. Она удивила его. Хотя он говорил, что женится на ней. Даже сам в это немного верил. Во всяком случае, надеялся на чудо, хоть и понимал, конечно, что оно невозможно. Он не хотел Атиех, он хотел ЕЕ. Но разве он мог противиться воле родителей? Нет, конечно, не мог. Девушка, помогавшая отцу торговать на базаре дынями, не могла стать его женой.

– Мой муж – инженер, – важным тоном сообщает Бадри. – Он из Исфахана, из рода Асланов. Может, ты слышал о них? Высший слой общества. Потомки шахов. Я вышла за него замуж, – продолжает она, – больше двадцати пяти лет назад. Ой, шикарная была свадьба. И вот мой сын. Любит читать, я уже говорила. Ты знаешь, каково теперь с этими умными мальчишками. Всех интересуют новинки философии. В нашей части города…

Она называет улицу, на которой живет. Это к северу от центра Тегерана, там обосновалась новая буржуазия. Они строят большие дома и наполняют их роскошной мебелью, кружевными шторами и посудой с золотой каемкой. Она швыряет ему в лицо свой адрес, жалит его известием о муже-инженере, подталкивает к нему красивого вежливого сына. Он делает заметку в памяти. Он знает, что не удержится и сходит туда, поглядит на ее дом, на ее окно, ее силуэт.

– Покажи моему сыну смелых философов. Он хочет читать книги настоящих мужчин. Он хочет учиться у тех, кто полон мужества, кто хозяин своей судьбы. Понимаешь? У настоящих мужчин. Не у тех, кто цепляется за устаревшие взгляды на свое сословие и женитьбу. Ты согласен со мной?

Слова Бадри пронзают его словно стрелы. Высказавшись, она с минуту пристально глядит на Али.

Да, он проявил слабость. Подчинился родительской воле. Жениться на девушке-дахати – это абсурд, шутка! Люди его сословия так не поступают. Такое невозможно. И смешно, что она может обижаться на это.

Сейчас Али Фахри отведет мальчика к полке с книгами по философии. Покажет ему новое издание «Уолдена» Генри Дэвида Торо. Книга только что поступила в магазин. Самый новый перевод на фарси. Он познакомит парня с гигантами мысли, поможет молодому уму расти. Скольким школьникам и студентам он уже помог в этом магазине? Фактически Али Фахри уже стал городской энциклопедией, хранителем знаний, самым авторитетным в Тегеране книжником, экспертом по литературе, философии и поэзии. Вот чем он занимается. Вот в чем он силен. Он возьмет парнишку за руку и поможет ему. Так он оправдается перед его матерью. Он станет опекать мальчишку и надеется, что Бадри простит его.

Он готов сделать что угодно, лишь бы Бадри простила его.

Она стоит перед ним, бросая ему вызов, дразнит его облегающим фигуру платьем, рукой на бедре, румянами на щеках. Да как она осмеливается на такое? Она ведь всего лишь дочь торговца дынями, каким-то чудом выскочившая замуж за инженера. В ней воплотились все неприглядные черты нуворишей, которые ненавидит Али Фахри.

– Я хорошо знаю эту улицу, – говорил он, имея в виду ее адрес. – Я там часто бываю.

– Наш дом в самом конце улицы. Перед ним растет высокий платан. У нас из окон великолепный вид на горы Эльбурс. Ну, Бахман. – Она поворачивается к сыну и подталкивает его к господину Фахри. – Бахман-джан, иди и посмотри книги. Может, ты что-нибудь найдешь для себя.

Али Фахри ведет юного Бахмана в угол магазина, где стоят книги по философии, и показывает ему свою коллекцию. Бадри взбивает волосы, поправляет прическу. Он научит этого мальчика всему, что знает сам. Он покажет ему то, чему научился. Он поможет ему осуществить то, что он хочет, если позволит судьба. Это самое малое, что он может сделать.

15. 1953. Судьба написана на лбу

Зари вошла в дом с конвертом в руке.

– Вот. Это письмо пришло с сегодняшней почтой, – сообщила она.

У Ройи сжалось сердце. Она схватила конверт. На нем был ЕГО почерк. Неужели она наконец узнает, почему он не пришел на площадь, все ли у него в порядке и где он был все это время? Она так долго пробыла в тревожном неведении, и теперь ей хотелось узнать только одно – что он в безопасности. Она изо всех сил сжала конверт и задохнулась от счастья, снова увидев почерк Бахмана.

Она вытащила из конверта такую знакомую желтоватую почтовую бумагу, похожую на луковую шелуху. Стала жадно читать написанное.

«Ройя-ханум!

Я надеюсь, что ты и твои близкие здоровы и что у вас все в порядке. Потому что я извиняюсь за беспокойство и огорчения, которые доставил тебе. Я знаю, что мы говорили о свадьбе и все такое, но, пожалуйста, пойми, что теперь для меня самое главное – помощь стране. Я буду делать все, что в моих силах, ради нее. Я прошу прощения, если обманывал тебя, говоря о любви. Если я заставил тебя поверить, что у нас есть шанс на совместное будущее, то ошибался и теперь это вижу. У нас была любовь, и мы надеялись, что проживем всю жизнь вместе. Но мы были наивными. Я был наивным. Я не готов к этому. Мы слишком поторопились. Мы были слишком воспалены. Мне требуется время. Мне требуется пространство. Пожалуйста, не ищи встреч со мной. Это слишком опасно – ты подставишь меня под удар. Я должен выполнять свою задачу нелегально. Я должен помогать Национальному фронту. Этим летом меня закружила юношеская любовь. Теперь передо мной стоят более важные задачи, поверь. Ты умная и красивая девушка, и многие мужчины постучатся к тебе в дверь. Я желаю тебе счастливого и успешного будущего. Я желаю тебе счастья и доброго здоровья.

С искренними пожеланиями,

Бахман».

У Ройи дрожали пальцы. Письмо было написано почерком Бахмана. На той же бумаге, на которой он писал все предыдущие письма. Но слова были фальшивыми. Бахман никогда бы так не написал.

Ройя отложила письмо. Что за чарт о парт, что за ерунда! Она ничего не понимала.

– Где ты взяла это письмо, Зари?

– Я же сказала. Оно пришло с почтой.

– Но он никогда не присылал мне писем по почте. Я получала их через магазин канцтоваров.

Зари скрестила на груди руки и взглянула на нее.

– А как бы он теперь их послал?

– Но это письмо вообще странное. Ведь для того, чтобы оно пришло сегодня, его нужно было отправить несколько дней назад – до переворота, то того, как сгорел магазин…

– Сестрица, скажи, а другие его письма не казались тебе странными? Сама теперь подумай, после всего!

– Ты их читала?

Зари покраснела.

– Конечно нет, – поспешно ответила она. – Так скажи мне. Он сообщал в них что-нибудь о себе?

Ройя лишь покачала головой.

– Он не написал, почему не пришел на площадь. Ни словечка.

– Ты сама сказала – чтобы письмо пришло к нам сегодня, его надо было отправить накануне дня вашей встречи, верно? Так чего ты хочешь?

Ройя понимала, что Зари права, но это ужасное письмо не могло даже объяснить, где он был в тот час, когда они должны были встретиться на площади. Она сдалась и показала сестре письмо Бахмана. Ей требовалось подтверждение, что это, должно быть, шутка, розыгрыш.

Зари быстро пробежала письмо глазами и шумно вздохнула.

– Какой гад! Я же говорила, что он гад. Осел, свихнувшийся на политике.

– Он ни за что не мог написать ничего такого.

– Сестрица, он чокнутый – эти политики все чокнутые. Он пишет тебе об этом на чистом персидском языке. Почему ты не хочешь этому верить?

Всю ночь Ройя проворочалась в постели без сна и к утру решила, что письмо было написано под чужим давлением. Это точно. Когда она наконец заснула, ей приснилось, что Бахмана держат где-то в заложниках, что его схватили за волосы и заставили писать эти бессмысленные, безумные строки.

* * *

– Тебя к телефону, Ройя!

Ройя вышла в гостиную. Маман протянула ей телефон и обеспокоенно прошептала:

– Мать Бахмана.

Ройя так испугалась, что с трудом держала возле уха тяжелую черную трубку.

– Салам, Аслан-ханум.

– Ройя?

Она надеялась, что в телефоне не слышен стук ее сердца. По привычке, из уважения, по обычаю, требующему уважать старших, она спросила:

– Как вы поживаете, Аслан-ханум? Я так рада слышать ваш голос.

Госпожа Аслан заговорила торопливо, без остановки:

– Азизам, дорогая, я хочу сообщить одну вещь… Мне это трудно. Кстати, Бахман вернулся. Мы все сейчас на севере…

– У него все в порядке? – у Ройи кружилась голова.

– Да, абсолютно. Не стану вдаваться в детали и не хочу тебя тревожить или обманывать. Правда в том, Ройя-джан, что у Бахмана все было нормально. Тут у нас вилла, ты знаешь, как у людей. Ну, у вас ее нет, но ты знаешь, что мы любим наш дом на берегу моря. Сын был с нами все лето, а теперь возвращается. Дело в том, Ройя-джан… Потому я тебе и звоню… Не знаю, как тебе сказать об этом. Свадьба через два месяца. Бахман женится.

Ройя не понимала, верно ли она расслышала слова госпожи Аслан.

– Моя дорогая, я знаю, как трудно тебе будет это услышать. Конечно, трудно. Боже мой, у меня не хватило духа сказать это твоей матери, прости меня! Твоей бедной матери, ведь она сама доброта. Вы хорошие люди. Пойми меня правильно. Вы хорошие люди, и твой отец приличный человек, хоть и будет теперь работать в администрации шаха. Бахман понимает, что твой отец, конечно, вынужден работать там, несмотря на случившееся.

– Простите? Я не поняла…

– В любом случае, дорогая, все это сложные вещи. Пойми меня правильно. Мы все прошли через тоннели подростковой любви, и я по себе знаю ее изгибы и повороты, ее непостоянство. – Помолчав, она добавила: – Ее утраты. Так что я прошу прощения за эту плохую новость, но сейчас он счастлив, Ройя-джан, пойми это. А ты молодая. Жизнь такова. Мы не властны над нашими судьбами. Мы ничего не можем изменить. Аллах захочет, и у тебя все будет хорошо.

Ройя не находила слов. У нее вспотела ладонь, и телефонная трубка чуть не выскальзывала из пальцев.

– Сейчас мне надо идти, у меня столько хлопот впереди! Ты, конечно, понимаешь, почему мы не приглашаем на свадьбу тебя и твою семью. Сейчас он счастлив и здоров. Будь здорова и ты, девочка моя! Да хранит тебя Аллах!

После этого звонка Ройя долго сидела на полу, уставившись на стену. В гостиную вошла мать, засуетилась над ней, говорила что-то, но Ройя ничего не слышала. Вероятно, прошло время, потому что с работы вернулся Баба и заговорил с ней. Ройя видела, как шевелились его губы, но не понимала, что он сказал. Наконец пронзительный голос Зари пробился через ее туман:

– Я ведь тебе говорила… сукин сын… лживый негодяй… чокнутый…

Зари поволокла Ройю в постель и положила ей на лоб холодный компресс. Потом Ройя слышала фразы про «чокнутую мамашу» и «слабохарактерного сыночка». Но она словно лежала под водой. Все происходило вокруг нее как во сне. Она все еще слышала слова госпожи Аслан. Ее убедительный, бесцеремонный голос. Значит, Бахман провел все лето на их вилле у моря? Госпожа Аслан сказала, что Бахман женится. Буднично, словно назвала цену огурцов. Или сообщила, что идет дождь. Или что такова судьба.

В тот вечер Зари не накручивала волосы на газетные обрывки. Она все время повторяла, как ненавидит Бахмана Аслана, эту лживую собаку, и его жадную мамашу, помешанную на деньгах.

Наконец Ройя вздохнула и сокрушенно покачала головой:

– Сестра, ты была права.